Дело врачей. Роль Маленкова в его появлении. "Дело врачей" обычно освещается в исторической литературе в России и на Западе в каких-то апокалипсических красках. По мнению Э. Радзинского "дело врачей" было нужно Сталину "... чтобы начать новую Большую войну - войну с Западом. Последнюю войну, которая должна была окончательно сокрушить капитализм" ³⁵ . Я.Я. Этингер, сын одного из подсудимых по "делу врачей", Я.Г. Этингера, умершего во время следствия, утверждает, что Сталин готовил публичные казни врачей:

"Профессоров предполагалось публично повесить на центральных площадях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Свердловске и других крупнейших городах". В некоторых западных публикациях сообщается, что Сталин хотел завершить геноцид еврейского народа, который был начат Гитлером ³⁶ . Утверждения о том, что Сталин готовил высылку всех евреев Москвы, Ленинграда и других городов на Дальний Восток, где уже в срочном порядке строились для них лагеря и бараки, повторялись столь часто, что в архивах, открытых для историков в 1991-1992 годах, предпринимались многочисленные, но безуспешные попытки найти какие-то конкретные документы для доказательства этих намерений Сталина. В действительности при зарождении "дела врачей" в 1951 г. оно не выходило за пределы уже начатого, но все время заходившего в тупик дела ЕАК. Инициатором "дела врачей" был не Сталин, а Маленков. Его поддержал Берия.

Маленков в политбюро формально отвечал за все еврейские проблемы и за общее руководство "борьбой с космополитами", которые он унаследовал от Жданова, вместе с постом второго, после Сталина, секретаря ЦК ВКП(б). У Сталина с Маленковым по линии руководства партией выработалась примерно такая же система отношений, как и с Молотовым по линии правительства. Маленков, также как и Молотов, был человеком работоспособным, хорошим организатором и преданным лично Сталину. Но Маленков, также как и Молотов, был лишен волевых качеств, необходимых самостоятельному политику. Маленков выполнял любые поручения Сталина. Все "партийное" обеспечение любых мероприятий осуществлялось с 1949 г. именно Маленковым. Если по линии правительства не возникало сомнений, что преемником Сталина был, после ликвидации Вознесенского, Молотов, то по руководству ВКП(б) преемником Сталина был Маленков. Это было общее мнение не только политически мыслящих людей в СССР, но и западных аналитиков и

Окончание. См. Вопросы истории, 2003, N 1.

стр. 99

советологов. Однако сам Маленков не был уверен в прочности своей власти и в своем будущем по той простой причине, что ставшее к 1950 г. основным "силовым" органом обеспечения власти в СССР, Министерство государственной безопасности, не было ни под контролем Маленкова, ни под контролем его близкого друга Берии. Берия как член политбюро контролировал МВД, но не МГБ. МГБ с 1946 г. подчинялось лично Сталину.

Берия был амбициозный, волевой человек, также обладавший организационными способностями. Его дружба с Маленковым, внешне вполне искренняя, имела политические цели. Пользуясь слабоволием Маленкова, Берия, как и Сталин, "руководил" им, но не директивами, как Сталин, а личными просьбами, дружескими советами в отношении некоторых инициатив, что создавало Маленкову более высокий авторитет самостоятельного политика, которым он в действительности не был. Именно с помощью Берии Маленков получил в политбюро контроль над сельским хозяйством, отобрав этот важный "портфель" у Хрущева. Хрущев, переведенный в Москву из Киева в 1949 г., начал кампанию по созданию "агрогородов" в средней полосе России. Это была, конечно, утопия, но именно Маленков, ничего не понимавший в сельском хозяйстве, подготовил для политбюро "Записку" с критикой идей Хрущева. У Берии было много пороков морального характера, однако власть, как известно, дает "отпущение" всех грехов. Но этой власти у Берии, лишенного руководства МГБ, не было.

Отстранение Берии от руководства государственной безопасностью было осуществлено Сталиным в 1946 г. намеренно. Сталин понимал, что Берия, ставший кандидатом, а затем и членом политбюро, заместителем председателя Совнаркома и главой НКВД, сосредоточил в своих руках слишком большую власть. Его стали бояться практически все, и наркомы и маршалы. В 1945 г. Берия оказался также во главе самых важных оборонных проектов, атомного и ракетного. С 1940 г. Сталин дважды разделял слишком мощное НКВД на два ведомства: госбезопасности (НКГБ) и внутренних дел (НКВД), так как после первого разделения они снова были объединены. Но и при разделении этих наркоматов во главе НКГБ каждый раз оказывался старый друг Берии В.Н. Меркулов, работавший под руководством Берии еще в Грузинской ЧК в 1921 году. Вся контрразведка, имеющая огромную власть и наделенная функциями арестов и ликвидации, была в системе НКГБ. Однако в первый период войны Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял решение о выделении контрразведки в самостоятельную организацию, Главное Управление военной контрразведки (ГУКР), и о передаче ГУКР из НКГБ в наркомат обороны, главой которого был Сталин. Эта новая силовая структура, начальником которой был назначен B.C. Абакумов, получила кодовое название СМЕРШ (от "Смерть шпионам"). В соответствии с решением ГКО от 21 апреля 1943 г. ГУКР подчинялось наркому обороны Сталину и выполняло лишь его распоряжения. Оно ведало контрразведкой в армии, создавало фильтрационные лагеря для проверки военнопленных и остарбайтеров в 1944-1945 годах, контролировало лагеря немецких военнопленных.

Абакумов был малообразованным и жестоким человеком, работавшим в ОГПУ с 1932 г., еще при Ягоде. В годы террора 1937-1938 годов Абакумов не играл в НКВД серьезной роли, так как не имел ни знаний, ни опыта, чтобы вести следствие по делам того контингента крупных партийных, государственных и военных работников, которые подвергались арестам. Сын истопника, он закончил в детстве лишь четыре класса городского училища и пошел работать в 13 лет. Он был настоящим пролетарием. В ОГПУ он попал по комсомольской мобилизации, когда ему было 24 года. В конце 1938 г., когда Сталин назначил Берию главой НКВД и с его помощью начал проводить удаление из НКВД "кадров Ежова", Абакумов получил повышение - его назначили начальником НКВД Ростовской области. Здесь он обратил на себя внимание личным участием в допросах арестованных. Обладая большой физической силой, Абакумов мог избивать заключенных, добиваясь нужных показаний. Так он приобретал необходимый опыт и знания. В начале войны,

стр. 100

ставший уже генералом, Абакумов был переведен в органы контрразведки Красной армии. К концу войны Абакумов был генерал-полковником.

К 1946 г. система СМЕРШ стала излишней. Ее решили объединить с НКГБ. Однако неожиданно этот, теперь расширенный наркомат, возглавил Абакумов, а не Меркулов, хотя у Меркулова, казалось, не было никаких грехов. Меркулов был образованным и даже интеллигентным человеком. Его "хобби" была драматургия и в 1943 г. он написал пьесу "Инженер Сергеев" (использовав, конечно, литературный псевдоним) о героическом сопротивлении населения на оккупированной территории. Эта пьеса шла во многих театрах. Меркулову, потерявшему пост наркома, долго не могли найти подходящей должности. Только через год его назначили на хозяйственную должность по управлению советским имуществом за границей.

Назначение Абакумова главой НКГБ (вскоре переименованного в МГБ) было большим разочарованием и для Берии и для Маленкова. Оно лишало их реальной власти. Они искали любой повод, чтобы удалить Абакумова, однако Абакумов имел прямой доступ к Сталину, пользовался его доверием и беспрекословно выполнял любые его "спецзадания". Дело Михоэлса было лишь одним из многих. Сталин доверял Абакумову именно потому, что у этого министра госбезопасности не было политических амбиций.

В 1951 г. у Маленкова и Берии впервые возник реальный повод обвинить Абакумова в потере бдительности. Это было связано с тем, что Абакумов отказался формировать в МГБ особое "дело врачей", проект которого был выдвинут одним из следователей по зашедшему в тупик делу ЕАК, М.Д. Рюминым. По делу ЕАК, начатому в 1949 г., проводились аресты и в 1950 г., прежде всего среди людей, не входивших в руководство ЕАК, но принимавших участие в его работе. Одним из арестованных оказался профессор 2-го Московского медицинского института упоминавшийся выше Я. Г. Этингер, вся вина которого состояла в том, что он заходил в библиотеку ЕАК в Москве, где читал поступавшие туда иностранные журналы.

В июне 1953 г. Берия, тогда уже министр объединенного МВД, направил в президиум ЦК КПСС записку "О ходе следствия по делу М.Д. Рюмина", в которой он следующим образом описывал начало "дела врачей": "... В ноябре 1950 года РЮМИНУ, по указанию Абакумова, было поручено следствие по делу арестованного профессора ЭТИНГЕРА. Зная, что ЭТИНГЕР привлекался к лечению А.С. ЩЕРБАКОВА в качестве консультанта, РЮМИН, применив незаконные методы следствия, вынудил ЭТИНГЕРА дать вымышленные показания о неправильном лечении А.С. ЩЕРБАКОВА, которое якобы и привело к его смерти.

Будучи после этого вызван АБАКУМОВЫМ на допрос, ЭТИНГЕР отказался от этих показаний как вымышленных им в результате требований РЮМИНА. В связи с этим РЮМИН возобновил применение к ЭТИНГЕРУ извращенных методов следствия, довел его до состояния полного истощения, отчего ЭТИНГЕР в марте 1951 года умер в тюрьме.

В мае 1951 года РЮМИНУ за то, что он не зафиксировал показаний ЭТИНГЕРА, парторганизацией следственной части по особо важным делам МГБ СССР был объявлен выговор, В этот же период времени Управление кадров МГБ СССР потребовало у РЮМИНА объяснения по существу скрытых им при поступлении в органы МГБ компрометирующих его материалов.

Почувствовав, что под ним заколебалась почва, авантюрист РЮМИН.... обратился с письмом к И. В. СТАЛИНУ, в котором "разоблачил" АБАКУМОВА в смазывании дел и скрытии от партии и правительства показаний ЭТИНГЕРА о якобы умышленном умерщвлении А.С. ЩЕРБАКОВА" ³⁷ .

Эта "записка" Берии, посланная им "товарищу Маленкову Г.М." 25 июня 1953 г., оказалась последней. На срочно созванном 26 июня 1953 г. заседании президиума ЦК КПСС Берия был арестован. Берия, имевший агентуру во всех структурах власти, очевидно, уже знал, что против него готовятся какие- то акции. Он вряд ли ожидал арест, но о возможности "перевода на другую работу" догадывался. Его "записки" с разоблачениями ряда преступлений

стр. 101

Сталина, включая и убийство Михоэлса, "дело врачей", незаконные аресты некоторых министров вызывали недовольство членов президиума ЦК КПСС, так как в проведении этих акций некоторые из них принимали прямое или косвенное участие. "Записка" Берии от 25 июня 1953 г. была определенным "намеком" Маленкову. Берия в этой записке исказил суть дела "в пользу" Маленкова. Он намекал на то, что если против Берия будут приняты какие-то меры, то может всплыть наружу реальная картина и это сделает неустойчивым именно положение Маленкова. Налицо был явный шантаж по отношению к Маленкову. Суть дела заключалась в том, что Рюмину за фабрикацию мифического "дела врачей" (проф. Этингер назвал в своих "показаниях" еще не менее двадцати имен крупных врачей) грозило увольнение из МГБ. Абакумов, зайдя в тупик с делом ЕАК, понимал что не менее фиктивное "дело врачей" будет не по силам МГБ. Следователи МГБ умели заставлять арестованных "признаваться" в любых преступлениях. Трудно было обнаружить существование этих преступлений. По делу ЕАК задание от политбюро (через Маленкова) состояло в раскрытии фактов шпионажа и диверсий. Подсудимые под пытками признавали себя шпионами. Но какие "секреты" мог передать в США артист еврейского театра Зускин, или еврейский поэт Перец Маркиш? С врачами было бы еще сложнее и Абакумов это понимал. В дополнение ко всему Рюмин не составил нужных протоколов "показаний" Этингера, да и самого Этингера уже не было в живых. Арестовывать и обвинять кого-либо при отсутствии обвинителя или даже подписанного им протокола допроса было рискованно даже для МГБ.

"Шантаж" Берией Маленкова состоял в этой "записке" в том, что Рюмин не сразу написал письмо-жалобу Сталину. Он пришел просить защиту от увольнения к Маленкову, так как именно Маленков контролировал от политбюро "дело ЕАК". Поскольку Рюмин жаловался на действия Абакумова, Маленков сразу увидел в этом шанс удаления Абакумова с поста руководителя МГБ с тем, чтобы взять вместе с Берией это ключевое министерство под свой контроль.

По свидетельству генерала П.А. Судоплатова, который тогда подчинялся Берии по линии атомной разведки и Абакумову по линии "Бюро N I" и который внимательно следил за еврейскими делами, так как его собственная жена Эмма была еврейкой и тоже работала в "органах", Рюмин весной 1951 г. пришел на прием к Маленкову в ЦК ВКП(б). Его принял помощник Маленкова Д.Н. Суханов, который доложил Маленкову о приходе Рюмина по телефону. Маленков, узнав, что Рюмин имеет жалобу на действия Абакумова, "...потребовал написать Сталину письмо с разоблачением Абакумова... Суханов держал Рюмина в приемной шесть часов, постоянно консультируясь с Маленковым по телефону по поводу содержания письма Рюмина. В связи с этим письмо Рюмина с обвинениями Абакумова переписывалось одиннадцать раз..." ³⁸ . Такого рода документы по секретным делам писались обычно в одном экземпляре и от руки. За эти шесть часов совместного составления "письма Рюмина" Маленков, по-видимому, консультировался и с Берия. Они конечно знали какого рода письмо нужно было составить для Сталина, чтобы он сместил Абакумова. С докладом по такому вопросу к Сталину обычно шел Маленков, но, как правило, Маленков всегда появлялся у Сталина вместе с Берия. Некоторые детали специфики положения в МГБ мог пояснить только Берия. В письме Рюмина Сталину Абакумов обвинялся в смерти профессора Этингера. Именно Абакумов по заявлению Рюмина умышленно довел Этингера до смерти. Тем самым Абакумов "заглушил дело террориста Этингера, нанеся серьезный ущерб интересам государства" ³⁹ .

Заговор Маленкова и Берии против Абакумова имел полный успех. Основа их обвинений в дополнение к письму Рюмина, состояла в том, что в центральном аппарате МГБ на высоких должностях работает много евреев и именно поэтому следствие по делу ЕАК длится столь долго - этому следствию шел уже второй год и конца не было видно. В центральном аппарате МГБ на высоких постах действительно работали евреи (Н.И. Эйтингон, за-

стр. 102

меститель Судоплатова и один из организаторов убийства Троцкого в 1940 г., Г.М. Майрановский, создатель знаменитой лаборатории Х по производству ядов, токсинов и психотропных веществ, испытывавшихся на людях, А.Я. Свердлов, сын Я.М. Свердлова, соратника Ленина, Л.Л. Шварцман и другие). По заявлению Рюмина ЦК ВКП(б) создал особую комиссию политбюро, в которую вошли Маленков, Берия, М.Ф. Шкирятов и С.Д. Игнатьев. Эта комиссия "подтвердила" обвинения Рюмина.

13 июля 1951 г. во все обкомы и крайкомы ВКП(б) и в областные управления МГБ было разослано закрытое письмо ЦК ВКП(б) "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР" ⁴⁰ . Абакумов был смещен и арестован. Были арестованы также почти все евреи, находившиеся на высоких постах в МГБ и в Прокуратуре СССР. На пост нового министра МГБ Маленков рекомендовал одного из своих заместителей в аппарате ЦК ВКП(б) С.Д. Игнатьева. На пост его первого заместителя Берия, в свою очередь, рекомендовал С.А. Гоглидзе, который с 1923 г. работал вместе с Берия в Закавказье. Гоглидзе вместе с Берия переехал в 1938 г. в Москву и в 1940 г. Берия назначил его на важный пост начальника Управления НКВД Ленинграда. Игнатьев, как партаппаратчик, не знал специфики следственной работы "органов". Поэтому конкретное руководство всей следственной работой в МГБ и формирование нового "дела врачей" перешло под контроль именно Гоглидзе, который имел высокий рант генерал- полковника. Повысили и Рюмина. В октябре 1951 г. Рюмин стал одним из заместителей министра госбезопасности и главным следователем не только по "делу врачей", но и по новому "делу Абакумова". Рюмин допрашивал Абакумова с применением пыток. Однако бывший шеф МГБ оказался "трудным" подследственным. Он выдержал избиения, кандалы и содержание в холодных камерах, но не признался ни в участии в "сионистском заговоре", ни в обмане партии.

Дело врачей. Начало следствия. Игнатьев до назначения в МГБ заведовал в ЦК ВКП(б) отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов. Он был как бы начальником "отдела кадров" для всей советской номенклатуры. Он работал в военном отделе ЧК в Туркестане в период войны с отрядами басмачей. На этом его "чекистский" стаж закончился. После этого он все время был на профсоюзной и партийной работе, а перед войной стал первым секретарем Башкирского обкома ВКП(б). Сталин знал Игнатьева и вполне ему доверял. В ЦК ВКП(б) он подчинялся Маленкову, как секретарю ЦК, но считать его "человеком Маленкова" нельзя. После войны Игнатьев работал в Средней Азии, а затем вторым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии. У Маленкова не было какой-то своей определенной "команды", так как он не был человеком инициативным. Для Игнатьева перевод в МГБ не был повышением. Он, напротив, не хотел этого назначения. Работа в ЦК ВКП(б) была спокойнее. Из-за сопротивления Игнатьева пост министра МГБ был вакантным почти два месяца. В конечном итоге именно Сталин заставил Игнатьева занять этот пост. Игнатьев также, как раньше Абакумов, подчинялся лично Сталину.

После реорганизации всего центрального аппарата МГБ Игнатьеву, Гоглидзе и Рюмину нужно было всерьез заниматься "делом врачей", хотя по этому делу еще не было арестованных. Но теперь за этим "делом" следил лично Сталин, который требовал, чтобы ему докладывали результаты следствия. По тем делам, которые интересовали его лично, Сталин иногда требовал, чтобы ему приносили для доклада и протоколы допросов. Но пока, в конце 1951 г. допрашивать было некого. В МГБ была создана особая следственная группа, которая стала проверять истории болезней по всем кончинам крупных политических фигур с 1945 года. Но таковых было немного. М.И. Калинин умер в 1946 г. от рака кишечника. Именно в этот период, в начале 1952 г., было обнаружено в архиве Лечсанупра Кремля письмо врача Лидии Тимашук об отказе лечащих врачей Жданова признать наличие у него инфаркта миокарда, который Тимашук, вызванная к больному для снятия

стр. 103

электрокардиограммы 28 августа 1948 г., считала несомненным. В 1948 г. диагностика болезней сердца была еще не очень совершенной. Применение ЭКГ только начиналось и далеко не все, даже крупные врачи, могли их правильно "прочитывать". Медицинский консилиум признал у Жданова только "сердечную недостаточность", Лидия Тимашук - "инфаркт миокарда". Жданов умер 31 августа от нового сердечного приступа. Но в конце августа 1948 г. Жданов был уже в частичной опале и его пост второго секретаря ЦК ВКП(б) занял Маленков. Поэтому разбираться в том, была ли допущена ошибка в диагностике никто не стал, тем более что в состав "консилиума", оспаривавшего диагноз Тимашук, входили четыре крупных эксперта Кремлевской больницы, проф. В.Н. Виноградов, личный врач Сталина, проф. В.Х. Василенко, П.И. Егоров (начальник Кремлевской больницы - Лечсанупра Кремля) и лечащий врач Жданова Г.И. Майоров. Вскрытие подтвердило наличие инфаркта, но в официальном бюллетене о причинах смерти Жданова, опубликованном в газетах, указывался "паралич болезненно измененного сердца", что можно было трактовать по-разному. До 1948 г. Жданов уже перенес два инфаркта. В 1952 г. этот эпизод трактовался уже как "намеренное медицинское убийство", но виновные в этом были русскими, а не евреями. Сионистский заговор здесь не подходил. В сценарии появилось предположение о том, что все эти врачи являются английскими шпионами.

Однако первые аресты и, соответственно, начало следствия долго задерживались. Были необходимы разные экспертизы. Только в сентябре был арестован Майоров, а через месяц Егоров. Но они отрицали все обвинения. К концу ноября 1952 г., когда экспертные комиссии врачей составили заключения о том, что лечение Щербакова и Жданова действительно было неверным, Игнатьев доложил об этом Сталину и получил санкцию на аресты. Часто высказываемые предположения о том, что Сталин приказал арестовать проф. Виноградова, так как он был недоволен заключением Виноградова об ухудшении здоровья самого Сталина, не соответствуют действительности. Виноградов осматривал Сталина в последний раз в январе 1952 года. Арест Виноградова был произведен в ноябре.

В середине ноября по личной директиве Сталина был снят с должностей следователя и заместителя министра госбезопасности Рюмин, так как он не смог обеспечить доказательствами свой сценарий по "делу врачей". К этому времени было арестовано около 30 врачей, половина из них русские. Игнатьев, также подвергшийся критике Сталина, сам попал в больницу с инфарктом. Все руководство следствием по "делу врачей" перешло к Гоглидзе, которым "управлял" Берия. Именно Гоглидзе, уже без Игнатьева и без каких-либо других сотрудников МГБ, был вызван к Сталину для доклада в Кремль 18 декабря 1952 года. После этого визита Сталин не появлялся в Кремле две недели. Когда он снова пришел в свой кабинет 2 января 1953 г., Гоглидзе был вызван к нему вместе с Маленковым и Берия, но без Игнатьева. Министр МГБ все еще был болен. Поскольку "медицинская" линия "дела врачей" заходила в тупик именно в своей сионистской направленности, было решено добавить к делу "шпионско- диверсионный" уклон. Аресты врачей превратились в цепную реакцию; у профессоров были ассистенты, диагнозы принимались консилиумами. Сталин сам не справлялся с нараставшим потоком разоблачительных документов. С конца 1952 г. все санкции на аресты давал уже только Маленков. Аресты шли и в январе и следствие, по существу, только начиналось. В более "простом" деле ЕАК от арестов до суда прошло почти три года. Сталин же хотел закончить все следствие по "делу врачей" к марту 1953 года. За столь короткий срок подготовить "дело врачей" для суда, к тому же открытого, как хотел Сталин, было невозможно. Все дело заходило в тупик.

13 января 1953 г. под рубрикой "Хроника" в "Правде" и в других центральных газетах было опубликовано знаменитое сообщение ТАСС об аресте "группы врачей-вредителей", в котором говорилось о "врачах-убийцах". Первыми в этой "террористической" группе назывались проф. М.С. Вовси и

стр. 104

В.Н. Виноградов Это были лидеры. Далее было еще семь имен. Всех арестованных назвать не решились, их было уже больше пятидесяти. В первую очередь эти врачи хотели, как утверждалось, подорвать здоровье прославленных советских маршалов. Они уже убили Жданова и Щербакова. Директивы об истреблении руководящих кадров СССР эти врачи получали якобы через агентов-сионистов, врача Б.А. Шимелиовича и еврейского националиста С.М. Михоэлса. Шимелиович проходил по делу ЕАК и уже был расстрелян вместе с другими. Михоэлс был убит еще в январе 1948 года. На них теперь можно было свалить все что угодно.

В большинстве биографий Сталина можно найти утверждение о том, что текст "Сообщения ТАСС" и привязанный к нему текст передовой статьи "Правды" были написаны лично Сталиным. При этом ссылаются обычно на стиль этих документов. Поскольку основная часть кремлевского архива Сталина была уничтожена после его смерти, определить авторство в данном случае, по-видимому, никогда не удастся. Окончательные варианты "Сообщения ТАСС" и редакционной статьи "Правды" утверждались специальным расширенным заседанием бюро президиума ЦК КПСС 9 января 1953 г., на котором присутствовали Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Хрущев, М.Г. Первухин и М.З. Сабуров. Дополнительно были приглашены некоторые члены президиума ЦК КПСС, кандидаты в члены президиума и некоторые члены ЦК КПСС, в частности, Л.И. Брежнев, Н.Г. Игнатов, М.А. Суслов, Шкирятов, главный редактор "Правды" Д.Т. Шепилов и некоторые другие. От МГБ присутствовали заместители министра Гоглидзе и Огольцов. Сам министр Игнатьев был еще в больнице. Остается спорным вопрос о том, присутствовал ли на этом заседании Сталин. Костырченко сообщает, что в списке участников этого заседания имя Сталина стояло первым, однако потом его фамилия была вычеркнута с надписью "не присутствовал" ⁴¹ .

Однако в "Воспоминаниях" Шепилова, который в тот период был редактором "Правды" и членом ЦК КПСС, сказано, что Сталин присутствовал на этом заседании ⁴² . Однако Шепилов, писавший свои "Воспоминания" в глубокой старости и по памяти, без документов, делает много ошибок и излагает весь этот эпизод слишком кратко, на одной странице. Шепилов умер в 1995 г. в возрасте 90 лет, а его воспоминания были опубликованы журналом "Вопросы истории" в 1998 году. Шепилов, как редактор "Правды" возглавлял антисемитскую кампанию начала 1953 года. Наибольшее число всевозможных фантастических историй публиковалось именно в "Правде". Поэтому Шепилов хотел показать, что этой кампанией руководил не он сам, а Сталин.

Бывший премьер СССР Н.А. Булганин, участвовавший в этом совещании, в беседе с сыном умершего во время допросов в 1951 г. проф. Я.Г. Этингера, сказал совершенно определенно, что Сталина на этом совещании не было. Этингер младший спросил, - почему? Булганин ответил: "... этот хитрый и коварный грузин сознательно так поступил, чтобы не связывать себя на всякий случай каким-либо участием в принятом на заседании решением о публикации сообщения ТАСС" ⁴³ . По свидетельству Булганина на заседании особенно активен был Каганович, обрушившийся с гневными нападками на "врачей-убийц". Однако сам Каганович в своих "Воспоминаниях", опубликованных в 1998 г., вообще не упоминает о "деле врачей". Хрущев, также оставивший свои воспоминания, записанные на магнитофонную пленку и публиковавшиеся и на Западе и в России в разных вариантах, пишет о "деле врачей" очень неточно и так, как будто он лично никакого отношения к этому не имел.

Сущность информации о ходе следствия, которую представили на этом совещании Гоглидзе и Огольцов неизвестна, так как даже краткого протокола совещания 9 января не существует. Ясной картины к началу января еще не было, основные аресты были произведены в ноябре и декабре 1952 г. и аресты продолжались. После смещения Рюмина общий сценарий был изме-

стр. 105

нен на шпионско-диверсионный, но его не могли еще наполнить "признаниями".

Финал "дела врачей". Контуры последнего сценария. Как уже сообщалось выше, Сталин в последний раз вызвал Гоглидзе в Кремль 2 января 1953 года. Игнатьев все еще находился в больнице и именно Гоглидзе временно исполнял обязанности министра госбезопасности. На эту встречу были также приглашены Маленков, Берия, Хрущев и Булганин. Совещание с участием Гоглидзе продолжалось всего 40 минут. Маленков и другие соратники Сталина задержались в его кабинете после ухода Гоглидзе на 15 минут и удалились в 23.00. На столь коротком совещании детальный анализ хода следствия был невозможен. Весьма вероятно, что именно на этой встрече было решено провести расширенное заседание бюро президиума ЦК КПСС 9 января и был также рассмотрен проект "Сообщения ТАСС", предназначенный для "Правды". Публикация "Сообщения ТАСС" в центральных газетах 13 января 1953 г. обычно трактуется историками как намерение Сталина "инициировать подготовку общественного мнения к будущему публичному процессу" ⁴⁴ . Последняя фраза этого "Сообщения": "Следствие будет закончено в ближайшее время" считается указанием на то, что открытый суд намечался на самое ближайшее время. Чаще всего предполагается, что этот суд планировался на середину марта. Между тем, состояние всего следствия и продолжение арестов врачей "первой линии" и в январе и в феврале ясно свидетельствовали о том, что "дело врачей" в январе 1953 г. совершенно не было подготовлено для любой формы судебного разбирательства. "Лидеры" заговора врачей Виноградов и Вовси были арестованы в ноябре 1952 года. Однако связанная с выбитыми у них показаниями большая группа московских врачей была арестована только в феврале 1953 года. Следствие, по существу, только начиналось. Обещание МГБ о завершении следствия "в ближайшее время" было обещанием невозможного.

До публикации "Сообщения ТАСС" 13 января Сталин часто вызывал к себе в Кремль работников МГБ. В ноябре и декабре 1953 г. Игнатьев и его заместители были у Сталина шесть раз. После 13 января Сталин с работниками МГБ уже не встречался, хотя он приезжал в Кремль еще восемь раз. Сталин имел огромный опыт в организации разных судебных процессов, закрытых, открытых и открыто-показательных, с приглашением иностранных корреспондентов. Сталин начал эту практику с середины 20-х годов и всегда вникал во все детали организации процесса, часто составляя основной сценарий следствия. Именно эта практика особого "юридического" террора лежала в основе неограниченной власти Сталина. Страх был существенным компонентом стабильности сталинского правления. В то же время Сталин был очень осторожен, организуя репрессивные акции таким образом, чтобы главную ответственность за тот или иной конкретный акт террора несли его подчиненные, которых при необходимости он сам мог бы и поправить. Типичным примером этой тактики являлась статья Сталина в "Правде" 2 марта 1930 г. "Головокружение от успехов", в которой все эксцессы принудительной коллективизации оказались результатом местных инициатив. Л. Млечин, бывший сотрудник КГБ, свидетельствует, что Сталин редко давал прямые указания по поводу тех или иных репрессивных мер. "....Он предпочитал ронять намеки, считая, что подчиненные поймут его правильно... А кто не понимал - сам исчезал" ⁴⁵ . Эта тактика проявилась и в отсутствии Сталина на заседании расширенного бюро президиума ЦК КПСС 9 января 1953 г., на котором решался вопрос о том, каким образом следует продолжать и завершать "дело врачей". В прошлом такие же расширенные заседания политбюро определяли обычно для следствия и прокуратуры и рекомендуемые меры наказания для арестованных. Но в начале января 1953 г. соратники Сталина и МГБ оказались перед очень сложной проблемой прежде всего потому, что следствие по "делу врачей" еще только начиналось и конца ему не было видно. Применение пыток к арестованным привело к цепной реакции оговоров и самооговоров.

стр. 106

В биографиях Сталина обычно утверждается, что по "делу врачей" он готовил открытый процесс по образцу политических процессов 30-х годов. В воспоминаниях некоторых из врачей, арестованных по этому делу, также говорится о том, что их "готовили" к открыто-показательному процессу. Как пишет Костырченко, если бы Сталин вскоре не умер, "то скорей всего имело бы место действо, аналогичное тайной расправе над руководством Еврейского антифашистского комитета" ⁴⁶ . Вывод о подготовке закрытого суда над врачами по типу расправы с ЕАК является по нашему мнению недостаточно обоснованным. Закрытый суд по "делу ЕАК" даже на Военной Коллегии Верховного Суда СССР, имевшей большой опыт быстрых решений, продолжался (при 14 обвиняемых) почти два с половиной месяца, с 8 мая по 18 июля 1952 г. и после трех лет следствия. Суд по делу ЕАК был, по существу, провалом и расправа оказалась возможной только потому, что арестованных по этому делу почти никто не знал. Научной и медицинской общественности среди обвиняемых была хорошо известна лишь Л.С. Штерн, академик и физиолог с мировым именем. Ее поэтому заранее, до начала суда, особым решением политбюро было решено приговорить к короткой ссылке.

Что касается "дела врачей", в данном случае речь шла о десятках медицинских светил, профессоров, членов Академии медицинских наук, авторов учебников, заведующих кафедрами. Организовать тайный и продолжительный суд по этому делу было просто невозможно. Это понимали все участники встречи в Кремле 9 января. Но они, как следует из "Сообщения ТАСС", не собирались прибегать к амнистии. Прекращение "дела", уже набравшего такие обороты, означало бы катастрофу прежде всего для Маленкова и Берии, добившихся смещения Абакумова и смены руководства МГБ на Игнатьева и Гоглидзе именно для широкого развертывания "дела врачей", которое Абакумов хотел погасить без доклада Сталину. Они это прекрасно понимали. Начало широкой, беспрецедентной и даже истерической кампании в прессе после 13 января говорило о том, что собравшиеся 9 января в Кремле решили вести это дело не к суду по типу ЕАК, а к внесудебной расправе, через "Особое Совещание". "Особые Совещания" при МГБ и при МВД имели полномочия заочных приговоров по рекомендациям своих министерств и по коротким справкам о завершении следствия и доказанности вины. 37 человек для "Особых Совещаний" - это была не проблема. В один день и за одно заседание "Особое Совещание" могло выносить приговор и группам в тысячу человек. Именно "Особое Совещание" при МГБ выносило приговоры Каплеру, Мороз- Морозову, Аллилуевым и Жемчужиной и связанным с ними людям.

Через "Особое Совещание МВД" в конце 40-х годов проходило от 10 до 15 тысяч дел ежегодно и приговоры по каждому заседанию, обычно от 3 до 5 раз в месяц, посылались для информации только Сталину ⁴⁷ . В начале 50-х годов поток дел по этому каналу несколько уменьшился, в 40-е годы в этот поток попадали в основном националисты и "социально враждебные" элементы из западных областей Украины и из Прибалтики. Определить объем работы "Особого Совещания МГБ" в этот период труднее, так как не все архивы МГБ рассекречены.

"Особое Совещание" при народном комиссаре внутренних дел СССР было учреждено постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. в общем комплексе законодательных актов при реорганизации ОГПУ в НКВД. НКВД был более крупной организацией, чем ОГПУ. Весь аппарат ОГПУ стал только частью НКВД, став Главным управлением внутренней безопасности. В состав НКВД входило множество других совершенно не репрессивных служб, например пограничная охрана, милиция, пожарные службы и даже система ЗАГСОВ (Запись актов гражданского состояния), в которых регистрировались рождения, браки и смерти граждан СССР. "Особое Совещание" по первоначальному постановлению состояло из председателя, которым был сам нарком или его первый заместитель, двое других его заместителей, начальник милиции. Генеральный прокурор или его заместитель и еще

стр. 107

два члена, которые могли назначаться в зависимости от характера дел. "Особое Совещание" не было изобретением Сталина. Такой же внесудебный орган был создан в России после убийства Александра II для более эффективной борьбы с нарастающим терроризмом. Советское "Особое Совещание", также как и царское, обладало лишь правом на ссылку и высылку на срок до 5 лет и заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет (в царское время таких лагерей не было, но ссылки имели широкий размах). Однако в условиях начавшегося в 1937 г. террора, когда огромный поток дел не мог проходить через суды и трибуналы, "Особому Совещанию" было дано право выносить приговоры о лишении свободы на срок до 8 лет и был расширен контингент лиц, подвергавшихся репрессиям по этой линии. Через "Особое Совещание", известное просто как "ОСО", проходили теперь и члены семей осужденных по разным статьям закона, и семьи "врагов народа", приговоренных к смертной казни. Состав "Особого Совещания" также был упрощен и они стали "тройками". В 1937-1938 годы "Особые Совещания" были созданы и в республиканских наркоматах внутренних дел. Во время войны постановлением ГКО от 17 ноября 1941 г. "Особому Совещанию", если оно заседало с участием прокурора, было дано право выносить любые меры наказания, вплоть до расстрела. В этот период на судебные разбирательства не было времени. Но эти полномочия остались у "Особых Совещаний" НКВД и НКГБ после войны и были в силе в начале 1953 года.

В июне 1953 г. Берия, в это время министр МВД СССР, направил в президиум ЦК КПСС "Записку" "Об ограничении прав Особого Совещания". Деятельность "Особого Совещания" была обычно секретной и Берия поэтому объяснял непосвященным: "... бывшее министерство государственной безопасности СССР, злоупотребляя предоставленными широкими правами, рассматривало на Особом Совещании не только дела, которые по оперативным или государственным соображениям не могли быть переданы на рассмотрение судебных органов, но и те дела, которые были сфальсифицированы без достаточных оснований" ⁴⁸ . Эта "Записка" Берии является косвенным подтверждением того, что "дело врачей" готовилось в начале 1953 г. именно для "Особого Совещания". Мощная пропагандистская подготовка в прессе, включавшая и требования разных собраний о наказании "убийц в белых халатах", начатая до завершения следствия, свидетельствовала о подготовке именно внесудебной расправы. В этих условиях приговор "Особого Совещания" мог приветствоваться как "приговор народа".

Ни Маленков, ни Берия, ни руководство МГБ не могли в январе или феврале 1953 г. остановить "дело врачей". Это было бы равносильно смертному приговору для них самих. Однако и любая форма расправы над арестованными врачами, судебной или внесудебной, была для них также крайне рискованным исходом. "Заговор врачей", в соответствии со сценарием, начинался с 1943 г. и с "сионистского" перерождения ЕАК. Первой жертвой "врачей- убийц" был Щербаков в 1945 году. Все кремлевские медицинские службы оказались под фактическим контролем заговорщиков. После окончания подобного грандиозного дела смертными приговорами, в СССР неизбежно следовали "оргвыводы". Практически все исследователи, изучавшие "дело врачей", и все бывшие члены политбюро, приходят к выводу, что именно "дело врачей" давало удобный повод Сталину для того, чтобы расправиться и с некоторыми членами политбюро, прежде всего с Маленковым, Берией, Кагановичем и Микояном.

То, что Сталин уже с 1951 г. хотел каким-то образом удалить Берию из руководства страной, не вызывает сомнений. В частности, для этого было в то время начато в Грузии так называемое "Мингрельское дело", завершение которого также намечалось на начало 1953 года. Сталин был прагматик. Ни Маленков, ни Берия не могли в начале 1953 г. остановить "дело врачей" и объявить его фиктивным и фальсифицированным. Только один Сталин мог пойти на такой шаг. Сделав его и объявив его "фальсификацией в МГБ", Сталин получил бы большую свободу в реорганизации руководства партией

стр. 108

и государством, чем в случае расстрела врачей, причем внесудебного. Всякая внесудебная расправа, дававшая возможность распространить ее и на членов руководства госбезопасности, "потерявших бдительность", все равно ложилась тенью и на самого Сталина, особенно в международном плане. В этом случае многие могли бы предположить, что казни столь широкого масштаба осуществлены по директивам лично Сталина. Есть ли основания для вывода о том, что Сталин начал задумываться о том, чтобы прекратить "дело врачей" и расправиться с его организаторами, прежде всего с Берией и Маленковым?

Ответ на этот вопрос видимо следует искать в объяснении того очевидного для всех факта, что все пропагандистское обеспечение "дела врачей" в прессе и по радио было внезапно прекращено 2 марта 1953 года. 2 марта ни в "Правде", ни в других газетах уже не публиковались корреспонденции, связанные с "делом врачей", или статьи против сионизма и зарубежных агентур. Срочную инструкцию в средства массовой информации мог дать лишь секретарь ЦК КПСС по идеологии, начальник управления агитации и пропаганды ЦК Суслов. При этом он должен был дать эту директиву 1 марта, так как матрицы центральных газет "Правды" и "Известий" для типографий в Москве как правило были готовы уже к концу дня, предшествующего публикации. Для рассылки матриц в типографии столиц республик они были готовы еще раньше и рассылались в республики самолетами. Поэтому вся верстка "Правды" на 2 марта была готова к вечеру 1 марта. Но по всем имеющимся материалам и воспоминаниям известно, что об инсульте Сталина члены бюро президиума ЦК КПСС узнали только около полуночи 1 марта. Хрущев и Булганин убедились в этом примерно в час ночи 2 марта, а Маленков и Берия увидели больного Сталина лишь в 3 часа утра 2 марта ⁴⁹ . Врачи появились у постели больного Сталина лишь в 9 часов утра 2 марта, когда центральные газеты без всякой антисионистской и антиамериканской пропаганды уже поступили к подписчикам. Возникает вопрос, каким образом Суслов и, возможно, Игнатьев, могли узнать о болезни Сталина раньше других уже днем 1 марта, то есть в воскресенье. Если Суслов или Игнатьев узнали о болезни Сталина раньше его ближайших соратников по той причине, что вся охрана дачи Сталина была подчинена непосредственно Игнатьеву, то они могли дать срочную инструкцию в прессу о немедленном прекращении антисемитской кампании. Им не с кем было консультироваться по этому поводу, так как каждый из них подчинялся непосредственно Сталину. Новая структура власти еще не была сформирована. Ни Берия, ни Маленков не давали приказов напрямую Игнатьеву или Суслову. Остановка антисемитской кампании диктовалась простым здравым смыслом. Если продолжать ее и после объявления о тяжелой болезни Сталина, что могло быть сделано и 2 марта (но было сделано лишь 4 марта, с большим опозданием), то в стране неизбежно начались бы еврейские погромы, особенно после смерти вождя. Смерть Сталина, наряду с продолжающейся антисемитской кампанией в прессе, была бы официальным приглашением антисемитским элементам, имевшимся в стране, к началу расправ с "сионистами".

В начале марта 1953 г., когда стало известно о болезни Сталина, отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС и МГБ СССР действовали в совершенно разных направлениях. Антисемитская пропаганда была прекращена, тогда как антисемитские действия руководства страной все еще продолжались, даже после смерти Сталина. 5 марта новым премьер-министром СССР был назначен Маленков, а новым главой МГБ и МВД, объединившимися в одно министерство - Берия. Тем не менее 6 марта 1953 г. был принят секретный указ президиума Верховного Совета СССР о лишении Михоэлса звания "Народный артист СССР" и ордена Ленина. Более того, арестованные и находившиеся под следствием врачи по-прежнему проходили через допросы, причем с применением физических мер воздействия. С них не снимали даже наручники в течение двух недель после смерти Сталина. Никто из них не знал о том, что Сталин умер. Это говорит о растерянности нового руковод-

стр. 109

ства страны. Ни Маленков, ни Берия не знали пока, что делать. Они сами были слишком тесно связаны с этим делом.

Проф. Я.Л. Рапопорт, арестованный по "делу врачей" 2 февраля 1953 г. (аресты шли почти до начала марта), подвергавшийся физическим пыткам и содержавшийся с середины февраля в кандалах (из-за отказа давать нужные показания), в своих воспоминаниях пишет, что кандалы с него не были сняты даже после 5 марта 1953 года: "Кажется ничего особенного с тех первых мартовских дней не произошло: все те же наручники и те же допросы, разве что характер этих допросов несколько изменился - следователь стал как-то ленивее, что ли, с меньшей экспрессией задавать свои вопросы... В общем выколачивание "чистосердечных признаний" стало менее настойчивым, хотя и продолжалось". Допросы Рапопорта прекратились только через две недели после смерти Сталина. Допросы других врачей продолжались до 23 марта ⁵⁰ .

Берия 13 марта 1953 г. подписал секретный приказ не о "пересмотре" "дела арестованных врачей", а об "ускорении следственных дел". По каждому из дел, "находящихся в производстве", создавались комиссии с двухнедельным сроком работы ⁵¹ . После 5 марта, когда премьером стал Маленков, а во главе объединенного МВД стал Берия, они не знали каким образом вести "дело врачей". Прекращение дела Сталиным грозило им большими неприятностями. Теперь им самим нужно было прекращать дело и находить виновных в его создании. Но главная инициатива создания этого дела на уровне политбюро принадлежала Маленкову и во главе всего следствия был Гоглидзе, назначенный в новом правительстве заместителем Берии в МВД. Именно Гоглидзе подписывал ордера на аресты многих крупных врачей, которых арестовывали после 14 ноября 1952 года. В новом МВД Берия назначил Гоглидзе начальником 3-го Главного управления МВД, ведавшего разведкой и контрразведкой в армии и флоте. Для контроля за маршалами, генералами и адмиралами, от которых могла исходить угроза именно Берии, ему нужен был особенно верный соратник.

Объявить Сталина главным организатором "дела врачей", вскоре после смерти вождя, было невозможно. В массах народа, да и в КПСС, Сталин был все еще великим лидером, отцом и учителем. Самалегитимность Маленкова, Берии и других новых руководителей страны была пока еще полностью основана на их близости к Сталину, на их статусе "соратников Сталина". Обвиняя Сталина, они обвинили бы и самих себя.

Чтобы прекратить дело и отпустить на свободу все еще сидевших в камерах врачей нужно было кого-то обвинить в фабрикации всего дела. Первым кандидатом на роль человека, сфабриковавшего "дело врачей", был, конечно, Рюмин. Но сфабрикованное им еще в 1951 г. обвинение было сравнительно ограниченным и касалось лишь смерти Щербакова в 1945 году. Оно было основано на неоформленных "показаниях" проф. Этингера и входило в общий комплекс следственных действий по делу ЕАК. Вовлечение Маленковым и Берией в это дело Сталина, определявшееся их собственными интересами контроля за МГБ, вызвало столь сильное разрастание следствия и увеличение числа арестов, что все дело стало крупной международной проблемой. Вряд ли кто-либо смог поверить, что подполковник Рюмин мог единолично создать столь большую проблему. К тому же Рюмин уже был уволен из МГБ по распоряжению Сталина в самом начале следствия.

Можно было бы продолжать следствие и оставить в нем какие-то эпизоды, по которым существовал некоторый фактический материал, например лечение и смерть Жданова. В лечении Жданова действительно были допущены ошибки. Но уже не было никакого пропагандистского обеспечения. Пресса ничего не публиковала ни о сионизме, ни об американских шпионах, ни о заговорах против советских лидеров. В этих условиях проект внесудебной расправы с кем- либо из арестованных через "Особое Совещание" терял всякий смысл.

1 апреля 1953 г. Берия составил докладную записку в президиум ЦК КПСС, в которой ответственность за фабрикацию "дела врачей" возлагалась

стр. 110

на Рюмина. Степень ответственности бывшего министра Игнатьева следовало пока только "рассмотреть". Гоглидзе, естественно, вообще не назывался в числе имевших к этому делу какое-либо отношение. Он был назначен Берией во главе небольшой комиссии по пересмотру этого дела и именно ему было поручено составление проекта "записки" Берии. Президиум ЦК КПСС принял по "записке" Берии решение 3 апреля. Оно объявляло "о полной реабилитации и освобождении из под стражи врачей и членов их семей, арестованных по так называемому "делу о врачах- вредителях", в количестве 37 человек" ⁵² . С.Д. Игнатьева освободили с поста секретаря ЦК КПСС "ввиду допущенных серьезных ошибок в руководстве бывшим МТБ СССР". Привлекать Игнатьева к более серьезной ответственности было невозможно без возложения ответственности и на его первого заместителя Гоглидзе. К тому же Игнатьева рекомендовал в МГБ именно Маленков.

4 апреля в газетах было напечатано "Сообщение Министерства внутренних дел СССР", которое потрясло всю страну. В "сообщении" признавалось, что в результате проверки установлено, что врачи, проф. М.С. Вовси, проф. В.Н. Виноградов и другие - были перечислены 15 имен, все со званием "профессор", обвинявшиеся во вредительстве, шпионаже и террористических действиях, "были арестованы неправильно, без каких-либо законных основании". Установлено, что показания арестованных "получены путем применения недопустимых и строжайше запрещенных советскими законами приемов следствия". Все эти врачи полностью реабилитированы и из под стражи освобождены. "Лица, виновные в неправильном ведении следствия, арестованы и привлечены к уголовной ответственности".

Уже без всяких сообщений в прессе были также освобождены из-под стражи и реабилитированы некоторые, но не все, руководящие работники бывшего МГБ, арестованные только потому, что они были евреи. В эту группу входило около 15 человек, в основном полковники и генералы МГБ. Их арест был тайной и их освобождение также не комментировалось. В отличие от врачей их однако не возвращали на работу в госбезопасность или в разведку, а зачисляли "в резерв", или увольняли на пенсию.

Конечно, все, кто читал в 1953 г. "Сообщение" от 4 апреля, понимали, что ответственность за "дело врачей", несет, безусловно, Сталин. Советские люди имели достаточный опыт всяких "процессов" и судов, чтобы понимать, что главные решения по таким делам принимают не рядовые следователи, а высшая власть. Берия, как известно, был арестован 26 июня 1953 г. "как агент иностранного капитала". Теперь он сам оказался в роли "английского шпиона". Вместе с Берией были арестованы еще шесть генералов госбезопасности, среди них и Гоглидзе. Сообщение об аресте Берии, опубликованное в газетах 10 июля 1953 г., потрясло советскую общественность еще больше, чем "Сообщение МВД" 4 апреля 1953 года. Преступную деятельность Берии было невозможно представить, не задевая репутации Сталина. На июльском пленуме ЦК КПСС "по делу Берии" полностью реабилитировали Игнатьева, хотя он был виновен в раздувании "дела врачей" и нес за него ответственность. Инициативу в этом решении проявил Хрущев. Он заявил, что прежнее решение о выводе Игнатьева из состава ЦК КПСС "было сделано по известному навету, и сейчас надо это дело пересмотреть и исправить". Пленум единогласно проголосовал за восстановление Игнатьева в членах ЦК КПСС. Такое единодушие в прощении Игнатьева говорит о том, что многие члены ЦК КПСС понимали и свою ответственность в этом "деле". "Дело врачей" на пленуме почти не обсуждалось. В комментариях к материалам пленума уже официально подтверждается, что Сталин на заседании бюро президиума ЦК КПСС 9 января 1953 г. не присутствовал. Булганин в своем выступлении на утреннем заседании 3 июля 1953 г. коснулся некоторых существенных деталей.

"Булганин. Как в действительности обстояло дело? Скажу вам, что еще при жизни товарища Сталина мы, члены Президиума ЦК, между собой говорили, что дело врачей - это липа. Верно товарищи?

стр. 111

Голоса из Президиума. Правильно.

Булганин. ... Сейчас выясняется такой штрих: Берия со всех освобожденных взял подписку (об этом мне сказал врач Рыжиков), как они себя должны вести в дальнейшем. Ясно, что подписки взяты для того, чтобы держать этих людей и дальше в своих руках" ⁵³ .

Речь идет о "подписке о неразглашении" - врачам запрещалось рассказывать о своем пребывании в следственном отделении МГБ, раскрывать имена следователей и т.д. Гоглидзе постигла участь Берии. Но Абакумов не был освобожден и после завершения дела Берии. Абакумова арестовали в 1951 г. "за сокрытие сионистского заговора", причем не только врачей, но и сионистов в руководстве МГБ. Сталин не торопился с расстрелом Абакумова, собираясь сделать это после завершения "дела врачей". Это было логично. Маленков однако не желал освобождения Абакумова, на которого он решил возложить всю вину за "ленинградское дело", организаторами которого были, как сейчас известно, Маленков и Берия. Заодно Абакумова причислили в 1954 г. к "банде Берия", что было явным преувеличением. В декабре 1954 г. Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила Абакумова к смертной казни за множество разных преступлений. О роли самого Маленкова в фабрикации дела ЕАК и "дела врачей" стало известно лишь в 1992-1993 годах, когда были рассекречены архивы бывшего ЦК КПСС. К этому времени Маленков умер, немногим не дожив до 90 лет. До конца своей жизни, завершившейся в 1988 г., Маленков, как и все другие бывшие члены политбюро, мог пользоваться услугами Кремлевской больницы. Здесь он иногда встречался с Молотовым и Жемчужиной. Молотов дожил до 96 лет, Каганович до 98. Это показывает, что кремлевские врачи хорошо заботились о здоровье советских руководителей.

"Дело врачей". Заключительная гипотеза. Основной, пока не решенной загадкой не только самого "дела врачей", но и всего комплекса созданных им проблем в жизни страны и особенно в жизни московской интеллигенции, остается факт прекращения пропагандистской кампании против "врачей- убийц", "сионистов" и "американского империализма" в утренних газетах 2 марта 1953 года. Почти во всех исследованиях обычно утверждается, что кампания борьбы с "безродными космополитами" была замаскированной антисемитской кампанией. Правильнее было бы говорить, что она эволюционировала в антисемитскую кампанию к 1952- 1953 годам. Реально борьба с "космополитизмом" началась в 1944-1945 годах, как общая политика восхваления всего русского в науке, культуре и технике и критики западных ценностей. Именно в этот период возникала определенная прозападная ориентация советской интеллигенции и даже общих масс народа, которые, как солдаты, оказались в результате войны в Венгрии, Румынии, Австрии, Чехословакии и Германии и могли сравнивать уровень жизни в этих странах с условиями жизни у себя на родине. Эти настроения о превосходстве "западной" цивилизации распространялись по всей стране вместе с трофейными товарами, трофейным научным и техническим оборудованием и просто награбленным трофейным ширпотребом.

Борьба с космополитизмом начала проявляться в инструкциях об "очищении" русского языка от иностранных слов, ограничениях в литературных жанрах сатиры и поэзии (решения о писателях Михаиле Зощенко и Анне Ахматовой), в музыке и в других областях. В науке борьба с "космополитами" началась с "дела Клюевой и Роскина", супружеской пары ученых, которые опубликовали статью о своем открытии нового антиракового препарата не в советском, а в американском научном журнале ⁵⁴ . Это было расценено как "антипатриотический поступок", стало предметом особого "суда чести" и закрытого письма ЦК ВКП(б), после которого все публикации советских ученых за границей были запрещены. Жертвой второго "суда чести" стал проф. Сельскохозяйственной академии в Москве А.Р. Жебрак, опубликовавший в 1946 г. небольшой обзор о состоянии советской генетики в американском журнале "Сайенс". После организованной Т.Д. Лысенко с помощью

стр. 112

Сталина сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. в космополиты были зачислены все биологи и генетики "морганисты- менделисты". Эта кампания затронула вскоре и многие другие отрасли науки и распространилась на Академию наук, высшие учебные заведения и среднюю школу. Антисемитские элементы в общем русле этой кампании борьбы с прозападными тенденциями начали появляться лишь с конца 1948 г., когда создание государства Израиль и особенно начавшаяся арабо-израильская война вызвали усиление еврейского патриотизма и появление большого числа желающих эмигрировать в Израиль.

Резкая смена всей тематики газет, вышедших утром 2 марта 1953 г., была очень заметной, но ее причины не были еще известны. Ее связь с болезнью Сталина не была очевидной, так как в сообщении о болезни Сталина, появившемся лишь 4 марта, говорилось о том, что его заболевание было неожиданным и проявилось именно 2 марта. В этих условиях никто не мог догадаться, что инициатором изменения курса был не сам Сталин, а кто-то другой. Реальная хронология болезни Сталина стала ясной лишь в 1970-е годы после публикации на Западе воспоминаний Хрущева.

Изменение политического курса в СССР, ставшее очевидным с утра 2 марта 1953 г., еще до сообщений о болезни Сталина, стало главным аргументом в предположениях о том, что смерть Сталина была результатом политического заговора. Существует около десяти версий убийства Сталина и в половине из них основным аргументом в пользу заговора является внезапная смена тона центральных газет, прежде всего "Правды" со 2 марта 1953 года. Наиболее подробно эту аргументацию изложил А. Авторханов в книге "Загадка смерти Сталина" еще в 1976 году: "Статьи и корреспонденции "Правды" 8, 9, 11, 12, 16, 18, 19, 20, 22, 23, 26, 27 февраля посвящены "убийцам", "шпионам", "вредителям", "врагам народа" и "буржуазным националистам". Ни одна политическая передовая "Правды" не выходит без ссылки на "бдительность" и "врагов народа"...

Поздно вечером 28 февраля выходит "Правда" на 1 марта, в которой напечатано постановление ЦК о женском празднике - дне 8 марта, - но и там тоже меньше всего говорится о празднике, а больше всего о "шпионах", "убийцах", скрытых "врагах народа", "буржуазных националистах".

А со следующего дня происходит нечто странное и необъяснимое: "Правда" вдруг прекращает печатать всякие материалы о "врагах народа". Более того - "враги народа" совершенно не упоминаются даже в политических статьях и комментариях. В важных передовых статьях "Правды" от 2 марта ("Расцвет социалистических наций") и от 3 марта ("Важнейшие условия подъема пропаганды") нет ни слова о "буржуазных националистах", "врагах народа", "шпионах" и "убийцах"!

Кампания против "врагов народа" была отменена. Отменена, конечно, не в редакции "Правды", а там, наверху. Кто же ее отменил? Сталин? Нет, конечно, не Сталин. Ее отменили те, кто, начиная с 1 марта 1953 года, караулили смерть Сталина. Эти "караульщики" в лице "четверки" - Берия, Маленков, Хрущев и Булганин - совершили в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года переворот, завуалированный ссылкой на болезнь Сталина, "временно" отошедшего от власти". Загадка смерти Сталина, по мнению Авторханова, состоит "не в том ,был ли он умерщвлен, а в том, как это произошло" ⁵⁵ . Наиболее вероятной автор считает гипотезу об отравлении Сталина медленно действующим ядом во время ужина на даче в Кунцево в ночь на 1 марта 1953 года.

Смена политического курса является все же лишь косвенным указанием на возможность заговора "четверки". Изменение курса самим Сталиным является более вероятным, чем версия убийства вождя. Одна из гипотез состояла в возможности прямого вмешательства в ход событий Игнатьева и Суслова, если им стало известно о болезни Сталина раньше, чем Маленкову и Берии. Игнатьев, совмещавший пост министра с должностью начальника охраны Сталина, первым получал все регулярные сообщения сдачи Сталина. Повторяющиеся во многих биографиях Сталина свидетельства некоторых

стр. 113

охранников дачи Сталина о том, что о параличе и болезни Сталина ни они, ни руководство страны не знали в течение всего воскресенья 1 марта, практически до 23 часов, так как никто не решался войти в покои вождя, совершенно невероятны, Игнатьев, как начальник охраны Сталина, обязан был знать весь распорядок дня Сталина не позднее утра текущего дня, чтобы обеспечивать эту программу соответствующим персоналом. Выезды Сталина за пределы дачи, как это происходило 27 и 28 февраля, требовали несколько правительственных машин и водителей и около 20 работников охраны, а также десятки особых патрульных машин по всему маршруту. Полное отсутствие какой-либо программы у главы правительства на воскресенье не могло не вызвать беспокойства Игнатьева. Телефон прямой связи со Сталиным у него был поблизости, где бы он ни находился. Хрущев или Берия могли действительно не знать о том, что происходило на даче Сталина в течение воскресенья. Однако ни руководство МГБ, ни личная канцелярия Сталина в Кремле, работавшая без выходных, не могли оставаться в неведении и зависеть в своих контактах с главой страны от настроения двух работников чисто бытовой "обслуги", рассказы которых являются основой реконструкции всех событий, произошедших на даче Сталина 1 марта 1953 года. Регулярный контакт со Сталиным в любой день, а при необходимости и в любую ночь, обязан был поддерживать и постоянно действующий оперативный центр при Генеральном штабе Вооруженных сил. Все что в настоящее время известно о событиях в Москве в воскресенье 1 марта 1953 г. явно не соответствует действительности. Можно ли поверить в то, что никакой власти в этот день в СССР вообще не было с утра и до позднего вечера, так как дежурный "прикрепленный", вместе с поваром и подавальщицей Матреной Петровной, не решались даже спросить у Сталина по домофону ~ что подавать ему на завтрак?

Централизованный выход из Москвы на всю прессу в СССР, включая радио и телевидение, существовал в 1953 г. (и позже) лишь из одной организации - Главлита, всеобъемлющей цензуры. Главлит имел цензоров-"редакторов" в редакциях всех основных газет, во всех издательствах и типографиях. В 1953 г. визы Главлита были необходимы не только на материалах, которые шли в печать, но и на рукописях, которые отправлялись в типографский набор. Главлит в то же время не имел самостоятельного начальника, а имел особое двойное подчинение. Инструкции Главлиту от МГБ и от ЦК КПСС были секретными и быстро доводились до всех цензоров, контактировать с которыми могли лишь редактора тех или иных изданий. По линии ЦК КПСС инструкции Главлиту поступали обычно через секретаря ЦК Суслова. Кроме Суслова и Игнатьева Главлитом, а через него всеми средствами массовой информации, мог управлять напрямую лишь Сталин. Сталин мог сформулировать новую политику и 26, и 27, и 28 февраля, когда он был еще достаточно активен. В СССР только Сталин мог одним телефонным звонком изменить всю внутреннюю или внешнюю политику страны. Всем остальным членам высшего руководства страны проявление новых инициатив было возможно лишь через политбюро или (с октября 1952 г.) президиум ЦК КПСС.

С конца 1948 г., после начала опалы Молотова, у Сталина не было главного заместителя в случаях отъезда в отпуск. Существовал лишь коллегиальный преемник. Руководство страной осуществлялось тремя заместителями по линии политбюро, секретариата ЦК и бюро Совета Министров, но важнейшие документы и решения все равно должны были согласовываться со Сталиным, где бы он ни находился. В ноябре 1952 г. бюро президиума ЦК КПСС расширило круг "преемников" и приняло решение о "тройках" лидеров, каждый из которых поочередно председательствует на заседаниях основных органов власти. Именно эти восемь человек (Маленков, Хрущев, Булганин, Берия, М.Г. Первухин, М.З. Сабуров, Суслов и Н.М. Пегов) становились коллективным руководством страны при отсутствии Сталина ⁵⁶ . Маленков попал в две "тройки", в бюро президиума и в секретариат ЦК.

Но если именно Сталин определил новый политический курс, - почему это стало очевидным со 2-го, а не с 1-го марта? Объяснение этому может

стр. 114

быть очень простое. В России традиционно было начинать новые дела и инициативы с понедельника. Сталин вряд ли информировал о своих планах Игнатьева, так как МГБ пришлось бы нести ответственность за фальсификации в "деле врачей". Это относится и к Маленкову и к Берии. Новые идеологические работники, введенные Сталиным в состав президиума ЦК КПСС после XIX съезда КПСС в октябре 1952 г., Д.Н. Чесноков и Н.А. Михайлов также не могли стать проводниками новой политики Сталина, так как именно они руководили антисемитской кампанией в прессе. В реорганизации партийного аппарата после XIX съезда слишком обширная идеологическая империя, возглавлявшаяся Сусловым, была разделена на четыре отдела. Суслов однако оставался вторым по влиянию после Маленкова секретарем ЦК КПСС. Он осуществлял руководство международными проблемами СССР и к "делу врачей" прямого отношения не имел.

В некоторых работах по проблемам антисемитизма в СССР можно найти утверждение о том, что Сталин в начале 1953 г. создал специальную комиссию для подготовки депортации еврейского населения, назначив председателем этой комиссии Суслова ⁵⁷ . Однако никаких документальных подтверждений существования такой комиссии никто никогда не находил. Это, по-видимому, одна из многочисленных "легенд", создаваемых вокруг мифа о планах депортации евреев. Суслов не был вовлечен в антисемитскую кампанию и не исключено, что Сталин мог привлечь его к реализации своих новых планов. Суслов не примыкал ни к одному из соперничавших между собой "силовых" блоков (Маленков - Берия и Хрущев - Булганин). Однако Суслов лучше, чем любой другой член высшего руководства, мог управлять идеологическим аппаратом ЦК КПСС. Изменение политического курса, отраженное в средствах массовой информации, начиная со 2 марта 1953 г., не могло быть стихийным или случайным. Но поскольку никаких директивных документов, объясняющих эту смену политической линии не существует, приходится предполагать, что она была начата на основании устных директив. Устную директиву такого характера мог дать только Сталин.

Авторханов предполагает, что директиву в прессу дала "четверка" лидеров, предварительно устранив Сталина от власти. Но в этом случае совершенно непонятно, почему эта же "четверка" не остановила также и следственный процесс по "делу врачей"? Антисемитская пропаганда была остановлена, а допросы арестованных врачей продолжались еще три недели. Это говорит о том, что существовавшая до 1 марта 1953 г. реальная власть успела сделать первый шаг для окончания "дела врачей", но не смогла сделать второй шаг в том же направлении.

Сталин не приезжал в Кремль после 17 февраля 1953 года. Нет никаких данных о том, что он приглашал к себе на дачу главных соратников в период между 20 и 27 февраля, хотя между ними велись телефонные разговоры. 27 февраля Сталин был в хорошем настроении и поехал вечером в Большой театр на балет "Лебединое озеро". В правительственной ложе он был в этот вечер один, что было необычным. "Лебединое озеро" было любимой постановкой Сталина и он хотел в этот вечер просто отдохнуть. Е. Громов, автор исследования о влиянии Сталина на советское искусство, пишет: "Есть символика в том, что в канун смертельной болезни Сталин смотрел "Лебединое озеро" в Большом театре. Чарующая музыка, пленительные танцы. Сталин получал от них искреннее удовольствие" ⁵⁸ . В субботу 28 февраля, по свидетельству Хрущева, от Сталина позвонили... "чтобы мы пришли в Кремль. Он пригласил туда персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Он говорит: "Давайте посмотрим кино". Посмотрели. Потом говорит снова: "Поедемте, покушаем на ближней даче". Поехали, поужинали. Ужин затянулся... Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа" ⁵⁹ . Этот ужин, который для Хрущева выглядит как неожиданный, был, естественно, подготовлен. Сталин заранее предупреждал обслуживающий персонал дачи о таких вечерних обедах и часто заказывал определенные кавказские блюда.

стр. 115

Приняв решение об остановке "дела врачей", Сталин обдумывал весь сценарий и мог лишний раз убедиться, что его ближайшие соратники ни о чем не догадываются. Не исключено, что первые мысли о неизбежности как-то кончать это дело появились у него еще раньше и что именно поэтому, как выразился Булганин, "этот хитрый и коварный грузин" не участвовал в заседании 9 января 1953 г. и не связал себя с утверждением текста "Сообщения ТАСС" с его какими-то слишком "звериными" выражениями, вроде "врачи-убийцы, ставшие извергами рода человеческого ... состояли в наемных агентах у иностранной разведки".

Уже через несколько дней после публикации "Сообщения ТАСС" 13 января 1953 г. "Сталин решился на отступной маневр... Чтобы снять политическое напряжение, возникшее в связи с "делом врачей", Сталин... поручил секретарю ЦК и главе Агитпропа Михайлову подготовить от имени наиболее выдающихся и известных в стране деятелей еврейского происхождения проект соответствующего письма в редакцию "Правды" ⁶⁰ . Михайлов, многолетний лидер комсомола, был на XIX съезде КПСС неожиданно введен в состав президиума ЦК КПСС и получил пост секретаря ЦК КПСС, ответственного за прессу. Общее руководство всей идеологической империей ЦК КПСС сохранял Суслов, но именно Михайлов осуществлял контроль за пропагандистской кампанией, связанной с "делом врачей". Проект письма в "Правду", составленный Михайловым в 20-х числах января, повторял многие выражения "Сообщения ТАСС", включая такие как "шпионская банда врачей-убийц", "извергов рода человеческого" и т.д. и требовал "беспощадного наказания врачей-убийц". Михайлов явно не понял замысел Сталина. Под этим письмом тем не менее поставили подписи более 50 человек, имена которых были хорошо известны в стране (академики, писатели, поэты, композиторы, конструкторы, артисты). Ожидалось, что это письмо появится в "Правде" в начале февраля. Иногда предполагается, что отказ Сталина от публикации этого письма был вызван обращением к нему писателя И. Г. Эренбурга, который отказался его подписать. Однако по данным Костырченко, первый вариант письма в "Правду" был забракован Сталиным и отправлен в архив 2 февраля. Письмо Эренбурга Сталину, полный текст которого был недавно опубликован, датировано 3 февраля 1953 года. Письмо Эренбурга было прочитано Сталиным. Оно в последующем поступило в архив с дачи Сталина. Эренбург предлагал совершенно другое содержание письма в "Правду" и Сталин принял этот совет. Составление нового варианта письма в "Правду" с теми же подписями было поручено Шепилову, редактору этой газеты. Шепилов имел значительно больший опыт работы в Агитпропе, чем Михайлов. В идеологической системе ЦК КПСС он много лет работал заместителем сначала Жданова, а затем Суслова. Сталин объяснил Шепилову суть проблемы и поэтому второй вариант письма в "Правду" резко отличался от первого. В этом проекте исчезли все резкие выражения и оно уже не требовало "беспощадной расправы" с "врачами-отравителями". Концовка этого письма, которое, будь оно опубликовано, воспринималось бы, как одобренное ЦК КПСС, была очень примирительной. "Учитывая важность сплочения всех прогрессивных сил еврейского народа... мы считали бы целесообразным издание в Советском Союзе газеты, предназначенной для широких слоев еврейского населения в СССР и за границей". В примечаниях редакции журнала "Вестник Архива Президента РФ", опубликовавшей этот документ в 1997 г., отмечается, что вместе с машинописным текстом письма, поступившего в архив ЦК КПСС с бумагами с дачи Сталина после его смерти, в деле "имеются также гранки данного письма, текстуально несколько отличающиеся от машинописного варианта. На полях гранок сделаны редакционные правки, выполненные со ссылкой на мнение И. Г. Эренбурга" ⁶¹ .

Проект нового письма в "Правду" был передан Шепиловым в Агитпроп ЦК КПСС 20 февраля. Следовательно он мог оказаться на столе у Сталина на даче в Кунцево 22 или 23 февраля, вместе с набранными гранками. Пока неизвестно, предполагалась ли публикация этого письма, или нет. Анализи-

стр. 116

руя эту проблему, Костырченко приходит к заключению, что сам факт подготовки этого письма и отсутствие в нем призыва "к самому беспощадному наказанию преступников" свидетельствуют о том, "что Сталин отказался от намерения провести публичный процесс по "делу врачей" ⁶² .

Более логично предположить, что подготовка этого варианта письма в "Правду" в двадцатых числах февраля 1953 г. свидетельствует о том, что Сталин к этому времени уже понимал, что по "делу врачей" невозможно провести ни открытое, ни закрытое судебное заседание. Если все же планировалась ликвидация уже арестованных врачей, то ее можно было осуществить лишь заочно через "Особое Совещание" при МГБ. Однако такая заочная и секретная ликвидация не могла дать Сталину никаких политических дивидендов. Сохранение секретности в этом случае было невозможно и подобная расправа обратила бы внимание всей международной общественности на существование в СССР такого особого карательного института. Очень немногие люди, даже в СССР, знали о существовании "Особого Совещания", так как групповые приговоры по этой линии были секретными и о них не сообщалось в прессе.

Если инициатива прекращения антисемитской кампании в прессе с понедельника 2 марта 1953 г. принадлежала самому Сталину, то в начале марта было бы напечатано в "Правде" и письмо знаменитых евреев (И. Г. Эренбург, Л.М. Каганович, И.О. Дунаевский, Л.Д. Ландау, М.И. Ромм, B.C. Гроссман, Д.Ф. Ойстрах, С.Я. Маршак, Л.А. Кассиль, Э.Г. Гилельс, С.А. Лавочкин, М.И. Алигер, Б.Л. Ванников, Д.А. Драгунский и еще около 40 человек). Эти имена в то время были известны каждому. Никто не думал об их национальности. Практически никто и не знал, что Дунаевский, композитор и автор самых популярных песен, Лавочкин - один из лучших авиаконструкторов, Ванников, бывший нарком боеприпасов, глава атомного проекта и трижды Герой Социалистического Труда, или Драгунский, дважды Герой Советского Союза и многие другие, являются лицами "еврейского происхождения". Сама публикация этого списка имен, вместе с их письмом, делала нелепой всю антисемитскую кампанию в прессе. Публикация этого письма в "Правде" немедленно погасила бы и все слухи о возможной депортации евреев на восток. Был бы нанесен удар и по всем формам национализма, включая русский. "Все мы советские люди и советские патриоты", такой бы была в последующем основная линия пропаганды.

Если директива Сталина, пока еще конфиденциальная, ушла через Суслова, через секретариат ЦК КПСС, или через личную канцелярию Сталина к редакторам газет 27 или может быть 28 февраля, то это может объяснить тот факт, что хотя 1 марта центральная пресса все еще продолжала публиковать материалы о бдительности, борьбе с империализмом и т.п., но в материалах газет уже не было антисемитского уклона, как раньше. Не было ничего конкретно и о "деле врачей". Костырченко также приходит к выводу о том, что Сталин незадолго перед болезнью дал какие-то новые директивы в систему пропаганды. Задержка с публикацией письма еврейской интеллигенции не означает по его мнению того, что Сталин "... намеревался возвратиться на старые позиции. Ибо как тогда объяснить, что накануне того, как его разбил паралич, с полос центральных газет исчезла воинственная риторика, неизменно присутствовавшая на них начиная с 13 января 1953 г." ⁶³ .

Правители с большой властью, приняв какое-то кардинальное, "историческое" решение, обычно находятся до начала его реализации в возбужденном, напряженном, но в то же время хорошем настроении. Этим может быть и объясняется неожиданное посещение Сталиным Большого театра, просмотр кинофильма и слишком долго затянувшийся обед с соратниками, судьбу которых следовало решать. Но это же возбуждение могло также привести и к повышению кровяного давления, плохому сну и инсульту утром 1 марта.

В репрессивной практике Сталина это было бы далеко не первое отступление. Существует немало примеров неожиданных прижизненных реабилитаций. Так, в 1939 г. Сталин по ходатайству П.Л. Капицы освободил уже

стр. 117

осужденных физиков-теоретиков Л.Д. Ландау и В.А. Фока. В конце 1939 г. по ходатайству Г. К. Жукова были проведены многочисленные реабилитации среди военных и освобождены из заключения генералы К.К. Рокоссовский, К.А. Мерецков, А. В. Горбатов и несколько тысяч командиров Красной армии. В условиях начавшейся советско-финской войны было нелепо держать их в лагерях и тюрьмах. В период войны с Германией были реабилитированы многие арестованные раньше авиаконструкторы и ракетчики, А.Н. Туполев, В.М. Петляков, С.П. Королев и другие. М.М. Литвинов, бывший нарком иностранных дел, после смещения с этого поста в начале 1939 г., ожидал ареста. Все его заместители в НКИД были арестованы. В феврале 1941 г. Литвинов был выведен из состава ЦК ВКП(б) с очень плохой формулировкой. Однако в начале войны Сталин назначил Литвинова заместителем наркома иностранных дел и отправил послом СССР в Вашингтоне. Сталин понимал, что Литвинов, как талантливый дипломат с англо-американской ориентацией, принесет в США большую пользу СССР, чем кто-либо другой. Нарком вооружения СССР Б.Л. Ванников был арестован 7 июня 1941 г., накануне войны, за невыполнение какого-то явно нереального плана. Аресты наркомов обязательно санкционировались лично Сталиным. Однако когда Сталин убедился, что новый нарком П. Горемыкин работает хуже, он уже после начала войны дал 26 июля 1941 г. срочную директиву - освободить Ванникова и вернуть его в наркомат. Ванников снова стал наркомом, а Горемыкин его заместителем. Вызвав Ванникова по какому-то делу в Кремль, Сталин спросил: "... что-то я давно Вас товарищ Ванников не видел?" "Я сидел, товарищ Сталин", - ответил Ванников. "Нашел время сидеть, война идет", отшутился Сталин.

В заключение уместно задать общий вопрос. Почему в 30-е годы Сталин мог организовать несколько очень крупных "открыто-показательных" судебных процессов по полностью фальсифицированным обвинениям и не смог по сходным сценариям организовать открытые суды в послевоенный период?

Технология подготовки дел в период следствия была такой же и с теми же результатами, наполнявшими заранее подготовленные сценарии. Невозможными стали, однако, открытые суды, в связи с решительным отказом обвиняемых от их показаний на предварительном следствии. Видимо, это связано не только с тем, что изменился контингент людей, попадавших после войны в репрессивные кампании Сталина, но и с изменением психологии всех советских людей, переживших столь кровопролитную и длительную войну и одержавших в ней победу. Люди в этот период пережили столь большие физические и моральные испытания, что страх смерти уже не был фактором, управлявшим их поведением.

Примечания

35. РАДЗИНСКИЙ ЭДВАРД. Сталин. М. 1997, с. 607.

36. ЭТИНГЕР Я.Я. "Дело врачей" 40 лет спустя. - Новое время, 1993, N 2-3, с. 47; его же. Это невозможно забыть. Воспоминания. М. 2001, с. 105; АЙЗЕНШТАДТ Я.И. О подготовке Сталиным геноцида евреев. Иерусалим. 1994, с. 63-64.

37. Лаврентий Берия, с. 65.

38. СУДОПЛАТОВ П.А. Ук. соч., с. 352-353.

39. КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Ук. соч., с. 634.

40. Свободная Мысль, 1996, N 1, с. 90-93.

41. КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Ук, соч., с. 659.

42. ШЕПИЛОВ Д.Т. Воспоминания. - Вопросы истории, 1998, N 7, с. 31-32.

43. ЭТИНГЕР Я.Я. Это невозможно забыть, с. 104.

44. Посетители кремлевского кабинета И.В. Сталина. - Исторический архив, 1997, N 1; КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Ук. соч., с. 663.

45. МЛЕЧИН ЛЕОНИД. Рассекреченные судьбы. Председатели органов безопасности. М. 2001.

46. КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Ук. соч., с. 682.

стр. 118

47. Архив новейшей истории России. В первом томе серии "Особая папка" И.В. Сталина дается опись всех докладных записок НКВД-МВД Сталину в 1944-1953 годах. Каждый месяц Сталин получал рапорт "О рассмотрении Особым Совещанием при НКВД (а с 1947 года "при МВД") следственных дел...", далее указывалась дата заседания "Особого Совещания" и число рассмотренных дел. Например "на 622 человека 24 марта 1945 года", или "на 715 человек 9 июня 1945 года" и т.д. Каждый месяц в 1945 г. происходило около 4-5 заседаний "Особого Совещания". В 1946 г. "Особое Совещание" заседало 42 раза и приняло решения по делам примерно 16 тысяч человек. В 1949 г. состоялось 35 заседаний и были осуждены 12 тысяч человек.

48. Лаврентий Берия, с. 62-63.

49. МЕДВЕДЕВ ЖОРЕС и МЕДВЕДЕВ РОЙ. Неизвестный Сталин. М. 2001, с. 35-36.

50. РАПОПОРТ Я.Л. Воспоминания о "деле врачей". - Дружба народов, 1988, N 4, с. 222- 245; его же. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. М. 1988; ЭТИНГЕР Я.Я. Ук. соч., с. 157.

51. Лаврентий Берия, с. 17-18.

52. Там же, с. 23-24.

53. Там же. с. 86, 398, 258.

54. ROSKIN, G. Toxin Therapy of Experimental Cancer: The Influence of Protozoan Infection upon Transplanted Cancer. Cancer Research, Vol. 6, 1946, p. 363-365.

55. АВТОРХАНОВ А. Загадка смерти Сталина. Франкфурт н/М. 1981, с. 198-199, 244.

56. Исторический архив, 1997, N 1, с. 3.

57. ЭТИНГЕР Я.Я. Ук. соч., с. 108-109.

58. ГРОМОВ ЕВГЕНИЙ. Сталин. Власть и искусство. М. 1998. с. 454.

59. ХРУЩЕВ НИКИТА. Воспоминания. М. 1997, с. 263.

60. КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Ук. соч., с. 678-679.

61. Вестник Архива Президента Российской Федерации, 1997, N 1, с. 141-146; Источник, 1997, N 10.

62. КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Ук. соч., с. 682.

63. Там же.

Permanent link to this publication: