Человек, о котором пойдет речь ниже, вроде бы бесследно исчез, канув в политическое небытие более 20 лет назад и так и не добившись осуществления ни одной из своих идей. Более того, многие его всегда считали оторванным от жизни мечтателем, неисправимым идеалистом, не понимавшим время, в котором он жил. Но так ли это? Действительно ли жил иллюзиями творец "алжирской утопии", как его называют и сейчас? И если это так, то почему же не ослабевает интерес к его личности, к его концепциям и книгам? Почему многие свидетели его деятельности еще при жизни "фармацевта из Сетифа" посвящали ему тома своих мемуаров?

Фархат Аббас продолжает и сейчас удивлять и своих соотечественников, и иностранных исследователей, и французов, которые с весьма значительным опозданием сожалеют, что таких людей, как он, в Алжире больше нет или почти нет. Но почему-то мало кто из них задается вопросом, в чем же причина исчезновения таких людей, "мусульман-французов", чтивших французскую культуру и вообще все французское до самозабвения и самоотречения.

По мнению А. Наруна, бывшего депутата парламента Франции от Алжира и близкого друга Аббаса, "неталантливые властители" Франции оттолкнули от себя тех, кто, пользуясь доверием алжирцев, могли бы их повести по пути "федерализма и интеграции" под сень "тысячелетнего французского отечества". Однако на деле "их умеренность, признанная слишком поздно, без конца попиралась и оскорблялась" и "в один прекрасный день легальная борьба, которую вели эти люди, была захлестнута плебейской решимостью новой волны". Через два года в книге, написанной совместно с уроженцем Алжира маршалом А. Жюэном, Нарун еще раз подтвердил свой тезис, указав на нетерпимость европейских колонистов Алжира, их "непрерывно крепнувшую жажду власти"¹ . Однако, только этим причины неудачи Аббаса и ему подобных не исчерпывались.

"Ошибка Франции, я думаю, в желании сделать алжирцев французами по обязанности", - писал один из видных писателей Алжира М. Фераун в своем письме классику французской литературы XX века, известному философу А. Камю² . Фераун был далек от политики и видел не все аспекты сложного комплекса почти полуторавековых франко-алжирских связей. Но он верно уловил самое главное - элемент насилия, угнетения, несправедли-

Ланда Роберт Григорьевич - доктор исторических наук, профессор. Институт востоковедения РАН.

стр. 58

вости, незримо (а иногда и весьма зримо) присутствовавший во всем, что делали французы в Алжире, и непоправимо портивший то, что они делали. Вся жизнь Аббаса - подтверждение данного тезиса, ибо он, олицетворяя парадоксальное сочетание либеральных убеждений и "искреннего стремления принадлежать исламу", прошел тяжкий путь от надежд на возможность отечества, единого для мусульман и европейцев, к осознанию "запутанности, неоднозначности и жесткости франко-алжирских отношений, порожденных колонизацией"³ .

Он родился 24 октября 1899 г. в семье простого, неграмотного, но весьма предприимчивого и трудолюбивого крестьянина Саида Бен Ахмеда Аббаса в селении Шальма области Баборской Кабилии на северо-востоке Алжира. Ее населяли арабизированные берберы ("восточные кабилы", в отличие от лучше сохранивших берберский язык жителей расположенной к западу Джурджурской Кабилии), говорившие в основном по-арабски, но помнившие былые традиции своих берберских предков, не раз поднимавших восстания против колонизаторов. После подавления самого крупного из них - знаменитого восстания Мукрани в 1871 г. - семья Аббаса, как и остальные крестьяне в округе, была лишена своих земель и изгнана. Дед его, став безземельным батраком, даже сменил родовое имя Бендауи на имя другого предка - Аббаса, "человека зажиточного, набожного, смелого и справедливого". Семья жила в горном селении Тахер, на границе с долиной Жижеля, которую освоили прибывшие из Франции после 1871 г. 400 беженцев из Эльзаса, построившие там центр колонизации с характерным названием Страсбург. Маленький Аббас с детства знал, что земли долины когда-то принадлежали изгнанным в горы алжирцам. Тем более, что от бабушки и матери он слышал много рассказов и легенд о борьбе его предков из племени бану амран против захватчиков и задолго до учебы в школе знал о причиненных завоевателями разрушениях, "вырубленных оливковых деревьях, сожженном урожае..., горьком подчинении, нищете побежденных, у которых отняли землю, добровольном отъезде на Восток двоюродных братьев"⁴ .

В то же время его семья не бедствовала. Отец, у которого было 12 детей, в том числе 5 сыновей, заботился также о 5 братьях и сестрах. Неустанно трудясь на фермах европейцев, он сблизился с одним из них, наладил совместную с ним торговлю скотом и, разбогатев, сумел купить сначала 20 га, а затем - и 40 га земли. Это было больше, чем имел в конце XIX в. средний алжирский землевладелец. Не вызывает удивления поэтому сравнительно быстрая карьера Саида Бен Ахмеда, последовательно получившего звания каида, а затем - башаги (правителя округа), наиболее высокие, какие мог тогда получить алжирец в системе колониальной администрации. Позже он даже стал командором ордена Почетного легиона. За какие заслуги? Об этом можно получить представление из "Политического завещания" Фархата Аббаса, написанного им в 1946 г. во французской тюрьме, но опубликованного лишь в 1994 году⁵ . В нем он сурово осудил отца, который, чтобы "сохранить свой красный бурнус" (форму одежды каида. - Р. Л. ), "жестоко наказывал туземца" всего за 2 франка недоплаченного налога. Кстати, отец к тому времени уже умер (в ноябре 1945 г.), передав свой пост старшему сыну Си Аммару (Фархат был третьим сыном).

Фархат Аббас родился уже тогда, когда семья стала зажиточной. И его отец, будучи человеком религиозным и необразованным, самостоятельно выучившим французский язык, очень заботился о том, чтобы его сыновья получили хорошее образование. Старшие Си Аммар и Ахмед стали чиновниками, четвертый сын, Хамид, умер в Париже, будучи студентом-юристом, а самый младший, Мухаммед Салах, получив диплом агронома, работал потом в родном селении. И хотя в дальнейшем Фархат не всегда мог поддерживать контакт с братьями, влияние семьи, влияние среды мелких предпринимателей и средних чиновников французской службы всегда сказывалось в логике его концепций и политического поведения, хоть он, конечно, был на голову выше всей своей родни.

стр. 59

Он последовательно учился во "франко-арабской" школе Тахера, потом - в Джиджелли (нынешнем Жижеле), где следы пребывания карфагенян, римлян, османов и герцога де Бофора (потерявшего при неудачном штурме города в XVI в. до 2 тыс. французов и всю артиллерию) напоминали ему о былой славе родины, в колледже Филиппвилля (ныне - Скикды), где он всегда писал самое лучшее сочинение на французском языке. То же было в лицее Константины, когда-то древней Цирты, столицы Нумидии и ее легендарных агеллидов (царей) Массинисы и Югурты, где многочисленные памятники города и ближайших мест, таких как Тимгад, Джемила, Бон, красноречиво свидетельствовали о богатой истории страны и ее борьбе за независимость, не прекращавшейся в течение тысячелетий. Жадно впитывая все впечатления, зачитываясь Вольтером, Дидро, Шатобрианом, Бальзаком, Анатолем Франсом, он в то же время мало что узнавал об арабской культуре и арабском литературном языке, сильно отличавшемся от родного ему разговорного диалекта, тем более - в полуберберской Баборской Кабилии. "Честно говоря, - признавал он впоследствии, - мои познания в арабском языке, увы, недостаточны. То же самое можно сказать о большинстве моих товарищей"⁶ .

"Деарабизация" Алжира была частью колониальной политики Франции. "Антиарабский расизм, - писал Аббас в 1962 г., - был цементом общества колонизаторов"⁷ . При некотором полемическом преувеличении этого заявления его все же придется признать в основе своей верным. Колонизаторы в принципе не хотели приобщения алжирцев к какой-либо культуре. Поэтому вплоть до обретения страной независимости до 90% коренных жителей оставались неграмотны. Среди остальных лишь единицам удавалось получить образование на арабском языке в странах Востока или в медресе, обычно функционировавших в обителях суфийских братств. Что же касается начального образования, то его получили в 1890 г. 10 тыс. чел. (менее 2%), в 1908 г. - 33 тыс. (4,3%), в 1914 г. - 47 тыс. (5%) алжирцев школьного возраста. Еще меньше было число получивших среднее образование (по 84 чел. в год до 1900 г., по 150 - до 1914 г.). Высшее образование в Алжире в 1914 г. получили всего 46 коренных жителей⁸ . Но вся эта крайне малочисленная тогда элита обучалась на французском языке. Аббас был ее частью и, как и его товарищи, восхищался Францией, ее историей, культурой, наукой и т. п. Именно это обстоятельство привело к тому, что впоследствии, открывая в ноябре 1962 г. заседание Учредительного собрания Алжира в качестве его председателя, он вынужден был признать: если арабский язык станет официальным, "я буду первым, кто не сможет говорить по-арабски так, как бы хотел"⁹ .

Еще раньше, в 1953 г., лидер алжирских революционеров А. Бен Белла (уроженец совсем другого, западного, края страны), выступая на сессии Лиги арабских государств, вынужден был говорить по-французски. "Конечно, - вспоминал он потом, - французский язык великолепен, но в этом случае он произвел ужасное впечатление. Какой был скандал! Какое кощунство! Выступая перед арабскими братьями, я видел, как они морщились, и понимал их чувства: арабский язык был одновременно орудием и флагом нашего братства. Но что я мог сделать? Я был рядовым алжирцем, а рядовые алжирцы... забыли благородный язык их предков"¹⁰ . Правильнее было бы сказать, что алжирцев старались заставить забыть арабский классический язык, объявив его "мертвым" наряду с латынью.

Фархат Аббас довольно долго был в Алжире не только жертвой, но и чем-то вроде символа подобной "деарабизации". Получив диплом бакалавра, он прослужил в 1921 - 1923 гг. в армии (в военном госпитале) и ушел с нашивками сержанта. Впоследствии он отстаивал право алжирцев на те же должности и чины в армии, какие получали французы, так как именно на военной службе он ощутил нечто вроде дискриминации, хотя и "чувствовал себя французом, не являясь им фактически". Поступив в Алжирский университет, где тогда числилось не более 8 алжирцев, он "не спеша и без энтузиазма"

стр. 60

проучился 8 лет на медицинском факультете, занимаясь одновременно историей и философией, но еще больше интересуясь политикой, ибо с 1912 г. (когда ему было 13 лет) в стране развернулось движение "младоалжирцев", требовавшее отмены юридического и налогового неравноправия, предоставления прав французских граждан в обмен на согласие служить во французской армии и представительства в парламенте Франции¹¹ .

"Младоалжирская элита выражала полную непримиримость этнокультурного "третьего сословия", взявшего слово от имени угнетенного общества". Но, получив в основном требуемое в 1919 г., младоалжирцы разделились на ряд групп. 20-летний Аббас примкнул к ассимиляционистскому течению "франко-мусульман", выступавшему за "равенство людей и цивилизаций", за право быть одновременно мусульманином и французом. С 1919 г. в Алжире с более радикальной программой демократических преобразований выступил эмир Халид, бывший капитан французской армии, которого поддержали коммунисты и алжирские эмигранты во Франции. И хотя Халид был выслан из Алжира в 1923 г., влияние его еще долго сохранялось. С 1922 г. зарождается в стране и движение улемов-реформаторов во главе с выдающимся теологом, оратором, писателем, публицистом и педагогом шейхом Абд аль-Хамидом Бен Бадисом, который впоследствии носил почетное звание "Муршид аль-Умма" (Наставник нации). Бен Бадис и его сторонники открывали частные школы с обучением на арабском языке, отстаивали национальную культуру и самобытность алжирцев. Не разделяя во многом взглядов Бен Бадиса, Аббас был "тронут его могучим идеализмом" и впоследствии вспоминал: "Он удостоил меня своей дружбы и своей поддержки"¹² .

Политическая активность самого Аббаса в 1922 - 1929 гг. выразилась в его многочисленных статьях в газетах "Л'Икдам" (органе эмира Халида), "Трэ д'юньон" (демократа-антиколониалиста В. Спильмана), "Ат-Такаддум" ("Прогресс") лидера ассимиляционистов Белькасема Бентами и других. В 1926 г. он стал президентом Ассоциации студентов-мусульман университета Алжира (их было всего 50 чел. на 2 тыс. европейцев), а в 1927 г. - президентом Ассоциации студентов-мусульман всей Северной Африки. На этом посту он пробыл до 1931 г., когда по окончании университета стал владельцем аптеки в гор. Сетиф. Однако политика уже стала его главной страстью и основным занятием, особенно после того, как он в 1930 г. стал вице-президентом Национального союза студентов Франции и делегатом международного конгресса студентов в Брюсселе. В 1931 г. он издал сборник своих статей под заголовком "Младоалжирец: от колонии к провинции". В рецензиях его называли "олицетворенный парадокс", отмечая, что его можно и "отправить в ссылку за антифранцузские взгляды", и "похвалить за чувство преданности". Но противоречия его текстов были отражением противоречий жизни Алжира в то время и, в еще большей степени, выражением противоречивой эволюции взглядов Аббаса в 20-е годы, формирования его собственной концепции. Тогда он еще думал, что из колониальной ситуации можно выйти либеральным путем проповеди "разумного компромисса". Вместе с тем он никогда не терял связи со своим народом, подчеркивая: "Неразрывная нить связывает меня с этими людьми, которые меня любят и которых я люблю. Их кровь - моя кровь"¹³ .

Для верного понимания этого периода политической жизни Аббаса можно привести мнение о нем известного французского публициста и политолога Ж. Лакутюра, высказанное уже почти на финише политической карьеры Аббаса, через 30 лет после выхода в свет его "Младоалжирца". Во многом перекликаясь с Наруном и другими биографами Аббаса, Лакутюр писал: "Вся жизнь Фархата Аббаса - это история поисков отечества, сначала - во Франции, затем - вне Франции, наконец, в борьбе против Франции". Эта эволюция была неизбежна для человека, как считает Лакутюр, "столь углубленного в общественную жизнь и коллективную психологию французов". По его мнению, "история жизни Фархата Аббаса, как и история современной

стр. 61

Франции, доказывает одно... - а именно - народы нуждаются в достоинстве и один из атрибутов этого достоинства - принадлежность к национальной группе, признанной как таковая"¹⁴ .

Впоследствии Аббас, вспоминая 20-е годы, как бы воспроизводил, прямо этого не говоря, несколько наивную логику своих рассуждений того времени. Вот как он описывал отношение к Франции многочисленных алжирцев (солдат, рабочих, учащихся), оказавшихся в метрополии в годы первой мировой войны: "Во Франции они нашли французский народ в трудных обстоятельствах, обнаружив, что он отличается от колонистов в Алжире, а французские крестьяне, как и они, неграмотны и несчастны. И наши феллахи-солдаты стали питать надежды на солидарность французского народа". Но иногда он от этой логики отступал и пересматривал свою позицию. Так по поводу реформы 1919г., предоставившей французское гражданство некоторым категориям алжирцев, Аббас, в 20-е годы считавший эту реформу приемлемой, в 1962 г. указывает, что "в основе" она "не внесла никаких изменений в наше положение подданных"¹⁵ .

И его можно понять. В 20-е годы он стремился всячески сблизиться с Францией, не отделяться от нее, а слиться с нею. А в 60-е годы для него жизненной проблемой стала уже национальная самобытность и идентичность, о которой он стал задумываться не ранее конца 30-х годов, после горького опыта в условиях самовластия "сеньоров" европейской колонизации, интриг властей, полицейских преследований и прочих темных сторон "цивилизаторской миссии" Франции в Алжире.

Последовательно избиравшийся в 30-е годы в муниципалитет Сетифа, генеральный совет департамента Константины, Финансовые делегации Алжира, Аббас вплотную столкнулся с хозяйничавшими в стране тогда "королями виноделия" и прочими владельцами тысяч гектаров виноградников и плантаций цитрусовых, банков, промышленных и судоходных компаний. Эти магнаты, нередко лично участвуя в политической жизни, фактически поделили страну на "удельные княжества". В центре всем заправлял миллиардер Ж. Дюру, владевший газетой "Эко д'Альже", но с ним конкурировало семейство Перрье, опиравшееся на поддержку монархистов из "Аксьон франсэз" и контролировавшее почти все крайне правые газеты Алжира. На востоке страны аналогичное соперничество шло между "несменяемым" мэром и депутатом гор. Константина Э. Морино, издававшим газету "Репюбликэн" и более "либеральным" сенатором (ранее - депутатом) П. Кюттоли, владельцем "Депеш де Константин".

"Это было царство феодалов, - вспоминал впоследствии Аббас. - Режим породил подлинные династии. Политическая география Алжира - это мозаика твердынь. От отца к сыну переходило господство той или иной семьи в определенном районе. Эти хозяева Алжира охотно относили себя к левым или правым... Подобная классификация ничего не означала. Различие между кланами никогда не выходило за пределы дворцовых ссор. Клерикалы, как и франкмасоны, были согласны в главном: сохранении привилегий колонизации и эксплуатации араба". Недаром В. Спильман, близкий тогда к Аббасу, комментируя хвастливое заявление заместителя мэра г. Алжир Паске-Бронда о том, что "ось туземной политики находится все же в Алжире", иронически замечал: "А почему не в кабинете архимиллионера Миранте (директора "управления делами мусульман" в администрации генерал-губернатора. - Р. Л. )? Это было бы ближе к истине"¹⁶ . Алжирцы и демократические элементы европейского населения страны (как и левые силы во Франции) все острее и непосредственнее чувствовали именно в 30-е годы отлаженность системы колониального двоевластия.

Через свои многочисленные газеты, журналы, профессиональные организации, синдикаты и союзы "сеньоры" колонизации активно влияли на администрацию, критикуя или похваливая ее, поучая и наставляя. Очень часто при этом на первом плане оказывались они сами: крупный латифундист Г. Аббо возглавлял Федерацию мэров Алжира, "мучной король" Ж. Дюру

стр. 62

был сенатором, в сенате Франции впоследствии оказались также богатейший винодел А. Боржо и крупнейший судовладелец Л. Скьяффино.

"Этап за этапом, - писал позднее Аббас, - Алжир стал подчиняться двум властям: де юре - Парижу, де факто - городу Алжиру. Колонист осуществлял обе власти. Он был французом в Париже и первым алжирцем в Алжире". Не удовлетворяясь этим, "сеньоры" перманентно "обижались" на Париж, предъявляли претензии на расширение их представительства в парламенте (например, Дюру предлагал увеличить число депутатов от Алжира с 6 до 11), даже сетовали, что они якобы "лишены инициативы и самостоятельности", а судят в Париже о них как о "туземце и еврее". Они считали, что в 1914 - 1918 гг. погибло "слишком мало" алжирских интеллигентов (всего 21 человек), что-де, говорит об их "нелояльности" Франции¹⁷ .

Аббас испытывал отвращение ко всему этому. Но к необходимым выводам пришел не сразу: "В век иллюзий трудно было не видеть миражи. Лично я думал, что алжирец находится накануне своего 1789 года. Европеец, окруженный своими арабскими мандаринами... был феодалом, Франция была королем". Но так он считал в 1962 г., а в 20 - 30-е годы он думал иначе. И, возможно, потому, что он и ему подобные молчали, Алжир считался тогда, как писал А. Тойнби, "спокойной точкой бурного региона"¹⁸ .

Чего же хотел тогда последовательно выражавший взгляды ассимиляционистов, сторонник младоалжирцев, поклонник Клемансо и Жоннара (либерального губернатора Алжира в 1919 г.) доктор фармакологии Аббас? Он призывал к своего рода "лояльному согласию" ислама ("нашей духовной родины") и Франции ("нашей интеллектуальной родины") во имя борьбы против "болезней, голода и нищеты", к "равному партнерству" алжирцев (как "учеников") и французов (как "учителей"), подчеркивая, что равноправия алжирцы могут достичь "только с помощью французской цивилизации". При этом Аббас как бы сражался на два фронта, убеждая в необходимости ассимиляции не столько алжирцев, сколько французов: "Хотите ли вы сделать Алжир братом французской земли? Обучите алжирца, свяжите его экономически и административно с метрополией, заинтересуйте его в этом деле. Вы хотите цивилизовать эту землю? Цивилизуйте ее обитателей. Другой формулы нет". По его мнению, это уже почти было достигнуто: "Мы - французы с личным статусом мусульман, который сводится к условиям брака и наследования! Во всем остальном к нам полностью применимо французское законодательство".

Не соглашаясь на выборочную "натурализацию" (предоставление французского гражданства), Аббас требовал ее применения в массовом масштабе, отлично сознавая, что в противном случае немногие алжирцы-"граждане" останутся на жалких ролях бессильных одиночек (как впоследствии и случилось). В то же время он выступал за сохранение арабского языка и "мусульманской культуры", считая необходимым "уважать то, что достойно уважения, т. е. моральную силу ислама, статус мусульманина и его индивидуальность". Он подчеркивал, что "ислам - это не мечеть и не марабут" (суфийский дервиш в Магрибе. - Р. Л. ), а прежде всего - "культ семьи, ячейки социального организма, порядок, покоящийся на Боге и авторитете отца". Он даже считал, что "ислам - это чистая демократия, покоящаяся на интеллектуальной культуре", что было явным перегибом. Но ему это было необходимо, дабы попытаться заставить колонизаторов уважать культуру Востока как таковую.

"Азия, - писал он, - остается матерью всех благородных идей. Это благословенная земля цивилизаций Индии и Китая, земля Моисея... христианства, ислама, Ганди. Это, в некотором роде, мозг человечества". Это неожиданное для Аббаса восхваление "азиатизма" явно было сознательным ходом. Показательно было и его обращение к реформам Ататюрка в Турции и Ибн Сауда в Аравии как положительным примерам для Алжира. И он предостерегал: "Но если за цивилизаторской деятельностью Франции должно следовать презрение к туземцу, его порабощение и эксплуатация... христианиза-

стр. 63

ция и разрушение ислама, то мусульманскому интеллигенту останется лишь оплакивать свою страну и все свои надежды". Опасаясь этого, Аббас несколько позже буквально заклинал правительство в Париже: "Мы - сыновья нового мира, рожденного французским духом и усилиями французов"¹⁹ .

Понимая противоречивость ситуации в Алжире, он старался всех примирить, доказывая бесперспективность и опасность старой колониальной политики, тем более - вредящего Франции сепаратизма "сеньоров". Он предлагал двигаться этапами, самым насущным из которых считал "этап школы, дороги и больницы", к ним присоединяя в дальнейшем "почту, жандармерию, медицинскую помощь, безопасность". Подводя итоги, он старался быть оптимистом: "Несчастья завоевания уже исчезают из нашей памяти. Завтра они будут забыты"²⁰ .

Изложенная Аббасом программа - не только самое подробное и серьезное обоснование ассимиляционизма, но и самое широкое его истолкование, в котором уже чувствуются точки соприкосновения с национализмом. Дело не только в том, что Аббас - ярко выраженный представитель либерального, наиболее "вестернизированного" течения общественного мнения Алжира 20- 30-х годов. Дело еще и в его дальнейшей идейной эволюции и политической практике, отразивших все метаморфозы позиции патриотической части национальной буржуазии и интеллигенции Алжира, постепенно вливавшейся в антиколониальное движение и временами игравшей в нем серьезную роль. Поэтому первые шаги Аббаса на политической арене столь интересны, тем более, что о его жизненном пути и общественной деятельности существуют самые различные мнения, в том числе - взаимоисключающие. Из них наиболее заслуживает внимания следующее: "Если из всех руководителей, принадлежащих к нашей культуре, он - тот, чья ссора с Францией является особенно ожесточенной, то это происходит потому, что она долго носила и до сих пор кое в чем носит характер семейного конфликта"²¹ . Иными словами, давно знавшие Аббаса французы отказывались верить в его разрыв с ними, даже когда он уже произошел.

Его биографы, вспоминали, что он с детства был под влиянием известной младоалжирской газеты "Рашиди", что еще находясь в армии, стал сотрудничать в левой газете "Трэ д'юньон", начав публиковать в ней с 1922 г. статьи под романтическим псевдонимом "Кемаль Абенсераж" (составленным из имен вождя турецкой революции Мустафы Кемаля Ататюрка и персонажа "арабофильского" романа Шатобриана "Последний из Абенсеражей"). В этих статьях 1922 - 1924 гг. он резко полемизировал с апологетами колониализма вроде Г. Аббо и Л. Бертрана, показывая дискриминацию алжирцев при прохождении военной службы, выезде на заработки во Францию, оплате за равный труд и т. д.

Аббаса возмущало, что "араб не имел никакой власти, отсутствовал в Париже и был юридически неправомочен в Алжире". Остро ощущая несправедливость колониального гнета (его студенческие годы совпали с периодом преследования эмира Халида в 1923 - 1924 гг., подавлением движения рифов в соседнем Марокко в 1926 г. и "торжествами Столетия" колониального завоевания Алжира), он пытался бороться с колониалистами при помощи французских либералов, в частности - губернатора М. Виоллетта (согласившегося, к тому же, быть почетным председателем Ассоциации студентов-мусульман, действительным президентом которой с 1926 г. стал Аббас). В основанном Аббасом журнале "Эт-Тельмид" (Студент) Виоллетт опубликовал статью, в которой, в частности, говорилось: "Мусульманские студенты, оставаясь мусульманами, должны с помощью образования стать настолько французами, чтобы никакой француз, сколь ни укоренились в нем одинаково презренные расовые или религиозные предрассудки, не посмел бы оспаривать их принадлежность к французскому братству"²² .

Аббас мечтал о том, что "младоалжирцы должны стать зародышем преобразования архаического в некоторых отношениях мусульманского общества в современное, технически оснащенное для конкуренции с европейски-

стр. 64

ми обществами", и что "арабские народы по примеру Японии хотят учиться у Европы, не отрекаясь от своей цивилизации и традиций". Он, тогда еще не став политическим деятелем, уже уловил главное в социальной психологии нового типа алжирца, сформировавшегося после первой мировой войны: возросшее чувство собственного достоинства, уважения к своему прошлому, своей культуре и национальной самобытности. Но это новое он пытался уместить в рамки ассимиляционизма, который по-прежнему оставался для него политическим идеалом.

Пользуясь доверием Виоллетта, Аббас совместно с ним изучал возможности "превращения Алжира во все более и более французскую страну". Новый губернатор П. Борд также старался приблизить его к себе. Поэтому в разгар "маскарадов, военных шествий и банкетов" его всюду приглашали и приветствовали. Но от этого ничего не менялось. Аббас чувствовал, что его слушают, но не слышат²³ .

В 30-е годы он вступил в созданную в 1927 г. Федерацию туземных избранников (ФТИ), включавшую 150 муниципальных и генеральных советников, финансовых делегатов и других выборных лиц из среды алжирцев. Ее глава, врач М. Бен Джаллул, был всего на 3 года старше Аббаса, но пользовался широкой популярностью: о нем слагали песни, ему посвящали стихи, называли его "любимым вождем", со всех концов страны посылали ему письма, жалобы, просьбы. Однако Бен Джаллул был тщеславным и амбициозным оппортунистом без комплексов, который гораздо больше заботился о хорошем отношении к нему колониальных властей, чем о каких-либо принципах, и при этом ревниво оберегал свое положение "кумира толпы" от какой-либо конкуренции, в частности - со стороны лидера улемов-реформаторов Бен Бадиса. Аббас, как личность безусловно превосходивший Бен Джаллула, сознательно держался в тени до поры до времени, сосредоточившись на изложении своих взглядов и концепций в газете "Антант" (Согласие), формально бывшей органом ФТИ, но практически ставшей его газетой, в которой он был и редактором, и основным автором всех ее 134 номеров, вышедших в 1934 - 1939 годах²⁴ .

Практически Бен Джаллул и Аббас придерживались до 1936 г. единой позиции. В октябре 1934 г. Бен Джаллул говорил, что он - слуга Франции, думает и говорит по-французски. Через год он уверял, что "туземная элита... станет более французской, чем когда-либо". Примерно тогда же Аббас заверял: "Нашим социальным идеалом является солидарность с французами Алжира и метрополии". А министру внутренних дел Франции он сказал: "Алжиру остается лишь путь ассимиляции". Однако, в отличие от Бен Джаллула, у Аббаса, "человека двух культур, не было "двойной жизни": одной - внутренней, частной, мусульманской; другой - публичной, политической, республиканской". Он вовсе не был ни "вульгарным агитатором" (по мнению Парижа), ни беспочвенным романтиком ассимиляционизма, как считал ведущий знаток Магриба во Франции Ш. -А. Жюльен. Сам он потом говорил: "Пусть не думают, что я был одурачен. Романтизм... был лишь кажущимся. Наоборот, я стоял обеими ногами на земле. Решив бороться на почве "колониальной законности", я избрал путь, казавшийся мне наиболее коротким²⁵ .

В этой искренности, цельности натуры, столь редкой для политика, в сохранении честности и личной порядочности даже тогда, когда он ошибался, и была сила Аббаса как общественного деятеля. В этом же, по нашему мнению, секрет уважения к нему, в том числе его оппонентов, беспощадно критиковавших все его промахи и ошибки. Пожалуй, последней и самой значительной из этих ошибок, оставивших след в истории Алжира, была его знаменитая статья "Франция - это я", опубликованная в феврале 1936 года.

Незадолго до этого, в октябре 1935 г., "плодом пылкой кампании Аббаса" явилась замена губернатора Карда, слишком покорного "сеньорам", на более либерального Ле Бо. Успех, очевидно, усилил профранцузские чувства Аббаса. И он написал в своей статье: "Если бы я нашел "алжирскую нацию", я был бы националистом. Но я не стану умирать за алжирское отечество,

стр. 65

поскольку его не существует... Мы раз и навсегда избавились от всех химер, чтобы решительным образом связать наше будущее с делом Франции в этой стране". И хотя далее все это оговаривалось необходимостью достижения общности интересов Алжира и Франции, услышаны были только первые роковые слова о том, что нация и отечество для Алжира - это "миф". Естественно, это вызвало негативную реакцию.

Наиболее убедительно возражал Аббасу возмущенный Бен Бадис: "Алжирская мусульманская нация сформировалась и существует, как все прочие нации на земле. У нее есть своя история, богатая самыми высокими свершениями, религиозное и языковое единство, своя культура, свои традиции. Поэтому мы говорим, что эта алжирская мусульманская нация - не Франция, не может быть Францией и не хочет ею быть". Улемы-реформаторы к тому времени много сделали для возрождения национальной культуры Алжира на арабском языке, выдвинув формулу: "Алжир - моя родина, ислам - моя религия, арабский - мой язык"²⁶ .

Все это, правда, не помешало Аббасу в его сотрудничестве с разными силами Алжира в рамках созванного в июне 1936 г. Мусульманского конгресса, объединившего практически всех алжирцев - от улемов до коммунистов. Во главе исполкома Конгресса стал Бен Джаллул, а Аббас в него был введен как делегат ФТИ. Конгресс принял "Хартию требований алжирского мусульманского народа", в которой многие пункты еще раньше, в течение ряда лет отстаивались Аббасом. Кстати, делегация Конгресса, вручавшая "Хартию" премьер-министру Франции Л. Блюму, особенно настаивала на том, что "Алжир, французская земля, населенная французами, имеет право на полное внимание Франции". Ряд требований "Хартии" был осуществлен (об амнистии политзаключенных, об отмене дискриминации алжирцев, о применении в Алжире нового французского социального законодательства). Но в дальнейшем "сеньоры" колонизации прочно заблокировали остальные реформы и добивались путем интриг, угроз и провокаций сильных среди алжиро-европейцев фашистских лиг срыва всех мероприятий Мусульманского конгресса в Алжире. Вскоре от руководства конгрессом был отстранен Бен Джаллул, тайно связанный с фашистами и призывавший алжирцев отвергнуть вожаков, "чуждых вашей расе или вашей религии". Стычки, убийства, погромы, судебные преследования по ложным обвинениям постепенно отравили политический климат Алжира и перессорили участников Мусульманского конгресса. Усилившаяся к концу 1937 г. полемика между ними привела к распаду их эфемерного единства.

Фактический раскол произошел и внутри ФТИ. 28 июля 1938 г. Аббас объявил о создании Алжирского народного союза (АНС), а Бен Джаллул 31 июля - о рождении Алжирского франко-мусульманского объединения (АФМО). Обе организации просуществовали недолго и через год исчезли. Но если АФМО было просто попыткой чисто предвыборного блокирования элиты разных партий, то АНС имел более серьезную идеологию и программу, главными пунктами которой были: "За равенство и политическую свободу; за хлеб, за минимум заработной платы, за образование на арабском языке; за просвещение мусульманской молодежи; за свободу отправления культа; за равенство рас и братство людей; за социальную гигиену; против колониального империализма". Эти пункты были приемлемы, пожалуй, для всех алжирских партий, однако толкование они получили вполне в духе "избранников", так как "близкую победу республиканских свобод над колониальным империализмом" Аббас думал обеспечить "выполнением долга каждым алжирцем, французским подданным, причисляющим себя к французской национальности и французской культуре". На этом противоречия в ориентации новой партии не кончались: статья 1-я ее устава говорила о "праве народов на самоопределение", а статья 2-я - о желании партии "следовать эволюции и эмансипации Алжира в рамках французской провинции". Вместе с тем Аббас в проекте программы партии раскрывал свои намерения: "Для победы нужны действия масс. Сук (рынок. - Р. Л. ), мавританское кафе,

стр. 66

последнее гурби (хижина. - Р. Л. ) должны стать полем действия... Мы хотим, чтобы Алжир сохранил свое лицо, свой язык, свои обычаи и традиции. Присоединение не означает ассимиляции"²⁷ .

Аббас и его сторонники за годы Народного фронта многому научились. Но, поняв бесплодность ассимиляционизма, они еще были не в силах порвать с ним до конца. Этому мешали традиционная двойственность позиций, боязнь репрессий властей, привычка к "благонадежности", наконец - образование и воспитание. Особенностью этой переходной позиции сторонников Аббаса было не только желание покончить с ассимиляционизмом, наряду со сменой идейных позиций, но и вырваться также за ограниченные рамки ФТИ, остававшейся своего рода полуклубом-полугильдией политических дельцов. Некоторые требования (например, об эмансипации и обучении женщин) косвенно указывали на социальную среду, в которой Аббас рассчитывал найти понимание: это были преимущественно "развитые" (т. е. получившие французское образование и воспитание) алжирцы, каковых во всей стране тогда насчитывалось не более 10 тыс. чел. Сравнительно большой размер членского взноса (12 фр. - зарплата городского рабочего за 2- 3 дня) подтверждал желание новой партии в основном привлечь к себе зажиточные слои "испытанных борцов" ФТИ.

Все это предопределило малочисленность и социальную узость АНС. В него вступило лишь меньшинство "избранников", оставшихся одновременно членами ФТИ. Всего в партии было 600 - 700 чел., хотя говорилось о 6 тысячах. Не был проведен съезд, не утверждались ни устав, ни программа. В целом задуманная Аббасом реформа ФТИ не удалась. Многие отворачивались от него только из-за наличия у него "общей газеты и общих активистов" с АФМО.

С началом второй мировой войны Аббас писал накануне отъезда в армию: "Если демократическая Франция перестанет быть могучей, наш идеал свободы будет навсегда похоронен". Его директива в ноябре 1939 г. секциям АНС "функционировать до конца войны" осталась на бумаге. Вернувшись из армии, он попытался в декабре 1940 г. установить контакт с губернатором Алжира адмиралом Абриалем, но тот выгнал его, "весьма крепко выражаясь". Тогда Аббас отправил в апреле 1941 г. письмо маршалу Петену с изложением "от имени алжирской молодежи, крестьян и рабочих" насущных проблем Алжира. Он предлагал ввести равноправие алжирских и французских служащих, отменить военный режим на территориях юга страны, улучшить положение "оставшихся восточными" алжирских крестьян и т. д. Несмотря на "благожелательный" ответ Петена, ничего не изменилось. Более того, ему пригрозили арестом за попытку вступаться за "франкмасонов"²⁸ .

После высадки английских и американских войск в Алжире в ноябре 1942 г. Аббас, Бен Джаллул и их коллеги по ФТИ (А. Сайях, А. Тамзали) направили властям "Послание мусульманских представителей". В нем они, соглашаясь участвовать в войне на стороне союзников, требовали созыва конференции алжирцев для выработки их "нового политического, экономического и социального статуса". Не получив ответа, они созвали совещание 12 представителей разных политических партий и выработали новый документ, представленный в марте 1943 г. губернатору Пейрутону, "Манифест алжирского народа". Его составители требовали "ликвидации колонизации", "признания права народов на самоопределение", "предоставления Алжиру собственной конституции" с гарантией всех прав и свобод, отмены "феодальной собственности" (включая "сеньоров" колонизации), признания арабского языка официальным, освобождения политзаключенных. Манифест подписали 56 (первоначально - 35) наиболее видных деятелей Алжира, среди которых были лидеры ФТИ, улемы-реформаторы и подпольщики из радикальной националистической Партии алжирского народа (ППА). Вождь последней А. Мессали Хадж (тогда высланный в Сахару) позже стал главным конкурентом Аббаса в борьбе за симпатии алжирцев. Хотя Мессали всегда принижал роль Аббаса в антиколониальном движении, его партия признавала значение Манифеста как объединителя усилий народа. Аббас, сплотив-

стр. 67

ший тогда вокруг идей Манифеста (автором которого был он) даже многих своих противников, потом констатировал, что эта солидарность оставалась "необъяснимой" для властей²⁹ .

Маневрируя, губернатор Пейрутон создал комиссию по рассмотрению проблем мусульман. В нее Аббас и 22 его сторонника представили в мае 1943 г. "Проект реформ" (или "Дополнение к Манифесту"), где развивали идеи в духе радикализма ППА, предлагая создать в Алжире государство и созвать Учредительное собрание, предусмотреть равенство алжирцев и французов, дать алжирским частям французской армии флаг с национальными цветами Алжира. Комиссия одобрила "Проект реформ" (также составленный в основном Аббасом), но новый губернатор Ж. Катру (сам родом из Алжира) сказал, что "не допустит независимости", ибо "единство Франции и Алжира - догма". Тогда Аббас попытался заключить союз с ППА, дважды встретившись с освобожденным Мессали Хаджем, но потерпел неудачу³⁰ .

В сентябре 1943 г. Аббас был арестован за "подстрекательство" к неповиновению властям. Всеобщий протест вскоре привел к его освобождению после двухмесячного заключения. Но, выйдя на свободу, Аббас обнаружил, что почти все бывшие "избранники", включая 12 подписавших Манифест, вернулись, как он выразился, "в овчарню администрации". Тем временем власти подготовили ордонанс от 7 марта 1944 г., который предоставил 60 тыс. алжирцев (предпринимателям, чиновникам, лицам с дипломами об образовании, ветеранам армии) полные права французских граждан, а остальным алжирцам-избирателям (1600 тыс. чел. в то время) дал право выбирать 2/5 всех выборных лиц в Алжире. Подписавший ордонанс Шарль де Голль хотел прежде всего "обеспечить... войскам необходимое содействие", учитывая наличие в их рядах множества алжирцев ³¹ . Это была, конечно, уступка, но запоздавшая лет на 10. Поэтому Аббас, установив контакт с улемами и Ахмедом Мессали, создал 14 марта 1944 г. в Сетифе ассоциацию "Друзья Манифеста и свободы", провозгласившую своей целью защиту и пропаганду принципов Манифеста, борьбу с "насилиями и агрессией империалистических держав в Африке и Азии, с применением силы против слабых народов". Решительно осуждая "оковы, произвол и расистские догмы колониального режима", ассоциация считала своим долгом "сделать близкой всем идею алжирской нации, желающей создания в Алжире автономной республики, федерированной с обновленной, антиколониалистской и антиимпериалистической Французской республикой".

По некоторым данным, Аббас собирался создать "единый фронт от Мессали до Узгана" (генсека Алжирской коммунистической партии. - Р. Л. ). Но АКП отказалась, упрекнув его "в поспешности и предпочла создать другое объединение - Друзья демократии и свободы". Узган явно делал это по указанию Андре Марти, тогда контролировавшего АКП от имени ЦК ФКП. В 60-х годах марксисты Алжира признали это "ошибкой" и "отсутствием у партии четкой оценки силы национального движения". В то же время Мессали Хадж поддержал Аббаса, но - с оговоркой: "Если я и верю, что ты хочешь создать Алжирскую республику, ассоциированную с Францией, то я совсем не верю Франции. Она тебе ничего не даст"³² .

Но Аббас придерживался других взглядов. Возможно, отчасти это определялось и обстоятельствами его личной жизни в то время. Он тогда как раз расстался со своей первой женой, Фатимой Зохрой Халлаф, дочерью богача из Жижеля, с которым Аббас всегда не ладил. Вскоре он в кругу своих друзей-европейцев в Сетифе познакомился с Марсель Штотцель, дочерью рабочего-эльзасца, с детства хорошо знавшей разговорный арабский язык. Она стала его подругой, потом - женой (в 1946 г.), присутствовала на его лекциях, правила его тексты, вела хозяйство, с трудом сводя концы с концами, так как Аббас все время кому-нибудь помогал. Они прекрасно относились друг к другу и не расставались всю жизнь.

Ассоциация Аббаса довольно быстро добилась значительных успехов. Вступить в нее высказали желание, по разным данным, от 350 тыс. до

стр. 68

600 тыс. алжирцев, образовавших 165 секций. С 15 сентября 1946 г. она стала издавать тиражом в 30 тыс. экземпляров еженедельную газету "Эгалитэ", пользовавшуюся большой популярностью в массах. Росту влияния ассоциации во многом способствовало непрерывно ухудшавшееся состояние экономики Алжира. В июне 1944 г. Аббас заявил: "Ничто не заставит нас отказаться от наших требований. Ради их достижения мы пойдем в тюрьму и, если надо, на эшафот. Надо поблагодарить генерала де Голля за все, что он для нас сделал, но это - не то, чего мы хотим. Это - не алжирское правительство"³³ .

К весне 1945 г. экономическое положение Алжира еще более ухудшилось. Прекращение торгового обмена с Францией с ноября 1942 г. привело к отсутствию притока капиталов из метрополии, резкому падению снабжения населения, многократному росту цен на промышленные товары и продукты питания. Деревня, ослабленная мобилизациями, в 1943 - 1945 гг. сильно пострадала от засухи, а в 1944 - 1945 гг. - еще и от саранчи. В результате этого общий урожай зерна в 1944 г. был 10 млн. центнеров вместо 17 млн. в 1939 г., а в 1945 г. - 5 млн. центнеров, т. е. почти в 4 раза меньше, чем до войны³⁴ . Это привело к подлинному голоду в алжирской деревне и спекуляции хлебом, создав почву для роста экстремистских настроений бунтарства и отчаяния, которые в полной мере использовала примкнувшая к "Друзьям Манифеста", но сохранившая организационную самостоятельность ППА.

Члены ППА и улемы были ближе к массам, чем сторонники Аббаса. Но деятельность улемов сводилась к проблемам культуры и религии, тогда как ППА, более динамичная и близкая к чаяниям народа, стала доминировать внутри ассоциации. На ее съезде в марте 1945 г. сторонники ППА добились решения о создании правительства и парламента Алжира и о том, чтобы "сражаться за независимость". Аббас пытался кончить дело компромиссом, создав для этого внутри ассоциации центральную комиссию из 6 чел. (по 2 - от "избранников", ППА и улемов) и возглавив "Временный комитет мусульманского Алжира". Но ассоциация явно вышла из-под контроля ее основателя. ППА стала переходить к подготовке вооруженной борьбы. Аббас, опасаясь этого, еще 23 марта 1945 г. призвал актив ассоциации "не отвечать на провокации и провокаторам". Он все еще возлагал надежды на "автономию Алжира без революционного действия", на "тайные и словесные обещания" американцев и на отступление де Голля под давлением США. Однако времена наступили иные: алжирцы преисполнились небывалого ранее чувства национального достоинства, не забывали поражения Франции в 1940 г. и "знали, что жезл маршала Жюэна (их командира в Италии в 1943 - 1944 гг.) - результат их храбрости, самопожертвования и вклада в разгром фашизма". Отныне они намеревались не просить, а требовать. И чем больше гибло алжирцев, воевавших в Италии, на Рейне и Дунае, тем больше росло возмущение тем, что "еще раз многочисленные жертвы... оказывались напрасны"³⁵ .

8 мая 1945 г. в гг. Сетиф и Гельма были расстреляны полицией демонстрации алжирцев по случаю дня Победы. В ответ вспыхнуло восстание, охватившее почти всю Баборскую Кабилию. Оно было жестоко подавлено. Погибло 88 французов и от 20 тыс. (по данным Аббаса) до 45 тыс. (по сведениям ППА и спецслужб США) алжирцев. 4560 чел. были арестованы, из них 2 тыс. были приговорены к смерти (28 казнены). Около 700 чел. были отправлены на каторгу и в тюрьмы. Ассоциация "Друзья Манифеста и свободы" была распущена, несмотря на непричастность к организации восстания. Аббас был арестован еще 8 мая и просидел 11 месяцев в тюрьме вместе с главой улемов Баширом аль-Ибрахими, которого он потом называл "своим духовным наставником". Впоследствии он вспоминал: "Это чудо, что я не был расстрелян за мятеж, спровоцированный от моего имени самим колониальным режимом при сообщничестве некоторых лиц из ППА. В Сетифе и Гельме колонисты кричали: "Аббаса на виселицу!""³⁶ .

Освобожденный 16 марта 1946 г., Аббас немедленно создал Демократический союз Алжирского Манифеста (УДМА) - "политическую партию со

стр. 69

своими секциями, дисциплиной и доктриной". Он решительно отмежевался от ППА, объявив ее национализм "анахронизмом", но предложив ей блок под лозунгом "Ни ассимиляции, ни нового хозяина, ни нового сепаратизма". Тем самым Аббас отказывался от независимости, что ППА принять не могла (к тому же, Мессали был освобожден на два месяца позднее Аббаса). В целом программа УДМА была идентична программе "Друзей Манифеста". Вместе с тем с июня 1946 г. началась переписка Аббаса с тунисским лидером Хабибом Бургибой, признававшим "родственную связь идей, концепций и тактики" его партии и партии Аббаса. Бургиба лишь призывал Аббаса переориентироваться с Франции на Англию и США³⁷ .

На выборах в Учредительное собрание Франции в июне 1946 г. УДМА получил 459 тыс. голосов (71%) и 11 депутатских мест из 13, отведенных алжирцам. Аббас подчеркивал, что все депутаты УДМА - "федералисты, а не сепаратисты" и представляют "молодой народ, объединенный с великой свободной нацией". В собрании они выступили практически единым фронтом с АКП и ФКП, которые и поддержали внесенный фракцией УДМА законопроект о конституции Алжира как "присоединившегося государства" Французского союза. Проект гласил: "Французская республика признает полную автономию Алжира". Вводилось двойное гражданство для всех алжирцев и французов. Парламент избирался всеобщим голосованием на основе пропорционального представительства. Он избирал президента, а тот предлагал ему кандидатуру премьер-министра. Внешняя политика и оборона оставались в ведении Франции. "Мы удовлетворялись, - вспоминал Аббас в 1980 г. - внутренней автономией, дабы убедить французов во Франции. Что же до французов Алжира, то мы давали им три вида гарантий: сохранение двойного гражданства, сохранение на 20 лет двойной коллегии (выборщиков. - Р. Л. ) с постепенным введением единой, равенство в распределении полномочий и министерских постов также на 20 лет... Но нас не приняли всерьез"³⁸ .

Учредительное собрание даже не стало рассматривать проект по существу. Его отклонение явилось вторым, после майских событий 1945 г., ударом по иллюзиям "лояльного сотрудничества" с Францией, объективно усилившим позиции сторонников франко-алжирского разрыва, прежде всего ППА, в ущерб позициям Аббаса.

На выборах в Национальное собрание Франции ППА сменила "этикетку" (по Аббасу) и выступила под именем Движения за торжество демократических свобод (МТЛД). УДМА призвал к бойкоту выборов. В то же время власти, опасаясь "экстремизма" Мессали, аннулировали списки МТЛД в ряде мест и вообще всячески ему мешали. МТЛД поэтому получило всего 153 тыс. из 464 тыс. голосов алжирцев и 5 мест депутатов. Его депутаты выступали за ликвидацию колониального режима путем плебисцита, возрождение "арабской культуры" и "мусульманской религии". На деле МТЛД было лишь верхушкой айсберга, представляя часть вышедших из подполья кадров ППА, тайная жизнь которой продолжалась. В декабре 1946 г. УДМА завоевал 4 из 7 мест, отведенных алжирцам в Совете республики (сенате) Франции, получив 385 из 700 голосов муниципальных советников³⁹ . Но им не удалось победить в начавшейся борьбе вокруг проектов Статута Алжира, тем более, что против них с идентичными проектами выступала "Группа мусульманского федерализма" во главе с Бен Джаллулом.

Утвержденный в сентябре 1947 г. Статут формально гарантировал алжирцам права французов, но власть сохранил в руках губернатора. Алжирское собрание (по 60 делегатов от алжирцев и европейцев) занималось лишь вопросами бюджета и финансов, причем губернатор мог счесть его "некомпетентным" в любом вопросе и добиться его роспуска. В спорах между ним и собранием арбитром служил французский парламент. Статут содержал ряд своего рода "обещаний": Алжирскому собранию предоставлялось право "практически осуществить" голосование для женщин-мусульманок, отмену специального режима территорий Юга и системы "смешанных" коммун, независимость мусульманского культа от государства, равноправие арабского и фран-

стр. 70

цузского языков. Но все эти посулы так и остались на бумаге. "За 7 лет после одобрения Статута, - писал Ш. -А. Жюльен, - ни одно из его положений, благоприятных для алжирцев, не было осуществлено"⁴⁰ .

Статут был реакционнее любого представленного ранее проекта. Он сохранял в неприкосновенности все учреждения колониального режима в Алжире. Поэтому его утверждение явилось новым ударом по иллюзиям той части алжирцев, которая надеялась на эволюцию Алжира к независимости при сохранении связей с Францией. От имени УДМА Аббас критиковал Статут, именуя его "маскарадом" и "карикатурой". МТЛД сочло весь ход выработки Статута подтверждением правильности своей позиции. После утверждения Статута Мессали выступил за немедленный разрыв с Францией, призывая больше не довольствоваться реформами и полумерами. На муниципальных выборах в октябре 1947 г. МТЛД завоевало почти все места по 2-й коллегии, получив более 60% голосов. Оно было представлено в 120 муниципалитетах, полностью контролируя советников-алжирцев всех крупных городов - Алжира, Орана, Константины, Тлемсена, Бона, Блиды и Бужи. Выборы вместе с тем свидетельствовали о небывалой поляризации политических сил, ибо в 1-й (французской) коллегии победу одержали крайне правые, не допускавшие и мысли "отделить судьбу" Алжира от судьбы Франции. Аббас в этой связи выразил в ноябре 1947 г. опасение по поводу раскола страны "на два непримиримых блока", из которых один, по его словам, воплощал "смертельную демагогию", а второй - "расистскую реакцию"⁴¹ .

Выборы в Алжирское собрание 4 - 11 апреля 1948 г. показали, что власти окончательно решили не считаться с алжирцами. Были использованы все средства давления и прямой фальсификации. В 1-й коллегии 59 мест достались колониалистам разных оттенков и лишь 1 - АКП, во 2-й коллегии были избраны 9 делегатов от МТЛД и 8 - от УДМА, а 43 были на деле назначенными марионетками. На первом же заседании Аббас был лишен слова, один делегат МТЛД арестован, остальные - покинули заседание. В стране установилась открытая диктатура "сотни сеньоров", которая делала совершенно невозможной планировавшуюся УДМА "революцию путем закона"⁴² . Аббас еще надеялся на что-то, начав издание новой газеты "Ля Репюблик Альжерьенн" и выступая в Совете республики Франции с льстящими "сеньорам" заявлениями, вроде следующего: "С точки зрения европейца, то, что создано французами, может вызвать у них чувство гордости. У Алжира есть сегодня структура подлинного современного государства: он оснащен, пожалуй, лучше всех североафриканских стран и может выдержать даже сравнение со многими странами Центральной Европы. Со своими 5000 км железных и 30 000 км шоссейных дорог, портами Алжир, Оран, Бужи, Бон, Филиппвиль, Мостаганем, крупными плотинами и водохранилищами, организацией общественных служб, финансов, бюджета и образования, широко удовлетворяющих потребности европейского элемента, он может занять место среди современных государств". Разумеется, подобные речи ему не прощали многие, прежде всего - мусульманские экстремисты и националисты ППА, с 1947 г. имевшие тайную сеть боевиков в городах и партизан в горных районах. Эту сеть в 1950 г. раскрыла французская полиция. Поэтому губернатор М. Нежлен говорил Аббасу: "Должен ли я желать вам реализации вашей мечты об Алжирской республике? Ваша голова упала бы тогда через четверть часа после моей". Аббас признавал: "Я этого опасаюсь". Однако, продолжая встречаться с Нежленом и, очевидно, думая этим чего-то достичь, Аббас все же вынужден был честно признать, что политика

стр. 71

губернатора - это "сплетение демагогических обещаний и колониалистского патернализма"⁴³ .

"Алжир 1950 г., - пишет современный историк П. Эвено, - был гораздо ближе к сегрегации в Соединенных Штатах или к южноафриканскому апартеиду, чем к республиканскому идеалу". В тюрьмах сидело 30 тыс. чел., в основном - за "покушение на целостность французской территории", т. е. за призывы к независимости. Продолжались немотивированные аресты, пытки, облавы в селах. 50% алжирских детей умирали в возрасте до 5 лет. Школу посещали все дети европейцев и столько же (200 тыс.) детей алжирцев, хотя их было в 12 раз больше. Из 9 млн. алжирцев 1,5 млн. были безработными. Половину постоянно занятых в деревне составляли безземельные или малоземельные. Годовой доход алжирца был в 11 раз меньше среднего дохода жителя Франции. В то же время прибыли 24 крупнейших компаний Алжира выросли в 1947 - 1953 гг. в 14 раз⁴⁴ .

17 июня 1951 г. колониальные власти в очередной раз фальсифицировали выборы в Алжире. В ответ на это АКП, МТЛД, УДМА и Ассоциация улемов создали Алжирский фронт защиты и уважения свободы в целях борьбы за права и свободы алжирцев. Однако он просуществовал чуть больше года и вскоре распался из-за непримиримых противоречий между его участниками. Причем УДМА покинул его ряды одним из первых. Аббас тогда переживал трудное время, буквально разрываясь между возмущением диктатом колонизаторов, которые "солидаризовались со своими" (т. е. с европейцами), и угасающими надеждами на помощь Франции в обновлении Алжира и очищении его от феодализма "наших каидов, башага и марабутов"⁴⁵ .

Он отмалчивался, но его ближайший помощник по руководству УДМА А. Буменджель уже тогда откровенно заявлял: "Выбор, продиктованный отчаянием, неизбежно будет обращен против Франции". Однако власти не обращали на эти предостережения никакого внимания. Для них УДМА был незначительной организацией - всего 6 - 7 тыс. в 1951 году. Позднее Аббас писал об этом времени: "После 1948 г. фактически больше не было реального контакта между Алжиром и Францией. Обе страны отвернулись друг от друга". Справедливости ради надо сказать, что сам Аббас все время старался этот контакт поддерживать. Но это вело лишь к падению влияния УДМА (численность которого к 1954 г. не превышала 3 тыс. чел.), к "драме партии", обреченной на застой в условиях произвола властей, к дискредитации ее идеи "ассоциации с великой французской демократией". Характеризуя позицию "выжидания", занятую УДМА, французский исследователь Р. Ле Турно констатирует ее логичность: "Эти недавно разбогатевшие интеллигенты не были революционерами и хотели освобождения Алжира в рамках законности". Последнее относилось скорее к верхушке партии. Но ее большинство составляли учащиеся молодые алжирцы в Алжире и во Франции, которых Аббас и его друзья "учили сопротивляться произволу, вооружали гражданским самосознанием для защиты их интересов и свободы". Однако "энтузиазм и иллюзии молодежи испарялись при столкновении с тяжелой действительностью". В результате она считала оппозицию УДМА властям "недостаточной" и уходила из партии. К тому же, писал Ле Турно, "налицо был социальный разрыв между УДМА... и массой голодного, легко воспламеняющегося населения"⁴⁶ . Именно на это население опирались партизанские отряды, появившиеся в горах еще в 1947 г., и ячейки боевиков-подпольщиков ППА - МТЛД. В июне 1954 г. 22 делегата этих отрядов и ячеек избрали Революционный совет из 5 "исторических вождей", которые развернули подготовку вооруженного восстания и образовали Фронт национального освобождения (ФНО), военной ветвью которого стала Армия национального освобождения (АНО). В ночь на 1 ноября 1954 г. они подняли восстание, в результате которого АНО выросла за год с 3 тыс. до 15 - 20 тыс. бойцов и стала серьезной угрозой колониальному режиму⁴⁷ .

Аббас потом уверял, что он был в курсе подготовки восстания. Это возможно, так как летом 1954 г. он побывал в Каире, где узнал от лидера зару-

стр. 72

бежной делегации ФНО М. Хидера, что "события близятся". После этого он встретился с премьером Франции П. Мендес-Франсом и министром внутренних дел Ф. Миттераном в тщетной попытке убедить их пойти на уступки алжирцам. В ответ он не услышал ничего определенного. За три недели до восстания он предупредил Францию в своей газете, что "Алжир вовсе не спокоен и разрыв очень быстро может стать окончательным"⁴⁸ .

После начала восстания, которое быстро переросло в освободительную антиколониальную революцию, Аббас, еще недавно называвший Алжир "нацией мусульман и европейцев, живущих в братском союзе", стал заявлять, что "вне закона в Алжире - только сам колониальный режим", за что и был обвинен в "призыве к мятежу". Впоследствии он уверял, что ЦК УДМА уже 2 ноября 1954 г. "решил помогать восстанию всеми средствами"⁴⁹ . К концу ноября большинство членов МТЛД примкнуло к ФНО, а руководство улемов еще раньше решило: "Настал час, назначенный Аллахом, следовать благородным путем к победе или гибели со славой". Аббас, с мая 1955 г. установивший тайные связи с повстанцами, вскоре заявил губернатору Ж. Сустелю: "Все храбрые люди взялись за оружие. Трусы же разговаривают с властями" Сам он, тем не менее, колебался. Позднее он скажет французскому журналисту: "Я - не пулеметчик. Но когда в Алжире прогремел первый выстрел, я сказал "браво". Почему? Отвечать надо вам. Я - символ раздираемого сегодня Алжира"⁵⁰ .

Медленно, с трудом, Аббас отходил от своей прежней линии на "лояльное сотрудничество", понимая, что 30 лет борьбы за то, чтобы стать французом, ничего не дали. В августе 1955 г. был убит его племянник Алауа Аббас, по одной версии - "за сотрудничество с врагом", по другой - в результате "полицейской провокации". Ныне трудно установить истину, но все же это явно был акт запугивания, с целью заставить Аббаса сделать окончательный выбор. Он его уже сделал раньше, но потом вспоминал это убийство как одно из "зол революции" - "ужасное насилие, обращенное против своих". АНО тогда уже так усилилась, что даже европейские колонисты стали давать ей деньги в обмен на личную безопасность. 25 августа 1955 г. Аббас вместе с Бен Джаллулом и другими выборными лицами создал "группу 61", которая выдвинула "алжирскую национальную идею", отвергая разработанный Сустелем план "интеграции" Алжира. В январе 1956 г. Аббас уже открыто заявил

В своем присоединении к ФНО, а в апреле 1956 г. прибыл в Каир, где и был вскоре введен в руководство ФНО⁵¹ .

В Каире он занялся организацией миссий ФНО в Триполи, Дамаск и Берн, посетил во главе делегации ФНО остров Бриони, где И. Броз-Тито, Г. А. Насер и Дж. Неру выдвинули проект решения проблемы Алжира путем прекращения огня, признания "равенства всех жителей Алжира" и их права на алжирское отечество. В августе 1956 г. на съезде ФНО в Суммаме Аббас стал членом Национального совета алжирской революции (НСАР). Исповедуя взгляды, близкие к взглядам Бургибы, с апреля 1956 г. руководившего Тунисом, и наладив с ним переписку, он получил тогда прозвище "алжирский Бургиба", что, конечно, не отвечало реальности, так как внутри ФНО все решали военные лидеры, а Аббас был тогда не более чем их дипломатическим представителем, да еще с весьма непрочным положением. В частности, глава внешней делегации ФНО Бен Белла осуждал съезд в Суммаме за то, что он ввел в руководство "политических деятелей, всегда выступавших против перехода к вооруженной борьбе" (прямой намек на Аббаса). Позднее Х. Бумедьен (в 1960 - 1962 гг. начальник генштаба АНО) выразился еще жестче: "Негативный аспект Суммамского съезда - это вхождение в руководство ФНО бывших лидеров улемов... или нотаблей УДМА, по которым

1 ноября прозвонил колокол. Надо было бы дать революции созреть, что облегчило бы выдвижение новых кадров из рядовых бойцов"⁵² .

Эти заявления - лишь отголосок той жесткой борьбы, которая велась с 1954 г., прежде всего - среди эмигрантов, за руководство алжирской революцией, а потом - и за власть в независимом Алжире. Стоит заметить при

стр. 73

этом, что Аббас был включен в НСАР не эмигрантами, каковыми были тогда Бен Белла (в Каире) и Бумедьен (в Марокко), а руководителями кабильских партизан Р. Аббаном и. Б. Кримом. Аббан был главным идеологом ФНО - АНО, создавшим его структуры, программу и тактику. "Человек тонкого ума и большого организаторского таланта", он мог бы быть, по мнению многих, "единственным алжирцем, способным сохранить единство элиты после независимости"⁵³ .

Борьба велась не только внутри ФНО. Все восемь лет войны в Алжире Франция противопоставляла ФНО "третью силу" в лице "племени да-да", т. е. поддакивающих колониальным властям, среди которых было немало влиятельных в стране феодалов, марабутов, чиновников со стажем и ветеранов французской армии. Все эти люди защищали свои чины, награды, пенсии, традиционный престиж среди алжирцев. Кроме того, часть МТЛД, которая пошла за Мессали Хаджем, превратилась в ярых противников ФНО. "Мессалисты, - писал Аббас, - ... везде были против нас в Алжире и во Франции. Это было причиной наших потерь в людях, братоубийственных сражений и растрат сил. Именно из-за Мессали его последователи разминулись с историей". Аббас как бы брал реванш за былые неудачи в 30-летнем соперничестве. Мессали отвечал бранью в адрес "коррумпированных буржуев" и "авантюристов типа Фархата Аббаса". Всего же за 1954 - 1962 гг. в стычках ФНО с мессалистами погибло в Алжире и в среде эмиграции во Франции 10 тыс. чел. и 25 тыс. были ранены⁵⁴ .

В ходе боев 1956 - 1957 гг. АНО понесла тяжелые потери. Исполком НСАР вынужден был покинуть Алжир и перебраться за рубеж, где разногласия между лидерами лишь обострились. Аббан требовал возвращения в страну, но другие лидеры его не поддержали и он пал жертвой заговора. К тому времени другие лидеры (Бен Белла, Айт Ахмед) оказались в плену. Поэтому авторитет Аббаса как человека, не замешанного в интригах и борьбе за власть, а также - пользовавшегося авторитетом в Алжире и за его пределами, стал расти. С августа 1957 г. он председательствовал на сессиях НСАР, возглавил делегацию ФНО на встрече глав государств Магриба в Танжере в мае 1958 г., руководил исполкомом НСАР в июле 1958 г. при решении важнейших вопросов революции. Он пользовался поддержкой Бургибы, заявляя: "Я - бургибист. Я не отделяю себя от Бургибы и полностью с ним согласен"⁵⁵ .

19 сентября 1958 г. в Каире было провозглашено создание Временного правительства Алжирской Республики (ВПАР) во главе с Ф. Аббасом. Во многом этому способствовала роль Аббаса как примирителя всех течений, умевшего встать выше мелких дрязг и придать "зарубежному ФНО" солидность и респектабельность. К этому времени он стал уже более искушенным политиком, многое пережив и узнав не только о хитросплетениях дипломатии великих держав и стран Востока, общаясь с Бургибой, Насером, королем Марокко Мухаммедом V, Тито, Неру, Чжоу Эньлаем. Еще больше он узнал о закулисной жизни лидеров ФНО в Египте, Тунисе и Марокко. В августе 1957 г. он узнал от Аббана о разногласиях между ним и Бен Беллой (с октября 1956 г. находившимся во французской тюрьме), между ним и другими лидерами. Его потрясло тогда предчувствие Аббана: "Я не знаю, увижу ли я конец войны". Сторонясь карьеристов в окружении, да и в составе ВПАР, Аббас злил их своим "либеральным оппортунизмом", стремлением избежать крайних мер (в частности, он добился освобождения двух представителей Мессали, арестованных еще в 1955 г. в Каире по просьбе Бен Беллы), выводить из-под удара интеллигентов (так он спас М. Харби, будущего идеолога "алжирского социализма", а потом - профессора университета Сен-Дени во Франции, от расстрела, который ему грозил за "плохие советы" одному из министров ВПАР).

Он осуждал "зависть" и "соперничество", подтачивавшие силы зарубежной элиты ФНО, так как понимал, что о Франции даже в разгар сражений многие алжирцы, особенно - работавшие в метрополии или учившиеся во французских школах, "судили не без нюансов", так как знали, что "Францию

стр. 74

нельзя смешивать с колониализмом и колониалистами". Аббас понимал, что войну поддерживают далеко не все его соотечественники, и предвидел не только "ужасные последствия конфликта", но и то, что "в случае его дальнейшего разрастания исход его станет сомнительным". Французская армия в Алжире была доведена до 800 тыс. чел. к осени 1958 г. и располагала 250 вертолетами, 1400 самолетами, тысячами орудий, минометов. В ней служило до 200 тыс. алжирцев, в то время как АНО, потеряв за 5 лет боев 145 тыс. чел, насчитывала к 1959 г. не более 46 тыс. бойцов с 44 тыс. единиц оружия, включая 850 единиц тяжелого вооружения (орудий, минометов). При этом основная часть АНО все больше перемещалась за границы Алжира, отступая на территорию Туниса и Марокко. Так возникли "внешняя" и "внутренняя" АНО. Первая из них усиливалась, получая деньги и вооружение из арабских и других стран (в частности, из СССР и Китая), превращаясь не столько в военный, сколько в политический фактор. А вторая слабела, истекая кровью в неравной борьбе⁵⁶ .

В подобных условиях многое зависело от международного общественного мнения, ООН, политических тенденций в самой Франции, где постепенно усиливалось движение за мир в Алжире. Поэтому Аббас прилагал значительные усилия по привлечению на сторону Алжира общественности всех стран, от Китая и Кореи до Латинской Америки (с ноября 1958 г. по июнь 1959 г. он посетил 15 государств), по организации демаршей в ООН и по налаживанию тайных контактов с де Голлем, ставшим с июня 1958 г. главой Франции. Соратник Аббаса Буменджель, когда-то (в 1944 г.) бывший сотрудником де Голля, с начала 1957 г. поддерживал тайный контакт с секретарем генерала Г. Палевским. Сам де Голль до своего возвращения к власти допускал, что "Алжир рано или поздно будет независимым". Но, став президентом Франции, он предложил "организации Фархата Аббаса" только "прекращение огня" и "сдачу оружия военным властям". К этому его побуждали и успехи французской армии в 1958 г., и неудачи АНО, и нагнетавшийся ультраколониалистами истеричный шовинизм во Франции⁵⁷ .

Много значил и "коллективный колониализм" стран Запада, которые участвовали вместе с Францией в эксплуатации недр Алжирской Сахары и были заинтересованы в сохранении над ней контроля Франции. Поэтому они предоставляли Франции займы и кредиты, вооружение и военные материалы, даже добровольцев для Иностранного Легиона, в рядах которого в Алжире сражались в 1959 г. до 40 тыс. немцев. Постепенно это приходило в противоречие с замыслами де Голля "восстановить независимость нашей политики и нашей обороны", избавившись от "англосаксонской гегемонии". Но в 1958 - 1960 гг. этот процесс только еще начинался, и не всегда было ясно, куда он пойдет. Сам де Голль потом признавал, что для него было "моральным испытанием" отказаться от колоний, "свернуть наши знамена, закрыть большую книгу нашей истории".

Тем более, что значительна была политико-дипломатическая поддержка западных держав, систематически голосовавших в пользу Франции в ООН и тем самым мешавших ООН до 1960 г. принять какое-либо четкое решение в пользу народа Алжира. "Запад, - говорил Аббас от имени ВПАР, - несет тяжелую ответственность за продолжение войны. Он не только морально оправдывает истребление нашего народа, но также оказывает французскому империализму значительную материальную поддержку. Алжир включен в Атлантический пакт против его воли. Французские дивизии, оснащенные НАТО, сражаются в Алжире. Французский военный бюджет питается американскими и германскими кредитами". Дабы помешать всему этому, Аббас (обычно вместе с 1 -2 членами ВПАР) особенно часто посещал страны Азии и Африки, чтобы заручиться их поддержкой в ООН. С той же целью он посетил в сентябре - октябре 1960 г. КНР и СССР, был принят А. Н. Косыгиным, тогда зам. председателя Совета Министров СССР. 30 октября 1960 г. Аббас заявил: "Нам нужны союзники и мы их нашли в Пекине и Москве". Американская пресса пыталась нейтрализовать пропаганду ФНО, склоняя

стр. 75

алжирцев к капитуляции, которая якобы "предпочтительнее, чем долгая и тяжелая война", и одновременно выступая с нападками на политику Франции в Алжире. Истинную подоплеку зигзагов тактики США в алжирском вопросе выдал один из американских органов печати: "Война в Алжире настраивает всю Северную Африку против Запада. Боятся, что продолжение войны оставит Запад в Северной Африке без друзей, а Соединенные Штаты - без баз"⁵⁸ .

После поездки в Алжир в августе 1959 г. де Голль отметил: "Везде, где я проезжал по селам, крестьяне, которых военные собирали передо мной, держались с полной почтительностью, но молча и непроницаемо". В одной из деревень Кабилии мэр сказал ему по поводу приветственных криков: "Мой генерал, не принимайте это всерьез. Здесь все хотят независимости". Но де Голль желал оставаться "хозяином положения, никогда не допуская, чтобы политические завихрения, колкости прессы, нажим иностранцев, эмоции армии, волнения местного населения влияли бы на избранный мною путь". В сложной игре он учитывал все и, сомневаясь в шансах на успех "интеграции" (полной ассимиляции) и "откола" (т. е. независимости), был уверен в согласии алжирцев на "ассоциацию" Алжира и Франции: "Поднимая знамя восстания, люди, подобные Фархату Аббасу, Криму Белькасему, Буменджелю, Бен Хедде... были слишком проникнуты нашими идеями, слишком привязаны к нашим ценностям, слишком хорошо осознавали географические, исторические, политические, экономические, интеллектуальные, социальные условия существования их страны, связывавшие ее с нашей, чтобы не захотеть ассоциации". Поэтому он и не спешил с переговорами, надеясь убедить ФНО в своей правоте.

Но после произошедшего в апреле 1961 г. "путча генералов", намеревавшихся устроить государственный переворот, де Голль решил больше не терять времени. Начавшиеся вскоре переговоры шли 9 месяцев, постоянно балансируя на грани срыва, так как обе стороны стремились навязать друг другу свои условия. Генерал был недоволен тем, что ВПАР требовало "то предварительного вывода наших войск, то передачи заранее всей действительной власти в стране руководящему органу мятежа, то нашего отказа от обеспечения особого положения для французской общины".

Завершение этих переговоров происходило уже без Аббаса. Причины его смещения с поста главы ВПАР на сессии НСАР 9 - 27 августа 1961 г. не совсем ясны до сих пор. Говорили, что он якобы не использовал "второе дыхание" революции - начавшийся в декабре 1960 г. массовый подъем антиколониалистского движения в городах, что де Голль будто бы не простил Аббасу проявленного к нему "неуважения" в 1943 г. и дал понять в ходе переговоров, что они пошли бы успешнее, если бы Аббаса сменил "кто-либо более авторитетный". Все это не очень убедительно. Аббас, как и другие лидеры ФНО, приветствовал "второе дыхание" революции, ибо оно давало новый шанс на победу, подкрепляя дипломатические усилия ВПАР. Де Голль прекрасно понимал, что Аббас - наиболее авторитетная фигура среди элиты ФНО и, главное, наиболее расположенная к диалогу с Францией. Известно, что де Голль, позвав к себе делегата правительства Франции и главкома французской армии в Алжире в конце 1958 г., сказал им: "Ну вот, господа, здесь - весь Алжир". Но потом добавил: "О нет: здесь нет Фархата Аббаса". И это не было шуткой: в декабре 1960 г. народные демонстрации в Алжире шли под лозунгами: "Да здравствует ВПАР! Да здравствует Фархат Аббас!"

Больше оснований считать, что против Аббаса выступил генштаб АНО во главе с Бумедьеном, якобы опасавшийся, что "ВПАР согласится на искусственную независимость, превращавшую Алжир во французскую неоколонию". Но и здесь многое сомнительно. "Когда я был председателем ВПАР, - писал потом Аббас, - я много раз защищал Бумедьена от его врагов... Я был о нем хорошего мнения, считал его хорошим мусульманином и настоящим патриотом, особенно же - большим тружеником, который знал, как получить максимум пользы от своих сотрудников". К тому же, после своей отставки Аббас продолжал поддерживать контакт с Бумедьеном через его "май-

стр. 76

ора Слимана", заместителя начальника генштаба АНО Каида Ахмеда, бывшего активиста УДМА⁵⁹ .

Скорее всего Аббас пал жертвой той борьбы за власть, которая кипела в верхах "зарубежного ФНО" с 1957 года. Он не устраивал многих именно потому, что был уважаем, обладал безупречной репутацией и не был связан ни с одной из фракций, хотя и считался главой всех "умеренных" в НСАР. А против них выступали и "радикалы" из бывшего МТЛД во главе с Бен Хеддой, своего рода "национал-марксистом" (его старший брат был членом ЦК АКП), и генштаб АНО, и могущественные "три Б" - Белькасем Крим, Бентоббаль Лакдар и Буссуф Абд аль-Хафид. Первый из них контролировал действия АНО (сталкиваясь как "главнокомандующий" на этой почве с Бумедьеном), второй руководил структурой и невоенными акциями ФНО, третий ведал спецслужбами, финансами и снабжением (впоследствии разоблаченный как убийца Аббана, он был признан также и наиболее коррумпированным в элите ФНО ввиду тесных связей с богатым греческим судовладельцем Ниархосом). "Три Б" попытались сместить Аббаса еще во время совещания верхушки АНО в августе - декабре 1959 года. Однако тогда эта попытка провалилась из-за отсутствия единства среди самих "трех Б" и нежелания игравших ключевую роль 10 полковников АНО допустить к власти кого-либо из них, их стремления сохранить во главе В ПАР нейтрального гражданского политика. Тем более и во Франции, и в Китае, и в других странах тогда считали, что "Алжир - это Фархат Аббас", хотя де Голль и говорил: "Я никогда не отдам Алжир Фархату Аббасу". Тем не менее, Аббас называл де Голля "пророком" и "великим каидом" (вождем по-арабски), предлагая ему встретиться, ибо он, Аббас, "тоже великий каид" ⁶⁰ .

Уйдя в отставку, Аббас стал больше времени проводить с женой Марсель и сыном Абд аль-Халимом, который учился во французском лицее в г. Тунис, где они тогда жили, и, по словам отца, "был очень силен в истории Франции". Сам же Аббас продолжал писать свои мемуары, а в ноябре 1961 г. он появился в Нью-Йорке при обсуждении в ООН алжирского вопроса, участвовал в заседаниях НСАР в Триполи, где продолжали кипеть страсти и большинство выступало теперь уже и против "трех Б", и против нового главы ВПАР Бен Хедды, прозванного "китайцем" за его восхищение Китаем и Вьетнамом. Когда НСАР открыто раскололся в июне 1962 г., Аббас выступил против ВПАР, на стороне вновь созданного Политбюро ФНО, фактически - на стороне Бен Беллы. Многие потом считали, что он сделал это по соображениям "приспособленчества" и "личных интересов, а не интересов Алжира". Сам он впоследствии признал свою ошибку и то, что "политически и социально он мог быть только на стороне ВПАР". Тем более, что последняя сессия НСАР в Триполи была, по его словам, "вульгарным сведением счетов, без чести и достоинства".

Однако эти его суждения - плод более позднего времени, когда изменились его отношения и с Бен Хеддой, и с Бен Беллой, и с Бумедьеном. А тогда, в 1962 г., он выступал против Бен Хедды, человека более левых и даже радикальных взглядов, вытеснившего его с поста главы ВПАР, фактически - ставленника ненавистных тогда всем "трех Б", который относился к Аббасу "презрительно" и "сектантски" непримиримо. К тому же, Бен Белла хорошо принял Аббаса в 1956 г. в Каире, а после своего ареста часто писал ему из тюрьмы. Освобожденный из нее в марте 1962 г., он поспешил прежде всего нанести визит Аббасу. Так же внимательны к Аббасу были члены генштаба АНО во главе с Бумедьеном, тогда поддерживавшие Бен Беллу. И хотя с ними со всеми Аббас во многом расходился (например, он считал, что европейцы должны остаться жить в Алжире), он встал на их сторону, считая, как он потом признался своему сыну, что "тандем Бен Белла - Бумедьен был меньшим злом", что за ним шло большинство, способное устранить "угрозы единству страны". Тем более он получил накануне отъезда из Туниса 29 июня 1962 г. письмо Бумедьена с приветствиями и признанием его заслуг, а весь его 550-километровый путь до родного Сетифа охранялся АНО и закончился

стр. 77

триумфальной встречей с 15 тыс. земляков. Вскоре он выехал из Сетифа в Тлемсен, где примкнул к Политбюро ФИО, вместе с которым и въехал в столицу в конце июля 1962 года ⁶¹ .

Это был разгар "постыдного лета", т. е. трудного становления независимого Алжира, когда, по словам Бен Хедды, господствовали "безответственность, авантюризм, демагогия,... ложь и двоедушие". Характерно, что, хотя Аббас был тогда в клане Бен Беллы, Бен Хедда также пытался привлечь его на свою сторону, предлагая ввести Аббаса либо в состав В ПАР, либо Политбюро. Это лишний раз говорит о том, что даже в то время кризиса и хаоса Аббас продолжал пользоваться авторитетом у самых разных групп элиты, чему способствовал выход в свет в июле 1962 г. в Париже его мемуаров "Колониальная ночь", в которых он описал политический опыт своего поколения с 1919 г. по 1954 год. Внутри клана Бен Беллы Аббас с самого начала решительно выступал против установления в Алжире однопартийного режима. С ним не спорили, как выяснилось потом - до поры до времени. Он был нужен. И только потом он понял, что его место тогда было рядом с Бен Хеддой, тщетно пытавшимся укротить хаос в стране и провозглашавшим: "Государство будет слугой народа, а не его жандармом"⁶² .

После выборов 20 сентября 1962 г. в Учредительное собрание Алжира Аббас стал его председателем. В этом качестве он провозгласил Алжир "народной и демократической республикой" (АНДР) 26 сентября 1962 года. Однако в течение последовавших "восьми месяцев сосуществования" с режимом Бен Беллы он убеждался все больше и больше в невозможности примирить свои убеждения с тем, что происходило в стране, где ФИО строил "социализм по Фиделю Кастро". Позднее Аббас констатировал: "Наш народ, бывший героем в борьбе, не смог противостоять произволу личной власти", став "безразличной толпой", "чуждой общественным делам массой". В мае 1963 г. он написал письмо Бен Белле с протестом против "классовой борьбы" и "личной власти". Его все больше и больше возмущали засилье военных (с мая 1963 г. Бумедьен стал первым вице-председателем правительства), превращение профсоюзов в "приводной ремень" ФИО, смещения, эмиграция или аресты ветеранов революции, в том числе - ее "исторических вождей" Б. Крима, М. Хидера, М. Будиафа. Аббас выработал свой проект конституции Алжира, дававший широкие права парламенту. Однако Бен Белла, созвав собрание актива ФНО, выработал свой проект, предусматривавший президентскую республику и господство единственной партии. Тогда Аббас подал в отставку 13 августа 1963 г. в знак протеста против узурпации прав Учредительного собрания "пресловутыми партийными кадрами", против "сосредоточения власти в одних руках" и превращения представителей народа в "простых фигурантов".

Он не нашел сочувствия ни у кого, даже у своих бывших коллег по УДМА. Но, когда в январе 1964 г. в стране прошли забастовки и многие из них шли под лозунгом: "Да здравствует Фархат Аббас!", Бен Белла назвал его "лидером лишь по имени", связанным с "буржуазией и теми, кто набивает карманы за счет обездоленных". На съезде ФНО в апреле 1964 г. его сочли символом "буржуазных тенденций" и "врагом социалистического выбора". 3 июля 1964 г. он был арестован и в октябре того же года выслан в Сахару. Сопровождавший его полицейский снял с него наручники, сказав: "Я не согласен держать в наручниках моего отца и отца нашей независимости". Марсель дважды приезжала к нему в ссылку, преодолевая 1700 км пути. Аббас в заключении много размышлял о марксизме и его неприменимости к Алжиру, противопоставлял ему "демократический и гуманный социализм", включавший, по его мнению, "исламское руководство в сфере религиозного образования, права собственности и наследования, социальную поддержку". Возражая марксистам он писал потом в своих мемуарах: "Разве алжирский пролетариат способен взять власть? Где его кадры, техники, теоретики?" И добавлял, что в Алжире "нет сегодня социальных и исторических условий, чтобы революция подобного рода имела бы шансы на успех"⁶³ .

стр. 78

Он был освобожден 8 июня 1965 г., за 11 дней до свержения Бен Беллы, в последний месяц своего правления амнистировавшего многих своих противников. Аббас одобрил действия Бумедьена 19 июня 1965 г., но сожалел, что, "встав у власти, он стал делать то же самое", что и Бен Белла. Аббас недоумевал, как мог Бумедьен, выпускник Аль-Азхара, "сойти с пути ислама и свободы на путь сталинского тоталитаризма... Он довел личную власть и культ личности, которые осуждал у своего предшественника, до того, что не было дня, чтобы пресса, радио, телевидение не говорили о его заслугах, достижениях, успехах". Аббас остался в тайной оппозиции к режиму, "переодевающему коммунизм в белый бурнус верующего". Он в третий раз открыл в Сетифе свою аптеку (ее закрывали и французы, и Бен Белла), где собирались многие старые друзья, ветераны УДМА, бывшие депутаты, улемы. Аптека процветала и он жил, не испытывая нужды в средствах, периодически наезжая в столицу или во Францию, где он продал свою квартиру в Париже, но купил другую в Ницце. При этом он продолжал критиковать режим, хотя друзья советовали ему "отдохнуть". Аббас всегда возмущался несправедливостью, коррупцией, аморальным поведением, в том числе - бывших единомышленников. От одного из них он услышал: "Алжир стал огромным пирогом. Почему бы мне не взять мою часть?" Многие останавливали его на улице, спрашивая: "Когда же кончится такая независимость?".

В марте 1976 г. Аббас подписал вместе с Бен Хеддой, своим старым соперником, шейхом Хайреддином, своим давним другом и депутатом, и Х. Лахвалем, бывшим генсеком МТЛД 50-х годов, "Воззвание к алжирскому народу", в котором резко осуждались режим личной власти, бесправие народа, отсутствие свободы слова и разжигание вражды с Марокко из-за Западной Сахары. Авторы "Воззвания" были немедленно арестованы. Но "Воззвание" поддержала нелегальная оппозиция (партии М. Будиафа, Х. Айт Ахмеда) и даже бывший "ответственный за аппарат ФНО" Каид Ахмед, создавший комитет защиты арестованных деятелей. Французская пресса писала о начале "партизанской войны буржуазии" против Бумедьена. Аббаса лишили всех контактов, приписав ему связи с французами, с Марокко и с партизанами, вновь появившимися тогда в Кабилии. Однако доказать это обвинение в суде не удалось и дело было закрыто в 1982 г. уже при новом президенте Шадли Бенджедиде, сменившем в 1979 г. умершего Бумедьена. До этого Аббас, освобожденный в 1977 г., оставался под надзором полиции⁶⁴ .

С 1980 г. Аббас жил в кругу семьи на пенсии от правительства Алжира и парламента Франции (членом которого он был в 1946 - 1955 гг.). Он не вернулся в Сетиф, где его аптека была закрыта в очередной раз в 1976 г., и проводил время между лечением в Ницце и завершением мемуаров в Кубе (богатом районе алжирской столицы). Результат его усилий - книги "Анатомия одной войны" (1980 г.) и "Конфискованная независимость" (1984 г.). В первой из них он вскрыл подоплеку многих событий 1954 - 1962 гг., увязав с. ними ряд негативных явлений в жизни независимого Алжира, в частности - массовую эмиграцию алжирцев во Францию и обострение берберского вопроса, исход европейцев, столь нужных Алжиру, привычку к силовому решению всех проблем. Аббас воздал должное де Голлю, "впервые в истории колонизации Алжира" укротившего в 1960 - 1961 гг. ультраколониалистов. После этой книги он переиздал свое первое произведение - "Младоалжирец" (1931 г.), но снабдил его новым предисловием, объяснившим, почему он возвращается к себе самому 50-летней давности, подчеркивая свою верность и исламу, и французской культуре с ее "ценностями демократии и подлинного гуманизма". Редкий политик решился бы на такое, тем более - переживший столь непростую эволюцию взглядов, как Фархат Аббас! Но переиздание статей 20 - 30-х годов доказало не только последовательность, честность и искренность автора. Оно, по признанию самих французов, представило ценный исторический документ, доказавший, почему "вооруженное восстание стало единственным выходом".

стр. 79

Книга 1984 г. - это фактически последнее завещание 85-летнего Аббаса. В ней он подвел все итоги, расставил все точки над "и". Его оценки образны и выразительны: "ислам - это социальный цемент и общий знаменатель, стирающий присущие нашей стране трибализм и партикуляризм"; "под руководством Бен Беллы Алжирская республика вела себя как прелюбодейка: официально будучи замужем за исламом, она тайно спала в кровати Сталина"; "личный труд и предприимчивость - гарантии экономического успеха"; "этатизм ведет лишь к лени, растратам и безответственности". Характеристики тех, кто вместе с ним "делал историю" Алжира, часто горьки и гневны - он не простил им краха своих лучших надежд, особенно Бен Белле: "Я пытался противиться его крайностям... Но все зря. Окруженный кучкой безответственных леваков, в большинстве своем иностранцев, даже апатридов, отвернувшись от алжирской реальности и принципов ислама, президент... сделал из своего "социализма" оружие репрессий против тех, кто претендовал на ответственность и власть наряду с ним. Он хотел править и говорить только сам. Роль "сильного человека" Алжира заставила его потерять голову... Он похоронил правила демократии, использовал нашу независимость только к своей выгоде,... предпочитая консультироваться со своей "мафией", а не с представителями народа". Аббас предвидел, что демократизация в Алжире не будет легким делом: "Бюрократия - как говорят русские, "номенклатура" - захватила все командные посты 22 года назад и не захочет уступать свое место или же принять какой-либо контроль над собой. Она будет отклонять любую реформу или глубокую перемену, пока нас не постигнет новая драма"⁶⁵ .

Фархат Аббас умер 24 декабря 1985 г., не дожив до "новых драм" - алжирской "политической весны" 1989 - 1991 гг. и гражданской войны 1992- 1999 гг., отголоски которой слышны еще и сегодня. Но его долгая жизнь - буквально кладезь богатого политического опыта и ценных уроков для последующих поколений. Он часто терпел поражения и был далеко не так удачлив, как многие его единомышленники, например, Бургиба. Но сами его ошибки и заблуждения, иллюзии и несбыточные надежды, выводы, которые он делал из своих неудач, и успехи, всегда служившие опорой для дальнейшего движения вперед, могут научить многому. Этот либеральный интеллигент, которого вечно упрекали в "реформизме" и "оппортунизме", прошел свой путь мужественно, ни при каких обстоятельствах не отступая от своих принципов, особенно - демократии и свободы. И он всегда оставался принципиальным, честным, порядочным и гуманным независимо от поста, который занимал, или положения (чаще всего трудного), в котором находился.

Примечания

1. NAROUN A. Ferhat Abbas ou les chemins de la souverainete. P. 1961, p. 8, 12; JU1N A., NAROUN A. Histoire parallele: la France en Algerie. 1830 - 1962; P. 1963, p. 235.

2. FERAOUN M. Textes sur l'Algerie. P. 1962, p. 12.

3. STORA B., DAOUD Z. Ferhat Abbas. Alger. 1995, p. 9.

4. Ibid., p. 14, 19 - 20, 47.

5. Revue francaise d'histoire d'outre-mer. T. LXXXI. P. 1994, N 303.

6. ABBAS F. Le Jeune Algerien. De la colonie vers la province. P. 1931, p. 89.

7. ABBAS F. La nuit coloniale. P. 1962, p. 99.

8. NAGY L. La naissance et le developpement du mouvement de liberation nationale en Algerie (1919 - 1947). Budapest. 1989, p. 33; AGERON CH. -R. Histoire de l'Algerie contemporaine. P. 1969, p. 70, 85.

9. GORDON D. C. The passing of French Algeria. Lnd. 1966, p. 112.

10. MERLE R. Ahmed Ben Bella. Le Mesnil-sur-l'Estree. P. 1965, p. 93 - 94.

11. STORA B., DAOUD Z. Op. cit., p. 28 - 29, 34.

12. MEYNIER G., KOULAKSSIS A. L'Emir Khaled, premier Zaim? P. 1987, p. 53; STORA B., DAOUD Z. Op. cit., p. 37.

13. STORA B., DAOUD Z. Op. cit., p. 41 - 46; ABBAS F. Le Jeune Algerien, p. 67.

стр. 80

14. LACOUTURE J. Cinq homes et la France. P. 1961, p. 266, 323.

15. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 114 - 115; AGERON CH. -R. Les Algeriens musulmans et la France. P. 1968, p. 1226.

16. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 100 - 101; Spielmann V. Le droit a la cite algerienne. Alger. 1934, p. 13.

17. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 105; ejusd. Le Jeune Algerien, p. 17 - 18; L'Afrique latine. Alger. 1924, N 8a, p. 361 - 362.

18. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 114; TOYNBEE A. Survey of International Affairs. 1925. The Islamic World. Lnd. 1927, p. 181.

19. ABBAS F. Le Jeune Algerien, p. 69 - 138, 145; The Muslim World. Hartford (USA), 1974, N 3, p. 104.

20. ABBAS F. Le Jeune Algerien, p. 96 - 149.

21. LACOUTURE J. Op. cit., p. 266.

22. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 105.

23. Ibid., p. 121; NAROUN A. Op. cit., p. 35 - 45.

24. STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 56.

25. JULIEN CH. -A. L'Afrique du Nord en marche. P. 1952, p. 110 - 124; KESSOUS M. El-A. La verite sur le malaise algerien. Bone. 1935, p. IX; MELIA J. Le triste sort des indigenes musulmans d'Algerie. P. 1935, p. 208 - 209; ABBAS F. La nuit coloniale, p. 122 - 123; NAROUN A. Op. cit., p. 52; STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 11.

26. NAROUN A. Op. cit., p. 50; LE TOURNEAU R. Evolution politique de 1'Afrique du Nord musulmane. 1920 - 1961. P. 1962, p. 319; L'Entente franco-musulmane. Alger-Setif, N 24, 23.11.1936; АХМАД ТАУФИК АЛЬ-МАДАНИ. Жизнь в борьбе (на араб. яз.). Т. II. Алжир [1976], с. 184 - 222.

27. JULIEN CH. -A. Op. cit., р. 117; LE TOURNEAU R. Op. cit., p. 333.

28. Revue algerienne des sciences juridiques, economiques et politiques. Alger, 1972, N 4, p. 993- 998; BENAZET H. L'Afrique francaise en danger. P. 1947, p. 41; JULIEN CH. -A. Op. cit., p. 278 - 279.

29. BENAZET H. Op. cit., p. 43 - 44; NAROUN A. Op. cit., p. 86; SARRASIN P. -E. La crise algerienne. P. 1949, p. 174 - 175; ABBAS F. La nuit coloniale, p. 143; JULIEN CH. -A. Op. cit., p. 283; Realites algeriennes. Alger. 1953, p. 126. Полный текст Манифеста см. "Du Manifeste a la Republique Algerienne". Alger. 1948, p. 25 - 43.

30. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 151; "Du Manifeste... ", p. 45 - 54; HARBI M. Aux origines du FLN: le populisme revolutionnaire en Algerie. P. 1975, p. 17; Oriente Moderno, 1954, N 11, p. 462.

31. ДЕ ГОЛЛЬ Ш. Военные мемуары. Ч. 2. М. 1957, с. 666 - 668, 675; "Du Manifeste... ", p. 59; JULIEN CH. -A. Op. cit., p. 297; SARRASIN P. -E. Op. cit, p. 428.

32. "Du Manifeste... ", p. 61 - 63; ABBAS F. La nuit coloniale, p. 150 - 151; Essai sur l'histoire du mouvement ouvrier algerien de 1920 a 1954. (Ed. PAGS), s. d., s. 1., p. 26.

33. AGERON CH. -R. Histoire de Г Algerie, p. 93; ARON R., LAVAGNE F. et autres. Les origines de la guerre d'Algerie. P. 1962, p. 98 - 101; Realites algeriennes, p. 127.

34. Oriente Moderno, 1954, N 11, p. 465; The World Today. Lnd. 1948, N 2, p. 85.

35. HARBI M. Op. cit., p. 20; LE TOURNEAU R. Op. cit., p. 348; NAROUN A. Op. cit., p. 106; OUZEGAN A. Le Meilleur Combat. P. 1962, p. 95, 102; Realites algeriennes, p. 102.

36. ABBAS F. Autopsie d'une guerre. P. 1980, p. 33, 126 - 127.

37. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 168; BOURGUIBA H. La Tunisie et la France. P. 1954, p. 189- 193; HARBI M. Op. cit., p. 25.

38. ABBAS F. Autopsie d'une guerre, p. 137 - 138; BENAZET H. Op. cit., p. 65 - 66; "Du Manifeste... ", p. 164 - 167; LE TOURNEAU R. Op. cit., p. 357.

39. BENAZET H. Op. cit., p. 68; HARBI M. Op. cit., p. 28 - 29; JULIEN CH. -A. Op. cit., p. 315 - 316.

40. "Du Manifeste... ", p. 99 - 114; JULIEN CH. -A. Op. cit, p. 380.

41. BENAZET H. Op. cit., p. 96; АЛЛЯЛЬ АЛЬ-ФАСИ М. Освободительные движения в Арабском Магрибе. Каир. 1948, с. 36 (на араб, яз.); DE GAULLE CH. Discours et messages. P. 1974, p. 139 - 141; HARBI M. Op. cit., p. 31.

42. ESPRIT. P. 1948, N 10, p. 541; Le Probleme Algerien. Le mouvement national algerien. Alger. 1951, p. 42; La Republique Algerienne. Alger. 16.IV. 1954.

43. ARON R., LAVAGNE F. et autres. Op. cit., p. 220; NAEGELEN M. -E. Mission en Algerie. P. 1962, p. 93.

44. EVENO O. L'Algerie. Sarthe (France), 1994, p. 21 - 22; The Islamic Review. Woking (England),

1952, July, p. 32; Le Probleme Algerien. Violation des libertes individuelles. Alger. 1951, p. 14 - 18, 40; Liberte. Alger, 2.1X.1954, 29.X1I.1954.

45. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 185 - 193; SIVAN E. Communisme et nationalisme en Algerie. P. 1976, p. 169 - 171; Esprit, 1951, N 10, p. 525; The Islamic Review, 1951, N 11, p. 38.

стр. 81

46. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 189 - 195; ARON R., LAVAGNE F. et autres. Op. cit., p. 310; LE TOURNEAU R. Op. cit., p. 371 - 372; La Republique Algerienne. 16.IV.1954.

47. SOUSTELLE J. Aimee et souffrante Algerie. P. 1956, p. 224; QUANDT W. Revolution and Political Leadership: Algeria, 1954 - 1968. Cambridge (Mass.), 1969, p. 93.

48. ABBAS F. Autopsie d'une guerre, p. 46; STORA B., DAOUD Z. Op. cit., p. 191; La Republique Algerienne. 08.X.1954.

49. ABBAS F. La nuit coloniale, p. 230; CLARK M. K. Algeria in turmoil. N. Y. 1959, p. 83; COURRIERE Y. Le temps des Leopards. P. 1969, p. 153; L'Echo d'Alger. Alger. 10.V.1955.

50. ЖАНСОН К. и Ф. Алжир вне закона. М. 1957, с. 235 - 237; АХМАД ТАУФИК АЛЬ-МАДАНИ. Ук. соч. Т. II, с. 412; STORA B., DAOUD Z. Op. cit., p. 205.

51. ABBAS F. Autopsie d'une guerre, p. 98; STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 233.

52. FRANCOS A., SERENI J. -P. A. Un Algerien nomme Boumediene. P. 1976, p. 66; MERLE R. Op. cit., p. 113; OPPERMANN T. Le probleme algerien. P. 1961, p. 245; STORA В., DAOUD Z. Op. cit, p. 253 - 258.

53.GILLESPIE J. Algeria. Rebellion and Revolution. Lnd. 1960, p. 105; QUANDT W. Op. cit., p. 100.

54. ABBAS F. Autopsie d'une guerre, p. 61; Le Figaro. P. 22.1V.1960; Le Monde, 20.111.1962.

55. Les Archives de la Revolution Algerienne. P. 1981, p. 194 - 200; DUCHEMIN J. Histoire du FLN. P. 1962, p. 325; LEBJAOUI M. Verites sur la revolution algerienne. P. 1970, p. 151 - 160.

56. ABBAS F. L'lndependance confisquee. Mesnil-sur-l'Estree (France). 1984, p. 31, 193 - 194.

57. COURRIERE Y. L'heure des colonels. P. 1970, p. 262; LEBJAOUI M. Op. cit., p. 144 - 146; SALAN R. Memoires. Fin d'un empire. T. 1. P. 1970, p. 12.

58. DE GAULLE CH. Memoires d'espoir. P. 1970, p. 15 - 27, 42; Memorandum sur la denonciation du traite de l'Atlantique Nord par GPRA. Tunis. 1960, p. 6 - 7; El Moudjahid. Tunis, 25.IV. 1960, 08.IX.1960; L'Humanite, 24.IV.1958.

59. ABBAS F. L'lndependance confisquee, p. 50; DE GAULLE CH. Op. cit., p. 89 - 138; FRANCOS A., SERENI J. -P. Op. cit., p. 91; LACOUTURE J. De Gaulle. P. 1965, p. 117; QUANDT W. Op. cit., p. 141, 144.

60. BEN KHEDDA B. L'Algerie a l'independance. La crise de 1962. Alger. 1997, p. 77 - 80; STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 305, 316, 319.

61. ABBAS F. L'lndependance confisquee, p. 48, 185; STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 342, 357- 360.

62. BEN KHEDDA B. Op. cit., p. 21, 85.

63. ABBAS F. L'lndependance confisquee, p. 9 - 14, 59 - 73; STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 370 - 375.

64. ABBAS F. L'lndependance confisquee, p. 96, 103 - 106, 131; STORA В., DAOUD Z. Op. cit., p. 380 - 385.

65. ABBAS F. Autopsie d'une guerre, p. 13 - 138; ejusd. L'lndependance confisquee, p. 90 - 91, 97, 185, 214; STORA В., DAOUD Z. Op. cit, p. 390; Le Monde, 27.XI.1981.

Permanent link to this publication: