Минуло 40 лет после окончания второй мировой войны. Крушение японского милитаризма в 1945 г. в результате стремительных действий Советских Вооруженных Сил, разгромивших в Маньчжурии отборную группировку войск империалистической Японии, означало наступление в жизни этой страны нового этапа. До основания была потрясена государственно-политическая система японского монархо-фашизма, опиравшегося на милитаризм и сопутствующие ему реакционные институты. Полностью несостоятельными оказались распространявшиеся до войны правящим классом идейно- политические концепции об "особых" чертах японского национального государственного строя и "избранной миссии" Японии в мире. Обанкротилась вся система морально-этических ценностей, служившая японскому монополистическому капиталу в качестве оправдания агрессивной политики, которую он проводил против стран Азии на протяжении десятилетий.

По требованию мировой и японской прогрессивной общественности оккупационные власти в первые послевоенные годы провели ряд реформ, существенно изменивших политическую структуру Японии и вызвавших к жизни позитивные процессы в социальной жизни. Роспуск довоенных монополистических объединений (дзайбацу), земельная реформа, принятие новой конституции, ограничившей власть императора и провозгласившей суверенную власть народа, отказ от войны как средства разрешения международных споров и от создания вооруженных сил, демократизация системы школьного образования, различные законы о труде - эти и другие мероприятия стали составными элементами того процесса общественного развития, который захватил страну в послевоенное время.

Сдвиги, наблюдавшиеся тогда в Японии, были непоследовательными и противоречивыми. Политические и социальные реформы явились реакцией правящих кругов на рост рабочего и демократического движения и преследовали цель приостановить нарастающую волну народной революции путем проводимых сверху административных мер. Они осуществлялись в рамках буржуазного строя и были направлены в конечном итоге на сохранение и укрепление капиталистических отношений путем ликвидации феодальных пережитков, довлевших над японским народом в период господства монархо- фашизма.

Особую роль в определении характера внутриполитического процесса в Японии сыграла американская оккупационная армия, руками которой монополистический капитал США осуществлял свою политику в отношении этой страны. Американские монополии во имя классовых интересов были особо заинтересованы в укреплении в Японии буржуаз-

стр. 63

ных общественных отношений, существование которых в результате разгрома милитаристских сил и роста массовых демократических движений было поставлено под угрозу. По мере роста антикоммунистических устремлений в политике правящих кругов США и повышения роли Японии в американских планах по завоеванию мирового господства характер оккупационной политики стал меняться. С наступлением периода "холодной войны" она приняла характер политического курса, цель которого заключалась в ликвидации провозглашенных гражданских свобод, ограничении и отмене демократических реформ.

Но, признавая историческую ограниченность проведенных в стране политических и социальных преобразований, нельзя не видеть их позитивного значения для судеб японского общества. Необходимо подчеркнуть их плодотворное влияние на развитие массовых демократических организаций, на рост рабочего и коммунистического движения, впервые в истории страны получивших возможность развернуть работу в массах, прибегая к легальным методам, в рамках буржуазной демократии. Реформы способствовали политическому пробуждению японских трудящихся, прежде всего рабочего класса, создали более благоприятные условия для его освободительной борьбы.

До 1945 г. в Японии господствовал милитаризм, пронизывавший всю государственно-политическую структуру общества, его идеологию, культуру. Японская военщина развязывала одну за другой агрессивные войны против народов Азии и, будучи союзником гитлеровской Германии, готовила нападение на Советский Союз. Принятие в 1947. г. новой конституции Японии значительно изменило положение. Законодательно был провозглашен отказ Японии "на вечные времена от войны как суверенного права нации, а также от угрозы .или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров"¹ . Согласно конституции, в Японии запрещалось впредь создавать какие-либо вооруженные силы и полностью отрицалось за государством право на ведение войн. Включение в основной закон государства этих положений означало осуждение милитаристского прошлого империалистической Японии. Вместе с тем они создавали реальную политико-юридическую основу для развития страны по мирному, демократическому пути. Вот уже в течение почти 40 лет демократические силы страны в борьбе за мир опираются на антивоенные статьи японской конституции.

Между тем в идеологической и политической жизни Японии все отчетливее проявляется тенденция извратить социально-политическое содержание преобразований послевоенного периода, уменьшить или вовсе приостановить их воздействие на общественное развитие. Общее направление политико- идеологических процессов в Японии свидетельствует о том, что японскую монополистическую буржуазию уже не устраивает наличие в стране буржазно- демократических институтов, введенных в недалеком прошлом. Связанная с американскими монополиями единством стратегических целей, она все упорнее стремится превратить Японию в "великую военную державу", возродить идеи реваншизма и милитаризма и на этой основе форсировать перевооружение страны.

В настоящее время в буржуазных научных кругах Японии, сотрудничающих с правительством в выработке идеологического курса, слог жилось целое направление, все более открыто провозглашающее консерватизм в качестве своей идейно-политической платформы. Современный японский консерватизм - явление далеко не однозначное как по

¹ Конституции государств Юго-Восточной Азии и Тихого океана. М. 1960, с, 715.

стр. 64

степени проявления в нем идеологических концепций консервативного толка, так и характеру методологии, используемой авторами историко-политических и социологических исследований. Но при всем этом ему присущи некоторые общие черты, в той или иной степени проявляющиеся во взглядах его представителей. Это - отрицание с националистических позиций демократических аспектов политического процесса, развивавшегося в Японии под воздействием преобразований послевоенного периода, неприятие демократических реформ, которые рассматриваются как "навязанные" Японии извне, в результате военного поражения, противопоставление им политических институтов традиционного толка. Подобное отношение к политическим реалиям Японии наших дней во взглядах реакционных представителей неоконсервативного течения выливается в проповедь милитаризма, неизбежно ведущего к усилению политической реакции.

В основе общественного процесса, означающего усиление в буржуазных научных кругах Японии консервативных тенденций, лежат политические и идеологические реалии общественной жизни Японии. В силу своего классового содержания и целенаправленной политической деятельности правящей элиты, не заинтересованной в существовании в стране подлинных демократических свобод и всячески препятствующей процессу демократизации, буржуазные, политические институты в Японии ныне переживают глубокий кризис. В годы оккупации в качестве силы, вставшей на путь попрания провозглашенных демократических принципов, выступила американская армия. Период ее безраздельного господства в стране был ознаменован проведением ряда антидемократических мер и акций, нацеленных на ущемление гражданских свобод. Таковыми, в частности, стали осуществленные в конце 40-х годов резкое ограничение права на забастовку, вплоть до лишения некоторых групп трудящихся этого права, различного рода "чистки", запреты на профессии и т. д. Одним из реакционных действий оккупационных властей явилось принятие, вопреки мирной конституции, курса на возрождение японского милитаризма, досрочное освобождение и привлечение к активной общественно-политической деятельности многих военных преступников.

По окончании периода оккупации в 1952 г. курс на попрание демократических свобод с особым рвением стало проводить японское правительство. Оно усилило реакционное законодательство, сводившее зачастую на нет позитивные последствия преобразований послевоенного времени, стало все чаще применять репрессивные меры по отношению к прогрессивным движениям. В стране активизировалась деятельность милитаристских сил, во всевозрастающих масштабах стало осуществляться перевооружение. Иными словами, был взят курс на отказ от антивоенных положений конституции.

Одним из ярких показателей перерождения политической структуры японского буржуазного государства является крах парламентской политики в Японии. В результате введения особой избирательной системы, не отражающей подлинной расстановки классовых сил и идейно-политических устремлений избирателей, вот уже на протяжении нескольких десятилетий у кормила государственной власти остается либерально-демократическая партия. Раздираемая фракционной борьбой, она формирует правительства исходя из интересов внутрипартийных группировок. Правительственные круги захвачены коррупцией, партией заправляют деятели, уличенные в получении невиданных по своим размерам взяток и осужденные за это судом. На фоне снижения роли выборных органов, включая парламент, происходит усиление значения исполнительной власти. Такое разделение ролей на высшем уровне политической структуры, ставящее бюрократию вне контроля со стороны

стр. 65

общественности, еще более подрывает принципы буржуазного парламентаризма² .

В обстановке упадка политических нравов и обычаев правящей верхушки, в условиях усиления конкурентной борьбы в сфере капиталистического предпринимательства с присущими этому процессу нарушениями норм общественной морали господствующий класс взял курс на идеологическую обработку населения в выгодном для себя направлении. В частности, усиленно проводится идея о том, что источник негативных явлений в политической жизни современной Японии кроется в самом характере послевоенных преобразований. Буржуазные теоретики стали доказывать, что, будучи по своему происхождению продуктом политической культуры Запада, эти преобразования противоречат национальным институтам и не могут быть воплощены в политическую практику японского общества. Был выдвинут лозунг, призывающий "вернуться к японским традициям" в сфере политической жизни. Он стал идеологической основой японского неоконсерватизма. Сложившееся в буржуазных научных и политических кругах на рубеже 70 - 80- х годов неоконсервативное направление ныне начинает оказывать все более заметное воздействие на буржуазное общественное сознание.

Предпринимаются попытки полностью оторвать послевоенную историю Японии от довоенной, послевоенный период нигилистически противопоставить всей многовековой истории японского народа как якобы чуждый ей и означающий чуть ли не конец существования самой японской нации. Именно в таком ложнодраматическом ключе характеризует современный этап обществовед и историк Морита Акио, выступающий, по существу, в роли глашатая националистической идеологии "неояпонизма", тоскующего по "старому, доброму" прошлому. Морита утверждает, что "поражение в войне прервало двухтысячелетнюю историю Японии"³ . Достижения японского народа во всех областях жизни в послевоенный период он объясняет только тем, что Японией "руководили люди, унаследовавшие японские традиции". Этот теоретик сетует по поводу того, что когда старое поколение "уйдет со сцены" и большую часть японской нации составят люди, "не знающие двухтысячелетних традиций", возникнет "исключительно острая проблема" в деле руководства государством.

Естественно, что в современной Японии ослабло значение традиций, порожденных в прошлом социально-политической системой эксплуататорского общества со всеми присущими ему "национальными" атрибутами государственной власти. Что же касается традиций, которыми была наполнена жизнь трудового народа Японии в течение ее многовековой истории, то они продолжают жить и по мере социального обновления страны будут укрепляться и развиваться.

Некоторые буржуазные обществоведы, наоборот, отрицают наступление нового этапа в истории страны после 1945 г. и настаивают на "непрерывности" линии развития довоенной и послевоенной Японии.

² В Японии в сфере политических наук к настоящему времени сложилось направление, представители которого посвятили себя анализу состояния и перспектив парламентской политики в стране. Придерживаясь либерально-буржуазных взглядов, они далеки от правильного понимания подлинных движущих сил политической жизни современной Японии. Но содержащийся в их работах анализ политической структуры, в особенности избирательной системы, деятельности правящей партии и характерных черт поведения электората, помогает воссоздать гнетущую картину политических нравов и обычаев, укоренившихся в ЛДП (см. Сиратори Рэй (ред.). Картина политических партий Японии. Токио. 1980. (на яп яз.); Правление на основе раскола. Токио. 1983 (на яп. яз.); Утида Кэндзо. Успех и пределы актерского мастерства Накасонэ. - Тюо корон, 1985, N 1 (на яп. яз.); и др.).

³ Мацусита Коносукэ, Морита Акио. Что сейчас должна заново оценить Япония? Токио. 1977, с. 44 (на яп. яз.).

стр. 66

Отстаивая концепцию "непрерывности" исторического развития Японии, Исида Такэси, в частности, утверждает, что "изменения, наблюдавшиеся после войны, возникли не вдруг, а явились продолжением процесса изменений, который, пусть в скрытой форме, развивался в определенной степени в довоенные годы". Значение реформ послевоенного времени Исида усматривает в том, что они явились "движущей силой, способствовавшей раскрытию довоенных тенденций", не более.

Исида - сторонник структурно-функционального анализа. Вместе с социально- психологическим методом этот метод лежит в основе его научно-теоретической позиции. Это предопределило чисто формальное отношение японского исследователя к оценке общественной роли и социального содержания послевоенных демократических реформ. Так, причину роста массовых организаций в послевоенное время он усматривает не в социально-классовых сдвигах и стремлении к политическому обновлению, а в традициях, заложенных в довоенные годы "Ассоциацией помощи трону", которая, по его словам, "полностью подчинила себе жизнь народа"⁴ .

В работах некоторых авторов консервативного направления утверждается, что еще в довоенной Японии осуществлялся курс на "обновленческую демократию", который якобы привел к буржуазно-демократическим преобразованиям послевоенного периода. При этом в генеалогическую линию такой "обновленческой демократии" наряду с "Ассоциацией помощи трону" включаются т. н. группа контроля - "тосэйха" из среды военщины и течение "обновленческой" бюрократии "какусин канрё", возникшее в кругах высшего чиновничества в 30-х годах.

Организации, характеризуемые некоторыми историками как институты "обновленческой демократии", служили укреплению монархо-фашистской структуры и были призваны создать видимость массовой базы военно- бюрократического режима. Об этом наглядно свидетельствует характер их деятельности накануне и в годы второй мировой войны. Будучи составными элементами т. н. новой политической структуры, ставшей основой монархо- фашистского режима, сложившегося в Японии накануне войны, они были сформированы взамен распущенных политических партий и общественных организаций.

Основу "новой политической структуры", по замыслам правящей элиты, должна была составить "новая партия", представлявшая собой корпоративную организацию, опиравшуюся на принцип "вождизма". Ее задачей было объединение разрозненных политических сил вокруг императорского трона и сплочение всех слоев населения в едином движении за "служение отечеству". В 1940 г. был создан центральный орган по руководству этим движением, реорганизованный впоследствии в ассоциацию. Ассоциация функционировала под руководством военщины. Аналогичную роль сыграли "общества служению отечеству", с созданием которых господствующий класс связывал свои надежды на установление сотрудничества между трудом и капиталом, на идеологическую мобилизацию трудящихся в интересах подготовки к войне.

Ничего общего с демократией не имели группы "тосэйха" и "какусин канрё". Та и другая представляли интересы тех кругов японской военщины и японской бюрократии, которые пытались настоять на частичном ограничении абсолютистского режима и с этой целью вынашивали планы по оттеснению от власти "группы императорского пути" - "кодоха", состоявшей из фанатических сторонников политики всемерного усиления абсолютистского режима. В конечном итоге группа "тосэйха", так же как и группа "кодоха", добивалась ничем не ограниченного

⁴ Исида Такэси. Организация и символ современной политики. Токио. 1978, с. 117 (на яп. яз.).

стр. 67

господства военщины в государстве, ее деятельность была направлена на укрепление роли и влияния армии. В ходе междоусобной борьбы между армейскими группировками руководство "тосэйха", поддержанное крупными правительственными чиновниками, сумело укрепить позиции генералитета в вооруженных силах и поднять политическую роль военщины в стране. "Группа контроля" принимала участие в выработке всех законов военного времени, и прежде всего "закона о всеобщей мобилизации нации", опираясь на который правящая элита осуществляла подготовку к войне.

Идейно-политическое течение "какусин канрё" состояло в основном из представителей финансово-промышленных кругов, высшей бюрократии, чиновничества. Эта группировка внутри правящей элиты Японии в отличие от фанатически настроенных представителей военщины стремилась к выработке политического курса, более отвечавшего реальным возможностям японского капитализма. Она пыталась на первом этапе противопоставить военным кругам свою программу. Однако ее конечные цели оставались теми же, что и цели всего правящего лагеря. Накануне и в годы войны группа "какусин канрё" полностью исчерпала себя, слившись с основным течением правящей верхушки, состоявшим из фанатичных сторонников политики всемерного укрепления монархической власти.

Особенно настойчиво идею о том, что процесс демократизации страны якобы зародился и вызревал в недрах политической структуры довоенной Японии, стараются провести буржуазные обществоведы, идеологическая деятельность которых началась в 30-е годы, в период роста и утверждения японского фашизма. Один из бывших идеологов абсолютистского режима Кояма Ивао, например, утверждает, что "демократизация Японии - это путь, по которому Япония постепенно продвигалась, начиная с революции Мэйдзи". Кояма упрекает прогрессивную японскую интеллигенцию за то, что она "очень легко" приняла преобразования послевоенного периода, полагая, будто "Япония стала на путь демократического правления одновременно с поражением в войне". Отрицая историческое значение послевоенных преобразований, он утверждает: "Демократическое правление представляет собой всего лишь абстрактное понятие, лишенное государственной принадлежности, исторических принципов и национальных черт". Социально-политической альтернативе монархо- фашистского режима, воплощенной в послевоенных реформах, Кояма противопоставляет традиционную, "национальную" демократию, "созданную и прошедшую испытание в горниле японской истории" и "обладающую неповторимой, не терпящей подражательства индивидуальностью"⁵ .

Буржуазная революция Мэйдзи (1867 г.), открывшая для Японии путь капиталистического развития, не уничтожила в стране всех феодальных пережитков. Опутанный ими японский капитализм с перерастанием в империалистическую стадию принял форму "военно-феодального империализма". Учрежденный в конце XIX в. парламент не обладал никакими реальными правами. Избирательное право было чрезвычайно урезано. Буржуазные политические партии в Японии были слабыми, постоянно зависели от императорской бюрократии.

В 20-х годах власти пошли на некоторое расширение избирательного права, однако эта мера не изменила сущности военно-бюрократической системы. Наращивание военно-бюрократических тенденций в государственно- политической системе сопровождалось разгулом реакции, усилением полицейского гнета, беспрерывными репрессиями в отношении массовых движений трудящихся. Таковы некоторые черты полити-

⁵ Кояма Ивао. Душа японского народа. Культурно-типологический анализ. Токио. 1972, с. 3 - 4 (на яп. яз.).

стр. 68

ческой структуры Японии, которые отдельные буржуазные теоретики пытаются выдать за проявления "национальной демократии".

Что же касается преобразований после 1945 г; то они явились не продолжением, а отрицанием тех политических реалий, которые этими авторами характеризуются как выражение "обновленческой", "национальной демократии". Основное условие проведения этих преобразований заключается в коренных особенностях второй мировой войны, имевшей благодаря участию в ней Советского Союза и других прогрессивных сил антифашистский, освободительный характер, а также в широком освободительном движении японского народа, выдвинувшего после разгрома японского милитаризма в войне требования о проведении демократических реформ.

С осуждением послевоенных реформ выступили публицист Каваками Гэнтаро и общественный деятель Мацусита Коносукэ, известный своими реакционными взглядами⁶ . Каваками недоволен широким: размахом демократической борьбы японских трудящихся, вспыхнувшей в Японии в послевоенные годы. Он хотел бы направить процесс социально-политического развития и деятельность массовых прогрессивных организаций в русло, которое позволило бы господствующему классу в большей степени сохранить влияние реакционной идеологии, восходящей к прошлому. Именно сквозь призму такого отношения к политико-идеологическим процессам последних десятилетий нужно расценивать заявление Каваками о том, что в Японии "не проявились в достаточной степени положительные стороны, изначально присущие демократии", и что массы в ней "проявили тенденцию к своевольным действиям"⁷ .

Решительные выступления представителей передовой общественности в защиту своих прав, которые квалифицируются им как "своевольные действия", свидетельствуют о том, что на базе послевоенных реформ японские трудящиеся стремились к дальнейшему углублению процесса социального обновления, к тому, чтобы он вышел за рамки формальной буржуазной демократии. Что же касается упоминания о тех "положительных сторонах", "изначально" присущих демократии, которые якобы не проявили себя в Японии, то нетрудно догадаться, что в данном случае автор имеет в виду: "положительными" в его глазах были бы такие формы политической активности, которые не подрывали бы господства монополий, а содействовали его укреплению.

Мацусита Коносукэ безуспешно пытается отрицать положительные стороны системы парламентаризма, введенной в стране в послевоенные годы, по сравнению с прежним монархическим строем. В условиях послевоенной Японии парламент в силу реформы избирательной системы стал играть позитивную роль. Он использовался и продолжает использоваться оппозиционными силами в качестве трибуны для защиты прав трудящихся масс, критики правительства за антинародные действия, за попытки навязать реакционное законодательство. Особенно большое значение имеют выступления в парламенте представителей Коммунистической и Социалистической партий Японии, которые не раз срывали попытки господствующего класса провести тот или иной реакционный законопроект.

Ненависть идеологов реакции к процессу социального обновления страны велика настолько, насколько глубоко укоренилась в их сознании мысль о том, что любые прогрессивные перемены несовместимы с довоенной политической традицией в Японии. Их протест против законодательства, осуществленного в послевоенные годы, иногда откры-

⁶ Каваками Гэнтаро. Есть ли политика в Японии. Токио. 1979 (на яп. яз.); Мацусита Коносукэ, Морита Акио. Ук. соч.

⁷ Цит. по: Утияма Хидэо. Послевоенная демократия как незавершенная революция. - Сэкай, 1980, N 6.

стр. 69

то выливается в призыв к насильственной отмене всех нововведении, осуществленных в тот период. Реакционный историк и публицист Танака Масааки, например, призывает "вырвать дурные корни" политики, проводившейся в послевоенные годы, чтобы восстановить "здоровую Японию" и ликвидировать "тлетворное влияние" демократических идей на современную японскую молодежь⁸ .

В последние годы получили распространение реакционные взгляды на сущность государства. Политические концепции японских буржуазных обществоведов отражают сложные идеологические и социально-экономические процессы, развивавшиеся в Японии в послевоенные десятилетия.

Накануне и в годы второй мировой войны правящей элите Японии удалось утвердить тоталитарную систему государственного правления фашистского толка. "Государство наивысшей обороны", "сто миллионов - одно сердце", "всеобщая мобилизация нации" - эти и другие ультранационалистические лозунги периода подготовки и развязывания агрессии выражали идеологическое кредо и социально-политическое содержание японской монархо-фашистской структуры, подчинившей интересам империалистических кругов жизнь каждого индивида. Само государство рассматривалось как образование, выражающее интересы всей нации, его культ был доведен до размеров, исключающих всякую возможность протеста против господства военщины и бюрократии. Реакционные идеологи, следуя немецким историкам типа Л. Ранке, обожествляли государственную власть как данную свыше.

Поражение японского империализма в войне подорвало подобные концепции и взгляды. Преобразования послевоенного периода в глазах широких слоев населения способствовали падению авторитета буржуазного государства. Новая конституция значительно ослабила попытки господствующего класса идеологически оправдать курс на сохранение в стране реакционной системы государственной власти, который она пыталась противопоставить проводившимся реформам.

В 60-х годах в связи с быстрым экономическим ростом усилился процесс слияния монополистического капитала с государственным аппаратом, расширилась практика государственного регулирования капиталистического предпринимательства. Государственная власть уже в который раз открыто выступила как сила, враждебная интересам трудового народа. В адрес государства стала направляться критика, вызванная неизбежным в условиях экономического бума обострением социальных проблем. Экономический кризис середины 70-х годов и вызванные им трудности способствовали дальнейшему падению авторитета государства в глазах трудящихся. Такая идеологическая ситуация не могла отвечать интересам монополистического капитала. От идеологов господствующих кругов потребовались новые усилия, направленные на возвеличивание идеи японской государственности.

Отождествляя государство и нацию, представители консервативных кругов развернули широкую кампанию, стараясь доказать, что идеи демократии и мира, получившие распространение в стране в послевоенные годы и серьезно подорвавшие позиции милитаристских сил, якобы способствовали "распаду японской нации".

Послевоенная история Японии полна примеров массовых выступлений трудящихся в защиту завоеванных демократических свобод, за соблюдение конституционных норм и повышение роли выборных органов в управлении страной. Все это не устраивает те круги, которые пытаются возродить реакционные концепции государства. Их цель - оправдать курс на милитаризацию страны, подвести идейно-теоретическую базу

⁸ Танака Масааки. Япония не виновата. Токио. 1973, с. 48 (на яп. яз.).

стр. 70

под усилия правящего класса расширить карательные функции государственной власти. Так, за укрепление "авторитета государства" ратует публицист и историк Симидзу Икутаро, известный своими крайне консервативными взглядами⁹ . Другой консервативный автор, Симидзу Хаяно, осуждает участников массовых прогрессивных движений, требовавших последовательной демократизации государственного строя, упрекает их в том, что они "не берегли" "свое государство ¹⁰. Он выступает, по существу, за введение в стране ничем не прикрытой буржуазной диктатуры, не желая примириться с тем, что благодаря идеологической деятельности прогрессивных кругов, разоблачающих реакционную роль государственной власти в истории Японии, среди японского населения ослабла идея "величия" буржуазных государственных институтов, появилось критическое отношение к буржуазной идее "национального государства".

В унисон с точкой зрения Симидзу Хаяно звучит концепция "национальной обороны", выдвинутая историком и социологом Курусу Хироми. Курусу настаивает на всемерном укреплении централизованной государственной власти, рассматриваемой в качестве основного орудия "самозащиты". Под свою концепцию государства он пытается подвести псевдотеоретическую базу, провозглашая взгляды, весьма напоминающие социал-дарвинизм. "Самозащита", утверждает Курусу, является "необходимой функцией" государства. В основе бытия якобы лежит борьба живых существ от нападения со стороны "им же подобных", инстинкт "самозащиты" якобы руководит всем поведением человека. За подобными рассуждениями просматривается попытка подорвать доверие к антивоенным положениям японской конституции.

Буржуазное государство, как и вся политическая система в условиях капитализма, является орудием защиты интересов господствующего класса. Курусу проводит иную точку зрения: он усматривает в буржуазных институтах структурные единицы, функция которых состоит в осуществлении идеи "самозащиты" людей¹¹ . Аналогичные мысли можно встретить в работах других японских авторов, сетующих по поводу "кризиса идеи национального государства" в послевоенное время. Они не останавливаются перед осуждением тех здоровых сил японской нации, которые с позиций подлинного патриотизма отрицают идею о единстве интересов нации и буржуазного государства, упрекая их в том, что они "глухи и немы" по отношению к государству, не осознают своей национальной принадлежности и "равнодушны" к самой идее нации¹² .

Некоторые буржуазные обществоведы проводят мысль об особой роли элитарной бюрократии в послевоенной Японии. Они пишут о решающем значении бюрократии для обеспечения жизнедеятельности японского государства, связывают с ней быстрое экономическое развитие страны, при этом игнорируется значение тех политических институтов, включая парламент и местные органы власти, которые не раз использовались прогрессивными силами для ограничения произвола властей. В защиту "функционирующей элиты" в Японии выступает, например, Сакакибара Эйси, фактически сводящий на нет значение позитивных социально-политических преобразований в стране¹³ . Открыто элитарные взгляды проповедует Какидзава Кодзи, сторонник "жесткой" бюрократической системы, захватывающей и сферу действия политических

⁹ Симидзу Икутаро. Япония, стань государством! Токио. 1981, с. 18 (на яп. яз.).

¹⁰ Симидзу Хаяно. Почему появляются беженцы. - Бунгэй сюндзю, 1980, N 2, с. 45.

¹¹ Курусу Хироми. Ненастоящие японцы. Токио. 1978 (на яп. яз.).

¹² Осознание Японии японцами. Токио. 1979, с. 125 (на яп. яз.).

¹³ Сакакибара Эйси. Образ новой бюрократии, руководящей Японией. Токио. 1980 (на яп. яз.).

стр. 71

партий. В одной из своих работ Какидзава пишет: "В обществе, где существует плюралистический взгляд на ценности, необходимы лица, которые могли бы поддерживать их. Кто в состоянии взять на себя такую ответственную роль? Часть функций по ее выполнению падает на политических деятелей. Однако в обществе в целом, включая и политические партии, руководящие позиции, как я считаю, принадлежат элите"¹⁴ .

Необходимость усиления роли бюрократической элиты во всех сферах общественной жизни Японии особенно рьяно отстаивает реакционный социолог Какума Такаси. Он обосновывает некую закономерность существования руководящего ядра в буржуазном обществе, неизбежность создания элитарных групп, благодаря функционированию которых якобы сохраняются идеологические, политические и экономические институты и традиции. Какума осуждает буржуазную демократию как принцип поведения и основу идейно- политической ориентации, заявляя, что ее сторонники склонны поддерживать "антиобщественную тенденцию" избегать ответственности за судьбы буржуазного государства. Превознося роль финансовой промышленной бюрократии в современной Японии, Какума проводит мысль, что она "несет на себе бремя руководства массами"¹⁵ . Он оправдывает элитарную систему господства японского монополистического капитала, старается доказать закономерность существования той структуры предпринимательских организаций, которая придает специфические черты японскому капитализму. Более того, с ее функционированием Какума связывает судьбы японского государства и всего японского народа, утверждая, что бюрократическая элита является "продолжателем" и "последователем" всей японской цивилизации.

В концепции государственных приоритетов, которую отстаивает Какума, в качестве "руководящей элиты" выступают финансово-промышленные круги - президенты и директора крупнейших японских банков, промышленных и торговых компаний. Игнорируя существование в Японии избирательной системы, а также политических партий, на деле защищающих интересы широких трудящихся масс, он пытается провести идею о том, что именно торгово-промышленная элита осуществляет "всенародное представительство". Какума настолько захвачен идеей об избранной роли бюрократии, что не останавливается перед утверждением, будто только ее существование поможет японцам "выжить"¹⁶ .

Авторы концепций, отстаивающих элитарные идеи или доказывающих преимущественное значение исполнительной власти, как правило, исходят из противопоставления политических партий государственному аппарату, при этом главным объектом их нападок являются прогрессивные партии, выражающие интересы рабочего класса и всех трудящихся. Защищая позиции бюрократического аппарата, торгово-промышленной элиты, тесно связанной с монополистическим капиталом, правые идеологи, подобные Какума, ратуют за политическую систему, целиком служащую интересам монополий. Элитарные теории игнорируют широкие народные массы как движущую силу истории, отрицают вклад, который внес японский народ в восстановление и развитие национальной экономики, разрушенной войной.

В арсенале средств, призванных, по замыслам реакционных идеологов, утвердить идею величия японского буржуазного государства, важное место занимают попытки гальванизировать культ императора - тэнно. Консервативный лагерь мечтает подвести идеологию тэнноизма

¹⁴ Цит. по: Утияма Хидэо. Ук. соч., с. 30.

¹⁵ Какума Такаси. Господствующий класс Японии. Токио. 1981, (на яп. яз.).

¹⁶ Там же, с. 300.

стр. 72

под основание всего государственного строя, как это было в Японии в годы абсолютистского правления. Распространяется тезис о том, что воззрения, нравы, обычаи, связанные с императором, являются "ценностями", имеющими институциональное значение. Идеологические структуры, не включающие в себя идею императора, объявляются "антиценностями", которые якобы обладают разрушительными свойствами.

Господствующий класс предпринимает попытку на основе культа императора создать всеобъемлющую систему организации и подчинения населения. В довоенные годы в этих целях использовались императорская конституция, милитаристская пропаганда, религия синто, в задачу которых входило воспитание преданности императору и императорскому государству. Были введены праздники, посвященные императорской фамилии, строились храмы, прославлявшие императора. В результате послевоенных преобразований миф о божественном происхождении японского императора был рассеян, но культ его остался. Старая система почитания императора "очень глубоко захватывает нас и сейчас", - отмечается в одном исследовании¹⁷ . В нем указывается на противоречивое отражение современных общественных отношений в сознании японцев. В качестве опоры тэнноистской идеологии, в частности, служит поддерживаемая господствующим классом консервативная психология традиционной японской общины, питающая концепцию о тождестве буржуазного общества и семьи.

Возрождаются обряды почитания императорской семьи, основанные на религии синто, восстанавливаются храмы и другие культовые учреждения, посвященные императору. Несмотря на отделение синтоизма от государства, синтоистские организации пользуются постоянной поддержкой властей - они заинтересованы в оживлении религиозных воззрений, которые составляют основу бюрократической системы, пронизанной теократическими тенденциями. Для утверждения мировоззренческих установок, впитавших в себя идеи тэнноизма как идеологической основы японского государства, господствующий класс по примеру довоенных лет все активнее использует систему народного образования. В нее опять внедряется т. н. моральное воспитание, цель которого - обработка подрастающего поколения в духе преклонения перед императором и почитания реликвий, символизирующих государственную власть.

Не ограничиваясь воздействием на сферу обыденного сознания, особенно подверженного влиянию традиционной идеологии, правящая элита планирует пересмотреть ныне действующую конституцию с целью восстановления статуса императора. Предполагается, что он будет возведен на уровень главы государства, тогда как сейчас является всего лишь "символом" японской государственности.

Предпринимаются попытки подвести теоретическую базу под тезис о необходимости возрождения культа императора. Реакционный историк Куроки Ятио, например, открыто ратует за его восстановление с позиций учения нихонгаку, близкого к синтоистской теологии¹⁸ . Философ-идеалист Юаса Ясуо старается провести мысль о том, что институт императорской власти является необходимым атрибутом японской национальной культуры¹⁹ . Возвышение роли императора он связывает со становлением японской государственности в древнюю эпоху и реорганизацией государственной структуры в стране в результате революции Мэйдзи. Последняя, по его утверждению, была осуществлена под лозунгом реставрации древних политических форм и идеологических институтов. Это облегчило наслоение древнего образа императорской системы на представления о сущности императорской власти, сложив-

¹⁷ Осознание Японии японцами, с. 70.

¹⁸ Куроки Ятио. Японоведение и мировая революция. Токио. 1973 (на яп. яз.).

¹⁹ Юаса Ясуо. Духовный мир древних японцев. Токио. 1981 (на яп. яз.).

стр. 73

шиеся в новое время. Юаса пытается найти "рациональную" основу для культа императора в Японии. Он пишет, что по мере секуляризации в Японии философской и общественно-политической мысли, которая на первых порах была непосредственно связана с буддизмом и синтоизмом, возникло требование "земного идеала". В качестве такового выступил император. Концепция Юаса, таким образом, оправдывает культ императора, подводит под него историческую основу. Однако она не раскрывает социально-классовой роли и места, которое занимал император в системе средств политического и идеологического воздействия в рамках феодального, а затем и буржуазного государства.

По мнению японских обществоведов, в результате идеологической деятельности правительственных кругов и реакционной профессуры по возрождению культа императора в Японии в последние годы появились новые тенденции в отношении массового сознания к государству. Государство рассматривается нередко как символическая система, в центре которой стоит император, а правительство находится на втором плане. Поэтому государство считается более "священным" образованием, чем правительство, в нем усматривается средоточие всего "японского"²⁰ . По мере усугубления трудностей и противоречий в практике монополистического капитала и защищающего его интересы правительства идея "священного государства" усиливается; ее сторонники, возлагая ответственность за кризисные явления в политическом курсе на правительственные круги, отстаивают авторитет государства во главе с императором как института, якобы застрахованного от каких-либо ошибок, как символ всего "современного" и "прекрасного". Так идеологи монополистических кругов стремятся пробудить веру в непогрешимость буржуазного государства, опирающегося на авторитет императора, утвердить его идеальный образ в массовом сознании.

Распространяемая господствующими кругами идея национального государства с тоталитарной формой правления трансформируется в работах реакционных обществоведов в националистическую идеологию, становится источником милитаристских, экспансионистских воззрений. Они находят выход в теоретических исследованиях тех представителей буржуазных научных кругов, которые своими концепциями сущности буржуазного государства как надклассового образования, защищающего якобы общенациональные интересы, оправдывают рост милитаризма в стране и внешнюю экспансию японского монополистического капитала. Некоторые авторы пытаются подвести рациональную основу под милитаризм и национализм, как бы оправдывая его идеей защиты государственных интересов.

К этому сводятся, в частности, утверждения консервативного историка Это Дзюна, одного из идеологов националистических кругов. Это Дзюн пытается убедить японское общественное мнение в том, что в 1945 г. "безоговорочную капитуляцию приняли только армия и флот, а не японское государство" и что демократические преобразования, проведенные в стране в послевоенные годы, якобы не вытекают из условий капитуляции²¹ . Нет нужды доказывать полную необоснованность заявления Это Дзюн, который в своем стремлении обелить силы, виновные в развязывании второй мировой войны, и возродить идею милитаристского государства идет на прямое искажение исторических фактов, связанных с окончанием военных действий на Дальнем Востоке. Характер внутриполитического развития Японии был четко определен всеми основополагающими документами заключительного этапа войны, в них в концентрированной форме выражена воля народов антигитлеровской

²⁰ См. Утияма Хидэо. Ук. соч., с. 34.

²¹ Это Дзюн. Еще одна послевоенная история. Токио. 1978, с. 475 (на яп. яз.).

стр. 74

коалиции, они отражали и чаяния самого японского народа, настаивавшего на коренной ломке социальной системы страны.

Наряду с Это Дзюном представителем крайне реакционного направления в японском буржуазном обществоведении является вышеупомянутый Симидзу Икутаро - один из наиболее активных поборников реакционной идеи "национального возрождения". Он призывает "вернуться на правильный путь" в вопросе об определении места буржуазного государства, считает "анахронизмом" взгляды, которые утверждают принцип демократических общественных отношений и отрицают классовую роль государственной власти. Симидзу является одним из авторов милитаристской концепции сущности государственного суверенитета. Его основным условием он считает наличие мощных вооруженных сил. Симидзу выступает за то, чтобы японское население постоянно воспитывалось в духе готовности участвовать в "тотальной защите" своей страны и "планах оборонных мероприятий" японского правительства на основе "патриотического духа", означающего "сотрудничество" и "взаимопомощь" в рамках буржуазного государства²² .

Стоя на позициях воинствующего антисоветизма, Симидзу разглагольствует о "советской военной угрозе", якобы нависшей над японскими островами. Не удовлетворяясь масштабами и рамками японо-американского военно- политического союза, он запугивает японского обывателя перспективой отказа Вашингтона от "защиты" Японии и призывает полностью освободиться от военной помощи США с тем, чтобы целиком взять на себя "оборону" страны. Самым опасным в идеологической практике таких реакционных авторов, как Симидзу, с точки зрения защиты мира на Дальнем Востоке, является призыв к отказу от ст. 9 конституции, запрещающей Японии иметь вооруженные силы²³ . Опираясь на основной закон страны, демократические силы на протяжении послевоенных лет боролись против попыток реакции возродить милитаризм. Не случайно глашатаи милитаристской идеологии в Японии так неистово ратуют за пересмотр этой статьи.

Этатизм в Японии усиливает националистические устремления. В японской литературе отмечается, что быстрые темпы экономического роста за последние десятилетия породили такой феномен, как "экономическое великодержавие" - империалистическую идеологию, насаждаемую сверху.

Пытаясь доказать неизбежность роста идеологии националистического этатизма, Мита Сосукэ пишет, что националистические воззрения возникают не субъективно в сознании, а являются следствием "объективной экономической структуры", требующей "принесения в жертву других народов"²⁴ . Эти воззрения, по его утверждению, являются результатом существования Японии как "исторически сложившейся государственной системы", обладающей специфическими чертами²⁵ . Данное положение звучит как оправдание японской экономической экспансии, идеология "экономического великодержавия" в нем превращается в великояпонский национализм.

Было бы ошибочным отрицать объективную необходимость установления широких торгово-экономических связей для Японии, учитывая, как пишет Мита, ее "экономическую структуру". Но в силу классового содержания внешнеэкономического курса этого государства данные связи имеют ярко выраженную империалистическую направленность. Межимпериалистические противоречия пронизывают торгово-экономические отношения Токио с высокоразвитыми капиталистическими странами,

²² Симидзу Икутаро. Ук. соч., с. 190 - 192.

²³ Там же, с. 16.

²⁴ Осознание Японии японцами, с. 17.

²⁵ Там же.

стр. 75

неприкрыто империалистический характер носит экономическая политика Японии по отношению к развивающимся странам, за счет эксплуатации ресурсов которых японский монополистический капитал в значительной степени смог укрепить свои позиции. Кстати, японский буржуазный национализм ныне наиболее ярко проявляет себя именно в этих странах, и попытки подведения под него "объективной" базы, по существу, означают оправдание неоколониалистской политики японских монополий.

По мнению историка Кано Масанао, восстановление идеи японской государственности сопровождается возрождением довоенных взглядов на роль Японии в Азии. В условиях роста японского этатизма, согласно утверждению японского исследователя, понимание этой роли приближается к тому, которое было распространено в довоенный период²⁶ , характеризовавшийся резким расширением японской экспансии на азиатском материке. Такая констатация является лишним подтверждением того, что монополистический капитал ныне стремится укрепить идеологическую базу своего внешнеполитического курса, и задача прогрессивной науки заключается не в простой фиксации данного факта, а в обнаружении причин, породивших его, и в осуждении подлинного источника реакционной идеологической практики.

Одним из средств утверждения идеи о необходимости усиления роли буржуазного государства служит для реакционных буржуазных идеологов проблема обеспечения страны энергоресурсами и полная зависимость японской экономики от экспортно-импортных возможностей. Кризисные явления, возникшие в мировом капиталистическом хозяйстве в 70-е годы, были использованы некоторыми представителями буржуазной профессуры как доказательство наступления "критической ситуации", которая якобы приведет к "разрушению" японской государственности.

В таких условиях была выработана особая формула "спасения Японии". Отражая интересы японских "ястребов", наиболее реакционные авторы критикуют нынешний внутриполитический курс, считая его продуктом того образа мышления, который зародился под влиянием послевоенных преобразований. Они требуют полного отказа от этих реформ и настаивают на проведении жестких мер для борьбы с демократическим движением. Одновременно в консервативном лагере все более открыто звучат голоса, прославляющие идеал "Великой японской империи" и призывающие к возрождению порядков предвоенного и военного времени.

Попытки реакции вызвать в общественном мнении кризисное осознание судеб японского государства как "идеи" и "символа прекрасного" породило в кругах буржуазной интеллигенции убеждение в необходимости усиления активности на международной арене. Констатируя рост взаимозависимости и взаимовлияния между государствами в наше время, эти круги исходят из посылки о неизбежности ослабления или даже крушения суверенных национальных государств. Данная концепция оборачивается проповедью идеологической и политической экспансии японского монополистического капитала, которая подрывает независимость развивающихся стран, ослабляет их национальный суверенитет. Одновременно она призвана оправдать слияние политических курсов правящих кругов Японии и США, подвести теоретическую базу под те отношения взаимозависимости между этими странами, которые складываются под воздействием общности империалистических интересов.

Нынешний период японской истории в буржуазной общественно-политической литературе часто характеризуется как переходный к ши-

²⁰ Там же, с. 28.

стр. 76

рокому международному сотрудничеству. Но это сотрудничество выливается в попытку возродить идею создания "сферы совместного процветания в Великой Восточной Азии". Один из сторонников этой идеи, Мацумото Кэнъити, в частности, пишет: "Сфера совместного процветания Великой Восточной Азии в той ее форме, как она мыслилась в военное время, рухнула. Однако можно утверждать, что такая сфера, как определенная экономическая система во главе с Японией, в послевоенный период утвердилась полностью"²⁷ . Такое признание весьма знаменательно, ибо оно проливает свет на подлинный характер политики японского консервативного лагеря, развернувшего внешнеполитическую экспансию в Азии.

Мацумото полностью отрицает позитивное значение послевоенного социально- политического обновления страны. "Послевоенная демократия, - пишет он, - оказалась лживой, ибо она не могла диалектически снять идеал, за который велась война в Великой Восточной Азии. А этот идеал заключался в освобождении континента от великих империалистических держав Европы и США. Внутри он преследовал цель преодоления доктрины, настаивавшей на заимствовании западных институтов нового времени". Стоя на подобных позициях, Мацумото провозглашает, что "15 августа (1945 г. - день объявления капитуляции Японии. - Б. П.) не убило идеала, во имя которого была начата война"²⁸ . Иными словами, он настаивает на необходимости преемственности довоенного и современного внешнеполитического курса Японии.

В своих попытках обелить Японию, развязавшую войну на Дальнем Востоке, Мацумото не одинок. Сходных с ним взглядов придерживается значительное число японских исследователей консервативного направления. Отрицается правомерность самой постановки вопроса о подлинном зачинщике войны, при этом ответственность за ее возникновение возлагается не только и не столько на Японию, сколько на западные державы. Такую идею, в частности, пытается провести в своей книге "Япония не виновата" Танака Масааки²⁹ . Как известно, война на Тихом океане была вызвана обострением межимпериалистических противоречий, однако наиболее агрессивной силой среди империалистических держав на Дальнем Востоке явилась Япония, непосредственно развязавшая войну. Точка зрения Танаки - проявление реваншистской идеологии, служащей интересам милитаризма.

Получают распространение взгляды, сторонники которых доказывают "историческую" правоту Японии, вставшей на путь вооруженной экспансии. Они заявляют, что Япония в силу объективной необходимости, во имя защиты своих "национальных интересов", была вынуждена начать войну. Лозунг "национальных интересов" служит здесь оправданием монополистических объединений - дзайбацу, преследовавших в войне свои империалистические цели. Ревностными защитниками этой теории являются философ Уэяма Сюмпэй, публицист Хаяси Фусао и другие.

Одновременно гальванизируется старая империалистическая теория о праве наций "на выживание", с помощью которой оправдывается агрессия японской военщины в 30 - 40-х годах. Более того, некоторые авторы пытаются найти сходство во внутреннем и международном положении Японии в настоящее время и накануне подготовки и развязывания войны. На этой основе они склонны опять вытащить на свет тезис о "праве наций на выживание" и использовать его в целях оправдания внешнеполитической экспансии Японии в наши дни³⁰ . Предпринимают-

²⁷ См. Утияма Хидэо. Ук. соч., с. 37.

²⁸ Там же.

²⁹ Танака Масааки. Ук. соч.

³⁰ См., напр., Танака Масааки. Ук. соч.

стр. 77

ся попытки отрицать правомочность Токийского процесса 1946 - 1948 гг., осудившего главных японских военных преступников. Для этого используются как доводы военно-политического характера, так и религиозно-философские доктрины буддистского толка, согласно которым вопрос о причинах войн и ответственности за них не может быть решен вообще³¹ .

Наконец, фальсифицируется внешнеполитический курс СССР, побудительные мотивы его вступления в войну против Японии. Советский Союз обвиняется в "агрессивных" замыслах в отношении стран Азии. Искажается позиция СССР в отношении Японии на заключительном этапе войны на Тихом океане и в период проведения в стране политико-административных преобразований. Эти и другие попытки фальсификации истории второй мировой войны служат распространению в Японии милитаристских, националистических воззрений, облегчают реакции проведение курса на перевооружение и подготовку к новой войне.

Прогрессивная общественность Японии решительно выступает против попыток реакции умалить значение послевоенных преобразований, ставших основой процесса обновления государственно-политической структуры, против возрождения реакционных теорий и концепций националистического толка. Активную деятельность в этом направлении ведут Коммунистическая и Социалистическая партии Японии, рассматривающие защиту демократических завоеваний в качестве одной из своих главных классовых задач. На страницах партийных и других прогрессивных изданий постоянно публикуются аналитические статьи и материалы, раскрывающие содержание реформ послевоенного времени и политико-идеологических процессов, которые были ими вызваны. Отмечая классовую ограниченность и непоследовательность этих реформ, авторы вместе с тем акцентируют ту положительную роль, которую послевоенные преобразования сыграли в общественной жизни страны, выступают против попыток реакции убедить общественное мнение в их неприемлемости для Японии как страны, обладающей якобы уникальной социальной структурой, которая не имеет себе аналогов в мировой истории. Как предупреждение против усилившихся происков реакционных сил по пересмотру конституции и нависшей над страной угрозы милитаризации прозвучала книга одного из крупных политических деятелей Японии, председателя ЦИК СПЯ Исибаси Масаси, выдержавшая несколько изданий³² .

Важное значение в противодействии замыслам реакции имеет широкая публицистическая деятельность представителей передовой японской науки. Так, выражают глубокое беспокойство развитием консервативных тенденций в идеологической жизни страны, опасными последствиями дальнейшего наступления политической реакции профессора университета в Хиросиме - Китаниси Макото и Ямада Хироси³³ . Идеологическую основу реакционных устремлений правящего класса в политической сфере анализирует известный японский социолог Кавамура Нодзому³⁴ . Формы и методы наступления реакционных сил в идейно-политической сфере характеризуются в книге, вышедшей под редакцией профессора университета Хосэй в Токио Масудзима Ко³⁵ . За объективную оценку влияния реформ послевоенного времени, против попыток отрицания их позитивного воздействия на общественное развитие, про-

³¹ Китаниси Макото, Ямада Хироси. Политика в современной Японии. Токио. 1983 (на яп. яз.).

³² Масаси Исибаси. Невооруженный нейтралитет. М. 1984.

³³ Китаниси Макото, Ямада Хироси. Ук. соч.

³⁴ Кавамура Нодзому. Вокруг теории японской культуры. Токио. 1982 (на яп. яз.).

³⁵ Масудзима Ко. Идеологическая структура современной Японии. Токио. 1982 (на яп. яз.).

стр. 78

тив раздувания реваншизма и национализма выступает профессор университета Кэйо Утияма Хидэо.

Неотъемлемой частью прогрессивной литературы, в которой раскрывается сущность развивавшихся в Японии политико-идеологических процессов, являются исследования по истории второй мировой войны и периода послевоенных преобразований. В свое время получила широкую известность книга выдающегося прогрессивного историка Иэнага Сабуро³⁶ , разоблачающая преступления японской военщины против народов Азии. Большое научно-политическое значение имеет многотомный коллективный труд по истории второй мировой войны, выпущенный Японским обществом по изучению исторической науки³⁷ . За объективное исследование истории второй мировой войны, против попыток ее искажения выступил известный ученый профессор университета в Нагое - Синобу Синдзабуро³⁸ . Глубокими раздумьями в связи с недостаточной изученностью японскими научными кругами некоторых вопросов истории войны и тревожными симптомами возрождения националистических тенденций в историко- политических исследованиях проникнута статья профессора университета в Осаке Ямагути Ясуси³⁹ . Эти и другие исследования японских прогрессивных ученых все больше играют роль идеологического противовеса реакционной исторической литературе, оправдывающей попытки правящих кругов повернуть вспять развитие политико-идеологических процессов в стране.

Силы, выступающие в Японии против политической реакции, оказывают растущее сопротивление попыткам господствующего класса лишить народ этой страны демократических свобод, завоеванных им в упорной борьбе против власти капитала. Тем не менее угроза наступления реакции нарастает. Господствующий класс Японии открыто стремится к созданию в стране ситуации, способствующей осуществлению планов, подрывающих дело мира и демократии. Рост милитаристских и реваншистских тенденций, все большее сближение с агрессивным курсом американского империализма указывают на опасное направление, которое принимает идейно-политическое развитие Японии.

³⁶ Иэнага Сабуро. Война на Тихом океане. Токио. 1974 (на яп. яз.).

³⁷ История войны на Тихом океане. Тт. I - IV. Токио. 1970 (на яп. яз.).

³⁸ Синобу Синдзабуро. Война на Тихом океане и война в великой Восточной Азии. - Тюо корон, 1982, N 8.

³⁹ Ямагути Ясуси. Историческое сознание в переходный период в сфере политики. - Сэкай, 1982, N 10.

Permanent link to this publication: