Libmonster ID: KZ-1830

Осенью 1957 года в моей монотонной академической жизни произошли крупные перемены: по неожиданному и удачному для меня стечению обстоятельств я превратился вдруг из научного работника-японоведа в журналиста-международника, став собственным корреспондентом газеты "Правда" в Японии. Передо мной открылась, таким образом, долгожданная перспектива поездки на длительный срок в ту далекую и интересную страну, которую на протяжении двенадцати предыдущих лет я мог изучать лишь по книгам и справочникам.

В РЕДАКЦИИ "ПРАВДЫ"

Газета "Правда" - орган ЦК КПСС в 50-60-х годах имела самый крупный тираж в стране и признавалась наиболее важной и престижной газетой Советского Союза. Ее редакция размещалась в большом здании на улице "Правды". У ее главного подъезда всегда стояли рядами черные легковые автомашины, на которых ездили, обычно, ответственные чиновники партийных и государственных учреждений. Коридоры редакции были устланы ковровыми дорожками, а в вестибюле и в холле на четвертом этаже стояли мраморные бюсты В.И. Ленина, основавшего газету. Литературные сотрудники размещались в однотипных кабинетах: те, кто пониже в должности - по двое, а те, кто повыше - по одному. На дверях - таблички с фамилиями и инициалами занимавших их сотрудников. На их столах стояли телефонные аппараты, пишущие машинки и графины с водой, а в личных шкафах имелись свои рабочие библиотечки.

Редакция располагала прекрасным конференц-залом, кинозалом, крупным книгохранилищем, комнатами для досье, телефонным узлом, помещениями для телетайпных аппаратов и расшифровки телефонограмм. Специальные помещения, предназначенные для дежурных по выпуску, сообщались напрямую с наборным цехом и типографией.

Отдельно, на четвертом этаже, находился просторный кабинет главного редактора, соединенный специальной телефонной линией - "вертушкой" с высоким кремлевским руководством и другими ответственными инстанциями.

Нравы и взаимоотношения в газете довольно заметно отличались от таковых в академических кругах. Здесь люди держались друг с другом проще, без особой заботы о такте; они не стеснялись и в резких оценках тех материалов, которые готовили к печати, и тех авторов, которые эти материалы написали. Публиковаться в "Правде" стремилось в те времена слишком много людей, а потому сотрудники редакции не особенно церемонились с внештатными авторами (за исключением тех случаев, когда автор был высокопоставленной персоной: министром, академиком или еще выше - членом ЦК КПСС). К научным работникам у многих правдистов было большое предубеждение. И это я почувствовал в первые же дни.

Как-то ко мне в кабинет заглянул возвратившийся в Москву собственный корреспондент "Правды" в Индии Николай Пастухов и бесцеремонно спросил: "А есть у тебя уверенность, что ты сможешь за какой-нибудь час написать для газеты статью, репортаж или информацию? Ведь у нашего брата - журналиста в отличие от вас - ученых-очкариков обычно не бывает времени для длительных, многодневных раздумий. Один профессор из твоей Академии наук пришел как-то в редакцию, чтобы написать статью в номер, разложил по столам и по полу свои выписки и материалы, потом целый день перекладывал их со стола на пол и обратно - все думал, думал, а, в конце концов, так ничего и не написал". Тогда я выслушал эту историю с улыбкой, пожал плечами и промолчал. Но мысль в голове мелькнула: "Да... Моя кандидатская степень здесь явно не к месту. Работу в газете придется осваивать с нуля - с самых азов журналистского ремесла. Иначе дело не пойдет".

Конечно, скептическое отношение к работникам Академии наук высказывали не все из моих новых коллег. В руководящих верхах среди правдистов имелись и тогда люди с учеными званиями и степенями. Международным отделом редакции "Правды" в те дни заведовал, например, профессор, специалист по истории древнего Рима Юлий Павлович Францев - человек большой эрудиции и острого ума. Ко мне он отнесся


Продолжение. Начало см. "Азия и Африка сегодня", 1988, N 8-12; 1999, N 4,6,8,9; 2000, N 3.

стр. 54


благожелательно, и как-то, зайдя в мою комнату, завел полусерьезный, полушутливый разговор о Японии, о японцах и о моей предстоящей работе. "Наш порок - многословие. Старайтесь писать короче и острее, - говорил он вкрадчиво, - учитесь этому умению у западных журналистов. Ведь они любую самую рутинную газетную информашку умеют подать читателям так, чтобы ужалить. Вот, например, когда недавно прилетел из Чехословакии в Англию в качестве политического эмигранта бывший глава чехословацкого правительства Масарик, то журналисты на аэродроме обратили внимание на то, что одна его рука была забинтована. Предельно короткую информацию послал сразу же в газету "Таймс" ее репортер. Вот что он написал: "Такого-то числа в Лондон из Праги прибыл самолетом Масарик с забинтованной рукой: видимо, зацепился за железный занавес" А...? Каков стервец?! Вот так же, коротко и едко, надо бы и нам писать о них..."

Приветливо и вполне доброжелательно отнесся ко мне и мой непосредственный начальник - В.В. Маевский. Он почему-то был уверен, что дела в Японии пойдут у меня нормально, и его советы касались в большей мере вопросов, связанных с обустройством корреспондентского пункта в Токио...

В центральной редакции "Правды" мне пришлось проработать более месяца в ожидании визы из японского посольства.

Получив ее, я не стал задерживаться ни на день, так как главный редактор П.А. Сатюков проявил заинтересованность в том, чтобы корреспондент газеты ко дню 50- летия Октябрьской революции находился уже в Токио. Поэтому 1 ноября мы с женой Инессой Семеновной и трехлетним сыном Мишей сели на только что вышедший на авиалинии скоростной лайнер "Ту-104". На нем мы долетели до Праги, и в тот же день, после пересадки, на французском самолете прибыли в Париж.

Надо напомнить, что для советского человека поездка в Японию была в те годы довольно сложным делом. Ведь между нашими странами отсутствовали как морские, так и авиационные пассажирские линии. Попасть в Токио можно было лишь самолетами иностранных компаний и притом кружным путем - через Европу с большим числом пересадок.

А дальше из Парижа дорога была долгой и изнурительной, особенно для нашего малолетнего и слабого здоровьем Миши. Почти три дня мы летели тихоходным (по нынешним понятиям) самолетом с винтовыми двигателями, с промежуточными посадками и длительным пребыванием на аэродромах Франкфурта-на-Майне, Стамбула, Карачи, Калькутты, Сайгона и Манилы. Лишь поздно вечером 4 ноября прилетели в Японию.

ОБУСТРОЙСТВО КОРПУНКТА

На следующий день, отоспавшись после утомительного перелета, я отправился в посольство СССР, где в консульском отделе полагалось должным образом оформить мое прибытие к временному месту жительства.

В тот же день "с хода" была решена и одна из основных бытовых проблем - найдено помещение для корреспондентского пункта "Правды". Консул Б. Безрукавников, да и другие работники посольства, посоветовали мне осмотреть пустовавший в то время "дом Токарева", находившийся в трех-четырех минутах ходьбы от посольства, на той же улице, в квартале Иигура Адзабу. Осмотрев дом, я, недолго думая, договорился с хозяином о его аренде. Это был двухэтажный деревянный особняк с большой гостиной и еще девятью комнатами. Те из них, которые находились на первом этаже, можно было использовать под служебные помещения, а те, что на втором - под жилые. Большинство комнат были европейского типа, но две комнатушки на первом этаже - в японском стиле, с татами вместо полов. От улицы дом отгораживал каменный забор, окаймленный изнутри изгородью из вечнозеленых кустарников. Между изгородью и фасадом находилась крохотная лужайка, по ее краям росло несколько магнолий и два кедра. Вполне прилично выглядел парадный подъезд, к которому с улицы вела асфальтовая дорожка.

Но важно было другое: аренду дома упрощало то обстоятельство, что его владельцем был русский эмигрант А.С. Токарев, получивший в те годы советское гражданство. Это снимало необходимость втягивать японских посредников в оформление моего арендного соглашения с домовладельцем. В то время, насколько мне помнится, я договорился с хозяином, что ежемесячная арендная плата редакции "Правды" за названный дом составит 150 тысяч иен. С учетом его расположения в одном из центральных кварталов японской столицы такая сумма была не столь уж высока и вполне укладывалась в финансовую смету корпункта.

Кстати сказать, в то время в Японии проживало немало и других русских эмигрантов. Некоторые из них, как и Токарев, преуспели в коммерции. Я познакомился, например, с владельцем двух русских ресторанов (в Токио и в Каруидзава) В. Антипиным,

стр. 55


поддерживавшим тесные контакты с советскими консульскими работниками. Но далеко не всем из этих осколков царской России удавалось сводить концы с концами. Многие из них в 50-х годах жили даже хуже, чем средние японцы. Поэтому по восстановлении дипломатических отношений Советского Союза и Японии они стали обивать пороги нашего консульства в надежде заполучить советские паспорта и вернуться на Родину. В общем консульские работники относились к ним неплохо и проявляли сочувствие. Некоторым доверили работу в посольстве: сторожами у посольских ворот в те дни работали бывший граф Левин и бывший денщик барона Унгерна казак Мясищев. Некоторые русские женщины нанялись тогда же в домработницы к приехавшим в Японию служащим различных советских учреждений. Постепенно число русских белоэмигрантов в Японии стало сокращаться: получая советские паспорта, они выезжали на родину, которую некогда покинули либо они сами, либо их родители.

В первые две-три недели пребывания в Японии решил я и другие неотложные бытовые вопросы: закупил для корпункта мебель и офисное оборудование, а также автомашину. Примечательно, что в те времена в глазах знающих автодело сотрудников советских учреждений японские автомобили не котировались. Считалось, что лучше приобрести подержанную американскую машину, чем новую японскую. Доверяясь мнению посольских спецов, я так и поступил: купил у японского дилера слегка подержанный "Кадиллак", и надо сказать, что в последующие годы особых забот у меня с машиной не было - в управлении она оказалась легка и бегала без поломок.

В те же дни решил я и кадровые вопросы: сотрудниками корпункта "Правды" по рекомендации одного из руководителей ЦК Компартии Японии (видимо, Хакамада Сатоми), с которым поддерживали связь дипломаты посольства, стали Хомма Ситиро и Сато Токидзи. С ними я и проработал весь срок своего первого пребывания в Японии; оба они стали для меня не только сослуживцами, но и личными друзьями. Повседневное общение с ними помогало мне лучше познавать взгляды японцев на жизнь, их духовные и материальные запросы, их отношение к иностранцам, к нашей стране.

Ставший референтом корпункта, а, в сущности, моим личным секретарем- переводчиком, Хомма Ситиро являл собой образец типичного японского интеллигента. В свое время, еще до войны, в университете он получил специальность переводчика русского языка; в годы войны служил в Маньчжурии в исследовательском центре концерна Мантэцу, занимаясь изучением советской прессы. После войны возвратился в Японию и вступил в японскую Коммунистическую партию. Вскоре был привлечен к участию в переводах сборников сочинений В.И. Ленина. Хомма-сан был старше меня лет на двадцать, в 1957 году ему перевалило уже за пятьдесят. Лысоватый, худощавый, всегда одетый в официальный костюм и белую рубашку с галстуком, он не заискивал передо мной, держался учтиво, но с достоинством, и в то же время ревностно выполнял все мои поручения, стараясь быть во всем пунктуальным, будь то часы явки на работу или какие-либо просьбы личного порядка. Врожденное чувство такта неизменно спасало его от конфликтов и трений при общении как с японцами, так и с моими соотечественниками, допускавшими иногда в отношениях с ним неуместную развязность.

С Хомма-саном я старался говорить на его родном языке, чтобы лучше освоить японскую разговорную речь, и он помогал мне в этом, хотя, конечно, ему хотелось говорить со мной по-русски. Правда, его русская речь была не лучше моей японской, так как прежде он занимался главным образом письменными переводами. Был Хомма-сан весьма начитан, хорошо знал текущие проблемы японской экономики и политики, добросовестно следил за публикациями токийской прессы. Словом, лучшего секретаря корпункта я себе не представлял и воспринимал его в дальнейшем не как чужака-иностранца, а, скорее, как доброго друга и советчика, обладавшего большим жизненным опытом и крайне важными для меня знаниями особенностей менталитета и обычаев своих соотечественников.

Весьма полезными стали для моего японоведческого образования и повседневные контакты с Сато Токидзи, принятым мной на работу в корпункт "Правды" в качестве шофера. Учитывая большие размеры помещения корпункта, я предложил Сато-сану поселиться в нем - в одной из комнат японского стиля на первом этаже. Будучи в то время холостяком, Сато-сан охотно согласился с таким предложением: это сняло с него проблему арендной платы за прежнюю квартиру и расходов на транспорт. А я обрел в его лице бесплатного сторожа и управдома, готового следить за порядком в служебных помещениях.

Было тогда Сато-сану чуть-чуть за тридцать. Некоторое время в годы войны он служил рядовым в японской армии, но недолго, а потом шофером сначала на грузовых машинах, а позднее и на легковых. До своего прихода в корпункт "Правды" Сато входил в штат вспомогательных работников Центрального Комитета Компартии Японии и довольно длительное время возил на машине одного из самых влиятельных в те годы лидеров КПЯ Миямото Кэндзи. Почему Миямото уступил мне тогда своего шофера - сказать не берусь. Может быть, в лице Сато он хотел иметь своего постоянного соглядатая в корпункте "Правды", а может быть, и сам Сато чем-то не потрафил ему. Но, скорее всего, было и то, и другое.

Реальным покровителем Сато-сана в ЦК КПЯ, как я узнал позднее, был не Миямото, а его ближайший сподвижник - член ЦК Хакамада Сатоми. Под его наблюдением находился Сато и на работе в ЦК КПЯ, и пребывая шофером корпункта "Правды". Возможно, уже в тот момент у Хакамады с Миямото возникли какие-то трения, хотя тогда еще внешне они неизменно поддерживали друг друга.

Спустя года полтора после переезда на жительство в корпункт "Правды" Сато-сан женился, и в помещении корпункта стала жить его скромная приятная супруга Тиэ- сан, а затем, менее чем через год, появился на свет и еще один квартирант - их новорожденный сын Масаси-тян.

Добавлю, что еще до женитьбы Сато-сана в корпункте "Правды" стала жить японская девушка Фумико, прибывшая из провинции по рекомендации кого-то из знакомых Хоммы-сана. Ее главными обязанностями стали уборка мусора и присмотр в дневные часы за нашим сыном. Ей была отведена на первом этаже одна из небольших комнат. Жила в нашем доме Фумико-сан не более года, а потом, осмотревшись, нашла себе в Токио другое занятие, а потому пришлось подыскивать ей замену - снова из числа провинциалок, готовых поначалу

стр. 56


браться в Токио за любую непристижную работу, чтобы затем более основательно устроить свою жизнь в столице. На протяжении моего пребывания в Токио с 1957 года по 1962 год японские девушки-домработницы менялись в нашем доме еще три раза. Пристанищем для каждой из них оставалась все та же небольшая комната на первом этаже. Поэтому первый этаж корпункта был всегда обитаем, даже при моих отъездах с семьей за пределы японской столицы.

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О СТРАНЕ

Политическая жизнь в Японии в конце 50-х - начале 60-х годов была, пожалуй, более интенсивной, более насыщенной борьбой и событиями, чем в последующие годы.

Сейчас главным источником текущей оперативной информации стало, несомненно, телевидение. В быстроте распространения сведений о том, что происходит в данный момент на Японских островах, газеты не могут состязаться ни с телевидением, ни с радио. А тогда - в конце 50-х - все было иначе: газетам принадлежала ведущая роль в ознакомлении населения со всем, что происходило внутри и за пределами страны.

Журналистская работа в Токио требовала от меня повседневного просмотра центральных японских газет с тем, чтобы не прозевать каких-либо важных сообщений. Я выписывал основные коммерческие центральные газеты, а также газету "Акахата" - орган ЦК Компартии и газету "Сякай Симпо" - орган Социалистической партии. По утрам мы с моим секретарем Хомма-саном бегло просматривали все поступившие издания, а затем я решал, буду ли в тот день давать в Москву корреспонденцию и если буду, то по какой теме. В зависимости от темы принималось и решение: либо писать статью в корпункте на основе газетной информации, либо ехать на место какого-либо общественного мероприятия, имевшего политическую значимость, а то и вообще ничего не писать, а ограничиться накоплением материалов по наиболее важным вопросам общественной жизни. В то время "Правда" выходила обычно на четырех страницах и лишь один или два дня в неделю - на шести. Поэтому редакция не требовала от меня слишком частой присылки телеграмм в те периоды, когда в Японии не происходило каких-то чрезвычайных, сенсационных происшествий, таких, например, как весной-летом 1960 года.

Наибольшее по объему место занимали в моих сообщениях статьи, посвященные внутренней и внешней политике Японии. Часто приходилось писать, например, о съездах различных политических партий и общественных организаций. Обычно я старался посещать подобные форумы хотя бы потому, что внутренняя политическая жизнь Японии оставалась, как и в Москве, главной сферой моих интересов. Написание сообщений о съездах и пленумах таких организаций, как Социалистическая партия или Генеральный Совет профсоюзов, не говоря уже о съездах Компартии, было делом скучноватым и трудоемким, поскольку они длились, как правило, не один день. Самыми удобными для журналистов были тогда очередные и чрезвычайные съезды правящей Либерально-демократической партии. Ее лидеры, совмещавшие, как правило, свои высшие партийные посты с постами премьер-министра и министров кабинета, были людьми деловыми, избегавшими длинных докладов и тем более каких-либо затяжных диспутов. По этой причине съезды ЛДП длились обычно не более двух-трех часов и заканчивались в полдень, все их участники успевали вовремя пообедать и отправиться затем выполнять свои текущие государственные обязанности. Тексты докладов, выступлений и резолюций съездов либерал-демократов журналисты получали заранее, при входе в зал заседаний; так что их дальнейшее пребывание там объяснялось лишь опасением упустить что-либо непредвиденное. Но, как правило, ничего подобного не происходило, и в полдень, по возвращении в корпункт, я уже садился писать информацию, которая в Москве обычно мало кого интересовала: в стабильности политической власти либерал-демократов вплоть до 1960 года никто не сомневался.

Уделяя главное внимание вопросам политического и социально-экономического характера, редакция

стр. 57


"Правды" не проявляла интереса к статьям о религии, культуре или искусстве. Да и у меня самого не лежала душа ни к этнографической, ни к искусствоведческой, ни к литературоведческой тематике. Японская экзотика интересовала меня лишь как туриста. Зато меня увлекал поиск социальных, политических и религиозных корней японского национализма, который в первые послевоенные годы несколько заглох, но потом, в 60-х годах, стал снова важным фактором внутриполитической жизни страны. Не случайно поэтому моей первой публикацией, написанной по возвращении из Токио в Москву в порядке плановой научной работы, стала статья о роли религии в политической жизни современной Японии. Если же говорить об источниках информации, то таковыми стали для меня личные наблюдения и беседы, с одной стороны, и чтение газет и книг, с другой.

Часто заглядывал я в то время в книжные магазины столичного квартала Канда - района хорошо известного всем японским книголюбам. Там меня интересовала в первую очередь литература по вопросам экономики, социологии, истории, политики и права. Все книги о Японии, в которых, так или иначе, затрагивались эти вопросы, я старался покупать в расчете на их использование в Москве по возвращении на работу в Институт востоковедения.

Что касается японской художественной литературы, то мои попытки вчитываться в произведения японских писателей не принесли мне ни удовольствия, ни пользы. Не оставило у меня, например, большого впечатления чтение таких шедевров японской национальной литературы, как повести Кавабата Ясунари "Тысячекрылый журавль" и "Снежная страна". Мне эти произведения показались слишком слащавыми и оторванными от общего хода событий, происходивших в реальной жизни населения послевоенной Японии. А между тем многие московские японоведы, особенно из числа научных работников женского пола, в своих исследованиях выражали искренние восторги по поводу подобных произведений японской литературы.

Как говорится, о вкусах не спорят. Но иногда наблюдения за повседневным бытом жителей Страны восходящего солнца вызывали у меня желание поспорить с теми нашими почтенными дамами-японоведами, которые в своих книгах, статьях и лекциях взахлеб восторгались японцами как уникальным народом, которому свойственно "необыкновенно тонкое восприятие красоты" в природе и духовном мире. Не раз приходилось мне слышать из их уст умиленные восклицания: "Есть ли еще такая страна в мире, в которой миллионы простых людей приходят в парки и часами любуются цветущей японской вишней - сакурой!" Да, верно, такая традиция сохраняется в Японии с давних времен. Но прежде чем восторгаться, следовало бы попристальнее посмотреть на характер этого "любования".

За время пребывания в Японии мне довелось много весенних сезонов наблюдать массовые выходы японских обывателей в парки с цветущей сакурой. Цветет она действительно красиво. Но так ли уж вдохновенно любуются этим зрелищем большинство японцев? Для множества из них "цветение сакуры" - это лишь благовидный повод для проведения на воздухе веселых пирушек и пикников. Расстелив под вишневыми деревьями циновки и клеенчатые подстилки, либо притащив туда скамейки и топчаны, большие группы сослуживцев - рабочих, чиновников, служащих фирм или просто компании родственников рассаживаются в кружок, вынимают из сумок, рюкзаков и картонных коробок бутылки сакэ, а еще чаще бутылки крепкой японской водки сетю, раскладывают на циновках и клеенках различные закуски и "приступают к делу". А затем, довольно скоро захмелев, начинают горланить песни, а те, кто способен держаться на ногах, пытаются танцевать.

Не всегда эти веселые пирушки под сакурой заканчиваются по-хорошему. Гуляя в апреле 1958 года по парку города Нара, где под каждым из вишневых деревьев галдели полупьяные компании, я наблюдал отвратительную сцену драки, в ходе которой с обеих сторон участвовали десятки хмельных "любителей цветения сакуры". Били они друг друга и кулаками, и пивными бутылками, пока не вмешалась полиция.

стр. 58


Не обнаружил я большой любви к "красоте" и в японской кинематографии. В конце 50-х - начале 60-х годов телевидение еще только начинало входить в повседневный быт, поэтому кино было, пожалуй, самым массовым и любимым видом развлечения японцев. Кинотеатры по вечерам были полны. Но не только на мой взгляд, но и по мнению моих соотечественников, включая и самых уважаемых почитателей японского искусства, японские фильмы в подавляющем большинстве своем были скучными, примитивными и бездарными. Исключений было немного. Их представляли, в частности, фильмы Куросавы Акира. Некоторые из них оставили у меня на всю жизнь глубочайшее впечатление. Пример тому - фильм "Как поживаешь, трамвай?", в котором в стиле Достоевского с беспощадной правдивостью была показана мрачная жизнь обитателей одного из токийских лачужных кварталов. Потряс меня до глубины души и фильм Канэко Синда "Голый остров". Трагическая гибель единственного ребенка у бедных супругов-крестьян, которые от восхода до заката, из месяца в месяц, из года в год трудились на каменистом поле маленького изолированного островка, вызвала тогда слезы у многих зрителей, в том числе и у меня. Но такие кинокартины были все-таки исключением, а основную их массу составляли похожие один на другой как две капли воды "исторические фильмы" о жизни средневековых вояк-самураев. При их просмотре зрители на протяжении двух с половиной часов то и дело слышали истошные вопли "хороших" и "плохих" героев, метавшихся с озверелыми лицами по экрану в своих экзотических одеяниях с мушкетами, мечами и копьями в руках. Но большинству молодых зрителей-японцев такие фильмы нравились.

Немало демонстрировалось в те годы на экранах токийских и провинциальных кинотеатров и зарубежных фильмов, главным образом американских. Среди них были и лучшие западные фильмы тех лет. Там, в Японии, я впервые увидел и полюбил таких актеров, как Жан Габен, Ален Делон, Бриджит Бардо, Гарри Пэркинс, Чарльз Бронсон и другие. Что же касается советских фильмов, то они попадали на японские экраны крайне редко. Большой интерес у зрителей вызвал тогда наш немой фильм "Броненосец Потемкин", снятый Б. Эйзенштейном. На рекламных афишах его называли одним из шедевров мирового киноискусства.

Но совершенно отвратительное впечатление оставили у меня японские гангстерские и эротические фильмы, демонстрировавшиеся в многочисленных кинотеатрах таких "вечерних кварталов" Токио, как Асакуса, Сибуя или Синдзюку, а также по всем провинциальным городам Японии. Поначалу из собственного любопытства, а потом обычно по просьбам наших любознательных заезжих соотечественников, всегда хотевших своими глазами посмотреть на "буржуазный маразм", мне доводилось время от времени заглядывать в эти сомнительные заведения, и всякий раз и я и мои спутники выходили оттуда с чувством омерзения, будто облитые помоями. Посмотрели бы в этих кинотеатрах наши дамы, пишущие о врожденной тяге японцев к "красоте", на болезненную тягу ко всякой мерзости и изощренному садизму постановщиков этих фильмов, а заодно и на зрителей, смотревших в названных кинотеатрах на все это поганство с таким вниманием и с невозмутимым видом, будто они наблюдали на экранах сцены, разыгранные по библейским сюжетам. А ведь в одном только квартале Асакуса таких кинотеатров насчитывалось тогда десятка три, и посещали их ежедневно не сотни, а тысячи японских обывателей...

Кстати сказать, в те годы наблюдалась существенная разница в положении журналистов и дипломатов. Если первым не возбранялось проводить свой досуг где угодно и даже в поздние вечерние часы, то посольским работникам подобные вольности, мягко говоря, не рекомендовались. Да и в рабочие часы по сравнению с дипломатами журналисты обладали гораздо большей свободой в определении содержания своих служебных занятий. Чтобы выехать далее 25 километров за пределы Токио, посольским работникам необходимо было, к примеру, каждый раз извещать нотой Министерство иностранных дел Японии, потом ждать разрешения на такой выезд. А журналистам этого не требовалось, и мы могли поехать в любое время в любой конец страны. К тому же рядовым дипломатам, не говоря уже о технических работниках посольства, полагалось получать согласие своих начальников на любые уходы с территории посольства в рабочее время. Свобода и независимость от начальства оказались едва ли не самой существенной привилегией работавших в Японии советских корреспондентов. После пребывания в Японии в качестве журналиста, я никогда бы уже не согласился ехать за рубеж на дипломатическую работу.

(Продолжение следует)


© biblio.kz

Permanent link to this publication:

https://biblio.kz/m/articles/view/ЯПОНИЯ-ЯПОНЦЫ-И-ЯПОНОВЕДЫ-2022-10-17

Similar publications: LKazakhstan LWorld Y G


Publisher:

Қазақстан ЖелідеContacts and other materials (articles, photo, files etc)

Author's official page at Libmonster: https://biblio.kz/Libmonster

Find other author's materials at: Libmonster (all the World)GoogleYandex

Permanent link for scientific papers (for citations):

И. ЛАТЫШЕВ, доктор исторических наук, ЯПОНИЯ, ЯПОНЦЫ И ЯПОНОВЕДЫ // Astana: Digital Library of Kazakhstan (BIBLIO.KZ). Updated: 17.10.2022. URL: https://biblio.kz/m/articles/view/ЯПОНИЯ-ЯПОНЦЫ-И-ЯПОНОВЕДЫ-2022-10-17 (date of access: 12.12.2024).

Found source (search robot):


Publication author(s) - И. ЛАТЫШЕВ, доктор исторических наук:

И. ЛАТЫШЕВ, доктор исторических наук → other publications, search: Libmonster KazakhstanLibmonster WorldGoogleYandex

Comments:



Reviews of professional authors
Order by: 
Per page: 
 
Related topics
Publisher
Қазақстан Желіде
Астана, Kazakhstan
622 views rating
17.10.2022 (787 days ago)
0 subscribers
Rating
0 votes
Related Articles
Маронит, мелькит или яковит? К вопросу о конфессиональной принадлежности Абд ал-Масиха ибн На'има ал-Химси, арабо-христианского переводчика Плотина
16 hours ago · From Urhan Karimov
Два модуса жизни в "науке о душе" XVII века
16 hours ago · From Urhan Karimov
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ ПЕТРОГЛИФОВ (по материалам Центральной Азии и Южной Сибири)
Yesterday · From Urhan Karimov
ШАЙТАНСКОЕ ОЗЕРО II: НОВЫЕ СЮЖЕТЫ В ИЗУЧЕНИИ БРОНЗОВОГО ВЕКА УРАЛА
Yesterday · From Urhan Karimov
ЭЛИТНЫЙ КОМПЛЕКС СЮННУСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ В ПАДИ ЦАРАМ (ЗАБАЙКАЛЬЕ)
Yesterday · From Urhan Karimov
РАЗВИТИЕ ПРИРОДНЫХ СООБЩЕСТВ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО АЛТАЯ В АНТРОПОГЕНЕ
Yesterday · From Urhan Karimov
НАРОДНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ СОВРЕМЕННОГО АЛТАЯ
2 days ago · From Urhan Karimov
О СЕМАНТИКЕ ОРНИТОМОРФНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ ЗВЕРИНОГО СТИЛЯ В РИТУАЛЬНОЙ АТРИБУТИКЕ ПАЗЫРЫКСКИХ КУРГАНОВ
2 days ago · From Urhan Karimov
ПРИРОДНАЯ СРЕДА И ЧЕЛОВЕК В ПОЗДНЕМ НЕОПЛЕЙСТОЦЕНЕ СЕВЕРНОЙ МОНГОЛИИ
2 days ago · From Urhan Karimov
Традиционная народная культура боснийских мусульман в XXI веке
3 days ago · From Urhan Karimov

New publications:

Popular with readers:

News from other countries:

BIBLIO.KZ - Digital Library of Kazakhstan

Create your author's collection of articles, books, author's works, biographies, photographic documents, files. Save forever your author's legacy in digital form. Click here to register as an author.
Library Partners

ЯПОНИЯ, ЯПОНЦЫ И ЯПОНОВЕДЫ
 

Editorial Contacts
Chat for Authors: KZ LIVE: We are in social networks:

About · News · For Advertisers

Digital Library of Kazakhstan ® All rights reserved.
2017-2024, BIBLIO.KZ is a part of Libmonster, international library network (open map)
Keeping the heritage of Kazakhstan


LIBMONSTER NETWORK ONE WORLD - ONE LIBRARY

US-Great Britain Sweden Serbia
Russia Belarus Ukraine Kazakhstan Moldova Tajikistan Estonia Russia-2 Belarus-2

Create and store your author's collection at Libmonster: articles, books, studies. Libmonster will spread your heritage all over the world (through a network of affiliates, partner libraries, search engines, social networks). You will be able to share a link to your profile with colleagues, students, readers and other interested parties, in order to acquaint them with your copyright heritage. Once you register, you have more than 100 tools at your disposal to build your own author collection. It's free: it was, it is, and it always will be.

Download app for Android