Теория "кочевых государств" в советской историографии определилась в 1920 - 1930-х годах в связи с проблемой перехода кочевых обществ из "феодализма в социализм, минуя капитализм". Прямо или косвенно данная проблема активно затрагивалась в 1950-е годы в связи с дискуссией о характере феодализма в Центральной Азии, а в 1960-е годы в процессе дискуссии об азиатском способе производства, и в 1970-е годы в связи с поднявшимся интересом к номадологическим проблемам.

В целом за десятилетия после формулирования этой проблемы достаточно отчетливо определились две научные позиции, на первый взгляд взаимоисключающие друг друга. Первая позиция в своих основных чертах сформировалась к 1960 - 1970-м годам. В вопросе о генезисе государственных институтов у кочевников В. Б. Попов, обозревая средневековые тюркские государства, придерживается мнения, что экономической основой Хакасского государства, Хазарского каганата и других государств являлись земельные отношения. "Аппарат принуждения", по его версии, исследуемый как объединение государственного типа, преследует одну цель: подчинить и эксплуатировать соседние племена, настоящее же государство с развитыми классовыми отношениями возможно лишь при полной интеграции кочевого и земледельческого населения. В данном случае доминирует земледельческая экономика: "утрата владычества над земледельческими районами приводит к архаизации их (кочевнической. - Т. Ж.) общественной жизни и последующему падению"¹.

Ю. В. Павленко, касаясь кочевых обществ, также отмечает, что самостоятельно развивающиеся номады, при отсутствии постоянных контактов с соседними цивилизациями не включенные в данническую эксплуатацию оседло-земледельческих обществ или пережившие частичное оседание с появлением городских центров на их территории, не могут выйти на уровень даже раннеклассовых отношений, а тем самым и на уровень формирования государственных образований. Предполагается, что номады вплетаются в сложившуюся систему государственно-административных отношений оседлых аграрных социумов. Из других причин автор выделяет фактор внешней военной опасности, как один из важных стимуляторов процесса консолидации, который в свою очередь "способствует появлению сложных социальных организмов"². При этом укрепление центральной власти способствует обособлению военной знати, а эта прослойка общества "неизбежно связана с концентрацией значительных материальных ресурсов в руках центральной власти". По мнению С. М. Абрамзона, государство у кочевников сливается с их военной организацией, призванной защищать членов рода, племени, их имущество от посягательств извне, или же для нападения на другие племена; "племя становится главным звеном этой организации"³. Данный уровень родовых отношений свидетельствует о переходности, недоразвитости государственных институтов у кочевых скотоводов.

Жумаганбетов Талгат Смагулович - кандидат исторических наук, доцент Актюбинского института Алматинской академии экономики и статистики.

стр. 160

Л. П. Лащук, прослеживая закономерности становления государственных институтов у номадов, отмечает разрастание и укрепление родственных племен (видимо вначале на основе хозяйственной интеграции), вступление их в союзные или подчиненные отношения друг с другом, инициативу отдельного "аристократического" рода в сколачивании более прочной конфедерации под авторитетным началом. "Главной целью этой зарождающейся государственной власти было расширение сферы ее политического влияния на соседние страны и народы, и возложение на них даннических отношений"⁴.

Интересную гипотезу предложил Л. С. Васильев, считающий, что простое механическое разрастание сегментарной этнической общности не меняет его качественного развития"⁵ и не ведет к появлению стабильного надобщинного политического лидерства. Положение может резко измениться с возникновением внешней угрозы, но при ее исчезновении все приходит в свои рамки. Однако, если такого рода угроза оказывается постоянной (что бывает лишь в условиях, когда рядом с данной этнической общностью возникает уже сложившаяся надобщинная политическая структура), может возникнуть эффект трайбализации, смысл которой в том, что под угрозой извне аморфная общность конституируется в племя с уже заметными чертами и признаками устойчивой надобщинной власти вождя, а это, в свою очередь, ведет к возникновению "протогосударства - чифдома". По его мнению, племя, в отличие от рода, и выступает как такое протогосударство, поскольку имеет иную, негенеалогическую кровнородственную основу.

А. И. Першиц, полемизируя с Л. С. Васильевым по вопросу о теории "чифдом - протогосударство", считает подобные объединения лишь "формой социально-экономической организации и организации власти в эпоху далеко зашедшего разложения первобытного общества"⁶, при этом данная форма может иметь консервативные и обратимые последствия.

Неоднозначно к этой проблеме подходит Н. Э. Масанов. Исследуя производительные силы и производственные отношения номадизма, он приходит к выводу, что для регламентации всего спектра общественной жизни кочевники формируют разнообразные социальные институты. На практике это различные виды патронимической организации кочевого социума и военно-потестарной организации. Понятием "государство" автор сознательно не пользуется, а заменяет его более расплывчатым сочетанием слов: "интеграция социальных организмов" в "иерархически взаимосвязанные функционально - структурные образования". Данная межплеменная кооперация должна была "регулировать посредством социокультурных норм, и в том числе генеалогического родства, системы внешнеэкономического военно-потестарного и социокультурного взаимодействия индивидов и обеспечивать их обобщенную соорганизацию и скоординированную деятельность, направленную на достижение общих социальных целей". В этой системе патронимия "осуществляла регламентацию многообразных процессов общественной жизни посредством генеалогической идентификации индивида либо группы"⁷.

Допуская теоретически, что у кочевых скотоводов могут появляться и существовать государства, А. М. Хазанов отказывает кочевникам в появлении у них государства "...только лишь в результате внутреннего развития". Причины появления потребности в государственных институтах у кочевников трафаретны: завоевания оседлых областей и стран, так называемая адаптация второго рода к "...экономическим, социополитическим и культурным условиям внешнего мира"⁸.

В вопросе о сущности и содержании понятия "кочевое государство" также отсутствует единство. Г. Е. Марков называет "кочевое государство" "политической организацией", свойственной "специфике кочевого скотоводческого хозяйства"⁹. Под этим понятием он склонен подразумевать все формы государственности у скотоводческих народов. Васильев подразумевает при этом "редистрибуционный фонд и такой же при нем центр со своей структурой"¹⁰, имеющей внутренние резервы для саморазвития. Существует мнение, что государство-орудие подчинения окружающих племен, в том числе выполняющее функцию удовлетворения "общих интересов"¹¹. По Абрамзону, государство у кочевников - по сути лишь "военная организация", функцией которой является "защита своих сочленов и их имущества или, наоборот, нападение на другие племена"¹². У Лащука понятия "Тюрк иль", монгольский "улус", традиционно связываемые в научной литературе с государством, стоят в одном ряду с обозначением такого выделенного им социально-политического явления, как "большие племена"¹³. Хазанов считает, что "...кочевыми государствами должны именоваться лишь такие независимые образования, достигшие соответствующего эволюционного уровня и обладающие соответствующей политической организацией, в которых большинство населения составляют номады, разделенные на господствующие и подчиненные классы"¹⁴.

Интересный вариант предлагает В. Г. Луконин: "Специфика кочевого скотоводства с его неизменными в течение тысячелетий условиями ведения хозяйства обусловливала своеобразный, постоянно повторяющийся в основных чертах ритм жизни общественного развития. Экстенсивное ис-

стр. 161

пользование пастбищных земель неизбежно вело к завоеваниям и нашествиям, к захвату более сильными племенами владений своих соседей. Племенные объединения, осуществлявшие такие завоевания, находились на стадии военной демократии, с вождями и племенной знатью во главе. В результате нашествий возникали громадные кочевые "империи" с весьма непрочной экономической и социальной базой и недолгим периодом существования"¹⁵. Показательна в этом отношении монография Н. Н. Крадина, известная еще по депонированному списку. По мнению Крадина, в кочевых социумах отсутствуют предпосылки для появления стабильного прибавочного продукта и образования антагонистических классов, а это означает, что нет никаких посылок для зарождения государства. "Образование государства происходило только в случае слияния кочевников с земледельцами в одну общественную структуру"¹⁶. Данная мысль перекликается с высказанными гораздо раньше мнениями других ученых.

Представители другой точки зрения на государственность у номадов, к числу которых можно отнести (по совокупности мнений и позиций высказанные в разных трудах) Б. Е. Кумекова, К. А. Акишева, К. А. Пищулину и других¹⁷, обращают внимание на своеобразие номадного общества, а также на многочисленные факты, накопленные в истории и доказывающие достаточно высокую степень развития политических структур в отдельных кочевых обществах. Основная аргументация и обоснование наличия государственной организации проходит через подбор и сопоставление аналогов отдельных государственных институтов у кочевников с европейскими образцами. Например, С. Г. Кпяшторный не отрицает наличие государственных институтов у древних тюрков, но при этом характеризует эту государственность, как находящуюся на "высшей ступени варварства", очевидно подразумевая энгельсовскую теорию о периодах дикости, варварства и цивилизации¹⁸. Схожая точка зрения у П. Б. Голдена, который в своих работах сделал очень много для анализа каждого государственного института древних тюрков и хазар. Он сравнивает образцы тюркской государственности с теоретическим европейским образцом: "верховенство в применении силы в решении общественных проблем", система сбора налогов с территории, государственные правила и формы регулирования общества, создание излишков для поддержки госаппарата, государственное объединение не базируется на связях родства и т.д. С этих позиций Голден относит тюркскую государственность к категории "ранних государств". Но и он не чужд различного рода суждений, таких, как: "кочевое общество создало централизованную, политическую власть не только для собственной обороны, но зачастую для эксплуатации уязвимых оседлых государств", "кочевые племена организовываются в государство, когда подход к продуктам земледелия и ремесла затруднен", которые вызывают лишь удивление у тех, кто знаком с его работами¹⁹.

К особой позиции можно отнести исследователей, которые решали данный вопрос в рамках формационной теории. В 1930-е годы - это теория Б. Я. Владимирцова о кочевом феодализме²⁰. На казахстанский материал эту теорию перевел С. Асфендияров, а в 1950-е годы появилась теория "патриархального феодализма" (в рамках известной дискуссии о социально-экономическом строе обществ Центральной Азии)²¹. Суть теории - обоснование феодального характера государств у кочевых обществ Казахстана, хотя и с некоторой спецификой, заключавшейся в том, что при наличии антагонистических классов и классовой борьбы и других признаков феодального общества и государства в социуме сохранялись пережитки предыдущего общественного строя: трайбалистская структура и родовая идеология. Видный зарубежный представитель этой позиции - классик японской тюркологии М. Масао, который считает древнетюркские каганаты "феодальными" государствами, в которых имелся антагонизм: "...класс богатых скотоводов и враждебный ему класс кочевников"²². Из современных авторов данная позиция сохранилась у Е. А. Абилева: "То, что правители степных держав имели возможность систематически применять насилие по отношению к своим подданным, говорит о том, что аппарат управления был вполне сформирован, а главное - отделен от населения, и превратился в особый слой"²³.

Наглядным примером попытки сблизить все исходные точки зрения на политические потестарные органы номадов является статья К. А. Акишева об усуньском обществе. Он достаточно убедительно показал наличие серьезных социальных отношений, основанных на частной собственности, отчужденность от основной массы общества бюрократического аппарата усуньского государства, которое вело активную политическую игру на хунно-ханьских противоречиях, подчинив этому даже административную систему достаточно развитого для своего периода, государственного объединения²⁴. Основная аргументация базируется на сопоставлении усуньских политических институтов с принятыми в теории государства европейскими образцами.

Вышеперечисленные точки зрения основаны на формационной теории государства и права, и даже после критики этой теории в начале 1990-х годах они продолжают оставаться на ее основных позициях. "Живучесть" поссибилийской теории объективна, так как основывается на посылках го-

стр. 162

раздо более старших, чем марксизм, на идеях евроцентризма и техноцентризма, уходящих корнями в XVIII век. Данные идеи составили основу концептуального развития гуманитарных наук на протяжении двух последующих веков. Таковыми они во многом остались, и по сей день. Так, в теории государства и права основными признаками государства, по мнению С. А. Комарова, являются: публичная власть на основе гегемонии экономически сильного меньшинства над всей остальной массой населения; это обстоятельство диктует наличие особого аппарата принуждения; наличие самостоятельного фонда материальных средств для поддержания аппарата управления и принуждения; суверенитет власти: внутренней и внешней. Большинство исследователей важным признаком государства считают наличие четко очерченной территории. С. А. Комаров в данном аспекте уточняет, что рассматривать надо не территорию как таковую, "а присущее государству деление граждан по территориальному признаку", их организацию по месту жительства в отличие от кровнородственной связи, являющейся специфическим признаком первобытности²⁵. Схожие позиции у В. Н. Хропанюка: территориальное верховенство государственной власти в пределах своих границ; наличие аппарата принуждения; взимание налогов и сборов; отдельная от общества публичная власть²⁶.

Предпосылкой возникновения государства служит, по мнению В. Б. Казакова, "наличие организации управления в виде военной демократии", что "свидетельствует о том, что данное общество достигло своей вершины в развитии родового строя, что здесь уже появились явления, говорящие о начале его разложения, и создались все необходимые предпосылки для возникновения государства"²⁷. Основные признаки раннего государства: территориальное деление населения, публичная власть. Аналогичные позиции встречаются и у других историков. Например, О. Караев отмечает, что "караханидский каганат возник из потребности крупных скотовладельцев держать массы бедных кочевников в подчинении"²⁸.

В политологии признаки государства рассматриваются несколько шире. Помимо публичной власти, налогов, территории и суверенитета появляются такие аспекты, как монополия на легальное применение силы, обязательное членство в государстве, претензия на представительство общества в высших органах власти и т. д.²⁹.

В современном международном праве признаки государства сужены: во-первых, территория; во-вторых, народ, объединенный правовым союзом граждан; в-третьих, суверенная власть, "осуществляющая эффективный контроль хотя бы над большинством территории и населения"³⁰. Аргументация и обоснование этих признаков тесно переплетаются с формационным анализом истории и часто исходят из марксистских гипотез о "неразрешимых противоречиях" в догосударственном обществе, о расколе общества на враждующие классы, о зарождении классовой борьбы³¹ и т. д.

Из современных авторов данная точка зрения наиболее выпукло отражена у А. П. Бутенко. "С возникновением частной собственности и эксплуатации, эксплуататоров и эксплуатируемых, к общим функциям управления с целью поддержания повседневной жизни общества прибавилась функция держания в узде эксплуатируемых с помощью государства"³², а также у В. С. Петрова, по мнению которого, государственная власть - это форма существования общественной власти, ее историческая разновидность; "государство присуще обществу лишь на определенных этапах его развития". Это явление классового общества и орган классового господства, при этом это "саморегулирующая система, обладающая также и внутренними собственными источниками движения". Форма государства, по мнению исследователя, "определяется экономическими условиями жизни всех классов общества"³³. Помимо причин возникновения государства в данных определениях есть и непосредственная характеристика этого явления: классы, социальное неравенство в обществе, эксплуатация, насилие класса над классом, и т.д.

Представленные выше точки зрения отражают поссибилизм, феномен "европейского прорыва", европейской исторической исключительности, которая позволила только этому континенту выйти на ступень буржуазных отношений. Поссибилизм вполне адекватен в отношении обществ, которые оказались в сфере капиталистических отношений, и заслуживает большой осторожности при анализе этим инструментом добуржуазных, в особенности восточных, обществ. Таковыми являются исторические социумы, экономической основой которых были различные виды кочевого скотоводства. Расцвет этих обществ пришелся на развитое и позднее средневековье вместе с феноменом кочевых государств и империй.

Прямое перенесение и воплощение этих идей по отношению к кочевникам привело, например, в реальности к трагедии 1931 - 1933 гг. в Казахстане, когда полтора миллиона людей своими жизнями расплатились за попытку реализации на практике только одного аспекта этой теории³⁴. Наиболее продуктивным в этом плане является подход, предложенный Г. С. Сапаргалиевым и А. Ибраевой, которые структурируют типы государств по историческим периодам и основному способу производства³⁵. Несмотря на то, что это как бы формационная теория, на этом пути

стр. 163

научного поиска есть рациональное зерно, если выйти за рамки только пяти способов производства и признать самостоятельным номадный способ производства, различные формы азиатского способа производства и т.д. В связи с этим можно поставить под прямую зависимость тип государств и формы господствующего производства и исторические периоды, что в итоге даст многообразие и своеобразие государственных объединений в добуржуазных обществах. Мы считаем возможным поставить вопрос о типах аграрных, добуржуазных государств.

Продолжая тему государственных институтов у кочевых скотоводов необходимо признать, что теория "кочевого государства" своими корнями уходит в проблемы номадологии. На данный момент выработано множество типологических схем номадизма - от самых простых до разветвленных, сложных. Мы хотели бы выделить одну из них - систематизацию СИ. Руденко кочевых скотоводческих социумов по типу хозяйства. Его три типа номадизма стали на многие годы концептуальными и вошли в основу учебных и других материалов о кочевниках³⁶. Однако его предположение о существовании формы кочевого скотоводства с кочеванием без устойчивых маршрутов, о делении на кочевников и полукочевников нанесло ущерб пониманию сущности кочевого скотоводства и кочевого государства. Прямая материализация этих идей на историческом материале, предпринятая С. А. Плетневой, вызвала критику со стороны коллег-историков из-за слабой обоснованности³⁷. В то же время использование типологии, предложенной Руденко продолжается, так как эта гипотеза наиболее удобно аргументирует поссибилиские, эволюционные теории в истории номадов, в особенности теорию обязательного, уже заложенного в эту форму экономики саморазвития кочевого скотоводства в направлении оседлости и аграрных городов.

Современными исследованиями доказано, что "чистых" кочевников, кочующих по неустойчивым маршрутам, не существует. Подавляющее количество номадов - это так называемые "полукочевники" (в том числе на Устюрте), которые передвигаются по замкнутому маршруту, имеют своеобразные земельные отношения, сочетающие частную и родовую собственность на пастбища, сопутствующие хозяйственные уклады в виде внесемейного ремесла, охоты, богарного земледелия скотоводов и т.д., а так же тесные торгово-экономические отношения и связи с населением оседлой, контактно-маргинальной зоны.

Еще одной причиной искаженного восприятия номадизма и номадных социумов является с виду логичное определение, что кочевое скотоводство - это всего лишь хозяйственная адаптация людей к природным условиям аридной зоны планеты. Материальная и духовная культура людей образуется не только посредством адаптации. Это явление присуще, прежде всего, животному миру. Именно животные на самых разных уровнях адаптируются к природно-климатическим условиям на основе инстинкта сохранения биологического вида. При кардинальном изменении внешних условий представители флоры погибают или мигрируют, но никакой культуры они не создают, являясь частью самогенерирующейся, сбалансированной природы. Человеческий коллектив не только приспосабливается к окружающей его природной среде, но, прежде всего, осваивает эту среду, как на материальном, так и на духовном уровне. Результат этого процесса - соответствующая культура. Этим он принципиально отличается от животного мира. Этнографы, относя номадизм к адаптационному уровню культуры, вкладывают в это явление способность только к внутреннему динамизму, к ограниченному развитию, только к рефлексии.

Этнографические и исторические исследования номадизма, например М. Масао о древних тюрках, подтвердили наличие двух традиционных классов в обществе, но специфика в том, что они по экономическим интересам не противоположны и их возможности для прямой эксплуатации ограничены, а взаимоотношения их не носят антагонистической окраски из-за особой организации общества на принципах патронимии, сохраняющей даже при наличии фактически соседской, хозяйственной общины идеологию родовых взаимоотношений³⁸.

Важный, скрывающий реальную картину кочевого государства признак - сквозные родовые и всеобщие патронимические отношения. Наличие организации общества по родовому признаку интерпретируется как отсталость, патриархальность, как отношения, характерные для до- или раннегосударственных образований. Сохранение этого института с древности до Нового времени часто объясняют неспособностью кочевников в силу разных причин (отсутствие или недостаточное количество прибавочного продукта, незрелость общественных отношений и др.) развиваться, строить государство.

Поразительная устойчивость общинно-родовых отношений кроется в базисности этих отношений для кочевого скотоводства. Семейная община и род - первый уровень собственной организации и орган координации с другими общинами хозяйственной деятельности в отдельно взятом регионе. В силу особенностей и условий, вызвавших номадизм, общинно-родовая организация - главный сопутстствующий признак кочевого скотоводства, но природа этого явления у номадов претерпевает существенную деформацию. Кочевое государство базируется не на первобытных формах рода и пле-

стр. 164

мени, а на структурах, сохранивших внешние древние формы, но существенно сменивших внутреннее содержание. В системе новых взаимоотношений фактор хозяйственной целесообразности в виде "усыновления" (порой целых родов), широко принятой практики комменданства, притока в род инноплеменников-рабов играл более существенную роль, чем генеалогическая близость.

В кочевническом государстве выборность властных структур, характерная для родового общества, сильно потеснена правом центральной власти назначать руководителей надродовых органов. Так, при формировании Первого каганата тюркютов ханы перестали быть выборными, и назначались каганом из числа ближайших родственников. Характер родового общества деформировался с назначением каганом руководителей крыльев, шадов, института тутуков перенятых у китайцев, тарханов, тегинов и других властных органов государственного управления обществом.

Патронимия в свете политических отношений переносится из сферы семейных отношений на государственный и идеологический уровни. Отношения "старший - младший", безусловное уважение и подчинение младших старшим, забота старших о младших обеспечивали без государственного насилия подчинение и соподчинение внутри государства. Таким образом, родовая идеология рождала патронимию, которая, в свою очередь, обеспечивала необходимые отношения в государстве, а через удельно-лествиничную систему (также продукта патронимии) преемственность власти и регулировку отношений внутри государственных органов управления.

Официальной идеологической доктриной кочевого государства, в частности древнетюркского, являлась не защита господствующих, экономически определяющих слоев общества (как это сформировалось в аналогичный период в Европе и данная сторона углубилась ранними буржуазными революциями), а забота старших над младшими членами общества, то есть отклик власти на нужды, чаяния и желания народа. Оборотная сторона такой заботы - уважение младшими к своим старшим в степной иерархии родов сородичам, послушание и им, и органам управления самого старшего, аристократического, "царского" рода. На политическую власть возлагалась задача распространения данного, справедливого, с точки зрения номадов, общественного (но не экономического) порядка на другие социумы, приобретение для народа рабов (последнее нельзя сопоставлять с классическими рабами и с рабством) и других благ.

В вопросе о завоеваниях номадов, в том числе тюркютов, и создании ими кочевых империй с включением значительных территорий, исследователями выделяется всегда только один аспект - внеэкономическая эксплуатация. Если внимательно рассмотреть средневековые кочевые социумы, мы не увидим ни одного самодостаточного общества. Эти общества или подчинены, или подчиняют других. Даже при отсутствии внешних проявлений завоеванности, кочевые социумы приносят друг другу дань, реализуя только фактор превосходства военной силы. Хара Давань отмечал, что целью всех походов Чингисхана было, прежде всего, создание пояса безопасности вокруг своего государства и народа³⁹. Видимо, именно здесь кроются прапричины завоевательных походов тюркютов, и лишь потом идет реализация внешнеполитических, а порой внутриэкономических проблем (пример: история с проблемой реализации шелка).

Наиболее устойчивая субстанция в сфере общественной мысли - это менталитет народа. Формируется он веками, но и сохраняется достаточно долго. Исторические образцы государственных и правовых институтов только кажутся реликтами, на самом деле некоторые условия, прежде всего экономические, их генерировавшие, продолжают существовать, вызывая все новые и новые, схожие друг с другом институты общественного управления и регулирования, координации внутриобщественных отношений. При анализе форм государственности в центрально-азиатском регионе было бы ошибкой не учитывать эти факторы жизни общества.

Итак, категория "государство" при множестве дефиниций в целом во всех общественных науках характеризуется как особого рода политическая власть над обществом, но при всем при этом остается множество вопросов о характере этого явления, особенно применительно к номадам. Приведенные точки зрения показывают многоплановость теории "кочевого государства". Категориальный характер "государства" базирует данное явление на понятийном аппарате практически всех общественных наук. Приведенные точки зрения доказывают, что выбранное направление поиска в рамках формационной теории и посибилизма является тупиковым. Только более широкий взгляд на проблему через номадологию позволит на новом витке дискуссии внятно и четко определить основные моменты государственной организации кочевников скотоводов и других добуржуазных аграрных обществ.

Не антагонистические отношения в обществе приводят к реорганизации управления обществом, а объективная необходимость регулировать и координировать хозяйственную деятельность номадов ежедневно и ежечасно лежит в основе синтеза политических структур и генезиса кочевого государства. Это главное отличие природы кочевых и европейских государств.

стр. 165

Примечания

1. ПОПОВ В. Б. К вопросу о переходных общественных отношениях (специфика и общие завономерности кочевых обществ). - Проблемы исследования памятников археологии Северного Донца. Луганск. 1990, с. 162.

2. ПАВЛЕНКО Ю. В. Раннеклассовые общества. Генезис и пути развития. Киев. 1968, с. 115.

3. АБРАМЗОН С. М. Народные предания как источник для изучения этнической истории народов Азии. М. 1972, с. 63.

4. ЛАЩУК Л. П. Историческая структура социальных организмов средневековых кочевников. Советская этнография (СЭ), 1967,34, с. 34.

5. ВАСИЛЬЕВ Л. С. Государство на традиционном Востоке. - Государство в докапиталистических обществах Азии. М. 1987, с. 7.

6. ПЕРШИЦА. И. Социально-экономическая терминология в понятийном аппарате этнографии. СЭ, 1983, N5, с. 59 - 69.

7. МАСАНОВ Н. Э. Кочевая цивилизация казахов. М. Алматы. 1995.

8. ХАЗАНОВ А. М. Кочевники и внешний мир. Алматы: 2000, с. 363.

9. МАРКОВ Г. Е. Некоторые проблемы общественной организации кочевников Азии. - СЭ, 1970, N 6, с. 78.

10. ВАСИЛЬЕВ Л. С. Ук. соч., с. 32.

11. ПОПОВ В. Б. Ук. соч., с. 32.

12. АБРАМЗОН С. М. Ук. соч., с. 63. 13.ЛАЩУКЛ. П. Ук.соч., с. 34.

14. ХАЗАНОВ А. М. Ук. соч., 362.

15. ЛУКОНИН В. Г. Древний и ранний средневековой Иран. М. 1987, с. 12.

16. КРАДИН Н. Н. Социально-экономические отношения кочевников в советской исторической литературе. - Рукопись депонирована в МНИОН РАН, N 29892. Владивосток. 1987, с. 127.

17. КУМЕКОВ Б. Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата. 1972; АКИШЕВ НА Социально-экономические отношения у древних усуней (уйсуней) в I-V вв. н.э. - Вопросы археологии Казахстана. Алматы- М. 1998, с. 65 - 71; ПИЩУЛИНА КА Присырдарьинские города и их значение в истории Казахских ханств в XV-XVII вв. -Казахстан в XV-XVII вв. Алма-Ата. 1969, с. 549.

18. КЛЯШТОРНЫЙ С. Г., САВИНОВ Д. Г. Степные империи Евразии. СПб. 1994, с. 16.

19. GOLDEN P. B. Ethnicity and State Formation in Precinggisid Turkis Eurasia. Bloomington. 2001, p. 32 - 33.

20. ВЛАДИМИРЦОВ Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л. 1934.

21. АНДРИАНОВ Б. В., МАРКОВ Г. Е. Хозяйственно-культурные типы и проблема их картографии. - Вопросы истории, 1990, N 8, с. 3 - 15.

22. МАСАО М. Политическая структура древнего государства кочевников Монголии. М. 1970, с. 1 - 6.

23. АБИЛЕВ Е. А. Политическая организация кочевников Казахстана. Астана. 2001, с. 104.

24. АКИШЕВ НА Ук. соч., с. 68.

25. КОМАРОВ С. А. Общая теория государства и права. М. 1998, с. 26, 27.

26. ХРОПАНЮК В. Н. Теория государства и права. М. 1999, с. 328 - 329.

27. КАЗАКОВ В. Б. Генезис права. Канд. дисс. Л. 1988, с. 72.

28. КАРАЕВ О. История караханидского каганата (X-XIII вв.). Фрунзе. 1983, с. 244.

29. РАДЛОВ В. В., МЕЛИОРАНСКИЙ М. П. Сборник трудов Орхонской экспедиции. Древнетюркские памятники в Кошо-Цайдаме. СПб. 1897, т. 4.

30. МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Об авторитете. Сочинения. 2-е изд. Т. 18.

31. ЛЕНИН В. И. Государство и революция. Полное собрание сочинений. М. Т. 33.

32. БУТЕНКО А. П. Власть народа посредством самого народа. М. 1991, с. 21.

33. ПЕТРОВ В. С. Сущность, содержание и форма государства. Л. 1971, с. 21,38,114.

34. КОЗЫБАЕВ М. К., АБЫЛХОЖИН Ж. Б., АЛДАЖУМАНОВ К. С.. Коллективизация в Казахстане: трагедия крестьянства. Алма-Ата. 1992.

35. САПАРГАЛИЕВ Г., ИБРАЕВ А. А. Мемлекетжане кукыктеориясы. Алматы. 1998, с. 32 - 33.

36. РУДЕНКО С. И. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. - Материалы по этнографии Географического общества СССР. Л. 1961, вып. 1, с. 2 - 15.

37. ПЛЕТНЕВА С. А. Кочевники средневековья. М. 1982.

38. МАСАО М. Ук. соч., с. 7.

39. ХАРА-ДАВАНЬ Э. Чингисхан как полководец и его наследие. Алма-Ата. 1992, с. 15.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Т. С. ЖУМАГАНБЕТОВ:

Comments: