20 августа 1888 г. представитель Международного общества спальных вагонов Ясенский обратился к уполномоченному по делам Закаспийской железной дороги в Петербурге инженеру Н. Ф. Мещерину с просьбой разрешить группе иностранцев совершить организованную этим Обществом экскурсию по маршруту Париж - Самарканд. Среди ее участников - трех французов (в том числе председатель Индо-Китайской академии маркиз де Круазье), трех англичан и голландца - фигурировал Джордж Керзон¹ . В ту пору он еще не был могущественным главой британского внешнеполитического ведомства. Лишь через четыре с половиной месяца Джорджу Натаниэлю исполнялось 30 лет. Тем не менее он уже сделал неплохую карьеру. Сын землевладельца средней руки из Кэдлстона (Дербишир) барона Скарсдэйла, Керзон окончил аристократические учебные заведения: находящийся близ Виндзорского королевского замка Итон (1878) и оксфордский Бэллиол- колледж (1882), пополнявший ряды самой высокопоставленной английской знати.

Уже в годы учебы проявились его ярко выраженные консервативные взгляды, и он стал ревностным тори. Ему удалось сблизиться с семейством лидера консервативной партии Р. Солсбери. В 1885 - 1886 гг., когда Солсбери являлся премьер-министром, Керзон выступал в качестве помощника его личного секретаря. В 1886 г., после ряда осложнений, он был избран депутатом палаты общин от консерваторов. Та заграничная поездка, в которую отправился Джордж Натаниэль, имела не только развлекательное значение. "Едва ли кто пользуется в Англии такой популярностью, как путешественники, - отмечал венгерский ученый А. Вамбери. - Путешественник расчищает путь миссионеру и купцу, вслед за ними и воину... Вследствие этого там установился взгляд, что исследователи новых стран и в дальнейшем помогут Англии расширить свое политическое влияние и включить в сферу своих интересов новые области"² .

Керзон уже обладал опытом таких поездок. В годы учебы он изъездил Европу, а в 1887 - 1888 гг. совершил кругосветное путешествие. На этот раз "достопочтенный джентльмен", как именовались депутаты парламента, счел необходимым отправиться в Россию. И именно в ту ее часть, которая уже многие годы привлекала пристальное внимание британских правящих кругов, - в Среднюю Азию. Такая поездка в значительной степени теряла "лично-познавательный" характер, насыщаясь политическим смыслом. Она была призвана помочь осуществлению обширной программы, намеченной Керзоном. Стремясь посвятить себя борьбе за укрепле-

¹ ЦГВИА СССР, ф. 401, Главный Штаб, оп. 4/928, д. 43, л. 125.

² Вамбери А. Моя жизнь. М. 1914, с. 209.

стр. 106

ние и расширение империи, восхвалению ее достижений и успехов, Джордж Натаниэль задумал опубликовать серию трудов, освещающих обстановку в тех азиатских регионах, где английская колониальная экспансия сталкивалась либо могла столкнуться с теми или иными сложностями и затруднениями, с противодействием других держав. Речь шла об Иране и Афганистане, странах Индо-Китая и Дальнего Востока. А особенно - о Средней Азии.

На Индо-Китайском полуострове основательным конкурентом Великобритании выступала Франция. На протяжении 1858 - 1884 гг. она установила господство над Центральным Вьетнамом, в 1884 г. - над Камбоджей, с 1887 г. стала постепенно подчинять себе Лаос, и Керзон еще найдет возможность высказать немало предостережений в связи с неприятностями, какие сулила Британской империи активность соперника. Огромный Китай превратился в поле столкновения межимпериалистических противоречий ряда держав. А на Ближнем и Среднем Востоке Лондон твердо определил своим главным врагом Петербург. Корни этого отношения четко охарактеризовал В. И. Ленин: Россия грозила подорвать господство Англии над рядом чужих народов³ . Эта авторитетная констатация обязывает нас несколько подробнее остановиться на месте и роли России в политике и общественной жизни тогдашней Великобритании. Тем более, что во многих публикациях, отражающих английскую общественно-политическую жизнь, в качестве ее характерного явления отмечается русофобия.

Для идеологов и практиков британского колониализма (а в том, что Керзон был одним из наиболее рьяных среди них, сомневаться не приходится) Россия выступала как преграда на пути распространения имперских владений. Значит, эта страна - принципиальный враг. Таковы истоки русофобии, зародившейся у британцев еще в конце XVIII века. Уже тогда У. Питт-младший и его коллеги в правительстве планировали мобилизацию военно- морского флота для удара по русским берегам и судам. Мотивировка была своеобразной: мол, укрепление Россией Очакова явится опасной угрозой для английских интересов в Восточной Европе, где Англия "господствует со времен Крестовых походов"⁴ . Современный американский автор солидной монографии на рассматриваемую тему подчеркивает любопытное обстоятельство: хотя англичане "действовали на Балканах, на Кавказе, в Афганистане и Персии, равно как в Константинополе, Сирии и Египте, значительно более эффективно, чем их русские противники, и расширялась британская сфера влияния, а не русская", именно политики Англии доказывали, что их цели - оборонительные⁵ . Историк из США акцентирует внимание на существенной особенности длительного свойства: на протяжении многих десятилетий (фактически - вплоть до полного краха и распада Британской колониальной империи) военные и политические тактики и стратеги Великобритании маскировали и оправдывали любые агрессивные операции потребностями "обороны": если не своей островной цитадели, то ее владений, сфер влияния и т. п. Все труды и дела Дж. Керзона, как административно- государственного, так и литературного плана, подтверждают полную обоснованность подобного наблюдения.

Особый интерес у него, как и у его коллег-единомышленников, порождала Азиатская Россия, особенно та ее часть, которая граничила с Ираном и Афганистаном (за ними лежала Британская Индия), - Средняя Азия, лакомый кусок, еще за полвека до того приковывавший взгляды Лондона и его представителей на Востоке. Так, в 1819 - 1825 гг. ответственные чиновники английской Ост-Индской компании Уильям

³ См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 28, с. 383 сл.

⁴ Gleason J. H. The Genesis of Russophobia in the Great Britain. Cambridge (Mass.). 1950, p. 9.

⁵ Ibid., p. 3.

стр. 107

Муркрофт и Джордж Требек под надуманным предлогом поисков лошадей для конюшен компании через Пенджаб и Афганистан добрались до Бухары. Собранные ими сведения о путях, ведущих на правобережье Амударьи, и местной обстановке составили два тома общим объемом около тысячи страниц⁶ . В начале 30-х годов XIX в. их деятельность продолжил лейтенант Александр Бернс, прибавивший к этому изданию свое трехтомное описание Бухарского ханства и окрестных земель⁷ .

Практическая реализация заинтересованности в среднеазиатских землях не замедлила себя проявить. Поддерживаемые правительством, британские предприниматели начали осваивать тамошние рынки. Занявший в начале 1830-х годов пост оренбургского военного губернатора В. А. Перовский с тревогой извещал директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел России К. К. Родофиникина, что, по сведениям из Бухарского ханства, оно "завалено" доставленными из Бенареса английскими товарами. Их продают в шесть-девять раз дешевле, чем в России. Перовский призывал не игнорировать подобные сообщения: "Ибо, как скоро заведутся постоянные торговые сношения англичан с областями Средней Азии, то... требования туда наших произведений прекратятся. Тогда Хива и Бухара английскими товарами будут снабжаемы из Персии, в которую привоз их усилится посредством недавно учредившейся в Трапезонте Английской торговой компании"⁸ . А через несколько лет после визита Бернса в Бухару Великобритания сделала попытку перейти от разведывательной деятельности и развития торговой активности к военно-политическим шагам. В период наибольших успехов Англии в ее первой войне против Афганистана (1838 - 1842 гг.) в Хивинское и Бухарское ханства отправились полковник Чарльз Стоддарт и капитаны Джеймс Аббот, Ричмонд Шекспир и Артур Конолли. Им поручалось установить связи с местными правителями⁹ .

Одновременно капитан Ролло Бэрслем с группой помощников вел съемку перевалов через Гиндукуш и дорог для движения войск в Туркестан¹⁰ , тогда как его коллеги из политических органов добились у ханов, владевших амударьинским левобережьем, обещания "прислать посланников для заключения договоров с британцами... Британские агенты и резиденты в Средней Азии пользовались этими счастливыми обстоятельствами для распространения влияния и владычества своего отечества в землях по ту сторону Аму"¹¹ . Немецкий автор констатировал, что британские руководители "уже закидывали сети на другие земли Средней Азии. Сначала думали даже о походе на ту сторону Аму, в Самарканд и Бухару"; этому воспрепятствовали "необыкновенные холода и глубокие снега"¹² . Суть заключалась, однако, не в погоде. Английские агрессоры потерпели в Афганистане катастрофическое поражение¹³. После него нечего было и думать о дальнейшей экспансии в Средней Азии. Тем более, что бухарский эмир арестовал и казнил Стоддарта и Конолли, обвинив их в подрывных действиях.

Это не охладило интереса Британии к Туркестану. Туда засылались подготовленные в Индии колониальной геодезической службой специаль-

⁶ Moorcroft W., Trebeck G. Travels in the Himalayan of Hindustan and the Panjab; in Ladakh and Kashmir; in Peshawar, Kabul, Kunduz and Bokhara. Vol. I - II. Lnd. 1837.

⁷ Бернс А. Путешествие в Бухару. Тт. 1 - 3. М. 1848 - 1850.

⁸ АВПР, Санкт-Петербургский Главный архив, П-3, оп. 34, 1833 - 6, лл. 1б - 2 (письмо от 17.VIII.1833).

⁹ См., в частности: Xалфин Н. А. Британская экспансия в Средней Азии в 30 - 40-х годах XIX в. и миссия Ричмонда Шекспира, - История СССР, 1958, N 2.

¹⁰ Burslem R. A Peep into Turkistan. Lnd. 1846.

¹¹ Нейман К. Ф. Афганистан и англичане в 1841 и 1842 годах. М. 1848, с. 102, 103.

¹² Там же, с. 101.

¹³ Бабаходжаев М. А. Борьба Афганистана за независимость (1838 - 1842). М. 1960.

стр. 108

ные агенты, неточно именовавшиеся в России "пандитами". В 1860-е годы, после отмены крепостного права, движимое экономическими и политическими мотивами самодержавие начало присоединение среднеазиатских земель к России¹⁴ . Этот процесс продолжался до середины 80-х годов XIX в. (исключая отдаленный Памирский край, разделивший судьбу остальных районов Средней Азии лишь в самом конце столетия)¹⁵ . Он проходил в обстановке острого противодействия со стороны Британской империи, не терявшей надежды установить собственное господство в Туркестане. Английские власти и печать вели активную клеветническую кампанию, утверждая о намерении России "захватить Индию". Для этого вытаскивались на свет мифические документы (вроде сфабрикованного "завещания Петра I"), полуфантастические предложения отставных военных или дилетантствующих политиков и т. д. Полное же отсутствие у официального Петербурга каких-либо агрессивных замыслов против Индии основывалось на трезвой оценке политико-экономических и военных факторов. Среди прочего оно подтверждалось решительным отказом как-то использовать против Англии гонцов или миссии, прибывавшие из боровшейся против поработителей колониальной Индии¹⁶ .

В действительности английские правящие круги отнюдь не опасались "русских посягательств" на "жемчужину британской короны". Эта версия была разработана преимущественно "для внешнего употребления". Основные опасения были связаны с морально-политическими соображениями. Приближение к индийским пределам соперника Великобритании не могло не отразиться на росте и расширении антиколониальных, освободительных стремлений среди местного населения. Это констатировал еще в 1847 г. глава Форин оффис лорд Пальмерстон. Отвергая возможность похода царских войск "на Калькутту", од вместе с тем высказывал тревогу по поводу того, что их приближение к афганским землям породит "смуту" в Бирме, Непале и многочисленных индийских княжествах¹⁷ . На то же жаловался посол Англии в Петербурге лорд Кларендон министру иностранных дел России А. М. Горчакову в 1869 г.: "Приближение русских и их интриги с туземными князьями могут породить в сознании индийцев брожение, которое доставит нам немало беспокойства и затрат"¹⁸ . С ним полностью солидаризировался герцог Аргайл, статс-секретарь по делам Индии в 1869 - 1874 годах¹⁹ .

Нет необходимости умножать примеры подобного подхода к оценке ситуации в правительственных кругах Британской империи. Достаточно отметить, что именно на политическое воздействие близости России на устои британского колониального владычества в Индии в свое время указывал Ф. Энгельс²⁰ . Опасения дальнейшего развития освободительного движения индийских народов при этих обстоятельствах служили дополнительным стимулом для Лондона, чтобы оказывать противодействие своему конкуренту в Средней Азии. Когда ее основная часть вошла в состав России (1865 - 1875 гг.), Великобритании пришлось существенно сократить операции по распространению там своего влияния. Но и после этого деятельность британских агентов не носила пассивного характера. Настойчивые и обширные разведывательные операции на среднеазиатских рубежах, всевозможные провокации в пограничных районах, носившие

¹⁴ Халфин Н. А. О движущих мотивах политики России в Средней Азии (60 - 70-е годы XIX в.). - История СССР, 1972, N 4.

¹⁵ Халфин Н. А. Присоединение Средней Азии к России (60 - 90-е годы XIX в.). М. 1965.

¹⁶ Халфин Н. А. Английская колониальная политика на Среднем Востоке (70-е годы XIX в.). Ташкент. 1957.

¹⁷ Hansard?s Parliamentary Debates, vol. CCXXIX, Commons, 5.V.1876, p. 114.

¹⁸ Ibid., p. 111.

¹⁹ Duke of Arghyll. The Eastern Question. Vol. II. Lnd. 1879, p. 272.

²⁰ См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 22, с. 45.

стр. 109

подстрекательский характер и сопровождавшиеся не менее провокационными запросами в парламенте, шумихой в прессе и иными политическими демонстрациями, были призваны всячески осложнить и затруднить для России обстановку в Средней Азии.

В 1886 г., за пару лет до отъезда Керзона в Самарканд, в Лондоне вышла обстоятельная книга бывавшего в Петербурге плодовитого английского публициста Чарльза Марвина "Разведывание Средней Азии". В ней давалась откровенная оценка вреда, какой причинили России посланные на ее рубежи военно-политические диверсанты, прибывавшие из азиатских владений Англии: "Если бы Бэйкер и Мак-Грегор, Нэпир и Бэтлер не появлялись на северо-восточной границе Персии, Россия была бы избавлена от целой серии кампаний... От завершения Хивинской кампании 1873 г. ...до осады Геок- Тепе не проходило года без того, чтобы английский офицер или кто-либо другой не продвигались вдоль туркменской границы от Серахса к Каспию... Поездки Бэйкера, Мак- Грегора, Нэпира и Бэтлера сделали больше для преграждения продвижения России, чем все торжественные обсуждения английских кабинетов, мешки с дипломатической перепиской, тысячи парламентских речей и запросов и мириады статей, опубликованных но среднеазиатскому вопросу между 1873 и 1881 гг."²¹ . Справедливости ради укажем все же, что Марвин во многом выдавал желаемое за достигнутое, и его слова носили характер некоторого преувеличения.

Лондон предпринимал и другие меры, чтобы создать России трудности в Туркестане. Одним из таких направлений являлось стремление разжечь вражду между Россией и Афганистаном. Далекие заморские политики старались отсечь ту или иную принадлежавшую России среднеазиатскую местность и передать ее своему ставленнику на кабульском престоле - эмиру Абдуррахман-хану. В 1885 г. провалилась попытка британских империалистов отторгнуть туркменский оазис Пенде. Спровоцировав там пограничный конфликт, они намеревались втянуть Афганистан в затяжные споры с Россией и надолго ухудшить взаимоотношения между этими странами. Но от этого замысла пришлось отказаться. Абдуррахман-хан открыто признал, что район, из-за которого велись дискуссии, никогда не входил в состав Афганского государства, и поэтому он не намерен предъявлять необоснованные притязания²² . Ревнителей "имперских интересов" глубоко огорчил подобный ход событий.

Английская агентура, как правило, орудовала "с внешней стороны" русского Туркестана. А какова была там ситуация, если взглянуть на нее изнутри? На кого опереться? Влиятельные слои Великобритании очень хотели бы знать это. Керзон как раз и взялся ответить на эти вопросы. Но не только это лежало в основе его намерения совершить новое путешествие. "Целью его поездки было изучить на месте военное и иное значение [Среднеазиатской] железной дороги, в том числе для обороны Индии", - пишет английский исследователь К. У. Б. Миддлтон. Он подчеркивает, что своей книгой Керзон желал "пробудить британское общественное мнение от недостойной летаргии, привлекая внимание к замыслам России в отношении благосостояния и безопасности [Британской] империи". Автор приводит изречение Керзона, поставленное эпиграфом к его книге "Проблемы Дальнего Востока": Британская империя "по воле Провидения является величайшим орудием добра, какое когда-либо знал мир"²³ .

Миддлтон, однако, не во всем ладит с истиной. Хотя со стороны России не проявлялось никаких прямых угроз в адрес Британской империи, английское общественное мнение, если судить по яростным выступлениям

²¹ Marvin Ch. Reconnoitring Central Asia. Lnd. 1886, pp. 246 - 249.

²² Халфин Н. А. Провал британской агрессии в Афганистане, XIX - начало XX в. М. 1959, с. 138 - 141.

²³ Curzon G. N. Problems of the Far East. Westminster. 1896.

стр. 110

большинства политиков и органов печати, отнюдь не пребывало в летаргическом сне. Зато этот историк четко определяет основную сущность упоминаемого лица: "Империалист, вплоть до религиозного пыла, Керзон отличался от других империалистов своего времени скорее лучшими познаниями и интеллектуальной энергией, чем оригинальностью мысли. Он делил чужие нации на две категории: достаточно сильные, чтобы предупреждать и пресекать их как соперников, и слабые, над которыми можно господствовать или которых может вообще поглотить Британская империя... Последняя категория включала Персию и Афганистан; Россия превосходила некоторых в первой категории"²⁴ .

Магистраль от каспийских берегов до бывшей тимуровской столицы Самарканда была торжественно открыта 27 мая 1888 года. Несмотря на неотлаженность некоторых ее служб и специфику пересекаемой местности, сравнительно немногочисленные пассажиры не испытывали особых неудобств. Керзон выехал из Лондона в Петербург 6 сентября 1888 г., захватив с собой даже резиновую ванну для омовений. В течение сентября - октября он со своими спутниками (к ним присоединился и его бывший оксфордский соученик, секретарь посольства Англии в Петербурге Артур Гардинг) по маршруту Петербург - Владикавказ - Тифлис - Баку добрался до порта Узун-Ада в Туркмении. Чудесной в тех краях осенней порой железнодорожные вагоны катили пассажиров через всю Среднюю Азию, останавливаясь в пунктах, давно звучавших в ушах человечества: Мерв, Чарджуй, Новая Бухара (или Каган: станция, специально построенная поодаль от столицы эмирата, дабы не осквернять "священную Бухару" видом и грохотом "шайтан-арбы", "дьявольской повозки", как окрестили новый вид сообщения фанатичные муллы), наконец Самарканд. Отсюда, уже в экипажах, они посетили главный город Туркестанского генерал- губернаторства Ташкент, а затем двинулись в обратном направлении.

Не забывая о своем политическом положении и журналистских целях, Керзон пользовался каждой возможностью для встреч с руководящими деятелями краев и областей, для сбора статистических и иных сведений. В Тифлисе его принимал генерал Шереметьев, заменявший главу Кавказского наместничества князя Дондукова-Корсакова, в Асхабаде - начальник Закаспийской области генерал Комаров и его ближайший помощник полковник Алиханов, в Ташкенте - туркестанский генерал-губернатор генерал Розенбах.

Особых приключений с путешественниками не произошло. Пришлось лишь понервничать из-за того, что разрешение на проезд в Туркестан было получено только во время их приезда во Владикавказ: задержалась санкция Розенбаха, опасавшегося осложнений ввиду развернувшегося как раз в то время восстания правителя Северного Афганистана Исхак- хана против эмира Абдуррахман-хана. А вот в просьбе Керзона позволить ему несколько "отклониться" от намеченного пути и пересечь границу соседней Персии было категорически отказано. Отнюдь не случайно речь шла об укреплении Келати-Надири, игравшем, с точки зрения Керзона, роль ключевой позиции по отношению к Ахал- Текинскому оазису Туркмении. Он писал, что в период продвижения царских войск в Закаспии (да и перед тем) у этой крепости побывали, находясь по ту сторону российской границы и картографируя территорию, британские офицеры, дипломаты и журналисты Ч. Мак-Грегор, В. Вэйкер, О?Доновэн, А. Йэт. Джордж Натаниэль радостно свидетельствовал, что слухи о передаче персидскими властями Келати-Надири России оказались ложными²⁵ .

²⁴ Middleton K. W. B. Britain and Russia. An Historical Essay. Lnd. Ш, p. 74.

²⁵ Curzon G. N. Russia in Central Asia in 1889 and the Anglo-Russian Question. Lnd. 1889, pp. 101 - 102.

стр. 111

В целом посещение Туркестана британскими "экскурсантами" было сочтено весьма успешным. Этот факт биографии Керзона представляет интерес в связи с изданной им (после публикации серии статей и устных выступлений) книгой объемом около 500 страниц "Россия в Средней Азии в 1889 году и англо-русский вопрос". Она любопытна для иллюстрации взглядов человека, который постепенно обретал имя и вес среди правителей Великобритании. Своими многочисленными публицистическими выступлениями на острые политические сюжеты он способствовал формированию в "общественных кругах" определенного образа мыслей; в их основе находилось керзоново божество - Британская империя, перспективы ее дальнейшего территориального развития. Чтобы подчеркнуть свою "объективность", автор предварил издание надписью: "Великой армии русофобов, дезориентирующих других, и русофилов, дезориентируемых другими, я посвящаю эту книгу, которая будет найдена равно непочтительной к постыдному устрашению одних и ошибочному благодушию других". Специальный параграф касался "русского характера". В нем отмечалось, что каждый англичанин приезжает в Россию русофобом, а покидает ее русофилом. Причина - искреннее и дружественное отношение и "добродушная любезность всего народа, от высшего чиновника до простого мужика", что ведет к "установлению личной дружбы". Автор находит у русских черты, отличающие их к лучшему от французов и "грубых тевтонов"²⁶ .

Претензии на беспристрастность призваны отметить и избранные в качестве эпиграфа ко всей работе строки из поэмы М. Арнольда "Больной король в Бухаре": "На русской границе, где часовые двух армий стоят один подле другого". Но авторской непредубежденности хватает лишь на те главы, в которых описываются дорога и лежащие на ней пункты, обстоятельства поездки, сопутствующие ей интересные факты и характерные особенности. Воздадим должное легкости языка и пера, отличающей изложение, отточенности стиля, историческим реминисценциям. Английский читатель получил тогда неплохое представление о далеком крае, сплошь и рядом упоминавшемся в европейских газетах и журналах не иначе, как "терра инкогнита". Керзон признает положительные изменения, внесенные в жизнь местных народов присоединением Средней Азии к России: ликвидацию рабства, родовых и межфеодальных раздоров; укрепление внутренней безопасности и охрану от внешних нашествий; определенное экономическое развитие.

Однако уже в предисловии проскальзывают контуры подлинной позиции идеолога британской колониальной экспансии, в чьи стремления входит настойчивая обработка отечественного общественного мнения в духе откровенной враждебности к России как к государству, преграждающему расширение владений Англии на Востоке. Керзон характеризовал свой труд, как "рассказ о поездке, предпринятой в исключительно благоприятных и легких условиях по стране, интерес к которой для английского читателя заключается не столько в ее физической отдаленности и недоступности, сколько в факте, что эти условия ныне вытеснены новым порядком вещей, способным в любой момент стать объектом напряженного и немедленного внимания англичан в качестве поля деятельности имперской дипломатии, а возможно, quod Di avertant omen²⁷ как преддверия международной войны"²⁸ . Быть может, выражение "International war", какое употребил автор, точнее перевести как "мировая война"? Он допускал ее возникновение именно из-за англо-русских противоречий на Востоке.

Справедливо отмечая, что Средняя Азия порождает огромное любопытство "у историка, археолога, художника, ученого, дилетанта-путе-

²⁶ Ibid., pp. 20 - 21.

²⁷ "Да сохранят от этого боги" (латин.)

²⁸ Curzon G. N. Russia in Central Asia, p. IX.

стр. 112

шественника, у любого человека - от эрудита до бездельника", Керзон оговаривался: он лично сосредоточился только на "имеющем отношение к внешней политике Империи". Хотя издание содержит разносторонний материал, во введении пояснялось, что его основная задача сводится к анализу ситуации, которую изменили, "если не революционизировали", сооружение Закаспийской железной дороги и, в связи с этим, политика России, позиция и "соответствующая ответственность" Англии²⁹ . Действительно, разделы публикации, где отражена собственно поездка, не выходят за рамки поверхностного туристского рассказа об увиденном, причем увиденном с керзоновской точки зрения - пренебрежения к местному населению. Например, туркмен в национальной одежде "не представляется" ему "цивилизованным существом"³⁰ .

Суть книги сосредоточена в трех завершающих главах: "Протяженность и воздействие Закаспийской железной дороги", "Англо-русский вопрос", "Русское правление в Средней Азии". Неоднократно повторяя, что он не допускает возможности "похода России на Индию", автор тем не менее снова и снова возвращается к военным аспектам обстановки. В политическом плане Керзона беспокоили вызванные сооружением сложной транспортной магистрали рост российского и падение британского престижа (в частности, в Иране); в экономическом - увеличение объема русского товарооборота в Туркестане, среднеазиатских ханствах, Афганистане и примыкающих к Туркмении иранских областях (один из параграфов назван так: "Уничтожение британской торговли с Северной Персией"); в военном - улучшение стратегических позиций России в регионе. В центр "англо-русского вопроса" странствующий тори ставил взаимоотношения между обеими державами в Азии: Афганистан, Иран, Китай и где-то в не очень большом отдалении - Индия. Если даже Петербург не выдвигает далеко идущих целей, то опасность грозит от "пограничных офицеров", которые нередко ведут себя независимо от центрального правительства.

Как раз в этом вопросе Керзон попал впросак. Не желая допускать никаких авантюр "пограничных офицеров", Петербург в 1884 г. отстранил от должности туркестанского генерал-губернатора известного своими эскападами генерала М. Г. Черняева. На его место назначили отличавшегося большей выдержкой, дисциплинированностью и чувством ответственности другое лицо. Это обстоятельство тогда же отразил поэт А. П. Меженинов: "Чтоб Черняев в увлеченье не задал Европе страху, мы отдали предпочтенье Николаю Розенбаху". Новый глава Туркестанского края оправдал доверие. Россия не намерена вмешиваться во внутренние дела соседей, твердо заявил по указанию из Петербурга этот генерал-губернатор³¹ .

Все это происходило осенью 1888 г., во время пребывания Керзона в Средней Азии, и он располагал полной информацией, дезавуировавшей высказанное им утверждение о "страшной грозящей опасности". Тем не менее Джордж Натаниэль перечислял разные "планы вторжения в Индию", какие якобы возникали в России, хотя и отмечал, что "завоевание Россией Индии - химера". Смысл российской политики, как заключал Керзон, состоит в том, чтобы помешать британскому противодействию России в Европе³² . Тем более, что все, с кем оп беседовал в России, именовали правление его соотечественников в Индии "ненавистной и невероятной тиранией"; в таких беседах высказывалось убеждение, что

²⁹ ibid., pp. X - XI.

³⁰ Ibid., p. 93.

³¹ Подробнее см.: Халфин Н. А. Восстание Исхак-хана в Южном Туркестане и позиция русского царизма, 1888 (По документальным материалам Центрального государственного исторического архива УзССР). - Труды Среднеазиатского университета, новая серия, вып. 68, Востоковедческие науки, Ташкент, 1955, кн. 9, с. 107сл.

³² Curzon G. N. Russia in Central Asia, p. 322.

стр. 113

большинство индийского народа находятся в крайне бедственном положении, "и малейшая искра, упавшая на этот склад с горючим, вызовет взрыв, который разнесет британскую власть на атомы"³³ .

Автор пытался опровергнуть эти представления сопоставлением: в Индии 70 тыс. "белых солдат" приходится на 270 млн. жителей, тогда как в Средней Азии 45-тысячная армия находится среди 2,5 млн. населения (в действительности в Туркестане проживало по переписи 1897 г. около 5,3 млн., а в Бухаре и Хиве - еще примерно 3 млн. человек). При этом он обходил молчанием и наличие в Индии многочисленного "туземного" войска, и убедительно отражавшие настроения индийцев массовые антиколониальные восстания 1857 - 1859 и 1872 гг., народные волнения 1880-х годов и пр. Керзон игнорировал также хорошо известные английским правителям в Калькутте и Лондоне и не составлявшие секрета для него самого факты паломничества индийских гонцов и делегаций в Ташкент с ходатайствами о поддержке освободительной борьбы. Восторженный поклонник "имперской идеи" специально остановился на "подлинных чувствах в Индии". Этот абзац на с. 338 (его основную часть составляет туманная фраза из 18 строк) ничего не разъясняет: Керзону не удалось привести никаких доказательств благожелательного восприятия народами Индии чужеземного колониального владычества.

Среди обилия сюжетов из области взаимоотношений между Англией и Россией на Востоке имелся один, практического свойства, породивший категорическую реакцию автора. В 1870-е годы французский инженер Ф. Лессепс, воодушевленный успешным сооружением Суэцкого канала, выдвинул проект создания трансконтинентальной железной дороги от Атлантического до Индийского океана. Ей предстояло пересечь многие страны Европы и Азии, соединив Лиссабон с Калькуттой. Замысел поддержали отдельные инженеры и дельцы. В России его сторонником стал предприниматель С. Барановский. В пользу этого предложения высказался и первый туркестанский генерал- губернатор инженер-генерал-лейтенант К. П. Кауфман, который понимал необходимость установления надежной транспортной связи Туркестана с центром страны. Проект горячо обсуждался в газетах и журналах. Однако 3 января 1875 г. на совещании в Петербурге ответственных сановников (с участием министров иностранных дел, военного, финансов и иных) план строительства был отклонен из-за материальных, политических и технических сложностей³⁴ .

Керзон с настороженностью упоминал о возможности прокладки путей от основной линии Закаспийской железной дороги к иранской и афганской границам, целесообразность же для Англии соединения железнодорожных систем Индии и Азиатской России категорически отвергал и выражал надежду, что ни правительство, ни палата общин, ни "в конечном счете, британский народ" не воспримут эту идею, "столь рискованную по замыслу, столь проблематичную по осуществлению, столь опасную по тем побочным, непредвиденным обстоятельствам, какие она может породить"³⁵ . Какие "опасные обстоятельства" виделись ему? Во-первых, фискальные: российские товары пойдут на рынки Афганистана, Белуджистана, Систана, Ирана, "и Англия обнаружит, что глупо отдала ключи своей торговой монополии грозному сопернику". "Угроза" таилась также в политике: падает престиж Великобритании, "возможный враг окажется на месяц ближе к Инду и Индии", при любом англо-русском конфликте "британскую границу" (границу Индии) придется укреплять против нападения, концентрировать войска и увеличивать армию. "По всем этим причинам я искренне надеюсь, что в Англии не поддержат столь фантастический по сути и столь опасный для Империи

³³ Ibid., p. 334.

³⁴ Центральный государственный архив УзССР, И-1, д. 834, лл. 12 - 23, Протокол совещания.

³⁵ Curzon G. N. Russia in Central Asia, p. 269.

стр. 114

проект"³⁶ . Такая позиция нашла отражение не только на страницах книги, но и в ежегодных "Отчетах Форин оффис"³⁷ .

Подтверждением стремления Керзона, уже на посту вице-короля Индии, помешать индо-русским контактам явилось его сопротивление открытию в Индии российского дипломатического представительства. Впоследствии он же выступал одним из самых активных организаторов "санитарного кордона" вокруг родины Великого Октября, стремясь к ее изоляции. Нам невозможно ни признать справедливость керзоновских открещиваний "от русофобов и от русофилов", ни согласиться с утверждениями о его объективности и беспристрастности. При любых обстоятельствах, на протяжении всей своей политической деятельности он рассматривал Россию как нежелательное и досадное препятствие на пути реализации британских колониальных программ и относился к ней соответственно. Таковы некоторые штрихи биографии человека, традиционно и справедливо относимого к самым видным представителям британской военно-реакционной клики.

³⁶ Ibid., pp. 269 - 271.

³⁷ Drage G. Russian Affairs. Lnd. 1904, p, 511 (со ссылкой на: F. O. Reports. Annual Series, 1903, N 2, p. 979).

Постоянный адрес данной публикации: