Книги, подобные вышедшему "Своду записей...", при первом приближении завораживают, вызывают легкую зависть и восхищение чужим трудолюбием и упорством. Ведь аннонсирована публикация "всех известных в настоящее время надписей писцов, художников и переплетчиков" (С. 3). Кто из исследователей рукописей не мечтал, чтобы все разбросанные по сотням памятников записи оказались собраны в одну обложку? А какой бесценный материал для исследования сулит лингвистам публикация записей в орфографии оригинала! Но, по мере чтения оказывается, что самым разным ожиданиям читателя сбыться не суждено. Представленный "Свод", если проявить максимальную доброжелательность, может быть назван только предварительными материалами, которые требуют серьезнейшей доработки, редакторской и научной правки.

Мы не найдем в вышедшей книге обоснования (или хотя бы изложения) принципов поиска и отбора материалов. Несколько страничек "Археографического введения" (С. 3 - 9) посвящены описанию структуры публикации записи, структуре книги, отдельным принципам передачи и комментирования записей. При этом остается неясно, насколько автор сам отдает себе отчет в информативности помещаемого материала: о содержании рукописи, в которой находится та или иная запись, Л. В. Столярова, если и говорит, то вскользь. Зато с неизменным педантизмом в книге сообщается, что "левая сторона ж под бурым пятном" (С. 151), а "левая верхняя сторона ф [что имеется в виду? - А. Л.} слегка размыта" (С. 267) и т.п.

Да и те принципы публикации, которые отражены в "Археографическом введении", соблюдаются крайне нерегулярно. Не ясно, например, чем принципиально отличается попавшая в "Свод" подпись к рисунку ангела из Типографского Устава [1] (С. 59) от "надписей и подписей к рисункам, поясняющих изображения, но не несущих исторической информации", которые автором в "Свод" не включаются (С. 3). Заметим, например, что в знаменитой Киевской Псалтыри 1397 г. [2] есть никак не меньше десятка точно таких же подписей к изображениям ангелов.

Вопреки обещанию Л. В. Столяровой обосновывать решение вопроса о стиле летоисчисления (С. 4), комментарии ограничиваются лишь указанием на стиль, принятый автором. Почему, скажем, писец Онежской Псалтыри [З], по мнению автора, определял дату по мартовскому году, а не по сентябрьскому (С. 380), остается совершенно неясным.

Недоумение вызывают четыре помещенные в "Свод" подложные записи. Автор не указывает, даже предположительно, времени их возникновения. Зачем они вообще в таком случае включены в "Свод" и какова их ценность?

Вопреки декларируемому следованию орфографии подлинника, текст записей зачастую приводится неточно. Предлагаем читателю сравнить воспроизведение записи из Евангелия, хранящегося в Научной библиотеке МГУ (2Bg 42), подготовленное для "Сводного каталога славяно-русских рукописных книг", и вариант, представленный в рецензируемой работе (С. 431); различия подчеркнуты:

"Сводный каталог......"

"Свод......"

Заметим, что правильное чтение записи избавляет от необходимости объяснять

стр. 96

непонятное слово  прибегая к греческому языку (С. 432).

Небрежность в передаче текста оказывается особо очевидной в случае с записью под N 63 (С. 64). На соседней странице приводится снимок этого текста, изобличающий неточности его наборного воспроизведения. Особенно много вопросов вызывает нередкое написание в тексте публикации  на месте ожидаемого  - вещь для рукописей древнерусского периода все же не рядовая.

Вообще отношения автора с лингвистикой заслуживают особого внимания. В ряде случаев неправильная передача текста записи вызвана незнанием, а подчас игнорированием автором грамматики древнерусского и церковнославянского языков. Так, грамматически неудобоваримые "...книги Михаила Вл(а)д(ы)чю..." (С. 379) появились, очевидно, в результате того, что буква И была принята за Ю. Складывается впечатление, что автор не уверена в том, что грамматика вобще для чего- то нужна. Невнимание к местам, которые не представляются Л. В. Столяровой абсолютно прозрачными, приводит в лучшем случае к поспешным выводам. Подпись к знаменитому рисунку отдыхающего человека из Типографского Устава 

означает или "работник, трудись!", или "работник потрудился", что едва ли способно послужить для такого комметария: "Запись и рисунок являют собой образец древнерусского юмора: трудящимся назван "делатель", лениво прохлаждающийся на пригорке" (С. 57). А что имела в виду автор, предполагая в записи писца "Г(оспод)и, мози раба свого помиловат!" описку - "мози" вместо "помози" (С. 53), мы предположить затрудняемся.

Впрочем, некоторые особенности авторской грамматики также вызывают изумление: древнерусское "не тычь" переведено как "не ткайся" (С. 220).

И если определение глагольной формы супин ("инфинитив цели с суффиксом- ть" -с. 301) вызывает легкую досаду, то комментарий к записи N 360 (С. 361) просто способен вывести читателя из равновесия:  объясняется как "дидактическая запись писца с требованием (?) не свариться (?)".

Нужно было всего лишь посмотреть любой славянский текст Псалтыри, чтобы не сделать ошибки в словоделении уже отождествленной цитаты из 1-го псалма (С. 379).

Некоторое представление о работе писца, составе тетрадей и их маркировке позволяют без труда выявить среди "проб пера" обозначения (впрочем, нехарактерные), начал и концов тетрадей (N 257 - 260, с. 273 - 275): так, название буквы греческого алфавита "вита" написано на нижнем поле л. 88 и 95об., "гама" - на нижнем поле л. 96, а  - на нижнем поле л. 104, что позволяет говорить о нормальном восьмилистном строении тетради данного кодекса. О том, насколько представляет себе процесс работы над рукописью автор книги, свидетельствует также помещение в разряд "помет" (N 109, 325, 327, 328) памяток- указаний писцу заголовков (писцу киноварью). Такие памятки делались близко к краям листа и, как правило, срезались при выравнивании блока книги переплетчиком. Заметим, что в "Свод" попала едва ли десятая часть подобных указаний, встречающихся в богослужебных пергаменных рукописях разного времени.

Вообще полнота "Свода" оказывается сомнительной. "Все известные записи", на деле оказываются всеми известными Л. В. Столяровой. Да и то, что автор проверяла почти все записи по рукописям, вызывает серьезные сомнения.

Очевидно, что в "Своде" приведены далеко не все "пробы пера", представляющие собой начало славянской азбуки, как учтены не все "зашифрованные" записи буквенной цифирью типа  Не учтена, например, такая запись на л. 156 об. Онежской Псалтыри, прямо перед выходной записью писца, помещенной в "Своде" под N 380. Но если отсутствие этих вполне незначительных помет может быть связано с тем, что они не нашли отражения в существующих публикациях, то пропуск в "Своде" большой записи тайнописью с л. 72 об. той же Онежской Псалтыри кажется непростительным. Запись была издана и расшифрована одним из первых публикаторов рукописи [4] и воспроизводилась неоднократно, в частности в широко известной книге М. Н. Сперанского [5]. Еще чаще публиковались снимки листа, на котором, кроме записи, есть еще и замечательный рисунок, привлекавший к себе внимание исследователей.

Возможно, недостаточным знанием литературы и трудно объяснимой неосведомленностью о существующих мнениях виднейших специалистов-палеографов (например, О. А. Князевской и Н. Б. Тихомирова) объясняется неуверенность автора в том, что Спиридон, писец Евангелия 1393 г. [б], и Спиридоний, писец Киевской Псалтыри 1397 г. -

стр. 97

одно лицо. Вероятно, этим же объясняется упоминание московского Евангелия 1393 г, как "Киевского".

Собственно историческая компетенция автора также вызывает некоторые сомнения. Не вполне ясно, за что новгородский архиепископ Василий Калика прозван автором Калекой (см., например, С. 263,476, 482). И уж совсем загадочным оказывается появление в именном указателе двух митрополитов Киприанов, один из которых оказывается "Киевским и всея Руси", а другой "Московским и всея Руси" (С. 482). Возможно, так отразилась в рецензируемой книге ситуация конца 80-х годов XIV в., когда на Руси одновременно существовали сразу два митрополита: один в Киеве, а другой в Москве.

Незаметными на общем фоне выглядят такие недочеты как отсутствие указания на тип тайнописи (простая литорея) в комментарии к N 502 (С. 437). Вероятно, запись N 425 (С. 401) следует читать не  а 

А "проба пера", приведенная в книге вверх ногами (С. 157), (вероятно, чтобы читатель лучше себе представил, как это выглядит на странице рукописи), производит почти трогательное впечатление, как и благозвучные аббревиатуры "дрб." и "тжп.".

Подводя итог, заметим, что к настоящему времени, казалось бы, стало абсолютно очевидно, что проекты, подобные "Своду записей...", рассчитанные на специалистов по истории, источниковедению, филологии и т.п., как это указано в аннотации к книге, возможно удачно осуществить лишь при теснейшем сотрудничестве специалистов, представляющих разные области гуманитарных знаний. К сожалению - не очевидно.

(c) 2001 г.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Государственная Третьяковская галерея. К-5349.

2. Российская национальная библиотека. ОЛДП F6.

3. Государственный исторический музей. Музейское 4040.

А. Долгов С. О. Архангельская псалтырь // Древности. Труды Московского археологического общества. М. 1906. Т. 21. Вып. 1.

5. Сперанский М. Н. Тайнопись в южнославянских и русских памятниках письма. Л., 1929.

6. Российская национальная библиотека. F. п.1.18.

Permanent link to this publication: