П. ЦВЕТОВ, Кандидат исторических наук

Имя лауреата Нобелевской премии по экономике за 2001 г. профессора Колумбийского университета (США) Джозефа Юджина Стиглица (род. в 1943 г.) сегодня хорошо известно российской публике. Отечественные средства массовой информации щедро приводят его высказывания, цитируют научные труды. Здесь играет роль и тот факт, что ученый уже после получения самой престижной научной премии побывал в России и ряде стран СНГ. В позиции Дж. Стиглица многих привлекает то, что он, представитель американской академической науки, теоретик рыночной экономики, резко расходится с неолиберальной теорией, оправдывающей подчинение - под флагом глобализации - мировой экономики Уолл-стриту. Основные эпизоды биографии американского ученого также привлекают к нему внимание: при президенте Б. Клинтоне Дж. Стиглиц возглавлял Комитет его экономических советников, в 1997 г. его пригласили занять пост первого вице-президента и главного экономиста Всемирного банка. В 1999 г. ученый подает в отставку, будучи возмущенный политикой, проводимой международными финансовыми организациями в странах с развивающейся и переходной экономикой (к последним относятся Россия и ряд других бывших социалистических стран).

Выход книги Дж. Стиглица "Глобализация и недовольство ею", а потом перевод ее на русский язык и издание в Москве под заголовком "Глобализация: тревожные тенденции", не мог остаться незамеченным, так как в ней затронуты действительно жгучие проблемы, волнующие большую часть человечества. Многие рецензенты этого труда Дж. Стиглица обращали основное внимание на его политэкономические воззрения. Вполне естественно, что часть из них не могла пройти мимо оценок нобелевским лауреатом реформ в России. Поэтому теперь и здесь -в востоковедном издании - хотелось бы затронуть те проблемы ряда развивающихся стран Азии и Африки, которые получили освещение в работе Дж. Стиглица.

Примечательно происхождение афроазиатских сюжетов в научном творчестве нобелевского лауреата. По его словам, часть его наиболее значимых теоретических работ по проблемам развития была инспирирована увиденным в Кении, где он работал преподавателем в 1969 - 1971 гг. Но прежде чем перейти к изложению взглядов нобелевского лауреата, хотелось бы сказать несколько слов о его жизненной позиции. Очень важно, что перед нами монография ученого и человека, который свои научные интересы подчиняет благородным целям. Ведь он начал работу во Всемирном банке, поставив перед самим собой такой вопрос:

"Что я мог бы сделать, чтобы мечта о мире без бедности осуществилась?". Поэтому объяснимо его осуждение коллег по МВФ и ВБ, которые предлагают разным странам рецепты экономических реформ, не поняв ни умом, ни сердцем того, что в этих странах происходит. Читая рассуждения Дж. Стиглица об обычной (и ставшей уже порочной) практике поведения международных чиновников, с чувством глубокой симпатии осознаешь, что ни научная слава, ни высокие административные посты не смогли лишить этого человека доброго, заинтересованного отношения к другим людям, какого бы цвета кожи, вероисповедания или достатка они ни были.

"Программы МВФ обычно диктуются из Вашингтона и окончательно формируются в ходе краткосрочных командировок, во время которых сотрудники МВФ, удобно разместившись в пятизвездочных отелях столиц, изучают статистику в министерствах финансов и центральных банках ... Из роскошного отеля человек бесстрастно навязывает политику, о которой дважды подумал бы, если бы лично знал людей, чьи жизни он разрушает" (с. 42 - 43). Претит Дж. Стиглицу и схоластический подход многих экспертов, работающих в международных финансовых институтах: "Безработицу нельзя рассматривать просто как статистику, как экономический "список потерь", непреднамеренных жертв, павших в борьбе против инфляции или за обеспечение возврата долгов западным банкам. Безработные - это люди, жизнь которых не просто затронута, а иногда разрушена экономической политикой, рекомендованной чужеземцами, а в случае с МВФ -жестко навязанной" (с. 43). Сам же Дж. Стиглиц пишет свою книгу с позиций участия и сопереживания.

Это касается и такой широко дискутируемой ныне проблемы, как глобализация. Отвечая на вопрос, что дала глобализация миру, ученый стремится сохранить объективность: "Глобализация са-

стр. 43

ма по себе не является ни хорошей, ни плохой. В ней заложена огромная сила делать добро" (с. 39). И начинает свой анализ с положительных результатов.

"Тесная интеграция стран и народов принесла огромное сокращение расходов на транспорт и связь, слом искусственных барьеров на пути потоков товаров, услуг, капиталов, знаний и (в меньшей мере) передвижения людей через границы (с. 28). "Открытие рынков для международной торговли помогло многим странам осуществить гораздо более быстрый экономический рост, чем это могло бы быть в ином случае... Благодаря глобализации увеличилась продолжительность жизни у многих народов мира, повысился их жизненный уровень. На Западе низкооплачиваемую работу в корпорации "Найк" считают эксплуатацией, но для огромного большинства населения развивающихся стран возможность трудиться на ее предприятиях представляется гораздо лучшей судьбой, чем жизнь в деревне и выращивание риса.

Глобализация уменьшила чувство изоляции, которое остро ощущалось в развивающихся странах, и открыла многим из них доступ к знаниям в таком масштабе, который на порядок выше возможностей даже самых богатых жителей страны сто лет назад...

Хорошо организованное общественное давление вынудило международное сообщество списать долги части беднейших стран...

Иностранная помощь - еще один аспект глобализированного мира - при всех ее недостатках принесла пользу миллионам. Однако механизмы ее осуществления оставались почти незамеченными: повстанцы на Филиппинах, сложившие оружие, были обеспечены рабочими местами по проекту, финансируемому Всемирным банком; ирригационные проекты удвоили доходы крестьян, получивших воду; образовательные проекты принесли грамотность в сельские местности; в некоторых странах проекты борьбы со СПИДом помогли сдержать распространение этого смертельного заболевания" (с. 22 - 23).

Однако Дж. Стиглиц, и это ясно даже из названия книги, в основном возражает апологетам глобализации, которым, в отличие от антиглобалистов, присуща еще большая предвзятость. По его твердому убеждению, "большому числу стран глобализация не принесла обещанных экономических выгод" (с. 23).

Отмечая негативные стороны глобализации, ученый подчеркивает, что многое в ней было обусловлено эгоистической и лицемерной политикой Запада, особенно США, и действиями подконтрольных ему международных институтов - МВФ, ВБ, ВТО и других.

"Критики глобализации обвиняют страны Запада в лицемерии, и они в этом правы. Западные страны подтолкнули бедные страны к ликвидации торговых барьеров, сохранив при этом свои собственные, препятствуя экспорту сельскохозяйственной продукции развивающихся стран и тем самым лишая их столь необходимого экспортного дохода" (с. 23).

"Растущий разрыв между имущими и неимущими оставляет все больше людей "третьего мира" в жестокой бедности, живущими менее чем на один доллар в день. Несмотря на повторные обещания, данные в течение последнего десятилетия XX в., число людей, живущих в бедности, возросло почти на 100 млн...

В Африке огромные надежды, появившиеся после достижения независимости, по большому счету не оправдались. Континент все больше погружается в нищету, падает душевой доход, снижается жизненный уровень. Завоеванное с таким трудом на протяжении последних десятилетий увеличение ожидаемой продолжительности жизни сменяется обратной тенденцией. Хотя главной причиной этого является прорыв волны СПИДа, бедность тоже играет роль убийцы...

Если глобализация не преуспела в сокращении бедности, то еще менее она преуспела в обеспечении стабильности. Кризисы в Азии и Латинской Америке угрожали экономике и стабильности всех развивающихся стран...

Глобализация и переход к рыночной экономике не дали обещанных результатов в России, как и в большинстве других стран, переходящих от коммунизма к рынку. Запад внушил этим странам, что новая экономическая система должна принести им беспрецедентное процветание. Вместо этого она им принесла беспрецедентную бедность: во многих отношениях для большинства населения рыночная экономика оказалась даже хуже, чем это предсказывали их коммунистические лидеры" (с. 23 - 24).

"Польза от глобализации очень часто была гораздо меньше, чем утверждали ее защитники, а ее цена гораздо выше, поскольку разрушалась среда обитания, в политические процессы проникала коррупция, и, кроме того, быстрые перемены не давали странам времени для культурной адаптации. Кризисы, за которыми следовала массовая безработица, влекли за собой более долговременные проблемы распада социальных структур - от актов насилия в Латинской Америке до этнических конфликтов в других частях света, например, в Индонезии" (с. 26).

Эти и другие факты не могут не вызвать у автора книги чувство разочарования итогами глобализации, которое вместе с ним разделяют народы многих стран. А так как эгоистический подход Запада к глобализации все еще не претерпел изменений, то у развивающихся стран мало оснований для оптимизма. "Разочарование международной системой глобализации под эгидой МВФ нарастает по мере того, как бедным в Индонезии, Марокко или Папуа - Новой Гвинее снижают субсидии на топливо и питание; как население Таиланда наблюдает распространение СПИДа в результате сокращения расходов на здравоохранение под давлением МВФ; как семьи во многих развивающихся странах вынуждены платить за обучение своих детей в соответствии с так называемой программой возмещения издержек, которая лишь приводит к необходимости сделать болезненный выбор - отказаться от посещения своими дочерьми школы" (с. 39).

Вместе с тем в книге Дж. Стиглица убедительно показано, что какие плоды глобализации - горькие или сладкие - вкусит тот или иной народ, во многом зависит от национальных правительств. Одна из основополагающих идей нобелевского лауреата - возрождение роли государства в рыночной экономике. Он не считает, что "рынки способны сами решить все социальные проблемы. Неравенство, безработица, загрязнение окружающей среды - все это проблемы, в решении которых государству принадлежит важная роль" (с. 11). Также важна ответственная роль государства в лице национальных правительств во взаимоотношениях с международными финансовыми институтами, что проиллюстрировано в книге конкретными

стр. 44

примерами из недавнего прошлого ряда стран Африки и Азии.

Дж. Стиглиц с симпатией пишет о премьер-министре Эфиопии Мелесе Зенауи. Действительно, не может не вызывать симпатии врач по образованию, который, возглавив правительство, изучил курс экономики, "поскольку понимал, что вывести страну из многовековой бедности можно только путем экономической перестройки" (с. 45). В 1997 г., когда Дж. Стиглиц приехал в эту страну, инфляции не было, цены фактически падали, производство устойчиво росло, после многих лет войны в страну стала возвращаться международная помощь. Правительство Мелеса демонстрировало компетентность и заботу о бедных. Однако у этого правительства возникли трения с МВФ из-за того, что последний настойчиво пытался контролировать финансовые институты этой страны. Эксперты фонда считали, что, поскольку Эфиопия получает помощь от МВФ, она должна обо всем им докладывать. Они также требовали "открытия" банковской системы страны. Но правительство Мелеса, обещавшее крестьянам повысить их жизненный уровень, проявляло осторожность в этом вопросе, опасаясь, что либерализация окажет опустошительное воздействие на экономику.

Опасения не были беспочвенными. "Крестьяне, которые раньше ухитрялись получать кредиты, могли оказаться не в состоянии покупать семена или удобрения, потому что они были бы лишены дешевого кредита или вынуждены платить по более высоким, непосильным для них процентным ставкам" (с. 52).

МВФ, столкнувшись с нежеланием Эфиопии подчиниться его рекомендациям, приостановил программу помощи этой стране, и только благодаря Дж. Стиглицу и его коллегам, развернувшим решительную кампанию "интеллектуального лоббирования" интересов бедной страны, включавшую в себя контакты с администрацией президента США Б. Клинтона, помощь была возобновлена. На примере Эфиопии Дж. Стиглиц показывает, к чему приводят амбиции и субъективизм чиновников МВФ, "претендующего на роль монопольного поставщика здравых советов" (с. 53).

В другой африканской стране - Ботсване - это поняли довольно рано, и поэтому с особой тщательностью местное руководство подходило к подбору советников. И хорошие советники, по мнению Дж. Стиглица, сыграли важную роль в том, что эта страна, бывшая очень бедной в момент обретения независимости, "продемонстрировала истории пример успешного развития": вплоть до 1997 г. среднегодовой темп экономического роста составлял здесь 7,5%. "Успех Ботсваны был связан с ее способностью поддерживать политический консенсус, основу которого составило чувство национального единства. Политический консенсус, необходимый для выработки любого социального контракта между правящими и управляемыми, тщательно выковывался правительством в сотрудничестве с внешними советниками, посылавшимися разными общественными институтами и частными фондами, включая Фонд Форда. Советники помогли Ботсване разработать программу будущего страны. Не в пример МВФ, имеющему дело главным образом с министерствами финансов и центральными банками, эти советники открыто и терпеливо объясняли предлагаемую политику, действуя через правительство для завоевания поддержки народа своим программам и мероприятиям. Они обсуждали программу с высшими чиновниками правительства Ботсваны, включая кабинет министров и членов парламента, как на открытых семинарах, так и на встречах с глазу на глаз" (с. 57). Пагубными стали рецепты МВФ для Кении. Фонд рекомендовал правительству этой страны ввести высокие процентные ставки в банках, настаивал на либерализации банковской системы. Кенийское правительство прислушалось к этим советам, за этим последовал быстрый рост местных коммерческих банков, а потом банкротство многих из них в 1993 - 1994 гг. Были у Кении и проблемы местного происхождения, например, коррупция. И все это вместе приводило к экономическому спаду.

К опыту стран Азиатско-Тихоокеанского региона Дж. Стиглиц обращается и в связи с известным финансовым кризисом 1997 - 1998 гг., который назван в книге крупнейшим со времени Великой депрессии экономическим кризисом (с. 115). Тогда пагубная роль МВФ проявилась особенно выпукло.

К слову сказать, информацию, содержащуюся в книге, нелишне принять к сведению и тем, кто сегодня обсуждает вопрос о том, куда и как делись из России деньги МВФ в августе 1998 г. Дж. Стиглиц тогда работал главным экономистом и вице-президентом Всемирного банка и видел всю кухню подготовки мероприятий МВФ в отношении России. Специалисты этих двух международных институтов заранее знали, что девальвация рубля становится неизбежной. Но МВФ рекомендует России увеличить долю иностранных заимствований, тем самым делая ее позиции более уязвимыми. При этом на Западе знали, сколько из этих миллиардов пойдет родным и близким коррумпированных должностных лиц в России и их друзьям-олигархам. Запад ошибся только в сроках: он полагал, что предоставленные доллары помогут поддержать курс рубля примерно три месяца, на самом же деле он продержался три недели; думал, что олигархам потребуется несколько дней или даже недель, чтобы выкачать эти деньги из России, на самом деле для этого потребовалось всего несколько часов (с. 181 - 183).

Дж. Стиглиц осуждает мероприятия МВФ не только в отношении России, но и в отношении других стран, задетых кризисом 1997 - 1998 гг. По его мнению, политика Фонда не только усугубила спад местных экономик, но

стр. 45

была частично ответственна за его возникновение: "излишне быстрая либерализация финансового рынка и рынка капиталов была, по-видимому, главной причиной кризиса" (с. 115).

Кризис развивался по двум характерным схемам. Примером одной из них Дж. Стиглиц считает Южную Корею. После Корейской войны это государство выработало стратегию роста, в результате которой за 30 лет ее душевой доход вырос в 8 раз, резко сократилась бедность, грамотность стала всеобщей, и Республика Корея далеко продвинулась в ликвидации технологического разрыва по сравнению с наиболее передовыми странами. "Но если в начальный период трансформации Корея жестко контролировала свои финансовые рынки, то впоследствии под давлением Соединенных Штатов она вынуждена была, хотя и неохотно, разрешить своим фирмам делать займы за рубежом, фирмы открыли себя превратностям международного рынка: в конце 1997 г. по Уолл-стрит поползли слухи, что "Южная Корея испытывает трудности", что у нее нет резерва для возврата долгов западным кредиторам. "Банки, еще незадолго до этого стремившиеся давать деньги в долг Корее, решили не пролонгировать свои кредиты. Как только это решение было принято, пророчество осуществилось, и в Корее начались трудности" (с. 121 - 122). Правда, потом Корея сравнительно быстро вышла из кризиса, благодаря тому, что не стала прислушиваться к советам МВФ, не стала закрывать свои банки, не стала избавляться от избыточных мощностей в производстве микрочипов. Корея держала курс своей валюты на низком уровне для того, чтобы поддержать экспорт и ограничить импорт. "Если бы Корея последовала рекомендациям МВФ, оживление ее экономики было бы гораздо слабее", - считает Дж. Стиглиц (с. 158).

Пример второй схемы кризиса - Таиланд, "где вина за развязывание кризиса лежит на спекулятивной атаке (в сочетании с высоким уровнем краткосрочной задолженности). Спекулянты, считавшие, что произойдет девальвация, пытались превратить баты в доллары, пользуясь свободой конвертируемости, т. е. возможностью обменивать местную валюту на доллары или любую другую валюту, что можно было сделать легко. Но когда спекулянты продают валюту, ее курс падает, и пророчество самоосуществляется. Противодействуя этому, правительство обычно старается поддержать отечественную валюту. Оно продает доллары из своих резервов (их страна откладывает на черный день, чаще всего в долларах), покупая местную, чтобы не упал ее курс. Но, в конце концов, у правительства кончаются валютные резервы. Валютный курс летит вниз. Спекулянты довольны. Они оказались правы. Они теперь могут снова скупать валюту и получать жирную прибыль" (с. 122).

Перед лицом этих кризисов МВФ принял, как ему казалось, спасительные для азиатских стран меры: выделил огромные суммы денег (общая сумма выкупных пакетов составляла 95 млрд. долл.) для того, чтобы азиатские страны могли поддержать валютный курс. "А страна за страной, где с помощью денег МВФ валютный курс временно поддерживался на завышенном неустойчивом уровне, испытали последствия иного рода: богатые люди внутри страны использовали возможность конвертировать свои деньги в доллары по выгодному обменному курсу и переводить их за границу" (с. 123).

МВФ сочетал предоставление кредитов с условиями проведения реформ, такими как повышение процентных ставок и сокращение государственных расходов, увеличение открытости экономики, прозрачности и лучшего регулирования финансового рынка. "Широкий спектр условий означал, что страны, принявшие помощь МВФ, должны были отказаться в значительной мере от своего экономического суверенитета" (с. 124).

Эти "спасительные" программы МВФ, несмотря на их "подкрепление" большими деньгами, провалились. "По мере развития кризиса росла безработица, ВВП падал, и закрывались банки. Уровень безработицы вырос в 4 раза в Корее, в 3 раза - в Таиланде, в 10 раз - в Индонезии. В Индонезии к августу 1998 г. работу потеряли почти 15% мужчин, имевших ее в 1997 г., от экономического опустошения больше всего пострадали городские зоны главного острова - Явы. В Южной Корее городская бедность увеличилась почти втрое, и почти четверть населения пополнила ряды бедняков; в Индонезии бедность удвоилась. В некоторых странах, например в Таиланде, люди, потерявшие рабочие места в городах, вернулись на свою сельскую родину, усилив давление на население деревни. В 1998 г. ВВП Индонезии упал на 13,1%, Кореи - на 6,7, Таиланда - на 10,8%. Через три года после кризиса ВВП Индонезии был ниже докризисного на 7,5%, а Таиланда -на 2,3%" (с. 125).

Так было в странах, принявших рецепты МВФ. Иной пример, приведенный в книге, - страны, которые выбрали отказ от программ Фонда - Малайзия и Китай.

"Малайзия не была склонна присоединиться к программе МВФ отчасти потому, что ее высшее руководство не хотело принимать диктата извне, а отчасти потому, что не питала большого доверия к МВФ. В начале 1997 г. глава МВФ Мишель Камдессю объявил, что банки Малайзии находятся в плохом состоянии. Группа сотрудников МВФ и Всемирного банка была спешно командирована в эту страну для обследования ее банковской системы. Хотя там действительно был высокий уровень недействующих кредитов (15%), Центральный банк Малайзии быстро ввел жесткое регулирование, в результате чего банки приняли адекватные меры в отношении своих убытков (с. 153).

Поиск путей выхода из кризиса вызвал острую полемику в правительстве Малайзии. "Министр финансов Анвар Ибрагим предложил "программу МВФ без участия МВФ", т. е. повышение процентных ставок и сокращение государственных расходов. Мухамад Махатхир [премьер-министр Малайзии до конца 2003 г. - П. Ц .] был настроен скептически. В конце концов, он уволил своего министра финансов и сменил курс экономической политики.

Когда региональный кризис перешел в глобальный и международный рынок капитала оказался в стесненном положении, Махатхир снова начал действовать. В сентябре 1998 г. Малайзия установила фиксированный обменный курс на уровне 3,80 рингита за доллар, снизила процентные ставки и потребовала, чтобы все оффшорные рингиты были репатриированы до конца месяца. Правительство также ввело ограничения на перевод капитала малайзийскими резидентами за границу и заморозило репатриацию иностранных портфельных инвестиций на двенадцать месяцев" (с. 154).

стр. 46

Итак, делает вывод Дж. Стиглиц, "малайзийский контроль за движением капитала позволил стране быстрее перейти к оживлению при менее глубоком спаде и с гораздо меньшим наследством государственного долга, обременяющим будущий рост" (с. 156).

Другой страной, следовавшей независимым от МВФ курсом, был Китай. Там во время кризиса был сохранен государственный контроль за движением капитала. Китай избежал замедления роста. Для этого он использовал, как выразился Дж. Стиглиц, "стандартные предписания, которым экономисты учат уже более полувека: если вы столкнулись с экономическим спадом, отвечайте на него экспансионистской макроэкономической политикой Принимая экономические решения, Китай осознавал, что существует связь между макростабильностью и микроэкономикой. Он знал, что нужно продолжать реструктуризацию своего корпоративного и финансового секторов" (с. 157).

Опыт перехода Китая к рыночной экономике вообще восхищает Дж. Стиглица. Неоднократно он сравнивает ход реформ в России, других странах с китайскими реформами и почти всегда в пользу Китая. "В то время как Китай в 90-х гг. имел средние темпы прироста более 10% в год, ежегодное падение производства в России в среднем составляло 5,6%... Преобразования в Китае повлекли за собой самое большое сокращение бедности в истории человечества за такой короткий промежуток времени (с 358 млн. чел. в 1990 г. до 208 млн. в 1997 г. - в Китае общепризнанным порогом бедности считаются доходы ниже одного доллара в день). В России переход к рынку привел (при отсутствии войны и голода) к одному из самых высоких увеличений бедности в истории - за тот же самый короткий промежуток времени" (с. 216).

"Разница между стратегией Китая и стратегией России очевидна, она была ясна с первых шагов по пути реформ. Преобразования в Китае начались с сельского хозяйства, с перехода от системы коммун (коллективного хозяйствования) к системе "индивидуальной ответственности" - фактически частичной приватизации. Это не было полной приватизацией: граждане не могли свободно покупать и продавать землю, но экономический результат показал, какой эффект может быть получен даже от частичных и ограниченных реформ. В реформу были вовлечены сотни миллионов работников, а за несколько лет достигнуты впечатляющие успехи. Все шло по пути, который сам порождал широкую поддержку: за успешным испытанием новых форм хозяйствования в одной провинции шло не менее успешное их внедрение в других провинциях. Практика была настолько убедительной, что центральному правительству не понадобилось проводить реформу силой, все и так подхватывали успешный опыт" (с. 217).

Восхищает нобелевского лауреата "остроумное решение" китайцами проблемы перехода к новой системе цен: "все, что предприятие производило по старым квотам (в рамках старой "командно-административной" системы), оценивалось по старым ценам. Система допускала полное стимулирование предельной дополнительной продукции (т. е. там, где, как это экономистам хорошо известно, оно действительно имеет значение), избежав гигантского перераспределения доходов, которое возникает, если новые цены одномоментно начинают распространяться на всю продукцию" (с. 217).

Представляют также интерес размышления автора о сочетании в китайском опыте проблем экономики, политики, социального регулирования. "В стремлении достичь экономических успехов и стабильности Китай поставил создание созидательной конкуренции, новых предприятий и новых рабочих мест выше приватизации и реструктуризации. Сознавая важность макростабилизации, Китай никогда не путал цели со средствами и не доводил борьбу с инфляцией до абсурда. Там понимали необходимость сохранения социальной стабильности, а, следовательно, нужно было не допустить массовой безработицы. Создание новых рабочих мест должно было происходить в тесной увязке с реструктуризацией экономики. Экономическая политика во многом диктовалась этим условием. В Китае шла либерализация, но шла постепенно и поэтапно, высвобождая ресурсы, которые должны были стать эффективными вложениями, а не остаться незадействованными. Кредитно-денежная политика и кредитно-финансовые институты облегчили создание новых предприятий и новых рабочих мест. Часть денег предназначалась неэффективным государственным предприятиям, так как считалось не только политически, но и экономически важным поддерживать социальную стабильность, которая в противном случае была бы подорвана высоким уровнем безработицы. Китай не проводил быструю приватизацию госпредприятий, но создавались новые, и государственные предприятия теряли свое доминирующее положение: через двадцать лет реформ их доля в промышленном производстве составила всего 28,2%. Открывая страну для прямых иностранных инвестиций, в Китае понимали также опасность полной либерализации рынка капитала" (с. 219).

Примеры Китая и Малайзии говорят о том, что национальные правительства могут сопротивляться диктату МВФ и негативному воздействию глобализации по-американски. Сам Дж. Стиглиц заканчивает свою книгу достаточно оптимистическим заключением: "Я верю в то, что процесс глобализации может быть видоизменен с целью позитивной реализации его потенциала в интересах большинства" (с. 250). И, чувствуя, что одной веры не достаточно, он призывает своих коллег: "Международные институты обязаны осуществить изменения, возможно, болезненные, но наделяющие их способностью играть роль, которую они призваны играть, чтобы глобализация стала работать. И работать не исключительно на богатые и промышленные страны, а на бедные и развивающиеся страны тоже" (с. 290). Дж. Стиглиц предлагает ряд конкретных шагов по перестройке международной финансовой системы, в частности, касающихся процедур банкротств и антикризисных мер. Он также ратует за списание долгов развивающимся странам.

В заключение хотелось бы отметить, что появлению в России весьма интересной и актуальной в научном и политическом смысле книги Дж. Стиглица мы обязаны Национальному общественно-научному фонду (президент - доктор политических наук Г. Ю. Семигин). Хотелось бы отдельно отметить работу переводчика издания Г. Г. Пирогова, чьи обстоятельные пояснения и научные комментарии весьма полезны для читателя.

Постоянный адрес данной публикации: