V

Видя, что большевики обращаются от обороны к нападению, краевой комиссар решил в конце октября сам начать наступление. Он приказал арестовать всех главных лидеров сентябрьского восстания и разоружить крепостную роту Ташкента, которая терроризировала весь город, имея в своих руках тяжелую артиллерию. Все это было сделано без кровопролития. В ночь с 27 на 28-е был отдан приказ разоружить 1-й и 2-й Сибирские полки. Последний легко разоружили - был убит один только часовой. Но разоружение 1-го полка не удалось, хотя он и насчитывал всего только 400 солдат. Солдаты уже услышали о разоружении 2-го полка и имели время подготовиться к сопротивлению. Кроме того, железнодорожные рабочие и военнопленные немцы и мадьяры пришли им на помощь. Одна сотня казаков не могла с ними справиться.

Началась гражданская война. Краевой комиссар приказал спешно раздать винтовки всем добровольцам, которые были рекомендованы общественными организациями, и немало оружия попало в руки людей, которые не умели обращаться с ним, например - студентам и ученикам. Несколько сот винтовок было отдано также туземцам, которые никогда не касались огнестрельного оружия. Были посланы инструктора в старый город обучать этих туземцев стрельбе, но все это не могло спасти положения. Вооружение туземцев еще более возбудило солдат и рабочих.

В военных операциях недоставало необходимой энергии и решительности. Коровиченко желал избежать кровопролития, надеясь, что рабочие и солдаты образумятся и откажутся от войны. Фактически рабочие и прислали своих делегатов, с которыми, от имени краевого комиссара, граф Доррер начал переговоры, но соглашение не могло быть достигнуто: солдаты и рабочие отказывались согласиться с требованием комиссара о сдаче ими огнестрельного оружия.

В то же время до Ташкента дошли слухи о событиях в Петрограде. Сначала они были противоречивы: некоторые говорили, что большевистское восстание подавлено, другие - что Временное правительство свергнуто и Керенский бежал. Последняя версия подтвердилась. Эта новость произвела обескураживающий эффект не только на солдат, которые оставались верны [правительству], но и на офицеров, некоторые из коих стали колебаться. Что касается большевиков, то они, как только их положение становилось не-

Окончание. См. Вопросы истории, 2004, N 12.

стр. 3

прочным, начинали переговоры и делали перемирие. Выигрывая таким образом время, они возобновляли свою силу, заполняя свои ряды; в то же время антибольшевистские силы, которые должны были сражаться не имея каких-либо резервов, только нервно изматывались такими оттяжками. Таким образом, энергия первых росла, в то время как вторые все более и более падали духом. Большевики, поддерживаемые мадьярами и немцами, не останавливались ни перед какими мерами, безжалостно убивая жителей и разрушая дома, в то время как краевой комиссар воздерживался все время от крайних мер и даже не допустил бомбардировки железнодорожной станции, которая была твердыней и оперативной базой восставших¹ .

В течение трех дней, с 28 по 30 октября, продолжалось сражение на улицах Ташкента. С одной стороны были рабочие, солдаты, военнопленные немцы и мадьяры, не менее 6000 - 7000 человек, с другой стороны - кадетский корпус, военное училище, 17-й Оренбургский казачий полк, который был довольно надежен, и два бронированных автомобиля, один из коих был вскоре поврежден. Кроме того, имелась крепостная артиллерия, но она работала очень медленно и с большими интервалами. На третий день большевики были усилены батареей с форта Кушка под командой полковника Шульца, который был обвинен в краже планов этой крепости для немцев. Скоро выяснилось, что дальнейшее пребывание в "Белом доме"² военных властей и членов Туркестанского комитета будет небезопасно, и поэтому было решено перенести главную квартиру на форт, где краевой комиссар, граф Доррер и некоторые члены Комитета сделали свое пристанище.

Под сильным давлением форт капитулировал 31 октября. Было достигнуто соглашение, что никто не будет арестован и что рабочие будут разоружены. Но большевики не сдержали своего слова и арестовали всех кадетов, которые были на форте, равно как и Коровиченко, Бурлина, Доррера и Шендрикова, - всего по меньшей мере 300 человек. Все арестованные были отправлены в тюрьму, за исключением Коровиченко, который содержался в караульном помещении на форте.

Ответственность за поражение лежит главным образом на генерале Коровиченко. Если бы он выказал больше решительности и смелости, положение могло бы быть спасено. Он имел такую веру в честность народа, что, подписав соглашение с большевиками, спокойно отправился в баню, когда он и был схвачен и посажен в одиночную камеру караульного помещения, откуда ему уже не суждено выйти живым. Месяцем позднее он был убит в этой камере солдатами, которые, как писала в свое время большевистская "Наша газета"³ , были воспламенены новостями о бегстве генерала Корнилова. Заключение под стражей оказалось для Коровиченко постоянной пыткой: его, например, показывали за деньги посетителям, и он за несколько дней до смерти был жестоко избит и, раненный в голову прикладами винтовок, оставался без медицинской помощи свыше суток. Убийство генерала было совершено с ведома исполнительного комитета совдепа.

Захватив власть, большевики в Ташкенте, как и в Петрограде, назначили Совет народных комиссаров. Последний был избран из среды известных преступников. Например, выше упоминавшийся поручик Перфильев, раньше исключенный из своего полка его товарищами-офицерами за разные проступки, был назначен теперь главнокомандующим, а неграмотный унтер-офицер Колузаев⁴ стал его помощником. Один человек, осужденный в свое время на принудительные работы за присвоение 5000 рублей, принадлежавших Сиротскому суду в Ташкенте, когда он служил секретарем этого учреждения, был назначен комиссаром края по орошению⁵ . Один большевик по имени Цвилинг, хорошо известный провокатор из Одессы, стал комиссаром по делам печати⁶ . Отдел по иностранным делам был вверен Домогатскому, который раньше, в царское время, служил в тайной полиции⁷ .

Вскоре после убийства генерала Коровиченко большевики совершили убийство графа Доррера, генерала Кияшко⁸ , генерала Смирнитского⁹ , военного инженера полковника Бека¹⁰ , капитана Русанова¹¹ и многих других.

стр. 4

13 декабря была объявлена мусульманская демонстрация по случаю провозглашения автономии Туркестана¹² . Очень немногие знали, что означала собой эта автономия. Ее инициаторами были некоторые члены старой магометанской партии, или "Улема", и партия младосартов, называвшаяся "Шура ислами", - всего около сотни человек, которые в декабре 1917 г. собрались в Коканде, провозгласили автономию Туркестана и избрали из своей среды правительство, все члены коего были магометане с единственным исключением в виде одного еврея по фамилии Герцфельд¹³ , адвоката по профессии. Среди других два члена бывшего Туркестанского комитета Чокаев¹⁴ и Тынышпаев (оба киргизы и магометане) стали также членами этого правительства. Автономное правительство Туркестана объявило, что оно против прекращения связи с Россией и русскими и что последние уполномочиваются послать в Учредительное собрание Туркестана одну треть всего числа депутатов. Надо, однако, заметить, что авторы автономии не имели сами надлежащей идеи об объеме и компетенции провозглашенной автономии. Они обращали также мало внимания на финансовые, военные и другие проблемы, связанные с вопросами об автономии.

Общественное мнение в Туркестане рассматривало провозглашение автономии главным образом как организованный протест против тирании и беззаконий большевиков, которые уже стали прилагать усилия к тому, чтобы распространить их власть на другие города и районы Туркестана, где она еще не перешла в руки совдепов. Манифестация по случаю провозглашения автономии была названа "Праздником Туркестанской автономии" или, по туземному, "Майрами-Мухтариат". В знак симпатии к этому празднеству были закрыты по всей стране на этот день все почтовые и телеграфные учреждения, которые, нужно сказать, до самого последнего момента верно служили Временному правительству. Во всех городах демонстрация проходила спокойно, но в Ташкенте она закончилась кровопролитием. Большевистские правители Ташкента знали о предстоящей манифестации, и на собрании совдепа дебатировался вопрос о том, допустить ли эту демонстрацию или нет. В конце концов большинством в пять голосов было решено демонстрации не допускать.

По сведениям официальной газеты Совета народных комиссаров в Ташкенте, за день перед демонстрацией во всех стратегических пунктах города были поставлены войска. Перед тюрьмой были выставлены пулеметы. Однако толпы магометан свободно допускались из старого города в новый. Даже более того, толпа, не встречая сопротивления, подошла к тюрьме и добилась освобождения кадетов, графа Доррера, Кияшко и других. Только тогда, когда толпа была уже на своем обратном пути в старый город, неожиданно раздались ружейные залпы по ней. Напуганные сарты разбежались, некоторые из манифестантов были убиты, а автомобиль, на котором медленно ехали граф Доррер и другие, был захвачен и увезен в крепость.

В ночь с 13 на 14 декабря было организовано большевиками нечто вроде суда с председателем в лице выше упоминавшегося Вайнштейна и с Тоболиным¹⁵ и некоторыми другими большевистскими лидерами в качестве членов. Доррер, Кияшко, Бек и Русанов были присуждены этим судом к смерти. Нужно заметить, что эти лица, когда толпа пришла освобождать их, не оставляли тюрьмы до тех пор, пока не получили приказа большевистских властей о своем освобождении. Те самые лица, которые дали этот приказ, подписали им теперь смертный приговор. Затем последовало нечто ужасное. При личном руководительстве главнокомандующего поручика Перфильева и его помощника Колузаева арестованные люди были подвергнуты пыткам и погребены, когда были еще живыми. Крики истязуемых жертв были слышны за крепостной стеной, и с целью заглушить эти крики солдатам приказали петь "Марсельезу"¹⁶ . Доктор Слоним¹⁷ , которому пришлось увидеть тела жертв, говорит, что они представляли бесформенные массы, так что было почти невозможно узнать их. У графа Доррера был отрезан язык и выколоты глаза, у Кияшко сломаны руки и ноги и т. д.

стр. 5

Сам собой возникает вопрос, говорит газета "Свободный Самарканд", почему не было оказано сопротивления безоружной толпе туземцев, когда она пыталась освободить заключенных в тюрьме. Даже без стрельбы, простой демонстрации пулеметов было бы достаточно, чтобы рассеять толпу, которая рассеялась в панике после нескольких выстрелов, оставив тех, кого она освободила. Большевики даже не пытались убедить толпу у тюрьмы отказаться от ее намерения, которое было внушено ей, как было доказано, некоторыми неизвестными провокаторами. Тюрьма в Ташкенте имеет двойную стену с железными воротами, военной охраной и большим числом тюремных надзирателей, то есть рядом почти непреодолимых препятствий. Все же освобождение арестованных было произведено без всякого сопротивления, и только тогда, когда толпа с освобождаемыми была на половине пути к старому городу, вблизи места "Урда" (Древний дворец), она была обстреляна солдатами, которых поставили здесь ранее. Толпа разбежалась в разные стороны, оставив посредине улицы автомобиль с освобожденными из тюрьмы лицами.

Таким образом, говорит газета, мирная демонстрация магометан по случаю провозглашения автономии Туркестана некоторыми темными силами была использована для выполнения их адского плана дискредитировать в глазах населения идею автономии и представить таковую как контрреволюционное движение, вызвать кровопролитие и получить предлог для расправы с арестованными. Эти задачи были достигнуты, но здесь имелась, очевидно, еще и другая и, вероятно, наиболее важная задача - спровоцировать священную войну, "газават", в Туркестане. Эту задачу уже давно ставили перед собой немецкие и турецкие тайные агенты. Но она, говорит газета, никогда не будет достигнута: магометанские массы уже поняли преступную игру, которую ведут наши враги¹⁸ . Газета была права: нашим врагам не удалось вызвать всеобщее восстание магометан в Средней Азии даже и тогда, когда позднее большевики разрушили и разграбили город Коканд, перебивши до 10000 мирных мусульман¹⁹ .

VI

Большевистское царство не прочно обосновалось в Туркестане после их первого успеха. Немного позднее была сделана попытка сбросить их иго. Г-н Чиркин, бывший дипломатический атташе при туркестанском генерал-губернаторе, который был в Бухаре во время свержения власти Временного правительства, дает следующее описание этого периода:

"По моем прибытии в Ташкент в декабре 1917 г. я нашел официальный мир в полном смятении. Рассчитывая на скорое падение большевиков, некоторые правительственные учреждения, как, например, почта и телеграф, были в сильной оппозиции им. Многие из учреждений работали по инерции на прежнем основании, не допуская никакого вмешательства местных большевистских властей. Такое положение дел естественно не могло долго продолжаться и существовало только во время первоначального периода владычества большевиков. Как только последние крепко водворились, они начали перекройку всего правительственного аппарата в Туркестане. Среди других учреждений Дипломатическая канцелярия просуществовала менее двух месяцев, в течение коих я работал довольно независимо, отвечая на телеграфные запросы наших посланников и консулов, которые желали знать, каково было положение дел в Туркестане.

Видя, что кризис принимает длительный характер, я решил передать дела моей канцелярии начальнику Канцелярии по гражданским делам полковнику Цветкову²⁰ и ретироваться. Мое намерение было неожиданно предвосхищено. В середине января 1918 г. я был приглашен по телефону в "Белый дом" для беседы с комиссаром Колесовым. Нескольких слов с обеих сторон было достаточно для того, чтобы убедиться в том, что я непригоден для дальнейшей работы, и тремя днями позже я был поставлен в известность, что уволен. Я условился с полковником Цветковым и комиссаром по граж-

стр. 6

данским административным делам Агаповым²¹ о передаче им моих дел и бумаг и закрытии моей канцелярии. В марте 1918 г. полковник Цветков и Агапов также оставили службу и начали организацию антибольшевистского переворота. Потеряв свою казенную квартиру, Цветков переехал ко мне и был моим гостем до середины октября, когда он спешно оставил мой дом, будучи предупрежден об угрожающем ему аресте.

В это время произошли важные события, которые изолировали Туркестан от Европейской России, а именно: закрытие Оренбургской дороги в силу успешных действий атамана Дутова, а также закрытие Красноводской дороги вновь учрежденным Временным правительством Закаспийской области. Около этого времени я встретил двух английских офицеров: полковника Бэйлей²² и капитана Блэкера²³ . Последнего я видел ранее, в начале мировой войны, во время его поездок из Индии на европейский фронт. Из наших разговоров выяснилось, что они имели инструкции выяснить, возможно ли в Туркестане антибольшевистское восстание, и, если таковое возможно, предложить денежную помощь антибольшевистским силам. Оба они возбудили сильные подозрения большевиков и стали искать случая оставить Туркестан. Капитану Блэкеру удалось получить дозволение на отъезд и уехать в Кашгар вместе с британским генеральным консулом сэром Мак-Кортней²⁴ , который незадолго до этого прибыл в Ташкент на своем пути в Европу, но теперь был вынужден возвратиться в Китай благодаря закрытию Оренбургской и Закаспийской железных дорог. Полковник Бэйлей принужден был остаться в Ташкенте.

Атмосфера сгущалась все более и более, и, наконец, в октябре 1918 г., благодаря некоторым радиограммам, полученным из Москвы, в Ташкенте были арестованы американский консул г. Тредуелл²⁵ и некоторые другие иностранцы. Полковник Бэйлей был вовремя предупрежден, и ему удалось скрыться. Он оставался в Ташкенте с паспортом австрийского военнопленного до конца 1919 г., когда он смог убежать в Бухару, а отсюда - в Персию. Тредуелл был освобожден только в феврале 1919 г., и ему было разрешено уехать в Москву тогда же. В это время прибыл в Ташкент хорошо известный большевистский дипломат Бравин*²⁶ .

Как сказано выше, организация антибольшевистского движения началась весной 1918 года. В апреле полковник Цветков выехал в Асхабад с целью войти в контакт с Закаспийским правительством, выработать программу согласованных действий и зафиксировать время, когда движение должно будет начаться в Ташкенте. Он должен был также узнать, может ли Ташкентская антибольшевистская организация получить субсидию от Асхабада, который был связан с британским военным командованием в Хорасане. Вернувшись в Ташкент в мае, Цветков сказал мне, что перспектива успешного свержения большевиков в Ташкенте была очень блестяща и что переворот произойдет в конце июля. Однако позднее выяснилось, что антибольшевистские силы в Ташкенте были не готовы для таких скорых действий, и восстание было отложено.

Цветков также рассказал мне - и слухи в городе подтвердили это - что пропаганда Агапова среди рабочих железнодорожных мастерских была очень успешна: принципы, которые он проповедовал, - удаление большевиков от власти с сохранением советской системы и предоставление права голоса всем классам населения - были полностью одобрены рабочими массами. Слабейшим пунктом всей организации полковника Цветкова считалась военная ее часть, так как офицеры были против советского режима, в какой бы форме он ни выражался.

Приготовления для восстания не были еще закончены, когда в декабре, вследствие доноса, большевики получили сведения об угрожавшей им опас-

* Бравин, бывший русский вице-консул в г. Хой в Азербайджане в Персии, примкнул к большевистскому правительству и был назначен представителем советского правительства в Тегеране, но, получив здесь отказ, вернулся в Москву. Со времени революции он был нездоров психически. - В. К.

стр. 7

ности. Ими была немедленно учреждена специальная комиссия для расследования положения. Эта комиссия работала успешно и арестовала некоторых лидеров и обыкновенных членов антибольшевистской организации. Цветков, которого я встретил на улице в первые дни января, сказал мне, что дальнейшее промедление может быть фатально для организации и что поэтому решено выступить теперь же. Казалось, он был уверен в успехе; по его словам, все было тщательно продумано.

18 января вечером один приятель информировал меня по телефону, что выступление против большевиков начнется в ночь на 19 января. Все же эта ночь прошла вполне спокойно, и только на следующее утро в городе распространились слухи, что некоторые комиссары и члены исполнительного комитета совдепа были убиты и что военный комиссар Осипов²⁷ , присоединившись к белым, принял на себя командование силами, действовавшими против большевиков. С утра город принял необычный вид: улицы были полны солдат (большей частью киргизов) одного полка, перешедшего к белым; видны были также группы вооруженных граждан - студентов и даже детей - с винтовками в руках. Некоторые правительственные учреждения были немедленно заняты. Главной задачей белых было захватить форт, который держал небольшой, но хорошо обученный отряд военнопленных мадьяр и немцев, а также захват железнодорожной станции, которая охранялась так называемым Колузаевским отрядом под командованием самого Колузаева. На станции, кроме того, стоял отряд красной гвардии, состоявший из рабочих.

Но белые не проявили большой деятельности. После неуспешной бомбардировки форта они предприняли только некоторые небольшие операции - такие, как захват "Белого дома" и Дома свободы. В полдень того же дня энтузиазм восставших снизился вследствие слухов, что рабочие железнодорожных мастерских предали белых и что Агапов был арестован Колузаевым. К вечеру в городе стала циркулировать прокламация нового туркестанского правительства, подписанная Осиповым, Тишковским (бывшим секретарем финансового отдела советского правительства)²⁸ и полковником Рудневым. В этом листке, кроме обычных фраз, говоривших о свержении большевиков и приглашавших граждан сохранять порядок, ничего не говорилось о сохранении модифицированной советской системы. Напротив, было объявлено об образовании министерств. Эта прокламация была скоро убрана благодаря оппозиции рабочих и необходимости исправить ее содержание в согласии с их желаниями. Однако эта мера пришла слишком поздно, и скоро все дело пало, так как попытка придти к соглашению с рабочими оказалась неуспешной.

На следующий день бомбардировка форта была возобновлена и продолжалась весь день; форт отвечал удачными выстрелами. К этому времени рабочие и крайние социалисты-революционеры окончательно оставили белых. Все же последние не теряли присутствия духа, все еще надеясь справиться со своими противниками. Вечером отряд Колузаева и рабочие начали наступление против города. Они не встретили серьезного сопротивления, и скоро стало ясно, что антибольшевистское движение потерпело полную неудачу. Утром 21 января в городе царила тишина, и он казался безжизненным. Вскоре группы большевиков появились на улицах и стали производить аресты белых патрулей, которые еще не были убраны. В то же самое время распространились новости, что Осипов с частью его войска бежал из Ташкента.

В тот же самый день красные начали обыскивать дома, производить аресты и расстрелы. Большинство большевистских комиссаров было убито при начале восстания и теперь не было власти, а отряды действовали по своему усмотрению. Результаты обыска домов имели случайный характер и за арестами обычно следовали расстрелы после общего опроса. Среди других, которые погибли таким образом, оказался брат бывшего премьера Временного правительства - Керенский, который не играл никакой политической роли и жил в Ташкенте как обыкновенный гражданин.

Следующие дни были настоящим кошмаром для интеллигенции Ташкента. Жизнь и имущество каждого висели на волоске. Первый удар был

стр. 8

направлен против бывших офицеров. Таким образом [были] расстреляны без суда все офицеры местного штаба, как предполагаемые сообщники Осипова. До 2000 офицеров и молодых людей были расстреляны по подозрению в том, что они участвовали в восстании. Затем наступила полоса жестоких репрессий, военных судов, расстрелов и пр. Полковник Цветков был расстрелян ранее, а Агапов, будучи присужден к 5 годам тюрьмы, сошел с ума и был помещен в дом умалишенных.

Так катастрофически кончилась попытка свергнуть советскую власть в Туркестане. Окажись эта попытка успешной, она могла бы, в связи с движением в Закаспийском крае и Оренбурге, получить значительный и далеко идущий эффект. Неудача восстания была обязана главным образом тому факту, что действия начались слишком скоро, прежде чем было достигнуто полное соглашение с рабочими. Но лидеры не считали возможным откладывать восстание - на том основании, что 19 января ранее арестованные члены организации должны были быть расстреляны".

VII

Вскоре после январских событий 1919 г. железная дорога между Москвой и Туркестаном была открыта. С первым поездом из Москвы прибыл в качестве представителя Комиссариата по иностранным делам советского правительства уже упоминавшийся выше Бравин. В своем разговоре с Чиркиным, который знал его ранее, Бравин сказал ему, что он направляется в Бухару, но не говорил о цели этого своего путешествия. Но было очевидно, что он намеревался посетить Афганистан с целью начать переговоры с эмиром от имени советского правительства, которое дало ему для этого полномочия. Он уехал из Ташкента в апреле, в комфортабельном автомобиле, с 3000000 романовских рублей и керенок, которые даны были ему правительством. Его свита состояла из 12 человек, включая небольшой военный эскорт красной гвардии, состоявший большей частью из евреев и латышей. Экспедиция увезла с собой большое количество большевистской литературы на различных языках для целей пропаганды. Находясь в Ташкенте, Бравин был в постоянном соприкосновении с Москвой, посылая в столицу ежедневно курьеров, пока железная дорога на Оренбург была открыта.

Во время пребывания Бравина в Бухаре прибыла афганская военная миссия. Целью этой миссии было искать помощи большевиков людьми и военным снаряжением ввиду англо-афганских враждебных действий, которые начались в это время. С этой миссией Бравин вернулся снова в Ташкент, где он принял участие в переговорах с афганцами. По-видимому, последние не смогли получить в Ташкенте того, чего хотели, и в конечном результате афганская миссия была приглашена в Москву, куда она и проследовала кружным путем, так как железнодорожное сообщение с Ташкентом было снова прервано. Вероятно, в Ташкенте был решен вопрос о представительстве, ибо после отъезда миссии Бравин уехал из Ташкента в Бухару на своем пути в Кабул, как официальный представитель советского правительства в Афганистане. Ему не удалось поехать через Керки по Аму-Дарье, так как бухарцы обстреляли пароход, и он выбрал путь через Кушку и Герат, каковой открылся незадолго до этого. Одновременно было открыто афганское консульство в Ташкенте. Согласно позднейшим сведениям, Бравин благополучно прибыл в Кабул, но во время своего пребывания здесь он по неизвестным причинам прекратил свою службу у большевиков. Он оставался потом в столице Афганистана как учитель русского и английского языков в одной школе. Позднее он был убит, вероятно, каким-то фанатиком.

Вскоре после неуспешного восстания в Ташкенте центральное советское правительство послало в край специальную Комиссию по делам Туркестана. В состав этой Комиссии входили: в качестве председателя - грузин Шалва Элиава²⁹ , адвокат по профессии; в качестве членов - один латыш, по фамилии Рудзутак³⁰ , - по экономическим делам и один татарин, по фамилии Куйбышев³¹ , обыкновенный рабочий, - по политическому воспитанию

стр. 9

войск, то есть пропаганде среди солдат. Одним из главных сотрудников этой комиссии был еврей Бройдо, игравший видную роль в Туркестане в начале революции. Это был тот самый человек, который эскортировал генерала Куропаткина в Петроград, когда он был изгнан из Ташкента первым Советом рабочих и солдатских депутатов...³² Бройдо взял на себя попечение об иностранных делах и стал главой отдела по иностранным делам (отдела внешних сношений. - В. Г. ) названной комиссии. Главное командование войсками было вверено одному коммунисту по имени Михайлов-Фрунзе, латышу, бывшему студенту, который не закончил своих занятий в Московском техническом институте. Его роль в армии была преимущественно политическая. Нужно далее заметить, что те, кто стоял во главе административных отделов управления края, были преимущественно евреи.

С прибытием Комиссии в Ташкент начали циркулировать слухи о предполагаемой кампании против Индии для поддержки Афганистана. Эти слухи, несмотря на их абсурдность, исходили из официальных источников и носили, вероятно, политический характер, чтобы произвести впечатление на темные массы и заставить их верить в непоколебимость могущества большевиков, которых не пугают такие гигантские проблемы. Фактически же ни местные военные ресурсы, ни политическое положение не позволяли ни в малейшей мере реализации таких грандиозных проектов. Благодаря полному развалу на железных дорогах большевики, конечно, не могли привезти в Туркестан сколько-нибудь значительное количество войск, а местные силы были недостаточны даже для того, чтобы поддерживать порядок в крае. Вскоре была поэтому начата здесь мобилизация прежних офицеров и солдат. Кроме того, недостаток винтовок и пушек, патронов и лошадей, так же как и острый экономический кризис, исключили всякую возможность формирования какой-либо большой армии.

Как только англо-афганская война кончилась, отношения между туркестанской администрацией и афганским правительством стали натянутыми. Это повело к прекращению циркуляции слухов о походе против Индии. Вместо этого возникли другие слухи, которые казались более правдоподобными, и они поддерживались советскими газетами и представителями советского правительства в их речах. Эти слухи сводились к тому, что должно ожидать англо-персидского нашествия на Туркестан. Даже самый высокий военный авторитет в Ташкенте генерал Кринский не считал эти слухи праздными. В частном разговоре он сказал г. Чиркину, что Туркестан ни в коем случае не готов для отражения такого нашествия и что, если таковое случится, большевики будут вынуждены отойти к Аральскому морю. Позднее оказалось, что боязнь такого нашествия также не имела под собой основания.

Что касается внутренней политики, то Комиссия по делам Туркестана стала применять более мягкие методы управления, чем это обычно делали местные власти ранее. Она начала увольнять или переводить из Ташкента в провинциальные города, под благовидными предлогами, некоторых из местных большевистских агентов, которые не отвечали своему назначению в Ташкенте. Были приняты меры, чтобы привлечь на правительственную службу опытных специалистов. Массовые аресты были остановлены, и жизнь граждан начала, по меньшей мере внешне, принимать нормальное течение. Особенная снисходительность была выказана по отношению к туземному населению: туземцы были освобождены от мобилизации, так же как от реквизиции и национализации их имущества. Деятельность Комиссии встретила сильную оппозицию со стороны местного правительства, которое с неохотой уступало свою власть, но сила была на стороне первой, и последнее должно было подчиниться.

Так называемое правительство Автономной Туркестанской республики, возглавляемое членом бывшего Туркестанского комитета Временного правительства Тынышпаевым, продолжало некоторое время существовать в Коканде. Оно было даже поддерживаемо [в 1919 - 1920 гг.] некоторыми из членов большевистской комиссии (Бройдо), которые были того мнения, что

стр. 10

управление Туркестаном должно быть предоставлено туземцам с целью воспрепятствовать их отпадению от России с помощью не только их магометанских соседей, но также и Великобритании. Тем не менее экспедиция была послана [в феврале 1918 г.] в Коканд, и незначительные силы автономного правительства были легко разбиты. Город был разграблен, и сторонники правительства, так же как и значительная часть жителей, были жестоко вырезаны. В Семиреченской области, куда бежал член бывшего Туркестанского комитета Шкапский, власть Временного правительства (Керенского) существовала до весны 1918 г., когда она была свергнута большевиками. Все же эта область, как и Фергана, фактически оставалась не подчиненной и большевики постоянно должны были сражаться здесь против многочисленных вооруженных отрядов русских и туземцев, руководимых русскими офицерами. Последние новости из Туркестана показывают, что неспокойное состояние все еще господствует в этой части Советской России...³³

VIII

Вскоре после свержения царского правительства русские общества в странах, где русские пользовались правами экстерриториальности, начали выбирать комитеты, которые во многих местах начали вмешиваться в работу дипломатических и консульских представителей и ссориться с таковыми. Это была, как и повсюду в России, революция против чиновников старого режима и тенденция подчинить их общественному контролю, будь они хороши или плохи. Этот феномен был особенно силен в Бухаре, где русские колонии очень многочисленны и включали в себя большое число беспокойных элементов. Последние не только настаивали на контроле деятельности русского Политического агентства здесь, но даже начали вмешиваться в дела Бухарского правительства.

Очень малая, но шумливая партия младобухарцев начала делать заявления о радикальных реформах и нашла готовую поддержку со стороны русских революционеров. В длинных и цветистых телеграммах Милюкову и Керенскому, бывших тогда соответственно министрами иностранных дел и юстиции, они описывали в преувеличенном виде "непереносимые страдания несчастного порабощенного народа Бухары и отвратительную тиранию эмира и его чиновников" и требовали, чтобы эмир созвал в ближайшем будущем Учредительное собрание.

Керенский, который провел свою юность в Ташкенте и слышал много слухов, большей частью необоснованных и преувеличенных, о дефектах бухарского управления, принял близко к сердцу ламентации младобухарцев и стал настаивать на драконовских мерах, которые надлежало принять Министерству иностранных дел. Считая, что мы не имели никакого права вмешиваться во внутренние дела Бухары и что в строго магометанской стране нужно соблюдать большую осторожность, чтобы не оскорбить религиозных чувств и традиций народа, Милюков не шел далее дружеских советов эмиру, даваемых через политического агента, сделать что-нибудь, дабы успокоить общественное мнение. Было сделано предложение, что эмир должен созвать Совет из опытных и уважаемых людей для обсуждения тех реформ, которые должны быть введены в стране, не нарушая магометанских законов и обычаев. Эмир принял этот совет охотно, тем более что он находился под большим впечатлением, которое произвели на него события в России.

Вышеупомянутые телеграммы достигли Петрограда, когда вновь учрежденное Временное правительство князя Львова было переобременено самой безотлагательной работой. Так прошло около двух недель, прежде чем политический агент, г. Миллер³⁴ , был информирован о вышесказанном решении. Местный Комитет подозревал, что Миллер задержал ответ правительства, и кроме того революционеры не были удовлетворены тем, как рассматривался вопрос, приписывая его трактовку также оппозиции Миллера. Были также и другие причины распри между политическим агентом и экстремистами: например, по вопросу о требовании последних о допущении их представителей

стр. 11

в смешанный суд, на что Миллер не мог согласиться, так как это было бы вопреки закону.

Распря между политическим агентом и Комитетом кончилась тем, что Миллер был арестован революционерами в его собственном доме. По приказу Временного правительства один из членов Туркестанского комитета, г. Елпатьевский (правильно: П. И. Преображенский. - В. Г. ), был послан в Бухару для производства расследования. Он нашел Миллера абсолютно невиновным, и все же по причине враждебности к нему и по его собственному требованию министерство решило отозвать Миллера со службы. Елпатьевский был назначен политическим агентом на его место.

После большевистского переворота в октябре 1917 г. вмешательство в дела Политического агентства всяких политических и общественных организаций не знало никаких границ, и скоро стало ясно, что агенты Министерства иностранных дел бывшего Временного правительства не смогут продолжать свою работу с правительством Бухары и будут вынуждены уйти совсем. Фактически в декабре 1917 г. благодаря давлению и угрозам против его личной безопасности Елпатьевский оставил Бухару и уехал в южную Россию.

После его отъезда Коллегия, составленная из большевиков [М. А. Преображенского, В. П. Уткина и Б. М. Баржанова], приняла на себя дела Политического агентства. Эта Коллегия послала эмиру ноту, требовавшую увольнения кушбегия (великого визиря) Низамуддин-Ходжи³⁵ и назначения на его место неизвестного небольшого чиновника, принадлежащего к партии младобухарцев. На следующий день эмир послал одного из своих чиновников с устным ответом, что он не знает авторов ноты и не признает Коллегию. Когда в России будет созвано Учредительное собрание и учреждено законное русское правительство, то он, эмир, будет тогда информирован относительно полномочного русского представительства в Бухаре. До этих пор он желает оставаться один.

Русские жители Новой Бухары (нового города, населенного преимущественно русскими, при железнодорожной станции Каган в 8 милях от старого, или туземного, города) должны были много страдать от большевиков. Последние начали захватывать все хлопковые заводы. 2 декабря члены местного Промышленного союза были арестованы и от них был исторгнут выкуп в миллион рублей³⁶ . Большая часть их после уплаты выкупа бежала из Бухары. Вскоре после этого младобухарцы вошли в переговоры с большевистским правительством Ташкента, настаивая на введении большевистского советского режима в Бухаре. Они утверждали, что это легко может быть сделано, и подали мысль Совету народных комиссаров послать экспедицию в Бухару.

1 марта 1918 г. комиссар Колесов прибыл в Бухару с четырьмя отрядами с пушками и пулеметами. Войска были привезены в нескольких поездах. На следующий день Колесов приказал эмиру явиться к нему. Эмир не пришел. Колесов послал тогда в Бухару на автомобилях шестнадцать человек, вооруженных до зубов, с одним из членов вышеупомянутой Коллегии, по фамилии Уткин³⁷ , чтобы вручить эмиру ноту следующего содержания:

"Саид Мир-Алим-Хану, эмиру Бухары.

Мы прилагаем при сем два экземпляра манифеста младобухарской партии. Мы приглашаем вас подписать этот документ. Это будет значить, что вы соглашаетесь принять эти требования. Один из экземпляров манифеста с вашей подписью должен быть возвращен нам, другой вы будете хранить у себя и должны немедленно опубликовать его. Мы сообщаем вам далее, что Совет, созванный вами, с сего числа распускается и вместо него здесь будет Центральный исполнительный комитет младобухарской партии, который провозглашает свою диктатуру. Если завтра, 15 марта (правильно: 2 марта. - В. Г. ), в 4 часа дня мы не получим экземпляра манифеста, подписанного вами, будем считать наши требования отвергнутыми вами и будем считать себя вправе действовать как найдем нужным. Мы заявляем также, что всякий уклончивый ответ будет считаться как отказ исполнить требования³⁸ .

стр. 12

Подписали: Председатель Совета народных комиссаров Туркестана Колесов. Председатель Младобухарской партии Файзулла Ходжа³⁹ , сын Ибадулла Ходжа".

Допущенная в Арк (дворец эмира в цитадели Старой Бухары) большевистская миссия с револьверами в руках угрожала эмиру и принудила его подписать манифест. Но когда миссия оставляла комнату эмира, она была арестована чиновниками эмира и толпой, которая собралась. Позднее все члены миссии были убиты, когда большевики бомбардировали окрестности Бухары и убили много народа.

Туземцы настаивали на провозглашении "газавата" - священной войны против неверных, но, к счастью, эмир отказал в своей санкции, так как иначе все христиане, будь они большевики или нет, были бы перерезаны. Последовало сражение между большевиками и бухарцами, которое продолжалось несколько дней. Наконец у большевиков обозначился недостаток в патронах и снарядах, и бухарцы, которые сражались храбро, стали давить на напавших и начали бомбардировку Новой Бухары. Ввиду такого опасного положения Колесов по совету некоторых жителей Новой Бухары обратился к г. Хайдару Ходже Мирбадалеву, хорошо известному магометанскому резиденту нового города, с требованием, чтобы он действовал как его представитель в мирных переговорах с эмиром.

Мирбадалев - сын бухарского купца, который вел торговлю в Оренбурге еще задолго до постройки Среднеазиатской железной дороги. Он родился и учился в Оренбурге и был поэтому наполовину русским. В 1886 г. он поступил на службу Политического агентства в качестве переводчика. Ввиду его большой честности и [благодаря] добрым и обязательным манерам он скоро стал любимцем русского общества. Через десять лет приблизительно Мирбадалев был назначен эмиром в качестве его агента в переговорах с Политическим агентством, в каковой должности и оставался вплоть до большевистского переворота. Он был, кроме того, избран русской колонией в Бухаре и утвержден императорским правительством русским почетным мировым судьей, что означало высокое отличие и было особенным знаком уважения и доверия. Г. Мирбадалев дает следующее сообщение о событиях, которые последовали далее:

"Я согласился быть посредником между Колесовым и эмиром на условии, что моя жизнь будет в безопасности и что Колесов даст мне в качестве помощника одного из русских жителей Новой Бухары. Он избрал для этой цели г. Введенского⁴⁰ , прежде - секретаря Политического агентства. Мы отправились сразу в Старую Бухару с письмами, которые я ранее написал для духовенства, кушбегия (великого визиря) и представителя купечества караван-баши Азизова⁴¹ . Мы были дружески встречены на некотором расстоянии от нового города одним чиновником по имени Юкашты Мирахур-баши и двумя другими, которые обещали передать по адресам наши письма и принести мне ответы... Прождали 17 часов и не получили никакого ответа. Бомбардировка возобновилась, и мы были вынуждены вернуться в Новую Бухару. На следующий день мы отправились снова, на этот раз - с письмом от меня к эмиру. Прождав напрасно ответа и на этот раз - до полуночи, мы вернулись опять. На третий день мы были встречены на том же самом месте посланцем от кази-келана (главного судьи) и рейса (градоначальника Старой Бухары) с письмом для меня, в котором было сказано, что эмир дал приказ принять нас в его дворце Ширбудоюн (около трех миль от Старой Бухары), куда мы и были приведены под сильным конвоем. Бухарские войска и население по дороге были очень враждебны к нам. Благополучно добравшись до дворца, мы передали там следующее письмо от Колесова:

"Его высочеству эмиру.

Мы вынуждены сделать следующее добавление к нашему первому сообщению относительно публикации манифеста и передачи власти представителям младобухарцев. Стоя на принципе самоопределения наций, мы полагали, что мнение младобухарцев было разделяемо большинством бухарского

стр. 13

народа. Состояние войны, возникшее между нами, доказывает, что младобухарцы не имеют за собой народных масс. Если так обстоит дело, то даже наша полная победа на поле битвы поставит перед нами вопрос: каково будет ее следствие, если иметь в виду, что младобухарцы не пользуются доверием масс и будут, вероятно, неспособны управлять ими? Все жертвы, которые мы несем, будут таким образом бесполезны. Взвесив все это и следуя доводам здравого смысла, мы выражаем желание прекратить сражение. Мы делаем предложение о прекращении враждебных действий, ожидая, что с его принятием всякое разрушение будет остановлено с обеих сторон.

Подписал: Ф. Колесов"⁴² .

Мы прибыли в Ширбудоюн 9 марта. Кази-келан и караван-баши, встретившие нас, пошли в город с письмом к эмиру. Эмир принял предложение на том условии, что большевики письменно подтвердят обязательство соблюсти их обещания.

Когда мы вернулись в Новую Бухару, мы нашли, что Колесов с его войсками оставил город в одиннадцати поездах в направлении к Самарканду, захватив с собой две трети русских жителей. Остальные, около 3000 - 4000 человек, замкнулись в здании Государственного банка. Служащие банка и железнодорожной станции уехали из города с деньгами, но бросили свое личное имущество.

Согласившись на мир, эмир назначил меня как своего представителя для охраны Новой Бухары и предоставил в мое распоряжение для этой цели сотню своих казаков. На следующее утро толпа крестьян из соседних деревень, силою до 4000 - 5000 человек, атаковала наш город. С большими затруднениями я остановил чернь. К счастью, по приказу эмира прибыло к нам вовремя около 2000 - 3000 "наукеров" (милицейских). С помощью этой силы и путем уговоров мы задержали толпу, но на улицах города казаки и наукеры безжалостно расстреливали младобухарцев, которые здесь остались, а также некоторых персов и армян, которые принадлежали к Красной армии. Это продолжалось весь день. Я один руководил обороной города и провел день посредине главной улицы прямо перед зданиями банка.

На следующий день деревенские жители пришли ко мне, благодаря со слезами за мое посредничество в мирных переговорах, и просили хлеба. Свою атаку вчерашнего дня они объяснили своим невежеством. Они сказали, что думали, будто мы - партизаны Колесова, что войска убили очень много народа, главным образом - женщин и детей. Несмотря на мир, жители Новой Бухары оставались в течение более четырех дней в банке, где в эти дни появился сыпной тиф, который унес на тот свет многих бедных людей.

В течение первых десяти дней Колесов с его эшелонами и эвакуированными жителями Новой Бухары достиг станции Кизыл-Тепе, исправляя шаг за шагом железную дорогу, которая была разрушена на протяжении 100 миль по обе стороны от города Бухары. Станции Керминех, Малик, Кую-Мазар, Мургик, Якка-Тут и Каракуль были сожжены. 12 марта на освобождение Колесова прибыл из Ташкента с одиннадцатью отрядами большевистский главнокомандующий Домогатский. Его войска уничтожили до основания все деревни и города на протяжении от Хатирчи почти до Бухары полосой в ширину от 10 до 15 километров вдоль железной дороги. От Керминеха, Каракуля и Старого Чарджуя остались только развалины, города были совершенно уничтожены бомбардировкой и огнем. Погибло от 60000 до 70000 человек, а материальные потери достигали нескольких сотен миллионов рублей. Дворцы эмира в Керминехе и Альчине были разграблены и сожжены, а его заводские лошади были уведены. Среди убитых были дядя эмира, Саид Мир Мансур, и его сын, жена и старая мать. Русский доктор эмира, г. Писаренко⁴³ , и его семья, жившие вблизи Керминеха в вилле, были взяты как заложники, и только двумя неделями позднее я был в состоянии добиться их освобождения.

На большее, чем это, большевики не отважились, и мирные переговоры были начаты опять. Эмир пожелал, чтобы я и Введенский были его предста-

стр. 14

вителями при предстоящих переговорах. Но мы отклонили это предложение, указав, что оба мы - русские граждане. Вместо этого мы предложили назначить нас членами мирной конференции. Поэтому эмир назначил в качестве его полномочных представителей начальника закетчи (министра финансов) Мирзу Зелим Бека Парваначи, Мир Баба Мирахура и караван-баши Азизова. Мирные переговоры продолжались около двух недель. Полная независимость Бухары была признана большевиками; при этом эмир должен был иметь своего посланника в Ташкенте, а Туркестанское правительство - своего представителя в Бухаре. Последний занял помещение бывшего Политического агентства. Выше упоминавшаяся Коллегия, которая управляла делами агентства и которая была главным инициатором большевистской авантюры, бежала. Новый большевистский посланец не имел почти никакой работы, никто не обращал на него никакого внимания".

Эмир согласился исправить железную дорогу, но большевики должны были уплатить все убытки, понесенные русскими гражданами. Последние были все разоружены, а те, кто состоял в Красной армии, изгнаны из ханства.

Комиссия по делам Туркестана, что была прислана в Ташкент из Москвы и взяла в свои руки управление краем, вела себя дружественно по отношению к эмиру. Независимость ханства строго соблюдалась и скоро стала на крепкие основания. Бухарское правительство прекратило все прежние концессии, увеличивало свободно свои военные силы, выпускало бумажные деньги различной стоимости соответственно романовским деньгам и керенкам (ранее в Бухаре не было бумажных денег; русские денежные знаки свободно циркулировали в стране по фиксированному курсу обмена: 1 тенгуе был равен 15 русским копейкам) и т. д. Русские допускались в Бухару только со специального согласия бухарских властей. В знак особенной симпатии советской России к Бухаре шесть пушек, взятые ранее Колесовым, были торжественно возвращены эмиру в начале 1920 года.

Такое положение продолжалось до середины указанного года. Мирбадалев, которому эмир вверил управление делами по восстановлению железных дорог, должен был преодолевать ужасные затруднения по причине недостатка материалов и беспокойного поведения рабочих, и после того, как он довел свои работы до Керки на Аму-Дарье, он отказался продолжать свою задачу. Это навлекло на него гнев большевиков. Будучи предостережен, что большевики намереваются арестовать его и послать в Ташкент, Мирбадалев оставил свой дом в Новой Бухаре и переехал в старый город. Здесь он в течение некоторого времени укрывал в своем доме полковника Бэйлей, который, как сказано было выше, сумел ускользнуть из Ташкента с паспортом военнопленного австрийца. Вскоре после того как этот британский офицер выехал из Бухары в Персию и отсюда в Индию, Мирбадалев снова получил предостережение, что большевики собираются арестовать его - на этот раз за связи с англичанами. Он спешно бежал и уехал через Карши, Келиф, Мазари-Шериф и Кабул в Индию.

Немного позднее большевики неожиданно изменили свою политику по отношению к Бухаре. Причина этой перемены не ясна, но, весьма вероятно, они почувствовали, что стали достаточно сильны в Туркестане, чтобы рискнуть начать новое движение. Предлог был легко найден: эмир был обвинен в том, что он вошел в сношения с правительством Индии. Большевистская армия была двинута в ханство, и город Бухара был осажден. Сильной бомбардировкой половина города очень повреждена, древняя цитадель "Арк" разрушена, великий базар совершенно выгорел. Эмир Саид Алим был вынужден отступить в Восточную Бухару, где он сопротивлялся некоторое время давлению большевиков и бухарских революционеров, но в конце концов должен был переплыть Аму-Дарью и удалиться в Афганистан. Он был хорошо принят своим соседом, эмиром Афганистана, и поселился как гость в одном из дворцов последнего в Кабуле со своей свитой в 400 человек. Его семья осталась в Бухаре.

стр. 15

Гражданская война продолжалась в Восточной Бухаре между местным населением - теми, кто оставался верен эмиру, и революционерами. По последним сведениям, революционеры из семи восточных провинций и лидеры антибольшевистской борьбы написали эмиру, приглашая его приехать в Гиссар, главный город Восточной Бухары. Пока эмир не считает целесообразным возвращение в свою страну, но он назначил губернаторов в названные провинции. Имеются также слухи о разногласиях между младобухарцами и большевиками, которые в связи с беспорядками в Туркестане могут быть скоро вынуждены уйти из Бухары.

Вскоре после большевистского переворота в октябре 1917 г. революция разразилась и в Хиве. Среди первых жертв этой революции были Саид Асфендиар Богатур Хан и большая часть высших местных чиновников. Неясно, к кому перешла власть в это время. Согласно некоторым слухам, она была захвачена известным туркменским лидером - ханом Джунеидом, который в 1916 г. поднимал восстание против Хивинского правительства. Ввиду удаленного положения этого ханства большевистское правительство Туркестана было долгое время не в состоянии войти в контакт с ним. Наконец жалобы русских резидентов в Хиве и требования небольшой младохивинской партии заставили большевиков попытаться урегулировать взаимные отношения с Хивинским ханством. Но эта попытка, которая произошла в конце 1918 г., была неуспешна. Представитель советского правительства, посланный в Хиву, был убит здесь вскоре после своего прибытия. С этого времени сюда поступали только весьма скудные сведения относительно Хивы, и, очевидно, советское правительство обращало мало внимания на эту страну. В начале 1920 г. Джунеид был изгнан младо-хивинцами, и новое хивинское правительство выразило желание войти в близкие контакты с советским Туркестаном.

Впоследствии специальная миссия была отправлена из Ташкента, возглавленная выше упоминавшимся евреем Бройдо, от которого Туркестанская комиссия пожелала сама избавиться благодаря разногласиям с ним по вопросам внутренней и внешней политики. Миссия была организована в большом масштабе сроком на шесть месяцев. Она состояла, кроме Бройдо и его политического штата и канцелярии, из разнообразных специалистов по техническим, земледельческим и другим работам и была обильно снабжена большевистскими брошюрами для пропаганды. Охрана миссии состояла из отрядов пехоты и кавалерии с пулеметами. Бройдо сам, как глава миссии, был окружен помпой с целью произвести впечатление на туземцев. Он имел комфортабельный железнодорожный вагон, оркестр музыки, два автомобиля и т. д. Миссия отбыла из Ташкента в марте и в течение трех суток достигла Чарджуя, откуда проследовала в Хиву на пароходе. Результаты поездки этой миссии мне неизвестны.

Примечания

1. "Решительным толчком к разоружению, - показывал на суде Доррер, - послужил донос Коровиченко от одного из главных большевистских деятелей, впоследствии назначенного помощником командующего войсками, - штабс-капитана Гаврюшко, который подробно доложил о плане восстания, разработанном исполнительным комитетом, и о сношениях с петроградскими большевиками... Коровиченко приказал разоружить полки... План разоружения был составлен из рук вон плохо, то есть, вернее сказать, не было никакого плана, хотя в первый момент, по словам полковника Бурлина, у которого я узнал о начавшемся разоружении, перевес был на стороне правительственных войск. 2-й полк был разоружен, и юнкерами и казаками был захвачен оружейный цейхгауз 1-го полка. Но этот временный успех был сведен к нулю опять же благодаря отсутствию плана и разрозненности действий правительственных войск. Казаки и юнкера должны были отступить. Окончательному закреплению позиций рабочих и солдат послужило также и то, что две сотни казаков, разоружившие 1-й полк совместно с юнкерами военного училища, при первых же выстрелах отказались участвовать в бою, оставив юнкеров отбиваться одних. На Первушинский мост были привезены пушки и началось форменное сражение. Узнав все это от Бурлина и увидев, что бойня принимает все большие и большие размеры, я начал энергично протестовать

стр. 16

перед генеральным комиссаром против продолжения междоусобия и уговорил его уполномочить меня для ведения мирных переговоров, ибо, кроме меня, никто из военных поехать во враждебный стан не рискнул... Приехавши в железнодорожные мастерские, я увидел, что, несмотря на превосходство сил солдат и рабочих, настроение у них было неважное и при посредничестве Вайнштейна мы скоро пришли к соглашению. Но, к сожалению, в крепости не учитывали соотношение сил, и генеральный комиссар подписать этот договор отказался. Тогда я поехал в городскую думу, дабы уговорить гласных, чтобы они побудили Коровиченко прекратить бойню. Дума охотно пошла мне навстречу, и на другой день я вторично поехал в железнодорожные мастерские. Настроение там окрепло и вести мирные переговоры было уже не так легко. И когда Тоболиным был подписан последний договор, по которому у офицеров и юнкеров оставалось оружие и никто не должен быть арестован... он уже не был исполнен" (Туркестанский вестник, 9.XII.1917).

2. "Белый дом" - дом туркестанского генерал-губернатора в Ташкенте.

3. "Наша газета" сообщала, что Доррер, вызвав 30 ноября на гауптвахту комиссара по гражданско-административной части большевика В. Е. Агапова, рассказал ему об услышанном разговоре солдат, замышлявших убить своих арестантов. Но сменившийся караульный потребовал, чтобы Агапов покинул Доррера, после чего события развивались так: "Одетый в штатское платье, неизвестный солдатам, народный комиссар подчинился предложению и вышел из камеры, оставаясь, однако, в коридоре у двери. По коридору дефилировали вооруженные солдаты... и в атмосфере, которая царила вокруг, чувствовалась какая-то роковая неизбежность взрыва народного негодования". Агапов призывал солдат не допустить самовольной расправы над Коровиченко и Доррером, ждать гласного народно-революционного суда, но "возбуждение среди солдат росло. Раздавались гневные голоса по поводу сбежавших Корнилова, Керенского, Каледина. "Эти господа приводят нас к кровопролитию! Они создают гражданские войны!.. Наше терпение лопнуло!" С именами Корнилова, Каледина связывались имена Коровиченко, Доррера". Появившийся в коридоре комиссар крепости П. И. Якименко просил солдат успокоиться, но был вызван кем-то для выдачи патронов и вышел, а оставшийся один среди солдат Агапов "продолжал свою речь, заслонив собой отверстие камеры, занимаемой Доррером. Возбуждение среди солдат, однако... достигло крайних пределов. Из группы солдат выделился один и выстрелил в камеру, занимаемую генералом Коровиченко... Минут через десять раздались еще два выстрела... Прибывшим в крепость первому военному комиссару [Е. Л. Перфильеву] и членам исполнительного] комитета пришлось узнать о печальном событии... В камере, которая была открыта по прибытии врача, увидели Коровиченко, сидящим на стуле. Он был мертв. При медицинском осмотре обнаружены три раны в области живота и грудной клетки" (К убийству генерала Коровиченко. - Наша газета, 3.XII.1917).

4. Колузаев Георгий Александрович (1882 - 1938) - левый эсер, фельдфебель 1-го Сибирского запасного полка, член Ташкентского совета. Арестованный в октябре, "как участник незаконных обысков на вокзале", освобожден "под честное слово беспорядков не производить". Командовал "1-м Ташкентским революционным боевым отрядом имени Колузаева", с которым выезжал в Бухару на выручку Колесову, и в качестве члена "военной коллегии" участвовал 25 марта 1918 г. в подписании мирного соглашения с эмиром. С 10 апреля - член военного штаба Туркреспублики, с 17 мая - командующий всеми пехотными силами. Член ЦК туркестанских левых эсеров. Участник подавления антибольшевистского мятежа в Ташкенте в январе 1919 г., был включен в состав Временного военно-революционного совета; в феврале - марте командовал войсками Туркреспублики, в мае - июне - войсками Актюбинского фронта, после поражения которых был отстранен от должности, арестован и предан суду Реввоентрибунала Республики. 30 июня 1920 г. приговорен к 5 годам лишения свободы с заменой по амнистии условным заключением с направлением на Западный фронт (Известия, 11.VIII.1920). В 1937 г. жил в г. Янгиюль Узбекской ССР, персональный пенсионер. Репрессирован.

5. Приказом Совнаркома Туркестанского края 23 ноября 1917 г. комиссаром водопользования был назначен А. Д. Шевцов, который уже 6 декабря, "ввиду передачи отдела водопользования в ведение комиссара земледелия тов. Домогатского", получил должность "второго комиссара продовольствия для непосредственного участия в работах краевой продовольственной управы". В связи с этим газета "Туркестанский вестник" замечала: "Известно ли гг. "ташкентским комиссарам", а равно ташкентскому исполнительному комитету совдепа, что... Шевцов 1) состоял начальником казалинской тюрьмы и затем за уголовное преступление по службе был исключен со службы, 2) о том, что тот же господин Шевцов служил затем секретарем сиротского суда, растратил 4800 р. сиротских денег, был судим и приговорен к 1 году и 6 месяцам арестантских отделений с лишением прав, каковой срок и отбыл?.. И как господа "управители" вообще относятся к тому уголовному элементу, который затесался в их среду?" (Туркестанские ведомости, 1, 6.XII.1917; Туркестанский вестник, 12.XII.1917).

стр. 17

6. Выдвинутое против Цвилинга обвинение активно комментировалось прессой, в связи с чем "Наша газета" писала: "На днях в "Туркестанском Вестнике" появилась клеветническая статья по адресу члена Исполнительного] ком[итета] сов[ета] солд[атских] и раб[очих] депутатов] Цвилинга, в которой последний обвиняется в том, что он якобы состоял агентом охранного отделения в г. Омске. В связи с этим тов. Цвилинг подал в исп. ком. заявление о сложении им своих полномочий впредь до расследования этой клеветы" (Наша газета, 8.XII.1917. См. также: Свободный Самарканд, 2.XII.1917).

7. Домогатский Павел Алексеевич (1886 - 1945?) - левый эсер, председатель исполкома Ташкентского совдепа с 17 сентября 1917 года. В 1908 - 1910 гг. находился в ссылке в Вологодской губ., затем служил телеграфистом на ст. Брянск. Переехав в Ташкент, служил чертежником в Переселенческом управлении; во время мировой войны - рядовой 1-го Сибирского запасного стрелкового полка. Осенью 1917 г. в качестве начальника штаба революционных частей участвовал в захвате власти в Ташкенте и вошел в состав краевого совнаркома: с 23 ноября - комиссар иностранных дел, с 28 ноября - по земледелию, с 6 декабря - по водопользованию. В качестве начальника штаба участвовал с Перфильевым в военной экспедиции в Коканд и, назначенный 5 марта командующим войсками Туркестанского края, выезжал в Бухару на выручку Колесову. С мая 1918 г. - комиссар по внешним делам Туркестанской республики, с января 1919 г. - член Временного военно-революционного совета и начальник оперативного штаба, с 5 февраля - военный комиссар республики. Освобожден от должности 15 апреля из-за отказа вступить в большевистскую партию. В мае 1919 г. - начальник главного штаба войск при Реввоенсовете Туркреспублики. С 1922 г. - на административно-хозяйственных должностях. В 1938 г. репрессирован. Сведения о якобы сотрудничестве Домогатского с полицией почерпнуты Клеммом из "Туркестанского вестника" (10.XII.1917), утверждавшего, будто Домогатский состоял членом брянского Союза русского народа, хотя тогда же в "Нашей газете" появились опровержения (13, 30.XII.1917).

8. Кияшко Андрей Иванович (1875 - 1917) - генерал-лейтенант, командующий войсками Семиреченской области и наказной атаман Семиреченского казачьего войска в июле - октябре 1917 года. Из семьи хорунжего станицы Екатеринодарской Кубанского казачьего войска; окончив Павловское военное училище и Академию Генерального штаба, служил в войсках Закаспийской области. Во время русско-японской войны командовал Особым рекогносцировочным отрядом для разведок о противнике и был награжден золотым оружием на Георгиевской ленте с надписью "За храбрость". С февраля 1907 г. - атаман Майкопского отдела, с декабря - начальник штаба Кубанского казачьего войска. С марта 1912 г. - военный губернатор Забайкальской области и наказной атаман Забайкальского казачества; тогда же заслужил прозвище "генерала от каторги", поскольку уравнение им в правах уголовных и политических заключенных вызвало ряд самоубийств. С июня 1917 г. - командир 1-й Туркестанской казачьей дивизии, с июля - командующий войсками Семиреченской области. Решив вернуться на Кубань, был задержан со своей семьей в Перовске, доставлен 5 декабря в Ташкент и заключен в тюрьму, откуда освобожден манифестантами, но затем снова арестован. Убит 13 декабря (Наша газета, 6 - 7.IX; 6.XII.1917; ШКУРО В. Малоизвестный нам Андрей Иванович Кияшко. - Российский Кто есть Кто, 2003, N 3, с. 68 - 70).

9. Смирнитский Владимир Андреевич - генерал-майор, окружной интендант Туркестанского военного округа. 16 сентября 1917 г. созвал собрание чинов управления воинского начальника с юнкерами школы прапорщиков, которое решило дать отпор самочинному ревкому в духе телеграммы Керенского, гласившей, что "преступная попытка Ташкентского совета расшатать на далекой окраине власть республиканского правительства является явно контрреволюционной и будет признана мятежом со всеми последствиями такого признания". Рассмотрев 24 ноября "вопрос о находящемся под арестом генерале Смирнитском", исполком Ташкентского совета предложил комиссариату юстиции ускорить разбор дел лиц, числящихся за советом. Убит 13 декабря.

10. Бек Владимир (Эдуард?) Максимович - подполковник, начальник штаба инспектора инженерных войск Туркестанского военного округа, назначенный в октябре комендантом Ташкентской крепости. Арестованный 28 октября 1917 г., выступал свидетелем на судебном процессе Доррера. Убит 13 декабря.

11. Русанов - есаул, офицер сводной казачьей сотни, быв. начальник конвоя туркестанского генерал-губернатора. Убит 13 декабря.

12. В резолюции, принятой 27 ноября в Коканде, говорилось: "4-й чрезвычайный общемусульманский краевой съезд, выражая волю населяющих Туркестан народностей к самоопределению на началах, возвещенных великой Российской революцией, объявляет Туркестан территориально автономным в единении с федеративной демократической Российской республикой, предоставляя установление форм автономии Туркестанскому Учредительному собранию, которое должно быть созвано в кратчайший срок, и торжественно заявляет, что права населяющих Туркестан национальных меньшинств будут всемерно охранены" (Туркестанский вестник, 1.XII.1917).

стр. 18

13. Герцфельд Соломон Абрамович - помощник присяжного поверенного, гласный Самаркандской городской думы, председатель Среднеазиатского районного сионистского комитета, избранный в ноябре 1917 г. членом Туркестанского временного народного совета от Самаркандской области. Арестован при разгоне Кокандской автономии и, по сведениям М. Чокаева, убит большевиками.

14. Чокаев Мустафа (1890 - 1941) - член Туркестанского комитета с 31 августа 1917 г. и управляющий отделом внешних сношений, затем премьер-министр в созданном в ноябре Временном правительстве автономного Туркестана. Уроженец Кзыл-Орды Перовского уезда Сырдарьинской области, из аристократической казахской семьи. Окончив гимназию в Ташкенте и юридический факультет Петербургского университета, работал в бюро мусульманской фракции IV Государственной думы. В 1917 г. - один из лидеров партии "Шура-и-Исламия"; с апреля - председатель Туркестанского краевого мусульманского совета, с сентября - краевого исполкома советов киргизских и русских крестьянских депутатов. Являясь членом бюро Уфимского государственного совещания и товарищем председателя съезда членов Учредительного собрания, в ноябре 1918 г. арестован колчаковцами. В 1919 г. издавал газеты в Тифлисе; с 1920 г. - в эмиграции в Турции, Германии и Франции. В июне 1940 г. был арестован нацистами в Париже, около года провел в Компьенском лагере и, вывезенный в Берлин, скончался в больнице (ЧОКАЕВ М. Отрывки из воспоминаний о 1917 г. Токио-М. 2001; ЕГО ЖЕ. Революция в Туркестане. - Вопросы истории, 2001, N 2).

15. Тоболин Иван Осипович (1885 - 1941) - большевик, помощник ревизора Туркестанской контрольной палаты, первый товарищ председателя исполкома Ташкентского совета и председатель его большевистской фракции с сентября 1917 года. После Октябрьского переворота состоял председателем исполкома совета и комитета партии, с июня 1918 г. - ТуркЦИКа. Не пройдя в руководящие органы республики на VI Чрезвычайном съезде советов в октябре 1918 г., возглавил группу "старых коммунистов", демонстративно вышедших из ташкентской парторганизации и подвергнутых в декабре аресту. С апреля 1919 г. - полпред ТуркЦИКа в Москве. Впоследствии - помощник прокурора РСФСР и на преподавательской работе. За участие в троцкистской оппозиции исключался из партии. Умер в Новозыбкове.

16. Описывая события, происходившие в Ташкенте 13 декабря 1917 г., "Наша газета" писала, что "наэлектризованная ораторами громадная толпа манифестантов двинулась к областной тюрьме, откуда насильственно были освобождены граф Доррер, генерал Кияшко, подполковник Бек и другие, всего 28 человек", после чего "из 2-го полка был послан пулеметный отряд, 80 человек пеших и 9 конных разведчиков. Отряд двинулся по направлению к тюрьме, но было уже поздно: освобожденные из тюрьмы Доррер и другие ехали на автомобиле среди манифестантов, держа в руках цветы и зеленое знамя. Доррер, размахивая шапкой, произносил речь. Тут же освобожденные были вновь арестованы, причем со стороны мусульман не было никаких протестов. Протестовала небольшая группа русских. Арест не сопровождался никакими эксцессами. У Белого дома, когда толпа манифестировала, из толпы грянуло несколько выстрелов, что в свою очередь заставило солдат ответить тем же. В результате оказались убитыми 16 сартов и солдат Поленов, который тут же был толпой растерзан. Во время манифестации на Урде был неизвестно кем убит генерал Смирнитский, ехавший верхом на лошади во главе манифестации". Газета сожалела, что "над арестованными, заключенными на военной гауптвахте, в том числе Доррером, в тот же вечер был учинен кошмарный самосуд, вызвавший осуждение со стороны всей сознательной части революционной демократии" (Наша газета, 14, 16.XII.1917). Упоминая о якобы устроенном суде над арестованными, вынесшем им смертный приговор, Клемм путает даты: Тоболин и Вайнштейн выступали обвинителями Доррера на судебном процессе 3 - 5 декабря, председателем на котором формально являлся присяжный поверенный И. В. Чарковский.

17. Слоним Моисей Ильич (1875 - 1947) - врач, гласный ташкентской городской думы от радикально-демократической группы с июля 1917 года. Был привлечен по делу Доррера в качестве свидетеля и выступал на суде в его пользу. Уроженец Ташкента; окончил в 1898 г. медицинский факультет Казанского университета, работал терапевтом в ташкентской городской больнице и вместе с братом содержал лечебницу, национализированную в феврале 1919 года. В 1920-х годах - заведующий кафедрой Среднеазиатского университета, с 1932 г. - директор Ташкентского института усовершенствования врачей, с 1935 г. - заведующий кафедрой Ташкентского медицинского института. Член-корреспондент Академии наук Узбекской ССР (1943 г.).

18. Клемм вольно передает содержание редакционной статьи "К ташкентским событиям", в которой, в частности, говорилось: "Возникает тревожный вопрос - почему же не было дано отпора толпе, когда она пыталась освободить арестованных? Ведь достаточно было даже не стрельбы, а спокойной, но твердой демонстрации пулеметами, чтобы эта толпа (спустя какой-нибудь час разбежавшаяся, без всякого сопротивления, в паническом ужасе от нескольких выстрелов) оставила свое намерение освободить арестованных. Этого не

стр. 19

было сделано... Стены, железные ворота (а ташкентская тюрьма имела двое ворот), караул, тюремная стража: ряд почти непреодолимых преград. И, несмотря на все это, освобождение произошло... И только тогда, когда манифестация вместе с автомобилем, шедшим позади манифестации, стала у Урды, по толпе был дан залп расставленными заранее солдатами. Толпа шарахнулась и побежала, оставив автомобиль среди улицы. К автомобилю бросаются какие-то люди. Что здесь происходит, мы не знаем. Достоверных сведений не имеется. Известно лишь, что оказались убитыми именно те люди, которые были в автомобиле. Таким образом, ташкентскими правителями были допущены освобождение арестованных и самосуд. Итак, мирную демонстрацию мусульман по поводу объявления туркестанской автономии темные силы использовали для приведения в исполнение своих преступных замыслов: скомпрометировать в глазах широких темных масс движение туркестанской автономии, как движение контрреволюционное; вызвать резню и попутно предать смертной казни арестованных" (Свободный Самарканд, 20.XII.1917).

19. Подробнее о разгроме Коканда см.: ОЛЬГИНСКИЙ Б. Кокандские события. - Новый Туркестан, 5.III.1918; Туркестан в начале XX века. Ташкент, 2000, с. 95 - 112.

20. Цветков Павел Павлович (1870 - 1919) - полковник, один из руководителей антибольшевистского подполья в Ташкенте в 1918 году. Прослужив пять лет в Турции, где занимался, в частности, реорганизацией жандармерии в Македонии, составил русско-турецкий и турецко-русский словари (СПб. 1902). Позже - начальник канцелярии Асхабадского областного правления; автор четырехтомного сочинения "Исламизм" (Асхабад, 1912 - 1913) и ряда статей в журнале "Средняя Азия" (1910 г.). С 5 октября 1917 г. - управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора. После свержения Временного правительства оставлен большевиком Агаповым заведовать канцелярией комиссариата по гражданско-административной части Туркестанского края. Из-за несогласия с политикой Совнаркома в мае подал в отставку (Агапов последовал его примеру) и начал читать лекции по мусульманскому праву в Туркестанском народном университете, руководил инициативной группой по организации Восточного института. Предупрежденный о готовящемся аресте, в сентябре 1918 г. перешел на нелегальное положение; участвовал вместе с Агаповым в подготовке "бескровного переворота" в Ташкенте и организовал издание бюллетеня "Свободная пресса". Арестован после подавления "осиповского мятежа" и 28 февраля 1919 г. приговорен к расстрелу (Дело по обвинению Агапова, Цветкова и др. в контрреволюционном выступлении. - Наша газета, 27.11.; 22.III.1919). Несмотря на ходатайство Верховного ревтрибунала о смягчении приговора, в июне расстрелян (см. также: ГЕРМАНОВ В. А. Историки Туркестана в условиях политического террора 20 - 30-х годов. Ташкент, 2000, с. 6 - 12).

21. Агапов Василий Ефимович (1884 - 1925) - большевик с 1904 г., председатель совета (комиссариата) Главных железнодорожных мастерских Средне-Азиатской железной дороги в 1918 году. Из крестьян Перовского уезда; в 1917 г. состоял председателем Перовского и членом Туркестанского краевого советов. С 23 ноября - комиссар по гражданско-административной части Туркестанского края, являясь также с 18 января 1918 г. председателем временной городской думы Ташкента; с 28 января по 20 марта замещал председателя Совнаркома Туркестанского края; уполномоченный по организации Красной армии. Не желая нести ответственности за действия своих коллег, в мае подал в отставку и участвовал в подготовке "бескровного переворота" с целью "улучшения власти" трудящихся. 19 января 1919 г. был арестован; признал себя виновным в "пассивном участии в мятеже". 28 февраля приговорен Верховным ревтрибуналом к пятилетнему заключению с применением общественных работ (Наша газета, 22.III.1919).

22. Бэйли (Bailey Frederick) (1882 - 1967) - полковник британской разведки. В составе военно-дипломатической миссии, включавшей также майоров Этертона (Etherton P. T.) и Блэкера (Blacker L. V.), командирован из Персии в Кашгар (Синьцзян), откуда 24 июля 1918 г. отправился вместе с Блэкером в Ташкент. Установив связь с подпольной "Туркестанской военной организацией", в октябре перешел на нелегальное положение и покинул город; с января 1919 г. скрывался под видом австрийского военнопленного в селе Троицком, но 14 февраля вернулся в Ташкент и в августе поступил на службу в советское военное ведомство. Командированный в Новую Бухару, куда прибыл 19 октября, в течение двух месяцев укрывался у Мирбадалева в Старой Бухаре, а в декабре перешел границу с Персией (BAILEY F. Mission to Tashkent. Lnd. 1946; N. Y. 2002; MORRIS L. P. British Secret Missions in Turkestan, 1918 - 1919. - Journal of Contemporary History, Vol. 12 (1977), p. 363 - 379; ГАФУРОВА К. А. Документы разоблачают. - Вопросы истории, 1970, N 8).

23. Блэкер (Blacker Stewart) - член Кашгарской военно-дипломатической миссии, прибывшей в августе 1918 г. в Ташкент. Вернулся в Кашгар, куда выехал 14 сентября (BLACKER L. V. S. On Secret Parol in High Asia. Lnd. 1922).

24. Мак-Картней (Macartney George) - британский генеральный консул в Кашгаре до июля 1918 года. Намеревался выехать в Европу через Ташкент, но из-за возникновения оренбургской "пробки" вернулся с майором Блэкером в Кашгар.

стр. 20

25. Тредуелл (Tredwell Roger) - американский консул в Ташкенте с мая 1918 года.

26. Бравин Николай Захарьевич (1881 - 1921) - уполномоченный НКИД РСФСР в Туркестанской республике в 1919 году. Уроженец Симферополя, из мещан. Окончил факультет восточных языков Петербургского университета по арабско-персидско-турецко-татарскому разряду и Учебное отделение восточных языков при Министерстве иностранных дел. С ноября 1905 г. - драгоман генерального консульства в Мешхеде, где служил под началом Клемма, отмечавшего, что Бравин, "будучи человеком, не лишенным способностей и трудолюбия, почти на всех постах, которые занимал, навлекал на себя неудовольствие своих непосредственных начальников и императорского министерства из-за свойственных ему неуживчивости характера и несубординации". С сентября 1907 г. управлял вице-консульством в Сеистане; с октября 1909 г. - драгоман генерального консульства в Бендер-Бушире, прикомандированный к генеральному консульству в Бомбее. Страдая "острым нервным расстройством", конфликтовал с управляющим генконсульством Л. Х. Ревелиоти, в связи с чем был предупрежден Клеммом, что такое поведение "выставляет его в весьма невыгодном для него же, в смысле его дальнейшей карьеры, свете". С 7 ноября 1911 г. - драгоман миссии в Аддис-Абебе, с 17 декабря 1913 г. - вице-консул в Казвине, откуда за "превышение власти" перемещен вице-консулом в Сеистан с предупреждением, что "в случае дальнейших каких-либо упущений с его стороны министерство окажется вынужденным принять по отношению к нему более серьезные меры". С 3 сентября 1916 г. - вице-консул в Хое. Единственный из всех находившихся в Персии чинов МИД перешел на службу к большевикам. Занимал пост дипломатического представителя РСФСР в Тегеране, куда прибыл 26 января 1918 г., но в июне отозван, "по доносу", в Москву. Весной 1919 г. вместе с Особой комиссией Совнаркома по делам Туркестана выехал в Ташкент в качестве уполномоченного НКИД. Инициатор похищения из Новой Бухары своего бывшего коллеги Введенского, в прошлом вице-консула в Урмии, вывезенного в Ташкент и брошенного в тюрьму, что едва не привело к войне с правительством эмира. Назначенный руководителем дипломатической миссии Туркестанской республики в Афганистане, 21 августа добрался до Кабула, где оказался на положении "почетного пленника". Враждовал с большинством своих сотрудников, передававших его слова, будто он возглавил миссию с целью "удрать в Персию из советской России". Отказавшись в ноябре вернуться в Ташкент, читал лекции для сотрудников афганского МИД. Его преемник Я. З. Суриц докладывал 18 августа 1920 г. в Москву, что "Бравин забрасывает афганское правительство прошениями о разрешении выехать через Индию в Крым", а 15 января 1921 г. сообщил, что "Бравин, подозреваемый в сношениях с англичанами, удален из Кабула". Выехав тогда же в Индию, был убит одним из сопровождавших его афганцев во время остановки в Газни, что являлось, видимо, результатом спланированной операции по ликвидации первого "невозвращенца".

27. Осипов Константин Павлович (1896 - 1920?) - большевик с 1913 г., военный комиссар Туркестанской республики с мая 1918 г. по январь 1919 года. Окончил гимназию в Ташкенте и школу прапорщиков в Москве, в 1917 г. командовал Скобелевской военной дружиной, разгонявшей Кокандскую автономию. Руководитель январского мятежа 1919 г. в Ташкенте, после разгрома которого бежал в Фергану, а оттуда через Бухару в Персию (ХАСАНОВ М. Смертельный гамбит. - Звезда Востока, 1991, N 10; МЕДВЕДЕВ И. Мятеж комиссара Осипова. - Родина, 2002, N 3).

28. Тишковский Александр Михайлович (1885 - 1920) - эсер, секретарь бюджетно-финансовой комиссии ТуркЦИКа и директор общей канцелярии Комиссариата финансов Туркреспублики в 1918 году. Являясь одним из организаторов январского мятежа 1919 г., бежал из Ташкента, но был арестован при попытке перейти бухарскую границу и 23 июля 1920 г. приговорен к расстрелу. Апеллируя к членам Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР, писал: "Около двух лет тому назад здесь, в Ташкенте, создались невероятно тяжелые условия жизни для трудового народа. Тяжесть эта была создана неразумными и преступными действиями первых деятелей советской власти в Туркестане в 1918 г. и послужила причиной создания так называемого Временного комитета, составившегося из шести вожаков рабочего класса (с именем старого революционера-каторжанина Сосновского), Цветкова и меня. Вся работа наша направлена была только на то, чтобы создать лучшие, более терпимые условия жизни. С группой этой вошел в связь военный комиссар Осипов, и стремления Временного комитета закончились для всех нас глубочайшей трагедией - январским белогвардейским восстанием в 1919 году... Меня обвинили в организации и руководительстве этим восстанием и выпуске воззвания за подписью "Диктатура" с моим именем. По всему делу январской трагедии мной дано суду и народу самое подробное показание. Главные руководители и вдохновители работ Временного комитета, Агапов и Попов, приговором Верховного революционного трибунала в феврале 1919 г. осуждены на пять лет лишения свободы и к заключению в исправительный рабочий дом. Я же приговорен, после 14-месячного пребывания в заключении, к расстрелу, несмотря на то, что роль моя была и меньше и незначительнее Агапова и Попова. Я не отрицаю своей виновности. Да я виновен в том, что принял боль-

стр. 21

шое участие в работах Временного комитета. Также не отрицаю и того, что Временный комитет, входя в связь с Осиповым, должен взять на себя тяжесть ответственности за восстание. Сын бедняка-крестьянина, с самых юных лет отдавший свою жизнь на борьбу за свободу и счастье родного мне по плоти и крови народа, я был всегда его преданным другом, и только это одно дает мне нравственное право обращаться с настоящим заявлением к представителям Рабоче-Крестьянского Правительства и просить о смягчении моей участи. И я верю, что родная мне рабоче-крестьянская власть не жаждет крови и даст мне возможность в последующем искупить свое невольное преступление". Но 28 июля Турккомиссия постановила: "В помиловании гр. Александру Тишковскому отказать" (РГАСПИ, ф. 122, оп. 2, д. 8, л. 103 - 106).

29. Элиава Шалва Зурабович (1883 - 1937) - большевик, председатель Комиссии ВЦИК по делам Туркестана (Турккомиссии ВЦИК и Совнаркома РСФСР), прибывшей в Ташкент 4 ноября 1919 г.; уехал в Москву в мае 1920 года. Репрессирован.

30. Рудзутак Ян Эрнестович (1887 - 1938) - большевик, член Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР в 1919 - 1921 годах. Репрессирован.

31. Куйбышев Валериан Владимирович (1888 - 1935) - большевик, член Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР в 1919 - 1920 годах.

32. Опущены неточные биографические сведения о Бройдо.

33. Опущено вольно передаваемое Клеммом содержание заметки, опубликованной в эмигрантской газете "Новое время" под заголовком "Восстание в Туркестане", в которой говорилось: "Председатель туркестанского совнаркома Сокольников [на самом деле - председатель Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР, председатель Туркбюро ЦК РКП(б) и командующий войсками Туркестанского фронта] телеграфирует советскому правительству, что положение, создавшееся в Туркестане, может быть ликвидировано только путем применения широких военных мер. Сокольников указывает, что большинство населения настроено явно враждебно к большевикам, что всюду вспыхивают вооруженные восстания, что красным войскам не удается ликвидировать эти восстания и что, в частности, в Семиречье образовался крупный антибольшевистский центр, дальнейшее существование которого грозит неисчислимыми бедами пребыванию большевиков в Туркестане. Повстанцы уничтожили несколько красных гарнизонов, в иных же случаях красноармейцы присоединяются к повстанцам. Что касается политических агитаторов, то они не могут больше выезжать из городов, так как в сельских местностях крестьяне устраивают на них облавы и безжалостно уничтожают. Сокольников заканчивает свою телеграмму требованием немедленной присылки красных кавалерийских частей, без которых, по его мнению, ему не удастся справиться с восстанием" (Новое время, Белград, 16.VIII.1921).

34. Миллер Александр Яковлевич (1868 - 1940) - российский политический агент в Бухаре в 1916 - 1917 годах. Сын лекаря, служившего при Сенате; окончил факультет восточных языков Петербургского университета по арабско-персидско-турецко-татарскому отделению и Учебное отделение восточных языков при Министерстве иностранных дел. С 1894 г. - драгоман, с 1897 г. - секретарь и драгоман в Политическом агентстве в Бухаре; с 1899 г. - вице-консул, с 1902 г. - консул в Сеистане; с 1903 г. - консул в Кермане, с 1906 г. - первый драгоман миссии в Тегеране, с 1907 г. - консул в Ливерпуле; с 1909 г. - управляющий генеральным консульством, с 1910 г. - генеральный консул в Тавризе; с 1912 г. - генеральный консул в Монголии, затем - политический агент в Бухарском ханстве, где после свержения самодержавия именовался "резидентом". Уговорив эмира издать манифест о проведении либеральных реформ, потерпел неудачу в их осуществлении и 16 апреля 1917 г. по решению общего собрания граждан Новой Бухары был подвергнут домашнему аресту. Выехал в Петроград, откуда в конце июня командирован в Лондон дипломатическим курьером, и 15 июля "уволен, согласно прошению, по болезни от службы". В 1918 г. - лондонский представитель торгово-промышленного товарищества "Иван Стахеев и К^о ". Впоследствии - в эмиграции в Париже.

35. Низам-уд-Дин (Незамутдин) Ходжа (? - 1921) - бухарский кушбеги (первый министр) в 1917 - 1918 гг., нижний кушбеги в 1920 году. Казнен по приказу эмира.

36. 2 декабря 1917 г. "Туркестанский вестник" сообщал: "29 ноября, около 10 ч. вечера, в помещение новобухарского общественного собрания, где в это время происходило заседание членов президиума местного торгово-промышленного союза, явились вооруженные члены местного же военно-революционного комитета во главе с представителем нашей краевой власти комиссаром труда Полторацким и потребовали к себе для объяснений заседавших членов торгово-промышленного союза. Спустя короткое время вслед за появлением этих господ в собрание явился вооруженный наряд солдат, которые и заняли все ходы и выходы собрания, никого не впуская и не выпуская, а часть солдат вошла в собрание. Явившиеся члены военно-революционного комитета потребовали от членов торгово-промышленного союза немедленно выдать им один миллион рублей, в противном случае угрожали немедленно их арестовать. Торгово-промышленники на такое насилие ответили отка-

стр. 22

зом и были арестованы, отвезены в казармы местного гарнизона, где и провели целую ночь. Утром 30 ноября между насильниками и торгово-промышленниками состоялось соглашение, согласно которому последние решили требуемый миллион руб. денег отпустить, но с тем, чтобы из них 200 тысяч руб. были уплачены в 4 часа дня этого числа, а остальные 800 тысяч руб. торгово-промышленники обязываются уплатить по первому требованию военно-революционного комитета, причем соглашение это оформлено в письменной форме. После совершения этой сделки торгово-промышленники были освобождены из-под ареста. Это событие вызвало большое волнение в Старой Бухаре, и 30 ноября, по распоряжению бухарского правительства, ворота старого города Бухары были закрыты и никто из европейцев туда доступа не имел, особенно солдаты. Волнение среди бухарского населения продолжает усиливаться. 30 ноября утром в новобухарском Доме свободы состоялось по этому поводу экстренное собрание рабочих местных фабрично-заводских предприятий, и рабочие потребовали отчета от военно-революционного комитета в том, на каких основаниях и по какому праву предприняты меры вымогательства одного миллиона рублей посредством вооруженной силы".

37. Уткин Владимир Петрович (? - 1918) - большевик, товарищ председателя союза банковских служащих в Новой Бухаре, после Октябрьского переворота - член Новобухарского ревкома, Особой комиссии Совнаркома Туркестанского края по хивинским делам и Коллегии по бухарским делам. Командированный 14 марта 1918 г. в Старую Бухару к эмиру во главе советской делегации, был растерзан толпой фанатиков.

38. Несколько иная редакция письма Колесова эмиру от 1 марта 1918 г. приведена в рукописи А. Я. Гальперина "Поход Колесова на Бухару в марте 1918 года" (РГАСПИ, ф. 122, оп. 2, д. 31, л. 32 - 33).

39. Ходжаев Файзулла (1896 - 1938) - член ЦК младобухарской партии в 1917 г., председатель Совета народных назиров Бухарской народной советской республики в 1920 - 1924 гг., затем председатель Совнаркома Узбекской ССР. Репрессирован.

40. Введенский Павел Петрович (1888 - 1938) - областной комиссар русских поселений в Бухарском ханстве с мая 1917 года. Впервые был подвергнут аресту 10 декабря (Свободный Самарканд, 19.XII.1917); вновь арестован в марте 1918 года. Согласился взять на себя роль советского парламентера в переговорах о прекращении кровопролития в Бухарском ханстве. Арестовывался также в 1919, 1920, 1922, 1924, 1927, 1931 и 1938 годах. Репрессирован (подробнее см.: Вопросы истории, 2001, N 11 - 12; 2002, N 7).

41. Караван-баши Азизов Хаджи Абдурауф Бий - купеческий старшина, член бухарской делегации на мирных переговорах в Кизил-Тепе 25 марта 1918 года.

42. В упомянутой выше рукописи Гальперина приводится несколько иная редакция письма Колесова эмиру от 6 марта 1918 года (РГАСПИ, ф. 122, оп. 2, д. 31, л. 37 - 38).

43. О враче С. К. Писаренко докладывал 11 марта 1918 г. в Ташкент командующий войсками Домогатский: "Обнаружена семья известного бухарского деятеля Писаренко - сын, дочь и прислуга. Сам Писаренко арестован" (Новый Туркестан, 14.III.1918).

Постоянный адрес данной публикации: