За два последних десятилетия буржуазными историками опубликовано множество общих и специальных трудов по истории дипломатии позднего средневековья. Из проблем, которые чаще всего являются объектом изучения в работах буржуазных ученых, в обзоре выделены следующие: общая оценка международной политики позднего средневековья, ее периодизация, политика императоров из династии Габсбургов, тесно связанное с этой проблемой соотношение Реформации и дипломатии, а также отношения западноевропейских государств с Османской империей.

В буржуазной историографии последних десятилетий заметна тенденция к реставрации ранкеанства. В объяснении основных тенденций европейской политики позднего средневековья наиболее распространена, например, концепция "равновесия сил", которую обосновал Л. Ранке еще в 40-х годах прошлого века (мы не касаемся здесь трактовок "равновесия сил" в публицистике XVI - XVIII вв.). Суть ее состоит в том, что в Западной Европе XVI - XVIII вв. постоянно поддерживалось "равновесие сил" между Францией и империей Габсбургов, тогда как остальные государства, в зависимости от того, кто из этих соперников сдавал позиции, примыкали к ослабевшей стороне, и, таким образом, преимущества не получал ни один из враждующих лагерей ¹ . Однако концепция Ранке не вскрывала главных факторов, связанных с классовой борьбой и в конечном счете обусловливавших соотношение сил в Западной Европе.

Идеалистической является и точка зрения английского историка Г. Мэттинли, Выступавшего против концепции Ранке и настаивавшего на многообразии сил и течений в западноевропейской политике начала XVI века. Мэттинли рассматривал формы европейской дипломатии прежде всего с точки зрения распространения методов и техники итальянской дипломатии на всю Западную Европу ² . Но и в том и в другом случае преувеличивается роль монархов в истории дипломатии. Весьма рельефно это выступает в работе французского ученого А. Лапейра. Он, хотя и отмечает, что суверены часто идентифицировали свои интересы с интересами нации и государства, утверждает, что внешняя политика была их главным занятием ³ , не связывая при этом внутреннюю политику с внешней. Для современной буржуазной историографии характерна также тенденция сводить международные отношения позднего средневековья к борьбе между тремя империями (Габсбургов, Османской, Русским государством) и национальными государствами, видеть в ней основу политического равновесия в Европе.

Большое место в работах буржуазных историков занимает проблема периодизации истории международных отношений позднего средневековья. Практически все предла-

¹ Ranke L. Deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation. Bd. 1 - 6. Hamburg - Zurich - Wien. 1947; Hauser H., Renaudet A. Les debuts de l'age moderne. P. 1946, p. 390; Ritter G. Die Neugestaltung Europas im 16. Jahrhundert. Brl. (West). 1950, S. 98; Mousnier R. Les XVIe et XVIIe siecles. In: Histoire generale des civilisations. T. IV. P. 1965, pp. 138, 158; Tenenti A. La formatione del mondo moderno. XIV - XVII secolo. Bologna. 1980, p. 197.

² Mattingly G. Renaissance Diplomacy. Lnd. 1955, pp. 59, 144.

³ Lapeyre H. Les monarchies europeennes du XVIe siecles. Les relations internationales. P. 1967, p. 309.

стр. 160

гаемые схемы не связаны с генезисом капитализма. История международных отношений здесь выступает совершенно изолированно, развиваясь, по существу, из самой себя. Американский историк К. Моуэт, выделяя период с 1453 по 1559 гг., называет его временем национальных государств, который сменяется кризисом вплоть до конца Тридцатилетней войны. Позже наступает высшая фаза в развитии дипломатии XVI - XVIII вв., ибо устанавливается господство международного права, но, как вынужден констатировать сам автор, скорее в теории, чем на практике ⁴ . Его соотечественник Д. Эллиот выделяет в международных отношениях XVI в. два этапа: на первом, главным содержанием которого являлись итальянские войны (1494 - 1559 гг.), происходившие, как известно, между Францией, Испанией и Священной Римской империей за господство в Италии, преобладали династические мотивы, на втором, стержнем которого были гугенотские войны (1562 - 1594 гг.), - религиозные. Развивая свою мысль, Эллиот уточняет, что вскоре после битвы при Лепанто (1571 г.) эпицентр европейских конфликтов сместился от борьбы между христианским Западом и мусульманским Востоком к борьбе между католическим Югом и протестантским Севером ⁵ .

Весьма часто и не без оснований период 1559 - 1660 гг. именуют эпохой испанского преобладания, имея в виду при этом военное могущество Испании. Но эту традицию пытается нарушить английский историк Г. Кэмен. Он указывает на неправильность сопоставления Испании и Священной Римской империи. Подчеркивая, что Испания была слабой в экономическом отношении страной, Кэмен объявляет ее упадок в последующие времена историческим мифом ⁶ . Лапейр, исходя из ранкеанской концепции, стремится обратить внимание читателя на то, что в конце XV - начале XVI в. французская монархия достигла точки равновесия сил с другими крупными государствами Западной Европы того времени и в первой половине XVI столетия поднялась на высшую ступень своего могущества ⁷ .

Большая часть работы Лапейра посвящена организации дипломатической службы, описанию дипломатических архивов и т. д. По существу, эти же вопросы находятся в центре внимания английского историка Ч. Картера, исследующего различные типы дипломатических источников, их характер и способы использования. При этом он в целом не свободен от ранкеанского слепого доверия к дипломатическому документу ⁸ .

Одной из центральных проблем в буржуазной историографии международных отношений позднего средневековья является проблема влияния Габсбургов на развитие европейской политики. Универсалистские тенденции, выразившиеся в попытках Габсбургов создать всемирную католическую империю, достаточно хорошо известны. Но именно они всегда вызывали особый интерес буржуазных историков, причем далеко не всегда чисто академический. Трактовка политики Габсбургов, в особенности Карла V, отражает политические настроения современной буржуазии. В 1958 г. 400-летие со дня смерти Карла V широко отмечалось в буржуазной исторической науке - в Гранаде и Париже состоялись две международные конференции, на которых среди прочих выступили такие известные историки, как французы Ф. Бродель и А. Лапейр, итальянец Ф. Шабод, бельгиец Ш. Верлинден. Конференцию в Париже открыл Р. Менендес Пидаль, президент испанской ассоциации исторических наук ⁹ . В подавляющей части докладов господствовала апологетическая оценка как политики, так и личности Карла V.

Если английские историки либеральных взглядов X. Кенигсбергер и Г. Моссе рассматривают идею средневековой христианской империи как хотя еще и достаточно живую, но противоречившую развитию национальных государств ¹⁰ , то в работах

⁴ Mowat К. A History of European Diplomacy. 1451 - 1789. N. Y. 1971 (1st. ed. 1928).

⁵ Elliot J. Europe Divided 1559 - 1598. Lnd. 1968; Dunn R. The Age of Religions Wars 1559 - 1689. Lnd. 1971 (ist. ed. 1970).

⁶ Кamen H. The Decline of Spain: a Historical Myth? - Past and Present, 1978, N 81.

⁷ Lapeуre H. Op. cit., pp. 71, 74.

⁸ Carter C. The Western European Powers 1500 - 1700. Lnd. 1971, pp. 12, 263.

⁹ Carlos V (1500 - 1558). Granada. 1958; Charles-Quint el son temps. P: 1959.

¹⁰ Коenigsberger H., Mosse G. Europe in the Sixteenth Century. Lnd. 1968, p. 4.

стр. 161

многих других западных авторов явственно ощущается стремление возвеличить и даже осовременить реакционную и в социальном и в политическом плане идею Священной Римской империи. Но в работе Кенигсбергера и Моссе ясно проглядывает и попытка представить Русское государство при Иване Грозном как империю с универсалистскими тенденциями наподобие империи Карла V или Османской империи ¹¹ . Претензии Москвы на роль "третьего Рима", как известно, служили обоснованием для политики объединения всех русских земель и создания централизованного государства. Поэтому стремление поставить в один ряд политику Габсбургов и русских царей в научном отношении не выдерживает критики, а в политическом - достаточно тенденциозно.

Советская историческая наука убедительно показала, что главным вопросом внешней политики Русского государства было воссоединение русских земель. На это и была направлена борьба с Ливонским орденом в Прибалтике, захватившим исконные русские земли, преградившим Руси выход к Балтийскому морю и ставшим для нее барьером на пути установления торговых и культурных сношений с Европой ¹² . Тенденциозность же нередко встречающихся в буржуазной исторической науке попыток поставить в один ряд империю Габсбургов, Русское государство и Османскую империю без учета уровней социально-экономического развития, определявшего внешнюю политику этих государств, проявляется в том, что на этом основании проводятся ложные параллели с современностью и делаются фальсификаторские заявления о якобы всегда присущей русским агрессивности в международных отношениях.

В современной буржуазной историографии политику деда Карла императора Максимилиана I (1493 - 1519 гг.) трактуют уже как своего рода попытки осуществления интеграции, якобы не наносившие ущерба европейскому развитию. С другой стороны, австрийские историки изображают этого императора как радетеля интересов Австрии и основателя австрийского государства ¹³ . В 70 - начале 80- х годов вышли в свет четыре тома фундаментального исследования австрийского историка Г. Висфлеккера (пятый том находится в печати) ¹⁴ . Это не просто биография Максимилиана I, но, пожалуй, наиболее полное изложение событий европейской политики конца XV - начала XVI века. При всей внешней объективности этого труда, основанного на изучении материалов из австрийских, а также многих западноевропейских архивов, оценка Максимилиана I и его деятельности сохраняет черты апологетики. Висфлеккер, подобно многим своим предшественникам, подчеркивает популярность этого императора в народе, хотя и не приводит сколько- нибудь аргументированных доказательств. Вместе с тем австрийский историк справедливо отмечает по существу средневековое мировоззрение Максимилиана I, мечтавшего о реставрации державы римских императоров, Карла Великого, Оттонов и Штауфенов. Основные результаты политики и деятельности своего героя Висфлеккер видит в следующем: он заложил основание универсальной империи Карла V и создал ось Вена - Мадрид ¹⁵ .

Но в центре внимания буржуазных историков находятся политика и личность Карла V. Поток работ на эту тему не прекращается по сей день. Среди них и объемистые монографии, и научно-популярные издания, и беллетризованные биографии. Хорошо известно, что Карл V стремился сделать Европу габсбургской и католической под эгидой Священной Римской империи. Эта тенденция в его политике всегда привлекала к себе внимание реакционной буржуазной историографии, превозносившей идеи универсальной католической монархии и видевшей "величие" Карла V в том, что он использовал оружие веры для борьбы с внутренними и внешними врагами в целях создания единства христианского мира. При этом существуют отличия в подходе к политике Карла V между немецкими и испанскими историками.

¹¹ Ibid., pp. 174 - 175.

¹² Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М. 1972, с. 396; Поршнев Б. Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. М. 1976, с. 16; Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV - начала XVI в. М. 1980, с. 253.

¹³ Grill H. Maximilian 1 und seine Zeit. Innsbruck - Wien - Munchen. 1977.

¹⁴ Wiesfleсker H Kaiser Maximilian 1. Das Reich, Osterreich und Europa an der Wende zur Neuzeit. Bd. I - IV. Munchen. 1971 - 1981.

¹⁵ Ibid. Bd. I, S. 11. 12.

стр. 162

Итальянский ученый Б. Анатра проводит интересную мысль, что немецкие историки видели в политике Карла V воплощение германских интересов, а испанские - продолжение политики Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской ¹⁶ . Подобные оценки политики Карла V служат прежде всего интересам националистической пропаганды и далеки от науки. Попутно заметим, что в профашистской историографии 30-х годов в империи Карла V видели чуть ли не предшественницу третьего рейха ¹⁷ .

В послевоенные десятилетия в политике Карла V стали искать прообраз европейской интеграции и потому всячески ее превозносить. Конъюнктурные намерения авторов этих работ и их политическая тенденциозность слишком очевидны ¹⁸ . Некоторые буржуазные авторы, стремясь обелить Карла V, напротив, пытаются доказать, что его политика была только ответом на попытки французских королей создать универсальную католическую монархию, тогда как сам Карл V якобы только продолжал начатую Фердинандом Арагонским политику защиты католической веры от мавров ¹⁹ . Несколько уклончиво характеризует универсалистскую политику Карла V испанский историк Х. Йовер Замора, считающий, что император, наследовавший трем линиям (Габсбургам, испанской монархии и бургундскому дому), продолжал их политику. При этом автор не выделяет главное направление в политике Карла V ²⁰ .

Многие немецкие историки, начиная еще с Ранке, видят причины конечного провала политики Карла V не в ее исторической обреченности, а в политической раздробленности Германии и в том, что император мало занимался германскими делами ²¹ . Очевиден подтекст подобных рассуждений: если бы Карл укрепил Германию, он смог бы установить мировое господство. Несколько особняком в современной буржуазной литературе, посвященной Габсбургам, стоит монография уже упоминавшегося английского историка Кенигсбергера, хотя и в ней содержится преувеличенная оценка Карла V. Автор считает, что императору не удалось достичь экономического единства своих владений ²² , т. к. невозможно было совместить его личные и династические цели с интересами государства. Но в целом авторская позиция довольно расплывчата, что и понятно, поскольку поднятую проблему, несмотря на ряд точных замечаний, Кенигсбергер не связывает с генезисом капитализма в Западной Европе.

На буржуазную историческую науку, в частности на историографию международных отношений позднего средневековья, продолжают оказывать влияние взгляды Ф. Броделя. Рассматривая в комплексе экономические, социальные, политические, экономические и культурные процессы в истории стран Средиземноморья, он справедливо указывал, например, на связь религиозно-политических конфликтов в Германии с итальянскими войнами. В то же время отношения западноевропейских государств с Османской империей он рассматривал прежде всего в плане столкновения двух цивилизаций, отдавая преимущество в XVI в. Востоку ²³ .

¹⁶ Аnatrа В. Carlo V. Т. I. Firenze. 1974, р, 11.

¹⁷ Rassow P. Die Kaiseridee Karls V dargestellt an der Politik der Jahre 1528 - 1540. Brl. 1932; Brandi K. Kaiser Karl V. Munchen. 1937; Tritsch W. Kaiser der Christenheit. Verlierer der Erde. Leipzig. 1935.

¹⁸ Tyler R. The Emperor Charles the Fifth. Lnd. 1956; Rassow P. Karl V - der letzte Kaiser des Mittelalters. Gottingen. 1957; Lucas-Dubreton J. Charles-Quint. P. 1958; Babelon J. Charles-Quint. P. 1958; Drion de Chapois F. Charles-Quint et l'Europe. Bruxelles. 1962; Fernandez Alvarez M. Politica mundial de Carlos V у Felipe II. Madrid. 1966; ejusd. Carlos V. Madrid. 1974; ejusd. Imperator mundi. Kaiser des Heiligen Romischen Reiches Deutscher Nation. Stuttgart - Zurich. 1975; Habsburg O. Karl V. Wien - Munchen. 1967; Madariaga S. Charles-Quint. P. 1969; Press V. Kaiser Karl V, Konig Ferdinand und die Entstehung der Reichsritterschaft. Wiesbaden. 1976; Ferdinandy M. Karl V. Eine Biographie. Munchen. 1978; Lahnstein P. Auf die Spuren Karl V. Munchen. 1979.

¹⁹ Menendez Pidal R. Formacion del fundamental pensamiento politico de Carlos V. In: Charles- Quint et son temps, pp. 2, 5 ; Кonig H. -J. Monarchia Mundi und Res Publica Christiana. Hamburg. 1969, S. 190.

²⁰ Jover Zamora J. Carlos V у los espanols. Madrid. 1963, pp. 28 - 29.

²¹ Ranke L. Op. cit., Bd. 2, S. 397; Skalweit S. Reich und Reformation. Brl. (West). 1967, S. 88.

²² Koenigsberger H. The Habsburgs and Europe. 1515 - 1660. Ithaca - Lnd. 1971, pp. XIII, 20 - 21.

²³ Braudel F. La Mediterranee et le Monde mediterraneen a l'epoque de Philippe II. P. 1949, pp. 597, 732.

стр. 163

Игнорируя социально-экономические и классовые основы международных отношений позднего средневековья, буржуазная историография, по существу, не исследует международного аспекта Реформации, а ограничивается тем, что прослеживает зависимость национальных реформации от международной обстановки в весьма ограниченных тематических и хронологических рамках. Изучая, например, итальянские войны как явление, охватывавшее собой весь комплекс международных отношений в Западной Европе первой половины XVI в., буржуазные авторы подчас игнорируют то обстоятельство, ЧТОБ этих войнах отразилась борьба папства и Габсбургов против крепнувших национальных государств ²⁴ . Как замечает американский историк Р. Данн, в целом народы Европы "не были столь уж привержены к религиозному конфликту и было приложено много благородных усилий для того, чтобы смягчить конфликт между католиками и протестантами" ²⁵ . Однако он не объясняет причин этого явления. Кроме того, смягчение остроты религиозного конфликта в трактовке Данна означает стремление вообще затушевать социально-политическую борьбу в Западной Европе позднего средневековья и игнорировать экономические и социальные корни Реформации.

Немалый интерес вызывает в буржуазной исторической науке проблема отношений между Западной Европой и Османской империей в эпоху позднего средневековья. Существует несколько довольно ярко выраженных тенденций в подходе к этой проблеме, сходных в игнорировании экономических и социально-политических аспектов политики западноевропейских государств в отношении Османской империи. В работах современного турецкого историка X. Иналчика (ныне работающего в США) настойчиво проводится идея о том, что Турция в XV - XVI вв. влилась в общий поток европейского экономического развития, приведшего к современному капитализму ²⁶ , Но при этом он вовсе не пытается поставить вопрос о разнице уровней социально-экономического и политического развития западноевропейских государств и Османской империи.

В последние десятилетия отношения Османской империи с западноевропейскими странами стали привлекать все большее внимание историков США. Это связано с экономической и политической экспансией американского империализма на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье. Для американской историографии свойственно стремление характеризовать государственный строй Османской империи как "империализм". К. Кортепетер, например, считает, что проблемы Османской империи свойственны всем империям ²⁷ . Не меняет сути дела и замена П. Шуге термина "империализм" понятием "пограничные общества", которым будто бы всегда свойственно стремление к расширению своей территории (к этим обществам автор относит и Османскую империю, и Россию XVI - XIX вв., и США прошлого века ²⁸ , объединяя эти государства без учета способов производства, господствовавших в них). Подобная трактовка турецкой экспансии приводит и к неверному пониманию роли отношений между Османской империей и Западной Европой в мировой истории. Далек от истины и взгляд американского историка Э. Хесса на проблемы отношений Западной Европы и Османской империи как на столкновение двух мощных цивилизаций ²⁹ . Оценка роли Балкан в международной жизни XVI - XVII вв. в буржуазной историографии страдает еще од-

²⁴ Delumeau J. Naissance et affirmation de la reforme. P. 1958. (2 ed. 1965); Leonard E. Histoire generate du protestantisme. T. I. La Reformation. P. 1961; Wirkungen der deutschen Reformation bis 1555. Darmstadt. 1967; Religion the Reformation and the Social Change. Lnd. 1967; Seidel K. -J. Frankreich und die deutschen Protes-tanten 1534 - 1535. Munster. 1970; Zeeden E. W. Das Zeitalter der Glaubenskampfe 1555 - 1648. Munchen. 1973.

²⁵ Dunn R. Op. cit., pp. IX - X.

²⁶ Inalсik H. The Ottoman Empire: Conquest, Organisation and Economy. Lnd. 1978, p. 58.

²⁷ Fisher-Galati S. Ottoman Imperialism and German Protestantism 1520 - 1555 Cambridge (Mass.). 1959; Kortepeter C. Ottoman Imperialism during the Reformation: Europe and Caucasus. Lnd. - N. Y. 1973 (lst. ed. 1972); Sugar P. Southeastern Europe under Ottoman Rule. 1453 - 1804. Seattle-Lnd. 1977.

²⁸ Sugar P. Op. cit., p. 64.

²⁹ Hess A. The Battle of Lepanto and Its Place in Mediterranean History. - Past and Present, 1972, N 57, p. 72.

стр. 164

ним существенным недостатком, поскольку мало внимания уделяется такому самостоятельному и значительному фактору, как освободительное движение балканских народов, на что уже обращали внимание советские историки ³⁰ .

По истории итальянских войн за последние два десятилетия опубликовано сравнительно мало новых работ. Усилилось внимание к частным проблемам, особенно в итальянской и французской историографии. Написаны насыщенные богатым фактическим материалом труды, не представляющие, однако, интереса в концептуальном плане ³¹ . Появился ряд работ по истории военного искусства, тайной дипломатии, службы дипкурьеров и т. д., также не отличающихся особой новизной ³² .

В целом для современной буржуазной историографии международных отношений позднего средневековья характерны преувеличение внешнеполитических факторов в историческом процессе и некритическое отношение к дипломатическим документам. Традиционно преувеличивается роль личности в истории. Периодизация истории международных отношений позднего средневековья совершенно не увязывается с разложением феодализма и генезисом капитализма. Чрезвычайно характерной для современной буржуазной историографии является апологетическая оценка политики Габсбургов. Многим буржуазным авторам свойственна неприкрытая модернизация в интерпретации тех или иных крупных международных событий. Привлечение нового фактического материала, верные замечания частного характера не могут скрыть того факта, что в научном и методологическом отношении буржуазная историография международных отношений позднего средневековья за последние десятилетия в целом не вышла за рамки идеалистического истолкования последних.

³⁰ Арш Г. Л.. Виноградов В. Н., Достян И. С., Наумов Е. П Балканы в международной жизни Европы (XV - начало XX века). - Вопросы истории, 1981, N 4, с. 32.

³¹ Giono J. Le desastre de Pavie. 24 fevrier 1525. P. 1963; Ricerche storiche et economiche in memoria di Corrado Barbagallo. T. I - II. Napoli. 1970; Meglio G. Carlo V e Clemente VII dal carteggio diplomatico. Milano. 1970.

³² Lot F. Recherches sur les effectifs des armees francaises. Des guerres d'Italie aux Guerres de Religion. 1494 - 1562. P. 1962; Gush G. Renaissance Armies. 1480- 1650. Cambridge. 1978 (1st. ed. 1975); Allen E. Post and Courier Service in the Diplomacy of Early Modern Europe. The Hague. 1972.

Постоянный адрес данной публикации: