...Еще рано утром, когда подполковник Виктор Тимофеевич Вельбоев ехал по районному центру Купино к себе в военкомат, смутная тревога подступила к сердцу. Коснулась, но все как- то не оставляла...

Перед тем как окунуться в круговерть военкомовских дел, Вельбоев имел обычай выкурить сигарету перед входом. Пяток минут посмотреть кругом, с мыслями собраться - это был уже ритуал. А пока курил, понял, почему его насторожило начало дня. Всякий раз, проезжая сюда по улице Смородина, он встречал старика Нечаева, сидящего в любую погоду на лавочке у своего дома. Завидев военкомовскую машину, тот непременно привставал и снимал с головы фуражку. Виктор Тимофеевич улыбался в ответ и прикладывал к козырьку руку. А водитель приветствовал в это время старожила городка звучным сигналом. Сегодня старика на лавочке не оказалось...

"Прихворнул, наверное, Николай Иванович", - подумал Вельбоев, заходя к себе в кабинет. И тут же увидел, что посреди стола лежит объемистый пакет, который, по-видимому, накануне принесла курьерша. Распечатал, стал читать. Солидную стопку ксерокопированных бумаг предваряло короткое письмо областного военного комиссара генерал-майора Р.К. Мусина. "Виктор Тимофеевич, - писал он, - пересылаем вам для архива ксерокопии переписки Н.К. Ильичева, так как первоначально он обращался с просьбой в ваш районный Купинский военкомат Новосибирской области..."

Вельбоев хорошо помнил то письмо, по сути дела, не имевшее к военкомату отношения. В нем бывший житель Купинского района, а ныне Москвы Николай Кузьмич Ильичев просил выдать ему справку о том, что во время Великой Отечественной войны он был освобожден от призыва на действительную службу по брони, так как работал в это время на железной дороге.

Вельбоев отправил тогда ответ, суть которого сводилась к тому, что Купинский райвоенкомат во время войны бронированием железнодорожников не занимался, посоветовал Ильичеву обратиться в другие инстанции. Военком предположил, что в письме содержится повторная просьба или сообщение о том, что Ильичев отыскал-таки нужную справку. Но то, что Виктор Тимофеевич увидел в бумагах, неприятно поразило его, он снова потянулся за сигаретами, хотя давал себе зарок - в кабинете не курить.

Бывший железнодорожник Ильичев, судя по всему, оказался серьезно увлечен эпистолярным жанром. Правда, он не прислушался к совету райвоенкома и не стал писать в инстанции, где прежде работал, а выбирал адреса для своих корреспонденции по нарастающей - обращался выше и выше... В облвоенкомат, в штаб округа, в Министерство обороны, в Правительство. Причем свои письма адресовал непосредственно лицам: облвоенкому, командующему СибВО, министру обороны, премьер-министру...

Каждый раз, получая ответ из того или иного ведомства, делал своеобразное резюме. На ответе из Министерства обороны приписал: "Может быть, мне написать письмо Салману Радуеву, который вас быстрее расшевелит..." Не остался без нелицеприятной характеристики и Вельбоев. Ильичев, ни разу его не видевший, не знавший возраста Виктора Тимофеевича, поставил ему такое клеимо: "Районный комиссар - махровый бюрократ, молокосос, не нюхавший пороху".

Военком притушил сигарету в пепельнице и взял графин. Пока вода переливалась в стакан, как- то мгновенно и ярко вспомнился Афганистан. Такая вот была у военкома причудливая особенность. Когда волновался и пил воду, всегда вспоминал начало восьмидесятых: Панджшер, Дже-лалабад... Друзья иронизировали по этому поводу: тебя, Виктор, как кино по заказу, захотел что-то вспомнить, стаканчик воды выпил - и порядок..."

"Честное слово, не вру", - говорил он и виновато улыбался. В улыбке Виктора Тимофеевича сквозили и детская стеснительность, и обескураживающая доверчивость. С такой улыбкой не обманывают.

Он давно понял, что вода для него - стихия особенная. Недаром название села Коптуль, где он родился, в переводе с казахского обозначает "многоводье", "многоозерье". Истинную же цену животворной влаги он узнал в Афганистане. Там несколько раз испытывал, что такое обезвоживание организма. Какой только ни представлялась ему вода, когда, сидя в засаде в ожидании каравана, смотрел на раскаленное белесое небо чужой земли. Он прикладывал прохладный камешек к облезшим губам, и видилось ему, как погружает он лицо в ведро с колодезной водой и пьет, пьет, пьет. Или как хлещет тугая ледяная струя воды из колонки, как звонко бьет она о дно бидона... И еще десятки, сотни прочих вариаций...

Вода его в конце концов и спасла. Под Джелалабадом, когда группа, попавшая под жестокий шквальный огонь душманов, выдержав бой, начала уже отходить, в его замыкавшую колонну БМД ударила кумулятивная граната. Самого мгновенно оглохшего и ослепшего взрывная волна выбросила горящим комком наружу. И сгорел бы, наверное, но упал в арык. Вода загасила пламя. А тут и Саша Кечик подоспел...

Воспоминания подполковника Вельбоева прервал стук в дверь.

- Войдите, - отвлекся от своих мыслей Виктор Тимофеевич.

В кабинет вошел капитан Вадим Гнатенко.

- Товарищ подполковник, - протягивая военкому папку с бумагами, начал докладывать он, - готово донесение по призыву.

Военком поднялся ему навстречу, взял папку. Отпустив офицера, стал изучать бумаги, хотя знал в них каждую строчку, каждую цифру. Читал, а сам думал, что непосвященному человеку, наверное, не понять, сколько кропотливой, хлопотной работы стоит за этими скупыми строчками...

Еще три года назад он и представить себе не мог, что не просто исколесит на машине свой родной Купинский район, но по нескольку раз побывает в каждом из шестидесяти двух его населенных пунктов. Из сотен своих допризывников и призывников узнает практически каждого. И не только в лицо. Узнает об их характерах, болезнях, о том, кто где учится и как учится, что любит, чем занимается. Со многими родителями познакомится, побеседует. Вот и на сегодняшний день в перекидном календаре у Вельбоева было записано:

В Шаитике побеседовать с родителями призывника Волокита -на..." Но это он запланировал на вторую половину дня. А до обеда надо разобраться с бумагами, письмами да еще побывать на совещании в администрации района. В общем, не до эмоций, дела ждут.

...В военкомат Виктор Тимофеевич Вельбоев попал служить по стечению обстоятельств. После распада Советского Союза начали быстро выводить войска из-за границы, а он служил тогда в Северной группе войск. За плечами была служба в Сибири, в Ленинградском военном округе, в Белоруссии. Крестила его жизнь уже и огнем, и водой, и безводьем, и радиацией. Повоевал в Афганистане, был в Чернобыле. ВТ управлении кадров Северной группы войск спросили, где бы он желал продолжать службу? Особо не перебирал, попросился в Сибирский военный округ, все ближе к родным местам. А там нежданно-негаданно попал в ТЭЧ авиаполка. Только освоился в новой должности на новом месте, опять грянуло - часть стали расформировывать. Что делать, куда податься? Об увольнении из армии и мысли не было. Плохо представлял себя в другом, невоенном качестве. Да и выслуги - всего-то восемнадцать "календарей". Хотя другому и половины его офицерской судьбы вполне хватило бы. И тут получил Вельбоев предложение - возглавить Купинский районный военкомат. Сначала отказался наотрез.

Так получилось, что и первая воинская специальность - замполит - заставляла его всей службой доказывать, что всякие сплетни и нелепицы вокруг "сладкой" жизни политработников - не более чем выдумки тех, кто не имеет ни малейшего понятия об этой работе. Но бытовало же кое-где мнение, что замполиты могут только языком работать, а как до настоящего дела - в кусты. И пословицы даже были: На дворе январь холодный - в отпуск едет Ваня-взводный; солнце жаркое палит - в отпуск едет замполит..."

Этот комплекс без вины виноватого Вельбоев преодолел быстро. Может быть, потому, -что стремился до тонкостей разобраться во всяком деле. Когда служил срочную в Омске, досконально изучил почти все виды танков - каждый мог водить, из каждого стрелять. Попав после окончания Новосибирского высшего военного общевойскового политического училища служить под Ленинград, освоил БМП и БМД. Практически всем стрелковым оружием владел отменно. Так что если нужно было продемонстрировать показательную стрельбу или вождение, обычно вызывали его:

- Вельбоев, сделаешь?

- Сделаю, - негромко отвечал он.

А потом, когда короткие очереди скупо и разяще секли по мишеням, а боевая машина филигранно преодолевала препятствия, обязательно кто-нибудь не выдерживал:

- Ну и ас этот замполит! Но это было в боевом строю, к которому прикипел Вельбоев всей душой, всей своей сутью. А здесь военкомат. Тихая пристань офицеров-неудачников или ограниченных по здоровью и способностям? Со здоровьем у него к этому времени вроде бы наладилось: зрение восстановилось полностью, слух, правда, не совсем, но разве это помеха для полноценной службы. Но академию ему "зарубили" начисто.

- Здоров я, товарищ полковник, - пытался убедить он медика из ВВК, - нельзя мне без армии.

- А вас никто и не гонит из нее, просто для вас теперь есть ограничения.

Переживал тогда по этому поводу Вельбоев страшно. Но понимал - с медициной не поспоришь. А служить хотелось. По сердцу ему весь уклад армейской жизни. Не наносился еще погон. И силы, чувствовал, есть. Поэтому, когда во второй раз предложили возглавить районный военкомат, согласился. И уже через месяц поняли как ошибался по поводу тихой заводи и сонно-размеренного уклада этого воинского подразделения.

На собеседовании с облвоенкомом, когда тот спросил, что считает Вельбоев главным в работе военного комиссариата, с горячим напором ответил:

- Как что? Призыв, конечно! Генерал-майор Мусин, перед которым лежало личное дело майора Вельбоева, улыбнулся:

- Да, призывная кампания - мероприятие важное и ответственное, но все-таки не самое главное. Впрочем, я думаю, вы во всем быстро разберетесь.

Разобрался. И понял, что, как и в любом настоящем деле, - в военкоматовском важно буквально все. И мобилизационная готовность, учет и учеба резерва, и воспитательная работа с допризывниками, и деловые контакты с администрациями поселковых советов, и шефская помощь ветеранам. Да разве перечислишь?

В районе вообще считают: все, что хоть малейшим образом связано с армией, непременно должно касаться и военного комиссара. Звонит как-то заместитель главы администрации Валерий Николаевич Журавлев и с укоризной говорит:

- Виктор Тимофеевич, через пять минут совещание, а тебя нет. Самоустраняешься?

- Какое совещание, по поводу чего?

- Вот-вот, даже не знаешь. По поводу размещения в Купине погранотряда. Мы ведь, если помнишь, граничим с Казахстаном?

- А я здесь при чем?

- Как при чем, ты у нас комиссар районного масштаба, значит, должен, как говорится, держать руку на пульсе военной жизни.

И приходится действительно вникать во все дела, даже если они только косвенно связаны с армией. Зато когда доводится обращаться с просьбами по любому поводу к главам поселковых администраций или директорам акционерных обществ, отказов почти никогда нет. Последним делятся.

Бывает, что Виктора Тимофеевича Вельбоева спрашивают о социальном положении района. Тогда он кладет перед собой сводку, в которой отражена призывная кампания. И считает ее своеобразной лакмусовой бумажкой, по которой можно дать характеристику такому немалому хозяйству, как Купинский район расположенный в Кулундинскои степи на юге Новосибирской области. И действительно, есть в этом какой-то резон. Старожилы военкомата говорят, что его предшественникам было во много раз легче с выполнением наряда на призыв. Но и при Вельбоеве этот план-наряд выполняется на сто процентов. Только чего это стоит?

Не заглядывая в бумаги, военком может сказать, что из довольно-таки солидного резерва юношей, состоящих на учете, призвать на службу можно немногих. Примерно сто человек имеют отсрочки по учебе. Еще столько же, выражаясь терминологией военкомата, "годно ограничены к службе". А сколько состоят на учете в милиции? Сколько выявится алкоголиков и наркоманов? Да и из тех, кому врачебная комиссия даст "добро", примерно одна треть окажется с дефицитом веса, явлением до недавнего времени для сельской местности небывалым...

На обеденный перерыв Вельбоев поехал домой, как обычно. У дома увидел средних лет женщину, кого-то поджидавшую. Понял - по его душу. Хоть и говорил он, выступая на многих собраниях и по местному телевидению, чтобы приходили для бесед на работу, обязательно кто- нибудь из родителей почти каждый день дежурит" у его дома. Просьбы обычно одни и те же:

"Сын не пишет уже почти полгода, что случилось?" Или "Володечка наш в армию уходит, поспособствуйте, чтобы рассчитали на работе, хочется проводы сделать по-человечески..." После увольнения просят устроить на работу. Реже, правда, но и сейчас обращаются с тем, чтобы побыстрее поставили сына в солдатский строй. Вот тут нужно быть настороже. По старой привычке родители заблудшего отрока надеются, что армия его исправит. Чаще всего так и бывает. Сложнее со скрытыми наркоманами. Недавно мать призывника Бородина чуть не на коленях умоляла Вельбоева, чтобы сына побыстрее отправили в войска:

"Мы так на вас надеемся, думаем, исправится Сашенька . О страшном же недуге сына - молчок. А у него прямо на приписном пункте ломка началась...

Разговор с женщиной, которая ожидала Вельбоева у его дома, был коротким и приятным:

- Я - мама Леши Закрутаева из Чаинки, - говорила она и глаза ее светились. - Леша в отпуске сейчас, поощрили за службу. Все у него ладно и хорошо.

Спасибо вам, товарищ подполковник...

- Да мне-то за что? Себя благодарите, - залучился улыбкой Вельбоев. - Хорошего парня вырастили.

В общем, поднялся в дом в хорошем настроении. Ел Вельбоев, говорил с женой, пил чай. А через комнату с фотографии, которая стояла там на столе, смотрел на него бывший старший сержант Александр Кечик. И тут же вспомнилось Виктору Тимофеевичу письмо Ильичева. И задумался он...

До того боя, как попали они в засаду, довелось уже пережить старшему лейтенанту Виктору Вельбоеву, замполиту батальона специального назначения, много всякого. И друзей терял. И письма родителям погибших ребят писал, и от смерти бывал на волосок, и орден Красной Звезды получил. Двух вещей боялся на войне в Афганистане Вельбоев: попасть в плен и умереть позорно...

Тот бой они вели почти сутки. В количественном отношении душманы их превосходили почти в десять раз. С самого начала, когда шквальный огонь обрушился на группу, впервые за два года службы в Афганистане Вельбоев подумал: "Неужели все?"

Позднее выяснится, что сорока двум советским солдатам тогда противостояло более четырехсот моджахедов. И стал Вельбоев со своими подчиненными вырываться из кольца. Положение усугублялось еще тем, что другая группа, которую возглавил командир роты старший лейтенант Сергеи Мирошниченко, была отсечена, окружена и вела тоже кровопролитный бой с душманами. Часов через пять после начала всей этой заварухи Мирошниченко передал Вельбоеву: "36-й, я - 830-и, боеприпасы на исходе, "духи" все ближе..."

- Я - 36-й, Серега, держись, 830-й, держись... Высылаю подмогу с боеприпасами...

На него уже смотрел просительными глазами двухметровый гигант старший сержант Константин Карпов, получивший за бои здесь две медали "За отвагу" и всем говоривший: "К концу войны заслужу пять медалей "За отвагу", вот увидите, я везучий..."

Патроны Карпов с товарищами группе старшего лейтенанта Мирошниченко доставили. Но слишком были неравны силы. И еще раз пробился Мирошниченко в эфир:

- 36-й, все завалили трупами... Мы погибаем, ребята... Не поминайте лихом...

Не успел прорваться к нему Вельбоев, хотя уничтожил в этом бою собственноручно шестнадцать душманов из автомата и пулеметов, двоих убил в рукопашной. А когда прорвались и он на БМД прикрывал отход ребят, страшный удар потряс бронированную машину.

Об этом бое потом много писали в разных газетах. Виктор Тимофеевич рассказывал журналистам всегда почти одно и то же - в основном о солдатах и офицерах. Он их всех считал героями. Никогда не рассказывал только, как встречался после этого боя с маршалом Соколовым, который в те годы "отвечал" за Афганистан. Старший лейтенант Вельбоев лежал тогда в госпитале. Ослепший, обгоревший, контуженый. К нему только-только начал возвращаться слух. И он услышал, что около его кровати остановилась свита и кто-то подробно расспрашивает о нем. А кто-то тоже подробно, как будто был в том бою, рассказывает о Вельбоеве. Он ощутил осторожное пожатие руки и услышал фразу:

"Представить к высшей награде Родины - званию Героя Советского Союза".

"Героя" он не получил. Как говорили: по разнарядке не положено, а кто-то утверждал, что для этого академию нужно за плечами иметь. Виктор всю эту чепуху воспринимал спокойно. А когда получал орден Красного Знамени, волновался: "А ребята как?"

Никого не забыли. Не забыли ни мертвых, ни живых. Старший лейтенант Сергей Мирошниченко был награжден орденом Красного Знамени, старший сержант Константин Карпов орденом Красной Звезды - оба посмертно. Его спаситель старший сержант Александр Кечик получил орден Красной Звезды...

По дороге в Шаитик заехал Виктор Тимофеевич в маленькую деревеньку - Алексеевку. Перед отъездом Вера Ивановна Чубарь, работница военкомата, напомнила:

- Товарищ подполковник, вам все равно по пути, не заедете в Алексеевку? Сегодня у Михаила Алексеевича Клевленова день рождения. Хорошо бы поздравить.

- Помню, помню, Вера Ивановна, - ответил Вельбоев, а сам с теплотой подумал о том, какой все-таки у них замечательный коллектив. И то сказать - всего двадцать человек служат и работают в военкомате. Это вместе с техперсоналом. Офицеров - пятеро. Нагрузка на каждого выпадает солидная. А живут все общими делами, общими заботами. Вот и Вера Ивановна напомнила о Клевленове, зная, что как-то подзабыли об этом ветеране Великой Отечественной войны. Назови кому-нибудь из молодых эту фамилию, пожмут плечами, не вспомнят. А в шестидесятые, семидесятые годы гремела фамилия знатного чабана Героя Социалистического Труда Михаила Алексеевича Клевленова на всю область, на всю страну. Сейчас же в Алексеевке из ветеранов Великой Отечественной войны он один и остался в живых.

Побывал Вельбоев и в Алексеевке, и в Шаитике, где его сотрудники проводили анкетирование среди населения. Возвращаясь в Купино, думал, что день для него этот выдался каким-то странным. Все он сбивался к мысли об Ильичеве, о себе: так ли жил-служил, все ли правильно делал?

Машина выехала на улицу имени Петра Смородина, и тут же увидел Вельбоев старика Нечаева. Николай Иванович снял фуражку, поприветствовал военкома.

Их дружба началась, когда Виктор Тимофеевич помог разыскать орден Славы III степени отважному солдату Нечаеву, который в сорок втором на Карельском фронте поднял бойцов в контратаку и сорвал наступление немцев.

- Посигналь Николаю Ивановичу, - попросил военком водителя, а сам будто физически почувствовал - спала тяжесть с сердца. Вельбоев улыбнулся. Все нормально. То есть нормально идет жизнь...

Permanent link to this publication: