Ю. В. КРИВОШЕЕВ. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XV вв. СПб. Изд-во СПб. ун-та. 2003. 468 с.

Выход в свет монографии зав. кафедрой регионоведения исторического факультета СпбГУ, доктора исторических наук Ю. В. Кривошеева знаменует собой новый этап дискуссии об общественном строе Древней Руси. Отстаиваемая И. Я. Фрояновым для домонгольского периода и

стр. 160

А. Ю. Дворниченко для Великого княжества Литовского точка зрения о городах-государствах как о главной форме государственного устройства получила теперь продолжение применительно к Северо-Восточной Руси XII-XV веков. Краеугольный вопрос, принципиальный для "школы И. Я. Фроянова" и исследуемый автором, -оказало ли монгольское нашествие и иго существенное влияние на внутренний строй Руси? Ответ в книге, заглавие которой перефразировало известное исследование А. Н. Насонова "Монголы и Русь (история татарской политики на Руси)" (Л. 1940), оказывается отрицательным.

Интерес к проблеме взаимодействия Руси и монголов в последнее время обострился и в научных кругах, и у широкой общественности. Новейшие исследования показали, что русское общество пережило в XIII столетии не только кризис власти, но еще в первой его половине вступило в фазу глубоких внутренних трансформаций (система расселения, экономика, культура). Монгольский удар обострил и ускорил их течение, но не был единственной причиной кризиса¹ . По целому ряду вопросов точка зрения Кривошеева пересекается с указанными выводами. Однако фундаментальные установки анализируемой работы совершенно иные. Основная мысль автора состоит в том, что никакого существенного разрыва между до- и послемонгольским периодами не было.

В книге использован широкий круг источников и литературы. Кроме этого, в совокупности с историческим материалом весьма успешно привлекаются данные лингвистики, антропологии, этнографии. Сильная сторона монографии -пристальное внимание к историографии (как по частным, так и по общим вопросам). Непосредственно "монгольской" тематике в русской историографии посвящена отдельная глава. Автор выделяет две концепции русско-монгольских отношений: "евразийскую" и советской исторической науки 30 - 70-х годов XX века. Кривошеее считает, что необходимо смягчить их положения, касающиеся внутреннего состояния и развития Руси "под игом" (с. 117). Он предостерегает как от переоценки татаро-монгольского влияния на социально-политический строй Руси, так и от сведения действий Орды к одним лишь погромам, грабежам и насилию. В монографии справедливо предлагается изучать и учитывать не только "классические" - политические, экономические и социальные отношения, но и мировоззренческие системы: идеологические и ментальные. Действительно, без исследования этих особенностей не удастся составить целостную картину, адекватную средневековым реалиям. Исходя из этого, цель работы формулируется так: "перейти от трактовки русско-ордынских отношений как непрерывной борьбы к трактовке, предполагающей многостороннее и многоуровневое взаимодействие" (с. 118).

Первая глава посвящена Северо-Восточной Руси накануне нашествия. Отстаивая точку зрения на Древнюю Русь как совокупность городов-государств с общинным укладом, Кривошеее по-иному смотрит на события 70-х годов XII века. Он считает, что происходило не столкновение князей с боярством (более того, "боярства, как консолидированной социальной группы, еще не существовало" - с. 33), а начиналась борьба городских общин. Большое значение придается собранию 1211 г., которое считается далеким предшественником позднейших земских соборов. Кривошеее думает иначе: "вси люди", по его мнению, - это свободное население, участвовавшее в вече в добровольном порядке. Особую уникальность летописи автор видит в том, что она донесла до нас сообщение об обычном народном собрании, а - главное - раскрыла полный состав его участников. В XII-XIV вв. конфликты князей с общинами были частыми, но никогда не носили характер антагонистической конфронтации. С 1213 г. автор связывает становление Москвы как самостоятельного города-общины. Владимир Всеволодович утверждается как московский князь, и москвичи включаются в городские усобицы.

Изучение непосредственного взаимоотношений Руси и монголов справедливо предваряется исследованием общественного строя древних и средневековых монголов. Обобщая, Кривошеее делает далеко идущие выводы о столкновении "двух достаточно близких по своему социальному развитию миров..., но двух разных по быту и мировоззрению этносов" (с. 131). В обоих случаях значительную роль играли архаические архетипы и основы. Тезис - весьма спорный, поскольку они представляли собой два разных типа цивилизаций: земледельческую и кочевую. Несравнимы ни отрезки пройденного исторического пути, ни общий уровень цивилизационного развития.

Битва на реке Калке подробнейшим образом исследована в историографии. Автор обратил внимание на малоизученные предваряющие сражение дипломатические аспекты. В них проявились особенности монгольского этикета и менталитета (с. 132). В дальнейшем переговоры будут иметь большое значение на протяжении всего времени взаимодействия Руси и монголов.

В монографии обстоятельно проанализировано нашествие Батыя на Русь. Автор обратил особое внимание на посольство монголов в Рязань. Кривошеее высказывает интересную мысль: находящиеся в монгольском посольстве "жена чародеица и два мужа" должны были рас-

стр. 161

колдовать неведомую (чужую) для их сородичей страну (с. 146 - 147). На основе лингвистических данных объясняется необычное требование монголов десятины "в коних" определенного цвета. В этом прослеживаются сакрально-магические традиции средневекового монгольского общества. Ценные наблюдения важны для уяснения смысла отдельных событий русско-монгольского столкновения.

Однако выводы автора о причинах похода на Северо-Восточную Русь очень спорны. Нашествие Батыя состоялось якобы из-за недостатка запасов и ресурсов для похода в Европу, оно было спонтанным и если бы не героическое сопротивление рязанцев, а их смирение и покорность, то его вообще бы не было (с. 156). Противоречив и взгляд на итоги Батыева нашествия. Сначала отмечается, что в течение почти двадцати лет после нашествия Северо-Восточная Русь не была включена в орбиту монгольской зависимости. Затем утверждается противоположное: "с 1243 года устанавливается зависимость русских князей от ханов" (с. 167 - 168).

Глава "Установление даннической зависимости" начинается с вопроса о монгольской переписи населения Руси. Автор делает достаточно обоснованные выводы о целях этой переписи. Далее он высказывает осторожное предположение, что Александр Ярославич помогал монголам проводить перепись на северо-востоке страны. Рассматривая страх населения перед переписью (подсчетом людей), Кривошеев на основе этнографического материала проводит параллель с африканскими народами. Он считает, что противостояние переписи в Новгороде было следствием сохранения архаического сознания у его жителей (с. 197). Попытка индивидуального пересчета людей натолкнулась на серьезное сопротивление новгородцев. Но представляется методологически неверным сравнивать древнерусскую цивилизацию со столь отсталыми народами. Объяснить же боязнь пересчета можно на основе Библии - перепись народа считалась тяжким грехом (см.: эпизод переписи Давида - 2 Цар.24:10 и др.) с последующим воздаянием. Следовательно, более вероятна трактовка сквозь христианизированное, а вовсе не архаичное восприятие.

Обсуждается и вопрос: поступала ли дань с Новгорода регулярно или нет? Автор придерживается точки зрения А. Л. Хорошкевич, утверждавшей, что сбор не был регулярным и его нужно было "просить". Кривошеев даже считает, что собирание дани на Руси монголами никогда не было жестко регламентировано. "Твердой" дани как по количеству, так и по срокам сбора также никогда не существовало" (с. 204), - пишет автор. Такое категорическое утверждение представляется неверным. Известна, например, по духовным грамотам Дмитрия Донского и Владимира Андреевича Серпуховского определенная сумма, которую князья собирали со своих уделов. В целом "выход" был фиксированным (для чего же иначе перепись?), а его неуплата приводила к серьезным конфликтам, следовательно, и выплачивать дань нужно было с регулярным постоянством.

Частые поездки Семена Гордого в Орду Кривошеев связывает с последующими мероприятиями князя: строительством и художественным украшением. Осуществлялось это с помощью "царевых" даров, либо за счет того, что удавалось удержать с согласия хана (с. 274 - 275). Вызывает сомнение однозначная трактовка роли на Руси и в Орде такого догосударственного института, как дарообмен. Дары князей хану и хана князьям по смыслу совершенно различны. Ханские дары имели символическую функцию проявления "милости" и построить на них что-либо было вряд ли возможно. Главный источник дохода московских князей - поступления в виде "прибытка" от управления великим Владимирским княжением (половина шла князю, половина - назначенному администратору). Вызывает сомнение и возможность удержания чего-то "с согласия" ханов. Не думается, что правители Орды соглашались с тем, чтобы московский князь отдавал им не всю дань. Правильнее считать, что князья могли тайком оставлять себе часть собираемых в Орду средств. В контексте ордынского "отдарка" рассматривается и строительство Чудова монастыря, основанного митрополитом Алексием. Можно согласиться с автором, что помимо ярлыка Алексий получил материальную благодарность от ханши за чудесное исцеление. Но вывод, что народная память соединила два события: ордынский "отдарок" и основание монастыря в смысловое целое - татарское подворье в Кремле (с. 298), выглядит очень сомнительным.

Интереснейшим образом в работе трактуются события, связанные с убийством русских князей в ставке хана. Многое объясняется сакральной стороной событий и особенным ритуалом монголо-татар. Эти действия в отношении русских князей означали признание их княжеской харизмы и "правительского" происхождения. Подытоживая, автор замечает: "жестокость и коварство - непременные атрибуты средневекового периода, и вряд ли следует особо отличать гибель русских князей от своих соотечественников-родственников от гибели их в Орде" (с. 333). Отличать все же стоит, так как ханов и русских князей отличала конфессиональная пропасть.

Последняя глава посвящена городам-государствам средневековой Руси. Автор считает,

стр. 162

что основой экономической жизни городов домосковского периода была не феодальная составляющая, а общинная (ремесленное производство и купеческий оборот). Анализируя политику Ивана Калиты, Кривошеее приходит к выводу, что в 20 - 30-х годах XIV в. не наблюдается какой-либо специальной борьбы княжеской власти с вечем (с. 368). Причина же отсутствия вечевых собраний в самой Москве заключается не в разрушительных, а в созидательных действиях Ивана Калиты. По поводу роли института тысяцких, автор в целом соглашается с выводами Фроянова: упразднение должности тысяцкого повлияло на формирование монархической власти. По автору, в 1370-е годы общинно-вечевой строй Москвы еще не был разрушен, и вече еще проявит себя в XIV веке. Особая роль придается московской общине (а не династии московских Рюриковичей!) в образовании Русского централизованного государства. "Она смогла присоединить ... все русские земли, а ее князь становится "государем всея Руси""(с. 398). Как одна из причин (недостаточно учитываемая) возвышения Москвы видится в роли московской земщины. Подводя итоги, Кривошеее утверждает, что монголо-татарское иго не привело к каким-либо изменениям, а единое русское государство (впервые образовавшееся на месте прежних городовых областей лишь в конце XV в.) по своей сути было земско-самодержавным (с. 415).

С выходом в свет монографии Кривошеева концепция древнерусской истории "школы Фроянова" обрела свое завершение. В ней с совершенно иных концептуальных позиций, нежели ранее, освещаются русско-монгольские отношения. Представлена картина эволюционного перехода от вечевой демократии к земско-сословному представительству. По ряду проблем взгляды автора представляются дискуссионными. В целом же книга представляет большой интерес и несомненно активизирует споры об общественном строе Русских княжеств и земель XII-XV вв. и характере внешних влияний этого периода.

Примечания

1. МАКАРОВ Н. А. Русь в XIII веке: характер культурных изменений. - Русь в XIII веке: Древности темного времени. М. 2003, с. 10.

Permanent link to this publication: