История Великой Отечественной войны была и остается одной из самых важных и острых проблем советской историографии. И в средствах массовой информации, и публицистических изданиях она неизменно занимает существенное место. Естественно, что для "Военно-исторического журнала" (ВИЖ) все, что относится к истории этой войны, имеет первостепенное значение.

К сожалению, не все публикации этого журнала могут удовлетворить профессионального историка. Можно было бы заметить, в частности, что слишком много места отведено не узловым темам и эпизодам. Но гораздо важнее, конечно, то, как освещаются крупные, ключевые проблемы.

Возьмем, например, вопрос о поражениях Красной Армии в первый период войны - сама суть этой проблемы, главные вопросы, к ней относящиеся, обходятся молчанием. А к ним относятся: роль фактора внезапности, по чьей именно вине противник в июне 1941 г. сумел им воспользоваться, в каком смысле вообще можно говорить о внезапности, в чем она конкретно проявилась, как повлияла на формирование способа ведения войны, на ее ход и исход, на послевоенное развитие страны. Авторы ВИЖ нередко предпочитают обходиться старыми доводами: ссылаются на то, что история отвела нам мало времени, на "объективные" причины. Но при этом не подчеркивается главное, что суть дела сводится к просчетам Сталина и его ближайшего окружения в оценке противника и его намерений, бездеятельности руководства страны и армии перед лицом грозной опасности. Объективные же факторы - колоссальные духовные силы советских народов, огромная территория и развитая экономика СССР, возможности других антифашистских государств - действовали как раз в противоположном направлении. Достаточно напомнить, что в конкретных условиях лета-осени 1941 г., когда все активные факторы сопротивления агрессии были чрезвычайно ослаблены, необъятные просторы нашей страны, несомненно, оказались спасительными. В ВИЖ встречаются и совершенно нелепые суждения: Сталин не развернул войска, потому что знал точно соотношение сил наших и немецких (1989, N 6, с. 5). Но разве именно это обстоятельство не должно было побудить советское командование к заблаговременному развертыванию сил? Высказывается в журнале и такое соображение: если РККА "перешагнет границу... против СССР пойдет весь капиталистический мир" (однако развертывание ни в коей мере еще не означало "перешагивания" через границу).

В большой мере производной от предыдущей является проблема военных потерь. До сих пор не осуществлены капитальные исследования и публикации документов по этому вопросу. Напечатаны отдельные материалы, позволяющие сделать лишь некоторые наблюдения. Учет людей в РККА в военное время осуществлялся плохо. Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО) и ныне не имеет, например, данных о численности красноармейцев, оказавшихся в плену, не говоря уже об обстоятельствах их пленения. Известные солдатские медальоны были отменены приказом НКО N 138 еще 15 марта 1942 года. Фактически они и раньше были не у всех военнослужащих. Отказались от поименного учета потерь. 12 апреля 1942 г. на таком учете состояло лишь около одной трети общего числа убитых. Графа "без вести пропавшие" позволяла списывать миллионы мертвых и живых, святых и грешных. Подобное отношение к жертвам продолжалось и в последующие десятилетия. Соответствующие ведомства начали заниматься данным вопросом лишь в самое последнее время. И дело вовсе не в том, что сведения эти были недоступны. Фактически сбрасывалась со счетов вся эта проблема вместе с так и не погребенными останками сотен тысяч красноармейцев.

Соотношение потерь на советско-германском фронте компрометирует все сталинское руководство войной. Институт военной истории Министерства обороны СССР соорудил на этот счет несложную комбинацию: названное Н. С. Хрущевым число советских потерь убитыми сопоставляли с числом убитых, а также раненых и других потерь Германии. ВИЖ пошел дальше. Жертвы Германии были объявлены "нисколько не меньшими", чем понесенные Советским Союзом (1990, N 3, с. 16). Впрочем, здесь же авторы сообщили, что безвозвратные потери немцев будто бы составляли около 5,5 млн., а СССР - 8668400 человек. По-прежнему смешивают потери общие, безвозвратные, убитыми. Ряд авторов утверждает, что все исследования их предшественников построены "на домыслах" (1990, N 3, с. 16). По утверждению В. И. Филатова, сведения о потерях СССР (20 млн.) сфабрикованы пропагандистами вермахта еще в 1942 г. и ныне направлены на "разложение наших войск" (1990, N 3, с. 96). Между тем, по данным весьма авторитетных ученых из Института марксизма-

стр. 249

ленинизма при ЦК КПСС, а также из Германии, потери вермахта убитыми на Восточном фронте составляли около 2,8 млн. (а на всех фронтах - свыше 4 млн.), а РККА - около 14 млн., то есть соотношение потерь - 1:5. Соотношение жертв в целом по населению Германии (свыше 6 млн.) и СССР (27 млн.) несколько меньше - 1:4,5¹ .

Вызывают сомнение приводимые журналом сведения о безвозвратных потерях СССР по годам войны. Если на первые два года (оборона и отступление) приходится, как утверждается в ВИЖ, немногим более 50%, то вывод о "наибольших потерях" (1990, N 3, с. 15 - 16) в этот период оказывается несостоятельным. Если число красноармейцев, попавших в плен в последующие годы, резко уменьшилось, значит, выросла доля убитых (поскольку общее число убитых и пленных в 1941 - 1942 и 1943 - 1945 гг. почти одинаково). Потери погибшими в 1941 г., по данным ВИЖ, составили примерно 1,7 млн. (20% общего числа), в том числе около 1,5 млн. в Смоленском сражении, Киевской и Московской оборонительных операциях. Не слишком ли мало - всего 0,2 млн. остается на долю всего Приграничного сражения, Ленинградской битвы и других операций 1941 года? И главное. Как быть с не меньше чем 3 млн. погибших в 1941 г. пленных, если общее число погибших, по мнению авторов ВИЖ, - 1,7 млн.?

ВИЖ пытается вообще обойти вопрос о причинах непомерно больших потерь, понесенных Советским Союзом. Повторяются ссылки на то, что "война есть война" (1989, N 6, с. 6), что мы терпели поражения, но "в конечном итоге победили". "Пацифисты кричат", заявляет В. И. Филатов, что победа "досталась слишком дорогой ценой! А поражение было бы дешевле?" - задает он сугубо риторический вопрос. Но тем самым автор переходит к совсем другому вопросу, не дав ответа на первый. По мнению Е. И. Рыбкина, "большая разница в потерях - это прежде всего результат различного политического характера войны" (1989, N 3, с. 53). Агрессор стремился истребить максимальное число людей, в том числе мирных жителей и пленных. В этом суждении доведен до абсурда классовый подход, чувствуется влияние ложного тезиса Сталина о нациях агрессивных и миролюбивых. А суть дела заключается в порочном руководстве одной из "миролюбивых наций", позволившем агрессору уничтожить не только 14 млн. военнослужащих, но и почти столько же мирного населения. Особенно нетерпимо, когда об этих потерях говорят как о вкладе СССР в разгром фашизма. Апология жертвенности пронизывает публикации журнала, в том числе и "странички главного редактора" (1990, N 4, с.96).

По-старому трактуются советско-германские договоры 1939 года. Авторы ВИЖ отвергают существование секретных приложений к ним, как и известное решение Съезда народных депутатов СССР по этому вопросу (1990, N 12, с. 42). Не лишним будет напомнить, что документы о разграничении советских и германских войск по рекам Писса, Нарев, Висла, Сан были опубликованы в СССР сразу же после вступления Красной Армии в западные области Украины и Белоруссии² . Прямо или косвенно о наличии секретного соглашения свидетельствуют и многочисленные факты, такие, как отвод германской армии с оккупированных ею территорий (район Бреста и др.) и занятие их РККА.

Авторы ВИЖ отрицают существование в 1939 г. приемлемой для СССР альтернативы договорам с Германией (1990, N 12, с. 70), хотя специально эту проблему никто еще достаточно глубоко не изучил. Так, никем не доказано, что возможности переговоров СССР с Англией и Францией были исчерпаны, что была невозможна военная конвенция этих государств, что в случае отказа СССР от соглашения с Германией последняя немедленно напала бы на него, что полный нейтралитет СССР был будто бы невозможен. В свете новых данных по меньшей мере наивно звучат старые утверждения о "вынужденном" решении Сталина вступить в соглашение с Гитлером (1990, N 2, с. 29 - 34). Это были договоры равноправных партнеров. Односторонни или просто неверны утверждения о гитлеровских "зондаже" и "ультиматуме". Обоюдное движение диктаторов навстречу друг другу началось сразу же после Мюнхенского соглашения. Разумеется, нельзя впадать и в противоположную крайность: сбрасывать со счетов известную политику "умиротворения". Однако нелепо возвращаться сегодня к мысли Сталина о том, что новую войну готовил мировой империализм во главе с Англией "изначально как войну против Советского Союза" (1989, N 12, с. 9). Вторую мировую войну готовил и развязал фашистский блок во главе с Германией, и она не была направлена исключительно против СССР.

Вопреки новейшим исследованиям, авторы ВИЖ утверждают, что договоры с Германией будто бы полностью соответствовали международному праву и нравственным нормам (1990, N 10, с. 19). По мнению В. И. Прибылова, любое соглашение нужно оценивать в зависимости от того, насколько оно обеспечивает национальные интересы государства. Но ведь что бы ни говорили Сталин и его преемники, договоры 1939 г. были направлены против третьих держав. Не только провозглашение 28 сентября общей советско- германской границы, но и секретное приложение к пакту 23 августа были сговором о ликвидации Польши. Разумеется, в этих договорах было праведное - воссоединение с Украиной и Белоруссией их западных областей. Это признает большинство ученых и политиков различной ориентации во всем мире. Но было в них и другое. По соглашению 23 августа к СССР отходили также земли Варшавского и Люблинского воеводств, населенные почти исключительно поляками. Правда, вскоре это было пересмотрено, и новая западная граница СССР в основном стала совпадать с восточной этнографической границей Польши.

Авторы и единомышленники ВИЖ утверждают, что пакт 23 августа подготовил будто бы создание будущей антифашистской коалиции. Антифашистская коалиция возникла в 1942 г., в первую очередь, вследствие противоречий между двумя группировками в капиталистическом мире. СССР же вступил в войну, не имея ни одного

¹ См. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 - 1945. М. 1965, с. 29 - 30; Deutschland im zweiten Weltkrieg. Bd. 6. Brl. 1985, S. 782.

² См. также: Разъяснение к секретному дополнительному протоколу от 23 сентября 1939 года. В кн.: Год кризиса, 1938 - 1939. Док. и м-лы. Т. 2. М. 1990, с. 335.

стр. 250

союзника. Повторяется в журнале и утверждение о том, что пакт позволил нам выиграть время. Да, была такая возможность. Но вместе с тем возникала и опасность - овладение новыми территориями отвлекало внимание, силы, средства от укрепления старой границы. Пакт не спас нас от нападения Германии. Фактически Сталин и его окружение позволили Гитлеру свободно выбирать выгодный для него момент агрессии против СССР.

Одиозны попытки ВИЖ снять с НКВД ответственность за убийство польских офицеров под Катынью, признанную большинством историков и политиков мира, в том числе Правительством СССР (в 1990 г.) (1990, NN 3, 11, 12). Под претенциозными обещаниями "Гриф секретности снят", "Итак, слово документам!" ВИЖ опубликовал справку о результатах "предварительного расследования Катынского дела" без указания, кем и когда она была составлена. Ее авторы обвиняют в убийстве немецкие оккупационные власти. Были напечатаны также материалы Министерства пропаганды фашистской Германии. Как известно, Геббельс с помощью "Катынского дела" стремился внести раскол в антифашистскую коалицию. Отвечая на письмо советника посольства Польши в "Орловскую правду", В. И. Филатов отчитал МИД СССР, который из-за недостатка патриотизма будто бы "распустил" иностранных дипломатов в Советском Союзе, а один из авторов ВИЖ, И. М. Комаров, вообще отверг упомянутое выше признание Правительства СССР. ВИЖ не дал слова "другой стороне". Труды В. С. Парсадановой и других советских ученых, изучивших ранее не доступные документы³ , были при этом обойдены молчанием. Вместо того чтобы выделить не освещенные еще стороны проблемы, например, мотивы убийства польских офицеров, возможность трех "этажей" захоронения в Катыни ("врагов народа" и польских офицеров до оккупации Смоленска, "врагов третьей империи" - во время оккупации), авторы ВИЖ фактически "закрыли проблему".

Один из членов редколлегии ВИЖ, К. Б. Раш, в своих статьях, опубликованных в ВИЖ и в других изданиях, называет Г. К. Жукова "величайшим из военных авторитетов" и полководцев "всех времен", "партийным типом большевика (?!) и народного заступника", "укротителем Сталина", "избавителем от газовых камер и от бериевского понимания марксизма", "спасителем" Хрущева от Берии, "гением", "натурой мирового калибра", "самой блистательной фигурой истории русской". Жуков, по словам Раша, выиграл войну, защитил Москву, окружил немцев в Сталинграде и взял Берлин. "Всем, что мы имеем сегодня, мы в известной степени обязаны одному человеку - Георгию Жукову". "Это - явление, символ народный, идея тысячелетия, "прорыв в будущее". "Такого не знала история всей земли". "Это было как чудо! Как знамение!" "Мы живем сейчас в жуковское время". Даже "жестокость" Жукова автором воспринимается как благо (кстати, о грубости и самодурстве Жукова говорится в воспоминаниях К. К. Рокоссовского - ВИЖ, 1989, N 6, с. 53 - 55; N 7, с. 3 и др.).

Никто еще не занимался изучением роли различных маршалов в обеспечении нашей общей победы. Поэтому любые выводы будут по меньшей мере поспешными. Наивно возлагать на Сталина поражения, а на Жукова - победы. Эти два человека были неразрывно связаны друг с другом на протяжении 1939 - 1945 годов. Бытующая у нас в литературе формула - до августа 1942 г. Сталин как полководец был плохим, а назначив Жукова своим заместителем, стал хорошим, - основана на односторонне подобранных источниках. При общем чрезвычайно невыгодном для нас соотношении людских и материальных потерь нельзя говорить о каком-то одном великом полководце, выигравшем войну. Наша победа была великой лишь вследствие ее исключительного значения и невиданного духовного подъема народов Советской страны. Можно и нужно, очевидно, говорить о наиболее выдающихся операциях и маршалах, их осуществивших. Но для этого необходимо ясно представлять себе, какой ценой была достигнута победа в этих операциях.

Возьмем, например, операцию по освобождению Вязьмы, которая осуществлялась по приказу Жукова. Историки ее еще не изучили. Суждения же самого маршала весьма противоречивы. Однако уже сейчас можно считать доказанным, что и Сталин и Жуков недооценили противника на этом направлении. Силы и средства, выделенные для операции, были крайне недостаточны; взаимодействие 33-й армии и других войск, причастных к операции, было организовано плохо; 113-я, 160-я, 329-я, 338-я дивизии 33-й армии были брошены на произвол судьбы без должного прикрытия и обеспечения. Армейская группа во главе с генералом М. Г. Ефремовым, выполнявшая безрассудный приказ Сталина - Жукова, погибла в неравном сражении. И вместо того, чтобы обратиться к имеющимся документам, таким, как хранящийся в ЦАМО подготовленный в Генеральном штабе в июне 1942 г. обзор "Операция 33-й, 43-й армий на Вяземском направлении" и другим важным материалам, ВИЖ просит ветеранов и "местных жителей" помочь в отыскании неких "архивных документов" (1990, N 1, с. 62).

Показательно нетерпимое отношение авторов и редакторов ВИЖ к инакомыслящим. С порога отвергается все новое, что есть в работах оппонентов, при этом более или менее тонко искажаются их позиции. Характерна в этом плане пространная рецензия главного редактора шестого тома 12-томника "История второй мировой войны" Г. Т. Хорошилова на работы Г. В. Ключарева о сражении оперативной группы Г. Ф. Захарова 14 - 19 декабря 1942 г. в междуречье Аксай - Мышкова с превосходящими силами противника, пытавшегося вызволить окруженную в Сталинграде армию Паулюса (1990, N 11). Ключарев ставит весьма важные вопросы: было ли правомерным преимущественное внимание Ставки к "котлу" в ущерб операции "Сатурн" (наступление на Ростов, которое сделало бы невозможным и деблокирование армии Паулюса); кто ответствен за образование в решающий момент битвы громадной бреши во внешнем фронте, которой воспользовался Манштейн, иными словами, вследствие чьей некомпетентности или халатности Красная Армия потеряла около 10 тыс. человек; какова роль группы Захарова и 2-й гвардейской армии (Р. Я. Малиновский) в срыве деблокирования; насколько соответствует подлинной истории Сталинградской битвы принятая многими историками сталинская концепция

³ См.: Новая и новейшая история, 1990, N 3; Международная жизнь, 1990, N 5.

стр. 251

этой битвы, ход которой неоднократно искажался в угоду Сталину, а позднее - Хрущеву, Еременко, Чуйкову, как в дальнейшем и битвы за Кавказ - в угоду Брежневу, Гречко. Это имело место и в бытность Министром обороны СССР Малиновского.

Большинство этих вопросов рецензент оставляет без ответа, а работы Ключарева⁴ отвергает, исходя из своего убеждения в непогрешимости "великого полководца". По мнению Хорошилова, в сентябре 1942 г. произошла будто бы "глубокая перестройка": Сталин стал советоваться с генералами. Но достаточно ли этого для подлинной перестройки? Изменился ли его подход к цене войны? Рецензент утверждает, будто было сделано все возможное, чтобы закрыть брешь по р. Аксай. Может быть, это и верно, если считать приоритетным штурм "котла". Именно для этой цели Сталин и передал 2-ю Гвардейскую армию в распоряжение Донского фронта вместо того, чтобы направить ее на рубеж р. Аксай. Но о том, насколько верны были приоритеты, рецензент молчит и нарочито низводит сражение в междуречье лишь к "эпизоду у хутора Верхне-Кумского", хотя, оно вместе с последующими действиями 2-й Гвардейской армии предотвратило вероятные прорыв внутреннего фронта и очень опасное для нее столкновение ее походных колонн с боевыми порядками противника. Сражение было значительным и по своей длительности (6 дней) и по охваченному им пространству (2500 кв. км). Рецензент же тенденциозен. Так, именем 51-й армии он называет лишь ее остатки (группа Захарова). Противник же обладал на р. Аксай многократным превосходством (в танках - в 6 раз).

Содержание ВИЖ за 1988 - 1990 гг., как в зеркале, отражает общее состояние нашей военной историографии. Из всех разделов советской исторической науки она в наименьшей степени подверглась перестройке и в наибольшей степени остается под влиянием старой методологии.

⁴ КЛЮЧАРЕВ Г. В. Стальное пламя. М. 1987; ЕГО ЖЕ. Новый взгляд на ход Сталинградской битвы. - Вопросы истории. 1989, N 12.

Permanent link to this publication: