Западная пресса в виде газет и летучих листков - курантов ("текущих") стала постоянным фактором в жизни Московского двора при Алексее Михайловиче, когда в России была организована регулярная почта. С 1665 г. она примкнула к сложившейся за 150 лет европейской почтовой системе через нейтральную Ригу, а по Андрусовскому договору 1667 г. - и через Вильно. Посольский приказ получал пачки немецких и голландских курантов минимум через 3 недели после их выхода. Его сотрудники просматривали приходившие около 7 раз в месяц куранты и спешно переводили примерно пятую часть статей, способных, по мнению переводчиков, заинтересовать царя и бояр. К утру один список перевода должен был находиться в кабинете у государя, другой - в Боярской думе. Познакомив царя с новостями западной прессы, думный дьяк делал на обороте первого столбца рукописи пометку: "великому государю известно", - а доложив куранты в Думе отмечал: "боярам чтено".

Царь и бояре очень быстро оценили значение газетной информации в общем потоке сведений о международных делах. Узконаправленные сведения политической и военной разведки и контрразведки и ведомственные исторические справки не могли заменить представлений об общей политической, военной и экономической картине дел в Европе (включая Средиземноморье), со всеми фактами и сплетнями, предположениями, сомнениями и страхами, обуревавшими правителей и обывателей - от Кенигсберга до Вены и Амстердама. Сквозное изучение курантов за время царствования Федора Алексеевича позволяет заключить, что нередкая тенденциозность отдельных сообщений вполне компенсировалась их разносторонностью. Куранты относительно верно воспроизводили европейскую ситуацию в целом, чего не давала в то время разведка (охватывавшая лишь ближайших соседей и партнеров России) и дипломатия, только еще начавшая соотносить внешнюю политику страны с важнейшими узлами противоречий в Европе ¹ .

Как показал С. М. Шамин, в царствование просвещенного Федора Алексеевича уровень интереса к курантам был прямо связан с озабоченностью международной ситуацией. Первые два года, когда молодой государь энергично продолжал унаследованную войну с Турцией, не затрагивая основ политики своего отца, обязанная регулярно заседать с царем Дума слушала с

Богданов Андрей Петрович - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН. В статье использованы сведения о курантах последних лет царствования Федора Алексеевича, любезно предоставленные мне С. М. Шаминым.

стр. 26

ним чтение курантов 5 - 6 раз в месяц и знакомилась более чем с половиной переведенных материалов. Еще часть курантов, более 15%, царь слушал один, и лишь около 30% никто официально выслушать не успевал.

В конце 1677 г., когда преданная союзниками Россия в одиночку сражалась с Османской империей на Украине, интерес к событиям и мнениям в Западной Европе был столь велик, что почти все куранты зачитывались наутро по приходу почты, в самом крайнем случае - через день. Царя и бояр можно было понять: хотя армия Ибрагим-паши была разбита под Чигирином, решимость Оттоманской Порты взять реванш была ясна, а от дипломатов сведения о возможной помощи Запада поступали неутешительные.

Однако упование на чудо длилось недолго. Уже весной 1678 г. государь склонился к мысли пожертвовать спорным Чигирином, если иначе не удастся склонить Турцию к миру. При дворе миротворцы схватились со сторонниками войны до победного конца и интерес к курантам снизился до обычного уровня (в среднем корреспонденция читалась в течение недели по получении). В 1678- 79 гг. газеты приходили в Москву реже семи раз в месяц, а в 1680 - 81 гг. - всего 5 раз. Русское правительство взяло курс на выход из войны и не реагировало на задержки с доставкой западной прессы. Оно осталось равнодушным даже к закрытию виленской линии, из-за чего со второй половины 1681 г. газеты стали приходить лишь четырежды в месяц.

Царь и Дума с 1678 г. все глубже погружались в водоворот внутренних реформ, не самыми сложными из которых были двойное расширение центрального и полная перестройка местного управления, а также налоговой системы и армии. Отказ от экстренных налогов и откупов, прощение недоимок и двухэтапное снижение прямого обложения особенно ярко демонстрировали заботу царя Федора об "общем благе и всенародной пользе", которая подчеркивалась теперь в каждом указе. К осени 1681 г. реформы вплотную затронули столь болезненные для "верхов" вопросы, как генеральное межевание, включение государева двора в единую систему чинов государства и резкое расширение числа епархий с целью поднять церковное управление до уровня административного. Здесь царь Федор и его сподвижники столкнулись с таким сопротивлением, что составление инструкций по межеванию затянулось на месяцы, чиновная и епархиальная реформы были провалены, а решение о службе чинов двора в регулярной армии и связанная с ним отмена местничества в начале 1682 г. воспринимались как крупная победа.

В этих условиях приближенным царя и пришла мысль использовать западную прессу наиболее традиционным впоследствии образом, то есть преимущественно для нужд внутренней политики. Первое подозрительное сообщение пришло в Москву с рижской почтой 3 февраля 1682 г. и было переведено, но не доложено царю и Думе. Сообщение от 8 декабря из Москвы гласило: "Здесь речь носится, что царское величество полские и свейские рубежи намерен сам особою своею досмотрить, и поход ево государской чаем к тем рубежам вскоре" ² . Интерес Федора к укреплению границ и фортификации был известен ³ .

После заключения Бахчисарайского мира с Турцией обращение к западным и северо-западным рубежам было естественным, однако сообщение о намерении царя лично "досмотреть" их выглядело как недвусмысленная угроза тем, кто мог на них покуситься. Это можно было бы отнести к слухам, если бы ровно через месяц, 3 марта, неожиданно не прорезалась Виленская почта с почти точно повторяющимися сообщениями от 9 и 10 января из Яворова (где квартировал в то время польский король): "С Москвы пишут, что царское величество во все свои государства и уезды объехал, а особно крепостей осматривал, а нынешней зимы намерен быть в Смоленск... Царь осматривал крепости своей земли, а пришед оттуда намерен идти к свейским и польским рубежам, а наипаче к Смоленску". Это уже было "великому государю известно и бояром чтено" ⁴ .

Адресатом угрозы был весьма недружелюбный к России король Ян III Собеский, а вероятным корреспондентом - как раз в это время проезжав-

стр. 27

ший из Москвы через Смоленск и Польшу на родину датский посланник Гильдебрандт фон Горн. Окрыленный намеками лукавых царедворцев на успех его секретной миссии, Горн отправился на доклад к королю Кристиану V в Копенгаген, чтобы затем немедля вновь устремиться в Москву. По пути, в Гданьске, он 12 февраля 1682 г. дал восторженный отзыв о реформах Федора Алексеевича, напечатанный в газете 20 февраля. Это сообщение, полученное в Москве через рижскую почту 10 марта, уже на следующий день было "великому государю известно, и бояром чтено в Передней" ⁵ .

Сообщение "бывшего датцкого посланного" имеет два слоя информации. Первый соответствует панегирику, дошедшему до нас на парсуне царя Федора работы Богдана Салтанова, законченной после смерти государя и помещенной над его гробницей в Архангельском соборе ⁶ . Газетное сообщение, как и панегирик, восхваляет "великое радение и бдение его царского величества" в укреплении силы государства, к "общей прибыли" и безопасности подданных, в частности, в области развития торговли, усовершенствовании "чиновных постановлений", армии и обороны страны в целом. Оба текста сходно восхваляют широкое каменное строительство, развернутое Федором при помощи казенных субсидий и мощностей Приказа каменных дел, о котором в 1687 г. восторженно отзывался Г. А. Шлейссингер, а позже вспоминал В. Н. Татищев ⁷ .

Второй слой информации Горна точно указывает круг, в котором посланник обрел панегирик Федору: комиссия "Великих ратных и земских дел" во главе с боярином князем Василием Васильевичем Голицыным, получившим от датчанина первый, но не последний, восторженный иностранный отзыв как "господин великого разума и преизрядного искусства". Комиссия, успевшая, как отмечает Горн, ввести службу чинов государева двора в ротах с общеармейскими званиями, вместо старинных сотен (а заодно отменить местничество), действительно была составлена из опытных военачальников, в том числе первых русских генералов. Если прежде мы лишь подозревали, что Голицын активно участвовал во внешнеполитических операциях, в частности, с Данией, еще при жизни Федора, то сообщение курантов от 10 марта 1682 г. это точно доказывает.

17 апреля, за 10 дней до смерти уже заболевшего государя, рижская почта принесла еще одно сообщение в западную газету "с Москвы февраля в 17 день" ⁸ . Уже целиком посвященное новому российскому учреждению - "воинской думе" под началом В. В. Голицына - оно рисует его задачи так, как они представлялись Горну в конце 1681 г., перед отъездом из Москвы.

То, что посланник опирался на устное сообщение, а не на документ, видно из сопоставления курантов с Соборным деянием об отмене местничества и характеристикой задач комиссии Сильвестром Медведевым в "Созерцании кратком", написанном в этой части по материалам Разрядного приказа, предоставленным автору его главой Ф. Л. Шакловитым ⁹ . Разбор командного состава с отставкой неспособных офицеров относился к армии, а не к государеву двору, реформа службы которого предстояла Голицыну, и был предпринят в результате военно-окружной реформы 1679 г., как и указанные в курантах меры по государственному призрению инвалидов ¹⁰ .

Упомянутый в курантах перевод государственных служащих с "кормления от дел" на твердое жалование не был разовой мерой конца царствования. Это было принципиальное направление административных преобразований Федора, которое собеседник Горна, очевидно, горячо поддерживал. До создания комиссии Голицына было установлено и воеводское единовластие в городах. Его мотивом действительно было разорение жителей, но не только от воевод, а от всех разномастных властей, с заменой которых одним воеводой жители должны были вздохнуть свободно. Изданные 27 января 1679 г. взаимосвязанные указы о введении единовластия воевод и подворного обложения отменяли лишь "кормление" воеводы от населения, завершая ряд актов по юридическому отделению местной администрации от финансов и повелевая воеводам жить на положенное им жалование ¹¹ .

стр. 28

Нетрудно было предсказать, а через два года это стало очевидным, что "лакомиться" от суда и расправы воеводы не перестанут. В этой связи у Голицына вполне могла появиться идея избрания воевод "в малых уездных городех" среди "честных и богатых и разумных жителей", как это было сделано при поручении местных финансов выборным целовальникам ¹² . Разумеется, "лакомились" и целовальники - настолько, что царь по совету с патриархом вынужден был отменить их крестную клятву не воровать, чтобы хотя бы душ не губили. Но выборность воевод именно в мелких городах поддержала бы старые дворянские корпорации, ущемленные военно-окружной и особенно административной реформой в пользу государева двора. Сделать реверанс в их сторону было разумно, когда Голицыну предстояло покуситься на привилегии двора и загнать в "регулярство" хотя бы придворную молодежь.

На то, что московским источником сообщения курантов был именно князь Василий Васильевич, указывает первая часть сообщения, расхваливающая достоинства только что вернувшегося из долгого крымского плена боярина В. Б. Шереметева. Этот прославленный воевода после поражения под Чудновым, спасая войско, подписал договор с польскими гетманами и вызвался быть заложником до его исполнения, после чего тут же был продан поляками татарам и 21 год страдал в Крыму. Все попытки выкупить его, включая общегосударственный сбор пожертвований, были неудачны до Бахчисарайского мира. Выкупленный за огромную сумму вместе с младшим сыном князя Г. Г. Ромодановского Андреем 3 ноября 1681 г. Шереметев въехал в Москву перед Рождеством и 25 декабря был торжественно "явлен" государю в Передней палате. Измученный 80-летний боярин, никогда не исключавшийся из боярского списка, занял свое старое (пятое) место в Думе, но не мог стать инициатором задуманных до его приезда военных преобразований, как это ему приписала иностранная газета через намеренно дезориентированного московским политиком Горна. Авторитет старого воеводы необходим был Голицыну, комиссия которого, по положению о ней ¹³ , должна была обосновать новый этап военных реформ опытом прошедших войн.

Ссылка на "способы и предложения" Шереметева как "человека великого искусства", который в бытность в плену изучил военное дело турок и иных "тамошних стран", действительно была хорошим оправданием "великого пременения" "в воинских и в гражданских делех". Но маститый старец вряд ли был в силах слушать "иноземные" похвалы в свой адрес 17 апреля, поскольку 21 числа продиктовал завещание, а 24 умер, на три дня опередив кончину царя Федора. Известия о выкупе томившихся в Крыму русских пленных поступали в иностранные газеты и раньше ¹⁴ , однако весной 1682 г. куранты впервые используют авторитет престарелого В. Б. Шереметева при освещении насущных вопросов внутренней жизни России.

Пропаганда собственной политики при помощи публикации в европейских иностранных газетах было обычным делом для XVII столетия. В царствование Федора Алексеевича в иностранную прессу из Москвы неоднократно попадали корреспонденции о внешней политике России, отражавшие точку зрения русского правительства. Упомянутые выше сообщения фон Горна можно рассматривать как первую попытку русского правительства использовать иностранную прессу для укрепления престижа своей внутренней политики. Эти сообщения вряд ли были адресованы только иностранному читателю. Скорее всего, инициаторы публикаций изначально планировали включить эти материалы в русские тексты курантов, что подтверждается при обращении к манипуляциям с европейской прессой В. В. Голицына уже на посту канцлера.

Сторонникам реформ царя Федора казалось полезным объяснить суть его преобразований на "общую пользу" россиян "всенародному" общественному мнению. Для правительства царевны Софьи (1682 - 1689) правильное освещение ее деятельности в стране и за рубежом было особенно необходимо. Когда в декабре 1681 г. Василий Васильевич Голицын живописал датскому посланнику фон Горну успехи и перспективы идущих в стране реформ, он не подо-

стр. 29

зревал, сколь опасны окажутся любимые царем Федором рассуждения об "общем благе" для самого феодального государства. Главной проблемой реформаторов стали не их противники "в верхах", совершившие в день смерти Федора 27 апреля 1682 г дворцовый переворот, а собственная страна.

Возглавленное стрельцами и солдатами столичного гарнизона народное восстание ¹⁵ внешне было вызвано наглым захватом власти "изменниками боярами и думными людьми". Версия об отравлении государя была наиболее популярна среди участников восстания. Она подкреплялась (если не вызывалась) наречением на престол без всяких объяснений младшего 10-летнего царевича Петра вместо законного наследника - 16-летнего Ивана, "того ж часа" после кончины Федора. Поскольку к кормилу правления немедля встали одиозные фигуры известных мздоимцев и притеснителей народа, восставшим было очевидно, что дворцовый переворот осуществлен боярами с целью бесконтрольного грабежа государства.

Но после успешного штурма Кремля и казни четырех десятков заранее намеченных лиц в середине мая проявился более глубокий мотив восстания. Выступившим от имени поверженной в ужас царской семьи царевне Софье, Голицыну, возглавившему после Разрядного Стрелецкий приказ Ф. Л. Шакловитому, и их сравнительно немногочисленным сторонникам в "верхах" пришлось столкнуться с желанием восставших изменить социальную основу государства. Говоря от имени сословия "служилых по прибору" и заявляя, что они представляют интересы всех "черных людей", стрельцы и солдаты предложили именовать себя "надворной пехотой" и послали своих выборных в Думу и приказы. Выданные от имени возведенных на престол царей Ивана и Петра "жалованные грамоты" и воздвигнутый на Красной площади обелиск информировали россиян, что именно "служилые по прибору" спасли государство от "измены" и "неправды", установив законность и порядок.

Встав 20 мая 1682 г. во главе Посольского и смежных приказов, получая информацию от верного Софье Шакловитого, Голицын вынужден был "сквозь пальцы" смотреть на зловещие планы соседей, связанные с потерей "верхами" власти в Москве. Раздираемое смутой государство не имело силы, но сохранило обе ветви разведки, которые рисовали удручающую картину. Османская империя нарушила нейтралитет в нижнем течении Днепра и ее агенты появились даже на русской Украине, куда проникали, не считаясь с жертвами, и польские шпионы. Король Ян Собеский, судя по захваченным вместе с его секретарем секретными бумагами, планировал вторжение, сигналом к которому должен был стать мятеж смоленской шляхты ¹⁶ .

Бессильному московскому правительству оставалось только принять эти перехваченные разведкой документы к сведению: любые внешнеполитические действия могли последовать лишь после "утешения" Московского восстания и его отголосков по всей стране. Нота протеста была направлена только Швеции, открыто концентрировавшей войска на границе. Шведы ответили, что хотят сражаться с Турцией на Украине, будто бы интересов России там уже и в помине не было ¹⁷ . К диалогу допускался только хорошо вооруженный и организованный партнер. Понимая это, Голицын надеялся создать из "волкохищных", по выражению придворного поэта Кариона Истомина, государств военный союз против еще более жадного и опасного хищника ¹⁸ , хотя бы для этого пришлось использовать волчьи законы международной политики.

Решающий шаг был сделан весной 1683 г., когда Москва едва оправилась от последствий восстания. Вместо того, чтобы с удовлетворением потирать руки, ожидая наказания изменившей союзному договору Империи, в которой уже полыхало восстание Имре Текели и куда направлялась огромная турецко- крымская армия великого визиря Кара-Мустафы, русская дипломатия предприняла все возможное для помощи Вене. Главная сцена разыгралась на польском сейме, где русский посол И. И. Чаадаев использовал свои связи для поддержки партии магнатов, призывавших Речь Посполитую поспешить на помощь Габсбургам. Обещания России вступить в антиосманский союз после улаживания территориальных споров с Польшей и Швецией

стр. 30

оказалось недостаточно. Пришлось обратиться к противникам - франколюбивой части сейма, направляемой представителями Людовика XIV, которого Голицыну к этому времени удалось с помощью фон Горна заинтересовать планами антишведской коалиции на Балтике. Русская дипломатия учла, что Франция, видя усиление австрийской партии в Речи Посполитой, скорее предпочтет связать силы последней на юге, нежели допустить сближение польско-имперских позиций в германском вопросе.

Европа балансировала на грани катастрофы, пока германо-русские и франкофильские партии на сейме, подталкиваемые из-за кулис имперской, русской и французской дипломатией, шли на сближение, увенчавшееся решением о военном союзе с Империей. Армия Кара-Мустафы уже шесть недель осаждала Вену; император Леопольд бежал; только мужество защитников города и распорядительность его коменданта Р. Штаремберга сдерживали турецкий натиск. Буквально в последний момент, когда Кара- Мустафа уверовал в свою победу, немногочисленная, но отважная кавалерия Яна Собеского явилась под Вену и немедля вступила в бой. 12 сентября 1683 г. ошеломленные турки бежали, бросив богатый лагерь (с запасами кофе, которое с тех пор полюбили европейцы). Преследуя неприятеля, конница Собеского нанесла Кара-Мустафе новое поражение под Парканами и отбросила турок за реку Рааб. Австрия была спасена от мусульманского завоевания ¹⁹ .

На вопрос, какое, собственно, отношение имеют эти события к России, отвечают материалы, собранные в 32-м фонде РГАДА (Сношения с Австрией и Германской империей). Они составляют ядро огромного комплекса документов о деятельности русской дипломатии почти во всех западноевропейских государствах после Андрусовского перемирия 1667 г., прямо или косвенно касающихся объединения сил христианских стран против наступления полумесяца.

В последней трети "бунташного" столетия Россия либо вела тяжелые войны с Турцией и Крымом (1673 - 1681, 1686 - 1700 гг.), либо усиленно готовилась к ним. Борьба с Османской империей и ее вассалом понималась русскими политиками и мыслителями того времени как геополитическая задача, требующая координации позиций и действий многих государств. Империя Габсбургов, Речь Посполитая, Венеция и Бранденбургско-Прусское герцогство на Западе, шиитский Иран на Востоке рассматривались как реальные военные союзники. Папский престол признавался как моральный центр объединения европейских стран в Священную лигу. С целью создать и сохранить антитурецкий союз русская дипломатия активно воздействовала на позиции Швеции, Дании, Голландии, Англии, Франции и Испании.

В войне 1673 - 1681 гг. Россия дипломатическую битву проиграла. Поведение Яна III и всей Речи Посполитой, как будто взявшихся отвергнуть идеи христианского и славянского единства своим клятвопреступным союзом с "басурманами" (1676 г.), не просто угрожало россиянам, но оскорбляло в лучших чувствах тех, кто в 1673 г. пошел в бой ради спасения родственных по вере и крови соседей, защиты от общей угрозы агарянского нашествия. Не лучше обстояло дело с иными "христоименитыми странами", казалось, забывшими о вере в борьбе за земли и сферы влияния. Принятое в 1672 г. решение о вступлении России в войну оказалось трагической ошибкой правительства А. С. Матвеева, поскольку в том же году предполагаемые христианские союзники бросились терзать друг друга. Чигирин был оставлен по секретному указу царя Федора Алексеевича в 1678 г. до того, как Империя, Испания, Голландия и Пруссия прекратили войну против Франции, Англии и Швеции.

Сразу по заключении Нимвегенских мирных договоров 1678 - 1679 гг., на время остановивших европейское междоусобие, Россия вновь предприняла попытку сколотить христианскую коалицию для совместного отражения турецко- татарской агрессии. Послы царя Федора Алексеевича, проводили во всех западных столицах одну линию, твердя о необходимости отложить распри и мобилизовать ресурсы, чтобы остановить и "воспятить" наступление "басурман".

стр. 31

Слабость идеи христианского единства проявилась при первых же переговорах после гибели Чигирина. В ответ на призыв к христианской совести, король Ян Собеский и магнаты потребовали от Москвы "возвращения" Украины, а имперский канцлер отмахнулся от союзного соглашения 1675 г., по которому Россия уже провела военную демонстрацию на границах Швеции ²⁰ . Умерить реваншистские настроения шляхты удалось ценой невероятно трудных посольств 1678 - 1682 гг., причем в ходе переговоров отсутствие вопроса о Чигирине и Правобережье (исключая Киев) сыграло важную роль ²¹ . Западный фланг России остался безопасным. Спорные проблемы северных территорий, при обоюдной демонстрации неприязни, по тайному соглашению со Швецией были отложены, к вящему успеху пограничной торговли ²² . Тесная взаимовыгодная связь с Нидерландами, Данией и Пруссией, которые усердно вынашивали планы антишведской коалиций (подогреваемые Францией, недавней союзницей Швеции), весьма способствовала спокойствию на северных рубежах России ²³ .

Изрядную сложность представляли отношения с Францией, энергично интриговавшей против России. Россияне окольным путем вышли на римского папу, дабы тот повлиял на Францию. Демонстративно теплый прием великолепного посольства П. И. Потемкина в Англии (открывшей постоянную резидентуру в Москве) и особенно в Испании должен был еще более насторожить правительство Людовика XIV. Конечно предложение Потемкина объединить силы Франции и ее злейшего врага - Священной Римской империи германской нации давало повод посмеяться над варварством московитов. Но эта ирония была бы более сдержанной, знай французские дипломаты, что Посольскому приказу были ведомы их усилия поддержать войну Турции против России, как и то, что они еще более заинтересованно подталкивали Блистательную Порту выступить против Габсбургов. В сложившихся условиях российское правительство способствовало успеху тайных, как казалось французам, усилий дипломатов Людовика XIV. Единственное, чего реально добивались русские послы, было удержать Францию от нарушения нейтралитета на Рейне, когда турецко-татарские орды ворвутся в восставшую против Империи Венгрию и устремятся далее, к Вене. Этот успех был достигнут ²⁴ .

Еще важнее было то, что сама Турция не проявляла особой заинтересованности в объединении мусульманских государственных образований, граничивших с Россией. Не исключено, что здесь сказывался трагический опыт раздоров с этими союзниками, приведших к почти полной гибели на Волге в 1569 году турецкого экспедиционного корпуса, ударную силу которого составляли янычары. Их политическое влияние в Стамбуле с тех пор укрепилось. В 1678 г. на Чигиринских высотах мощный удар был нанесен именно по янычарскому корпусу, в наивыгоднейших условиях не сумевшему противостоять русским "выборным" солдатам и стрельцам. Это, как и следовало ожидать, сильно укрепило партию мира в Стамбуле и у турецких сателлитов.

В результате сложных переговоров русских и турецких дипломатов ²⁵ . был заключен Бахчисарайский мир (1681 г.), согласно которому Россия на 20 лет без потерь выходила из войны, отказавшись помогать неверным христианским союзникам так же, как султан и крымский хан презрели интересы вопиявших о помощи "скифов", вроде тайши Аюки, чьи азиатские владения по умолчанию оставались в сфере геополитических интересов России. Мир, часто критикуемый в исторических исследованиях как пораженческий и убыточный, фактически позволял России делать приобретения в Диком поле по левую сторону от Днепра, все более угрожая Крымскому ханству, а на правом берегу закреплял за царем Киев, огражденный от польских притязаний соглашением о нейтрализации остального Правобережья.

Османская империя была не вполне удовлетворена условиями договора. Уже при ратификации турки постарались изменить его редакцию, добиваясь всеми правдами и неправдами снятия ограничений на строительство крепостей в низовьях Днепра ²⁶ . Нарушения договора с их стороны показывали

стр. 32

компромиссный характер перемирия, необходимого для высвобождения сил, брошенных вскоре на Империю и Польшу. Расчет Москвы, опиравшийся на представление о принципиальной агрессивности Османского государства, в которую не желали верить западноевропейские политики, оправдался. Уже в июле 1683 г. 200-тысячная армия Кара-Мустафы устремилась к Вене, и только помощь со стороны Яна Собеского спасла столицу Империи от разгрома. На Средиземном море Венеция вынуждена была сражаться за свои сокращающиеся владения. Турки заставили западные государства объединяться перед лицом опасности и образовать Священную лигу на условиях, которые ранее предлагали московские дипломаты. Союз Империи, Речи Посполитой и Венецианской республики под эгидой римского папы Иннокентия XI (1684 г.) был основан на отказе от сепаратных договоров с Портой и требовал расширения Лиги за счет христианских стран, прежде всего - России.

Роли диаметрально переменились. Теперь уже западные государства вынуждены были на дипломатических переговорах и в публицистике взывать к христианской солидарности перед лицом османской агрессии. Россия, оставаясь сторонним наблюдателем, могла быть уверена, что рано или поздно члены Священной лиги примут все ее требования, начиная с отказа Польши от территориальных претензий к своему будущему союзнику. Для московского правительства наибольшей проблемой оказалось то, что терзаемое земельным голодом дворянство рвалось на южные степные черноземы, а "в верхах" регентство царевны Софьи допускалось лишь как временная необходимость - забота о преодолении последствий Московского восстания.

Трудности общения с западными странами были вполне заурядными. Триумф под Веной вскружил голову Яну Собескому. Весной 1684 г. 39 посольских съездов в Андрусове не дали никакого результата, хотя Россия заявляла о своей готовности сражаться за общехристианское дело, подтвердив это стремление на Земском соборе ²⁷ . Традиционно действовала и имперская дипломатия, старавшаяся обмануть "московитов" обещаниями. Той же весной 1684 г. австрийские послы Жировский и Блюмберг предложили Москве выставить против Крыма украинских казаков с небольшим подкреплением и, только удержав Орду от появления на центрально-европейском театре военных действий, получить все выгоды участника Священной лиги после победы. Голицын, разумеется, отказался. Главе Посольского приказа было ведомо, что антитурецкий союз непрочен прежде всего по причине жгучего желания его участников выйти из войны, переложив ее тяжесть на плечи союзников. О раздорах между униженными польской победой австрийцами и обозленными неудачной осадой Каменца в 1684 г. поляками говорили даже в Стамбуле. Выступления Франции на Рейне осенью 1683 и летом 1684 гг. побуждали Империю как можно скорее избавиться от войны па юге.

Австрийцам было важно, чтобы Москва нарушила Бахчисарайский мир. Для этого они готовы были заключить договор о взаимопомощи "кроме поляков", гарантируя России защиту от нападения Яна Собеского после завершения войны с турками. Это дало бы Империи, помимо прочих выгод, главную роль при дележе добычи, отвоеванной у "басурман" соперничающими славянскими странами. Князь Голицын и царевна Софья, участвовавшая в переговорах негласно, обошлись с послами весьма милостиво, ни разу не показав, что они видят обман и, более того, не предъявив австрийцам документы, их уличающие.

Вместе с тем россияне сумели заинтересовать Империю своей готовностью вести широкомасштабную войну с "агарянами" - при двух условиях. Первое упоминалось лишь как намек на судьбу прошлого союзного договора, сорванного из-за того, что Империя сосредоточила свои усилия на рейнском, а не дунайском театре военных действий. На этот раз Вене пришлось выбирать главное направление политики, видя турецкие войска на пороге, а Россию наслаждающейся плодами мира. После возвращения посольства из Москвы 15 августа 1684 г. франко-имперские переговоры в Регенсбурге завершились подписанием договора о 20-летнем перемирии. Правда Франция,

стр. 33

как стало известно Голицыну, не намерена была считаться с Регенсбургским договором, пока Империя истощала силы в войне с Турцией. Посольство С. Е. Алмазова в 1685 г. сумело добиться от парижских дипломатов заверений о соблюдении нейтралитета на Рейне, хотя и сделанных с оговорками, но достаточными для удержания Священной лиги от распада.

Второе условие вступления России в войну было сформулировано предельно четко. Голицын мягко указал австрийцам на юридическую несостоятельность их предложения поделить с поляками спорные территории, оставив за собой Смоленск и "вернув" короне Киев. Помимо выбора украинского народа, он сослался на Журавинский мир 1676 г., по которому король уступил всю Украину султану, и на Бахчисарайский договор, в коем султан признавал Киев владением России. Канцлер заявил: "У великих государей с королем польским осталось только девять перемирных лет, и если великие государи, вступив за цесаря и короля польского в войну с турским султаном, рати свои утрудят, а польский король, по истечении перемирных лет, наступит войною на их государства, то великим государям какая прибыль будет? Поэтому, не заключив Вечного мира с Польшею, великим государям отнюдь в союз вступить нельзя".

С этого времени энергичный обмен посольствами между Москвой и Веной преследовал одну главную цель: отыскать способы преодолеть нежелание польской стороны юридически признать существующую de facto государственную границу. Попутно стороны обязались противодействовать усилению королевской власти и поддерживать шляхетскую республику как гарантию перманентной польской анархии. Голицын допустил в Москву иезуитов и лично вел переговоры с неофициальным представителем папы Иннокентия XI, чтобы имперская и папская дипломатия соединенными усилиями склонили Речь Посполитую к желанному Вечному миру.

Князь пристально следил за попытками Речи Посполитой уклониться от соглашения с Россией и даже предать Священную лигу. В 1684 - 1685 гг. Ян Собеский искал союзников в Молдавии, Валахии, Персии и Египте, а главное - в Крыму. На столе канцлера находились одновременно официальные предложения короля о действиях против Крыма и агентурные донесения (нередко с копиями документов) об усилиях поляков, направленных на то, чтобы добиться нападения Крыма на Россию. Благодаря принятым Голицыным мерам ханство в 1684 г. затянуло переговоры, способствовав неудаче поляков под Каменцем, а на следующий год, после сокрушительного поражения коронных войск в Молдавии, отмежевалось от сепаратных переговоров, предложив себя в качестве посредника - для облегчения условий капитуляции перед Турцией. Россия, между тем, заставила турок отказаться от внесенных при ратификации Бахчисарайского договора односторонних изменений.

Сопротивление реваншистски настроенной шляхты нормализации польско- русских отношений становилось затруднительным. Уже в 1685 г. сейм заявил о необходимости великого посольства в Москву для заключения Вечного мира и расширения Священной лиги. Ян Собеский задержал его отправление до начала 1686 г., добившись только того, что литовский канцлер М. Огинский сепаратно вступил в секретные переговоры с Голицыным.

В России пропаганда внешнеполитического курса канцлера Голицына на примирение с Польшей и вступление в Священную лигу была с восторгом встречена дворянством. Большинство летописцев отметило значение долгожданного умиротворения соседних славянских государств, о котором широко извещали объявительные и богомольные грамоты правительства и патриарха, призывавшие торжественно отметить это событие ²⁸ . По- видимому популяризировался и сам текст договора о Вечном мире ²⁹ . В нем подчеркивалось, что польский король чуть не даром "уступил" России спорные территории на Украине и в Белоруссии; лишь в самом конце сообщалось, что Россия обязалась вступить в антитурецкую Священную лигу ³⁰ . Эта особенность текста соответствовала потребностям обоих правительств, не желавших подчерки-

стр. 34

вать вынужденный характер взаимных уступок: территориальных - с польской стороны и политических - с российской. Как бы то ни было, правительство регентства получило хорошую основу для пропаганды своих успехов; даже весьма осведомленные в дипломатии авторы не упоминали вовсе об обязательствах России. На второй план вступление России в Священную лигу было отодвинуто и в "Сказании" о Крымском походе, написанном нидерландским резидентом в Москве Иоганном Вильгельмом Келлером осенью 1687 г. по заказу и в соответствии с позицией Посольского приказа ³¹ .

Между тем украинские авторы отметили, что польское правительство пошло на заключение Вечного мира лишь в связи с необходимостью вовлечения России в войну с Турцией и Крымом, "що цесар подтвердил, за изволением палежским, жеби за одно на турки и татар войну поднесли, оставивши згоду" ³² . Главным результатом Вечного мира назвали военный союз России с Лигой два немецких автора, сочинения которых в русском переводе переписывались в патриаршем скриптории, причем первый из них утверждал, что российские государи были призваны к миру имперскими и польскими послами, склонились к нему "за вечное уступление" Киева и Смоленска, обещав ради этого разорвать мир с Турцией и Крымом (сочинение 1686 г.) ³³ .

Действительно, не только польское и имперское, но венецианское правительство и даже Бранденбург настойчиво "призывали" Россию в Священную лигу ³⁴ , тогда как видимость незаинтересованности России в войне на южном фронте создавалась отечественными дипломатами из тактических соображений. И все же указания на сделку, по условиям которой страна разрывала с трудом установленный мир с Турцией и Крымом, были недружественными по отношению к правительству регентства. Не случайно одно из них появилось в сочинении автора, близкого к сыну ненавистника союза с Польшей гетмана Ивана Самойловича, а другие распространялись из круга ярого противника войны - патриарха Иоакима. Изобилие при московском дворе недругов "милостивого" и "премудрого" политического курса Софьи Алексеевны, канцлера В. В. Голицына, Ф. Л. Шакловитого (фактического министра внутренних дел и фаворита царевны) и др. способствовало распространению порочащих их слухов. Ход новой русско-турецкой войны невозможно было понять без учета внутреннего "несогласия христианского", которое вместе с "междоусобием христоименитых государств" в полной мере раскрылось Андрею Лызлову в качестве важнейшего фактора успехов "скифской" агрессии именно во время Крымских походов 1687 - 1689 годов ³⁵ .

Подписание 21 апреля 1686 г. договора о Вечном мире с Польшей правительство регентства незамедлительно использовало для укрепления своих позиций во внутренней политике. Вечный мир действительно являлся крупной победой российской дипломатии. Польша отказывалась от претензий на территории, отошедшие к России после кровопролитной войны и временно оставленные за ней по Андрусовскому перемирию (1667 г.), брала обязательство прекратить преследование православия и оставляла управление православной иерархией на своих землях Киевскому митрополиту ³⁶ .

Вечный мир стал образцом взаимовыгодного договора, на котором мог строиться реальный союз соседних славянских государств. Это не значит, что Голицын вовсе отказывался от почитаемого дипломатами хитроумия. Тактически выгодного мира со Швецией, например, он добился, создав с помощью Горна фиктивную угрозу русско-франко-датско-бранденбургского антишведского союза и организовав "утечку информации" прямо в руки хорошо заплатившего за нее шведского резидента Христофора Кохена. Карьера Горна была кончена, однако, выгодное соглашение с Данией, прикрывавшее его секретную миссию, сохранилось. Со Швецией надо было лишь избежать войны, а от Священной лиги требовалось единство, в международных отношениях редкое и хрупкое и требующее бережного отношения при постоянной готовности "соскочить с повозки", если она, паче чаяния, полетит под откос. "Нерешительность" Голицына, которой часто попрекали канцлера историки, была лишь мудростью государственного деятеля, не позволившего союзникам одеть на

стр. 35

Россию хомут и оставить в одиночку биться с неприятелем, как это умудрились допустить решительный А. С. Матвеев в начале русско-турецкой (1673- 1681 гг.) и непреклонный Петр I - в начале Северной войны.

В Москве патриарх Иоаким и стоявшие за его спиной многочисленные "петровцы", отброшенные от власти в 1682 г. из-за неспособности справиться с взрывом народного гнева и осторожно затушить тлеющие угли возмущения, могли только злобствовать, видя, как правительство регентства умело обращает всенародную радость по поводу Вечного мира в собственный политический капитал. "Величайшими и державнейшими великими государями" должны были писаться отныне русские цари во внешних сношениях, в то время, когда не только Дания или Нидерланды, но крупнейшие западные государства одно за другим признавали их высший статус (на уровне императорского). "Того же году, - гласит летопись, - июня в 16 день указали великие государи челобитные писать свое царское титло великим государем царем полное: Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцам" ³⁷ .

Ярость противников Софьи вызвало то, что с июня 1686 г. в полном царском титуле стали писать, наравне с именами государей, имя царевны-правительницы (до того использовавшееся лишь во внутренних государственных документах) ³⁸ . Для венчания царским венцом, которое только и могло прочно закрепить первенствующее положение Софьи в государстве, ярко проявившееся в ее руководящей роли на переговорах о Вечном мире, этого было мало, но правительство использовало ситуацию максимально эффективно. Уже извещая страну о заключении Вечного мира, светские власти намекали на облегчение дворянской службы и передавали в собственность помещикам пятую часть земель, которыми они пользовались за военную службу. Были произведены весьма значительные поместные раздачи, регулярная армия "обрадована царский милостью", пожалована деньгами и сукнами; служащие приказов одаривались казной ³⁹ .

Для награждения виднейших участников переговоров: В. В. Голицына, Б. П. Шереметева, И. В. Бутурлина, Е. И. Украинцева и др. - составлена была историческая справка о наиболее выдающихся мирных договорах России, среди которых Вечный мир признавался славнейшим и заслуживающим наибольшего государева пожалования ⁴⁰ . Не только почести, но и размер выплаченных дипломатам сумм вызывал острую зависть. При дворе толковали о незаконном обогащении Голицына, который будто бы предназначенные польским послам 200 тысяч рублей "разделил пополам", хотя официально послы получили 146000 рублей, а канцлер был награжден отдельно ⁴¹ . Порочащие правительство слухи тонули во всеобщей радости по поводу умиротворения с Польшей и восторгов дворянства в связи с объявлением о начале войны против "агарян". Но так было лишь до тех пор, пока реальная политика не расходилась с общественными ожиданиями. Новой и весьма важной чертой ситуации стала теснейшая связь внутренних и международных отношений, российского и мирового общественного мнения, перепады которого крайне заботили политиков всех стран, в особенности (учитывая неустойчивость регентства) московское правительство.

В Польше и Литве, чьи власти долго сопротивлялись заключению Вечного мира, радостное известие о союзе с Россией стихийно отмечалось в городах и местечках праздничными богослужениями. За исключением части магнатов, шляхты и самого Яна Собеского, писали русские посланники, "всяких чинов люди учиненному миру и союзу... велми рады и о том святом покое молебствовали". Надежда на облегчение бремени войны, сообщали из Империи агенты Посольского приказа, вызвала всенародное ликование. Свой восторг выразил и венецианский дож, писавший в Москву, что ныне на Россию "вся Еуропа зрит" с надеждой на победу над общим неприятелем. Особенно радостно восприняли весть о вступлении России в Священную лигу на покоренных турками христианских землях - в Молдавии, Валахии и др., население которых, как докладывали московскому правительству, "с упованием смотрит на Россию и лишь от нее ждет спасения от турецкого ига". В

стр. 36

Стамбуле султан, по выражению русского посланника, проведав об этом, "зело со всем бусурманством задрожал" и принялся лихорадочно менять план кампании, отзывать войска и т. п. Поход великого визиря, за которым должен был следовать сам султан с гвардией, был отменен. Крымская орда осталась за Перекопом, ее сильнейшее левое крыло (Белгородская орда) не выступило в Венгрию. Имперские войска почти без сопротивления взяли Будин, Ян Собеский устремился в Молдавию и Валахию, где местное ополчение присоединилось к его армии ⁴² .

Не дожидаясь ратификации Вечного мира в Польше, Москва развернула активную подготовку к войне, отправив посольства во Францию, Англию, Голландию, Швецию, Данию, Испанию, Бранденбург и Флорентийское герцогство "для склонения их к союзу и вспоможению противу турок и татар", а также гонцов в Польшу и Венецию для согласования планов предстоящей кампании, приступив к сбору денежных средств и составлению мобилизационного плана ⁴³ . Подготовка к походу и в особенности выступление российских войск летом 1687 г. вызвали широчайший отклик по всей стране, который можно сравнить лишь с откликом на Московское восстание 1682 г. ⁴⁴ .

Не меньшее значение имела подготовка идеологическая. Однако при попытке поднять боевой дух воинства правительство столкнулось с немалыми трудностями. В первую очередь ободрение требовалось дворянам московских чинов, которые не попали в роспись регулярных полков по военно-окружной реформе царя Федора (1679 г.), но все-таки оказались в "регулярстве" постановлением "Собора великих ратных и земских дел" от 12 января 1682 г., принятом по инициативе Голицына. Они были наиболее обеспечены землей и крестьянами и наименее склонны к тяготам дальнего похода, да еще в рядах менее чиновного дворянства. Московским чинам велено было собираться в поход раньше всех - в конце зимы 1687 г., и именно к ним обратили свои пламенные речи архимандрит Игнатий Римский-Корсаков и патриарх Иоаким, один, призывая к решительному разгрому Османской империи, другой, обличая правительство и предрекая провал его замыслов ⁴⁵ .

Следует подчеркнуть, что и патриарх Иоаким, делясь своими сомнениями относительно успехов правительства регентства с высшими чинами двора в жанре пастырской проповеди, обязан был, как официальное лицо, публично поддержать Крымские походы в благословенных грамотах, адресованных воеводам и читавшихся для поднятия духа перед полками ⁴⁶ . Посылая в армию свежий тираж службы "О вспоможении христианскому воинству и освобождении пленных из неволи агарянской" (М. 1687 г.), Иоаким сообщал Голицыну, что повелел творить новоотпечатанные молитвы по всем храмам России.

Реальные цели политиков были, как правило, скрыты от глаз общественности, но реакция правительственной пропаганды на изменения внутренней и международной конъюнктуры в конце XVII в. была энергичной и содержательной. Уже цели и результаты I Крымского похода 1687 г. вызвали среди современников изрядные разногласия. Если в ходе русско-имперских и русско-польских переговоров о вступлении России в Священную лигу речь шла только о создании заслона против крымских татар с целью не допустить их на основной театр военных действий в Венгрии, Молдавии и Валахии, то в тексте договора о Вечном мире обязательства России были расширены включением пункта о наступлении всеми силами на Крымское ханство ⁴⁷ .

В начале I Крымского похода главнокомандующий Голицын отказался от предложения короля Яна Собеского отложить поход на Крым и двинуться вместо этого на Дунай, мотивируя свой отказ необходимостью связать силы крымских татар, которые опасно было оставлять в тылу. В этот момент целью воинства, согласно формулировке царского указа и объявительных грамот, отраженных в записках россиян, был поход "под Перекоп", "для береженья (украйных городов. - А. Б.) и поиску над неприятельскими крымскими людьми" ⁴⁸ .

Выполнение такой, на первый взгляд, скромной задачи, столкнулось с немалыми трудностями. Проповедь патриарха, предрекавшего поражение затее

стр. 37

ненавистного ему правительства, возымела успех среди части достаточно обеспеченных чинов государева двора, которые явились на ненужную им и довольно опасную службу в траурных одеждах, и даже лошадей своих покрыли черными попонами. Хуже было то, что мобилизация еще не вполне освоившейся с военно-окружной системой армии затянулась, и 150-тысячное русско-украинское воинство выступило в Дикое поле в жаркое и сухое время ⁴⁹ . Голицын, в довершение к этим неприятностям, столкнулся с саботажем коалиционной войны со стороны гетмана Ивана Самойловича - известного противника союза с Польшей, единомышленника патриарха Иоакима. И это в то время, как Ян Собеский страстно желал поражения новому союзнику, выискивая поводы к тому, чтобы отказаться от глубоко ненавистного ему Вечного мира, который он под давлением Ватикана и Вены "со слезами" ратифицировал лишь в конце 1686 г., после страшного поражения своих войск в Молдавии. Сведения о ратификации договора отразились в современных летописных сочинениях, демонстрируя интерес россиян к устойчивости Священной лиги ⁵⁰ .

При всех горестях и напастях, связанных с походом, Голицын сумел возместить ущерб для России и Священной лиги энергичными военными операциями и умело организованной пропагандой. Еще во время похода из ставки Голицына, именовавшегося с легкой руки голландской прессы "генералиссимом", в Москву было отправлено несколько грамот, сообщавших о разгроме крупных отрядов татар и взятии построенных в нарушение Бахчисарайского мира турецких крепостей на Днепре - Очакова, Орзеля и др. Через московского резидента Голландских штатов Келлера эти реляции были переправлены во влиятельные нидерландские газеты, сообщения которых были затем прочтены в Москве ⁵¹ .

Информация была достаточно взвешенной. В имперских и нидерландских курантах были опубликованы грамоты из Москвы, сообщающие, что перед наступающей армией "неприятель на насколько миль конские пожег кормы" и о задержке наступления на Перекоп. Отступление главной армии с пылающего Дикого поля началось 18 июня; на следующий день гонец об этом был послан в Москву, а 29 июля эта весть была опубликована в Амстердаме вместе с сообщением резидента Келлера о дальнейших планах русского командования. Не ранее 25 июля весть об отступлении россиян с перекопского направления была получена в Вене. Однако специальный гонец, вернувшийся к 9 августа с Украины в расположение польских войск, привез, согласно опубликованному в газетах сообщению из ставки короля Яна III, известие, будто российские войска "стоят на прежнем месте" (в лагере у р. Самары), никуда не двигаясь и все еще ожидая наступления коронной армии на бучачских (белгородских) татар ⁵² .

Пропаганда Голицына столкнулась в прессе с мощной дезинформацией Яна Собеского. Согласно оперативно осуществлявшимся переводам из имперских газет, командование цесарской армии вплоть до 26 августа терялось в догадках насчет действий российских войск. С польской стороны оно получало известия, что прикомандированному к русской армии резиденту пану Глосковскому "заказано писать к нам или грамотки ево к нам не пропускают", а Голицын то ли вернулся восвояси, то ли вообще не выступал в поход и сговорился с татарами о нападении на Польшу ⁵³ .

В ставке Голицына прекрасно видели, что польская дезинформация сработана грубо. Благодаря отлично налаженному сбору сведений канцлеру и "генералиссиму" было ведомо, что сообщения от Глосковского поступали в Речь Посполитую исправно. К 30 июля коронный гетман Станислав Щука получил через коменданта Белой Церкви, где в 1686 г. был установлен польский почтовый пункт, донесение резидента о разгроме казаками под Переяславцем орды крымчаков, направлявшейся "с запасом" под Каменец; до 14 августа, что "царские войска четыре замка турские в Крыму взяли и с крымскими татары дважды бои имели"; в первых числах августа - об отступлении Голицына к Москве и планах дальнейших действии русской армии. Кроме того,

стр. 38

после возвращения резидента Глосковского в начале сентября во Львов, с его стороны не прозвучало никаких нареканий в адрес русского командования (согласно интервью, взятому у Глосковского корреспондентом имперского официоза) ⁵⁴ . Таким образом, несмотря на попытку Голицына обеспечить невиданную по тем временам гласность своих действий, задержка и злонамеренное искажение информации польским правительством ставили единство Лиги под угрозу.

Голицын и его соратники (учитывая открытость приведенных документов как для Боярской думы в Москве, так и для свиты "генералиссима" в походе) понимали, что шляхетские инсинуации были связаны с оппозицией договору о Вечном мире, так и не ратифицированному сеймом ⁵⁵ . Было хорошо известно, что значительные круги реваншистски настроенной шляхты, часть сенаторов и сам Ян Собеский жаждали пересмотра закрепленных договором границ. В условиях, когда Оттоманская Порта, столкнувшись с войной на четырех фронтах, всеми силами стремилась к сепаратному миру с членами Лиги, а по Европе начали из неопределенных источников расползаться зловещие слухи о скором распаде антиосманского союза, было особенно опасно распространение провокационных известий коронного командования о том, что русские "будто тайной мир с татары учинили и против нашего королевства войну всчинать хотят", что они злоумышленно бездействуют, "зело от турков боятца и хотят того ради охотно на нашу выю положить всю тягость и сидеть меж тем в покое для остерегания прибытков своих" и т.п. ⁵⁶ .

В ответ правительство регентства, сменившее прямо в походе гетмана Самойловича на энергичного сторонника войны И. С. Мазепу ⁵⁷ , усилило через его универсалы пропаганду своих боевых побед. Прежде всего, новый гетман заменил малоинтересное для европейских газетчиков сообщение из Москвы о мирном отступлении российской армии, не доходя Перекопа, заявлением, что 24 июля 1687 г. этот форпост Крымского ханства был взят штурмом объединенными русско-украинскими войсками. Уже к 14 августа сведения гетмана были подтверждены из Москвы. Не исключено, что "Перекопский замок", мощь которого в тогдашней прессе и позднейшей историографии преувеличивалась, действительно был сожжен, но не основной армией, а оставленным в степях до осени кавалерийским корпусом из казаков, гусар и драгун, о создании которого уведомлял союзников Голицын ⁵⁸ .

Именно в универсале гетмана Мазепы от 9 августа 1687 г., распространявшемся в российской державе и опубликованном имперскими курантами, была сформулирована новая цель войны. Объединенные русско-украинские войска были, по его утверждению, "намерены весь Крым разорить и землю крымскую русскими казаками и верными татарами поселить... И чаем, помощию Божиею, что хан крымский скоро учнет писаться подданным царским". Соответствующие сообщения через иностранных резидентов в ставке главнокомандующего и в Москве были направлены в другие европейские государства ⁵⁹ . По возвращении Мазепы в Батурин о намерении российских войск "Крим зносити спосполу" записал Р. О. Ракушка-Романовский (знаменитый "Самовидец"). О походе армии "на Крым", "воевати Крым", "войною в Крым" пишут с этого времени русские и украинские летописцы ⁶⁰ . Радикализация позиции правительства регентства была связана с серьезными опасениями внутренних и внешних последствий неудачного похода основной армии в Дикое поле.

Как отметил шведский посланник Х. Кохен, осенью 1687 г. члены правительства регентства во главе с вернувшимся из похода Голицыным "все озабочены были изданием за границею, на немецком и голландском языках, хвалебного описания похода, в котором будут подробно изложены причины безуспешного возвращения царского войска". "Истинное и верное сказание" было создано в Москве нидерландским резидентом Иоганном фан Келлером и переведено в Амстердаме "на латинский, цесарский, францужский языки". "И взяв себе, в Галанской земле пребывающие послы и резиденты: цесарской,

стр. 39

гишпанской, францужской, аглинской, свейской, датской, полской и венетской, - послали к своим государям, и тем случаем разосланы во всю Европу" ⁶¹ .

Легко заметить, что публицистическое "Сказание" было адресовано членам Лиги и государствам, в которые были посланы приглашения присоединиться к антиосманскому союзу. Немаловажен был и его русский перевод, выполненный в Посольском приказе "с печатного листа", официально поданного иностранным резидентом, и доложенный в Думе. В "Сказании" давалась оценка причин, побудивших Россию разорвать Бахчисарайский мир и вступить в войну с турками и татарами, "кои... в неколико сот лет прешедши, страшныя христианским различным странам учинили разорение и запустошение, всею же силою и впредь подвигаясь, дабы осталое христианство искоренити", - тезис, будораживший в эти годы европейскую пропаганду и вскоре воплощенный А. И. Лызловым в капитальной "Скифской истории".

"Сказание" отдавало должное прозорливой международной политике Софьи и Голицына, а также весьма продуманно объясняло временную неудачу российских войск, целью которых, якобы, было "в самой Крым, которая страна в древних историях Таурикою Херсонскою нарицалась, вступити". В "Сказании" говорилось о тяготах похода через "великое море - всякаго человеческого жития лишенную пустыню - с претрудными пути и скудостьми вод, а и те нездравы". Автор рассказывал, как мужественные россияне, "нестерпимыя жары, жажду и великую востаюшую от такого множества людей и лошадей пыль претерпя", увидели перед Перекопом зрелище еще более величественное и ужасное: мили выжженной земли и могучее пламя от высоких степных трав, застилающее горизонт.

Психологически отступление россиян было оправдано, но политически следовало объяснить неудачу похода "изменой" гетмана Самойловича и его сыновей-полковников, которым вменялось в вину измотавшее войска "непорядное и кривое шествие", "зажжение всей степи и отьятие конского корму", а также "многие вредительные пересылки" с татарами, имевшие целью "сей поход, который он с великою неволею принужден был всчать, ни во что сотворити". Гетман с младшим сыном был хитроумно арестован прямо среди наполненного его войсками лагеря и впоследствии сослан ⁶² . Правительство использовало эти обвинения для объяснения отступления армии, разослав соответствующие сообщения во влиятельные европейские газеты ⁶³ . Как прежде Ромодановский (сдавший Чигирин по тайному указу царя и убитый восставшими стрельцами), Самойлович пал жертвой интересов внешней политики России. Его "измена" объясняла быстрое отступление Голицына, знавшего о бездействии союзника - короля Яна, а необходимость ликвидировать последствия измены была основанием немедленно завершить кампанию в то время, когда войска Речи Посполитой решили, наконец, воспользоваться полным отсутствием перед собой неприятеля, и заняли Яссы.

Турки лихорадочно готовились оборонять Стамбул от россиян; с "дражайшим другом" - Крымским ханом - король вел задушевную переписку в том духе, что раз "татарское войско обогащается за счет войны", то пусть выберет для этого восточного соседа. Но король не учел, что Крым в 1687 г. остался без добычи, ибо хан отсиживался за Перекопом. Одновременно усиленный казаками корпус окольничего Л. Р. Неплюева и генерала Г. И. Косагова, прикрывая армию со стороны Белгородской орды, устремился вдоль Днепра, спалил Шах-Кермень, Кизы-Кермень, Очаков и прочие турецкие крепости, а заодно разметал и загнал в плавни Белгородскую орду. После своевременного ухода россиян обозленная и голодная орда, как стая зимних волков, бросилась на запад и окружила торжествующие победу войска короля Яна. Осенью, пораженное болезнями, измученное голодом польское войско с огромными потерями прорвалось домой, проклиная своего короля.

Гипотеза, что обвинение Самойловича и последовавший за ним спешный отвод российских войск на зимние квартиры были связаны с необходимостью вразумить союзника, подтверждается тем, что первоначально, еще до 22 июля, в России и за границей сообщалось о поджоге степи татарами.

стр. 40

Именно эта версия отразилась как в австрийских и нидерландских газетах, так и в тогдашних российских сочинениях ⁶⁴ . При составлении "Истинного и верного сказания" пришлось отметить, что Голицын первоначально "совершенно чаял, что те степи ночными посылками татары выжгли", и лишь при возвращении в лагерь у р. Самары "началные люди и старшина казацкого войска" открыли ему глаза. Еще позже было выдвинуто обвинение против старшего сына гетмана - батуринского полковника Г. И. Самойловича, который в момент ареста отца находился с 20-тысячным корпусом в походе с Неплюевым и Косаговым в Поднепровье (где при Известий об аресте гетмана чуть не началось восстание "черни"). До окончания кампании 1687 г. Голицыну пришлось поддерживать версию о непричастности полковника к "измене" отца ⁶⁵ .

Не весьма высокая оценка I Крымского похода самим московским правительством, вызывавшая необходимость поиска оправданий и "козла отпущения", начала меняться к середине августа 1687 г., при получении первых достоверных известий о результатах кампаний союзников. В "Истинном и верном сказании" с гордостью отмечалось, что, второй год лишенный помощи татар, "турок однеми своими войсками не токмо над христианы под градом и в поле какие прибыточные себе поиски обрести - и наипаче не мог толикие войска собрати, ими же бы щастливое шествие победителных християнских оружей в Венгерской земле и в Мореи мог остановити и столичной град Будин из их рук исхитити, как они преж сего союза за три года с поможением хана Крымского учинили и не точию тот город цесарскому войску взять не дали - но пот тем цесарских войск великое число побили".

В сообщениях за границу Москва извещала союзников, что, согласно договоренности, взяла под свой контроль силы Крыма. Но вскоре выяснилось, что не меньшее воздействие Крымский поход оказал на турок. При Известий о выступлении российской армии началась паника среди янычар (хорошо помнивших уроки 1569, 1677 и 1678 гг.) и вскоре охватила столицу Османской империи. Раздавались крики, что "русские идут на Стамбул!". Особенно ярые фанатики, не желая сдаваться "гяурам", бросались из окон и с минаретов. Перепуганный султан Мухаммед IV бежал через пролив в Азию, где был зарезан (по другой версии - задушен) обезумевшей от страха охраной. Огромная армия, готовая к наступлению на Речь Посполитую, была отозвана для обороны Стамбула. Пополнение в Венгрию не было отправлено. Средиземноморский флот, оборонявший от венецианцев Морею, принял на борт местные гарнизоны и вошел в Проливы ⁶⁶ .

Паника длилась не очень долго, но военные планы Порты безнадежно провалились, а флот все равно пришлось задействовать не в Средиземном, а в Черном море, где Османская империя рисковала потерять устье Днепра. К нему двигался вниз по течению "лев степей" генерал Косагов, знакомый и с морским делом ⁶⁷ . Путь россиян освещался пылающими останками турецких крепостей. Флот двух морей должен был высадить десант и любой ценой удержать стратегически важный Очаков. Белгородская орда, которую Ян III предлагал одолеть соединенными силами коронной и российской армий, выступила под командой нурадин-султана - и была порубана у стен Очакова. Заполонивший Днепровский лиман турецкий флот узрел лишь развалины крепости и гарцевавшего на взморье всадника в генеральском мундире, который, "ругая турок по московскому обычаю", призывал десант сойти на берег. "Янычары, - как было отмечено в Разрядном приказе, - отвечали по янычарски, а на берег не сошли".

Судя по корреспонденции, переведенной в Посольском приказе, днепровская эпопея вызвала живой интерес в Западной Европе. Особенно усердствовали в освещении деяний храброго генерала австрийские газеты, от них немногим отставала нидерландская печать ⁶⁸ . Эти подвиги заслонили от общественности второй удар вспомогательных сил в направлении Азова, парализовавший правое крыло Крымской орды и позволивший армии Голицына, от которой хан с главными силами убежал за Перекоп, вообще не вступать в бой.

стр. 41

В отличие от поляков, тщетно ожидавших под Каменцом басурманского нашествия, им перцы и венецианцы времени не теряли. Австрийцы, не встречая особого сопротивления, методично наступали в Венгрии и на Балканах, Венецианцы, предупрежденные царской грамотой от 9 марта "поранее войски противу турок отправите", удивились, не обнаружив османского флота и войск даже в Афинах, но, возблагодарив Бога, без боя заняли крепости в Морее. 11 августа растроганный дож с благодарностью уведомил об этом Москву ⁶⁹ .

Кампанией 1687 г. Россия заявила о своей важной роли в Священной лиге. Сказалось на международной обстановке и твердое заявление правительства регентства о намерении продолжить военные действия в следующем году. Помимо обычных дипломатических каналов, оно было послано из Москвы в Нидерланды 29 июля, передано в начале августа польскому резиденту пану Глосковскому (краткий отчет которого был опубликован позже в Вене и Амстердаме) и напечатано на нескольких языках в "Сказании", появившись, помимо Вены, Варшавы и Венеции, в Мадриде, Париже, Лондоне, Стокгольме и Копенгагене, то есть во всех столицах (кроме не упомянутого Берлина), в которые русское правительство отправило посольства с предложением присоединиться к Священной лиге ⁷⁰ .

Реакция русских авторов на Крымский поход была в целом положительна, но неоднозначна. Кое-кому (особенно писавшим позже) показались тяжелыми жертвы от жары, болезней и плохой воды, хотя они не шли в сравнение с потерями в Чигиринских походах. Большинство ограничилось традиционным рассказом о событиях - "без гнева и пристрастия", в то время как публицисты выражали свой восторг перед силой русского оружия ⁷¹ . Однако очевидный испуг неприятеля заметно снял трепет россиян перед полным опасностей Диким полем.

Основательное впечатление произвел Крымский поход на украинских авторов. Летописцы видели в нем важную победу ⁷² . Патриотическая группировка украинского духовенства во главе с Лазарем Барановичем, до 1686 г. неутомимо призывавшая русское правительство не возвращать Малороссию под власть польской короны, не откликнулась должным образом на заключение Вечного мира: ведь он сопровождался формальным отказом от Правобережья и ненавистным подчинением Московскому патриарху ⁷³ . Однако после кампании 1687 г. Баранович почтил Голицына прекрасно отпечатанным портретом, по которому многие поколения судят об облике канцлера.

Осенью 1687 г., особенно ко дню святой Софии 17 сентября, высшей точки достигло восхваление царевны Софьи. Не сомневаясь, что она "Богом избрана" на царство, придворный оратор Карион Заулонский подчеркнул, что ее дарование "мужеское и вящше мужеского", а братья Лихуды говорили о уже "царской троице" и уподобляли царевну Богородице-Оранте - Нерушимой стене, обороняющей все православие. Столь редкое единодушие, проявленное панегиристами, заставляет согласиться с Киевским митрополитом Гедеоном, который в 1687 г. назвал Софью "соцарствующей" царевной. Общее воинственное настроение подданных Российской державы точно выражено в панегирике Иосифа Богдановского, хвалившего царевну Софью за организацию похода против Крыма и писавшего, что "не даде Бог совершенной нашей на врагах победы, дабы купно врагов всех отдал и покорил под ноги Ваша" ⁷⁴ .

Капля дегтя присутствовала в бочке пропагандистского меда: князь Голицын, первым из россиян "взявший в руки" европейскую прессу, был уже не единственным и не главным идеологом правительства регентства. Не зря угодный царевне Софье гетман был поставлен ее примчавшимся на Украину фаворитом Шакловитым, и не случайно новые цели войны были объявлены в универсалах Мазепы. Вскоре по указу Софьи именно Шакловитый через голову канцлера строил с Мазепой планы захвата Крыма и похода на Стамбул, он же мимо Посольского приказа распорядился о заключении Нерчинского мира с Китаем на катастрофических для России условиях ⁷⁵ . С подачи Шакловитого западная печать наперегонки с политиками Империи обсужда-

стр. 42

ет в 1688 - 1689 гг. "планы" русского господства над Царьградом. По его заданию (через московского почтмейстера А. А. Виниуса) амстердамский бургомистр Николай Витзен издает, распространяет в Европе и отсылает в Россию коронационный портрет славной воительницы Софьи (в пару к которому Федор Леонтьевич изобразил и себя в образе св. Феодора Стратилата и с новоприобретенным гербом).

Впрочем, не удаль готовившего коронацию Софьи Шакловитого и ловкость осуществившего в 1689 г, свержение царевны князя Б. А. Голицына стала причиной падения канцлера. Как ответственный политик, "генералиссим" не смог бросить в решительное наступление созданную им армию в условиях, когда все союзники России по Священной лиге уже вели сепаратные переговоры с неприятелем. Не даром свое назначение главнокомандующим канцлер расценил как намерение погубить его ⁷⁶ . Голицын понимал, что война - самое опасное средство политики: у нее нет заднего хода, зато присутствует колоссальная инерция, способная легко раздавить того, кто пытается притормозить, независимо от его положения, авторитета, способностей и заслуг перед Отечеством. В 1678 г. "тормозным" поставлен был Г. Г. Ромодановский, размолотый буквально "в мелочь" (стрельцы и солдаты изрубили его бердышами прямо в Кремле). В 1689 г. настала очередь В. В. Голицына, пытавшегося ограничить войну рамками разумных стратегических приобретений. Бессудная и бессрочная ссылка Голицыных, опала Л. Р. Неплюева, отставка Г. И. Косагова и других славных военачальников показали могущество джинна пропаганды военной экспансии, которого попытался оседлать канцлер.

Примечания

1. ШАМИН С. М. Письма, грамотки, куранты. Первые регулярные почты в России. - Родина, 2001, N 12, с. 10 - 15; его же. Иностранная пресса и интеграция России в европейскую политическую систему. - Европейскъие сравнительно-исторические исследования. Вып. 1. Европейское измерение политической истории. М. 2002, с. 40 - 64; и др. Шамимым выявлены и подготовлены к печати рассмотренные далее статьи курантов 1682 г. о России.

2. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 155, св. 1682 г. д. 5, л. 27 - 28.

3. См.: ЗАГОРОВСКИЙ В. П. Изюмская черта. Воронеж. 1980.

4. РГАДА, ф. 155, св. 1682 г. д. 5, л. 52 - 52об.

5. РГАДА. ф. 155, оп. 1, 1682 г., д. 5, л. 62 - 74. Статейный список миссии Горна: РГАДА, ф. 55. оп. 1, кн. 23, ч. I. Донесения Горна.: Arsberctninger fra del kongelige geheim Archiv. Bd. VI. Kobenhavn. 1879, S. 138 - 198.

6. Текст панегирика см.: Древняя российская вивлиофика. Ч. XI. М. 1789, с. 229 - 231; ТРОМОНИН К. Царь Федор Алексеевич. М. 1836; СНЕГИРЕВ И. М. Архангельский собор в московском Кремле. М. 1865, с. 28 - 31 и др.

7. См.: Полное собрание законов Российской империи. (ПСЗ-1). Т. II. СПб. 1830. N 892, с. 356. ШЛЕЙССИНГЕР ГА. Полное описание России, находящейся ныне под властью двух царей-соправителей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича). - Вопросы истории, 1970, N 1, с. 107; ТАТИЩЕВ В. Н. История Российская. В 7 томах. Т. 7. М. -Л. 1966, с. 172 - 183.

8. РГАДА, ф. 155, оп. 1. 1682 г. д. 5, л. 104 - 112.

9. Подлинник см.: Собрание государственных грамот и договоров (СГГиД). Ч. IV. М. 1826. N 130, с. 396 - 410 (с подписями участников земского собора); ПСЗ- 1. Т. II. N 905, с. 368 - 379 (без подписей); Сильвестра Медведева "Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве". - А. А. ПРОЗОРОВСКИЙ. Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских (ЧОИДР). М. 1894. Кн. 4, с. 20 - 33.

10. О военно-окружной реформе см.: ЧЕРНОВ А. В. Вооруженные силы русского государства в XV - XVII вв. М. 1954, с. 156 и сл. Программу общественного призрения см.: БЕРХ В. Н. Царствование Федора Алексеевича и история первого стрелецкого бунта. СПб. 1834. Ч. I - II. Приложение XVII, с. 86 - 100.

11. ПСЗ-1. Т. II. N 779, 780.

12. ПСЗ-1. Т. II. N 642; Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею (АИ). Т. V. СПб. 1842. N 10, с. 18.

13. О комиссии В. В. Голицына см.: СГГиД. Ч. IV. N 130, с. 396; ПСЗ-1. Т. 11, N 899, с. 366; АИ. Т. V. N 83, с. 133 - 134. См.: ЧЕРЕПНИН Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI - XVII вв. М. 1978, с. 346 - 355; и др.

стр. 43

14. РГАДА, ф. 155, оп. 1. 1682 г. д. 5, л. 33, 50.

15. БУРАНОВ В. И. Московские восстания конца XVII века. М. 1969.

16. РГАДА, ф. 79, оп. 1.4. 5, св. 1682 г. N 8, 18.

17. О дипломатических проблемах канцлера см.: СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Кн. VII. М. 1991, т. 14, с. 355 - 424; БАБУШКИНА Г. К. Международное значение Крымских походов. - Исторические записки. Т. 33. М. 1950; ГРЕКОВ И. Б. "Вечный мир" 1686 г. - Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. М. 1951, N 2; Русско- китайские отношения в XVII веке. Материалы и документы. Т. 2. М. 1972.

18. АРТАМОНОВ В. А. Страны Восточной Европы в войне с османской империей (1683 - 1699 гг.). - Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. М. 2001, с. 295 - 327.

19. Подробно см.: WOJCIK Z. Jan Sobieski. 1626 - 1696. Warszawa. 1983.

20. Памятники дипломатических сношений России с державами иностранными (ПДС). Т. V. СПб. 1858; РГАДА, ф. 32, Сношения с Империей. Оп. 1, N 26 - 28; ф. 79. Сношения с Польшей. Оп. 1, N 189 - 191.

21. РГАДА, ф. 79, оп. 1, N 192 - 204. Ср.: КОПРЕЕВА Т. Н. Русско-польские отношения во второй половине XVII иска (1667 - 1686). Автореф. канд. дисс. 1952; ФРАНЦУЗОВА Е. Б. К истории русско-польских отношений в последней трети XVII в. - Исторические записки. Т. 105. М. 1980, с. 280 - 293.

22. РГАДА, ф. 96. Сношения со Швецией. Оп. 1, N 102 - 109; ФОРСТЕН Г. В. Сношения Швеции и России во второй половине XVII века. 1668 - 1700. - Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП), 1899, N 6 (Ч. 323), с. 312 - 338.

23. РГАДА, ф. 53. Сношения с Данией, оп. 1, N 16 - 23; ф. 74. Сношения с Пруссией, оп. 1. N 5; ЗАМЫСЛОВСКИЙ Е. Е. Сношения России с Швецией и Данией в царствование Федора Алексеевича. СПб. 1889; ЛОВЯГИН А. М. Посольство Кунраада фал Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб. 1900; его же. Голландец Клснк в Московии. - Исторический вестник, 1894, N 9, с. 760 - 791; БЕЛОВ М. И. Россия и Голландия в последней четверти XVII в. - Международные связи России в XVII - XVIII вв. (экономика, политика, культура). М. 1966.

24. РГАДА, ф. 93, оп. 1, N 6 - 9; ф. 35, оп. 1, N 19; КАПУСТИН М. Сношения России с Западною Европою во второй половине XVII века. М. 1858 и др.

25. РГАДА, ф. 89, оп. 1, N 14 - 22; ф. 123, оп. 1, N 60 - 61; ВЕСЕЛОВСКИЙ Н. И. Неудавшееся посольство в Крым стольника Б. А. Пазухина в 1679 г. - ЧОИДР. 1912. Кн. 30, с. 179 - 216; Статейный список стольника В. Тяпкина и дьяка Н. Зотова в 1681 г. в Крым. - Записки Одесского общества истории и древностей. 1850. Т. 1; СОЛОВЬЕВ С. М. ук. соч., с. 224- 225.

26. РГАДА, ф. 89, оп. 1, N 20 - 22; ПСЗ-1. Т. II. N 916 (Адрианопольская 1681 г. и Константинопольская 1682 г. ратификации Бахчисарайского договора).

27. НИКОЛЬСКИЙ В. К. Земский собор о "Вечном мире" с Польшей 1683 1684 г. - Научные труды индустриально-педагогического института им. К. Либкнехта. Серия социально-экономическая. Вып. 2. М. 1928.

28. Указания на грамоты см.: Записки Желябужского. - Россия при царевне Софье и Петре I. М. 1990, с. 208 - 209; Книга записная. Томск. 1973, с. 80 (Сибирский летописный свод в ред. 1686 г.; ср. редакцию Древняя российская вивлиофика (ДРВ). Ч. VI. М. 1774. с. 397); Государственный исторический музей. Отдел рукописей (ГИМ). Собр. Забелина, N 263, л. 398- 398об.; ср.: ГИМ. Собр. Уварова, N 591, л. 188об.; Библиотека Академии Наук (БАМ). 16.14.24, л. 574; Черниговская летопись по новооткрытому списку. - Киевская старина, 1890, N 5, с. 88.

29. РГАДА, ф. 181, N 20/25, л. 827 - 829об.; Институт русской литературы РАН. Древлехранилище (ИРЛИ). Отд. пост., оп. 23, N 257, л. 976 - 979об.; ГИМ. Синодальное собр., N 153, л. 221 - 225; Российская государственная библиотека. Отдел рукописей (РГБ). Собр. Румянцева, N 356, л. 553об. -555; Российская национальная библиотека. Отдел рукописей (РНБ). Собр. Погодина, F.XVII.16, л. 622; Эрмитажное собр., N 567, л. 160 об. -161.

30. РГАДА, ф. 79, оп. 1, ч. 2, кн. 205; ПСЗ- I. Т. II, N 1186.

31. См.: "Истинное и верное сказание" о I Крымском походе - памятник публицистики Посольского приказа. - Проблемы изучения нарративных источников по истории русского средневековья. М. 1982, с. 57 - 84.

32. ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца по новооткрытым спискам. Киев. 1878, с. 165 - 166; ГРАБЯНКО Г. Действия презельной и от начала поляков крвавшой небывалой брани... Киев. 1854, с. 234.

33. БАН. 17.4.15, л. 207об. -208; 45.10.16, л. 418об.

34. См.: РГАДА, ф. 41, оп. 1, ч. 2, св. 1685 г. N 1; оп. 2, N 1 - 4, 6; ф. 74, оп. 1, ч. 2, св. 1687 г. N 1; оп. 2, кн. 35; оп. 5, N 2 и др. БАБУШКИНА Г. К. ук. соч., с. 166.

35. См.: АНДРЕЙ ЛЫЗЛОВ. Скифская История. М. 1990.

стр. 44

36. СОЛОВЬЕВ СМ. ук. соч., с. 372 - 374; ГРЕКОВ И. Б. ук. соч. и др. См. отклики: РГАДА, ф. 181, N 20/25, л. 829об.; ИРЛИ. Отд. пост., оп. 23, N 257, л. 979об.; ГИМ. Синодальное собр. N 153, л. 225; Собр. Вострякова, N 852, л. 369; РГБ. Собр. Румянцева, N 413, с. 2379; N 364, л. 555; Книга записная, с. 76; ДРВ. Ч. VII. М. 1775, с. 338; РНБ. Собр. Погодина, N 1559, л. 42; Черниговская летопись, с. 88; ЛЕВИЦКИЙ О. ук. соч., с. 163.

37. СОЛОВЬЕВ СМ. ук. соч., с. 372.

38. ЛЕРМОНТОВА Е. Д. Самодержавие царевны Софьи по неизданным документам. - Русская старина, 1912, февраль, с. 436 - 438.

39. ГРЕКОВ И. Б. ук. соч., с. 97; РГАДА, ф. 210. БК-12, пометы.

40. РГБ, ф. 29, N 104/1631, д. 7 А-Б.

41. Записки Желябужского, с. 13; ПСЗ-1. Т. II. N 1186; РГАДА, ф. 181, N 20/25, л. 827 и др. списки; впрочем, в списке ГИМ (Синодальное собр. N 153, л. 221 об.) названа цифра в 100 000 руб.

42. ПДС Т. IV, с. 1321, 1376 - 1397.

43. РГАДА, ф. 35, оп. 1, ч. 1, кн. 19, 20; ч. 2, Св. 155 - 156; оп. 2, кн. 114; ф. 53, оп. 1, ч. 2, Св. 1687 г. N 2; ф. 74, Св. 1687 г. N 1; оп. 2, кн. 36 и др. (из них только Бранденбург согласился на реальную военную помощь Лиге: ф. 74, оп. 1, ч. 1, кн. 6; ч. 2, Си. 1688 г. N 1; ф. 41, оп. I, ч. 2, Св. 1687 г. N 2, 3; ф. 79, оп. 1, ч. 2, кн. 229 - 230; оп. 1, ч. 5, Св. 1686 г. N 20, 22; Св. 1687 г. N 3 и др.; ф. 123, оп. 2, Св. 1687 г. N 2 и др.

44. ГИМ. Собр. Забелина, N 263, л. 998об. -999; БАН. 16.14.24, л. 528 (ср. РГБ, ф. 29, N 8, л. 59об.; ф. 178, N 5710, л. 461; ф. 218. Пост. 1954 г. N 469, л. 4об.); РГБ, ф. 228, N 185, л. 293об. -294; РНБ. Эрмитажное собр. 567, л. 161 - 162об.; БАН. 16.14.24, л. 574об. -575об. (конец оторван); Записки Желябужского, с. 209; ГИМ. Собр. Уварова, N 591, л. 189- 189об., 191об.; РГАДА, Ф-181, N 625, л. 26.

45. Памятники общественно-политической мысли в России конца XVII века: Литературные панегирики. Ч. 1 - 2. М. 1983, N 12, 13, 15, 16, ср. N 17.

46. ГИМ. Синодальное собр. N IV/993. Рукопись 2, л. 121 -130 и др. Опубл. не полностью: САВЕЛОВ Л. М. Переписка патриарха Иоакима с воеводами, бывшими в Крымских походах 1687 и 1689 гг. Симферополь. 1906. (отт. из Известий Таврической Ученой Архивной Комиссии, N 40).

47. СОЛОВЬЕВ С. М. ук. соч., с. 371 - 373; ПСЗ-1. Т. II, N 1186.

48. БАБУШКИНА Г. К. ук. соч., с. 166 - 167; РГАДА, Ф- 123, оп 2. Св. 1687 г. N 2; Записки Желябужского, с. 209; ГИМ. Собр. Уварова. N 591, л. 189; Собр. Забелина. N 263, л. 398 об.; Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 31, с. 204; РГАДА, ф. 181, N 625, л. 26; ГРАБЯНКО Г. ук. соч., с. 234; БАН, 16.14.24, л. 575об.

49. Этой причины было достаточно для провала похода, хотя уместно вспомнить, что тактико-технические данные европейской армии того времени не позволяли осуществить многосоткилометровый переход по безлюдным местам в отрыве от своих магазинов и в окружении мобильного неприятеля.

50. ПДС. Т. VI. СПб. 1862, с. 1486 - 1493 (цит. с. 1488); ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца, с. 165 - 166; Записки Желябужского, с. 209; БАН, 16.14.24, л. 575; ГРАБЯНКО Г. ук. соч., с. 234.

51. РГАДА, ф. 123, оп. 1. Св. 1687 г. N 2, л. 339 - 344; ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 11 - 12; ф. 50, оп. 1, Св. 25, 1687 г., N 2 и др.; СГГиД, ч. IV, N 565, 564, 563, 539, 541 (в порядке поступления). Ср. сообщения Келлера: БЕЛОВ М. И. Письма Иоганна фан Келлера в собрании нидерландских дипломатических документов. - Исследования по отечественному источниковедению. М. -Л. 1964, с. 374 - 382; РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 175, 252 - 253, 276 (там же: л. 93 - 94, 11 - 12).

52. ЭВАРНИЦКИЙ Д. И. История запорожских казаков. Т. III. СПб. 1897, с. 25; РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 11, 93 - 94, 38 - 39, 49.

53. Там же, л. 38 - 39. Клевета тем более впечатляет, что король сам вел сепаратные переговоры с Крымом против России, наивно полагая их секретными.

54. РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 14 - 15, 96 - 99, 93 - 94, 105 - 107, 175. Ср.: ЭВАРНИЦКИЙ Д. И. ук. соч., с. 9, 23 - 26.

55. Сейм ратифицировал договор лишь в 1710 г. См.: АРТАМОНОВ В. А. Русско-польские отношения на Вальской раде 1710 г. - Советское славяноведение, 1974, N 2, с. 27 - 30.

56. БАБУШКИНА Г. К. ук. соч., с. 164; РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 38 - 39, 49 и др.

57. ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца, с. 171; БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ Д. Н. История Малой России. Ч. 3. М. 1830, с. 1; УСТРЯЛОВ Н. Г. История Петра Великого. Т. I. СПб. 1882, с. 13; ЭВАРНИЦКИЙ Д. И. ук. соч., с. 31; РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 94, 98, 143 - 146 и др.

58. Ср.: РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 11 - сведения нидерландских курантов, полученные из Москвы 29 июля; там же, л. 144 - 146 - австрийские газеты по универсалу Мазепы от 9 августа, л. 1 - 2 - из австрийских курантов. В войне 1673 - 1681 гг. российские отряды

стр. 45

вторгались и глубже на полуостров: МАКСИМОВ Н. Н. Проект русского наступления на Крым в годы польско-турецкой войны (1672 - 1676). - Славянский сборник. Вып. 5. Саратов. 1993, с. 77 - 89; ФАИЗОВ С. Ф. Участие России и Крымского ханства в польско-турецкой войне 1672 - 1676 гг. (обзор боевых действий). - Там же, с. 98 - 115. См. также: РГАДА, ф. 155, оп. 1. N 6, ч. 3, л. 99, 105 - 107 и др.

59. РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 11, 105 - 107, 175, 145 - 146 и др.

60. ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца, с. 166; РГБ, ф. 29, N 65, л. 79об.; РНБ, Собр. ОЛДП, F.355; л. 56об.; Собр. Вяземского. Q.CCXI, л. 217; Эрмитажное собр. N 567, л. 164; Черниговская летопись, с. 88 - 89; Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси. Киев. 1888.

61. ВИСКОВАТОВ К. А. Письма шведского посланника в Москве Христофора Кохена. - Русская старина, 1878, N 8, с. 122; РГАДА, ф. 123. Реестр II. Св. 1687 г. N 2, л. 345, ср. л. 339.

62. "Истинное и верное сказание" рисует сцену ареста наиболее лестно для Голицына (л. 66- 67); ср.: Tagebuch des Generals Gordon. Т. II. СПб. 1851, s. 176; РГАДА, ф. 155, оп. I, N 6, ч. 3, л. 97 - 98; и др. В интересах исторической истины отмечу, что Самойлович, и тем более его храбрые сыновья, виноваты не были. Версия об "измене" гетмана возникла, как показывает хорошо осведомленный Ракушка-Романовский, уже после его ареста на основе извета украинской старшины от 7 июля, составленного не без участия спешно примчавшегося из Москвы в стан армии мастера закулисных дел Шакловитого. См.: ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца, с. 168 - 171; СГГиД, ч. IV, N 186; РГАДА, ф. 123, реестр II, Св. 1687 г. N 2, л. 243 - 250 и др.

63. РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 94, 96 - 97, 175.

64. РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 93 - 94, 106 - 107, 175; Записки Желябужского, с. 209; Беляевский летописец. - Россия при царевне Софье и Петре I, с. 41 - 42; Черниговская летопись, с. 89; РНБ. Собр. ОЛДП, F.355, л. 56об.; ср.: РГАДА, ф. 181, N 625, л. 26; ГРАБЯНКО Г. ук. соч., с. 234; и др.

65. РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 98, 107, 175 и др. Ср.: ф. 181, N 625, л. 26; РГБ, ф. 173.1, N 141, л. 162 (и др. списки).

66. СМИРНОВ В. Д. Крымское ханство под главенством Оттоманской Порты. М. 1887, с. 620- 622; БАБУШКИНА Г. К. ук. соч., с. 171.

67. Под командой Г. И. Косагова построенный на воронежских верфях военно- морской флот бороздил Азовское и Черное моря - "для промыслу над турецкими и крымскими берегами" - в войну 1673 - 1681 годов. (ЗАГОРОВСКИЙ В. П. ук. соч.).

68. РГАДА, ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 14 - 15, 97, 107, 143 - 146, 175, 252 - 253, 276.

69. РГАДА, ф. 41, оп. 1, ч. 2, Св. 1687 г. NN 5 и 6.

70. РГАДА, ф. 123, реестр 11, Св. 1687 г. N 2, л. 344; ф. 155, оп. 1, N 6, ч. 3, л. 11 - 12, 96 - 97, 175. Ср.: БАБУШКИНА Г. К. ук. соч., с. 164.

71. РНБ, Собр. Вяземского, Q.CCXI, л. 217; Собр. ОЛДП. F.355, л. 56об.; Эрмитажное собр. N 567, л. 161 - 162об.; F.IV.221, л. 732; F.IV.597, л. 610 (и др. списки); Сборник летописей, с. 99; БАН, 45.10.16, л. 419; 16.14.24, л. 575об.; Беляевский летописец, с. 41 - 42; Записки Желябужского, с. 209; ПСРЛ. Т. 31, с. 204; РГАДА, Ф- 181, N 625, л. 26; РГБ, ф. 205, N 241; ф. 218. Пост. 1963 г. N 65.1, л. 44; РОВИНСКИЙ Д. А. Подробный словарь русских граверов XV1-XIX вв. Т. П. СПб. 1895. Стлб. 987.

72. ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца, с. 166 - 171; и мн. др.

73. Среди украинских авторов положительно оценил это событие Л. Боболинский (Черниговская летопись, с. 88). Другие летописцы либо молчат, либо, как Ракушка-Романовский, сообщают только о предшествующем наречению "избрании" митрополита Гедеона на Украине (ЛЕВИЦКИЙ О. Летопись Самовидца, с. 163; ср. Летопись Подгорецкого монастыря. - МИРОН И. ФРАНКО]. - Киевская старина, 1890, июль. Приложения, с. 126).

74. БАН, П. 1. А.З. (32.5.25); ЛЕРМОНТОВА Е. Д. Похвальное слово Лихудов царевне Софье Алексеевне. М. 1910; ее же. Самодержавие царевны Софьи..., с. 428; БОГДАНОВСКИЙ И. Дары духа Святаго. Чернигов. 1688 (полный экз.: РГАДА. Церк. печать N 2927).

75. ВОСТОКОВ А. Посольство Шакловитого к Мазепе в 1688 г., с. 199 - 226; ДЕМИДОВА Н. Ф. Из истории заключения Нерчинекого договора 1689 г. - Россия в период реформ Петра I. М. 1973, с. 301 - 302, 305 - 306.

76. См. рассказ вхожего к Голицыну французского шпиона: ДЕ ЛА НЕВИЛЛЬ, Записки о Московии. М. 1996, с. 138.

Permanent link to this publication: