14 мая 1918 г. на челябинском вокзале произошло на первый взгляд ничем не примечательное событие, особенно в той тревожной обстановке, которая сложилась в России к концу весны. Из отходившего со станции эшелона с австрийскими и венгерскими военнопленными в находившихся на станции солдат Чехословацкого корпуса вылетел железный слиток, которым был ранен в голову чешский легионер. Разъяренные чехи, ненавидевшие Австро-Венгрию, и особенно венгров, остановили эшелон, вытащили пленных из вагонов. Десять из них были избиты, а того, на которого было указано как на виновника инцидента, закололи штыками. Этому столкновению, в котором ни с той, ни с другой стороны не участвовало ни одного российского подданного, суждено было сыграть колоссальную роль в истории гражданской войны в России.
Первые вооруженные чехословацкие подразделения в армиях стран Антанты были организованы в 1914 году. В России была создана Чешская дружина, а во Франции Чешская сотня "Надзар" ("В добрый час")1. 11 октября военнослужащие дружины принесли присягу и были направлены на действующий против австро-венгерских войск Юго-Западный фронт. Дружина состояла из чехов и словаков, проживавших к началу войны на территории России. По численности дружина не превышала обычного батальона русской армии: 744 чехословацких солдата, 26 офицеров, в основном русских, и 133 нестроевых русских солдата2. Генерал А. А. Брусилов вспоминал: "Эта дружина имеет свою маленькую историю. Почему-то Ставка не хотела ее организовать и опасалась измены со стороны пленных чехов. Но я настоял, и впоследствии оказалось, что я был прав. Они великолепно сражались... Они держали себя молодцами. Я посылал эту дружину в самые опасные и трудные места, и они всегда блестяще выполняли возлагавшиеся на них задачи"3. Подразделения дружины принимали участие в боях. Их также использовали для добывания разведывательных данных и' антиавстрийской пропаганды.
Эта пропаганда падала на хорошо подготовленную почву. Большинство чехов и словаков ненавидело австрийцев и венгров и мечтало об освобождении. Крупнейшие чешские политические партии: Чешская народная (реали-
Прайсман Леонид Григорьевич - доктор исторических наук. Иерусалим, Израиль.
стическая) партия во главе с Т. Масариком и Э. Бенешем и Социал-демократическая партия выступали за создание независимого чехословацкого государства. Еще до начала первой мировой войны чешские политики обсуждали вопрос о создании чешского королевства во главе с одним из русских великих князей. В 1912 - 1914 гг. они вели переговоры с русским генеральным консулом в Праге В. Г. Жуковским. Переговоры начались по инициативе чешской стороны. Несмотря на то, что Масарик не испытывал особых иллюзий в отношении династии Романовых и политической системы Российской империи, широкие слои чешского населения рассматривали Россию как великую славянскую державу и, по воспоминаниям Жуковского, видели в ней "не угнетательницу славян, а защитницу и освободительницу". По их словам, "в случае образования чешского королевства чехи желали бы видеть на восстановленном чешском престоле одного из представителей... дома Романовых. В процессе переговоров выбор чешских патриотов остановился на кандидатуре великого князя Константина Константиновича, как лица, пользовавшегося особой популярностью в Чехии"4.
Переговоры были продолжены во время войны. Во время одной из встреч Николая II с чешской делегацией императору был вручен меморандум, в котором говорилось о желании чехов видеть "свободную и независимую корону Св. Вацлава сияющей в лучах короны Романовых"5. Чешские политические деятели неоднократно сообщали - и не только российским, но и представителям союзников - о том, что будущая чехословацкая держава должна стать конституционной монархией с русским великим князем на престоле. В письме министру иностранных дел Великобритании Э. Грэю Масарик писал в мае 1915 г.: "Чехия проектируется как монархическое государство. За республику в Чехии ратуют лишь несколько радикальных политиков... Чешский народ - это необходимо решительно подчеркнуть - является народом полностью русофильским. Русская династия в какой бы то ни было форме была бы наиболее популярной... Чешские политики хотели бы создания чешского королевства в полном согласии с Россией. Желание и намерение России будут иметь решающее значение"6.
Чехи и словаки сдавались в плен тысячами, иногда целыми полками во главе с офицерами. Сформированный в Праге 28-й австро-венгерский полк, так наз. "пражские дети", 3 апреля 1915 г. в Дукельском ущелье без выстрела сдался русским войскам. Через неделю также без единого выстрела сдались 36-й Младоболеславский полк, большая часть 21-го Чаславского полка и часть 13-го Оломуцкого ополченского полка. Но русскому командованию в то время не хватало чего угодно, но только не солдат, и оно не спешило формировать из сдавшихся воинские части и направлять их на фронт. Вместо этого чехов и словаков отправляли в лагеря для военнопленных, где были ужасные условия содержания. Российские лагеря для военнопленных считались самыми худшими во время 1-й мировой войны. Особенно страшные воспоминания остались у чехов-военнопленных, посланных на строительство Мурманской железной дороги. Брусилов писал о положении этих военнопленных: "Условия труда были чрезвычайно тяжелыми. Военнопленные - большей частью ремесленники, учителя, ветеринары, люди, не привыкшие к тяжелому физическому труду. Вследствие плохого питания и тяжелых жилищных условий половина военнопленных умерла от цинги. Из Мурманска оставшихся в живых послали на отдых в г. Семибратов Ярославской губернии. Вместо двух тысяч прибыло три тысячи славянских военнопленных, так что часть из них должна была оставаться под открытым небом. Всю ночь шел дождь, а среди военнопленных находились умирающие, и почти третья часть из них не способна была передвигаться. Вскоре здесь начал свирепствовать
сыпной тиф. В Тоцком лагере для военнопленных из 4500 славянских военнопленных умерло больше половины. В туркестанских лагерях половина славянских военнопленных также вымерла от сыпного тифа, малярии, дизентерии, цинги и голода"7.
Помимо незаинтересованности в людских резервах и идиотизма русского бюрократического аппарата, приведшего к большому числу жертв, определенную роль играло недоверие к чехам, которые рассматривались как австрийцы8. "Когда я захотел покровительствовать чешским дружинам, - вспоминал Брусилов, - то Ставка стала препятствовать и даже выражать недоверие к чехам, так как они все-таки австрийцы"9. Но единого мнения не было. Николай II 8 августа и 14 сентября 1914 г. принимал депутацию чехов, живших России10. 15 сентября чешскую делегацию принял министр иностранных дел С. Д. Сазонов, который обещал чешским представителям поддержку России в их стремлении освободить родину. В декабре 1914 г. верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич разрешил принимать в чешскую дружину чехословацких военнопленных, причем сразу же после их сдачи в плен. В октябре 1914 г. русский Генеральный штаб и чешские представители начали работу над проектом создания чешского войска в России. 13 апреля 1915 г. Союз чехословацких обществ в России представил этот проект, но из-за отрицательного отношения к чехам и словакам он был отвергнут правительством в конце мая 1915 года.
В отношении политического будущего чешских и словацких земель не было единства и среди союзников России. 1 января 1915 г. во время беседы Сазонова с послами Великобритании и Франции М. Палеолог заявил о том, что необходимо отделить слабеющую Австро-Венгрию от коалиции центральных держав и заключить с ней мир на следующих условиях: "Если бы венский кабинет согласился уступить вам Галицию, а Сербии уступить Боснию-Герцеговину, то стали бы вы считать это приемлемой сделкой для заключения сепаратного мира с Австро-Венгрией? Сазонов возразил: "А как насчет Богемии? А Хорватии? Вы оставляете их под нынешним режимом?.. Это невозможно". Палеолог решил отбросить дипломатические тонкости и высказался напрямую: "Поскольку я говорю с вами сейчас как частное лицо, то прошу простить мои слова о том, что в этот скорбный час испытаний во Франции проблемы чехов и югославов кажутся мне второстепенными". Но Сазонов был непреклонен: "Нет, Австро-Венгрия должна быть расчленена". Палеолог продолжал: "Я не отступил от своих доводов и стал развивать их. Я разъяснил, что выход Австро-Венгрии из войны приведет к важным последствиям со стратегической и моральной точки зрения, что пользу от этого в первую очередь получит Россия, что концентрация всей нашей наступательной мощи и разрушительной силы против Германии будет в наших очевидных интересах и явным долгом и что если венский кабинет предложит нам приемлемые условия мира, то мы совершим грубую ошибку, если заранее откажемся от них. При необходимости мы могли бы потребовать, чтобы чехам и хорватам предоставили самую широкую автономию". Сазонов ответил, что эту идею надо "тщательно обдумать". В донесении министру иностранных дел Франции Т. Делькассе об этой беседе Палеолог писал, что, по его мнению, "сохранение сильной политической системы в бассейне Дуная" принесет "бесспорную пользу для Франции"11.
В беседе с Сазоновым 31 марта 1915 г. при обсуждении вопроса о вступлении в войну Италии, о ее требованиях в отношении южнославянских территорий, на замечание Сазонова: "Территориальные требования Италии представляют собой вызов славянской совести", Палеолог не выдержал и заговорил с Сазоновым в таком тоне, каким говорят представители великих держав
с руководителями маленьких стран: "Мы взялись за оружие для того, чтобы спасти Сербию, поскольку гибель Сербии означала бы окончательную гегемонию тевтонских держав; но мы не сражаемся ради осуществления фантастических мечтаний славянства. Вполне достаточно жертвы Константинополя!"12.
В нежелании российских властей создавать чешские воинские части сыграли свою роль и чисто экономические условия. Среди чехов было много квалифицированных рабочих, и в их труде российские власти были заинтересованы. Даже в 1917 г., когда русская армия отказывалась сражаться и на счету был каждый солдат, готовый идти в бой, съезд горнозаводчиков в Харькове отправил 6 июля в Генеральный штаб телеграмму следующего содержания: "Офицеры славянских народностей агитируют среди военнопленных в Донецком бассейне и пытаются побудить их к массовому вступлению в ряды Добровольческой дружины, что приведет к расстройству работы в шахтах. Мы просим запретить агитацию и уход военнопленных с работы до тех пор, пока они не будут заменены другими"13.
В 1915 г. в Париже под руководством Масарика был создан Чешский (затем Чехословацкий) национальный совет, который повел борьбу за признание союзниками права чехов и словаков на создание своего национального государства и чехословацких воинских частей. В Чехии была создана подпольная организация, носившая несколько неожиданное название - Мафия. Она объединяла сторонников создания независимого государства. Члены Мафии добывали секретную информацию о планах австрийской полиции. Так было получено сообщение о готовившемся, по возвращении из поездки в Италию в декабре 1914 г., аресте Масарика.
Центральные австро-венгерские власти не питали иллюзий в отношении настроения чехов и словаков. В апреле 1915 г. получил отставку наместник Чехии князь Тун, который пытался смягчить курс австрийского правительства в Чехии. Новый наместник М. Куденхове был сторонником наведения порядка жесткими методами. В мае был арестован ряд деятелей Мафии: д-р Шейнер, д-р К. Крамарж, д-р Рашин. Из-за угрозы ареста Э. Бенеш в сентябре 1915 г. бежал за границу.
Для сплочения чешских колоний за границей были основаны журнал "Чешская нация" и еженедельник "Чехословацкая независимость". Масарик не выступал с публичными заявлениями о независимости Чехословакии и о поддержке Антанты, чтобы не спровоцировать новые преследования общественных деятелей Чехии со стороны австрийских властей. Только после того как Бенеш сообщил Масарику о согласии чехов на открытое заявление о целях чешского народа в войне, 14 ноября 1915 г. был выпущен манифест Заграничного комитета. В нем говорилось о готовности чешского народа участвовать в войне на стороне Антанты и провозглашалась цель - создание независимого чешского государства.
Несмотря на неповоротливость русского бюрократического аппарата, гнавшего горевших желанием воевать в русской армии людей в лагеря для военнопленных и на строительство Мурманской железной дороги, число дружинников постепенно росло. В начале декабря 1915 г. на фронте сражалось восемь чехословацких стрелковых рот, что дало возможность сформировать 31 декабря 1915 г. 1-й чехословацкий стрелковый полк, насчитывавший 1600 человек. В апреле 1916 г. начальник штаба верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев разрешил сформировать чехословацкую бригаду. К этому времени в дружине насчитывалось 2250 военнослужащих14.
Февральская революция была встречена восторженно как чешским политическим руководством во всем мире, так и чехами в России. Рухнул ре-
жим, который проводил значительно более реакционную, националистическую политику, чем Австро-Венгрия, против которой боролись чехи. Режим, препятствовавший созданию сильной чехословацкой армии. Масарик, неоднократно осуждавший "некритическое русофильство" многих чехословацких политических деятелей, теперь восторженно обратился к председателю Государственной думы М. В. Родзянко: "Сбываются идеалы лучших славянофилов. Славянство будет великим, не только в географическом смысле, но и духовно"15. Бригада стала формироваться ускоренным темпом. К июлю 1917 г. в ней насчитывалось 7 тыс. человек. Выдающиеся боевые качества чехословацкие легионеры проявили уже в первом своем бою во время неудачного для русской армии июньского наступления 1917 года. В обстановке всеобщего развала и нежелания воевать русских солдат, особенно бросался в глаза героический дух чехов и словаков. В официальном сообщении Ставки от 3 июля говорилось: "Доблестные войска 4-й Финляндской дивизии и чехословацкой бригады овладели сильно укрепленными позициями противника на высотах западнее и юго-западнее деревни Зборово... Прорвав три линии окопов противника... чехословацкая бригада захватила в плен 3150 солдат... и много пулеметов, большая часть которых была обращена против неприятеля"16. Чешский офицер капитан В. Урбан писал: "С лета 1917 г. мы были единственной воинской частью на русском фронте, способной на активные военные действия в прямом смысле этого слова... Только наша бригада успешно атаковала и шла вперед"17.
В июле бригада была развернута в дивизию. Крайне недоброжелательно относившийся к чехам и словакам генерал К. В. Сахаров был вынужден признать, что, когда многие русские части отказывались сражаться, 1-я чехословацкая дивизия "проявила много доблести и оказала немало подвигов, стараясь сдержать разложение русской армии, сохраняя в себе дисциплину и даже внешний воинский вид"18. В июле и августе в лагеря для военнопленных было направлено около 300 эмиссаров. Им удалось привлечь в чехословацкие части 21760 добровольцев19. 26 сентября 1917 г. начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н. Н. Духонин разрешил сформировать Чехословацкий корпус из двух дивизий и запасной бригады. Формирование проходило в Волынской и Полтавской губерниях.
Чешское политическое руководство с тревогой следило за событиями в России. Стремительное разложение русской армии в 1917 г., большевистский переворот в октябре вели к поражению России в войне, что могло сделать невыполнимыми планы чехов о создании независимого государства. Масарика волновала судьба чешских воинов в охваченной революцией стране. Несмотря на все симпатии, которые он испытывал к противникам углубления революции, он настаивал на нейтралитете чехословацких войск во внутренней борьбе. Масарик и Духонин заключили соглашение о невмешательстве Чехословацкого корпуса во внутренние дела России. "С Духониным было решено, что наше войско предполагается использовать против нашего врага, - писал Масарик, - ...Так был принят и подтвержден русскими мой главный принцип о невмешательстве. Таким образом, мы достигли уверенности, что во время политических споров и боев среди русских нас не будут звать то одни, то другие"20.
Но придерживаться достигнутого соглашения о невмешательстве в условиях разгорающейся гражданской войны было трудно. Сам Масарик это прекрасно понимал и выразил в афоризме: "Жить всегда одним только умом - это безумие"21. После провала корниловского "мятежа", когда существовала реальная угроза расформирования Корниловского ударного полка, он договорился с генералом Л. Г. Корниловым о вступлении полка в состав Чехос-
ловацкого корпуса - на основании того, что в полку находился чехословацкий отряд разведчиков (100 человек). Корниловский полк был переименован в 1-й Славянский ударный и дополнен чехами, которые составили отдельный батальон.
Представители Временного правительства, зная нежелание чехов и словаков вмешиваться в русские дела, все же были вынуждены использовать части корпуса для подавления восстаний в прифронтовой полосе. 2-й чехословацкий стрелковый полк участвовал в подавления крестьянского восстания в районе Полонного. Батальон из состава 1-й дивизии вместе с казаками и ударниками подавили выступления крестьян и солдат в Славуте.
В конце октября 1917 г. секретарь отделения Чехословацкого национального совета (ЧНС) в России В. В. Клецанда обратился в Ставку с напоминанием о нейтралитете чехов и словаков. Но он был вынужден согласиться с тем, "чтобы чехословацкие воинские части использовались только для подавления неспокойств, угрожавших безопасности и собственности, и то в случае крайней необходимости и с условием, что нет поблизости русских частей. Однако чтобы никогда не были использованы к подавлению неспокойств, возникших на политической основе"22.
9 ноября (27 октября) 1917 г. председатель ЧНС Масарик обратился ко "Всем воинским начальникам и командующим чехословацкого войска" с приказом не использовать чехов и словаков в политической борьбе. Но заместитель комиссара Юго-Западного фронта Григорьев обратился к и.о. командира 1-й Чехословацкой гуситской стрелковой дивизии полковнику Мамонтову (русскому офицеру) с призывом о помощи против большевиков в Киеве, где шли бои с участием войск Киевского военного округа (КВО), с одной стороны, большевистского военно-революционного комитета - с другой, и украинской Центральной Рады - с третьей. Мамонтов направил в Киев 2-й Чехословацкий стрелковый Иржи с Подебрад полк, 1-й Славянский (Корниловский) ударный полк и батарею. Накануне отъезда, на перроне Григорьев выступил перед ними: "Братья славяне! Наш отряд направляется за великим и святым делом: навести порядок в России, измученной немецким шпионством, быть защитой мирным гражданам перед насилием орд бандитов и преступников... Выступление большевиков угрожает независимости России, Польши и всех славянских народов. Во имя сильного фронта и порядка в тылу выступаем с верой, что устраним анархию и вернем России силу и способность продолжать бой". 11 - 13 ноября чехословацкий отряд принимал участие в боях на стороне командования КВО. Обстановка в городе была очень запутанной. Многие чехи были уверены, что целью их приезда в Киев является оказание помощи украинцам, которым чехи сочувствовали, как братскому славянскому народу, борющемуся за свободу. Но действительность развеяла иллюзии. Участник боев чешский артиллерист описывал свои впечатления от увиденного на улицах города: "Одни автомобили были заняты большевиками, другие - украинцами, между ними не было неприязни, что не отвечало представлениям добровольцев (чехословаков), которые предполагали, что были посланы в Киев на помощь украинцам против большевиков". Чехам пришлось драться и с украинцами, которые часто действовали совместно с большевиками.
Руководители ЧНС, узнав о событиях в Киеве, куда чехословацкие части были направлены без их ведома и оказались втянутыми в уличные бои, приняли решение, и военный комиссар корпуса проф. П. Макса потребовал немедленного вывода чехов и словаков из Киева. Интересно, что чешское подразделение Славянского (Корниловского) ударного полка отказалось исполнить этот приказ, считая, что обрекает русских корниловцев на смерть.
После подписания перемирия в Киеве 14 ноября русские корниловцы во главе с командиром полка капитаном М. О. Неженцевым двинулись на Дон. Чехословацкая рота отступила вместе с другими частями отряда, но немало чехов и словаков также поехали на Дон к Корнилову.
Хотя потери в боях были незначительными (убито двое), уезжали они из Киева с тяжелым чувством. Р. Медек вспоминал: "Русский народ, до смерти измученный старым режимом и трехлетней войной, несколько месяцев тонущий в тяжелом похмелье "свободы", не понял, что для нее еще не созрел. Русский народ, отчаянно несчастный, преданный со всех сторон, высмеиваемый и оплеванный всеми так называемыми "порядочными людьми" старой Европы, был в эти дни несколько раз распят на кресте... У многих из нас рождались мысли: ты должен помочь России... своему несчастному брату! Но как? Что мы, чехи и словаки, можем тут сделать? Мы еще чрезвычайно слабая сила, чтобы вернуть России то, чего мы от нее прежде всего ждем, то есть немного энергии и желания вести войну. А если миллионы русских солдат скажут в один голос: "Не желаем!"? Можем ли мы потом, чехословацкие солдаты, силой принуждать этот народ - или 30 тыс. чехословацких добровольцев объявят войну 172 миллионам, живущим в Российской империи?"23. Эти чувства по отношению к России разделяли многие офицеры корпуса.
Противники большевиков хотели использовать Чехословацкий корпус. Алексеев 8 ноября 1917 г. из Новочеркасска писал генералу М. А. Дитерихсу, в это время начальнику штаба Чехословацкого корпуса: "Прежде всего нужно направить все что можно под благовидными предлогами с фронта... все чехословацкие полки, которые охотно свяжут свою судьбу с деятелями спасения России... Если вы можете оказать содействие под тем или иным предлогом, то положите прочное начало созданию здесь реальной силы"24.
Отправить корпус к Корнилову не удалось из-за желания ЧНС и его председателя Масарика сохранить силы для борьбы с Германией и Австро-Венгрией, а не для участия в гражданской войне в России. Но на Дону был сформирован Чехословацкий инженерный батальон, принявший участие в Первом Кубанском (Ледяном) походе Добровольческой армии. 130 солдат и офицеров батальона были награждены русскими орденами и медалями. Курс Масарика и Бенеша на невмешательство в русские внутренние дела разделяли не все. Часть руководства ЧНС, среди которых многие давно проживали в России, во главе с С. Дюрехом выступала за активное участие корпуса в антибольшевистском движении. С. Чечек вспоминал, как он в Пензе получил письмо "от одного из организаторов нашей старой дружины из Москвы, в котором он писал мне, что очень жаль, что чешское войско покидает Россию, ибо Россия больше всего нуждается в данный момент в помощи"25.
В подавляющем большинстве чешские политические деятели, так же как солдаты и офицеры, ненавидели большевиков, как предателей и немецких агентов, но считали, что единственный путь к созданию своего независимого государства пролегает через поля сражения во Франции. В октябре 1917 г. в корпусе был введен воинский устав французской армии, в декабре - издан декрет правительства Франции, объявлявший Чехословацкий корпус особой частью французской армии.
Стремление чехов и французов использовать корпус в боях с немцами во Франции совпадали. Еще в 1916 г. французское правительство хотело получить часть чешских солдат в России, а после начала русской революции эти настроения усилились. В начале июля 1917 г. на расходы, связанные с переброской чехов во Францию, было ассигновано 2100 тыс. франков. Сторонником этих планов являлся Масарик: "Дело обстоит весьма просто, -
писал он летом 1917 года. - Русские посылают своих людей (во Францию), почему же мы не можем послать наших, если Франция этого желает. Россия убьет двух зайцев сразу: заслужит расположение Франции тем, что уступит ей нашу армию, а нам поможет политически тем, что даст возможность работать на союзников"26. Чешские политики хорошо понимали, что, являясь частью французской армии, корпус будет хоть в какой-то степени защищен от эксцессов русской революции, от угрозы со стороны •большевиков. В августе 1917 г. около двух тысяч добровольцев из состава Легиона уехали во Францию через Архангельский порт27.
В ноябре 1917 - январе 1918 г. части корпуса, находившиеся на Украине, пополнялись добровольцами и готовились к предстоящим боям. В войне между Центральной радой и советским правительством они соблюдали строгий нейтралитет. После занятия в конце января 1918 г. Киева советскими войсками командование корпуса 31 января подписало с командующим советскими войсками полковником М. А. Муравьевым договор о нейтралитете. 16 февраля Муравьев сообщил ЧНС, что со стороны советских властей нет никаких возражений против отъезда корпуса во Францию, а также против того, чтобы чешские части финансировались французским правительством.
Развитие событий в России усиливало желание чехов уехать во Францию. 9 февраля украинское правительство подписало с Германией сепаратный мирный договор. Советское правительство отказалось это сделать. 17 февраля немецко-австрийские войска начали наступление вдоль всей линии фронта, практически не встречая сопротивления. Единственной воинской частью, сражавшейся с немцами, был Чехословацкий корпус. Историк и очевидец В. Голечек писал: "Предательский приход немцев на Украину застал чехословацкое войско технически разрозненным. 1-я дивизия, сконцентрированная на Волыни... должна была отступать наспех, большими переходами к Киеву, в районе которого находилась 2-я чехословацкая дивизия. Для полков не удалось добыть нужных поездов. Со всем снаряжением и большим обозом, сильно тормозившим быстроту движения в боевом порядке, в любое время готовые вступить в бой с немцами, от которых отделывались короткими стычками в Коростыне (25 февраля 1918 г.), 1-я дивизия благополучно прибыла в Киев. Здесь истомленные, изнуренные части вынуждены были вступить с немцами в упорный бой на переправах через Днепр у Слободки, где 2-й чехословацкий полк отбил 2 марта 1918 г. атаку немцев и украинцев... Положение 1-й дивизии было очень трудным. Имея в тылу неприятеля, о силах которого не было достаточно точных данных, она подвергалась опасности в том смысле, что немцы, наступавшие широким фронтам по всем железным дорогам... направлялись к Днепру и, не встречая почти никакого сопротивления, воспользовались временем, нужным для погрузки чехословацких полков в вагоны, чтобы сконцентрированным ударом от Киева и Гомеля... перехватить путь 1-й дивизии для предполагаемой эвакуации... на Курск... Немцы выслали к Бахмачу целую дивизию. Против них стоял 6-й полк, батальон 7-го полка, два батальона 4-го полка и 3-я батарея 1-й артиллерийской бригады... Бои продолжались от 7 до 14 марта (решительный бой был 13 марта)... Чехословацким частям у Бахмача удалось выполнить свою трудную задачу: лихорадочной работой были заготовлены для полков 1-й дивизии поезда... 14 марта все эшелоны 1-й дивизии находились восточнее Бахмача... Чехословацкое войско ушло от немецких когтей, в которые его ввергла измена украинской Центральной рады"28.
Но Масарик считал, что корпус еще не готов к современной войне. 7 марта он уехал в США, а оттуда во Францию. Еще раньше, до боев с немцами под Киевом, он заявил, что решен вопрос о финансировании пере-
броски корпуса во Францию, что корпус будет переброшен во Францию через Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток. Отплыть из России предполагалось из Владивостока.
Бои против немцев у Киева улучшили отношения большевистских властей с руководством Чехословацкого корпуса. Благодаря упорной обороне 2-й чехословацкой дивизии немногочисленным частям 1-й Украинской советской армии удалось отступить за Днепр. Когда чехословацкие части начали покидать Украину, командующий советскими войсками на Украине В. А. Антонов-Овсеенко попросил передать красным частям часть вооружения чехов. Чешское руководство пошло ему навстречу, и часть оружия была передана. 16 марта Антонов-Овсеенко издал приказ, в котором с восторженной благодарностью писал о чехословацких воинах: "Наши товарищи, солдаты Чехословацкого корпуса, с честью доблестно сражающиеся под Житомиром... покидают пределы Украины и передают нам часть оружия. Революционные войска не забудут братской услуги, которая оказана была чехословацким корпусом в борьбе рабочего класса Украины с бандами хищного империализма. Оружие, передаваемое чехословаками, революционное войско примет как братский подарок"29.
15 марта Совнарком принял постановление о том, что чехословацкая армия может покинуть Россию. Некоторые из участников заседания, особенно В. И. Ленин, настаивали, чтобы чехи это сделали как можно скорее. Переговоры об условиях выезда корпуса проходили в Курске с представителями местных советов и в Москве с Л. Д. Троцким. Советские представители настаивали на сдаче чехами большей части оружия и на удалении из корпуса русских офицеров, которых в Кремле считали контрреволюционерами. Обе стороны проявляли готовность к уступкам. Троцкий говорил чешскому представителю Клецанде: "Мы ведь не хотим, чтобы вы совсем сложили оружие. Мы хотим лишь, чтобы вы сложили его в свои вагоны и поставили к нему караулы. Речь идет лишь о форме"30. 27 марта было достигнуто соглашение. Совнарком послал телеграмму представителям корпуса: "Совнарком считает предложения Чехословацкого корпуса справедливыми и вполне приемлемыми при непременном условии немедленного продвижения эшелонов к Владивостоку и немедленного устранения контрреволюционного командного состава. Чехословаки продвигаются не как боевая единица, а как группа свободных граждан, берущих с собой известное количество оружия для своей защиты от нападений контрреволюционеров"31.
Между тем антибольшевистски настроенные военные и политические деятели пытались использовать Чехословацкий корпус для борьбы с большевиками. Это желание разделял ряд русских офицеров, служивших в корпусе. В марте, когда корпус был сосредоточен в районе Тамбова, командир 1-го чехословацкого стрелкового полка им. Яна Гуса капитан А. П. Степанов, по его воспоминаниям, предложил заместителю Масарика профессору Б. Павлу "выступить немедленно против немцев и большевиков в направлении от Тамбова... на Москву, поставив во главе наступающих вверенный мне полк. Предложение мое сочувствия не встретило. Я же и сейчас категорически утверждаю, что очищение России от большевиков в то время для корпуса явилось бы делом легким"32. Капитан В. Хурбан был полностью согласен со Степановым: "Мы довели до сведения большевиков, что, если станут нам препятствовать, мы будем вынуждены отдать приказ одному из наших полков... захватить Москву и через 12 часов большевистского правительства не станет. Мы были хорошо вооружены, захватив с фронта все, что могли увезти с собой... Никто в России и даже в ее столице Москве не мог оказать нам сопротивления"33.
Была достигнута договоренность, что в каждом эшелоне будет одна рота в количестве 168 человек, вооруженных винтовками и одним пулеметом, количество патронов - 300 на винтовку и 1205 на пулемет. Все остальное - винтовки, пулеметы, орудия - должно быть сдано в Пензе особой комиссии, в состав которой входили по три представителя корпуса и советской власти. Многим чешским офицерам и солдатам сразу не понравилась сама возможность сдачи оружия, но они оставались подчеркнуто лояльными к большевистским властям и мечтали только поскорее выбраться из России и попасть во Францию. Недовольство возрастало по мере продвижения на восток ввиду мелких инцидентов с местными советами, встречи с эшелонами немецко-австрийских военнопленных, наличия австрийцев и венгров в составе красногвардейцев. Чечек писал о настроениях в 4-м полку, которым он командовал. Он задал вопрос о сдаче оружия: "Солдаты не знают, что ответить, мнутся. Тогда спрашиваю одного из них: сдашь? - Не сдам, - говорит, - спрячу, но не сдам. Я ждал этого ответа. За ним и другие как один заявляют - не сдадим, скроем, а не сдадим. - Идите, - говорю им, - скажите это и другим. Я того же мнения: 4-й полк оружие сдавать не должен"34.
Чешские офицеры, даже те из них, которые находились в русской армии с начала войны, были в невысоких чинах, но в командовании корпуса было много русских офицеров. Командир корпуса В. Н. Шокоров, генерал-майор, был приглашен Масариком и командовал корпусом с 9 октября 1917 г. по 30 августа 1918 года. Начальником штаба корпуса был генерал-майор М. К. Дитерихс, командиром 1-й дивизии - генерал-майор Н. П. Коломенский, начальником штаба 1-й дивизии полковник Леонтьев35. Подполковник С. Н. Войцеховский 7 августа 1917 г. был начальником штаба 1-й чехословацкой дивизии, с 24 декабря 1917 г. - командиром 3-го Чехословацкого им. Яна Жижки стрелкового полка и т.д. В корпусе, в среднем, на 16 рядовых приходился один офицер, что более чем в два раза превышало норму императорской армии. Согласно решению Совнаркома, чехословацкое командование было вынуждено уволить 15 русских офицеров, но значительное число их продолжало оставаться в корпусе. К ним нужно прибавить большое число офицеров, которые скрывались в чешских эшелонах от большевистской расправы и которые способствовали укреплению антибольшевистских настроений среди военнослужащих корпуса. Войцеховский описывал, как на станции Симская в районе Уральского хребта их эшелон обогнал поезд, следовавший до Владивостока: "С этим поездом ехала группа бывших русских офицеров, трое заходили ко мне. Просятся в чешские войска хотя бы солдатами. Хотят ехать во Францию"36.
Но так были настроены далеко не все русские офицеры. Некоторые из них хотели остаться в России, собираясь отправиться в те части страны, которые были к этому времени освобождены от большевиков. Войцеховский писал: "Подп. Дорфман (начальник штаба 1-й дивизии. - Л. П.) уехал в Киев и дальше с полком не поедет. Нач. дивизии (ген. Н. Коломенский) тоже колеблется, ехать ли во Францию? Я пока своего решения не меняю"37.
При таких настроениях далеко не все русские офицеры поддержали чехов, когда те решили выступить с оружием в руках против большевиков. Некоторые не верили, что у чехов есть даже малейшие шансы на победу. Генерал Коломенский и полковник Леонтьев покинули свои посты в самый напряженный момент перед началом выступления. С. А. Щепихин, назначенный 15 августа начальником полевого штаба Поволжского фронта писал, что он встретил недоверие со стороны чехов: "Ко мне - легкий холодок недоверия, вообще в массе чехи не доверяют кадровым русским офицерам, их много осталось у большевиков. Кто поручится, что ты не такой же гусь?"38
Солдаты опасались, что путешествие по необъятным российским просторам без оружия, иной раз без связи между эшелонами, при частых столкновениях с вооруженными отрядами венгров, австрийцев и немцев, превращает их поход в опасную авантюру. Легионеры спрятали часть оружия, но Пензенскому совету было передано 50 тыс. винтовок, 1200 пулеметов, 72 орудия и аэропланы. В дальнейшем советы на местах, особенно в Самаре, Омске, Уфе и Златоусте требовали, как условие дальнейшего продвижения, сдачу оружия. Чех, участник событий, писал, что, несмотря на официальные документы от советских властей о сдаче оружия, во многих местах вновь требовали его сдать: "Некоторые эшелоны должны были выкупать себе, таким образом, дальнейшее продвижение. Так что в конце концов в корпусе в некоторых эшелонах осталось по 30 винтовок"39. Чешские солдаты значительно лучше понимали опасность поездки без оружия по объятой гражданской войной стране, чем официальные представители союзников. Французский представитель при ЧНС майор Верже писал в "Чехословацком дневнике": "Оружие, которое вы имеете, было дано России, когда вы вступили в ряды ее армии. Эта армия теперь демобилизована. При самых выгодных условиях вы сдали бы оружие во Владивостоке, но не забывайте, что Франция вооружит вас с головы до ног, как только вы приедете на французскую территорию"40. Из всего корпуса оружие не сдали 1-й, 4-й и 1-й запасный полки, которые не успели проехать Пензу до 28 мая, когда начался мятеж41.
Эшелоны продвигались по железной дороге медленно, несмотря на ясно выраженное желание Ленина, чтобы чехи как можно скорее покинули Россию. Причины этих задержек первоначально заключались в разрухе на транспорте, в бестолковости большевистских властей. Войцеховский писал 30 марта с небольшой станции Саратовской губернии: "Пересоставление эшелонов идет медленно, нет паровозов, мест для маневров, печек для оборудования теплушек. Движение началось только 15 апреля"42.
Нераспорядительность местных властей иногда удавалось преодолеть с помощью средства, которое всегда было действенно в России, особенно в бурные, революционные эпохи - взятками. Так как "недогадливые" иностранцы и русские офицеры не всегда это понимали, то им приходилось растолковывать. Войцеховский писал: "16.04, ст. Ртищево. К характеристике нравов. Начальник отделения, он же нач-к Пензенского узла, железнодорожный туз или тузенек, предъявил нашему комиссару на ст. Ртищево требование, если ему не дадут одного мешка сахара и одного мешка крупы, то он не пропустит 1-ю дивизию. Зато если мы дадим эти продукты, то он охотно исполнит все наши законные и незаконные требования"43.
В начале апреля Совнарком разрешил пропускать во Владивосток два чехословацких эшелона в сутки. В скором времени число было доведено до четырех. Но на местах дело обстояло хуже. Несмотря на внешние проявления лояльности со стороны чехов, сам вид дисциплинированных солдат под командованием русских офицеров в погонах раздражал советских начальников, а тем более интернациональные отряды венгров и австрийцев. Чешский историк и участник событий описывал, как проходило продвижение эшелонов: "Эшелоны корпуса продвигались на восток крайне тягостно. Отправление их зависело всегда от приказов начальников отдельных железных дорог, которые не обращали внимания на приказы из Москвы и с которыми приходилось вести нескончаемые переговоры". На местах отказывались пропускать четыре эшелона в сутки, в лучшем случае пропускали два, а часто один поезд в день или через день, ссылаясь на "технические возможности" железных дорог. Часто продвижение зависело от "ловкости того или другого начальника эшелона", от его умения договориться с местными советскими или
железнодорожными начальниками. Солдаты и офицеры все время наблюдали, как местные комиссары нарушали обещания, данные в Москве о том, что будет происходить "непрерывное продвижение эшелонов по направлению к Владивостоку", и обязательство "оказывать чехословакам всевозможное содействие на территории России"44. Но в дополнение к трудностям, встречавшимся на каждом шагу, препятствовать продвижению эшелонов начали и центральные советские власти.
4 апреля небольшой японский десант высадился во Владивостоке под предлогом защиты жизни и интересов иностранных подданных. 7 апреля отряды атамана Г. М. Семенова начали наступление на Читу. Напуганные этими событиями, в которых большевистские лидеры видели начало интервенции союзников, 8 апреля они отдали распоряжение об остановке движения эшелонов Чехословацкого корпуса. Официальный орган корпуса газета "Чехословацкий еженедельник", пытаясь успокоить легионеров, писала: "При переполохе, вызванном в Сибири первыми сведениями об этих событиях на Востоке, приостановка движения Чехословацкого добровольческого корпуса вполне понятна"45. После того как выяснилось, что десантный отряд не предпринимал никаких действий против Владивостокского совета, 12 апреля было дано разрешение продолжить движение. Но быстрое наступление отрядов Семенова, которые могли перерезать Сибирскую магистраль и отсечь Восточную Сибирь от Центральной России, привело к тому, что 21 апреля по приказу из Москвы было остановлено движение всех чехословацких эшелонов, находившихся к западу от Иркутска. Частые остановки движения, при которых эшелоны корпуса больше стояли, чем ехали, создавали нервное, тревожное настроение у солдат и офицеров. "Эти задержки - самое худшее, что может быть в нашем положении", - писал Войцеховский46. Среди чешских легионеров, стоявших неделями на одной станции, сталкивавшихся с провокациями со стороны местных советских представителей и, что было для них еще более оскорбительным, со стороны вооруженных красноармейцев, в числе которых было много австрийцев и венгров, нарастало озлобление, усилившееся благодаря общению с местным населением, которое рассказывало чехам о кровавых эксцессах со стороны советской власти. Это настроение укреплялось "благодаря сведениям о наступлении немцев на Украине и в Финляндии"47.
Чешский офицер, проделавший весь путь с Украины до Владивостока, вспоминал: "Я был на первом поезде... Нисколько не преувеличивая, я могу сказать, что если бы наши люди имели возможность выбирать из двух маршрутов, один из которых проходил по линии фронта с немецко-австрийскими войсками, а другой по территории дружественной Советской России, мы, без сомнения, выбрали бы первый. Трудно придумать более страшную пытку для солдата, закаленного в тяжелых боях, чем испытывать бесконечные оскорбления и преодолевать многочисленные преграды со стороны людей, к которым мы были лояльны, которые были неправы и даже не понимали этого и которых мы легко могли раздавить одним пальцем. Тем не менее наши люди терпеливо все это переносили, хотя иногда нам приходилось с большим трудом их сдерживать, так как мы собирались покинуть Советскую Россию без конфликтов"48.
Поэтому приказ наркома иностранных дел Г. В. Чичерина от 21 апреля, в котором продвижение эшелонов было поставлено в зависимость от немецких требований, должен был вызвать взрыв антисоветских настроений. Приказ гласил: "Опасаясь японского наступления в Сибири, Германия решительно требует, чтобы была начата скорая эвакуация немецких пленных из Восточной Сибири в Западную или Европейскую Россию. Прошу употре-
бить все средства. Чехословацкие отряды не могут передвигаться на Восток". У представителей ЧНС в России телеграмма вызвала шок, некоторые из них не верили в ее подлинность. Отделение ЧНС в России решило не сообщать солдатам содержание телеграммы до тех пор, пока не будут выяснены причины, вызвавшие ее49. Прямая связь немецких требований с остановкой эшелонов делала для политических руководителей корпуса очевидным возрастающее немецкое влиянии в России.
1 мая телеграммами из Иркутска по всей линии железной дороги был введен новый маршрут чехословацких эшелонов. Все находившиеся к востоку от Иркутска должны были продолжать движение на восток, а те, которые находились западнее Иркутска (1-я дивизия) предписывалось направить на Мурманск. Разделение корпуса на две части, да к тому же отправка 1-й дивизии в Мурманск, о котором у легионеров были свежи самые страшные воспоминания, усилили у них опасения за свою судьбу. К маю в 63 эшелонах от Пензы до Владивостока находилось 35 600 военнослужащих корпуса. К началу мая во Владивосток прибыл только один эшелон корпуса50.
Власти на местах действовали крайне медленно. Приказ Чичерина от 21 апреля был исполнен только в начале мая, когда были остановлены все эшелоны.
Недоверие к большевикам усиливала деятельность чехословацких коммунистов. Уже 22 ноября 1917 г. первые чешские коммунисты обратилась к солдатам корпуса с призывом: "Чешские добровольцы, пришел момент, когда вы должны положить оружие, поднятое вами против австрийской реакции, национального притеснения и немецкого милитаризма. Долой оружие! Требуйте демобилизации чехословацких добровольцев и бросайте позиции... Не проливайте больше ни капли крови". Весной 1918 г. чехословацкие левые социал-демократы через свою газету "Свобода" и коммунисты (газета "Передовой боец") вели пропаганду среди солдат корпуса, призывая их оставить корпус и записываться в Красную армию. Легионерам рисовали страшную судьбу, которая их ожидает, если они этого не сделают. Чешская коммунистическая газета "Красная армия" писала: "Все бывшие австро-венгерские подданные, не получавшие русского подданства, подлежат обмену. Не полагайтесь на документы Национального совета, ничего не стоящие бумажки". 9 мая в газете "Передовой боец" появилась статья, которая предрекала легионерам неминуемую гибель, если они поедут через Архангельск или Мурманск: "Сотни немецких шпионов и доносчиков втерлись в панскую армию (так на коммунистическом языке назывался Чехословацкий корпус. - Л. П.), посылают сообщения в Берлин, и немецкие подводные лодки поджидают в Белом море или в Атлантическом океане богатую добычу"51.
Распоряжения советского правительства не оставляли сомнений, что деятельность чехословацких коммунистов прямо поощряется и предписывается Совнаркомом. 10 мая было создано чехословацкое отделение Наркомнаца. Через несколько дней у ЧНС было отобрано занимаемое им помещение в Москве. Чешский коммунист, поставленный во главе отделения Наркомнаца, опубликовал свой первый документ: "На основании имеющихся у нас документов о враждебной деятельности отделения Национального совета и его контрреволюционных тенденций, направленных против советского правительства Русской республики, чехословацкое отделение при Комиссариате по национальным делам отклоняет просьбу, поданную вами, об отмене реквизиции"52.
Усилия чехословацких коммунистов по развалу корпуса встречали поддержку центральных органов Советской власти. Совнарком не доверял командному составу и политическому руководству корпуса. Большевистские
руководители получали ежедневные сообщения с мест об инцидентах, в которых обвиняли легионеров. В Красной армии насчитывалось большое число так называемых интернациональных частей, состоявших из венгров, австрийцев и немцев. Советские руководители доверяли обещаниям чешских коммунистов превратить враждебных советской власти легионеров, прекрасные боевые качества которых были продемонстрированы в боях против немцев, в преданных советской республике интернациональных бойцов. Некоторые основания надеяться на массовый переход чехов и словаков из корпуса в состав Красной армии существовали. В конце апреля - начале мая среди перешедших были даже два члена ЧНС, а также ряд членов дивизионных и полковых комитетов. Чешские коммунистические историки называли общую цифру в 10 тыс. человек, когда писали о чехословаках-красноармейцах, из них 5 тыс. бывших легионеров53. Видимо, эти цифры преувеличены, но несколько тысяч чехов и словаков оказались в составе Красной армии. Когда после начала мятежа они попадали в руки легионеров, их расстреливали в первую очередь.
Идею о том, что лучше перебросить Чехословацкий корпус во Францию через Архангельск и Мурманск, высказывали представители различных сторон, в разгоравшемся конфликте ни как друг с другом не связанных. 10 марта президиум Центросибири признал нежелательным дальнейшее продвижение эшелонов корпуса на Владивосток из-за возможного выступления его частей против Советской власти и обратился в Совнарком с ходатайством о направлении эшелонов в Архангельск. Но и один из представителей США в России Р. Робинс телеграфировал другому - Д. Фрэнсису: "Посылка этих войск вокруг света является бессмысленной тратой времени, денег и тоннажа"54.
Хотя 3 марта был подписан Брестский договор, советское правительство с тревогой наблюдало за высадкой немецких войск в Финляндии, передвижением их на Украине и пыталось наладить отношения с союзниками. Переговоры с представителями французского посольства облегчались тем, что один из его чинов, капитан Л. Сорель был прокоммунистически настроен и притом рассчитывал, что большевики могут открыть Восточный фронт против немецко-австрийских войск. 21 марта Троцкий направил во французскую военную миссию официальное послание: "После беседы с капитаном Сорелем имею честь просить от имени Совета народных комиссаров технического сотрудничества французской военной миссии в реорганизации армии, предпринимаемой Советским правительством". Глава миссии Ж. Лавернь откомандировал трех офицеров в качестве советников наркома по военным и морским делам. Им было выделено помещение рядом с кабинетом Троцкого. По сообщению посла Франции Ж. Нуланса, Троцкий затем попросил выделить с той же целью 500 французских армейских и несколько сот английских морских офицеров55. В ходе этих переговоров французы и предложили Троцкому направить часть эшелонов корпуса через Мурманск. Но в телеграмме Чичерина не было ни слова о том, что это предложение сделали союзники. Для легионеров изменение маршрута выглядело как советская провокация, следующая за рядом других провокаций и имеющая только одну цель - уничтожить Чехословацкий корпус. Войцеховский писал 30 апреля: "Вчера наш комиссар показал мне телеграмму Москвы: немцы боятся наступления японцев и требуют скорейшей эвакуации из Восточной Сибири своих военнопленных; движение наших эшелонов на Восток распоряжением советских властей остановлено. Мне начинает казаться, что мы не попадем во Владивосток". Он также вчитывался в "телеграммы советских комиссаров из Омска и еще откуда-то" и делал "предположение, что что-то назревает, какой-то опять переворот"56.
Телеграмма Чичерина была отправлена 21 апреля, но только 9 мая представитель ЧНС в Вологде при посольстве союзников д-р С. Тарно узнал из разговора с Лавернем, что изменение направления предложено союзниками. Но на вопрос чешского представителя: "Можно ли нам открыто, перед нашими войсками сказать, что направление на Запад определено союзниками, а не Россией?" - француз ответил: "Нет, нельзя... намерение союзников неизвестно посольствам, находящимся во Владивостоке. Это известно лишь 4 - 5 лицам и непременно должно остаться тайной. Этого требует интерес самого вопроса и от этого может зависеть успех"57. 13 мая в Москву прибыли из Сибири представители ЧНС во главе с проф. П. Макса. 14 мая генерал Лавернь официально сообщил им, что изменение маршрута вызвано пожеланиями союзников и обещал всемерную поддержку со стороны французского правительства при отправке транспорта в Архангельск. Лавернь сообщил чехам, что послал телеграмму в Париж о своем предложении 11 апреля. Основной причиной изменения маршрута было желание Франции как можно скорее получить этих солдат на фронт, где немцы наносили один удар за другим. Союзники также желали располагать силами в районе Архангельска и Мурманска для отражения возможного немецкого удара из Финляндии или для борьбы с большевиками. Для Англии приоритетом являлось использование чехов в Сибири и на Севере, для Франции - получить их как можно скорее на Западный фронт.
Одно из главных требований чехов заключалось в том, чтобы при любых перебросках корпуса дивизии не разбивались, а оставались единым целым. На встрече с Троцким представители ЧНС просили, чтобы 1-я дивизия была направлена в Архангельск в полном составе и чтобы эшелоны отправлялись именно в Архангельск, а не в Мурманск, учитывая особое отношение легионеров, ко всему, что связано с Мурманском. Они также просили Троцкого, чтобы советские власти не препятствовали дальнейшей деятельности ЧНС среди военнопленных, для привлечения их в состав легиона, и просили положить предел пропаганде чешских коммунистов. Очевидец событий и чешский историк Я. Попоушек считал, что "в общем ответ Троцкого был благоприятным". Он сказал, что постарается убедить Совнарком согласиться на отправку эшелонов в Архангельск вместо Мурманска, но добавил, "что сделает это лишь в том случае, если об этом будут просить английские и французские представители и если они поручатся ему, что войска будут действительно переправлены во Францию"58. Он согласился и на деятельность ЧНС среди военнопленных, но категорически отказался даже говорить о чешских коммунистах, объясняя, что этим вопросом ведает не он, а Наркомнац и его глава И. В. Сталин. Как видно из этой беседы, Троцкий, так же как Ленин, в это время считал, что самое главное, чтобы чехи поскорее удалились из России. Но в корпусе не знали о том, что происходило в Москве и что изменения в движении - результат требования союзников.
Провокации чешских коммунистов, частичное разоружение легионеров, столкновения с австрийцами и венграми, служившими в Красной армии, страх, что корпус будет поделен на части и уничтожен, нежелание "заменить увлекательное путешествие вокруг света перспективой опасности, грозящей от немецких подводных лодок"59, ухудшение снабжения продовольствием - все это приводило легионеров в нервное настроение. Любая провокация, любое недоразумение могло привести к взрыву. Это и произошло 14 - 17 мая в Челябинске, когда железка, брошенная из вагона, ранила одного из солдат. Большевистские власти Челябинска потребовали для допроса чехословацких караульных, которые во время инцидента несли службу. От 3-го полка, благодаря Войцеховскому, принявшему "меры, чтобы мои стрелки не ходили в
город"60, не был отправлен ни один стрелок. На допрос явились солдаты 6-го полка. 17 мая десять из них были арестованы по обвинению в убийстве. Этот арест вызвал возмущение легионеров. Казалось, подтверждались самые мрачные опасения. Два представители чехословаков, солдат и офицер 6-го полка отправились в Челябинский совет для переговоров о судьбе арестованных и были тут же взяты под стражу.
Уже после первого ареста десяти солдат легионеры рвались в бой: "Когда об этом стало известно в полку, добровольцы этого полка решили идти освобождать своих, - писал Войцеховский. - Командиру 2-го батальона Ульриху удалось уговорить подождать и послать депутацию... Проходя мимо 2-го батальона, видел, как стрелки усиленно чистили винтовки. Волнение было очевидно, и очевидно было, что удержать людей не в моей власти". Арест делегации сделал столкновение неизбежным. Войцеховский продолжал: "Чаша терпения была переполнена известием, что из депутации 6-го полка также арестовали одного офицера. Известие это было получено, когда у меня сидел штабс-капитан Ульрих 6-го полка. И я убеждал его не предпринимать этого выступления. Около эшелонов меня уже ждали все офицеры, унтер-офицеры и старшие вагонов всего полка, которым я также хотел сказать все, что мог, чтобы удержать их в руках. По получении известия об аресте офицера... шт. -кап. Ульрих вскочил и объявил, что 6-й полк выступает, жребий брошен, и я должен был поддержать, во что бы то ни стало".
Чехи потребовали немедленно освободить арестованных. Хотя следственная комиссия совета и согласилась выполнить это требование, легионеры заняли вокзал, арестовали коменданта и захватили оружие. Вооружившись, они оцепили центр города, разоружили красноармейцев, захватили арсенал, обыскали военный комиссариат и перерезали телефонные линии. По Войцеховскому, "все сопротивление сводилось к выстрелам одиночных военнопленных и четырех каких-то солдат (русских или военнопленных, неизвестно) уже за городом; солдаты эти выстрелили и сейчас же удрали. К 12 1/2 часам мы вернулись в свои эшелоны". Все арестованные были освобождены. Некоторые мемуаристы, не являвшиеся непосредственными участниками событий, утверждали, что чехи не понесли никаких потерь, но в действительности был убит один унтер-офицер 6-го полка и ранены два стрелка. О потерях среди красноармейцев Войцеховский писал: "С противной стороны пострадали двое-трое военнопленных". После первых выстрелов красноармейцы и все большевистское руководство разбежались. Войцеховский отмечал в дневнике: "До вчерашнего дня совет был нахален до крайности. Вчера, с началом нашего наступления, он сел в автомобиль и удрал... сегодня совет возвратился и ведет с нами переговоры очень вежливо, но крайне возмущен и обижен"61.
В такой обстановке опасений, тревог и вместе с тем уверенности в своих силах 20 мая в Челябинске состоялся съезд представителей корпуса и филиалов ЧНС. "Сегодня утром приехала в Челябинск часть членов Национального совета, - записал Войцеховский. - Собралось экстренное совещание в американском вагоне... Участвовали члены Национального совета (председатель Б. Павлу), командиры 3-го, 4-го и 7-го полков, начальник эшелонов 6-го полка кап. Ульрих, мой помощник пр. Чила, комиссар 3-го полка пор. Кынек и комиссар станции пр. Которба"62. Командир 4-го полка Чечек описывал настроения, с какими он и другие представители полка ехали на съезд: "Уже дорогой мы договорились с делегатами 4-го полка, что будем придерживаться тех декретов, которые нам были даны нашим вождем - Масариком. Мы никого не будем трогать, но если нам загородят дорогу - не остановимся перед тем, чтобы проложить ее к востоку оружием"63.
Во время работы съезда было получено сообщение из Москвы об аресте в ночь на 21 мая членов ЧНС Макса и Чермака. Арест был произведен после получения в Москве сообщения о столкновении в Челябинске. Хотя чехи к этому времени оставили город во власти совета, руководители ЧНС были арестованы. 21 мая к ним в тюрьму явились два чешских коммуниста, с требованием подписать приказ Чехословацкому корпусу о немедленной сдаче оружия. Арестованные отказались это сделать, пока они не поговорят с Троцким. Вслед за тем они были доставлены к Ф. Э. Дзержинскому, у которого находился зав. оперативным отделом Народного комиссариата по военным делам Я. С. Агранов. Он предложил арестованным подписать пять экземпляров призыва о разоружении корпуса. Арестованные отказались, но продержались они не долго. Папоушек писал: "Макса потребовал поговорить по телефону с Троцким. На это было дано разрешение. При разговоре по телефону Троцкий отверг все возражения о том, что дело касается из ряда вон выходящего факта. Он потребовал немедленной подписи, причем им были сказаны слова: "Иначе я вас поставлю перед полевым судом"64. Телефонной угрозы оказалось достаточно. Макса и Чермак согласились все подписать немедленно. Они добились незначительной уступки: разрешения переговорить с отделением ЧНС в Омске и одному из них выехать к корпусу. Это обещание не было выполнено до 29 мая, когда столкновения с легионерами были в полном разгаре, и Троцкий в тот момент надеялся, что, может быть, Максу и Чермаку удастся стабилизировать ситуацию.
Наряду с телеграммой об аресте в Москве в руки съезда в Челябинске попало письмо Челябинского совета в Екатеринбург с просьбой о присылке помощи для разоружения корпуса. Съезду также стало известно, что инициатива идет из Москвы. Ему была передана телеграмма Агранова руководителям советов Поволжья, Урала и Сибири: "Предлагаю немедленно принять срочные меры к задержке, разоружению и расформированию всех эшелонов и частей Чехословацкого корпуса, как остатков старой регулярной армии. Из личного состава корпуса сформировать красноармейские и рабочие артели, если нужна помощь чехословацких комиссаров, обратиться к помощи комитетов чехословацких эсдеков в Пензе, Самаре, Петропавловске и Омске. О предпринятых мерах сообщите в Москву Народному комиссариату по военным делам"65.
Съезд немедленно принял решение: оружие не сдавать, ни одному эшелону не менять направление на Архангельск, продолжать движение на Владивосток, в случае необходимости проложить дорогу оружием. Чечек вспоминал: "Наконец, после долгих прений было решено до 27 мая никаких решительных мер не принимать, после же 27-го все эшелоны начнут движение в один и тот же день, как один человек на восток". Учитывая, что два руководителя российского отделения ЧНС оказались в большевистской тюрьме, было принято постановление: "Съезд чехословацкого войска лишает отделение ЧНС права руководить передвижением армии, находящейся на пути во Владивосток, и передает его Временному исполнительному комитету, назначенному и уполномоченному съездом, без ведома которого никто не имеет права отдавать никаких приказов, касающихся передвижения". Во Временный исполнительный комитет под руководством д-ра Павлу вошли четыре члена отделения ЧНС, три рядовых солдата и три командира полков: 4-го стрелкового (поручик Чечек), 3-го стрелкового (подполковник Войцеховский) и 7-го стрелкового (капитан Гайда). В телеграмме, посланной Совнаркому, съезд старался избежать бесповоротного объявления войны. В ней выражена даже "симпатия к русскому революционному народу, ведущему тяжелый бой за укрепление революции"66. Но было твердо заявлено: "Со-
ветское правительство не может обеспечить свободный и беспрепятственный проезд корпуса, съезд решил оружие не сдавать"67. Эшелонам была разослана инструкция: прекратить сдачу оружия; по возможности избегать столкновений, но в случае нападений защищаться; продвижение на Восток продолжить "собственными силами".
Движение должно было возобновиться 27 мая. Чечек писал, что член Военной коллегии Гайда "хотел сейчас же выступить, сейчас же начать, в случае задержки, бой с большевиками, не считаясь с тем, что 1-я дивизия отрезана от нас"68. О том, что выступление было назначено на 27 мая, известно из воспоминаний Чечека. Гайда не считался с этой датой и приказал 25 мая начальнику штаба 7-го Татранского полка капитану Э. Кадлецу захватить Мариинск, а командиру 1-го батальона 6-го полка захватить станцию Чулимская. 25 мая легионеры Кадлеца заняли Мариинск. В ночь на 26 мая в Новониколаевске легионеры Гайды атаковали красноармейский гарнизон.
Выступление могло быть ускорено враждебными действиями советских властей. Вечером 25 мая, получив сообщение Западно-Сибирского совета о мариинских событиях, Троцкий приказал: "Все советы обязаны под страхом суровой ответственности разоружить всех чехословаков. Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выпущен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных. Местные военные комиссары обязаны немедленно выполнить этот приказ, всякое промедление будет равносильно бесчестной измене и обрушит на виновного суровую кару. С честными чехословаками, которые сдадут оружие и подчинятся советской власти, будет поступлено как с братьями, и им будет оказана всяческая поддержка. Всем же железнодорожникам сообщите, что ни один эшелон с чехословаками не должен продвинуться на восток. Кто уступит насилию и окажет содействие чехословакам с продвижением на восток, будет сурово караться. Настоящий приказ прочесть всем чехословацким легионерам и прочесть всем железнодорожникам по месту продвижения чехословаков"69.
Отдав этот грозный революционный приказ, Троцкий мог считать себя кем-то вроде русского Робеспьера, однако он не мог быть исполнен на практике вследствие крайне незначительных военных сил большевиков. Военной коллегии приказ Троцкого стал известен на другой день. Чечек вспоминал: "Поздно вечером того же дня, устав до крайности, я приезжаю в штаб 4-го полка. В ту же минуту мне приносят знаменитую телеграмму Троцкого. Эту телеграмму мы получили благодаря хорошему отношению к нам железнодорожников"70. Лидеры большевиков, видимо, до конца не понимали, как их ненавидело большинство населения страны.
Немедленно начались столкновения. Большевики напали первыми, еще до выступления Гайды. 23 - 24 мая в Красноярске был разоружен эшелон с авиационным отрядом и штабом 2-й дивизии. Красноармейцы попытались арестовать начальника штаба дивизии подполковника Б. Ф. Ушакова, но ему удалось скрыться. 25 мая по распоряжению Иркутского совета была предпринята попытка захватить эшелон 2-й артиллерийской бригады в Иркутске. В. Голичек описывает последующие события. Чехословацкие артиллеристы, которые ранее сдали все свое оружие, "отбив голыми руками преступное нападение, захватив неприятельские пулеметы и заняв вокзал, не только не наказали виновных, но даже по настоянию представителей союзников вернули совету захваченное... и продолжали, по соглашению с Иркутским советом, свой путь на восток без оружия"71. Узнав о нападении на своих однополчан, стоявший на станции Батарейной под Иркутском эшелон 7-го полка
занял станцию, захватил большое количество винтовок, пулеметов и начал стремительно наступать на Иркутск. Но вновь при посредничестве представителей союзников было заключено соглашение. Легионеры сдали все оружие и были пропущены на восток. Иркутский краевед Н. С. Романов, современник событий, писал: "26 мая без 15 мин. 5 в Глазковой началась стрельба из винтовок и пулеметов: большевики требовали оружие с эшелона проезжавших словакочехов. Были раненые, были убитые. Чехами отобраны у красноармейцев пушка и два пулемета.
11 часов вечера. Стрельба в Иннокентьевской между красными и словакочехами. В 4 часа утра вновь перестрелка до 6 утра. Чехи отогнали большевиков за Иркутский мост, захватив на станции Иннокентьевской склады военного снаряжения и всю железнодорожную линию от Иннокентьевской до Иркутска"72.
Первые столкновения показали полное военное превосходство легионеров над красноармейцами. Чехи и словаки со считаными винтовками легко разоружали красногвардейские части. Целью солдат корпуса являлось не свержение советской власти, а стремление попасть во Владивосток, поэтому они так легко при посредничестве союзников сдавали все захваченное оружие. Местным Советам было явно не до исполнения приказа Троцкого. Они никого не могли ни расстрелять, ни отправить в лагеря военнопленных, а мечтали только, чтобы чехи убрались подальше.
Что же собой представляли силы сторон накануне решающего столкновения? Чехословацкий корпус был разбросан на колоссальной территории от Пензы до Владивостока. Самой сильной была группа, находившаяся на западе в районе Пензы-Сердобска. Она состояла из солдат и офицеров самой боевой, имевшей фронтовой опыт, 1-й дивизии под командованием подпоручика Чечека и включала 1-й им. Яна Гуса, 4-й Прокопа Великого, 1-й запасный стрелковые полки, инженерную роту и хлебопекарню 1-й дивизии. Группа насчитывала около 6 тыс. человек. Восточнее нее, в районе Челябинска, находилась группа под командованием подполковника Войцеховского, состоявшая из 2-го Иржи с Подебрат и 3-го Яна Жижки стрелковых полков, 2-го батальона 6-го Ганацкого полка - более 8 тыс. человек. В районе Новониколаевска группа капитана Гайды насчитывала полтора батальона 7-го Татранского полка, батальон 6-го Ганацкого полка - всего около 2000 человек. В Мариинске находилась группа капитана Кадлеца - две роты Татранского полка, батальон Ганацкого полка - около 2 тыс. человек. В районе Канска-Нижнеудинска стояла группа подполковника Ушакова, состоявшая из ударного батальона, части 2-го полка и хлебопекарни 2-й дивизии, всего около 1000 человек. Самая большая группа находилась во Владивостоке под командованием начальника штаба корпуса генерала Дитерихса (13411 человек). Но Владивостокская группа была отделена от остальных частей корпуса тысячами километров. Связь с ней была затруднена. Она выступила только через месяц после начала конфликта, 29 июня. Чешские мемуаристы и историки отмечали, что "на стороне большевиков были не только преимущества сил, вооружения, технических средств, связей, организованного тыла и т.д. Обладая всей железнодорожной линией от Пензы до Владивостока, Советская власть могла в первый день конфликта, воспользовавшись стратегическими и тактическими преимуществами, которые были на ее стороне, вследствие крайне неблагоприятного положения Чехословацкого корпуса оборонительную борьбу последнего последовательно превратить в восстание отдельных поездов и групп поездов на нескольких изолированных участках, ликвидировать постепенно самые слабые части, прежде чем они соединятся в военную организацию. Ряд чешских эшелонов стоял на станциях
вдали от других чешских частей. Так, восточнее Омска на большом расстоянии друг от друга находились шесть эшелонов". Отсутствие связи между эшелонами (после начала конфликта можно было рассчитывать только на посыльных) превратилось в тяжелую проблему. Чечек писал: "Отсутствие связи влекло иногда к большим недоразумениям в действиях"73.
Чешские мемуаристы подробно пишут о трудностях, которые стояли перед легионерами, о многочисленных большевистских гарнизонах, часто, впрочем, преувеличивая их состав, о необходимости переправы через Волгу, чтобы соединиться челябинской и пензенской группам и т.д. Все это могло иметь значение, если бы большевики располагали подготовленными воинскими частями, желающими сражаться и получающими поддержку населения. Но ничего этого не было!
В июне войска, действовавшие против чехов и словаков на Волге и на Урале (будущий Восточный фронт), насчитывали 35 500 пехотинцев, 2317 кавалеристов, на вооружении которых были 224 пулемета и 38 орудий, а всего в вооруженных силах Советской республики, сформированных на добровольческой основе, насчитывалось 116 037 пехотинцев, 7940 кавалеристов74. Эти войска в организационном отношении делились на огромное количество отрядов, составлявших так называемые армии. Армия, занимавшая позиции под Миассом, состояла из 13 отрядов общей численностью 1105 штыков, 22 сабли. Р. Берзин, командующий Североуральским Сибирским фронтом, писал, что в районе Екатеринбурга-Челябинска насчитывалось 2500 красноармейцев. Большинство красноармейских отрядов состояло из рабочих, не прошедших военного обучения. К бою с регулярными частями они оказывались совершенно не способными75. Красная армия этого периода испытывала колоссальный недостаток командных кадров, как из-за нежелания офицеров идти в нее служить, так и из-за полного к ним недоверия. Она страдала отсутствием дисциплины. Командовавший красными войсками в районе Иркутска П. Голиков писал: "Паническое отступление было результатом слабой боевой подготовки нашей армии, случайного состава ее, отсутствия командного состава и отсутствия центра высшего командования"76.
Огромную роль в Красной армии в это время играли отряды интернационалистов. Их боевые качества были выше, чем у других красноармейцев за исключением латышских частей, но также были невысоки. Романов отмечал: "15 мая. Местные интернациональные роты, сформированные анархистами, отправленные на Семеновский фронт, по дороге разбежались"77.
Красная армия находилась в самом начале своей организации. Местные офицерские и эсеровские организации по всей стране готовили выступление против большевиков. Единственной организованной военной силой в России, состоявшей из солдат с боевым опытом, с большим числом офицеров, с высоким моральным духом, был Чехословацкий корпус. Р. Пайпс писал: "Чешский легион был в Сибири, безусловно, самым сильным военным формированием"78. Поэтому нет ничего удивительного в том, что за короткий срок Чехословацкий корпус при поддержке выступлений офицеров, эсеров, крестьян, казаков, а на Урале и в Поволжье - рабочих смог свергнуть Советскую власть от Волги до Владивостока.
Чешские историки, мемуаристы во всем обвиняют большевиков. Папоушек писал, что если бы "не абсурдное нападение большевиков на чешские эшелоны, России не пришлось бы пережить последовавшие грозные годы". Пайпс утверждает: "Вся чехословацкая политика была основана на дружелюбном нейтралитете... Все это внезапно вспыхнуло из-за бессмысленных действий Троцкого. Только что назначенный на пост наркома по военным делам, он желал немедленно войти в роль, хотя под командованием у него не
было фактически никаких войск. Его честолюбие в мгновение ока превратило дружелюбно настроенных чехословаков в "контрреволюционную" армию, представлявшую для большевиков военную угрозу, причем самую серьезную с тех пор, как они захватили власть". Приказ о разоружении легионеров Пайпс считал "абсурдным"79. Действительно, многочисленные действия советских властей провоцировали легионеров. То, что чехи не собирались вести войну с Советской властью, подтверждается характером их действий после начала конфликта. Захватив без боя Пензу, Чечек отказался остаться в городе и двинулся на восток, а явившейся к нему делегации местных жителей, уговаривавшей чехов остаться в Пензе и обещавшей поддержку, он сказал: "Не могу. Это не входит в наши планы. У меня приказ продвигаться вперед, этот приказ я должен выполнить"80. Масарик был сторонником политики нейтралитета в российских внутренних делах и отвергал все предложения Корнилова, Алексеева, П. Н. Милюкова выступить против большевиков. Среди чехов и словаков были офицеры и солдаты, ненавидевшие большевиков и связанные с антибольшевистскими силами. Многие находились под воздействием русских офицеров, антибольшевистски настроенных, или просто хотели помочь братскому славянскому народу, попавшему в трудное положение. Но отдельные легионеры, в том числе и члены ЧНС, присоединялись к чехословацким коммунистам. Прав историк И. В. Нарский, который пишет: "Чехословацкий корпус против своей воли оказался вовлеченным в российскую трагедию невиданного масштаба"81.
Но помимо большевиков, чехов и словаков, был еще один участник событий - союзные державы. Какова их роль в восстании?
Один из самых запутанных вопросов, до сих пор остающийся неизвестной страницей истории гражданской войны в России, - это вопрос о роли союзных держав в ней; немалую роль они сыграли и в мятеже Чехословацкого корпуса.
Обстановка в 1917 - первой половине 1918 г. была для них неблагоприятной. Революция в России, приведшая в конце концов к выходу ее из войны и заключению Брест-Литовского мирного договора; тяжелое поражение французских войск в сражении на Западном фронте 19 апреля - 5 мая 1917 г. (бойня Нивеля); серия немецких наступлений весной и в начале лета 1918 г. во Франции, имевших целью закончить войну до прибытия на фронт американских войск, - все это поставило Антанту в тяжелое положение. Для французов была важна любая помощь, лишь бы продержаться до прибытия американцев. Чехословацкий корпус, несмотря на его ограниченную численность, был реальной боевой силой и, в отличие от многих, его солдаты рвались в бой. Поэтому французы более других были заинтересованы в прибытии чехословацких войск во Францию. Представители Франции в России, гражданские и военные, были ошеломлены происходящим перед их глазами и плохо разбирались в событиях. К тому же их симпатии, при всем французском патриотизме, отличались колоссальной амплитудой колебаний: если капитан Садуль был очарован большевиками, то посол Нуланс ненавидел их и выступал решительно против сотрудничества с ними. Некоторые французские представители, как майор Гийе, считали, что чехи принесли бы больше пользы союзникам, образовав антигерманский, антибольшевистский фронт в России. Одно очевидно: представители Франции и других союзных держав не агитировали чехов и словаков выступить против большевиков. Но когда они увидели, что это выступление произошло и Советская власть с легкостью свергнута от Волги до Тихого океана, они решили воспользоваться этим восстанием, чтобы воссоздать Восточный фронт. Именно тогда союзные державы стали чехов заверять, что они являются авангардом союзнических сил,
что к ним на помощь придут войска союзников. В начале июня Гийе распространил телеграмму: "1. Посланник Франции сообщает майору Гийе, что он может благодарить чехословаков за их выступления от имени всех союзников. 2. Союзники решили выступить в конце июня. Чехословацкая армия и французская миссия представляют авангард союзнических сил. 3. Укрепить добытые позиции и продолжать действия в ожидании прихода союзников"82.
Барон К. фон Ботмер, представитель верховного главнокомандования при немецкой дипломатической миссии в Москве, считал, что с точки зрения Антанты выступление Чехословацкого корпуса в России может принести значительно больше пользы, чем его участие в боевых действиях во Франции. Он писал в дневнике 6 июня: "В сообщениях о действиях и намерениях Антанты в России уже не раз говорилось, что Антанта стремится образовать на Востоке против Германии новый фронт и что эти намерения могут быть осуществлены. Об этом свидетельствует восстание чехословаков... События в Центральной и Восточной Сибири, на Мурманском побережье и в Архангельске... Подобное использование чехословаков должно принести Антанте больше пользы, чем если бы за счет них на несколько полков пополнился Западный фронт"83.
Телеграмма Троцкого сделала восстание Чехословацкого корпуса неизбежным. Корпус восстал, и первоочередной целью восстания было соединение всех сил корпуса, установление контроля над Сибирской железной дорогой и продолжение движения на Владивосток84. Западная группа корпуса, пензенская, после того как командир 1-й дивизии генерал Коломенский, не веря в успех выступления, покинул свой пост, распоряжением Военной коллегии была подчинена командиру 4-го полка Чечеку. Он решил стянуть все части группы к Пензе и занять город85.
Первые действия легионеров привели к большим потерям среди них. Чечек послал отряд на станцию Ртищево для захвата паровозов. Хотя паровозы удалось захватить и доставить, из всего посланного отряда (80 человек) возвратилось только 20, а 60 человек были взяты в плен подошедшим из Саратова латышским отрядом. Командир чешского отряда д-р Черный застрелился. Посланный на выручку батальон 4-го полка потерпел поражение в бою с занявшими Ртищево латышами и понес большие потери. Из боя вернулись остатки батальона.
Но в дальнейшем успех сопутствовал чехословакам. Рано утром 28 мая они захватили железнодорожную станцию Пензу. В качестве трофея победителям достался эшелон с тремя броневиками, которые чешское командование использовало в дальнейших действиях. Команда эшелона состояла из китайских красноармейцев, не оказавших чехам практически никакого сопротивления. В ночь на 29 мая чешские части, окружив Пензу почти сплошным кольцом, взяли город практически без сопротивления. Было захвачено большое количество оружия и 1500 красноармейцев, в подавляющем большинстве их отпустили по домам.
Не оставив никакого заслона в Пензе, чехословацкие части двинулись на восток, на Сызрань. Чечек опасался, что в Сызрани легионеры столкнутся с ожесточенным сопротивлением. У красных было много артиллерии. Он решил взять город, используя не столько военное, сколько политико-дипломатическое искусство: "Я послал туда поезд с нашими делегатами - также довольно левого направления. Посылая делегацию, я рассчитывал на то, что нашим левым скорее удастся объяснить цели нашего движения, сговориться с Сызранским советом. Мое предложение оправдалось блестяще - нам очистили вокзал без боя, выдав к тому же большой запас оружия. В Сызрани мы взяли большой военный материал, в том числе 29 орудий".
По пути на восток перед чехами и словаками стала серьезная преграда - мост через Волгу. Чечек вспоминал: "Волга разлилась... переправа через нее на лодках или на пароходах была немыслима, а на мосту стояли красноармейцы, у моста - вооруженные рабочие". И на этот раз Чечек использовал военно-дипломатические меры. Чешские представители уговорили рабочих не оказывать сопротивления и пропустить чехов, затем "подошли к мосту... выдвинули вперед броневые поезда, грянули из пушек по мосту, красноармейцы дали тягу... поезд сейчас же за ними... Таким образом, самое большое препятствие, пугавшее нас больше всего, нам удалось перейти очень легко".
Чехи продолжили свой путь на восток. Как и в Пензе, они не оставили гарнизона в Сызрани и только под Сызранью выставили арьергард. Под Безенчуком произошло столкновение с красноармейцами, взорвавшими на пути группы несколько мостов и обстрелявшими чехословацкие части. Но, по свидетельству Чечека, "это сопротивление мы сломили без большого напряжения"86.
Пенза, Сызрань, Безенчук были захвачены без всякого содействия со стороны каких-либо русских подпольных организаций. Выскажу мысль, которая может показаться крамольной: в начальный период гражданской войны в Поволжье, Сибири и на Дальнем Востоке очень часто русские не участвовали в боях ни с той, ни с другой стороны. Гражданская война велась на территории России, но со стороны белых воевали чехи и словаки, а со стороны красных - венгры и австрийцы. Создавалась впечатление, что идет война внутри Австро-Венгерской империи. Ряд иностранцев, находившихся в 1918- 1920 гг. в России, отмечали ту особую жестокость, даже на фоне кровавой русской гражданской войны, с которой легионеры расправлялись со своими врагами, особенно с австрийцами и венграми. На это обращали внимание не только сами австрийцы и венгры, но также многие французские и русские наблюдатели. Министр финансов Уральского правительства кадет Л. А. Кроль указывал одному из политических руководителей легионов, доктору Б. Павлу "на абсурдность того, что чехи не берут пленных, в особенности же мадьяр, а обязательно убивают их"87. Павлу только развел руками и сказал, что он всецело разделяет взгляды Кроля, но тяжело бороться с настроениями чешско-словацких солдат, слишком сильно ненавидящих венгров. Капитан Хурбан, пропагандировавший в США чешское дело и поэтому заинтересованный представить легионеров в самом положительном свете, писал об обращении чехов с пленными австрийцами, венграми и немцами с некоторой наивностью: "Немцы пытались распускать слухи о нашей крайней жестокости к ним во время боев. Но это ложь! Факты таковы: взятые нами в плен русские большевики разоружались и отпускались по домам. Но венгерских и немецких военнопленных, захваченных с оружием в руках, мы убивали. Они были предупреждены об этом заранее. Австрийцы повесили всех наших раненых, захваченных в плен на итальянском фронте. Они (австрийцы и венгры. - Л. П.) атаковали наш поезд с ранеными в Сибири. Четыре года борьбы за жизнь научили нас быть начеку. Мы не причиняли вреда немецким и венгерским военнопленным, которые не боролись против нас, хотя они являлись нашими врагами. Мы могли убивать их тысячами, но давали им возможность беспрепятственно покинуть Сибирь, если они хотели вернуться домой. Но когда они вероломно нападали на нас, их приходилось обезвреживать. Мы опубликовали официальное заявление, что каждый немец или венгр, схваченный с оружием в руках, не заслуживает снисхождения"88. Впрочем, со стороны красных в боях участвовали российские граждане. Это были лучшие части Красной армии - латышские стрелки.
Впервые чехи встретили русских, освободивших свой родной город еще до их прихода, в Иващенкове (ныне Чапаевск), поселке в 45 км к юго-западу
от Самары, где расположены военные заводы. Восставшие рабочие освободили поселок от красных и передали чехам большое количество оружия.
Чехи двинулись на Самару. В городе действовали в подполье антибольшевистские организации: эсеровская численностью в 300 человек и офицерская - 200. Самарским подпольем руководили эсеры, которые послали в Пензу к чехам члена Учредительного собрания И. М. Брушвита. К Чечеку был послан другой делегат, который заявил ему о готовности подполья содействовать чехам при взятии Самары. Чечек ответил: "Мы в Самару войдем, но задерживаться в Самаре не будем, ваша организация это должна знать. При этом я ему указал, что мы не имеем плана города и не знаем, как выглядит Самара". Через два дня был доставлен из города "прекрасный план Самары, с точным обозначением расположения большевистских войск и артиллерии". Недалеко от Самары на Волге чехи столкнулись с красногвардейскими частями, состоявшими в основном из мобилизованных рабочих трубочного завода. Красные были наголову разбиты. Чечек рассказывал: "Мы забрали у них все поезда (7 поездов), захватили снаряды, артиллерию и около 2000 пленных"89. С. А. Елачич рассказывал в воспоминаниях, что стало с не попавшими в плен рабочими: "Чехи без большого труда обошли левый фланг красных и оттеснили их с железнодорожного полотна к Волге, В то время вода стояла еще очень высокая, и только еще обозначалось начало спада. Луга, овраги и большая часть поймы были под водой. Красные, попав на разлив и совершенно не зная места, скоро очутились на глубоком месте. Началась паника. Одни пытались плыть, но кожаные куртки и сапоги тянули на дно. Другие, попадая на глубокое место и увлекаемые течением, сразу же тонули. Сзади напирали новые ряды, теснимые чехами. Разразилась общая катастрофа. Вся выдвинутая для защиты Самары красная гвардия потонула на разливе Волги, только нескольким счастливцам удалось уже в воде сбросить с себя одежду и спастись вплавь. Обезумев от ужаса, они совершенно голые достигли города и, в таком виде, под общий хохот обывателей, разбегались по домам. Мне передавали, что общее количество потонувших достигло 4000. И эта цифра вряд ли страдает преувеличением... Летом после спада вод в двух ближайших к месту этой катастрофы деревнях образовался своеобразный промысел: разыскивать в чаще кустов трупы красноармейцев, снимать с них одежду и обыскивать содержимое карманов"90.
Чешское командование хотело после бойни, устроенной красным, на спинах отступающих ворваться в Самару. Чешский передовой батальон стремительно их преследовал, но был остановлен перед городом разлившейся рекой Самаркой: "Вправо и влево от полотна железной дороги стояла вода, можно было двигаться только по полотну дороги... Мост был завален вагонами. Батальон подошел к воде и... стоп. Развернуться не смог, ибо кругом вода, а впереди мост и пулеметы. Это было 4 июня"91.
Самарские подпольные организации предложили чешскому командованию скоординировать действия. Член военной подпольной организации В. О. Вырыпаев писал, что чехи сообщили день взятия Самары - 6 июля. Но чехи взяли Самару совершенно неожиданно для большевиков и их врагов в Самаре в ночь на 9 июля. Раздобыв 20 лодок (почти все лодки были увезены большевиками), чехословацкий передовой отряд переправился через Самарку на другой берег. Другая ударная группа, состоявшая из добровольцев, в лоб штурмовала укрепленный мост. Чечек писал об этом штурме: "Эти ребята подошли ночью к мосту, зарядили шомпольные гранаты и прямо с колен выстрелили разом 30 фанат по ту сторону моста. Большевики так растерялись, что без всякого сопротивления бросились бежать, в этот момент наши ребята бросились на мост, пробежали его бегом и оказались в Самаре". Вслед
за добровольцами пошли подразделения 1-го полка, за ним другие части. Имея план города, чешские части его быстро заняли: "Занятие города, происходило без всякого замешательства, планомерно, как на параде"92. Сопротивление было оказано только в здании клуба коммунистов, продержавшихся около часа.
Так как взятие города оказалось неожиданно и для противников большевиков, то они не смогли оказать чехам никакой помощи. В Самаре было сформировано правительство Комуча, организовалась Народная армия. Чечек свидетельствует: "Народная армия должна была прикрыть нам тыл, а я должен был расчистить путь на Оренбург". Части Чечека повели наступление на северо-восток и на восток, на Бузулук. Чечек отметил возросшее сопротивление Красной армии: "Отступив от Самары, они начали набирать и подтягивать со всех сторон подкрепления, имели в своих руках Симбирско-Бугульминскую железную дорогу, что давало им возможность перекидывать войска из центра к Уфе... Отступая от Самары, большевистские части портили перед нами дорогу настолько, что мы могли передвигаться вперед очень медленно, с большими задержками, необходимыми для исправления пути".
Штурм Бузулука Чечек назвал одним "из самых кровавых боев во всем нашем продвижении". В этих боях вместе с чехами сражались оренбургские казаки, восставшие против Советской власти. Важную роль сыграла казачья сотня, испортив железнодорожный путь. Это вызвало панику у большевиков; боясь быть окруженными, красные не только отступили от Бузулука, но и оставили Оренбург без боя. 3 июля казачьи отряды войсковых старшин Д. М. Красноярцева и Н. П. Караулова вступили в город с двух сторон.
Тяжелые бои шли на северо-восточном направлении, здесь также ощущалось возросшее сопротивление Красной армии. В конце июня Чечек получил тревожную телеграмму от капитана Й. Швеца, командовавшего авангардом на Уфимском направлении, о том, что "авангард утомился, выбивается из сил, и в среде его замечается тревожное настроение". Таким образом, первые признаки падения боевого духа в чехословацких частях проявились еще в конце июня. Чечек с основными частями поспешил на помощь авангарду. Он был полон тревоги, так как бывал в Уфе и знал, что город - "естественная крепость, овладеть которой при наших недостаточных средствах было чрезвычайно трудно". Но город удалось взять фактически без потерь. Чечек еще не успел прибыть в штаб авангардной группы, как туда приехал командующий 2-й армии красных, подполковник Генерального штаба Ф. Е. Махин с адъютантом. Удивленным чешским командирам он заявил: "Зная о вашем приближении, я разослал все части так, что вы можете войти в город беспрепятственно. Дальнейшее мое личное пребывание в городе невозможно... Идите на эту крепость смело, не раздумывайте, достаточно одной части, чтобы забрать город"93. Чехословацкие части двинулись на Уфу. Единственное столкновение с красноармейскими отрядами, стоившее им больших потерь, произошло в 30 км от Уфы. 5 июля чехословацкие войска без боя заняли Уфу. 6 "юля на станции Миньяр пензенская группа соединилась с челябинской группой Войцеховского.
Челябинская группа Войцеховского в ночь на 27 мая во второй раз захватила Челябинск. К этому времени состав группы изменился: из Челябинска ушел на Омск 6-й полк, но прибыл в полном составе 2-й полк. Войцеховский так описывал второй захват Челябинска: "Сегодня ночью с 26/27 мой отряд занял весь город Челябинск без всяких потерь. У противной стороны убиты: 4 военнопленных и ранено 2 русских. Мое обходное движение удалось блестяще. В казармах были окружены спящими и захвачены два советских полка (около 2000 одних военнопленных). Их окружили 250 стрелков"94.
Челябинский житель К. Теплоунов вспоминал: "Ночью к казармам подошло несколько десятков чехов с винтовками; стража у орудий, у казарм безмятежно спала - ночь была теплая. Чехи разбудили стражу: "Вытряхивайтесь, товарищи! Ваше время отошло!" Те благополучно ретировались, чехи вошли в казармы - то же самое, исчезли и те. Выстрелов никто не слышал"95. Чехи захватили большие запасы оружия: винтовки, пулеметы, грузовые автомобили и до 14 орудий96.
В городе были заняты важнейшие государственные учреждения и предприятия. На центральных улицах выставлены часовые, на мосту через реку Миасс расположилась застава с четырьмя пулеметами. По всему городу ходили чешские патрули, но "Совет беспрепятственно заседал в номерах "Дядино", охраняемый чехословацкими часовыми; продолжали выходить "Известия". Главным требованием чехословацких отрядов оставалась незамедлительная отправка во Владивосток"97. Только 31 мая совет был арестован, и в городе были сформированы новые органы власти. В освобождении Челябинска участвовали только чехословацкие части.
Главная задача, стоявшая перед челябинской группой, заключалась в соединении на Востоке с группой Гайды, а на Западе - с группой Чечека. Для этого необходимо было очистить железную дорогу Челябинск-Омск от красных. Большевики имели группировку в Златоусте и сильные отряды, состоявшие в основном из венгров и австрийцев, в Троицке; они готовились для действий против уральских и оренбургских казаков. Численность всей красной группировки превышала четыре тысячи. Несмотря на сложность положения, Войцеховский не сомневался в успехе. Период колебаний и неопределенности, сложных переговоров с советскими властями и многочисленных унижений с их стороны остался позади, предстояла война - то, что он хорошо знал. Как он писал: "Зато я в своей тарелке"98.
31 мая 2-й и 3-й стрелковый полки заняли Миасс, 1 июля разгромили Златоустовскую группировку Красной армии. В тот же день Златоуст был освобожден. В этих боях участвовали только чехословацкие части. К западу от Челябинска 31 мая две роты 3-го полка под командованием штабс-капитана Жака заняли Петропавловск. Эшелон с двумя ротами был отрезан от основных сил корпуса. В Петропавловске находился красноармейский гарнизон численностью около 800 человек. В городе действовала подпольная антибольшевистская организация, состоявшая в основном из офицеров (60 - 70 человек). По воспоминаниям члена организации, "накануне переворота часов в 10 сюда явились представители чехословаков и поставили в известность главу организации о своем выступлении против большевиков, назначенном на полночь. Чехи просили о поддержке. Они дали русским свои пропуск и отзыв, а последние сообщили им пропуск и отзыв красных частей (в организации они были известны, так как несколько ее членов находилось на службе у большевиков). Ровно в полночь, как было условленно, чехи первыми выступили на станцию", русские их поддержали, но большой помощи они оказать не могли ввиду своей малочисленности и крайне незначительных запасов оружия (1 винтовка на 5 человек). К часу ночи город был захвачен. Особого сопротивления оказано не было. Чехи и русские белогвардейцы потеряли 4 - 5 человек убитыми, потери красных были значительно больше. Многие красноармейцы сдались, а наиболее боеспособные из них, венгры, отступили из города и бежали в степи, где их потом вылавливали киргизы и приводили в город. 2 июля на станции Курган чехословацкий эшелон с новобранцами и караульной ротой перешел в наступление на город. Почти без оружия чешские новобранцы, только что вступившие в корпус, выбили красных из города без помощи каких-либо антибольшевистских организаций.
1 июня действовавшие на востоке части группы Войцеховского после тяжелого боя соединились с самой малочисленной чехословацкой группой - капитана Кадлеца. Из Петропавловска небольшой чешско-русский отряд на нескольких грузовиках вошел в Ишим и занял его без боя. Из Челябинска чехи получили подкрепление и начали наступление на Омск. 6 июня чехословацкие части под командованием штабс-капитана Крейчи атаковали на станции Марьяновка красноармейскую группировку, прибывшую из Омска. Красные были разбиты. Захватив большое количество пулеметов и артиллерии, в которых чехи особенно нуждались, они двинулись на Омск; 7 июня после незначительного столкновения с красными заняли станцию Куломзино напротив Омска на левом берегу Иртыша. Но еще до вступления этой группы в Омск город был занят чехословацким батальоном новобранцев, который после восстания легиона был взят в плен красноармейцами, так как новобранцы были без оружия. Чехи и словаки были помещены в лагерь, где находились также венгерские и немецкие военнопленные. Воспользовавшись паникой после поражения красных под Куломзином, новобранцы захватили оружие, заняли лагерь, вступили в город, захватили вокзал и с помощью восставших членов офицерской организации освободили Омск. Историк Чехословацкого корпуса писал о том, что чехи, занявшие город "выслали разведку и с ликованием приветствовали на следующий день, 9 июня, части 2-го и 6-го полков, победоносно вступивших в город. Это был решительный успех освободительной борьбы чехословацкого войска. Первая цель была достигнута, так как 9 июня на станции Татарской произошло соединение групп поручика Я. Сыровы с группой капитана Р. Гайды, которая, воспользовавшись тяжелым положением омских большевиков, наступала на Омск с востока"99.
Частями челябинской группировки, действовавшей на востоке, руководил командир 2-го полка поручик Ян Сыровы. Частями, действовавшими на западе, командовал Войцеховский. 11 июня постановлением съезда членов Временного челябинского комитета и решением отделения Чехословацкого национального совета Войцеховский был назначен командиром Западной группы и временным заместителем начальника штаба корпуса Дитерихса (находился во Владивостокской группе). Чешский историк назвал воссоединение частей Гайды и Войцеховского "первым крупным тактическим успехом. Благодаря нему создается значительная сплоченная группа из 4-х полков"100.
Основная тактическая цель, стоявшая перед корпусом, осталась той же - объединение всех сил. Для этого на западе нужно было соединиться с пензенской группой Чечека, а на востоке с Владивостокской группой Дитерихса. 11 июня чешское командование постановило разделить соединившиеся части Гайды и Войцеховского на три группы: Западную под командованием Войцеховского, Северо-Западную под командованием Сыровы и Восточную под командованием Гайды. В Западную группу вошли 2-й и 3-й чехословацкие стрелковые полки и Курганский маршевый батальон. Перед группой была поставлена задача: оборонять район Челябинска с юга и юго-востока и наступать на запад и северо-запад на соединение с Пензенской группой Чечека. 11 июня Войцеховский был произведен в полковники. В середине июня его группа взяла Троицк, 26 июня - Златоуст, 6 июля на станции Миньяр соединилась с передовыми частями пензенской группы. В сообщении штаба Чехословацкого корпуса от 6 июля говорится: "Сегодня в 19.30 головные эшелоны наших Самарской и Челябинской групп сошлись на ст. Миньяр. Красные разбежались во все стороны. Нам досталась богатая военная добыча"101.
(Окончание следует)
Примечания
1. КРАЛЬ В. О контрреволюционной сущности политики Масарика и Бенеша. М. 1955, с. 51.
2. НОВИКОВ П. А. Гражданская война в Восточной Сибири. М. 2005, с. 63.
3. БРУСИЛОВ А. А. Мои воспоминания. М. 2001, с. 155.
4. Hoover Institution Archives (HIA), Stanford University, Stanford, California. Boris Nicolaevsky Collection. B. 1. ЕЛАЧИЧ С. А. Обрывки воспоминаний, л. 80 - 81.
5. ДРАГОМИРСКИЙ В. С. Чехословаки в России в 1914 - 1920. Прага. 1928, с. 13.
6. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 38.
7. ДРАГОМИРСКИЙ В. С. Ук. соч., с. 18, 58 - 59.
8. К чехам как австрийским гражданам, нарушившим свой долг и сдавшимся в плен, относились не только генералы царской армии, но и многие русские революционеры. К чехам, сдавшимся в плен и создававшим свои части для борьбы за свободу Чехословакии, отрицательно относился министр-председатель Временного правительства А. Ф. Керенский: "Не дам себя увлечь теми действиями, которыми руководствуются чехи для борьбы со своим правительством. Имея Конституцию, они могли свергнуть ненавистное правительство, но идти на фронт сдаваться противнику - к таким нерыцарским поступкам не могу иметь симпатию". Цит. по: ЩЕПИХИН С. А. Сибирь при Колчаке (рукопись). Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 25.
9. БРУСИЛОВ А. А. Ук. соч., с. 341.
10. Дневники императора Николая II. М. 1991, с. 480, 484.
11. ПАЛЕОЛОГ М. Дневник посла. М. 2003, с. 206 - 207, 278.
12. Там же, с. 278.
13. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 53.
14. Там же, с. 52.
15. ДРАГОМИРСКИЙ В. С. Ук. соч., с. 28.
16. Цит. по: ГОЛЕЧЕК В. Чехословацкое войско в России. Иркутск. 1919 (ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 2).
17. BAR, Rare Book and Manuscript Library, Columbia University. N.Y. Boris Bakhmeteff collection, b. 1, p. 1115.
18. САХАРОВ К. В. Чехословацкий корпус. В кн.: Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. М. -Л. 1927, с. 322.
19. НОВИКОВ П. А. Ук. соч., с. 64.
20. Цит. по: МЕЛЬГУНОВ С. П. Трагедия адмирала Колчака. Кн. 1. М. 2004, с. 140.
21. МАСАРИК Т. Мировая революция. Воспоминания. Т. 2. Прага. 1926, с. 140.
22. Цит. по: ТАТАРОВ Б. Участие чехословацких воинских частей в боях за Киев (октябрь 1917). - Белая гвардия, 2003, N 7, с. 259.
23. Там же, с. 259 - 260, 263, 264.
24. Цит. по: АЛЕКСЕЕВА-БОРЕЛЬ В. 40 лет в рядах русской императорской армии. Генерал М. В. Алексеев. М. 2000, с. 626.
25. ЧЕЧЕК С. От Пензы до Урала. - Воля народа (Прага), 1928, N 8 - 9, с. 247.
26. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 81.
27. ДРАГОМИРСКИЙ В. С. Ук. соч., с. 34.
28. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 2 - 4.
29. Там же, л. 4.
30. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 81.
31. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 6.
32. СТЕПАНОВ А. П. Симбирская операция. - Белое дело (Берлин), 1926, т. 1, с. 83.
33. BAR. Boris Bakhmeteff collection, b. I, p. 1117.
34. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 249 - 250.
35. НОВИКОВ П. Ук. соч., с. 64 - 65.
36. ГАРФ, ф. 5793, оп. 1, д. 772, л. 9.
37. Там же, л. 16.
38. Там же, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 20.
39. Там же, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 8.
40. Цит. по: МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., с. 144.
41. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 8.
42. Там же, ф. Р-5793, оп. 1, д. 772, л. 1.
43. Там же, л. 4.
44. Там же, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, д. 8.
45. ПАПОУШЕК Я. Ук. соч., с. 300.
46. ГАРФ, ф. 5703, оп. 1, д. 772, д. 10.
47. ПАПОУШЕК Я. Ук. соч., с. 301.
48. BAR. Boris Bakhmeteff collection, b. 1, p. 1119.
49. ПАПОУШЕК Я. Ук. соч., с. 307.
50. ПЕТРОВ А. А. Генерал Дитерихс - начальник штаба Чешско-словацкого корпуса. В кн.: Генерал Дитерихс. М. 2004, с. 184.
51. ПАПОУШЕК Я. Ук. соч., с. 304, 321, 310.
52. Там же, с. 321.
53. Там же, с. 320; КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 74.
54. МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., с. 144.
55. NIESSEL H.A. Le Triomphe des Bolcheviks et la Paix de Brest-Litovsk. Souvenirs. Paris. 1940, p. 329 - 330; NOULENS J. Mon ambassade en Russie sovietique. Vol. 2. Paris. 1933, p. 27.
56. ГАРФ, ф. 5793, оп. 1, д. 772, с. 13.
57. МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., с. 145.
58. ПАЛОУШЕК Я. Ук. соч., с. 323.
59. Там же, с. 329.
60. ГАРФ, ф. 5793, оп. 1, д. 772, с. 18.
61. Там же, л. 19, 21.
62. Там же, л. 22 - 23.
63. ЧЕЧЕКС Ук. соч., с. 251.
64. ПАПОУШЕК Я. Ук. соч., с. 335.
65. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 9.
66. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 251; ПАПОУШЕК Я. Ук. соч., с. 336 - 337; ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 17.
67. Цит. по: КЛЕВАНСКИЙ А. Н. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. М. 1965, с. 206.
68. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 252 - 253.
69. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 9.
70. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 252 - 253.
71. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 19.
72. РОМАНОВ Н. С. Летопись города Иркутска за 1902 - 1924 гг. Иркутск. 1994, с. 291.
73. ПЕТРОВ А. А. Ук. соч., с. 192; ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 98, л. 13 - 14; ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 253.
74. КАКУРИН Н. Е. Как сражалась революция. Т. 1. М. 1990, с. 135.
75. Гражданская война в России. Борьба за Поволжье. СПб. 2005, с. 15.
76. Цит по: НОВИКОВ П. А. Ук. соч., с. 79.
77. РОМАНОВ П. Ук. соч., с. 289.
78. ПАЙПС Р. Русская революция. Ч. 2. М. 1994, с. 305.
79. ПАПОУШЕК Я. Масарик и чехословацкое движение в России. - Воля народа, 1925, N 5, с. 77; ПАЙПС Р. Ук. соч., с 305.
80. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 255.
81. НАРСКИЙ И. Жизнь в катастрофе. М. 2001, с. 224.
82. Hoover Institution Archives (HIA), Stanford, California. Petr Vrangel Collection, b. 60. Копия телеграммы майора Гийе.
83. Фон БОТМЕР К. С графом Мирбахом в Москве. М. 2004, с. 123.
84. ГАРФ, ф. Р-5870, оп. 1, д. 97, л. 19.
85. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 252.
86. Там же, с. 256.
87. КРОЛЬ Л. А. За три года (воспоминания). Владивосток. 1922, с. 63.
88. BAR. Columbia University, N.Y. Boris Bakhmetev collection. F. Masaryk T, b. 1 - 8, 1.1122.
89. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 257, 259.
90. HIA. Boris Nicolaevsky Collection, b. 1. ЕЛАЧИЧ C.A. Ук. соч., 1.25 - 26.
91. ЧЕЧЕК С. Ук. соч., с. 259 - 260.
92. Там же, с. 261.
93. Там же, с. 263 - 264.
94. ГАРФ, ф. 5793, оп. 1, д. 772, л. 24 - 25.
95. Цит по: НАРСКИЙ И. Ук. соч., с. 224.
96. ГАРФ, ф. 5793, оп. 1, д. 772, л. 25.
97. НАРСКИЙ И. Ук. соч., с. 223.
98. ГАРФ, ф. 5793, оп. 1, д. 772, л. 25.
99. Там же, ф. 5870, оп. 1, д. 97, л. 20.
100. Там же, л. 24.
101. HIA. Petr Vrangel Collection. В. 60. Сводка штаба Чешско-словацкого корпуса о действиях против советских войск за 6 июля 1918 года. N 26.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Kazakhstan ® All rights reserved.
2017-2024, BIBLIO.KZ is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Kazakhstan |