13 февраля 1976 г. на совместном расширенном заседании Бюро Отделения истории и Бюро Отделения литературы и языка АН СССР состоялось обсуждение книги Олжаса Сулейменова "АЗ и Я. Книга благонамеренного читателя" (Алма-Ата. Издательство "Жазушы". 1975). Руководили совместным заседанием академик-секретарь Отделения истории акад. Е. М. Жуков и и. о. академика-секретаря Отделения литературы и языка чл. - корр. АН СССР Г. В. Степанов. Произнесший вступительное слово Г. В. Степанов отметил, что, хотя работа советского поэта О. Сулейменова и не является строго научно- исследовательской, такое обсуждение целесообразно, поскольку в этой книге автором поставлен ряд важных проблем: история и жизнь, история и современность, история и художник, история и политика, взаимоотношения между Древней Русью и степным Востоком, методология. Центральное место в книге отведено попытке заново истолковать происхождение и сущность "Слова о полку Игореве" на основе имеющегося славистического и тюркологического материала. В связи с этим Г. В. Степанов попросил присутствующих оценить данную работу в методологическом, теоретическом и фактическом отношениях.

Выступавшие отмечали, что книге присущ ряд достоинств: попытка изложить результаты заинтересованной работы О. Сулейменова над "Словом о полку Игореве"; наличие у автора поэтического дара и обостренного чувства образа; внимание к художественной структуре "Слова"; живой интерес к проблемам истории; справедливость той мысли, что изучение отношений Руси со степными народами требует большего внимания; стремление глубже изучить преемственные связи между культурным наследием и современностью; наличие рациональных зерен в истолковании фольклорной основы отдельных мест "Слова"; интересное переосмысливание некоторых устоявшихся положений. Вместе с тем выступавшими было сделано много критических замечаний.

Директор Института археологии АН СССР акад. Б. А. Рыбаков подчеркнул, что он коснется только "славянской" части книги. Автор, для которого характерно скептическое отношение к самому слову "ученый", не захотел предварительного обсуждения его сочинения специалистами. Между тем, если бы оно состоялось, автора предостерегли бы от многих ошибок. Неверен подход Сулейменова к "умноватой науке". В науке он видит "нечто противолежащее, что-то темное и довольно дремучее, с чем надо бороться светлым мечом поэзии, разрубить это чудовище и извлечь таким путем истину". В результате "качество работы получилось очень низким, эта книга лежит вне науки, хотя автор обнаружил большой и живой интерес ко многим проблемам истории". Но этот "интерес пытливого ума работает на холостом ходу, ибо здесь отсутствует самое главное - логика рассуждений и выводов, система доказательств".

Публикуя на основе стенограммы обсуждения сокращенное изложение выступлений, журнал уделяет при этом главное внимание выступлениям историков, имея в виду, что содержание выступлений филологов отражено в материалах соответствующих периодических изданий.

стр. 147

О. Сулейменов "использует случайные созвучия, случайные совпадения". У него нет ни проверки высказываемых им соображений, ни их корректировки. Автору следовало не торопиться с публикацией. Относительно "Слова о полку Игореве" в книге имеются интересные мысли, но они "либо вообще не доказываются, а просто декларируются, либо доказываются не так, как надо".

Б. А. Рыбаков выражает несогласие с тезисом, будто половецкий язык был для Киевской Руси тем же, чем французский для России начала XIX в.; что "Слово о полку Игореве" написано наполовину по-тюркски. Это преувеличения, далекие от истины. Нельзя отрицать роль и влияние тюркского элемента, но нельзя его и преувеличивать. Преувеличения "объясняются поэтической пылкостью поэта, не подчиненной научным критериям". Рецензия на эту книгу, написанная А. Г. Кузьминым ("Молодая гвардия", 1975, N 12), убеждает, что проблемы, за которые взялся О. Сулейменов, требуют отбора и предварительной разработки в кругу специалистов. Книга "воздвигает стену между учеными и поэтами, хотя здесь должен быть полный союз". Необходимо больше дружелюбия в постановке таких вопросов. Непонятно, зачем поэту понадобилось так горячо выступать против "мудрствующих ученых", их вымышленной "летаргической спячки", против "патриотической науки".

В книге О. Сулейменова есть отдельные положения, требующие дальнейшей научной разработки, и некоторые выводы автора могут подтвердиться, но они нуждаются в ином изложении. Б. А. Рыбаков привел примеры, свидетельствующие о незнании автором в ряде случаев конкретной истории. Вот один из таких примеров. На Ближнем Востоке в IV-III тысячелетиях до н. э. существовал культ богини Иштхор. Его заимствовали, как полагает О. Сулейменов, древние египтяне, считая Иштарь-Изиду матерью солнца. Ее сына, почитавшегося в Египте как новорожденное солнце, именовали Гором, или Хором. "Культ Гора-сына распространяется по миру в I тысячелетии до н. э." (стр. 298); "Этруски поклоняются новорожденному солнцу. Его идолом становится бронзовое зеркало... Почти всегда рядом с рисунком младенца - надпись "геркле", то есть "Гер-сын" (стр. 298 - 299). Заметим, что связь этрусских зеркал с египетским культом Гора здесь ничем не доказана. Этрусское же "геркле" означает "Геракл". О. Сулейменов, однако, на этом не останавливается. "Зеркало", - пишет он, - станет матерью лексем "зрак", "зреть", "зрение". Славяне налаживают производство своих зеркал, подписывают и торгуют их древним германцам". Далее следует самое занимательное у О. Сулейменова: "Происходит это уже в то время, когда славяне пишут "по-гречески" (возможно, еще до Кирилла и Мефодия), а германцы "по-латински". И славянскую надпись "spikaл" (зрикал) германцы читают "по- латински" - "спикэль". И у них появляется новое слово. (Сравните современно-немецкий "Шпигель"- зеркало)" (стр. 299). Все тут надуманно и облечено в псевдонаучную форму. В действительности этрусских зеркал в славянских землях не было найдено нигде; нет оснований предполагать, будто первобытные праславяне в I тысячелетии до н. э. могли читать этрусские надписи; невозможно возводить славянские слова "зрение", "зрак" к непонятной надписи на зеркалах (которых предки славян никогда не видели). Общеизвестно обратное: слово "зеркало", "зерцало" происходит от общеславянского глагола "зреть" - видеть; превращение сулейменовского "зрикал" в немецкое "Шпигель" путем экспорта славянских зеркал в империю Каролингов ("до Кирилла и Мефодия") совершенно недоказуемо. Средневековые славяне бронзовых зеркал не знали. Археологами изучено около 20 тыс. славянских курганов, и ни в одном из них зеркал нет.

Можно посочувствовать О. Сулейменову, что до публикации рукописи никто ему по- товарищески не помог. Зато "нашелся человек, который сослужил автору плохую службу: это тот, кто издал книгу без критической проверки, без научного обсуждения, без дружеского совета автору", - заключил Б. А. Рыбаков.

Затем был зачитан присланный акад. Д. С. Лихачевым отзыв о книге, который гласит: "Слово о полку Игореве" привлекает внимание широких читателей и множества исследователей-любителей, которые, не являясь филологами, серьезно им занимаются и сделали немало интересных открытий. Некоторые из работ любителей печатаются в научных изданиях, таких, например, как "Труды" Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Естественно, что любовь к "Слову" заставляет этих любителей искать и обнаруживать в "Слове" то, что им близко и что их волнует, - "обнаруживать", но не навязывать "Слову". Последнее очень

стр. 148

важно. Навязывание "Слову" своих идей и концепций тоже имеет место, но оно отнюдь не расширяет и не углубляет наших представлений о "Слове", а лишь заставляет специалистов тратить время на опровержение этих взглядов и трактовок, изрядно иногда засоряющих нашу науку. С огорчением должен сказать, что книга известного казахского поэта Олжаса Сулейменова "АЗ и Я" нашего понимания "Слова" отнюдь не углубляет.

Во вступительной статье, рассматривающей историю изучения "Слова", О. Сулейменов выступает с научными и моральными наставлениями по поводу того, как следует изучать "Слово", и с сетованиями на состояние науки о "Слове". Именно этот наставительный характер книги заставляет меня подробно остановиться на ней и постараться ответить на те методологические рекомендации исследователям "Слова", на которые автор так щедр в своем труде. Четыре главные мысли внушает нам автор: 1) "вся литература по "Слову", накопившаяся за два века беспрерывного изучения, посвящена одному вопросу - подлинно ли "Слово о полку Игореве" (стр. 10); 2) "в этих условиях самая ценная фигура в науке - скептик" (стр. 16); 3) "в последние десятилетия советская "словистика" (то есть наука о "Слове". - Д. Л.) находится в состоянии динамичной статики, природа которой не в самой науке, а возле нее" (стр. 15); 4) главная причина неудач - патриотизм защитников подлинности "Слова", подавляющий научную инициативу скептиков. "За два века ораторства в библиографии по "Слову" накопилась не одна сотня названий, в которых, как в болоте, буксуют одни и те же аргументы, не всегда научные, но всегда патриотические" (стр. 17). "Если бы математика, и физика, - пишет О. Сулейменов, - испытали такое насилие патриотического подхода, человечество и сейчас каталось бы на телеге" (стр. 16).

Разберемся в этих положениях О. Сулейменова. Его заблуждение насчет патриотизма весьма печально. Истинный патриотизм не может творить насилий и идти против правды. Замалчивает истину, стремится приукрасить действительность только шовинизм, национализм. Только националисты, в глубине души не верящие в свой народ и его культуру, искусственно преувеличивают заслуги своего народа. Патриотизм не тормозит, а стимулирует изучение родной культуры. Патриотизм нельзя смешивать с национализмом.

Нельзя также согласиться с утверждением О. Сулейменова, что самая ценная фигура в науке - скептик и что только скептик оплодотворяет науку. Вопрос о скептиках в науке - вопрос серьезный, и на нем также стоит особо остановиться. Скептицизма в отношении древнерусских памятников теперь более чем достаточно, и это касается не одного "Слова". Э. Кинан (США) подвергает, например, сомнению принадлежность XVI веку сочинений Грозного и Курбского, "Казанской истории", собирается подвергнуть сомнению и еще ряд памятников XVI века. Э. Кинан тоже оправдывает и утешает себя тем, что он вносит творческое, подлинно научное начало в изучение памятников. Однако прежде всего заметим: исследование памятника отнюдь не ограничивается проверкой его подлинности. Напротив, проверка подлинности - это только самое начало исследования. Последующие же вопросы, встающие перед учеными - историком, лингвистом, литературоведом, палеографом, текстологом и др., - неизмеримо сложнее и обширнее. Скептик в элементарном смысле этого слова для последующего исследования фигура ненужная. Он может только призвать исследователей вернуться к первому этапу изучения памятника - к этапу определения его подлинности. Для исследователей памятника как достоверного факта нужны уже совсем другие "скептики", подвергающие сомнению не подлинность памятника, а подлинность и достоверность самого научного метода, которым пользуются его современники и пользовались предшественники. Но об этих "скептиках" у О. Сулейменова нет речи.

В качестве именно такого, последнего "скептика" попытаюсь показать неправильность и тенденциозность тех методических установок, с помощью которых О. Сулейменов навязывает памятнику свои представления о нем. Как это ни странно, но именно О. Сулейменов высказывается о том, что нельзя к источнику подходить с предвзятыми требованиями. Он пишет: "Академик Греков в капитальном труде "Киевская Русь" (1953 г.) обобщил широкий материал, накопленный летописями. В предисловии он писал: "И письменные и неписьменные источники к нашим услугам. Но источник, какой бы ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает, чего он от него хочет". В этих словах изложена суть метода, принес-

стр. 149

шего много бед историографической науке" (стр. 173). Метод, конечно, неправильный, если принять толкование слов Б. Д. Грекова Сулейменовым; Греков сам такого метода не применял. В полной же мере он применен именно О. Сулейменовым...

В конце своей небольшой вступительной главы, где О. Сулейменов рассматривает историю изучения "Слова", он дает собственную, совершенно фантастическую концепцию истории создания "Слова" (стр. 22 - 27). Опираясь на эту, никак не обоснованную концепцию, автор в дальнейших главах трактует текст "Слова" и дает собственные его реконструкции. Эта концепция О. Сулейменова не может рассматриваться как рабочая гипотеза или просто гипотеза. Научная гипотеза требует, чтобы в ее пользу была высказана хоть какая-нибудь аргументация и чтобы было учтено все, что так или иначе может ей противоречить. Концепция О. Сулейменова не есть и простое предположение. Предположение также требует, чтобы оно было правдоподобным и не вступало в противоречие с фактами эпохи. Концепция О. Сулейменова не только фантастична, она резко противоречит русской истории, истории литературы, письменности, палеографии...

Обратимся к некоторым конкретным истолкованиям О. Сулейменовым отдельных "темных мест" "Слова", предложенным им в свете своей концепции. Но предварительно сделаем несколько замечаний о том, каким условиям должны вообще удовлетворять истолкования. Как известно, в "Слове о полку Игореве" есть еще много мест, не получивших удовлетворительного объяснения. Поэтому появление новых толкований этих "темных мест", новых истолкований текста следует только приветствовать. Однако исследователь прежде всего должен доказать, что то или иное место действительно нуждается в исправлении и что существующий текст никак не может быть принят. Переиначивать ясный и простой текст, исходя из собственных предвзятых представлений о памятнике, опасно в принципе. Всякая гипотеза или даже предположение должны быть прежде всего логически необходимы. В самом деле, одному исследователю захочется уменьшить в "Слове" элемент таинственного, и он заменит Дива на "дива"-половца. Другому захочется уменьшить в "Слове" и без того слабый в нем церковный элемент, и он заменит обычное заключительное "аминь" на "честь" ("а дружине честь"). Третий соберется увеличить в "Слове" весомость своего этноса. Идя по этому пути, исследователи станут менять текст в зависимости от различных конъюнктурных соображений, и мы вообще останемся без твердого текста памятника.

Второе условие выдвижения новой гипотезы: необходимо доказать, что предполагаемое новое объяснение проще и яснее предлагавшихся ранее. Для этого исследователь должен, разумеется, полностью знать всю существующую литературу и "публично" перед своими читателями с полной честностью, не скрывая сильных сторон сделанных до него предположений, показать их слабость. В-третьих, исследователь должен доказать, что новое исправление не противоречит данным истории русского языка, палеографии, истории, эстетическим представлениям своего времени. В-четвертых, если исследователь берется исправлять текст, то он должен быть компетентен во всех этих вопросах и не перелагать свои обязанности на каких-то будущих специалистов. Разумеется, исследователь должен ориентироваться в литературе вопроса, как бы она ни была обширна. В большой литературе о "Слове" существуют хорошие ориентиры: библиографии Л. А. Дмитриева (М. -Л. 1955) и В. П. Адриановой-Перетц (М. -Л. 1940), словарь-справочник по "Слову" В. Л. Виноградовой (вып. 1. Л. 1965; вып. 2. Л. 1967; вып. 3. Л. 1969; вып. 4. Л. 1974), книги В. П. Адриановой-Перетц (Л. 1968), Ф. М. Головенченко (М. 1955) и многое другое. Кстати сказать, ни одно из этих изданий, при обилии жалоб О. Сулейменова на обширность литературы, в его книге даже не упомянуто.

Если в свете изложенных элементарных требований относительно исправлений и критики предшественников подойти к предположениям и гипотезам О. Сулейменова, то общая картина будет малоотрадной. О. Сулейменов предлагает исправлять вполне понятные места "Слова", заменяет обычные слова и обороты гапаксами (единожды встречающимися выражениями), не считается с правдоподобностью и степенью вероятности уже сделанных предположений и т. д. Например, многие ясные выражения "Слова" О. Сулейменов считает кальками с различных диалектов половецкого языка, сделанными в XVI веке. Д. С. Лихачев привел далее десятки примеров такого рода произвольных истолкований в книге "АЗ и Я" и показал их несостоятельность. О. Сулей-

стр. 150

менов свободно конструирует авторский текст "Слова", не стесняясь делать вставки по собственному усмотрению. Между прочим, он учит автора "Слова" вежливому обращению на "Вы", как известно, заимствованному у нас из французского языка только в XVIII веке.

О. Сулейменов имеет крайне неточные представления о древнерусских летописях. Между тем в его книге мы встречаем постоянные ссылки на "обыкновения" русских писцов или на те или иные якобы характерные палеографические детали, представляющие собой лишь фантазии самого О. Сулейменова. А он преподносит их как всем известные факты или выдает за сведения из летописей. Весь раздел, посвященный исторической основе "Слова" и носящий название "Честное "Слово", написан в том же роде, с такими же свидетельствами и изображением исторических событий, предшествовавших событиям "Слова" или легших в его основу. Многочисленные фантазии и прямые ошибки, которые имеются в книге О. Сулейменова, говорят о том, что она написана без чувства ответственности перед историческими фактами.

О. Сулейменов озабочен восстановлением нравственной атмосферы в науке о "Слове". Но что такое нравственная атмосфера в науке? Прежде всего нам думается: 1) соблюдение уважения к фактам; 2) соразмерность выводов с собственной компетенцией в изучаемом вопросе; 3) соблюдение элементарных методических приемов и правил; 4) уважение к предшественникам; 5) полное знакомство с литературой по изучаемому вопросу. Наука и нравственность неразрывны. Нравственность в науке - это прежде всего научная честность, научная осторожность, отсутствие предвзятости, одностороннего стремления навязать изучаемому памятнику заранее постулируемые качества. Меня, как русского человека, трогает в хорошем смысле стремление О. Сулейменова вложить в "Слово о полку Игореве" и черты своего, тюркского этноса. Трогают меня и другие проявления явной любви О. Сулейменова к "Слову". Но одно дело - область читательских чувств, а другое - наука. Хотелось бы дать О. Сулейменову и еще один совет: нельзя путать различные литературоведческие жанры. Серьезность темы, которой посвящена книга, и серьезность научных претензий, которые в нее вложены, требовали и серьезности исполнения. Нельзя на такие темы писать романизированные исследования, утомительно оснащая их всевозможными остротами, каламбурами и ребусами. Легкий успех у читателя, "успех скандала" не должен радовать уважающего себя автора. О. Сулейменову должно быть стыдно за некоторые места своей книги, например, за такие: Игорь - "не сокол, а презренная птица, питающаяся падалью" (стр. 106); работа В. Н. Татищева над Ипатьевской летописью отражает "уровень исторической науки XVIII века, когда русский интеллигент почувствовал обиду за "подлое прошлое" народа" (стр. 98) и решил поэтому исправить его самыми грубыми фальсификациями; "комплекс неполноценности, вызванный Игом (вероятно, неполноценности национальной, русской, вызванной татаро-монгольским игом. - Д. Л.), заявил о себе в работах первых же русских историков, начиная с Татищева" (стр. 187); русские "историки не могут простить далеким предкам фактов невежества, доверчивости и робости" (стр. 188) и т. п.

Заведующий Кабинетом Ближнего Востока и Группой древневосточной филологии Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР доктор исторических наук И. М. Дьяконов сказал, что талантливый поэт О. Сулейменов выступает в своей книге сразу на поприще истории, лингвистики и литературоведения, причем одна из двух основных частей работы посвящена новому прочтению некоторых мест "Слова о полку Игореве", а другая - предполагаемому родству тюркских языков с шумерским. В первой части И. М. Дьяконов находит интересным прочтение памятника с точки зрения не филолога, а поэта. К такому подходу филологам, изучающим данный памятник, стоит прислушаться. О. Сулейменов прав, что русско-половецкие отношения были более сложными, чем обычно предполагается. Но его позитивные предложения по прочтению отдельных мест в "Слове" по большей части неприемлемы. А во второй части база, опираясь на которую О. Сулейменов позволяет себе вторгаться в неведомую ему область, выглядит примерно так, как если бы человек, знакомый лишь с правилами арифметики, решился опровергать концепции ядерной физики. Автор, не знающий шумерского языка и слабый в тюркском языкознании, берется за сравнительно-историческую этимологию, попирая нормы этой науки, разработанные многими поколениями ученых. Идея о родстве тюркских языков с шумерским даже не

стр. 151

нова. Она опровергнута более полустолетия назад. Столь же тщетными оказались попытки сопоставления его с суданскими, тибетским, китайским, мордовским, осетинским, грузинским и венгерским языками, хотя это иной раз делалось на гораздо более солидной, чем в книге О. Сулейменова, научной основе. Создаваемые автором "классы слов" нелепы.

Сочинение О. Сулейменова представляет собой результат нигилистического, пренебрежительного отношения его к труду ученых. Подлинные открытия даются людям после глубокой и напряженной работы, а автор, видимо, забывает об этом. Одна из причин появления подобных работ - резонанс от "неудачной трактовки некоторых моментов русской истории и истории ряда народов СССР. Мы не имеем права забывать, что печенеги и половцы являются предками ряда современных народов Советского Союза".

Директор Института русского языка (ИРЯЗ) АН СССР чл. -корр. АН СССР Ф. П. Филин показал на примерах произвольное обращение О. Сулейменова с этимологией. Заместитель директора ИРЯЗ чл. -корр. АН СССР О. Н. Трубачев отметил, что отдельные меткие наблюдения автора и интересные страницы обсуждаемой книги тонут в ошибочном материале. Доктор филологических наук Л. А. Дмитриев (Институт русской литературы АН СССР) оценил книгу О. Сулейменова как заявку на то, что последний-де имеет право субъективно истолковывать любые научные данные, касающиеся "Слова о полку Игореве". Доктор филологических наук, проф. Н. А. Баскаков (Институт языкознания АН СССР) остановился на ошибках О. Сулейменова в сфере тюркской лингвистики. Председатель Советского комитета тюркологов акад. А. Н. Кононов, коснувшись некоторых положительных и отрицательных сторон книги, указал на то, что в нашей науке всегда признавалось культурное взаимодействие восточных славян и тюркоязычного населения, большое значение синтеза их культур. О. Сулейменов не прав, игнорируя это направление в работе советских ученых. А выход в свет его книги есть отчасти следствие разобщенной деятельности тех историков, литературоведов и лингвистов, которые специализируются на изучении "Слова о полку Игореве".

Директор Института истории СССР АН СССР акад. А. Л. Нарочницкий считает, что некоторые догадки О. Сулейменова о прочтении отдельных мест в "Слове о полку Игореве" и о порядке разделения текста на слова могут подтвердиться. Но это "не изменит в принципе баланса критических высказываний". Данная книга "свидетельствует о развивающейся в нашей научной литературе опасной тенденции к произволу и субъективизму в толковании текста, в подходе к критике древних текстов (с уклоном в поэтическую интерпретацию и выходом за пределы науки)". Существует дилетантизм, широко практикуемый любителями. О. Сулейменов ополчился на патриотизм. Между тем "патриотическое чувство, одушевленное прогрессивными идеями, было одним из величайших двигателей исторического познания". Конечно, "проявление национальной ограниченности приводит к ошибкам. В частности, такие ошибки делались историками, писавшими в духе великодержавного шовинизма и пренебрегавшими прошлым степных народов Востока". К сожалению, "сам автор не избежал аналогичной тенденции в своем преувеличении тюркских элементов и желании превознести их. Так что свою критику автор прежде всего должен отнести на собственный счет".

Что характерно для метода исторического познания у О. Сулейменова? Во-первых, поэтическая интуиция, на которую он надеется и которую противопоставляет строгой, рациональной критике текстов. Мы не выступаем против интуиции и творческой фантазии вообще, ибо ученому они нужны. Но субъективные предположения еще не наука, они требуют проверки и оценки степени их вероятности. Во-вторых, О. Сулейменов создает дилетантскими приемами произвольное нагромождение гипотез. Он увлекается длинной цепочкой произвольных предположений и тем самым занимается с точки зрения познания истины пустым делом. На место науки становится субъективизм. Даже название книги прямо свидетельствует об этом. Необходимо усилить воспитание нашей молодежи в духе уважения к истории и ее источникам. Нужно интенсивнее разрабатывать древние памятники, издавать работы по методологии научной критики текстов, полнее использовать традиции изучения источников, идущие от трудов таких ученых, как А. А. Шахматов, Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров, публиковать в широкой печати материалы о "скептических направлениях" в историографии и гу-

стр. 152

бительности как гиперкритицизма, так и наивно легковерного подхода к источникам, издавать работы об ученых, давших образцы источниковедческого анализа. Нужно ликвидировать всякую обособленность историков местных от историков, занятых в центральных научных учреждениях, чаще собираться вместе и обсуждать злободневные вопросы. Отделение истории и Отделение литературы и языка должны выработать план соответствующих мероприятий, дав своим институтам задания по выпуску необходимой литературы.

Вице-президент АН Казахской ССР, директор Института истории, археологии и этнографии имени Ч. Ч. Валиханова, акад. АН ЕазССР А. Н. Нусупбеков отметил, что книга "АЗ и Я" до ее публикации не обсуждалась в Казахстане никакими научными учреждениями, а выпустило ее в свет местное издательство без всякой консультации с АН КазССР. Какова причина ее публикации? "Вот популярный поэт, любимец нашей молодежи. И вот книга с большими отклонениями от общепринятых научных принципов. Что же заставило его написать такую работу? История народов СССР в древности и средневековье, этнокультурные процессы прошлого все больше привлекают за последние годы внимание общественности. К историко-культурным сюжетам обращаются и прозаики и поэты. Это объясняется повышением культурного уровня народа, его интересом к дискуссионным вопросам истории, правильным пониманием в СССР ленинской идеи отношения к культурному наследию. Отсюда же проистекает обращение известного казахского поэта к историко-лингвистическим сюжетам, его стремление по-новому прочесть некоторые страницы истории и предложить свои решения отдельных вопросов. Против этого не стоило бы возражать, если бы самый подход, методология поиска отвечали научным требованиям. Однако в книге "АЗ и Я", продолжающей прежние разыскания и публикации на страницах популярной периодики, О. Сулейменов в ряде случаев отходит от требований, предъявляемых научному исследованию, и выдвигает положения, дезориентирующие массового читателя. Аннотация к книге (на обороте титульного листа) сообщает, что автор "выступает против стереотипов, устоявшихся в науке". Это неплохо, если стереотип - догма, противоречащая истине, а новое доказано. Между тем в книге оспариваются не такие догмы, а положения, общепризнанные в советской науке и явившиеся результатом длительных научных изысканий. Эмоциональный накал спора с авторитетами не может подменить системы доказательств. Выступая против "казенного патриотизма", автор смешивает с ним подлинный, советский патриотизм.

Наука доказала, что "Слово о полку Игореве" пронизано истинной любовью к родине, что в нем заложена тема общности происхождения и единства русских земель. Заявляя о своем уважении к "Слову", О. Сулейменов на деле перечеркивает его основную идею. Я знаю автора как талантливого поэта, и объективно с его книгой получилось так потому, что он поэт, а не исследователь-историк". Нельзя смешивать летопись как исторический памятник со "Словом", которое является не только историческим памятником, а и художественным произведением. "Отнюдь не проявлением скромности является авторское положение о том, что "Слово" нужно читать не коллективом МЫ (Славист, Тюрколог, Историк, Поэт и др.), а коллективом Я" (стр. 8). Это было бы приемлемо, если бы Я вобрало в себя все качества указанного коллектива. Однако в "АЗ и Я" наличествует лишь одно из них, присущее поэту, чего явно недостаточно для переоценки содержимого "Слова".

Поражает высокомерное, с позиции абсолютного скептицизма отношение ко взглядам видных ученых. Историки Казахстана, как и всей страны, с глубоким уважением относятся к трудам Б. Д. Грекова, Б. А. Рыбакова, посвятивших многие страницы своих исследований "Слову о полку Игореве" и внесших большой вклад в развитие исторической науки. К сожалению, О. Сулейменов чувствует себя предельно свободным в оценках их трудов. Свои взгляды он обычно доказывает следующим образом: высказывает предположение, что-то допускает, затем с помощью лишь этимологических истолкований либо с точки зрения более удобного прочтения текста, приемлемого именно для автора, предположение объявляется истиной. При этом отбирается то, что укладывается в авторскую концепцию, и с порога отвергается все, что в нее не укладывается. О. Сулейменов, говоря о процессе создания "Слова", многое домысливает. Занимаясь этимологией, он действует поверхностно и упрощенно. Касаясь патриотизма, он ошибочно смешивает его с псевдопатриотизмом. Книга в целом написана живо, инте-

стр. 153

ресно, иногда далее захватывающе, но больше рассчитана на сенсацию, чем на трезвое, продуманное решение поставленных в ней больших проблем".

После сегодняшнего обсуждения есть над чем подумать автору "АЗ и Я". "На мой взгляд, в книге явно переоценивается роль тюрков в истории, роль семитов в истории мировой цивилизации. Хочется верить, что поэт поймет несостоятельность своей концепции. Ратуя за объективность, он сам отошел от исторической правды". Это обсуждение должно сослужить пользу всем тем литераторам, которые берутся за историческую тематику, не обладая знанием общих закономерностей развития исторического процесса и конкретной истории отдельных народов.

Доктор филологических наук, проф. К. М. Мусаев (Институт языкознания АН СССР), указав на некоторые достоинства книги "АЗ и Я", отметил ее недостатки в области лингвистики. Доктор филологических наук, проф. В. И. Абаев (то же учреждение), охарактеризовав ряд мест в книге О. Сулейменова как вычурные и претенциозные, призвал полнее разрабатывать малоисследованные до сих пор связи "Слова о полку Игореве" с фольклором и русско-тюркские языковые контакты. Доктор исторических наук А. Г. Кузьмин (Московский пединститут имени В. И. Ленина) заявил, что в книге "АЗ и Я" трудно отделить незнание от одностороннего подбора фактов. Доктор филологических наук О. В. Творогов (Институт русской литературы АН СССР), доктор исторических наук А. И. Клибанов (Институт истории СССР) также указали на ряд недостатков книги.

О. О. Сулейменов поблагодарил выступавших и сказал, что каждое выступление было понятным ему и полезным. Многие отмеченные недостатки, по-видимому, действительно присущи его книге. Вместе с тем О. О. Сулейменов подчеркивал, что его критиковали, не учитывая, что он не исследователь, а поэт и что к его работе нужно подходить не как к научному труду.

Подводя итоги обсуждения, Г. В. Степанов подчеркнул, что поэт имеет полную возможность заниматься историей и филологией, но делать это нужно серьезно, с уважением к науке. Следует занять четкую мировоззренческую позицию, не ударяться в скептицизм, не поддаваться личностным впечатлениям, не подменять ими длительной и кропотливой работы. В целом книга "АЗ и Я" в научном отношении, по его мнению, не может быть признана состоятельной.

Бюро Отделения истории и Бюро Отделения литературы и языка приняли решение опубликовать материалы обсуждения в своих журналах.

Permanent link to this publication: