ЗАМЫСЕЛ И ДРАМАТУРГИЯ ДИСКУССИИ

Замысел Сталина был прост, даже примитивен, хотя деталями отличался от предыдущих постановок того же ряда. Для затравки дискуссию должен был начать Чикобава с резкого антимарристского выступления. Оно должно было подхлестнуть марристов и взбудоражить общественное мнение. Затем предполагалось попеременно предоставлять слово то противникам Чикобавы (марристам), то его сторонникам (компаративистам). Для того, чтобы у каждой из сторон создавалось ощущение его личной поддержки или по крайней мере заинтересованного нейтралитета, на дачу к Сталину приглашали и Мещанинова, и Чикобаву. Предполагалось также участие и неких "третьих" лиц, любящих лукаво рассуждать по принципу: "с одной стороны..., с другой стороны...", внимательно отслеживая при этом, куда косит глаз начальства. Короче говоря, полная свобода и объективность дискуссии по-советски были обеспечены. Самое удивительное в этой истории то, что Сталину одинаково удалось обмануть и марристов, и компаративистов. До последнего момента, т.е. до выхода его статьи в "Правде", они равно не сомневались в его личной поддержке, хотя в этой игре Сталин уже повторялся. И в те времена, когда он раскалывал реальные группировки оппозиционеров, и в те, когда сознательно разжигал групповые инстинкты и личные амбиции своих верных приближенных, он действовал по схожим схемам -делал вид и для тех и для этих, что втайне он только им союзник. Этот прием срабатывал безотказно, поскольку любой человек живет надеждой, в особенности когда ставка - жизнь. Но если Мещанинов и марристы были уверены в поддержке Сталина скорее в силу сложившейся почти 20-летней традиции, то Чикобава имел более надежную опору в лице Берии.

Сценарий предусматривал также возможность для каждой из сторон какое-то время демонстративно пикироваться и при этом не давать явного преимущества ни одной из них. Затем на трибуне должен был появиться Сталин. И тогда вся дискуссия переходила в стадию апофеоза, в триумф "объективной истины", а в качестве заключительных манифестаций предполагались вал писем на имя вождя и покаянные послания поверженных противников, т.е. марристов. Судя по документам архива Сталина и опубликованным материалам дискуссии, так все и произошло. Но что это за странная сталинская манера - устраивать фальшивые диспуты?

Сталин, будучи изощренным политическим игроком, задушив политическую и духовную свободу, использовал ее бездыханный труп в различных и многочисленных постановках, в том числе и под названием "дискуссия". До войны такие дискуссии проводились то по отдельным вопросам истории ВКП(б), то по вопросам об общест-

Окончание, начало см. в N 3, 4 нашего журнала за 2003 г.

(c) 2003 г.

стр. 162

венно-экономических формациях, то по проблемам марксистско-ленинской философии, то по другим вопросам. Цель всех этих дискуссий была не разностороннее обсуждение давно всех волнующих проблем, а прямо противоположная - публичное и торжественное увековечение очередной официальной догмы. После выполнения ритуала дискуссии никакая дальнейшая критика или тем более пересмотр утвержденного "незыблемого" положения не допускались. До войны весь этот процесс, особенно в сферах истории и философии, как и во всей мировоззренческой области, Сталин держал под своим непосредственным контролем. О том, как бдительно он следил за каждой попыткой независимо от него провести обсуждение даже не очень злободневных вопросов истории, хорошо видно на примере его знаменитого окрика в адрес редакции журнала "Пролетарская революция" в 1931 г. ¹

К 1950 г. Сталин и хорошо им выпестованный пропагандистский аппарат имели уже огромный опыт по проведению такого рода дискуссий. Сталину надо было лишь обозначить свою личную роль в очередном ритуале, предложить вариант сценария и указать на требуемые результаты. После этого отлаженный партийно-государственный механизм действовал до тех пор, пока хозяин не подавал знак - довольно. В дискуссии по вопросам языкознания Сталин отвел себе роль не только главного арбитра, но и ведущего теоретика, выбрав из набора личин и масок особо ему полюбившийся образ "ученого".

1950 год. Власть Сталина беспрецедентна. Личный контроль Сталина за всеми слоями общества, в особенности за живой человеческой мыслью, через все тот же партийно-государственный аппарат стал абсолютным. Сталин затевает публичную дискуссию, причем не в узком кругу специалистов, как это было во время дискуссий по вопросам истории СССР или всемирной истории, истории философии или по проблемам генетики, а на страницах главного пропагандистского рупора режима на специально выделенных вкладных листах газеты "Правда". В стране все давным-давно усвоили - самая массовая газета "Правда" это голос партии, голос Кремля, голос Сталина. То, что Сталин решил провести дискуссию именно на страницах "Правды", поднимало ее значение, по сравнению с другими послевоенными дискуссиями, на новую политическую и государственную высоту.

9 мая 1950 г. "Правда" вышла с вкладышем, где была опубликована статья А. Чикобавы, а перед ней уведомление:

"От редакции. В связи с неудовлетворительным состоянием, в котором находится советское языкознание, редакция считает необходимым организовать на страницах газеты "Правда" свободную дискуссию с тем, чтобы путем критики и самокритики преодолеть застой в развитии советского языкознания и дать правильное направление дальнейшей научной работе в этой области.

Статья Арк. Чикобавы "О некоторых вопросах советского языкознания" печатается в дискуссионном порядке. С настоящего номера "Правда" будет печатать дискуссионные статьи по вопросам языкознания" ² .

В отличие от письма Сталина членам Политбюро, в уведомлении никак не проявлялась официальная позиция. "Застой" можно было понимать по-разному, в частности как недостаточную активность марристов первого поколения по отношению к недобитым остаткам представителей буржуазной компаративистики. Многие марристы и вообще непосвященные восприняли начало дискуссии как очередной виток очередной послевоенной кампании по борьбе с буржуазной идеологией. Вкладыш из "Правды" с уведомлением и статьей Чикобавы, как и другие опубликованные материалы, тогда же был сохранен в архиве Сталина. Но прежде, чем окончательно лечь

¹ См. Сталин И. В. О некоторых вопросах истории большевизма. Письмо в редакцию журнала "Пролетарская революция". - Сталин И. Вопросы ленинизма, изд. 11, ОГИЗ, 1940, с. 350 - 361.

² Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ), ф. 558, оп. И, д. 1251, л. 1.

стр. 163

в архив, все материалы проходили через руки Сталина. Почти все их он внимательно просматривал. Очень многие напечатанные материалы несут на себе следы его карандаша и ручки. Вот и это предуведомление, никак не раскрывающее истинные намерения организатора дискуссии, отмечено кругообразным движением сталинского карандаша по поверхности газетного объявления, а внутри круга текст перечеркнут крест-накрест. Это был знак подготовки первого "сталинского удара" на новом идеологическом направлении, на открываемом им лично "языкофронте" образца 1950 г. Фигура, начертанная карандашом, очень напоминает сталинскую графику на стратегических картах времен Великой Отечественной войны, где таким же способом он намечал предполагаемые "котлы", а затем реально окруженные армии противника.

Опубликованную в том же номере "Правды" статью Чикобавы Сталин также перечитал и вновь на ней сделал пометы, хотя прежде, чем дать добро на ее публикацию, он трижды правил три ее авторские машинописные версии. Чикобава вспоминал о двух редакциях своей статьи с правками вождя. На самом же деле в архиве Сталина находятся три редакции статьи Чикобавы с замечаниями Сталина и несколько последних страниц еще одного экземпляра, на котором правки нет. С учетом правки во время первого знакомства с краткой запиской Чикобавы таких редакций насчитывается сейчас четыре, и пятая правка на публикации статьи в газете "Правда". Не все правки Сталина носили существенный характер. В то же время, скорее всего, письменные пометы Сталина не полностью исчерпывают его замечания, так как многое высказывалось им в устной форме, а Чикобава старался учесть и эти пожелания вождя. И если самая первая записка Чикобавы насчитывала не более половины авторского листа, то одна из редакций его статьи состояла уже из 42 машинописных страниц, другая - из 60, а еще одна - из 49. По ним видно, как Чикобава изо всех сил старался написать так, как этого хотел державный редактор. Вся редакторская работа проходила между 10 апреля, когда Чикобава прибыл в Москву, и 6 мая (дата письма Сталина членам Политбюро) 1950 г., т.е. в течение месяца. На варианте статьи объемом в 42 страницы дата не указана, на варианте в 60 страниц стоит дата - 2.V.1950 г., на редакции в 49 страниц указана дата 6.V.1950 г. На страницах той статьи Чикобавы, где нет даты, больше всего поправок Сталина, впрочем и на более поздних редакциях их немало. Чего же вождь хотел от лингвиста Чикобавы? Скорее всего, раз за разом перечитывая и правя статью Чикобавы, он добивался уяснения своей собственной позиции и вычленения проблем, которые хотел оставить за собой. Сталин пытался как можно ближе подвести текст Чикобавы к своей постепенно проясняемой для себя же позиции. Статью Чикобавы он превращал в удобный для себя плацдарм. Но в то же время Сталин явно не желал, чтобы Чикобава, идя на прорыв, смело открывая дискуссию с антимарристских позиций, стал не то что главным, а даже равным вождю ее участником. Он хотел оставить только за собой плоды заранее предрешенной победы, т.е. окончательную формулировку лингвистических проблем и их "марксистское" разрешение. И весь этот замысел блестяще удался. Впрочем, могло ли быть иначе?

В первом варианте статьи Чикобавы (42 страницы) Сталин сначала правит только стиль, уточняет "марксистские" формулировки. Но вот автор задевает болезненный для послевоенного Сталина вопрос, один из тех, что и привел к изменению его отношения к Марру. Чикобава, критически относясь к послереволюционной интерпретации яфетической теории, напоминал, что языки яфетической группы стадиально предшествуют индоевропейским и семитским языкам. В том месте Сталин дописал: "Стало быть, яфетические языки уже перестают быть ветвью семитических языков" ³ . Ловя Марра на нестыковках и противоречиях, Сталин невольно выдает

³ Там же, л. 128.

стр. 164

сам себя - значит его давно смущало предположение Марра об общих истоках некоторых кавказских (грузинский и армянский) языков с языками семитскими.

В том же, первом варианте статьи Чикобавы Сталин взял себе на заметку его замечание о претензии марристов на то, чтобы рассматривать яфетическую теорию в качестве " общего учения о языке? " ⁴ . А к рассуждению Чикобавы о том, что Марр противоречит бесспорному сталинскому определению нации, утверждая, что все языки классовые и что "соответственно отпадает вопрос о классовых языках, классовых языков не бывает", Сталин добавил: "Есть только языки национальные" ⁵ . Здесь же выкинул цитату из своей работы "О диалектическом и историческом материализме".

В том месте, где Чикобава затрагивает болезненный для антимарристов вопрос о будущем мировом языке, Сталин поверх текста пишет: "Как известно, марксисты понимают это дело несколько иначе. Они считают, что процесс отмирания национальных языков и образование одного общего мирового языка будет происходить постепенно, без каких-либо искусственных... мер" ⁶ . Затем на протяжении почти десятка страниц академик Сталин тщательно выправляет стиль профессора и лингвиста Чикобавы, берет себе на заметку рассуждения автора о родстве языков, отражающую родство семьи народов. Вычеркнул замечание автора о том, что все положительное в советском языкознании делается "не благодаря палеонтологии речи, а несмотря на палеонтологию" ⁷ . Затем решительно сократил заключительную дежурно-положительную часть, перечеркнув такой пассаж Чикобавы: "Акад. Н. Я. Марр впервые со всей страстностью поставил фундаментальный вопрос материалистической лингвистики - о языке, как надстроечной категории, развитии языка в связи с развитием производственной деятельности человека". Вместо него сделал свою вставку: "Но у акад. Н. Я. Марра были серьезные ошибки в общелингвистических теоретических построениях. Без преодоления этих ошибок, невозможно строительство и укрепление материалистической лингвистики. Если где и нужна критика и самокритика, то именно в этой области" ⁸ . В заключительном абзаце вычеркнул имена великих марксистов, в частности и свое ⁹ .

Доработав статью по замечаниям Сталина, в результате чего она выросла почти на полтора десятка страниц, Чикобава вновь передал ее на утверждение не ранее 2 мая 1950 г. Сталин опять принялся за редактирование. Я опускаю очередную редакторскую и корректорскую работу вождя, отмечу только принципиально важные моменты. Во всех предыдущих вариантах Чикобава подвергал критике идею Марра о кинетической (ручной) стадии развития речи. Сталин решил, что в этом месте интонация Чикобавы недостаточно решительна, и, исправляя ее, внес дополнительные аргументы, которые он позже воспроизведет и в своей статье: "Ясно, прежде всего, что, когда говорят о происхождении языка, речь идет о не о немом, "ручном" языке, который нельзя назвать языком, поскольку он является немым, бессловесным, - а о человеческом звуковом языке" ¹⁰ . Затем Сталин счел возможным сделать вставку в текст профессионала-лингвиста в том месте, где Чикобава, критикуя стадиальную классификацию языков Марра, говорит о китайском языке: "Последний, как язык живой, безусловно, развивается и будет развиваться в соответствии с хозяйственным развитием Китая и будет преуспевать, вопреки стадиальной философии Марра" ¹¹ . И хотя Марр никогда не говорил, что китайский язык, несмотря на свою древность, ут-

⁴ Там же, л. 129. Здесь и далее подчеркивания Сталина.

⁵ Там же, л. 134.

⁶ Там же, л. 139.

⁷ Там же, л. 144 - 152, 159, 160, 162.

⁸ Там же, л. 162, 162об.

⁹ Там же, л. 163.

¹⁰ Там же, л. 81 - 82.

¹¹ Там же, л. 103.

стр. 165

ратил способность развиваться, Чикобава бросает ему в этом упрек, а заодно и в пособничестве расистам: "Между тем именно стадиальная классификация акад. Н. Я. Марра, отказывая определенным языкам в способности развиваться, объективно на руку расистам". Сталин исправил конец предложения: "помогает расизму" ¹² . Отметим еще одно место во втором варианте статьи Чикобавы, покоробившее вождя своим "оппортунизмом". Напомню, Чикобава хотел сохранить яфетическую теорию в ее компаративистском, дореволюционном варианте. Поэтому наряду с представлением о яфетической языковой семье и о характере языка как надстроечного явления, Чикобава попытался сохранить и палеонтологический метод анализа речи. В свое время он также отдал ей дань и, видимо, теперь не хотел перечеркивать сделанного. Но написал он это очень коряво: "В принципе бесспорна палеонтология речи, как углубление истории, но не в порядке заменения истории языка и марксистски понятый сравнительно-исторический метод". Сталин на полях нарисовал жирный восклицательный знак, затем русскими буквами по- грузински написал характерное "хе", а всю фразу отредактировал следующим образом: "В принципе бесспорна палеонтология речи, как один из способов изучения истории древнего языка, но не как средство заменить или отменить историю языка " (далее по тексту. - Б. И.) ¹³ . Затем Сталин выкинул все развернутые выводы Чикобавы, оставив всего два кратких абзаца, и добавил к ним: "Поскольку акад. Н. Я. Марр не смог подняться до правильного понимания марксизма-ленинизма" ¹⁴ .

Третья, окончательная, сильно сокращенная редакция статьи была представлена Чикобавой 6 июня 1950 г. Именно в этот день Сталин и направил информационное письмо членам ЦК о начале дискуссии. Но даже в этом, казалось бы, так тщательно совместно отработанном тексте Сталин снова правит стиль, уточняет хронологию ¹⁵ . Наконец, объявление о начале дискуссии и статья Чикобавы появляются в "Правде". Сталин еще раз просматривает статью и точно так же, как на объявлении, ставит на ней (точнее на цитате из работы Марра) карандашом знак "котла" ¹⁶ .

СТАЛИН, АКАДЕМИК И. И. МЕЩАНИНОВ И ДРУГИЕ УЧАСТНИКИ ДИСКУССИИ

Раз в неделю, с 9 мая по 4 июля 1950 г., "Правда" выходила с вкладышем на шести полосах, где печатались материалы дискуссии. Всего таких приложений вышло девять. И каждый раз накануне выхода очередного приложения из редакции "Правды" к Сталину направлялись письма с информацией о поступивших статьях и о предполагавшемся порядке их опубликования. На первых порах работники редакции сами предварительно делали заказы заранее намеченным авторам. Затем некоторые отклики стали поступать и стихийно. Но редакция газеты, а главное сам Сталин, тщательно регулировали процесс дискуссии. После выхода статьи Чикобавы 15 мая 1950 г. на имя Сталина поступило сразу две записки из редакции "Правды" за подписью ответственного секретаря Л. Ф. Ильичева. В первой из них содержались сведения общего порядка:

"Товарищу Сталину.

С момента опубликования в Правде 9 мая статьи проф. Арк. Чикобавы "О некоторых вопросах советского языкознания", редакция получила ряд статей, авторы которых излагают свою точку зрения по затронутым вопросам".

Затем перечислялись авторы: Н. Чемоданов, Н. Яковлев, Г. Санжаев, Н. Черных, Б. Серебренников, Т. Дегтярев. Среди этих авторов двое ведущих марристов, двое откровенных антимарристов и двое умеренных. Обратим внимание на то, что статья

¹² Там же.

¹³ Там же, л. 114.

¹⁴ Там же, л. 118.

¹⁵ Там же, л. 26, 38.

¹⁶ Там же, л. 167.

стр. 166

Черных была подготовлена одной из первых и, видимо, по заказу еще до начала дискуссии. Но опубликована она будет только в конце в один день со статьей Сталина. "Общий размер научных статей, - продолжал Ильичев, - от 12 до 25 страниц. Авторы перечисленных статей оспаривают положения статьи проф. Арк. Чикобавы, некоторые авторы критикуют также ошибочные стороны учения Н. Я. Марра.

Редакция располагает сведениями о том, что над статьями для дискуссионного листка "Правды" работает проф. Ломтев (Москва), акад. Виноградов (Москва), проф. Шалидзе (Тбилиси), акад. Булаховский (Киев), проф. Аридэ (Таллин), проф. Гарибян (Ереван), проф. Авхледиани (Тбилиси), проф. Сердюченко (Москва), проф. Абдулаев (Ташкент) и другие" ¹⁷ .

Отдельно, во втором письме, Ильичев сообщал о статье главы "школы Марра" академика Мещанинова:

"Товарищу И. В. Сталину.

Редакция "Правды" предоставляет на Ваше рассмотрение статью академика И. Мещанинова "За творческое развитие наследия академика Н. Я. Марра".

Редакция просит Вас разрешить опубликовать указанную статью в номере "Правды" от 16 мая, в очередном дискуссионном листке. ¹⁸

15.V.50r. Л. Ильичев".

Последний абзац отчеркнут на полях слева. Значит, Сталин после просмотра рукописи Мещанинова лично дал разрешение на ее публикацию, не сочтя ее опасной для затеянного дела. Машинописный экземпляр статьи Мещанинова в архиве Сталина отсутствует. И если на ней он и делал какие-либо пометы, то они, очевидно, вместе со статьей были тогда же переданы обратно в редакцию "Правды" или автору. Скорее же всего Сталин не стал править машинописный экземпляр работы своего тайного противника, но зато газетную публикацию он проштудировал с карандашом в руке. Похоже, что в это время Сталин уже вовсю работал над своей статьей. Пометы и замечания Сталина на статье Мещанинова нашли затем отражение и в его работе. Публикацию со статьей Мещанинова в "Правде" предвосхищало очередное внешне нейтральное уведомление, опять-таки не выражающее истинного отношения к участникам дискуссии:

"От редакции. От 9 мая с.г. в "Правде" статьей проф. Арк. Чикобава "О некоторых вопросах языкознания" открыта свободная дискуссия в целях преодоления застоя в развитии советского языкознания. В редакцию поступило ряд статей, авторы которых излагают свою точку зрения по затронутым вопросам.

Сегодня мы публикуем в дискуссионном порядке статью академика И. Мещанинова "За творческое наследие академика Н. Я. Марра"" ¹⁹ .

В работе Мещанинова ничего принципиально нового не было. В целом признавая недоработанность и не полную ясность языковедческой концепции Марра, Мещанинов защищался от нападок Чикобавы, главным образом напирая на ее "марксистскую" и антибуржуазную суть, подкрепляя свои доводы цитатами из Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина.

Сталин читал, отмечал и комментировал напечатанное в газете: "Выводы Н. Я. Марра исходят из понимания языка как явления общественного порядка, следовательно, обусловленного сознательно трудовой деятельностью человека. Поэтому отражение реальной действительности в сознании человека кладется в основу исследовательского труда советского языковеда. В связи с этим, в резком противоречии буржуазному языковедению становится Н. Я. Марром проблема об отношении языка и мышления. В основу Марром берется высказывание классиков марксизма-ленинизма: "Люди, развивающие свое материальное производство и свое материаль-

¹⁷ Там же, д. 1255, л. 3.

¹⁸ Здесь и далее отчеркнутое Сталиным на полях выделено курсивом.

¹⁹ Там же, л. 5.

стр. 167

ное общение, изменяют вместе с действительностью также свое мышление и продукты своего мышления". "Непосредственная действительность мысли это - язык". (Маркс и Энгельс. Соч., т. IV, стр. 17 и 434)". На текстах цитат из Маркса, дающих на мой взгляд серьезные основания и Марру и Мещанинову использовать классика в качестве своего союзника, Сталин начертал фигуру "котла". Вслед за этим Сталин дважды отчеркнул на полях колонку со следующим текстом:

"Данная установка проникает во все работы Н. Я. Марра последнего десятилетия его жизни. По его словам, "отставание лингвиста от суждении от мышления, это - наследие европейской буржуазной лингвистики, как проклятие, тяготеющее над всеми предприятиями и по организации исследовательских и учебных дел, не только по языку. Старое учение об языке правильно отказывалось от мышления, как предмета его компетенции, ибо речь им изучалась без мышления. В нем существовали законы фонетики - звуковых явлений, но не было законов семантики -законов возникновения того или иного смысла, законов осмысления речи и затем частей ее, в том числе слов. Значения слов не получали никакого идеологического обоснования". ("Язык и мышление" 1931.)".

Прочитав этот как всегда причудливо корявый текст Марра, посвященный его любимым идеям - связи языка и мышления и приоритету законов возникновения смыслов, т.е. семантики перед грамматикой, Сталин не выдержал и с явным удовольствием здесь же, рядом со своими отчеркнутыми на полях линиями, карандашом написал то ли в адрес Мещанинова, то ли в адрес Марра "дурак" ²⁰ . Скорее всего, в адрес последнего.

Читая Мещанинова, Сталин не столько вникал в его аргументацию, сколько пытался уже здесь полемизировать с аргументацией широко цитируемого автором Марра:

"В работе 1931 года "Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык" Н. Я. Марр точно формулирует ведущую установку своих исследований следующими словами: "Материалистический метод яфетической теории - метод диалектического материализма и исторического материализма, т.е. тот же марксистский метод, но конкретизированный специальным исследованием на языковом материале и на материалах, связанных с языками явлений не только вообще речевой, но и материальной и социальной культуры"". На полях слева от этой фразы сталинской рукой размашисто написано: "Это декларирование". И здесь он был абсолютно прав. Но в этих марровских декларациях все же был рациональный смысл - он ставил вопрос о системном изучении языка и мышления в связи с данными археологии и социальной истории.

"Следовательно, материалистическое учение Марра о языке не создает какого- либо иного метода, а принимает метод, установленный и развитый учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Такова задача, поставленная перед собою самим Н. Я. Марром. Там, где он неуклонно следует этому заданию , он закладывает основные положения материалистического языкознания и настойчиво проводит их в исследовательской работе " ²¹ . Сталин не только подчеркнул последнее предложение и дополнительно отчеркнул его часть на полях, но и не удержался от очередной требовательной реплики: "А где отступает?" ²² .

"Так, Н. Я. Марр рассматривает языковые процессы в их социальной обусловленности. Поэтому историю языка того или иного народа он неразрывно связывает с историей данного народа и тем самым входит в резкое противоречие с еще и поныне господствующими на Западе установками буржуазной лингвистики, изучающей язык в его современном состоянии и в его историческом прошлом как самостоя -

²⁰ Там же.

²¹ Там же.

²² Там же.

стр. 168

тельную и саморазвивающуюся категорию ." Недаром Сталин еще дополнительно дважды отчеркнул на полях компаративистскую идею, с которой Марр и Мещанинов особенно полемизировали, опираясь на представление о неразрывной связи истории общества с историей языка и мышления. Для Сталина с его интуитивным дуализмом так же, как и для младограмматиков, язык жил особой надобщественной, "национальной" жизнью, не испытывая непосредственного и решающего воздействия со стороны социальных изменений. Отсюда следует, что к этому времени у Сталина уже четко сложилось суждение об особой, внеформационной жизни языка как общенационального явления. Тем более что он в своей давней, еще дореволюционной, уже ставшей знаменитой работе "Марксизм и национальный вопрос" причислил язык к одному из пяти решающих признаков нации.

Несмотря на четкий почерк Сталина, не все его пометы мне удалось дальше разобрать. Возможно, газетная бумага и карандаш со временем сильно выцвели. Когда Мещанинов упомянул о знаменитом "Бакинском курсе" Марра, от которого по его словам автор впоследствии отказался (на самом деле это не так), Сталин отметил это место в статье и что-то написал поверх текста ²³ .

Но общий, в высшей степени недоброжелательный и откровенно предвзятый настрой и в отношении к Марру и к Мещанинову без труда прослеживается при знакомстве с пометами на других разделах статьи: "Таково, например, построение родословного дерева на основе мифологической классификации языков, приведенное в "Бакинском курсе" (1928 г.), где завершающим высшим звеном современным состоянием языков признается флективный строй индоевропейской речи . Этому строю в нисходящем разрезе предшествуют один за другим флективные языки семитической группы, перед ними помещены тюркские с агглютативным строем, и еще ниже - эргативные яфетические, а в самом низу аморфные. В итоге получилось построение, в значительной степени повторяющее общую морфологическую классификацию, которая вовсе не чужда буржуазной лингвистической школе". Здесь Мещанинов не совсем точен, так как компаративисты, действительно выделяя различные по строю группы языков, в его время отказались от попыток построить их качественную, морфологическую или историческую классификацию. Марр же попытался это сделать в рамках своей стадиальной концепции. Но Сталин увидел тут неуверенность в позиции марристов. Отметив двумя крестами на полях предварительно подчеркнутую мысль о флективном строе индоевропейской речи, он дополнительно отчеркнул на полях замечание Мещанинова о том, что и буржуазная лингвистика использует похожую классификацию, а затем здесь же строго и назидательно приписал: "То- то" ²⁴ . Сталин уже чувствовал, что противник неуверен, колеблется, маневрирует, ищет компромисса. Мне вновь не удалось разобрать то, что Сталин написал поверх пассажа Мещанинова о палеонтологическом анализе. Но там, где Мещанинов заявил в нарастающе компромиссном духе о том, что Марр прав, говоря о языке как о надстроечном явлении, и оказался не прав, слишком тесно связывая формационную теорию Маркса и стадиальную теорию развития общечеловеческого языка, Сталин вновь заметил "то-то". А когда Мещанинов, уже давно усвоивший, что простым смертным, пусть даже и академикам, сомневаться в непогрешимости классиков марксизма никак нельзя, заявил, что Марр не прав, утверждая вопреки Энгельсу, что и первобытное общество состояло из классов, Сталин рядом обличительно и требовательно написал вопрос: "А где об этом говорили марристы?" ²⁵ .

Затем он в очередной раз подчеркнул и перечеркнул крестами (как символ сдачи противником очередных позиций) критику Мещаниновым своего учителя, который по его мнению слишком прямолинейно связывал глобальные изменения в человече-

²³ Там же, л. 5об.

²⁴ Там же.

²⁵ Там же.

стр. 169

ской речи с " различными системами хозяйств ". А после того, как Мещанинов, наращивая критический пафос, заговорил не только об ошибках и увлечениях Марра, но и об ошибках его последователей, т.е. своих соратников, Сталин удовлетворенно отметил это жирной чертой:

"Выступающее здесь смещение признаков синтаксических с морфологическими, отнесение синтетических языков к первобытной общине, а флективных к классовому обществу могли смутить последователей Н. Я. Марра и повести их на ошибочные выводы, в частности и на те, о которых пришлось упомянуть выше".

"Все же все эти ошибочные места, отдельные увлечения ведущей ролью яфетидов и т.д. являются привнесенным элементом, устранение которого выделит подлинный облик Н. Я. Марра". Сталин опять дважды перечеркнул двумя крестами последнее предложение и на полях приписал "ха-ха!", а затем почти сплошь подчеркнул заключительную часть предложения и всей статьи: "Крупнейшего советского ученого, заложившего основы материалистического учения о языке, нанесшего сокрушительный удар по схоластическим построениям буржуазной школы языковедов. Выделить имеющиеся в трудах Н. Я. Марра увлечения, приведшие к смущающим построениям и выводам, становится первоочередным заданием" ²⁶ .

Без сомнения, Мещанинов вел себя менее напористо, чем Чикобава, но держался вполне уверенно. Соблюдая осторожность, он не позволил себе резких политических и идеологических выпадов в сторону конкретных компаративистов, но и раньше он почти не позволял их без крайней нужды. Люди, знавшие его, вспоминают, что академик Мещанинов был трудолюбивым и умеренным человеком. Вопреки голословным утверждениям Сталина и критикам марризма Мещанинов и другие последователи Марра разработали ряд значительных и оригинальных исследований в области языка и литературы (Н. Яковлев, С. Кацнельсон, В. Абаев, В. Жирмунский и др.). Мещанинов был автором большого количества работ, в 1940 г. издал монографию "Общее языкознание. К проблеме стадиальности в развитии слова и предложения", а перед самой дискуссией - "Новое учение о языке на современном этапе развития" ²⁷ . Ему повезло и тогда, когда Марр назвал его своим научным наследником, и особенно тогда, когда Сталин, уничтожив его морально - его сняли с руководящих постов в Академии наук - оставил ему не только жизнь, но и возможность работать и не отнял чинов и званий. Для военного и, в особенности, послевоенного Сталина это не такой уж редкий случай, когда он не уничтожал физически, не отправлял в лагеря чем-то неугодивших ему руководителей, а только запугивал их до крайности и отстранял от важных дел. Конечно, здесь не было какого-то особого, наконец-то проснувшегося великодушия упившегося властью диктатора. Сейчас замысел Сталина состоял в том, чтобы главный удар был направлен исключительно на Марра. На нем Сталин все более концентрировался.

Накануне очередной публикации в "Правде" ее главный редактор вновь пишет вождю:

"Товарищу Сталину.

Представляю Вам очередную вкладку "Правды", посвященную дискуссии по вопросам советского языкознания со следующими статьями.

1. Проф. Н. Чемоданов. Пути развития советского языкознания.

2. В. Серебренников. Об исследовательских приемах Н. Я. Марра.

3. Проф. Т. Санжаев. Либо вперед, либо назад. Прошу Ваших указаний.

М. Суслов. 20 мая 1950."

__ ²⁶ Там же.

²⁷ Мещанинов И. И. Общее языкознание. К проблеме стадиальности в развитии слова и предложения. Л., 1940; его же. Новое учение о языке на современном этапе развития. Л., 1948.

стр. 170

"Правда" 23 мая 1950 г. опубликовала статью одного из самых прямолинейных марристов проф. Н. Чемоданова "Пути развития советского языкознания", резко выступившего против Чикобавы. Сталин отметил для себя, что и Чемоданов не все положения Марра и некоторых своих соратников принимает безоговорочно, что, на мой взгляд, вполне естественно для человека науки. А когда Чемоданов попытался оправдать взгляды своего учителя на классовую структуру первобытного общества тем, что у того просто не было подходящего термина для обозначения социальной дифференциации общества в древности, Сталин прокомментировал: "На каком основании" ²⁸ .

"В действительности несовместимыми с марксизмом, - заявил Чемоданов, а Сталин отметил, - являются взгляды самого проф. Чикобавы. Утверждая не классовый характер языка, он пытается свести на нет марксистско-ленинское учение о языке, как общественной надстройке ."

Взяв себе на заметку один из важнейших марристских тезисов о надстроечном характере языка, Сталин выделил еще два наиболее часто приводимых Марром и марристами исторических примера. Первый пример относился к языковой ситуации в средневековых Англии и Германии, а также России XIX в.

"В разных исторических условиях классовые различия о языке отражаются различным образом. В средневековой Англии эксплуататоры-феодалы в течение столетий говорили на французском языке, в то время как эксплуатируемый народ пользовался англо-саксонскими диалектами. А разве в феодальной Германии рыцарская поэзия не отражала сословного рыцарского языка? Наконец, если взять историю развития русского языка, то разве не классовые противоречия определяли различие в языке дворянства, разночинно-демократической интеллигенции и крестьянства в XIX веке и т.д."

Второй пример относился к полиэтнической модели формирования нации, которой придерживались марристы. Чемоданов утверждал: "Насколько антиисторичны подобные представления, видно, например, из того, что такой засвидетельствованный индоевропейский язык, как хеттский , существовал уже за полторы тысячи лет до новой эры. Праязыковое состояние индоевропейских языков надо, очевидно, отодвигать в какие-то еще более древние времена. Такое представление об этническом единстве в столь отдаленную эпоху противоречит характеристике древнего общества, даваемой историческим материализмом, который учит нас, что для того времени в развитии человеческого общества характерна дробность неустойчивых этнических единиц . Работы советских историков (например Третьякова) по истории восточных славян и других народов отчетливо показывают, каким сложным является процесс образования племен и народов, какую огромную роль при этом играет скрещение, которое проф. Чикобава признает лишь частным случаем языкотворчества. Процесс образования и развития языков в доклассовом обществе, очевидно, должны были идти параллельно с процессами этногенеза и отражать их". Поверх всей страницы с этим текстом Сталин размашисто и крупно написал: "ха-ха-ха" ²⁹ . Что же смешного или нелепого нашел здесь наш дотошный читатель? Может быть, он вспомнил, что сам Марр не считал хеттский язык индоевропейским, называл его яфетическим и относил к отдаленным предкам некоторых кавказских языков? Или ему, Сталину, верящему в реальность специфического "духа нации", казалась теперь нелепой сама мысль об этническом разнообразии, лежащем в основе каждой современной нации, что ставило под сомнение саму возможность существования "духа", якобы проявляющего себя в национальном языке? Вспомним сталинское умозаключение: "Язык - материя духа". Обратим внимание также на то, что он оставил без внимания ссылку Че-

²⁸ РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1255, л. 7.

²⁹ Там же.

стр. 171

моданова на недавно вышедший фундаментальный труд П. Н. Третьякова, посвященный этногенезу русского народа и восточных славян.

Статьи других авторов, опубликованные в том же вкладном листке "Правды", Сталин также прочитал внимательно. На двусмысленной статье преподавателя МГУ антимарриста Б. Серебренникова, заявившего сначала, что гениальный Марр основывает свою стадиальную теорию развития языка на базе марксистской теории стадиального развития общества, Сталин дважды написал: "ха-ха", "ха-ха". Но когда затем автор заявил, что четырехэлементный метод не может считаться марксистским, он нарисовал очередной круг, перечеркнутый внутри крест-накрест, т.е. "котел". А в статье Г. Санжаева, работника Института востоковедения АН СССР, специалиста в области монгольских языков и компаративиста, взял себе на заметку ссылку на две страницы из "Немецкой идеологии" Маркса и Энгельса ³⁰ .

Следующую серию из трех статей, вышедшую 30 мая 1950 г., Сталин просмотрел довольно бегло. Оставил без знаков внимания крикливую публикацию одного из официальных марристов Ф. Филина, не задержался также на статье "умеренного" марриста А. Попова. Но на статье действительного члена АН Армении Г. Капанцяна Сталин сделал несколько глухих помет. Отметил мнение Капанцяна о том, что к яфетическим языкам следует отнести семитские языки, а к прометеидским - греческий. Взял себе на заметку резкий протест автора против четырехэлементного анализа, сноски на работы Марра, а главное отчеркнул знаменательную фразу Марра о том, что в далеком будущем человечество достигнет такой стадии, когда сможет обмениваться мыслями без помощи языка ³¹ . Здесь перед Сталиным открывалась прекрасная возможность уличить Марра в том самом идеализме, в котором при жизни так любил обвинять буржуазных лингвистов- компаративистов автор яфетидологии. Если возможна передача мыслей без языка, то для подлинного материалиста невооруженным глазом был виден отрыв мышления от его "материи". Похоже, что с этого момента Сталин решает затронуть в своей статье и эту сложнейшую проблему. Марр утверждал, что это не только будет возможно в далеком будущем, но и то, что процесс очеловечивания в далеком прошлом начался с проблесков мышления вне фонетического языка, например как у глухонемых. Интеллектуальный опыт бывшего семинариста Сталина восставал против понимания языка вне слова. Слово же он воспринимал только как произнесенное, как звук, а язык только как язык фонетический.

Наконец "Правда" 6 июня 1950 г. опубликовала статью антимарриста академика В. В. Виноградова, возможно уже намеченного Сталиным в качестве новой главы всей советской лингвистики вместо академика Мещанинова. О том, что его статье "Развивать советское языкознание на основе марксистско-ленинской теории" придавалось особое значение, говорит в частности то, что в этот день была опубликована только она одна, как в свое время были отдельно опубликованы статьи Чикобавы и Мещанинова. Но знал ли сам Виноградов о грядущих административных изменениях и о своей будущей роли? Может быть, что тогда еще и нет, а если и знал, то тем не менее проявил нарочитую осторожность в своей критике Марра и не вышел за рамки, очерченные Чикобавой. Несмотря на серьезную идеологическую заявку, обозначенную в заглавии, Виноградов, критикуя Марра, отделался общими словами и привычными ярлыками, не раз подчеркивая, что Марр - "великий советский ученый", чьи Иден искажаются учениками, и что у Марра есть общая материалистическая направленность, но что его материализм механистичен и социологизирован. Прочитав последние характеристики, Сталин расхохотался: "ХА-ХА" и дополнительно обозначил это место двумя крестами. Из статьи Виноградова Сталин взял для своей работы только одно его замечание и цитату из работы Марра, подтверж-

³⁰ Там же, л. 8 - 9.

³¹ Там же, л. 10.

стр. 172

дающую такой тезис: " Кроме того Н. Я. Марр думал, что грамматику языка создает класс, а не народ " ³² .

13 июня "Правда" вышла с новой подборкой из очередных трех статей. Публикации были совсем слабые. Дискуссия или выдыхалась, или же сотрудники "Правды" сознательно ее притормаживали. На статьях из этого номера Сталин только дважды сделал отметки. Первый раз на тексте академика из Киева Л. А. Булаховского "На путях материалистического языковедения": "Язык есть важнейшее средство человеческого общения; единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному капитализму, торгового оборота". Автор говорил о формировании общенационального языка (и нации) как фактора, способствующего развитию общенационального капиталистического рынка и наоборот. Это была традиционная марксистская трактовка, соотносившая экономическое развитие общества с развитием языка, науки и культуры. В целом того же взгляда придерживались и Марр, и довоенный Сталин. Но в 1950 г. Сталин думал совсем о другом и по-другому. Дважды отчеркнув этот абзац, он приписал: "Против Чемоданова" ³³ . На самом же деле никакой реальной полемики с Чемодановым здесь нет.

В той же подборке была опубликована и заметка преподавателя Иркутского государственного университета В. Кудрявцева "К вопросу о классовости языка". Кудрявцев задался вопросом: " Действительно ли, что языки всех времен и народов не классовые ?". Подчеркнув, а сбоку написав: "Да, действительно" ³⁴ , Сталин, работавший в это время над своей статьей, продолжил ее развернутым ответом и на этот вопрос.

Дискуссия начинала пробуксовывать. Ни с той, ни с другой стороны не хватало остроты в полемических выпадах, не было разнообразия в аргументации, не было лингвистической конкретики. И марристы, и антимарристы соблюдали осторожность, редко называя конкретные имена кроме Марра и Чикобавы. Со стороны всех компаративистов делались обязательные вежливые реверансы в адрес противника. Дискуссия текла вяловато. Все как будто чего-то ждали. Да и сотрудники "Правды" со своей стороны придерживали темп дискуссии, не выпуская на страницы газеты наиболее резких, как правило молодых, оппонентов. Не предоставлялось слово археологам, этнографам, историкам, хотя их статьи находились в редакции или было известно, что они готовы принять участие в дискуссии. Как я уже отмечал, они в большинстве были настроены промарристски. Ясно было, что скоро кто-то должен сказать решающее слово. В предыдущих дискуссиях этот кто-то подводил итоги и давал указания о том, как теперь следует думать, писать и преподавать. Иногда этим "кто-то" было все Политбюро в целом, от имени которого издавался соответствующий документ. Им мог быть и один из его членов, например Жданов или Маленков, а иногда и кто-то из вновь назначенных отраслевых вождей. Поскольку академик Виноградов даже не попытался подвести итоги, значит, решающее слово было не за ним. Похоже, что не только работники ЦК, но и работники "Правды" не были в курсе и не знали подробностей финального акта дискуссии. Во всяком случае из ее редакции продолжали поступать сводки и предложения, по характеру которых видно, что не редакция, а Сталин полностью контролировал ее ход.

17 июня 1950 г. на имя Поскребышева было направлено очередное послание за подписью Ильичева, в котором говорилось о вновь подготовленной подборке и опять упоминалась статья Черныха. В письме впервые давалась общая сводка о поступивших в редакцию материалах:

"С начала дискуссии редакция получила свыше 190 статей. Авторы значительной части статей (около 70) выступают в защиту учения Марра без всяких оговорок.

³² Там же, л. 13.

³³ Там же, л. 17.

³⁴ Там же, л. 18.

стр. 173

Другая часть авторов (более 100), защищая в целом учение Марра, критикует отдельные стороны этого учения. С резкой критикой марристского учения выступают авторы 20 статей.

До сих пор в "Правде" опубликовано 12 статей" ³⁵ .

Сводка Ильичева интересна тем, что указывает на явный численный перевес марристов и на то, что в большинстве своем те, кто писал в "Правду", также не подозревали об истинных целях дискуссии. Через три дня наступила разрядка - была опубликована статья Сталина, а также П. Я. Черныха.

ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ СТАЛИНА

20 июня 1950 г. "Правда" опубликовала большую статью Сталина "Относительно марксизма в языкознании". Возможно, последнюю точку в ней Сталин поставил незадолго до 18 июня. В этот день он направил строго секретное письмо на бланке ЦК, приложив к нему машинописные экземпляры своей работы:

" Строго секретно .

Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков). ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ.

N II 20 18 июня 1950 г.

Т.т. Берия, Булганину, Кагановичу, Маленкову, Микояну, Молотову, Хрущеву.

Посылаю статью по вопросам языкознания. Прошу дать свои замечания. Если до вечера понедельника не будет замечаний, буду считать, что статья одобрена, и я буду иметь возможность направить ее в "Правду" для напечатания в дискуссионном листе, выходящем во вторник. Если же будут замечания, я готов созвать восьмерку для обсуждения.

И. Сталин." ³⁶

Никаких замечаний не последовало. Может быть, за исключением Берии и Молотова, все остальные члены высшего партийного органа втайне восприняли и дискуссию, и участие в ней вождя как очередную блажь стареющего диктатора. Во всяком случае Хрущев в воспоминаниях именно так оценивает этот эпизод последних лет жизни Сталина. Впрочем, какого рода замечания могли сделать сталинские выдвиженцы, пусть и искушенные политиканы и самонадеянные чиновники? Не их это было дело разбираться в проблемах лингвистики, генетики, теоретической физики или в тонкостях поэзии, драматургии или классической музыки и т.д. Сталин это понимал и после смерти Жданова не без все возрастающего высокомерия открыто брал на себя роль высшего интеллектуального авторитета и теоретика. Ему до всего было дело, и он считал, что способен разобраться в любых или почти в любых вопросах бытия. Письмо к соратникам носило формальный характер и служило всего лишь сигналом начала главного акта дискуссии. Давно прошли те времена, когда у него в соратниках числились Бухарин, Рыков, Томский и даже Зиновьев и Каменев и когда в комбинациях с ними в ЦК действительно образовывались то антитроцкистская "восьмерка", то "семерка", то "девятка" или еще какая-либо тайная партийная группировка. Замечаний от "восьмерки" 1950 г. не последовало, и "Правда" опубликовала работу Сталина в том виде, как он ее представил.

Сейчас невозможно установить точное время, когда Сталин приступил к работе над статьей. Обычно он проставлял даты только после завершения очередного труда. Но на рукописях и черновиках именно этой работы даты нет. Исходя из обстоятельств, предшествовавших появлению работы, и из ее контекста, можно достаточно уверенно предположить, что Сталин задумал ее накануне или во время первой встречи с Чикобавой 10 апреля 1950 г., т.е. в то же время, когда у него окончательно созрел замысел организации кампании по развенчанию академика Марра. То, что

³⁵ Там же, л. 19.

³⁶ Там же, д. 1252, л. 1.

стр. 174

решение принять личное участие в дискуссии возникло у Сталина во время встреч с Чикобавой, косвенно подтверждается и тем, что первая проблема, выделенная им в работе, возможно и была той самой, которая вызвала у них наибольшие разногласия. Напомню, Чикобава говорил, что они спорили и, значит, не во всем соглашались. Разногласия, похоже, возникли по поводу того, считать ли язык частью надстройки над экономическим базисом общества, как это обосновывал Марр, или же -нет? В сталинском официальном марксизме все общественные явления строго относились или к базису, или к надстройке и вне их не могли существовать. Чикобава здесь следовал за Марром, понимая, что отнести язык наряду с экономикой к базисным явлениям не позволяет здравый смысл, а пересматривать самую суть марксисткой политэкономической и историософской доктрины ему не дано, да и кто бы это позволил? А Сталин уже давно себе все позволял. По мере необходимости он без особого трепета пересматривал устоявшиеся доктрины или заново обосновывал очередные "незыблемые марксистские" положения. По своей натуре он мало чем отличался от обычного партийного догматика ленинского призыва, но в отличие от них он был им ровно настолько, насколько это было полезно ему и его режиму. Когда возникала необходимость, он не цеплялся за устоявшиеся положения, а отбрасывал их как залежавшийся хлам. Для упиравшихся противников или для замешкавшихся, не успевших перестроиться функционеров у него был заготовлен хорошо отработанный "встречный" ход - обвинение их в догматизме, талмудизме, механицизме и вульгаризаторстве марксизма. Всерьез возражать ему уже давно никто не смел, так как по крайней мере с середины 30- х годов он являлся единственным непререкаемым теоретиком марксизма- ленинизма в стране.

Над статьей Сталин, как всегда, работал методично и несуетливо, добиваясь четкости в постановке проблем, ясных на них ответов, а когда затрагивал особенно сложные вопросы, то упрощал их так, что они становились понятны многим. При этом Сталин с легкостью обходил или лукаво замалчивал проблемы, которые сам не знал, как разрешить. Судя по черновикам, он какое- то время искал литературную форму, в которую предполагал облечь свою работу. Сталин не хотел предстать перед читателями пусть и самым важным, но всего лишь очередным участником научного диспута. В то же время его работа не должна была походить на официальный директивный документ или на публичную реплику-окрик властного правителя. И той, и другой формой он особенно злоупотреблял до войны.

Та форма, которую он избрал на этот раз, была им также использована и уже не раз, но в целях дипломатии. От имени какого-либо печатного органа или известного журналиста ему задавали им же подготовленные или заранее согласованные с ним вопросы. В международной практике такая дипломатическая форма интервью была широко распространена, но для участия в современном научном диспуте она, похоже, использовалась впервые. Напомню также, что "самовопрошание" было распространено в средневековой церковной риторике и в современной молодому Сталину богословской литературе как на Западе, так и на Востоке. Давать интервью самому себе Сталину было очень удобно, так как открывало полный простор и в постановке вопросов и в ответах. Такая литературно-публицистическая форма резко отделяла "верховного" от рядовых участников дискуссии. Когда же он окончательно доработал вопросы, то решил дополнительно замаскироваться, придумав к ним не только общее название, но и такое предисловие:

" Z ОТНОСИТЕЛЬНО МАРКСИЗМА В ЯЗЫКОЗНАНИИ . ³⁷

Z Ко мне обратилась группа товарищей из молодежи с предложением - высказать свое мнение в печати по вопросам языкознания, особенно, в части, касающей-

³⁷ Знаки абзаца, текст, написанные Сталиным от руки, передаются курсивом; текст, перепечатанный на машинке, передается обычным шрифтом; в скобках дается текст, вставленный Сталиным от руки в машинописный текст позже.

стр. 175

ся марксизма в языкознании. Я не языковед и, конечно, не могу полностью удовлетворить товарищей. Что касается марксизма в языкознании, как и в других общественных науках, то к этому делу я имею прямое отношение. Поэтому я согласился дать ответ на ряд вопросов, поставленных товарищами" ³⁸ .

Этот текст написан Сталиным от руки карандашом на отдельном листе бумаги и наклеен на другой лист, на котором уже был напечатан на машинке первый вопрос - ответ с окончательной правкой. Никаких следов писем "группы товарищей из молодежи" в архиве нет. Кого-то такое предисловие может даже умилить - вождь честно признается в том, что он ничего не понимает в лингвистике. Но далее, ничего не понимая в языкознании, он, однако, как всем известно, большой специалист "относительно марксизма" в философии, истории, политэкономии, в военном искусстве... в языкознании. Иначе говоря, сталинский марксизм есть своего рода метанаука, наука наук, новая метафизика, а он ее неоспоримый и признанный корифей. Кто же поспорит с тем, что его слово здесь первое?

Итак, после чтения записки Чарквиани, после бесед с Чикобавой и знакомства с его материалами, изучив справочную литературу и ознакомившись с выдержками из некоторых трудов Марра и классиков марксизма, Сталин счел себя вполне подготовленным, определился с формой изложения и сформулировал четыре коренных, как ему казалось, вопроса:

"Вопрос. Правилен ли с точки зрения марксизма тезис Н. Я. Марра о том, что язык есть надстройка над базисом?" ³⁹ .

"Вопрос. Правилен ли с точки зрения марксизма тезис Н. Я. Марра, о том, что язык был всегда и остается классовым, что общего и единого для общества неклассового языка не существует?" ⁴⁰ .

"Вопрос. Каковы характерные признаки языка?" ⁴¹ .

"Вопрос. Правильно ли поступила "Правда", открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания" ⁴² .

Затем, на каждый из собственноручно написанных вопросов дал собственноручно написанные ответы, периодически корректируя их с материалами, появлявшимися в дискуссионном листке "Правды". Я специально акцентирую на этом внимание, так как в литературе на этот счет не раз высказывались сомнения: сам ли Сталин написал статью "Относительно марксизма в языкознании" или же с чьей-то помощью? Если не считать той литературы, о которой говорилось выше, и не иметь в виду бесед с Чикобавой и, возможно, с другими профессиональными лингвистами (Мещаниновым, Виноградовым), Сталин с подачи Берии сам лично не только организовал дискуссию, но и собственной рукой написал все те материалы, которые были опубликованы за его подписью. В архиве Сталина хранятся три варианта черновиков основной работы. Первый вариант, написанный Сталиным на разлинованных листах писчей бумаги простым карандашом, сохранился не полностью. Второй и третий (окончательный) перепечатаны на машинке на левой стороне стандартного листа и содержат многочисленные рукописные вставки и поправки в тексте и на полях справа. Каждый из четырех вопросов прорабатывался Сталиным в виде отдельного ответа.

Многих смущает то, что сталинская работа ладно и толково написана. При этом ни одного критического научного исследования, посвященного языковедческим писаниям, Сталина нет, если не считать апологетических сочинений начала 50-х годов. Не вникая в суть сталинской работы и не имея доступа к его архиву, некоторые исследователи делали даже предположение о том, что его статья есть скрытое заимст-

³⁸ РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1252, л. 35.

³⁹ Там же, л. 35.

⁴⁰ Там же, л. 121.

⁴¹ Там же, л. 128.

⁴² Там же, л. 152.

стр. 176

вование из какого-нибудь лингвистического труда. Сначала указывали на соавторство Чикобавы. Но тот еще при жизни успел решительно опровергнуть эту версию. Кроме того, и стиль, и содержание работы, и явные противоречия со статьей Чикобавы не оставляют никакого сомнения в том, что он не имел прямого отношения к сталинскому тексту. В исследованиях последних лет особенно настойчиво указывают как на главный источник идей и заимствований на книгу Д. Н. Кудрявского "Введение в языкознание", вышедшую в 1912 г. ⁴³

Работа Кудрявского, выросшая из его же цикла лекций, хороша не только ясностью стиля, но и аргументированной материалистической и социальной направленностью. Не ссылаясь ни на кого конкретно, автор определяет язык как "средство общения", "как орудие нашей мысли", подчеркивает, что "непрерывная деятельность, лежащая в основе языка, есть деятельность общественная" и т.д. ⁴⁴ Со времени выхода книги Кудрявского все эти и другие подобного рода положения в 30-е годы довольно быстро стали общими местами советского языкознания, психологии, философии, истории археологии. Как я уже отмечал, сходные Иден, но в ином, психологическом контексте, высказывал Л. С. Выготский.

Без сомнения, с книгой Кудрявского был знаком и Марр. Существенных противоречий между его концепцией и концепцией Кудрявского о функциональной роли языка и о его связи с мышлением нет. Скорее всего, именно Марр, а не Сталин кое-что материалистическое и социальное заимствовал у Кудрявского. Например, приоритет постановки вопроса о происхождении общечеловеческого языка как такового, в противовес вопроса о реконструкции праязыка семьи народов. Кудрявский практически ничего не говорит о нации как источнике языка, тогда как в сталинской работе этот вопрос центральный. Сталинская концепция "марксистского языкознания" с ее дуализмом прямо противоположна социологической концепции Кудрявского. Может быть Чикобава или другие лингвисты, проводя со Сталиным на его даче языковедческий ликбез, использовали Иден и формулировки Кудрявского, элементы которых опосредованно усвоил и Сталин. В современной библиотеке Сталина ни одной работы Кудрявского я не нашел, что, конечно же, полностью не исключает того, что Сталин все же мог лично к ним обращаться.

Рассмотрим теперь, как Сталин отрабатывал каждый из сформулированных вопросов в отдельности, а потом свел их воедино.

ПЕРВЫЙ СТАЛИНСКИЙ УДАР ПО "НОВОМУ УЧЕНИЮ О ЯЗЫКЕ"

Мы помним, как Марр упорно настаивал на том, что язык есть надстроечное явление и как таковое меняется в зависимости от изменения базиса общества. Именно это положение позволяло обосновывать и революционную динамику и коренную перестройку языка, а главное, приоритет общечеловеческого стадиального развития над частными семейными и национальными группировками и даже само их существование ставить под сомнение. Поэтому, задавая вопрос, правилен ли с точки зрения марксизма тезис Н. Я. Марра о том, что язык есть надстройка над базисом? Сталин написал: "Ответ. Нет, не правильно", а в окончательном варианте исправил на: "Нет, не верно". Затем кратко изложил общеизвестные политэкономические формулировки о взаимовлиянии базиса и надстройки ⁴⁵ . Никакие изменения в базисе или надстройке особенно не воздействуют, утверждал Сталин, на язык, и в доказательство этому указывал на русский язык до и после Октябрьской революции:

⁴³ См. Алпатов В. М. История одного мифа. Марр и марризм. М., 1991, с. 195; Звегинцев В. А. Что происходит в советской науке о языке? - Сумерки лингвистики. Из истории отечественного языкознания. Антология. М., 2001, с. 487; Медведев Р. А. Сталин и языкознание. - Там же, с. 548.

⁴⁴ Кудрявский Д. Н. Введение в языкознание. Юрьев (Дерпт), 1912, с. 7, 8, 28.

⁴⁵ РГАСПИ, ф. 558, оп.И.д. 1252, л. 35об., 36.

стр. 177

"Что изменилось за этот период в русском языке? Изменился в известной мере словарный состав русского языка, изменился в том смысле, что наполнился значительным количеством новых слов и выражений, возникших в связи с возникновением нового социалистического производства, появлением нового государства, новой социалистической культуры, новой общественности, морали, наконец, в связи с ростом техники и науки; изменился смысл ряда слов и выражений, получивших новое смысловое значение; выпало из словаря некоторое количество устаревших слов. Что же касается основного словарного фонда и грамматического строя русского языка, составляющих основу языка, то они после ликвидации капиталистического базиса не только не были ликвидированы и заменены новым основным словарным фондом и новым грамматическим строем языка, а, наоборот, сохранились в целости и остались без каких-либо серьезных изменений, сохранились именно как основы современного русского языка" ⁴⁶ .

Это был первый "сталинский удар" на полное и безоговорочное уничтожение концепции Марра. В 1950 г. было живо немало людей, овладевших языком, как и Сталин, еще до революции. Здравый смысл подсказывал: да, изменения в обществе колоссальны, но мы родились с этим языком, выучились ему, в том числе и другим языкам, и прожили с ним (с ними) всю эпоху потрясений. В отличие от 20-х годов, в 1950 г. ломка в языке первых лет революции и гражданской войны старшими поколениями уже припоминалась слабо, а большинством родившихся в послереволюционной языковой среде не ощущалась вообще. Сталин был как раз одним из этого большинства. Поэтому он искренне верил в реальность того, что видел здесь и сейчас. Никаких революционных изменений в русском и других языках своего государства он не помнил и теперь не замечал. Советские компаративисты того времени, избегая напрямую полемизировать по поводу революционных изменений в семантике, обычно указывали на стабильность грамматического строя языка как на главный его признак.

Сталин тоже сделал на этом упор, но одновременно решил подкрепить свои аргументы ссылками на стабильность во времени "основного словарного фонда" языка, т.е. на семантику и семасиологию. Современные исследователи до сих пор полемизируют по поводу источника этого понятия. На самом же деле его пытался ввести известный советский иранист, специализировавшийся на осетинском языке, и последователь Марра В. И. Абаев. Как раз накануне дискуссии вышли две его работы, посвященные основному словарному фонду. В одной из них он доказывал, что вслед за начальным глоттогоническим этапом наступает этап выработки "основного лексического фонда", "охватывающий круг необходимых в любом человеческом обществе понятий и отношений, без которых трудно себе мыслить человеческую речь, если не считать самых ранних, начальных стадий глоттогонии, о которых мы можем только смутно догадываться и которые характеризовались, по-видимому, беспредельным полисемантизмом" ⁴⁷ . В другой работе он писал: "Есть в языке известный ограниченный круг слов-понятий, без которых нельзя себе мыслить ни одно человеческое общество, в каких бы широтах оно ни жило и какова бы ни была его культура, техника, экономика.... Перечисленные категории абсолютно необходимых в любом обществе слов-понятий, образуют основной, неотчуждаемый "общечеловеческий" фонд языка" ⁴⁸ . Я не думаю, что Сталин был непосредственно знаком с работами Абаева, хотя, как мы видели, проблемы происхождения кавказских языков его особенно волновали. Скорее всего, эту идею ему подсказал кто-нибудь из антимарристов, перетолковав ее в идею семантического ядра национального языка.

⁴⁶ Там же, л. 37 - 38.

⁴⁷ Абаев В. И. О взаимоотношении иранского и кавказского элемента в осетинском. - Осетинский язык и фольклор. М., 1949, с. 116.

⁴⁸ Там же, с. 16.

стр. 178

До Сталина ни один серьезный лингвист ничего похожего не утверждал, да и не мог этого делать. По тому, с каким рвением именно эту идею пропагандировали после дискуссии проф. Черных и академик Виноградов, можно предположить, что кто-то из них и подсказал ее Сталину. Никакого "основного словарного фонда", который наряду с грамматическим строем якобы составляет ядро национального языка, не существует.

В том же разделе Сталин порассуждал о динамичности надстройки, о ее решающем влиянии на классовую борьбу в обществе. В первом варианте он ограничился простым указанием на то, что язык в отличие от надстройки "нейтрален по своему существу, индифферентен к борьбе общественных сил, к борьбе классов, к характеру общественного строя" ⁴⁹ . Затем Сталин последнюю фразу зачеркнул и все заново переработал:

"Язык в этом отношении коренным образом отличается от надстройки. Язык порожден не тем или иным базисом, старым или новым базисом внутри данного общества, а всем ходом истории общества и истории базисов в течение веков. Он создан не одним каким-нибудь классом, а всем обществом, всеми классами общества, усилиями сотен поколений. Он создан для удовлетворения нужд не одного какого-либо класса, а всего общества, всех классов общества. Именно поэтому он создан, как единый для общества и общий для всех членов общества общенародный язык. Ввиду этого служебная роль языка, как средства общения людей, состоит не в том, чтобы обслуживать один класс в ущерб другим классам, а в том, чтобы одинаково обслуживать все общество, все классы общества. Этим собственно и объясняется, что язык может одинаково обслуживать как старый умирающий строй, так и новый поднимающийся строй, как старый базис, так и новый, как эксплуататоров, так и эксплуатируемых" ⁵⁰ .

Обратим внимание на то, что Сталин, решительно отрицая классовую природу языка, пока еще пишет о языке как явлении общественном. В этом месте в первом варианте была вставка, в которой говорилось в противовес Лафаргу (без упоминания имени) о том, что французский язык одинаково хорошо обслуживал любые классы до и после революции, но в последнем появился аналогичный пассаж о русском языке до и после Октябрьской революции ⁵¹ . Не ограничившись ссылкой на русский язык, Сталин по своему обыкновению решил перечислить большинство языков народов СССР. Монотонное нанизывание примеров - один из самых излюбленных и старых его полемических приемов, должных демонстрировать особую убедительность его доводов. Последовала такая рукописная вставка: " То же самое нужно сказать об украинском, белорусском, узбекском, казахском, грузинском, армянском, эстонском, латвийском, литовском, молдавском, татарском, азербайджанском, башкирском, туркменском и других языках советских наций, которые так же хорошо обслуживали старый, буржуазный строй этих наций, как обслуживают они новый социалистический строй" ⁵² . Еще в начале своей государственной карьеры, будучи наркомнацем, он с помощниками пытался разобраться в том, на каком общественно- экономическом этапе находились различные народы России. Тогда народы западной части страны он отнес к капиталистической формации, большинство же среднеазиатских народов и часть народов Кавказа - к формации феодальной, а некоторые народы севера - к общинно-родовому строю. В то время у большинства отставших этносов не было единого разговорного и литературного языка. Позже, в середине 30-х годов, все они по его воле разом шагнули в формацию "социалистическую". Тогда же из различных национальных диалектов и говоров для них был назначен общенациональный

⁴⁹ РГАСПИ, ф. 558, оп.П, д. 1252, л.39.

⁵⁰ Там же, л. 39 - 40.

⁵¹ Там же, л. 40.

⁵² Там же.

стр. 179

разговорный, делопроизводственный и литературный язык. Над вопросом о том, какой из диалектов и наречий обслуживал, например, общенациональные интересы узбеков или туркмен в эпоху раннего феодализма, Сталин в 1950 г. уже не задумывался, хотя сам же когда-то писал, что нации формируются только в эпоху капитализма.

Продолжая развивать мысль о национальном языке, одинаково способном обслуживать все общественно-экономические формации, Сталин заявил, что язык "не отличается... от орудий производства, скажем, от машины (которые так же нейтральны, как язык), и так же одинаково могут обслуживать и капиталистический строй и социалистический" ⁵³ . В свое время Выготский (в том числе и Марр), используя марксистские понятия, рассматривал знак как специфическое орудие человека, а знаковую деятельность как деятельность орудийную в самом широком смысле слова. Однако в интерпретации Сталина (или его консультантов? ⁵⁴ ) сравнение языка с орудием производства, тем более с машиной, приобрело совершенно иной антиисторический и антимарксистский смысл. Напомню одно из общих мест марксизма - если вместе с изменениями в производственных отношениях не происходит очередная промышленная революция, которые сообща только и способны изменить способ производства на более передовой, то никакой смены общественно-экономической формации не произойдет. Сталина, уверовавшего в реальность создававшегося под его руководством социалистического общества, не смущало то, что "промышленный переворот" в СССР, начавшийся в 30-х годах, был всего лишь догоняющей промышленной модернизацией на базе устаревающей западной (буржуазной) технологии. Но он видел иное - по колхозным полям движутся такие же тракторы, что в США, на "социалистических" заводах стоят такие же станки, плавят металл примерно так же, как в Германии, и т.д. Действительно, обе "формации", так как он их себе представлял, обслуживают одни и те же орудия производства. А был ли в СССР реальный формационный сдвиг, или же это было нечто иное, не имеющее отношение к марксистским прописям, эту мысль он не допускал. Отсюда понятна и его аналогия с языком одинаково обслуживающим все "формации". После публикации статьи Сталин поймет сомнительность своей аналогии и попытается в последующих языковедческих заметках исправить положение. Однако тезис о независимости национального языка от формационных сдвигов в базисе и надстройке общества останется в его работе как основополагающий.

"Со времени смерти Пушкина прошло свыше ста лет, - писал далее Сталин. - За это время были ликвидированы в России феодальный строй, капиталистический строй и возник третий, социалистический строй. Стало быть были ликвидированы два базиса с их надстройками и возник новый, социалистический базис с его новой надстройкой. Однако, если взять, например, русский язык, то он за этот большой промежуток времени не претерпел какой-либо ломки, и современный русский язык по своей структуре мало чем отличается от языка Пушкина" ⁵⁵ .

Современный читатель может поневоле усмехнуться, прочитав следующий фрагмент. Вместо аргументов, логики, фактов, вместо проникновения в суть проблемы и овладения научной традицией Сталин предлагает читателю наивные апелляции к истории, к революции, к общественно-экономическим формациям, к их "здравому смыслу":

"Кому нужно, чтобы (сочетание слов в предложении, составление суждений, склонения, спряжения и т.п.) (текст в скобках Сталин позже зачеркнул. - Б. И.) изме-

⁵³ Там же, л. 42.

⁵⁴ В сборнике статей "Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина" (МГУ, 1952), предназначенном для пропаганды языковедческих работ Сталина, А. Чикобава ссылается на работу Л. С. Выготского "Мышление и речь" для подкрепления тезисов вождя (с. 68).

⁵⁵ РГАСПИ, ф. 558, оп. И, д. 1252, л. 43-44.

стр. 180

нения слов в языке и сочетание слов в предложении происходили не по существующей грамматике, а по совершенно другой? Какая польза для революции от такого переворота в языке? История вообще не делает чего-либо (серьезного) существенного без особой на то необходимости. Спрашивается, какая необходимость в таком языковом перевороте, если доказано, что (основа данного языка) существующий язык с его структурой в основном вполне пригодны для удовлетворения нужд нового строя? Уничтожить старую надстройку и заменить ее новой можно и нужно в течение нескольких лет, чтобы дать простор развитию производительных сил общества, но как уничтожить существующий язык и построить вместо него новый язык в течение нескольких лет, не внося анархию в общественную жизнь, и не создавая угрозы распаду общества? Кто же, кроме дон-кихотов, могут ставить себе такую задачу?" ⁵⁶ . Над этой частью текста Сталин поработал дополнительно, главным образом убирая конкретные лингвистические примеры и термины, правя стиль.

Знакомясь с тем, как Сталин работал с первым разделом статьи, сразу же подмечаешь, как он, пытаясь подкрепить свои построения хотя бы элементарными лингвистическими или историческими примерами, сам же замечает их двусмысленность. Отмечу, что это как раз те примеры, которые использовал Марр и марристы для подкрепления стадиальной теории языка. Просто "развернуть" их для противоположной аргументации Сталину не всегда удается. Поэтому в дальнейших разделах он все в большей степени будет убирать ссылки на конкретные факты, тщательно шлифуя общие формулировки.

Первый вариант первого раздела статьи Сталин сначала закончил лаконичным выводом: ("Вывод: известное положение о том, что язык есть надстройка над обществом, является неправильным, ошибочным"). Но затем решив, что вывод делать рано и он недостаточен, Сталин эти строки зачеркнул и от руки приписал карандашом в конце листа и на его обороте:

"Наконец, еще одно коренное отличие между надстройкой и языком. Надстройка не связана непосредственно с производством, производственной деятельностью человека. Она связана с производством лишь косвенно, через посредство экономики, через посредство базиса. Поэтому надстройка отражает изменения в уровне развития производительных сил не сразу и не прямо, а после изменения в базисе, через преломление изменений в производстве в изменениях в базисе. Это значит, что сфера действия надстройки узка и ограничена.

Язык же, наоборот, связан с производственной деятельностью человека непосредственно, и не только с производственной деятельностью, но и со всякой иной деятельностью человека во всех сферах его работы от производства до базиса, от базиса до надстройки. Поэтому язык отражает изменения в производстве сразу и непосредственно, не дожидаясь изменений в базисе. Поэтому сфера действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера деятельности надстройки. Более того, она почти безгранична.

Этим собственно и объясняется, что язык, собственно его словарный состав, находится в состоянии почти непрерывного изменения. Непрерывный рост промышленности и сельского хозяйства, торговли и транспорта, техники и науки требует от языка пополнения его словаря новыми словами и выражениями, необходимыми для их работы, и язык, непосредственно отражая эти нужды, пополняет свой словарь новыми словами, совершенствует свой грамматический строй.

Итак:

а) марксист не может считать язык надстройкой над базисом;

б) смешивать язык с надстройкой - значит допустить серьезную ошибку" ⁵⁷ .

⁵⁶ Там же, л. 45 - 46.

⁵⁷ Там же, л. 46 - 46об.

стр. 181

Так был нанесен первый разгромный сталинский удар по яфетической теории Марра.

ВТОРОЙ УДАР ПО "НОВОМУ УЧЕНИЮ О ЯЗЫКЕ"

На второй вопрос - правилен ли с точки зрения марксизма тезис Марра о том, что язык был всегда и остается классовым, что общего и единого для общества неклассового общенародного языка не существует - прозвучал не менее категорично: "Ответ. Нет, не верно" ⁵⁸ .

Сталин вновь сначала написал от руки карандашом первый вариант ответа, затем его перепечатали в двух экземплярах на машинке, после чего он принялся шлифовать текст. Опуская многочисленные редакционные правки, отметим самое существенное в рукописном и в первом машинописном экземпляре статьи.

Естественно, что Сталин не мог допустить даже мысли о том, чтобы в угоду Марру и его теории пересмотреть одно из фундаментальных марксистских положений о неклассовом характере догосударственного первобытного человечества. Сталин сходу отмел всякие притязания марристов пересмотреть взгляды Энгельса на сей счет (вспомним статью Чемоданова и пометы Сталина на ней): "Не трудно понять, что в обществе, где нет классов, не может быть и речи о классовом языке. Первобытно-общинный родовой строй не знал классов, следовательно, не могло быть там и классового языка, язык был там общий, единый для всего коллектива". Но даже здесь он не удержался и позволил себе очередной раз ошельмовать марристов, заявив, что они под классом якобы понимают "всякий человеческий коллектив, в том числе и первобытно- общинный коллектив" ⁵⁹ .

"Что касается дальнейшего развития от языков родовых к языкам племенным, от языков племенных к языкам народностей и от языков народностей к языкам национальным, то везде, на всех этапах развития язык как средство общения людей в обществе был общим и единым для общества, равно обслуживающим членов общества независимо от социального положения.

Я имею здесь в виду не империи рабского и средневекового периодов, скажем, империю Кира и Александра Великого, или империю Цезаря и Карла Великого, которые не имели своей экономической базы и представляли временные и непрочные военно-административные объединения. Эти империи не только не имели, но и не могли иметь единого для империи и понятного для всех членов империи языка. Они представляли конгломерат племен и народностей, живших своей жизнью и имевших свои языки" ⁶⁰ .

Никаких особых доказательств того, что везде и всегда все национальные языки развивались исключительно по восходящей линии, от родовых и племенных языков, конечно же не приводилось. Вновь тот же прием "доказательства" через терминологическую монотонность - в самом конце первого абзаца Сталин пять раз повторил однокоренные слова: "общий", "общество". Знаменательна ссылка на языки мировых империй древности. Сталин любил читать исторические сочинения и с начала 30-х годов ознакомился с трудами нескольких десятков античных, западноевропейских, российских и советских историков. Тем непонятней его утверждение о том, что, например, империя Цезаря была непрочной и не имела своей экономической базы. Но дело даже не в этом. Разве после завоеваний Александра Великого греческий язык, как и греческая культура, не стали господствующими на значительной части эллинизированной ойкумены? И почему собственно нельзя говорить о том, что мидийский, греческий, латинский, франкский языки или средневековая латынь использовались как общеимперские языки народов-завоевателей и их верхами? А раз-

⁵⁸ Там же, л. 47, 121.

⁵⁹ Там же.

⁶⁰ Там же, л. 121,47 - 48.

стр. 182

ве в Испанской, Португальской, Британской или Французской колониальных империях нового времени это было не так?

Несмотря на то, что второй раздел сталинской работы составляет более 16 машинописных страниц, Сталин здесь по существу на разные лады повторяет все ту же мысль, не раз воспроизведенную еще в первом разделе работы - классовых языков не бывает, язык во все времена обслуживал и обслуживает все общество в целом. Конечно, рассуждал Сталин, есть диалекты, жаргоны, салонные "языки" аристократии, буржуазии, но поскольку "у этих диалектов и жаргонов нет своего грамматического строя и основного словарного фонда" ⁶¹ , то их и нельзя считать языками. Вот и все доказательства. Затем эти "аргументы" комбинируются с теми, что были изложены раньше. Попутно Сталин парирует марристскую трактовку Маркса о том, что у буржуазии есть "свой язык", его же цитатой о "концентрации диалектов в единый национальный язык" ⁶² . Затем назидательно замечает в адрес Мещанинова, не указывая его имени: "Выходит, что цитирующий товарищ исказил позицию Маркса, исказил ее потому, что цитировали Маркса не как марксисты, а как начетчики" ⁶³ . Но в дальнейшем, дорабатывая статью, Сталин последовательно убирает личностное обращение к оппонентам, выделив для этой цели последний четвертый вопрос.

До этого момента рукопись и машинописный тексты не имеют очень существенных отличий. Затем начинается более интенсивная авторская работа. В первом машинописном экземпляре Сталин сделал вставку о том, что Маркс не занимался исследованиями о языке, а лишь говорил о противоположности интересов пролетариата и буржуазии. Но, сочтя это положение чересчур категоричным, вычеркнул его ⁶⁴ . Другая значительная вставка, вошедшая с небольшими изменениями в окончательный текст, относилась к вопросу о классовости языка (вспомним его помету на статье В. Кудрявцева): "Очевидно, что если каждый класс имеет свой язык, то он должен иметь и свою грамматику: капиталисты - буржуазную грамматику, пролетарии - "пролетарскую". Но разве бывает на свете "буржуазная" или "пролетарская" "грамматика"? У нас были в одно время "марксисты", которые утверждали, что железные дороги, оставшиеся в нашей стране после Октябрьской революции, являются "буржуазными", что не пристало нам марксистам пользоваться ими, что нужно их срыть и построить новые "пролетарские" дороги" ⁶⁵ .

Развивая эту мысль, Сталин добавил, что классовые языки, если бы они были возможны, неизбежно привели бы к распаду общества. Над этой проблемой он поработал усерднее, расширяя и усиливая аргументы. Это видно не только по указанной вставке, но по тому, что рядом с фразой о том, что "классовость языка есть примитивная фантазия", Сталин написал на полях в свой собственный адрес: "По другому", т.е. изложить иначе. Затем сам себе же предложил: "включить о Лафарге" ⁶⁶ . Во втором машинописном варианте он действительно добавит большую вставку о Лафарге и расширит по сравнению с первым вариантом критику взглядов марристов на учение Ленина о двух культурах ⁶⁷ . Точно так же забракует часть собственной критики марризма ("не то") и напишет себе памятку о том, чтобы "вставить о моде на французский язык" у английской и русской аристократии ⁶⁸ .

Над вторым окончательным машинописным вариантом Сталин работал и по смыслу и по форме гораздо тщательнее. Так же, как он расправлялся с цитатами оппонентов из произведений Маркса, Сталин опровергает и их трактовку работ Эн-

⁶¹ Там же, л. 122 - 123.

⁶² Там же, л. 123.

⁶³ Там же, л. 124.

⁶⁴ Там же, л. 112.

⁶⁵ Там же, л. 115.

⁶⁶ Там же, л. 116.

⁶⁷ Там же, л. 117.

⁶⁸ Там же, л. 119.

стр. 183

гельса: "Но при чем здесь язык. Цитирующий товарищ попал впросак потому, что цитирует Энгельса не как марксист, а как начетчик". Но затем он зачеркнул эту излюбленную словесную фигуру и поверх нее написал: "Разве наличие классовых противоречий в обществе может служить доводом в пользу "классовости" языка, или против необходимости единого национального языка? Марксизм говорит, что общность языка является одним из важнейших признаков нации, хорошо зная при этом, что внутри нации имеются классовые противоречия. Признают упомянутые товарищи этот марксистский тезис? (или не признают?)" ⁶⁹ . Ну, кто в 1950 г. не знал о сталинском определении нации и о ее важнейшем признаке - языке? Кто же мог позволить себе заявить, что не признает "этот марксистский тезис"? Похоже, что первоначально Сталин хотел "разобраться" с четырьмя марксистскими классиками, перечисляя их вплоть до самого себя по издавна сложившемуся ранжиру. Но приведенной только что вставкой Сталин привычный ранжир перебил. Получилось, что анализу лингвистических воззрений Ленина теперь предшествует основополагающая идея его скромного ученика Сталина. Кроме того, марристы, как известно, особенно опирались на мнение Лафарга. В первом рукописном варианте этой части статьи Сталин не упоминал Лафарга вообще, а в машинописном варианте сделал на сей счет себе памятку. Теперь, поразмыслив, Сталин сразу за процитированным текстом сделал знак вставки, а на обороте листа от руки написал:

"Ссылаются на Лафарга, указывая на то, что Лафарг в своей брошюре "Язык и революция" признает "классовость" языка, что он отрицает будто бы необходимость общенародного, национального языка. Это неверно. Лафарг действительно говорит о "дворянском" или "аристократическом" языке и о "жаргонах" различных слоев общества. Но эти товарищи забывают о том, что Лафарг, не интересуясь вопросом о разнице между языком и жаргоном и, называя диалекты то "искусственной речью", то "жаргоном", - определенно заявляя в своей брошюре, что "искусственная речь, отличающая аристократию... выделилась из языка общенародного, на котором говорили и буржуа, и ремесленники, город и деревня".

Следовательно, Лафарг признает наличие и необходимость общенародного языка, вполне понимая подчиненный характер и зависимость "аристократического языка" и других диалектов и жаргонов от общенародного языка.

Выходит, что ссылка на Лафарга бьет мимо цели.

Ссылаются на то, что одно время в Англии английские феодалы "в течение столетий" говорили на французском языке, тогда как английский народ говорил на английском языке, что это обстоятельство является будто бы доводом в пользу "классовости" языка и против необходимости общенародного языка. Но это не довод, а анекдот какой-то... Как можно на основании таких анекдотических "доводов" отрицать наличие и необходимость общенародного языка?" ⁷⁰ . Напоминаю, о специфическом использовании французского языка правящим слоем средневековой Англии на протяжении столетий писал в дискуссионной статье Чемоданов (и, конечно, еще раньше - Марр). Он же писал о том, что язык рыцарской поэзии в средневековой Германии также носил сословный характер. Вслед за Чемодановым напомню общеизвестный факт - русская аристократия и дворянство в XIX в. использовали как средство внутрисословного общения французский язык, а русский литературный и разговорный язык разночинной интеллигенции и крестьянский язык с его диалектами различались так, что крестьянство практически не понимало того, о чем рассуждает интеллигенция, а последняя написала тома книг, чтобы понять то, что говорит и думает народ. Недаром же Марр так настойчиво внушал непонятливым идею о неразрывном единстве языка и мышления. Еще в начале дискуссии, взяв тезис Чемоданова на заметку, Сталин, теперь иронизируя, писал: "Русские аристократы одно

⁶⁹ Там же, л. 56.

⁷⁰ Там же, л. 56 - 56 об.

стр. 184

время тоже баловались французским языком при царском дворе и в салонах (некоторых губернских городов)". Редактируя, он зачеркнул конец предложения и взял его в скобки, чтобы до крайности ограничить сферу французского языка в России. Затем продолжил: "Они кичились тем, что говорят по-русски, заикаются по французски, что они умеют говорить по- русски лишь с французским акцентом. Значит ли это, что в России не было тогда общенародного русского языка, что общенародный язык был тогда фикцией, а "классовые языки" - реальностью?" ⁷¹ .

В первом варианте рассуждения о классовых языках заканчивались так: "Классовость языка есть примитивная и несуразная фантазия, если, конечно, не думать, что буржуа и пролетарии могут объясняться друг с другом через переводчиков" ⁷² . Затем Сталин это забраковал и, как я уже отмечал, стал то же самое доказывать более развернуто, справедливо грозя распадом общества, если классы и сословия перестанут друг друга понимать. Но для Сталина 50-х годов именно это, т.е. опасность распада общества, и было доказательством невозможности существования классовых языков. Сталин как будто забыл о том, что накануне революции, и в особенности во время гражданской войны, "непонимание" между различными классами воюющего российского общества достигло критической точки не только в сфере экономики и политики, но и на уровне мышления, языка, культуры, религии, морали, что и привело к его взрывообразному распаду. Не случайно же одной из главных скреп сталинского общества стал десятилетиями вырабатывавшийся общенародный язык коммунистической пропаганды, состоящий по большей части из приспособленной общеевропейской лексики и таких же мыслительных конструкций. Так что социум - это не только по возможности гармонизированная совокупность сословий, классов, групп, этносов, наций, но и их языков, а значит, и гармонизация способов мышления. И вся эта пульсирующая совокупность может "сходиться" и "расходиться" под влиянием самых различных факторов. Сталин же все более упорно сводил вопрос к тоталитарному: один язык - одна нация.

Затем так же, как с цитатами Маркса, Энгельса и Лафарга, Сталин в окончательном варианте обошелся и с идеями Ленина, усилив тезис о том, что сторонники Map-pa неверно трактуют его учение о двух культурах внутри эксплуататорского общества, обвинив их в том, что они "поплелись по стопам бундовцев" ⁷³ .

Наконец, перечислив старших классиков, нарочито соблюдая высочайшую скромность и строжайший политический ранжир, Сталин стал объяснять, как следует понимать его самого: "Ссылаются, наконец, на Сталина. Приводят цитату из Сталина о том, что "буржуазия и ее националистические партии были и остаются в этот период главной руководящей силой таких наций". Это все правильно. Буржуазия и ее националистическая партия действительно руководят буржуазной культурой, так же как пролетариат и его интернационалистическая партия руководят пролетарской культурой. Но при чем тут национальный язык? (затем исправил на: "классовость" языка?. -Б. И.). Разве этим товарищам неизвестно, что национальный язык есть форма национальной культуры, что национальный язык может обслуживать и буржуазную и социалистическую культуру? Неужели наши товарищи не знакомы с известной формулой марксистов о том, что нынешняя русская, украинская, белорусская и другие культуры являются социалистическими по содержанию и национальными по форме, т.е. по языку?". Для современного читателя переведем "формулу" социалистической многонациональной культуры с языка сталинской эпохи на язык современный: говорим на разных языках, но об одном и том же. Затем Сталин карандашом приписал: "Согласны ли они с этой марксистской формулой?" ⁷⁴ . Своим вопросом он окончательно доказал - классового языка не существует, а есть язык всенародный.

⁷¹ Там же, л. 56 об.

⁷² Там же, л. 58.

⁷³ Там же, л. 59.

⁷⁴ Там же, л. 60 - 61.

стр. 185

ТРЕТИЙ УДАР

Черновика третьего вопроса: "Каковы характерные признаки языка?" - в архиве Сталина нет. Есть только два машинописных варианта и оба со следами его работы. Наверху первой страницы первого машинописного варианта сталинской рукой написано: " Все надо проверить - с начала " ⁷⁵ . В этом разделе речь идет фактически о самом главном, о понятии - что есть язык? Казалось бы, с него и надо было начинать, так как разница между многочисленными лингвистическими направлениями и школами (как и в любой другой науке) сосредоточена именно в области трактовки центрового понятия, т.е. предмета исследования. Если представление о языке свести к его грамматическому строю, отодвинув все остальное на второй план, то компаративисты XIX в. будут, безусловно, правы, заявляя о медленной исторической эволюции любого языка. Если же во главу угла брать социолингвистические и историко-культурные аспекты, то правоту Марра о революционных взрывах трудно опровергнуть. Как в сталинское, так и в наше время получили мировое признание с десяток научных трактовок понятия и моделей порождения и развития языка от психологических, социологических и до логических и информационно-кибернетических. Но к 50-м годам советская гуманитарная наука была наглухо изолирована от остального мира и под присмотром партийного аппарата вынуждена была вращаться в кругу давно устаревших идей. Но Сталин, будучи в научном смысле совершенным невеждой, бесстрашно дал "единственно правильный" ответ: "Ответ. Язык относится к числу общественных явлений, действующих за все время существования общества. Он рождается и развивается с рождением и развитием общества. Он умирает вместе со смертью общества. Вне общества нет языка. Поэтому язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества, с историей народа, которому принадлежит изучаемый язык и который является творцом и носителем этого языка.

Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания" ⁷⁶ .

Сталин шесть раз повторил здесь связку "язык - общество". Ничего принципиально нового по сравнению с первым разделом ни в плане идей, ни в плане аргументации во втором разделе мы не найдем. Вновь Сталин манипулирует понятием об основном словарном фонде, "куда входят и все корневые слова, как его ядро" ⁷⁷ . Затем как будто внезапно открывшуюся только ему одному великую истину сообщает тривиальное, почерпнутое из словаря: "Грамматика (морфология, синтаксис) является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении", а затем на нескольких страницах на разные лады говорит о великой роли грамматики и вновь об общественной надстройке и базисе, об уже давно обозначенном им месте языка в этой системе, и вновь о невероятной живучести национального языка ⁷⁸ . Здесь, все более входя в новую для него роль "корифея языкознания", он не удержался и в последнем варианте приписал карандашом: "Некоторые историки вместо того, чтобы объяснить это явление, ограничиваются удивлением. Но для удивления нет здесь каких-либо оснований. Устойчивость языка объясняется устойчивостью его грамматического строя и основного словарного фонда" ⁷⁹ . По большому счету, здесь уже нечего анализировать. Сосредоточимся на нескольких любопытных деталях. Одна из них связана с известным памятником древнерусской литературы "Слово о полку Игореве".

В самом первом варианте очередной раз толкуя об исторической устойчивости языка, Сталин на этот раз проиллюстрировал излюбленный тезис так: "Взять, напри-

⁷⁵ Там же, л. 128.

⁷⁶ Там же.

⁷⁷ Там же, л. 130,64.

⁷⁸ Там же, л. 131 - 136, 65 - 70.

⁷⁹ Там же, л. 70.

стр. 186

мер, известное произведение "Слово о полку Игореве". Оно было выпущено в свет, как говорят, в конце двенадцатого века, в период перехода от патриархального рабства к раннему феодализму. С тех пор прошло около восьмисот лет. За это время русское общество пережило феодальный строй, капиталистический строй и построило новый социалистический строй. И все же, несмотря на это, нельзя не признать близость и родство современного русского языка с языком автора "Слово о полку Игореве". Нельзя отрицать, что минимальный словарный фонд и существенные элементы грамматического строя языка этого произведения сохранились и живут в современном русском языке" ⁸⁰ . Как большинство сталинских примеров и даже идей, и эта иллюстрация взята из арсенала марристов, но с вывернутым наизнанку смыслом. Мещанинов в уже упоминавшейся работе 1948 г. "Новое учение о языке на современном этапе развития" писал: "Качественное накопление в языке новых слов, внедрение новых синтаксических оборотов и грамматических форм морфологии, в особенности при взаимном влиянии языков друг на друга и при различных путях заимствования, могут создать новый тип языка, даже с изменениями в звуковой стороне". В качестве иллюстрации он сослался на трудности современного русского читателя в понимании языка "Слова о полку Игореве". Он отмечал, что "эти примеры подтверждают обоснованность выдвигаемых положений о стадиальном анализе, устанавливающем стадиальное состояние языка и прослеживающем пути стадиальных переходов" ⁸¹ . Сам ли Сталин прочитал брошюру Мещанинова и заимствовал из нее пример, или автор при встрече в устной форме сослался на поэму? Возможно и то, что кто-то из антимарристов перечислил вождю излюбленные доводы противников, в частности и этот. Но в любом случае первоначальный источник - это указанная работа Мещанинова. Однако Сталина явно что-то смущало и в первом машинописном варианте. Поработав здесь, главным образом, над стилем, а также попытавшись связать язык "Слова" с языком Пушкина, он недовольно написал на полях: "не то" ⁸² . В окончательной редакции Сталин вновь вернулся к этой части статьи. Пытался использовать ее для собственной периодизации истории русского языка: "Если взять для иллюстрации историю русского языка, то ход развития русского языка от древности до наших дней можно было бы набросать, примерно, в виде следующей схемы:

а) от родоплеменного языка, сложившегося еще задолго до эпохи рабства, когда русский язык мало отличался от других славянских языков - к языку "Слово..." (конец 12 века). Это уже не родоплеменной язык, а язык разных племен, ставших русской народностью, отделившихся от других славянских языков и ставших самостоятельными. Он, вероятно, значительно отличается от старого родоплеменного языка, и по богатству словаря, и по развитости грамматическ. строя. Но большинство корневых слов старого языка вошло в основной словарный фонд нового языка, а главные элементы грамматического строя старых язык, не уничтожены". Затем поразмыслил и рядом дописал полюбившуюся мысль еще раз, обвел ее карандашом и сделал знак вставки: "Но элементы грам. строя, почти все корневые слова "Слова" сохранились даже в совр. русск. языке" ⁸³ . Но ни пункта "б", ни других пунктов больше не последовало. Сталину очень хотелось походя, как это и пристало корифею, набросать схему истории русского языка от "Слова" до Пушкина и современности. Не исключено, что кто-то из консультантов отсоветовал ему давать такого рода периодизацию, указав на спорность датировки источника, изобилующего тюркоязычными словами. Во всяком случае, в окончательном варианте Сталин от Иден периодизации истории русского языка отказывается и при этом вычеркивает всякое упоминание о поэме. Видно, как он колеблется и сначала простым каранда-

⁸⁰ Там же, л. 137 - 138.

⁸¹ Мещанинов И. И. Новое учение о языке на современном этапе развития. Л., 1948, с. 37.

⁸² РГАСПИ, ф. 558, он. 11, д. 1252, л. 137.

⁸³ Там же, л. 142об.

стр. 187

шом берет весь абзац о "Слове" с двух сторон в квадратные скобки. Затем, поразмыслив, зачеркивает их, т.е. решает все же оставить текст. Через какое-то время окончательно перечеркивает его жирными линиями цветного карандаша.

Вращаясь вокруг все тех же, много раз высказанных куцых идей и одних и тех же имен классиков, Сталин все в большей степени сводил свой научный трактат к привычной форме директивного документа. Если в первом, и особенно во втором, разделе работы он опровергал марристов путем простого перетолковывания в свою пользу тех же самых цитат из классиков, то в третьем разделе он уже решил опровергнуть одного из них. Лафарг, которого он широко и положительно цитировал в 30-х годах, к 50-м годам утратил для него свой авторитет. Сталин дописывает от руки по поводу уже не раз опровергавшейся им ранее Иден "языковой революции": "Марксизм не признает внезапных взрывов в развитии языка, внезапной смерти существующего языка и внезапного построения нового языка. Лафарг был не прав, когда он говорил о "внезапной языковой революции, совершившейся между 1789 и 1794 годами" во Франции (см. брошюру Лафарга "Язык и революция"). Никакой языковой революции, да еще внезапной, не было тогда во Франции. Конечно, за этот период словарный состав французского языка пополнился новыми словами и выражениями, выпало некоторое количество устаревших слов, изменилось смысловое значение некоторых слов, - и только. Но такие изменения ни в какой мере не решают судьбу языка. Главное в языке - его грамматический строй и основной словарный фонд. Но грамматический строй и основной словарный фонд французского языка не только не исчезли в период французской буржуазной революции, а сохранились без существенных изменений, и не только сохранились, а продолжают жить и поныне в современном французском языке. Я уже не говорю о том, что для ликвидации существующего языка и построения нового национального языка ("внезапная языковая революция"!) до смешного мал пяти-шестилетний срок, - для этого нужны столетия" Весь этот текст Сталин собственной рукой переписал слово в слово из второго в третий, окончательный, вариант статьи ⁸⁴ .

Знаменательна для позднего сталинского мышления еще одна вставка о роли революций в истории общества. Еще в первом варианте он решил дать новую установку в понимании этого вопроса: "Вообще нужно сказать к сведению товарищей, увлекающихся "взрывами", что закон о переходе от старого качества к новому путем взрыва нельзя считать всеобъемлющим законом общественного развития. Он обязателен для общества, разделенного на враждебные классы. Но он вовсе не обязателен для общества, не имеющего враждебных классов". Доказательством этому, утверждал Сталин, является коллективизация сельского хозяйства в СССР, как пример "революции сверху". Обратим внимание на то, что Сталин, выступая против революционных взрывов, демонстрирует хорошо известный житейский феномен - очень часто бывший революционер, добившись к зрелости личных благ и общественных высот, становится яростным, радикальным реакционером. Его радикальная "революция сверху", поэтапно и жестоко проводившаяся с середины 30-х годов, получила наконец литературное оформление. В окончательном варианте статьи Сталин эту мысль усилил, зачеркнув неряшливые и абстрактные рассуждения о законах перехода от старого качества к новому, и написал так: "Теория внезапных взрывов неприменима не только к истории развития языка. Она не всегда применима также и к общественным явлениям базисного или надстроечного характера" ⁸⁵ .

Затем Сталин нанес очередной окончательный удар по марровской теории скрещивания языков: "Не может быть сомнения, что теория скрещивания не может дать чего-либо серьезного советскому языкознанию. Если верно, что главной задачей языкознания является изучение внутренних законов развития языка, то нужно

⁸⁴ Там же, л. 138 - 138 об., 73 - 73 об.

⁸⁵ Там же, л. 139.

стр. 188

признать, что теория скрещивания не только не решает этой задачи, но даже не ставит ее - она просто не замечает, или не понимает ее" ⁸⁶ .

ЧЕТВЕРТЫЙ СОКРУШАЮЩИЙ УДАР

От начала и до конца проанализированная нами статья Сталина антимарристская. Даже когда он формулировал вопросы, то обращал их лично к Марру и к его конкретным сторонникам, участникам дискуссии. Но, завершив работу над первыми тремя вопросами, Сталин решает придать ей большую масштабность, не сводить ее пафос только к личности Марра. Поэтому он убирает всякое упоминание его имени из формулировок вопросов, т.е. делает их обезличенными, а в тексте вместо конкретного обращения: "понимает ли это товарищ?", пишет обезличенно - "товарищи".

"Вопрос. Правильно ли поступила "Правда", открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания?", - это Сталин написал последним, что видно из его собственноручной надписи на заглавном листе архивного экземпляра: "4) О языкознании. Перепечатка четвертого вопроса" ⁸⁷ . Судя по тому, что правки на этих экземплярах очень мало, Сталин, сходу набросав текст, остался им доволен. С психологической точки зрения и вопрос и ответ: "Ответ. Правильно поступила", очень занятны. Интересно, мог бы Сталин ответить на свой вопрос так - "нет, не правильно поступила"? Сталин упорно продолжает играть роль стороннего наблюдателя, одного из участников дискуссии, усердно делая вид, что не он ее главный заводила. Поскольку он всего лишь один из многих, то он был вправе ответить на этот вопрос "группы товарищей из молодежи" так: "В каком направлении будут решены вопросы языкознания - это станет ясно в конце дискуссии. Но уже теперь можно сказать, что дискуссия принесла большую пользу" ⁸⁸ . Иначе говоря, дискуссия продолжается, и его мнение как будто не решающее.

Но далее этот раздел статьи и по стилю, и по сути сплошной обвинительный приговор "подсудимому" Марру и его сторонникам. Как и положено, в судебном приговоре сначала идет часть, констатирующая пункт за пунктом состав преступления, а затем сам приговор:

"Дискуссия выяснила, прежде всего, что в органах языкознания как в центре, так и в республиках, господствовал режим не свойственный науке и людям науки". Не могу не отметить еще раз судебно-процессуальный стиль и дух написанного Сталиным документа. Здесь и оборот "дискуссия выяснила" (аналогично - " суд установил"), и термин "органы языкознания", и, самое главное, страшные для людей сталинской эпохи обличительные и обвинительные интонации вождя. Им констатировалось, что представители "нового учения" в языкознании пресекали всякую критику своего учителя, не давали административного хода научным противникам и выдвигали только тех, кто безоговорочно принимал учение Марра, и даже "самовольничали" и "бесчинствовали". В качестве наглядного примера неслыханного бесчинства Сталин (как мы помним, с подачи Чикобавы) указал на переиздание "Бакинского курса" лекций Марра, якобы в свое время забракованного самим автором. Но далее Сталин делает жест, не оцененный позже Мещаниновым. Ведь такое "преступление" не могло произойти без ведома академика, поставленного возглавлять языкознание. Значит, его вина! Сталин же сформулировал это место так: "Бакинский курс"... был однако по распоряжению касты руководителей (т. Мещанинов называет их учениками Н. Я. Марра) переиздан и включен в число рекомендуемых студентам пособий без всяких оговорок. Это значит, что студентов обманули, выдав им забракованный "Курс" за полноценное пособие. Если бы я не был убежден в честности тов. Мещанинова и других деятелей языкознания, я бы сказал, что подобное поведение равносильно вредительству" ⁸⁹ . Этим Сталин спас

⁸⁶ Там же, л.77.

⁸⁷ Там же, л. 143.

⁸⁸ Там же, л. 144.

⁸⁹ Там же, л. 145 - 146.

стр. 189

Мещанинова и его соратников от страшнейшего обвинения во вредительстве, вывел его самого из состава "касты руководителей" и учеников Марра и не назвал ни одной фамилии из числа марристов. Он знал свою систему до тонкостей и великодушно не дал ей загрызть заживо доверявших ему в течение 15 лет людей. Но одновременно теми же самыми словами он нагнал такого страха на Мещанинова, марристов и сочувствующих им, что они после опубликования работы Сталина скопом бросились отзывать свои статьи и поголовно писать покаянные письма в редакцию "Правды". По мнению Сталина, оказывается именно марристы были виновны в зажиме "свободы критики". Пылая праведным гневом, он справедливо указывал, что "никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений", а дискуссия оказалась полезной потому, "что выставила на свет божий этот аракчеевский режим и разбила его вдребезги". Он явно не боялся того, что в головах его некоторых ученых и простых граждан могут возникнуть некие недопустимые аналогии с его политическим режимом. Все более распаляясь, он вопрошал, почему ученики Марра "замалчивали неблагополучное положение в языкознании", почему о неразработанности проблем они заговорили только в ходе дискуссии? "Почему они в свое время не сказали об этом открыто и честно, как это подобает деятелям науки?". Они надеются и дальше развивать "советское языкознание ...на базе "уточненной" теории Н. Я. Марра, которую они считают марксистской. Нет уж, избавьте нас от "марксизма" Н. Я. Марра. Н. Я. Марр действительно хотел быть и старался быть марксистом, но он не сумел стать марксистом. Он был всего лишь упростителем и вульгаризатором марксизма" ⁹⁰ . Напомню - последние две фразы Сталин в свое время вписал в один из вариантов статьи Чикобавы. Этим открывается список обвинительных пунктов, предъявленных Марру:

- "Н. Я. Марр внес в языкознание...немарксистскую формулу", отнеся язык к надстройке;

- "Н. Я. Марр внес в языкознание...неправильную, немарксистскую формулу насчет "классовости" языка";

- "Н. Я. Марр внес в языкознание не свойственный марксизму нескромный, кичливый, высокомерный тон";

- "Н. Я. Марр крикливо шельмует сравнительно-исторический метод, как "идеалистический"";

- "Н. Я. Марр высокомерно третирует (первоначально было - "шельмует". - Б. И.) всякую попытку изучения групп (семей) языков, как проявление теории "праязыка"";

- "Послушать Н. Я. Марра и особенно его "учеников", можно подумать, что до Н. Я. Марра не было никакого языкознания, что языкознание началось (первоначально - "зародилось". - Б. И.) с появлением "нового учения"" ⁹¹ .

Затем прозвучал смертный приговор яфетидологии, "новому учению о языке", стадиальной теории, четырехэлементному анализу и посмертной тени кичливого академика:

"Ликвидация аракчеевского режима в языкознании, отказ от ошибок Н. Я. Марра, внедрение марксизма в языкознание, - таков по-моему путь, на котором можно было бы оздоровить советское языкознание" ⁹² .

На этом статья Сталина "Относительно марксизма в языкознании" заканчивалась. В доработанном виде она была опубликована в "Правде" 20 июня 1950 г. Но, достигнув пика, уникальная для отечественной истории лингвистическая эпопея на этом не закончилась. В течение лета 1950 г. Сталин еще несколько раз публиковал в "Правде" краткие ответы на очередные вопросы. Но журнальный вариант главы из моей будущей книги накладывает справедливые ограничения. Это может стать сюжетом для отдельной статьи.

⁹⁰ Там же, л. 148.

⁹¹ Там же, л. 148 - 150.

⁹² Там же, л. 85.

Постоянный адрес данной публикации: