Libmonster ID: KZ-38

Азербайджанские мыслители внесли крупный вклад в историю общественной и философской мысли народов нашей Родины, в сокровищницу мировой культуры. Назовем лишь имена Низами Ганджеви и Мухаммеда Физули, чьи глубокие по замыслу и великолепные по художественному исполнению произведения получили широкую известность во всех странах средневекового Востока. Стоит вспомнить, какой яркой и многогранной была деятельность передовых общественных деятелей Азербайджана в XIX в., когда благодаря присоединению его к России расширились и окрепли их идейные связи с прогрессивно настроенной русской интеллигенцией.

Однако изучение истории передовой общественной и философской мысли Азербайджана тормозилось в прошлом великодержавно-русификаторской политикой царизма, намеренно сковывавшей рост национальной интеллигенции, а также гнетущим реакционным влиянием местного мусульманского духовенства. В результате даже основные труды некоторых выдающихся азербайджанских мыслителей не могли быть напечатанными и распространялись в рукописных списках. Так, наиболее значительное и глубокое по содержанию сочинение М. Ф. Ахундова "Письма Кемал-уд-Довле" впервые было издано частично только в 1924 году. Лишь в 1926 г. была выпущена в свет книга А. Бакиханова "Гюлистан-ирам" ("Райский цветок"), хотя этот труд по истории Азербайджана и Дагестана заслужил одобрение ученых-кавказоведов еще в 40-х годах XIX века.

Все это приходится учитывать, когда раскрываешь книгу Гейдара Гусейнова "Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века". Достаточно ознакомиться с ее оглавлением, чтобы составить впечатление о ней как о первом опыте систематического изложения истории общественно-политической и философской мысли Азербайджана в XIX веке. При более внимательном чтении выясняется, что перед нами обобщающий труд, в котором дан глубокий критический анализ творений видных азербайджанских мыслителей, привлечено большое число неопубликованных архивных документов.

Две главные идеи пронизывают книгу Г. Гусейнова. Это, во-первых, признание обусловленности развития общественной мысли социально-экономическими особенностями данной эпохи и, во-вторых, твердое убеждение в благотворности влияния прогрессивной русской интеллигенции на формирование взглядов передовых азербайджанских мыслителей.

Г. Гусейнов предпосылает основному содержанию книги вводную главу, в которой дает общую характеристику социально-экономического положения Азербайджана XIX столетия. Отмечая положительные последствия присоединения его к России, избавившего этот край от опасности разори-

стр. 121

тельных иноземных нашествий и феодальных междоусобиц, автор указывает на открывшиеся перед азербайджанским народом "возможности установить более тесную экономическую связь с Россией и через ее посредство в дальнейшем выйти из рамок хозяйственной замкнутости, приобщиться к мировому рынку, войти, хотя бы частично, в орбиту капиталистического развития" (стр. 25). Вместе с тем в книге подчеркивается, что царизм, "рассматривая Азербайджан как свою колонию.., превращал его в аграрный придаток развивающейся капиталистической промышленности России", а также "старался воспрепятствовать развитию национальной культуры азербайджанского народа" (стр. 26).

Характеризуя господствовавшие тогда в Азербайджане социально-экономические отношения как патриархально-феодальные, Г. Гусейнов приводит обильный документальный материал о бедственном положении трудящихся масс, об усилении феодального и колониального гнета. Касаясь вопроса о взаимоотношениях русского царизма с местной эксплуататорской верхушкой, он отмечает не только наличие классового союза русских дворян с азербайджанскими беками и агаларами, но и факт тесного сотрудничества царской администрации с мусульманским духовенством. Автор, цитируя высказывания чиновников о правах и привилегиях шейхов, сеидов и мулл, пишет: "Положение этих дармоедов и при царской власти в Азербайджане не было плохим, а деятельность их всегда поощрялась в целях угнетения народных масс, а также распространения суеверия и фанатизма в гуще народа. Царизм и духовенство взаимно поддерживали друг друга" (стр. 37).

Как и подобает историку-марксисту, Г. Гусейнов уделяет большое внимание истории освободительной борьбы трудящихся против феодального гнета и колониализма. Массовые выступления азербайджанского трудового народа особенно участились с 30-х годов XIX века. В одних случаях, как в 1831 г. в Закатальском округе, они возглавлялись бывшими ханами, в других, как в 1837 г. в Кубинской провинции, - выходцами из крестьян, но повсюду в тот период антиколониальным движениям были присущи антифеодальные тенденции, поскольку основной движущей силой их являлось крестьянство. "Эти крестьянские восстания, - подчеркивается в книге, - были направлены против гнета царизма и помещиков-беков" (стр. 42).

Выразителями заветных чаяний народных масс и являлись передовые общественные деятели Азербайджана. Будучи просветителями, они выступали против бесправия народа, за коренное улучшение условий труда и быта крестьян, за расширение светского образования и культурных связей с другими народами и прежде всего с великим русским народом. Однако мировоззрению этих просветителей была свойственна определенная ограниченность, обусловленная их классовой принадлежностью и особенностями эпохи. В их философских построениях, пишет Г. Гусейнов, "имели место черты средневековой восточной схоластики" (стр. 59). Они не могли распространить материализм на понимание явлений общественной жизни, не признавали необходимости коренных революционных преобразований в обществе, видя залог его переустройства в успехах народного просвещения.

Большой заслугой Г. Гусейнова является то, что им впервые в азербайджанской историографии предпринята попытка периодизации истории общественной и философской мысли. В основу этой периодизации автор положил классовый критерий.

Более ранние по времени азербайджанские просветители (А. К. Бакиханов, Мирза Казем-бек) "были выразителями идеологии той части дворянства, которая поняла отсталость и неизбежность гибели старых феодально-крепостнических отношений" (стр. 405). Деятельность этих лучших представителей местной дворянской интеллигенции относится к дореформенному периоду. На смену им пришли мыслители, принадлежавшие к местной разночинной интеллигенции, формировавшейся под влиянием развития капитализма. Если некоторые из них по своему происхождению и были еще выходцами из бекского сословия, то по своему социальному положению они уже не имели ничего общего с феодально-землевладельческой аристократией. Основным источником их существования являлась гражданская или военная служба, литературная или педагогическая деятельность.

Выдающиеся представители этой разночинной интеллигенции Мирза Шафи Вазех, Мирза Фатали Ахундов, Гасан-бек Зардаби по своему положению и роду занятий стояли ближе к народу и глубже осознавали его нужды и требования. Вместе с тем, не будучи столь тесно связанными сословными предрассудками, они гораздо смелее и решительнее, чем их предшественники, боро-

стр. 122

лись против враждебной прогрессу и демократии феодально-клерикальной идеологии, произвола беков и царских чиновников. Если А. К. Бакиханов ратовал за смягчение феодальных повинностей и гуманность администраторов, то М. Ф. Ахундов требовал уничтожения деспотизма монархов и их наместников и ликвидации сословных привилегий дворянства, а Гасан-бек Зардаби был твердо убежден в том, что придет время, когда "народ сбросит с себя ненавистное иго беков" (стр. 380).

Можно спорить, в какой степени тому или иному из названных мыслителей были присущи черты подлинного демократизма, но в основном предложенная Г. Гусейновым схема периодизации истории азербайджанской общественной мысли XIX в. является правильной.

Социально-политические и философские воззрения азербайджанских просветителей XIX в. имели глубокие национальные корни, воплотив в себе вековую мудрость одного из древнейших народов нашей страны и отразив наивысшие достижения философской мысли Востока. Недаром М. Ф. Ахундов с таким вниманием относился к азербайджанскому фольклору и так тщательно изучал труды Джелал-эн-дина Руми, шейха Махмуда Шабустари, Абдурахмана Джами и других восточных философов. Но он критически использовал их построения, справедливо упрекая их в недостатке мужества и смелости в преодолении мертвящего влияния средневековой схоластики, а также в уступчивости религиозным концепциям. Решительно выступив в защиту полного освобождения философии от сковывавших ее догм мусульманской теологии, М. Ф. Ахундов поднялся на голову выше всех перечисленных мыслителей.

Г. Гусейнов подчеркивает, что развитие общественной и философской мысли в Азербайджане, как и в других странах, не было мирным и плавным процессом, а протекало в ожесточенной борьбе прогрессивных демократических идей с реакционными, отживавшими взглядами. Нельзя, в частности, без волнения читать строки, посвященные начальному этапу кипучей общественной деятельности М. Ф. Ахундова: "Ахундов начал идейную борьбу за коренную переделку старой жизни. Путь предстоял трудный и опасный: его преграждали ханы, беки, муллы, сеиды и прочие паразиты общества, охраняемые царскими сатрапами. Ахундов искал пути преодоления этих препятствий. В стремлении служить народу он... не слагал своего оружия до самой смерти" (стр. 170). Чем радикальнее становились взгляды просветителей, тем яростнее нападали на них апологеты рабства и невежества. Против передовых мыслителей объединялись тупые мракобесы вроде шейха Али-баба и злобные фанатики, подобные Хади-уль-Гаваиду, защитники изуверских догм типа Мамед-Али Султанова и такие махровые пантюркисты, как Ахмед Кемал и Гусейн-заде.

Но в борьбе против внутренней феодально-клерикальной реакции и колониализма азербайджанские просветители получали могучую идейную поддержку передовой русской интеллигенции. Повествуя о личных контактах и дружеских связях А. К. Бакиханова и А. С. Грибоедова, М. Ф. Ахундова и ссыльного декабриста А. А. Бестужева, Гасан-бека Зардаби и поэта-петрашевца А. Н. Плещеева, об изучении азербайджанскими мыслителями философских трудов В. Г. Белинского и Д. И. Писарева, о внимании, проявленном Н. Г. Чернышевским к произведениям М. Ф. Ахундова, Г. Гусейнов с полным основанием заключает: "Передовые люди азербайджанского народа, кроме России угнетателей, эксплуататоров, видели и другую Россию, имевшую таких гигантов общественной и философской мысли, как Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов и другие. Эта передовая, благородная Россия способствовала развитию всех народов, ее населявших, в частности развитию азербайджанского народа" (стр. 406).

Благотворное влияние передовой русской культуры на формирование идеологии азербайджанских просветителей усиливалось по мере приобщения трудящихся Азербайджана к революционной борьбе русского народа. К концу XIX в., когда Баку стал одним из крупных центров рабочего движения, социально-политические взгляды азербайджанских мыслителей под впечатлением первых классовых битв пролетариата стали более радикальными, а их публицистические выступления приобрели более резко выраженную демократическую направленность. Не случайно, как явствует из документа, обнаруженного Г. Гусейновым в местном архиве, царские жандармы считали Гасан-бека Зардаби "известным социал-демократом", хотя в действительности он никогда не состоял ни в какой революционной организации (стр. 388).

Политика царизма на окраинах империи и пропаганда воинствующего исламизма,

стр. 123

какую вела там верхушка местного духовенства, в равной мере были направлены на разобщение народов, разжигание национальной вражды и религиозной розни. Тем большее значение приобретали выступления прогрессивных азербайджанских мыслителей в защиту идеи дружбы и братства народов. Их высказывания находили горячий отклик в сердцах выдающихся грузинских и армянских просветителей - поборников сближения и сотрудничества народов. "Гуманизм X. Абовяна, М. Ф. Ахундова и А. Бакиханова, - отмечает автор, - основывался на той народной мудрости, которая гласит: "Дин аиры кардаш" ("Иной веры, а братья")" (стр. 77).

С гневом и презрением отзывались прогрессивные азербайджанские мыслители о тех, кто проповедовал вражду между народами и провоцировал братоубийственные столкновения между христианами и мусульманами. "Надо... бить по рукам зачинщиков межнациональных распрей", - требовал Гасан-бек Зардаби (стр. 395). Рассказывая о непримиримости азербайджанских просветителей по отношению к проповедникам религиозной нетерпимости и национальной исключительности, Г. Гусейнов уделяет немало места фактам, свидетельствующим об интернациональных связях передовой интеллигенции Азербайджана. Это способствует расширению рамок его книги и обогащает ее идейное содержание.

Читатель с удовлетворением заметит еще одно достоинство монографии Г. Гусейнова. Ученый раскрывает живую связь времен, говоря в заключительном разделе книги о великих переменах, происшедших в жизни азербайджанского народа в результате Великой Октябрьской социалистической революции. С гордостью он пишет о том, как в братской семье народов Советского Союза Азербайджан превратился в передовую социалистическую республику. Всем содержанием его книги оправдан и обоснован ее конечный вывод: "Торжество национальной политики нашей партии обеспечило раскрытие всех богатств культурного наследия народов Советского Союза. В наши дни как бы живут и шагают вместе с нами вперед все передовые прогрессивные мыслители народов нашей страны - Белинский и Шевченко, Чернышевский и Ахундов, Герцен и Абовян, Добролюбов и Церетели, Франко и Абай, Налбандян и Тукай, Чавчавадзе и Зардаби и другие, произведения которых в стране победившего социализма стали достоянием широчайших народных масс, получили невиданное распространение" (стр. 423).

С чувством признательности автору закрывает читатель эту книгу, познакомившую его с богатым идейным наследием азербайджанских просветителей, с их напряженной, непримиримой борьбой против врагов прогресса и демократии.

*

Наряду с несомненными достоинствами книга Г. Гусейнова имеет и недостатки. Наиболее серьезным из них является тенденция к приукрашиванию политических убеждений и этических воззрений отдельных представителей азербайджанской интеллигенции дореформенного периода. Так, явным преувеличением надо считать утверждение Г. Гусейнова, что в трудах известного азербайджанского мыслителя XI в. Абуль Гасана Бахманяра "материалистическая струя является главной и основной" (стр. 13). В действительности Бахманяр, ученик Абу Али Сины (Авиценны), занимался преимущественно тем, что старался приспособить философское учение Аристотеля в его неоплатоновском истолковании к требованиям мусульманской схоластики. Элементы материалистического мышления сочетались в рассуждениях Бахманяра с типичными идеалистическими построениями, заимствованными из арсенала исламистских теологов. Столь же ошибочной является оценка Г. Гусейновым этических воззрений и политических взглядов А. К. Бакиханова. Утверждается, например, что Бакиханов критиковал "положения этики феодализма" и даже самые феодальные порядки, что во время Кубинского восстания 1837 г. он проявлял "сочувствие и симпатии к восставшим" (стр. 80). Однако на самом деле такие заключения не соответствуют истине или требуют серьезного уточнения.

Этика Бакиханова оставалась в основе своей феодальной. Проповедуя идеи покорности судьбе и благости всего существующего, он призывал к примирению с действительностью, какой бы тяжелой она ни была. В своем сочинении "Техзиб-уль-Ахлак" ("Улучшение нравов") Бакиханов рекомендовал во всем соблюдать умеренность, предупреждал против опасности, какую таила в себе "чрезмерная свобода". В соответствии с этим он осуждал неограниченный произвол феодалов и увеличение повинностей крестьян, но не ставил вопроса о полной ликвидации феодальных отношений и

стр. 124

социальном освобождении трудящихся. Точно так же, разоблачая невежество и фанатизм духовенства, он не выступал против религии вообще, нередко подкреплял свои философские рассуждения ссылками на Коран и афоризмы богословов. Сам Г. Гусейнов не отрицает того, что мировоззрение Бакиханова "не было свободно от религиозных элементов" (стр. 58). Следовательно, правильнее было бы считать, что Бакиханов критиковал крайности феодальной морали и самые уродливые проявления феодальных отношений, но отнюдь не порывал с этикой феодализма.

Что же касается позиции Бакиханова в отношении Кубинского восстания 1837 г., то в книге Г. Гусейнова она явно идеализируется. Основной движущей силой этого антиколониального по своему характеру восстания было крестьянство. Но поскольку крестьянские массы поднимались против царских колонизаторов, постольку к ним примыкали оппозиционно настроенные представители феодально-клерикальной знати. Они старались использовать стихийный протест народных масс против колониального режима для того, чтобы добиться от царского правительства восстановления своих политических привилегий, утраченных в результате включения Азербайджана в административную систему Российской империи. Именно поэтому сочувствовал восставшим кубинским крестьянам и Бакиханов. Он поддерживал антиколониальные требования восставших, но не разделял их антифеодальных устремлений. Точнее, он был противником колониального режима в той мере, в какой этот режим ущемлял феодальные привилегии местных беков.

В том, что это было так, легко убедиться, ознакомившись с документами, относящимися к участию Бакиханова в деятельности Кавказского комитета. В одном из этих документов говорится, что оппозиционно настроенные депутаты от азербайджанских беков собирались на квартире Бакиханова, негодуя на проектируемые Комитетом мероприятия, "колеблющие потомственные родовые права и преимущества их высшего сословия при ханских правлениях" 1 . Таким образом, Бакиханов выступал не в роли защитника интересов крестьянских масс, а в качестве деятеля, отстаивавшего сословные привилегии азербайджанских беков.

Все это, разумеется, не меняет общей оценки Бакиханова как дворянского просветителя. Он действительно стремился преодолеть феодальную ограниченность и патриархальную замкнутость, типичную для людей его класса и его эпохи. Он искренне ратовал за расширение светского образования, пропагандировал науку и просвещение, критиковал фанатизм и невежество. Именно в этом заключается положительная сторона его общественной деятельности и прогрессивная черта его философии. Приписывать же Бакиханову несвойственные его мировоззрению демократические убеждения и антифеодальные принципы нет никакой необходимости.

Преувеличивает Г. Гусейнов и прогрессивные моменты в мировоззрении другого крупного азербайджанского мыслителя - Мирзы Казем-бека. Заслуги этого ученого в области кавказоведения несомненны. Профессор Казанского университета и член-корреспондент Петербургской Академии наук, он был одним из выдающихся ориенталистов, создавших в середине XIX в. прославленную школу российских кавказоведов. Разработанные им основные принципы научной грамматики азербайджанского языка и его труды по истории движения бабидов и мюридизма не потеряли своего значения до сих пор. Посвятив свою жизнь изучению своеобразной и древней культуры народов Востока, Мирза Казем-бек высоко оценивал культурное наследие русского народа. "Русский язык богат, самобытен и уже занимает важное место между образованными языками Европы" 2 , - писал он, призывая своих соплеменников изучать русскую литературу.

Но все это не дает оснований переоценивать прогрессивные стороны его научно-общественной деятельности. В целом она имела определенную консервативную направленность. Когда М. Казем-бек утверждал, что ислам является "постоянной преградой цивилизации" (стр. 146), он, конечно, выступал как просветитель, заботившийся об успехах науки и просвещения. Однако подобные высказывания отнюдь не были выражением его атеистических взглядов. Высказываясь против суеверий и религиозной нетерпимости, М. Казем-бек, однако, вовсе не осуждал религию как таковую. Более того, он готов был сам содействовать миссионерской деятельности православного


1 "Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20 - 60 гг. XIX в.". Ч. I. M. 1936, стр. 144.

2 "Известия" Императорской Академии наук по отделению русского языка и словесности. Т. I. СПБ. 1852, стр. 125 - 126.

стр. 125

духовенства среди коренного населения окраин империи переводом богослужебных книг на татарский язык (стр. 7). О преданности М. Казем-бека идеалам религии говорит и свойственное ему стремление видеть в истории культуры проявление "неусыпного промысла" или "какой-то непонятной силы, которая невидимою рукою повсюду и постоянно посевает" семена просвещения 3 . Поэтому никак нельзя признать правильным стремление Г. Гусейнова представить М. Казем-бека атеистом и вольнодумцем.

Столь же не основательно желание автора сблизить мировоззрение М. Казем-бека с идеологией русских революционеров-демократов. Руководствуясь этим желанием, Г. Гусейнов считает "не случайной" встречу в 1850 г. Н. Г. Чернышевского и М. Казем-бека. Однако ясно, что в действительности эта встреча готовившегося к выпускным экзаменам юного Чернышевского и маститого профессора М. Казем-бека не могла оказать и не оказала никакого существенного влияния ни на того, ни на другого. Поэтому нет нужды преувеличивать значение данного факта при характеристике мировоззрения М. Казем-бека.

Некоторые страницы книги Г. Гусейнова показывают, что оч не избежал влияния культа личности. В частности, нельзя не признать, что распространенное в свое время догматическое определение Азербайджана как страны "самых отсталых патриархально-феодальных отношений" 4 , сказалось и на той главе книги, в которой дана картина социально-экономического положения этого края в XIX веке. Суждения автора о развитии капиталистического уклада в пореформенном Азербайджане страдают некоторой упрощенностью, ведущее значение этого уклада в экономической жизни азербайджанского народа остается нераскрытым.

Редактор рецензируемой книга академик АН Азербайджанской ССР А. О. Маковельский в предисловии к ее второму изданию отмечает, что автор не всегда критически относился к источникам, вследствие чего в тексте встречаются фактические неточности. М. Казем-бек перевелся из Казанского в Петербургский университет не в 1845 г., а в 1847 году. Газета "Экинчи" издавалась не в течение четырех лет, а всего два года и два месяца. Но эти и другие досадные погрешности еще менее, чем ошибки, допущенные при характеристике мировоззрения отдельных мыслителей, способны породить сомнения в идейно-теоретической и познавательной ценности книги Г. Гусейнова.

*

Известно, что книги, как и люди, имеют разные судьбы. Выход в свет одних сопровождается шумным успехом, другие занимают скромное место ка библиотечных полках. Но зато одни скоро покрываются пылью забвения, а к другим и много лет спустя обращаются за советом или утешением, как к верному другу.

Судьба книги, о которой идет речь, была трудной. Впервые она была издана в 1949 году. Советская научная общественность с одобрением встретила ее появление. Вскоре автору была присуждена Сталинская премия третьей степени. Однако затем в специальном сообщении, опубликованном 14 мая 1950 г., Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства признал свое решение ошибочным. По его ходатайству оно было отменено. Мотивировалось это тем, что книга Г. Гусейнова "написана с неправильных политических и теоретических позиций" 5 . При этом из текста сообщения явствовало, что единственным основанием для такого обвинения послужила неверная якобы характеристика автором движения мюридизма на Кавказе и его вождя - Шамиля.

Следует иметь в виду, что данного вопроса Г. Гусейнов касался лишь попутно, в связи с упоминанием о статье М. Казем-бека "Муридизм и Шамиль", напечатанной в журнале "Русское слово" в 1860 году. Притом в книге Г. Гусейнова этому сюжету уделено всего две с половиной страницы (см. стр. 142, 144, 146). Из-за этих двух с половиной страниц и была опорочена вся монография объемом свыше 30 печатных листов.

Что же все-таки было сказано Г. Гусейновым о мюридизме и Шамиле? Может быть, действительно его суждения являлись не только отступлением от марксистско-ленинской методологии, но и содержали грубые политические ошибки? Стоит лишь раскрыть соответствующие страницы книги, чтобы убедиться, что ничего пр-


3 М. Казем-бек. Баб и бабиды. СПБ. 1865, стр. 1.

4 И. В. Сталин. Соч. Т. 5, стр. 47.

5 "Правда", 14 мая 1950 года.

стр. 126

добного не было. Рассматривая мюридизм как социальное движение, Г. Гусейнов считал, что оно было направлено против колониального гнета царизма и местных феодалов. Поэтому он, естественно, оценивал его как народно-освободительное. Ничего антимарксистского и противоречащего исторической правде в таком определении, разумеется, не содержалось. Далее Г. Гусейнов приводил мнение М. Казем-бека о том, что возглавлявший движение мюридизма Шамиль был "избранником народа, но при этом указывал, что "М. Казем-бек не сумел вскрыть социальные классовые корни мюридизма" и "идеализировал Шамиля" (стр. 146).

Конечно, характеристика кавказского мюридизма, данная в книге, неполна. Она подчеркивала лишь социальные мотивы движения, но игнорировала его религиозную оболочку; говорилось о "горцах" вообще, но оставался невыясненным классовый состав участников движения; отмечалась выдающаяся роль Шамиля, но даже не упоминалось о социальной природе созданной им государственной системы имамата. Наконец, в книге был совсем опущен вопрос о внешнеполитической ориентации и зарубежных связях мюридистского руководства.

Однако отсутствие внимания к перечисленным вопросам являлось в то время общим недостатком всех работ, касавшихся проблемы кавказского мюридизма. Это было следствием определенной незрелости советского кавказоведения и отсутствия в те годы исследований, посвященных этой проблеме. В основном же трактовка советскими историками движения мюридизма как антиколониального и антифеодального была правильной, и Г. Гусейнов, следуя ей, отнюдь не совершал никакого отступления от марксизма-ленинизма. Тем не менее именно он был обвинен в "идеализации мюридизма" и преднамеренном "извращении" характера движения под руководством Шамиля, а его книга подвергнута в связи с этим публичному осуждению, а затем предана забвению. Вместо того, чтобы уточнить и дополнить правильную в основе своей оценку кавказского мюридизма, которой придерживались Г. Гусейнов и другие советские историки, ее отвергли как "антимарксистскую". Взамен была предложена совершенно иная трактовка данного явления. Уже в упомянутом сообщении Комитета по Сталинским премиям утверждалось, что движение под руководством Шамиля "являлось реакционным, националистическим и находилось на службе у английского капитализма и турецкого султана" 6 . Немаловажную роль в травле Г. Гусейнова сыграл Багиров, в пресловутой статье которого "К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля" версия об агентурном происхождении кавказского мюридизма получила расширительное толкование. Путем тенденциозного подбора фактов в ней "доказывалось", что движение мюридизма было лишено какой бы то ни было внутренней социальной базы, а Шамиль являлся иностранным агентом, которого поддерживала лишь "небольшая группа мюридов" 7 .

Таким образом, отмена решения о присуждении Г. Гусейнову премии была использована для коренного пересмотра принятой ранее советскими историками концепции кавказского мюридизма.

В распространении версии об агентурном происхождения мюридизма наиболее ярко проявилось влияние культа личности в области кавказоведения. Мало того. Возведенная в догму формула о реакционности мюридистского движения была немедленно применена к аналогичным движениям, происходившим в XIX в. за пределами Чечни и Дагестана и даже вне Северного Кавказа. Изучение этих движений в течение ряда лет велось исключительно в плане истории внешней политики и международных отношений с акцентом на деятельности иностранных диверсантов и шпионов. Анализом внутренней социальной базы и идеологии подобных движений фактически не занимались, что придавало научной разработке данной проблемы односторонний характер и искусственно суживало задачи исследования. Навязанная советским историкам трактовка кавказского мюридизма как явления, вызванного только происками иностранной агентуры, нашла отражение в учебных пособиях и программах для средней и высшей школы, лекциях, докладах и статьях многих ученых и педагогов, в том числе и автора этих строк. Лишь с большим трудом иногда удавалось отметить факт массовости движения мюридизма и его антиколониальную направленность. Однако тезис о реакционности этого движения продолжал оставаться непреложной догмой, сковывавшей творческую мысль исследователей.


6 .Там же.

7 "Большевик", 1950, N 13, стр. 29.

стр. 127

XX съезд КПСС, решительно осудивший культ личности Сталина, способствовал развертыванию свободной творческой дискуссии в исторической науке вообще и о характере мюридистского движения в частности. Дискуссия не только разоблачила антинаучную сущность трактовки этого движения как реакционного и агентурного, но и помогла выработке правильной концепции освободительной борьбы кавказских горцев против царского колониализма и местных феодалов.

Не следует, однако, думать, что эта концепция, принятая ныне большинством советских историков, в том числе авторами многих коллективных изданий 8 , является не чем иным, как возвращением назад, к тем довольно примитивным представлениям о движении мюридизма, какие бытовали в нашей исторической литературе до 1950 года. Благодаря новым исследованиям степень изученности данной проблемы за последние годы значительно повысилась. В центре и в национальных республиках изданы новые публикации и монографии, позволяющие раскрыть малоизвестные ранее стороны проблемы кавказского мюридизма 9 .

Прежде всего теперь стало очевидным, что нельзя отождествлять социальные мотивы движения горцев и его религиозную оболочку. Горские крестьяне шли под знамя "газавата" не столько в силу религиозных побуждений, сколько во имя своих антиколониальных и антифеодальных устремлений. Проповеди шейхов и мулл, осуждавших ханов и беков, перешедших на сторону "гяуров", были созвучны настроениям крестьян, сопротивлявшихся закрепощению и колониальному порабощению. Именно поэтому освободительная борьба стала развертываться под лозунгами воинствующего исламизма, а главной движущей силой этой борьбы оказалась масса незакрепощенных крестьян - узденей. Не случайно также главными очагами движения явились горные районы Чечни и Дагестана, где незрелые феодальные отношения еще скрывались под покровом патриархально-общинных пережитков и где крестьяне упорно отстаивали последние остатки личной свободы и сопротивлялись угрозе закрепощения.

Движение под флагом мюридизма развертывалось как массовое, народное движение. Однако вследствие племенной разобщенности и крайней отсталости крестьянских масс руководящая роль в нем принадлежала местному мусульманскому духовенству, опиравшемуся на феодализирующуюся прослойку богатых узденей, выделявшуюся в процессе разложения горских общин. Будучи представителями класса феодальных эксплуататоров, муллы и шейхи боролись не за социальное освобождение трудящихся, а за создание военно-теократического по форме, феодального по социальной природе государства. Таким государством, построенным по образцу средневековых арабских халифатов, и был мюридистский имамат, возглавлявшийся с 1834 по 1859 г. Шамилем. Последний, конечно, не был "избранником народа", а оказался выдвинутым на пост имама духовенством Горного Дагестана, преимущественно Аварии. Но выдающиеся личные качества - мужество, храбрость, стойкость и упорство в борьбе против царских колонизаторов и служивших им местных светских феодалов - сделали его популярным среди горских крестьян, видевших в Шамиле своего вождя и надеявшихся завоевать под его водительством счастливую долю. Благодаря поддержке народных масс Шамиль развернул успешную полупартизанскую войну в горах Дагестана и Чечни.

Участие различных социальных групп в общенародном антиколониальном движении не устраняло глубоких классовых противоречий между ними. Обогащавшаяся в рамках мюридистского имамата узденская верхушка и духовенство беспощадно эксплуатировали горских крестьян, несших на своих плечах всю тяжесть длительной кровопролитной войны. Рабы и крепостные враждебных Шамилю ханов были освобождены им, но те, кто находился во владении поддерживавших его богатых узденей, остались в неволе. Значительная часть податных сумм, взимавшихся в казну имамата, присваивалась наибами. Когда горские крестьяне, доведенные до отчаяния произволом наибов, восставали, Шамиль жестоко


8 "Всемирная история". Т. VI. М. 1959; "История СССР". Т. I. M. 1956; "Очерки истории Северо-Осетинской АССР". Т. I. M. 1959; "История Кабарды". Т. I. М. 1957.

9 См., например, "Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20 - 50 гг. XIX в.". Сборник документов. Махачкала. 1959; Н А. Смирнов. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М. 1959; А. В. Фадеев. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М. 1960; X. М. Хашаев. Общественный строй Дагестана в XIX веке. М. 1961, и др.

стр. 128

подавлял эти восстания. Горячо сочувствовавший героической борьбе кавказских горцев Н. А. Добролюбов писал по этому поводу: "Популярность Шамиля во впечатлительных умах горцев исчезла уже задолго до его плена... Уважение к себе он поддерживал более страхом, нежели любовью: палач был при нем неотступно, и казни были непрестанны" 10 . Постепенно массы горского крестьянства стали отходить от движения. Теряя опору в массах, лидеры мюридизма все более возлагали надежды на помощь враждебных России зарубежных сил.

Однако было бы неправильно считать Шамиля иностранным агентом и расценивать мюридизм как явление, инспирированное извне. Но отвергая эту версию, нельзя в то же время игнорировать определенную внешнеполитическую ориентацию мюридистских имамов и наибов. Выступая под флагом воинствующего исламизма, они, естественно, искали помощи и покровительства у мусульманских правителей и прежде всего у турецкого султана. Шамиль вел оживленную переписку с султаном и его пашами, информируя их о своих стратегических планах и прося поддержки. Наиб Шамиля на Западном Кавказе Мухаммед-Эмин установил личный контакт с турецкими и англо-французскими военачальниками во время Крымской войны, способствуя их десантным операциям на Кавказском побережье. Однако горцы в массе своей отнюдь не прельщались перспективой перехода в подданство турецкого султана и не разделяли протурецкой ориентации имамов и наибов.

Было бы неверно за религиозной мюридистской оболочкой не видеть антиколониального содержания движения горцев Чечни и Дагестана. Но при этом не надо забывать, что идеология мюридизма была реакционной, ибо "идея бога всегда усыпляла и притупляла "социальные чувства", подменяя живое мертвечиной..." 11 . Если на первых порах лозунг газавата способствовал объединению разноплеменных горцев для борьбы против царизма, то впоследствии присущие мюридизму фанатизм и религиозная нетерпимость изолировали горских крестьян от общения с трудящимися других национальностей, затемняли их классовое самосознание, втягивали их в орбиту агрессивной политики иностранных держав. Мюридизм не мог обеспечить горцам Северного Кавказа ни социального освобождения, ни национальной независимости. Путь к освобождению лежал для кавказских горцев, как и для всех других народов Российской империи, через сближение с русским народом и приобщение к его революционной борьбе против царского самодержавия и эксплуататорских классов. Исторический опыт Великой Октябрьской социалистической революции, принесшей свободу всем народам России и сплотившей их в единую братскую семью, полностью подтверждает это.

*

Таким образом, основные принципиальные положения книги Г. Гусейнова, переизданной в Баку в 1958 г., не только не противоречат современным научным представлениям о движении горцев под руководством Шамиля, но, наоборот, получили дальнейшее развитие в новейших исследованиях. Это доказывает, что данная книга с честью выдержала испытание временем. Тем самым нет и не может быть никаких сомнений ни в ее научной ценности, ни в методологических установках ее автора, трагически погибшего в результате необоснованных обвинений в 1950 году.

Напрасно наши зарубежные идейные противники тешат себя надеждой на принципиальные расхождения среди советских кавказоведов, пытаясь, в частности, обнаружить мнимые коренные различия в их взглядах на движение горцев под флагом мюридизма 12 . В действительности научная дискуссия по этому вопросу не только не ослабила, но, напротив, укрепила идейную сплоченность советских историков, ибо споры по частным, конкретным сюжетам не мешают им сохранять единство в главном - в методологии своих исследований. Где бы ни работали советские историки - в центральных или в республиканских учреждениях, - на каком бы языке ни писали свои книги, они остаются верными принципам исторического материализма, исходят из одного и того же ленинского положения: "...Марксист вполне признает историческую


10 Н. А. Добролюбов. Соч. Т. IV М. 1937. стр. 155.

11 В. И. Ленин. Соч. Т. 35, стр. 93.

12 См., например, L. R. Тillеt. Shamil and Muridism in Recent Soviet Historiography. "The American Slavic and East European Review", April 1961, vol. XX; N 2.

стр. 129

законность национальных движений. Но, чтобы это признание не превратилось в апологию национализма, надо, чтобы оно ограничивалось строжайше только тем, что есть прогрессивного в этих движениях..." 13 .

Исправление ошибок, допущенных ранее под влиянием культа личности, способствует появлению новых и восстановлению значения старых, незаслуженно забытых исследований, подобных книге Г. Гусейнова, а следовательно, дальнейшему прогрессу советской исторической науки.

А. В. Фадеев


13 В. И. Ленин. Соч. Т. 20, стр. 18.


© biblio.kz

Permanent link to this publication:

https://biblio.kz/m/articles/view/О-СУДЬБЕ-ОДНОЙ-КНИГИ-2017-10-01

Similar publications: LKazakhstan LWorld Y G


Publisher:

Қазақстан ЖелідеContacts and other materials (articles, photo, files etc)

Author's official page at Libmonster: https://biblio.kz/Libmonster

Find other author's materials at: Libmonster (all the World)GoogleYandex

Permanent link for scientific papers (for citations):

А. В. Фадеев, О СУДЬБЕ ОДНОЙ КНИГИ // Astana: Digital Library of Kazakhstan (BIBLIO.KZ). Updated: 01.10.2017. URL: https://biblio.kz/m/articles/view/О-СУДЬБЕ-ОДНОЙ-КНИГИ-2017-10-01 (date of access: 06.12.2024).

Found source (search robot):


Publication author(s) - А. В. Фадеев:

А. В. Фадеев → other publications, search: Libmonster KazakhstanLibmonster WorldGoogleYandex

Comments:



Reviews of professional authors
Order by: 
Per page: 
 
  • There are no comments yet
Related topics
Publisher
Қазақстан Желіде
Астана, Kazakhstan
899 views rating
01.10.2017 (2623 days ago)
0 subscribers
Rating
0 votes
Related Articles
А. Д. ВАСИЛЬЕВ. АЭРОПЛАН "ОКТЯБРЬСКИЙ АЛФАВИТ" (НОВЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ РЕФОРМЫ ТЮРКСКИХ АЛФАВИТОВ 1920-1930-х гг.)
19 hours ago · From Urhan Karimov
КАДИЗАДЕЛИЗМ В КРЫМСКОМ ХАНСТВЕ ПО ДАННЫМ МУХАММАДА АЛЬ-КАФАУВИ
21 hours ago · From Urhan Karimov
Yu. I. DROBYSHEV. MAN AND NATURE IN THE NOMADIC SOCIETIES OF CENTRAL ASIA (III century BC-XVI century AD)
21 hours ago · From Urhan Karimov
EXPANDING CHINA'S STRATEGIC HORIZONS: "ONE BELT AND ONE ROAD "
23 hours ago · From Urhan Karimov
ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ КАЗАХСКОЙ ПРАВЯЩЕЙ ЭЛИТЫ 1675-1821 гг.
23 hours ago · From Urhan Karimov
ИСЛАМСКИЙ КАПИТАЛ В ПОЛЕ РЫНОЧНОЙ АКТИВНОСТИ
2 days ago · From Urhan Karimov
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РОЛИ ХАНА И ХАРАКТЕРЕ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ У МОНГОЛОВ В НАЧАЛЕ XIII в.
2 days ago · From Urhan Karimov
И. Д. ЗВЯГЕЛЬСКАЯ. БЛИЖНЕВОСТОЧНЫЙ КЛИНЧ. КОНФЛИКТЫ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ И ПОЛИТИКА РОССИИ
2 days ago · From Urhan Karimov
ОТ ДОМАШНЕГО НАСИЛИЯ ДО ПОЛИТИЧЕСКОГО ТЕРРОРИЗМА
2 days ago · From Urhan Karimov
О ПОЛОЖЕНИИ И СТАТУСЕ АРАБСКОГО ЯЗЫКА НА КОМОРСКИХ ОСТРОВАХ
2 days ago · From Urhan Karimov

New publications:

Popular with readers:

News from other countries:

BIBLIO.KZ - Digital Library of Kazakhstan

Create your author's collection of articles, books, author's works, biographies, photographic documents, files. Save forever your author's legacy in digital form. Click here to register as an author.
Library Partners

О СУДЬБЕ ОДНОЙ КНИГИ
 

Editorial Contacts
Chat for Authors: KZ LIVE: We are in social networks:

About · News · For Advertisers

Digital Library of Kazakhstan ® All rights reserved.
2017-2024, BIBLIO.KZ is a part of Libmonster, international library network (open map)
Keeping the heritage of Kazakhstan


LIBMONSTER NETWORK ONE WORLD - ONE LIBRARY

US-Great Britain Sweden Serbia
Russia Belarus Ukraine Kazakhstan Moldova Tajikistan Estonia Russia-2 Belarus-2

Create and store your author's collection at Libmonster: articles, books, studies. Libmonster will spread your heritage all over the world (through a network of affiliates, partner libraries, search engines, social networks). You will be able to share a link to your profile with colleagues, students, readers and other interested parties, in order to acquaint them with your copyright heritage. Once you register, you have more than 100 tools at your disposal to build your own author collection. It's free: it was, it is, and it always will be.

Download app for Android