Осип Михайлович Ковалевский (1801 - 1878) - внес серьезный вклад в изучение истории, филологии и культуры Монголии. Его имя стало известно еще в 30-х годах XIX в., когда появились его первые научные труды, посвященные актуальным проблемам Центральной и Восточной Азии. Биография востоковеда, богатая знакомством с интересными людьми и житейскими эпизодами, стала достоянием гласности лишь в 1870-е годы. 11/23 июня 1878 г. петербургская газета "Русский мир", упомянув о торжествах в Польше по случаю 50-летия научной деятельности О. М. Ковалевского, сообщала: "Осип Михайлович Ковалевский, 50-летие ученой деятельности которого праздновалось на днях Варшавским университетом, родился в 1801 г. (по нов. стилю. - А. Х.); обучался сперва в Гродненской гимназии, потом в Виленском университете и, наконец, в Казанском, в который он был переведен по Высочайшему повелению для изучения восточных языков. В 1828 г., состоя уже на службе инспектором студентов того же университета, был отправлен в Иркутск для изучения монгольского языка, потом с тою же целью путешествовал по землям, населенным забайкальскими бурятами и тунгусами; сопровождал в 1829 г. [российских] курьеров в монгольский город Ургу и потом в 1830 г. был отправлен с духовною [православною] миссиею в Пекин; по возвращении оттуда и по выдержании испытания в СПб. Академии Наук определен [в] 1833 г. адъюнктом в Казанский университет. Он был избран действительным членом обществ Московского - истории и древностей российских и Копенгагенского - северных древностей, почетным членом Парижского Азиатского общества и членом-корреспондентом СПб. Академии Наук. Затем он перешел на службу в Варшавский университет, где и был избран деканом историко-филологического факультета. Он получил известность одного из лучших знатоков монгольского языка в Европе".

Через четыре с небольшим месяца польская научная общественность узнала о неожиданной кончине Ковалевского, наступившей в служебное время в стенах Варшавского университета. На это скорбное известие из Польши 11 октября 1878 г. откликнулась петербургская газета "Голос", выходившая под редакцией либерала А. Краевского: "26-го октября в 12 час. дня умер скоропостижно в университетской читальной комнате известный ученый и знаменитый ориенталист, профессор всеобщей истории и пожизненный декан историко- филологического факультета Варшавского университета тайный советник Осип Михайлович Ковалевский... По происхождению он литвин; родился в 1800 г. (1801 г. - А. Х. ) в Гродненской губернии... Как соучастник общества филоматов и филаретов ¹ , он был переведен административным порядком в Казань, где специально занялся изучением восточных языков: персидского, арабского и татарского. Потом некоторое время путешествовал по Монголии, которую изучил основательно, и, наконец, с русским посольством был командирован в Пекин, где пробыл более года, и по возвращении из Китая, на 33-м году от роду О. М. Ковалевский был приглашен в Казанский университет профессором, на кафедру монгольского языка и литерату-

Хохлов Александр Николаевич- кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела Китай Института востоковедения РАН.

стр. 150

ры, а спустя несколько лет был избран ректором Казанского университета; в 1862 г. Ковалевский был приглашен в Варшаву профессором всеобщей истории и деканом историко-филологического факультета сперва бывшей в Варшаве Главной школы, а потом преобразованного из этой школы Варшавского университета. На поприще литературной деятельности Ковалевский работал очень много, и имя его как литератора, как историка, как ученого вообще и особенно как ориенталиста пользуется громкою и вполне заслуженною известностью. Но самым замечательным и капитальным его трудом был изданный им еще в Казани в 1844 - 46 гг. в 2-х больших томах "Dictionnaire mongol-russe-francais", считающийся у нас единственным и самым лучшим лексиконом... Сверх того, говорят, что после него осталось много редких и дорогих рукописей".

Информация "Голоса", как впоследствии оказалось, содержала ряд неточностей. В частности, в ней указывалось, что Ковалевский якобы с русским посольством был командирован в Пекин, где пробыл более года. Между тем, как видно из архивных материалов, в том числе российского Министерства иностранных дел, идея командировки Ковалевского в Пекин возникла в связи с формированием новой группы православных миссионеров для посылки в китайскую столицу на смену старого состава Пекинской духовной миссии, срок пребывания которой за границей приближался к концу - истекали 10 лет, предусмотренные русско-китайским договором 1728 года. Как было принято в практике российского внешнеполитического ведомства, новая партия русских миссионеров должна была следовать из Кяхты в Пекин, а старая - из китайской столицы на родину в сопровождении специально назначенного чиновника, пользовавшегося авторитетом и доверием у российского правительства. Таким сопровождающим лицом (приставом) оказался полковник М. В. Ладыженский, отличившийся во время русско-турецкой войны в конце 20-х годов XIX века ² .

Начало официальной переписки по поводу командировки Ковалевского в Пекин положил попечитель Казанского учебного округа М. Н. Мусин-Пушкин, обратившийся к директору Азиатского департамента МИД К. К. Родофиникину с письмом, в котором, в частности, говорилось: "Из словесного моего с Вами объяснения Вашему Превосходительству известно, что Казанского университета кандидат Ковалевский отправлен в Иркутск к статскому советнику Игумнову для изучения монгольского языка с тем, чтобы со временем учредить при Казанском университете кафедру преподавания означенного языка. Предположение сие одобрено г. Министром народного просвещения, утверждено Комитетом гг. Министров и доведено до Его Императорского Величества сведения. Кандидат Ковалевский находится в Иркутске с июня прошлого 1828 г. и сделал уже весьма значительные успехи в монгольском языке. Ныне в письме своем ко мне [он] изъявляет желание сопутствовать имеющей отправиться в Пекин в будущем 1830 г. [духовной] миссии с тем, чтобы находиться при приставе и с ним возвратиться обратно в Иркутск. Находя желание г. Ковалевского весьма основательным и для окончательного усовершенствования познаний его в монгольском языке весьма полезным и даже необходимым, я счел обязанностью обратиться к Вам, милостивый государь, с покорнейшей просьбой испросить дозволения г. Вице- канцлера на прикомандирование кандидата Ковалевского к приставу Пекинской миссии в качестве канцелярского чиновника" ³ .

По получении письма Мусина-Пушкина, находившегося тогда в Петербурге, руководитель Азиатского департамента после беседы с министром иностранных дел графом К. В. Нессельроде 4 (16) февраля 1829 г. направил следующий ответ: "Его Сиятельство в полном уважении к столь полезному [Вашему] намерению изъявил свое согласие на исполнение онаго, буде Министерство народного просвещения утвердит Ваше предположение с тем, чтобы г. Ковалевский в продолжении означенной поездки его в Китай получал содержание от своего начальства, состоя за границей в зависимости от пристава миссии в качестве письмоводителя... Новые члены Пекинской духовной миссии... должны вступить в пределы Китая в первых числах августа, а потому г. Ковалевский может присоединиться к ним в Иркутске или на Кяхте, смотря как сие Вами найдено будет удобнейшим. За границею он останется около года, и сумму на продовольствие его надлежит отпустить серебром в слитках". 6 мая 1829 г. Мусин-Пушкин сообщил К. К. Родофиникину, что "Ковалевскому назначено из сумм Казанского университета: 1) на содержание за границею 3 тыс. руб. в год, 2) на покупку в Пекине для Казанского университета книг также 3 тыс. руб." ⁴ .

В связи с отправлением в китайскую столицу новой группы миссионеров для службы в Пекинской духовной миссии Ладыженскому была дана инструкция и один из ее пунктов непосредственно касался Ковалевского. В предписании МИД от 6 февраля 1830 г., в частности, указывалось: "Имп. Казанский университет... исходатайствовал чрез Комитет гг. Министров Высочайшее разрешение отправить на время в Пекин своего кандидата г. Ковалевского для усовершенствования в монгольском языке... Вы наблюдете, чтобы он вел себя посреди иностранцев осторожно и неусыпно занимался изучением монгольского языка, составляющим действительную цель настоящей его поездки" ⁵ .

стр. 151

В связи с командировкой Ковалевского Нессельроде 3 февраля 1830 г. направил генерал-губернатору Восточной Сибири А. С. Лавинскому письмо, в котором, в частности, содержалась такая просьба: "По нахождению ныне г. Ковалевского в Иркутской губернии покорнейше прошу сделать зависящие от Вас распоряжения, чтобы он немедленно явился к приставу миссии [М. В. Ладыженскому], коль скоро сей туда прибудет, и состоял бы в его непосредственном ведении и повиновении ему во все время путешествия в Пекин и обратно" ⁶ .

После встречи с Ковалевским в Иркутске Ладыженский 12 июля 1830 г. сообщил об отъезде 9 июля в 8 час. пополудни своего подопечного в Кяхту (на границу с Монголией). При этом пристав счел необходимым уведомить о нижеследующем: "На пути, с согласия моего, он [Ковалевский] намерен повидаться с английскими миссионерами, живущими близ Селенгинска, дабы воспользоваться мнением сих трудолюбивых ученых относительно грамматики монгольского языка, им составленной" ⁷ .

После тщательных сборов в дальний путь, пролегающий в китайскую столицу через Монголию, новые члены Пекинской духовной миссии оставили гостеприимную и хлебосольную Кяхту. Следуя с казачьим обозом, питомец Казанского университета изредка, насколько позволяли обстоятельства, информировал попечителя Казанского учебного округа о ходе своих занятий во время своего путешествия. Так, после приезда в Ургу, где он ранее бывал, и знакомства с монгольской столицей Ковалевский 20 сентября сообщал: "14 сентября вечером, когда мы приближались к Урге, 30 монгольских всадников, вооруженных луками и стрелами, по распоряжению амбаней (монгольских правителей) встретили нас на дороге с радостными восклицаниями... многочисленные толпы лам [специально] собирались на дороге [чтобы] посмотреть [на] русских путешественников; многие помещались на крышах юрт и деревянных домиков, составляющих столицу хутухты (главы монгольского духовенства. - А. Х ) . Ни одна из прежних [духовных] миссий не видала столько почестей, сколько нынешняя! На русском подворье мы поместились в шести юртах, приготовленных от здешнего духовенства". "В виденной мною части Монголии, - писал Ковалевский, - обитают халхасцы, хитрою политикою маньчжурского дома, обладающего Китаем, соединенные под [его] одною властью. Князья их унижены, несут дань богдохану за большие подарки... Посреди владений Цэцэн-хана и Тушэту-хана развернулась сильная иерархия Ургинского хутухты-гэгэна, обожаемого всеми монголами. Гэгэн сей, зависящий прямо от воли богдохана, покоряет ему монголов и тесно связывает их с Тибетом, где имеет свою столицу Далай-лама, глава буддийского духовенства. Обозрение сих обстоятельств, равно как и взаимных отношений между упомянутыми княжествами и зависимости оных от Пекинского двора, есть важный предмет моих исследований...

16 сентября посетили мы Маймачэн ("Торговый городок". - А. Х. ), а в нем цзаргучея [особого чиновника], кумирню Гэсэра и некоторые купеческие фузы (пуцзы - лавки и магазины. - А. Х. )... По предварительному совещанию [духовная] миссия посетила Шанцзабу, управляющего духовенством, подвластным ургинскому гэгзну. Чиновник сей имеет красный гладкий шарик на шапке, печать от богдохана и... заведывает хозяйственною частью здешнего хутухты... Вечером по поручению г. пристава я с переводчиком Фроловым поднес Шанцзабе подарки, состоящие в стеклянной посуде и табакерке с музыкою".

В том же письме О. М. Ковалевский сообщил Мусину-Пушкину и такой факт, выходящий за рамки привычной деловой информации: "Г-н пристав делает подробную карту нашей дороги. Для сего занятия необходимо было избегать взора наших провожатых [цинских чиновников] и уединяться на высоких горах. Подозрительные китайцы старались воспрепятствовать сему предприятию... Между тем план дороги почти совершенно отделан, но китайцы не преминули о своем подозрении доложить ургинским правителям (амбаням)" ⁸ .

Публикация в российских газетах писем, полученных от Ковалевского из Монголии, вызвала обеспокоенность российского внешнеполитического ведомства, так как его руководители опасались, что предание широкой огласке некоторых подробностей путешествия российских миссионеров в китайскую столицу может негативно повлиять на русско-китайские отношения. Цинский двор проявлял болезненную подозрительность к каждому шагу подданных иностранных государств, оказавшихся в пределах цинского Китая. В официальном письме, направленном 29 декабря 1830 г. в Академию наук, Родофиникин, в частности, сообщал: "Во вчерашнем нумере Российских Академических ведомостей помещен рапорт студента Ковалевского к г-ну Попечителю Казанского университета. В сей статье некоторые обстоятельства не долженствовали быть опубликованы во всенародное известие, ибо нельзя же нам самим публиковать [то], что мы дали поручение в чужом государстве снимать топографическую карту... Нельзя же нам самим публиковать во всенародное известие, что мы с [духовною] миссиею послали в числе казаков... двух ученых (А. А. Бунге и Е. Н. Фуса. - А. Х )... Азиатский департамент... отнесся уже к г. Почт-директору (К. Я. Булгакову. - А. Х. ) и к г. генерал-

стр. 152

губернатору Восточной Сибири [с просьбой] о недопущении сего нумера до Кяхты, а вместе с тем долгом поставляет просить Конференцию Имп. Академии Наук учинить распоряжение о непомещении сей статьи в Немецких ведомостях".

Для понимания позиции, занятой Азиатским департаментом в отношении публикации писем Ковалевского из Монголии, представляется интересным письмо Родофиникина, направленное в тот же день (29 декабря 1830 г.) князю К. А. Ливену, тогдашнему министру народного просвещения. Указывая на то, что цинское правительство, следуя во внешней политике курсу самоизоляции своей страны, "простирает бдительность свою против иностранцев", глава Азиатского департамента пояснял взгляд внешнеполитического ведомства на отношения с соседним цинским Китаем: "Мы торговые выгоды предпочитаем многим другим, а китайцы оные совершенно презирают и при малейшем неудовольствии противу нас, как уже сие было, воспрещают сношения с нами и тем [могут] лишить казну нашу 8 млн. руб., получаемых на Кяхте пошлиною... Благодарение Богу, что мы успели с некоторого времени довести наши сношения с Китаем до самой высшей степени дружелюбия. Что [же] скажут после сего китайцы, читая в тех же ведомостях [такие] слова [как] хитрая политика маньнжурского дома и прочее. Донесение Ковалевского к своему начальству - простительно, хотя оно и противозаконно, ибо... мимо пристава, на коем лежит вся ответственность, никакая переписка существовать не должна, а публиковать оную еще более неосторожно" ⁹ .

Описания Ковалевским своего путешествия по Монголии очень подробны и красочны, чем особенно отличалось последнее его письмо к Мусину-Пушкину от 13 октября 1830 г., отправленное из урочища Эрги ¹⁰ . Интересными наблюдениями пестрят дневниковые записи Ковалевского, сделанные в Монголии - на пути в Пекин и по приезде в китайскую столицу. Характерный пример - запись, оставленная им в Калгане (Чжанцзякоу), откуда путь россиян шел по китайской земле в направлении Пекина. "Сегодня [8 ноября] с приставом [Ладыженским] ходил я осматривать южную часть города. Почти весь Калган состоит из купеческих лавок, где размещенные в порядке и по сортам товары предлагаются каждому прохожему. На улицах перед домами ремесленники занимаются своим делом. Здесь находим мы рядом кузницы, столики с готовыми китайскими трубками, далее шкафчики с табакерками, старыми башмаками... сено и прочее. Во всех фузах [лавках] соблюдается порядок и опрятность. Улицы вымощены каменными плитами. В конце улиц стоят красивые деревянные ворота, коих отделка и точность делают честь китайским мастеровым. Находя во многих местах русские изделия мы любопытствовали о их цене. Сукна и меха наши здесь вовсе не дороже продаются [чем] в России" ¹¹ .

По прибытии в китайскую столицу Ковалевский под впечатлением увиденного в Калгане и услышанного в Пекине записывает: "Правительство китайское, чрезвычайно подозрительное к европейцам, удаляется от всяких ближайших с ними сношений. Они [цинские чиновники] говорят, что для них иностранная торговля вовсе не нужна и что Китай удовлетворяет все нужды внутреннею, а иностранные товары служат предметом роскоши и средствами к разврату в народе" ¹² . В другом месте пекинского дневника имеется любопытная запись Ковалевского о коррупции в цинском Китае; "Китай, - подчеркивает он, - есть царство взяток, где низший старшему без всяких отговорок обязан платить тяжкую дань за свою целость и спокойствие" ¹³ .

Контакты Ковалевского с членами старого состава Пекинской духовной миссии позволили ему занести в свой дневник то, что он смог узнать от российских миссионеров, ознакомившись с их черновыми переводами из китайской газеты "Цзинь-бао". Такова, например, следующая запись: "В 1826 г. в газетах помещен [был] доклад, из которого видно, что один крестьянин принес жалобу на неслыханное грабительство чиновников. В 4-е лето правления Дао-гуан по случаю разорения крестьян от бывшего наводнения велено каждому выдать ежедневно взаимообразно около 1,5 золотников серебра, но секретарь и казначей выдали только по 70 чохов [медяков], что и половины пожалованного не составляет. Сверх сего при выдаче сих денег с каждого вычитали по 5 чохов, а писцы [брали] для себя по 10 чохов. В 5-е лето правления [Дао-гуан] тоже [была] сделана милость, но с крестьян удержали по 30 чохов, а [так] как вышеупомянутый крестьянин не уступал, то ему в выдаче денег [было] отказано. [Тогда он] принес жалобу в областное правление, но и здесь [было] отказано. Жаловался он [и] губернатору, который двоекратно предписывал разобрать сие дело, но удовлетворения не было, и крестьянин решился прибегнуть к высшему начальству. Богдохан велел поступить по законам" ¹⁴ . Интересна запись Ковалевского о довольно высокой степени распространения христианства в тогдашнем Китае: "Мне самому случилось в короткое время видеть немало китайцев, довольно твердых в вере и хорошо знающих латинский язык" ¹⁵ .

О научных занятиях Ковалевского в китайской столице позволяет судить отзыв Ладыженского в письме от 26 мая 1832 г., направленном из Троицкосавска генерал-губернатору Восточной Сибири Лавинскому (в Иркутск). В этом письме, в частности, говорилось: "Во все время, с самого вступле-

стр. 153

ния новой [духовной] миссии за границу и до прибытия нашего в Кяхту, он [Ковалевский] был лучшим моим посредником в ежедневных моих сношениях с монголами. В Пекине, неусыпно занимаясь главным своим предметом - усовершенствованием себя в языке монгольском и приобретением разных редких исторических материалов [в том числе] по части буддийской религии, он не менее того весьма усердно помогал мне при переписке с начальством миссии: участвовал при приеме и описи обширной библиотеки португальских миссионеров и пр.". Пристав подчеркивал, что Ковалевский "снискал особенное расположение португальского епископа Пирета, который сообщил ему многие весьма любопытные материалы для истории о католических миссионерах в Китае и другие, а равно и благоволение просвещенного хутухты Минчжу[л], который собственноручно надписал для него по-тибетски одну богословскую книгу и в разговорах со мною отзывался всегда о нем с отличною похвалою" ¹⁶ .

Любопытное суждение вынес Ковалевский о характере межнациональных отношений в Монголии. По возвращении в Кяхту он в письме от 19 марта 1832 г., направленном из Иркутска Мусину-Пушкину, в частности, отмечал: "Северные [монголы] (халхасцы) еще стараются сохранить свой характер в целости, питают ненависть к маньчжурам, китайцам и подражателям последних - чахарам" ¹⁷ .

Некоторые результаты своих наблюдений, подкрепленные изучением письменных источников в период восьмимесячного пребывания в Пекине, Ковалевскому удалось реализовать в статье "О знакомстве ебропейцев с Азией", опубликованной в Казани в 1837 году. В ней, в частности, он утверждал: "Как евреи словом гой, мусульмане - гяур, греки - варваром называли всякого чужеземца, так китайцы в свою очередь запятнали страницы своих летописей унизительными именами соседей". Аналогичное суждение он высказал при характеристике менталитета цинских сановников. Касаясь их традиционных представлений о внешних связях Китая (центра Вселенной) с другими странами, Ковалевский констатировал: "Слепой эгоизм азиатцев, подвластных Сыну Неба, долго не признавал самобытности других государств и на своей карте как бы для обстановки сцены помещал их по углам четыреугольника, объемлющего всю Срединную империю, и с негодованием взирал на всякое покушение иностранцев войти в связь с Китаем". Цинский Китай он характеризовал как страну, "по закоснелому упрямству" избегающую "всего, что только могло назваться иностранным" ¹⁸ .

Поездка в китайскую столицу с новыми членами Пекинской духовной миссии и возвращение в Кяхту с прежним ее составом в течение 1830 - 1831 гг. позволили Ковалевскому лично познакомиться с многими впоследствии известными китаеведами и прежде всего с родоначальником отечественной синологии Н. Я. Бичуриным, более известным тогда современникам под монашеским именем Иоакинф (Иакинф) ¹⁹ .

О первой встрече с Бичуриным, состоявшейся до отъезда духовной миссии из Кяхты в Пекин, Ковалевский сообщал Мусину-Пушкину в письме от 29 марта 1830 г.: "Благоугодно было Вашему Превосходительству сообщить в СПб. журнал извлечение из дневника, веденного мною за Байкалом в марте 1829 г. В N 5 "Сына отечества" и [в] "Северном архиве", почтенный наш ориенталист о. Иоакинф на стр. 315 и следующих сделал некоторую поправку касательно упомянутого мною описания Посольского Старо-Преображенского монастыря, а как (по словам критика моего) самая маловажная неточность в одном чем- либо подает повод сомневаться в верности описания и прочих вещей, то я в оправдание себя беру смелость сообщить Вашему Превосходительству следующее: 1) Напрасно о. Иоакинф уверяет, что описание Посольского монастыря издано в свет игуменом Лаврентием, ибо виденное мною за Байкалом хранится в рукописи и о печатном экземпляре мы не слыхали. 2) Игумен Лаврентий только собирал материалы для сего описания, которое было сочинено другим монахом. В моей библиотеке находится копия с оного... Впрочем, о. Иоакинф по прибытии своем в Иркутск сам сознался в неправильности своего предположения. По его желанию я составляю теперь сравнительную таблицу бурятских и монгольских наречий для показания сродства их по происхождению и языку" ²⁰ .

Для понимания характера последующих контактов Ковалевского с популярным тогда российским "хинезистом" может служить письмо Бичурина молодому монголисту от 4 апреля 1830 г. из Иркутска. "Милостивый государь Осип Михайлович! По поручению Е[Его] П[Превосходительства] Ивана Борисовича (Цейдлера. - А. Х.) я должен повторить миссионерам (уезжающим в Пекин. - А. Х.) - членам духовной миссии преподавание китайской грамматики. Желательно мне сделать сие с критическим разбором некоторых параграфов. Почему предварительно посылаю к Вам основные правила [китайской] грамматики. Пересмотрите ее и, если пожелаете, можете присутствовать при преподавании, дабы из общих ваших замечаний мог я извлечь что-нибудь к пополнению оной. Остаюсь Вашим покорнейшим слугою м[монах] Иоакинф" ²¹ .

стр. 154

Деловые контакты между Ковалевским и Бичуриным поддерживались в последующие годы ²² . Особенно примечательно, что ему порой приходилось выступать рецензентом книг, написанных самым авторитетным в России и в странах Западной Европы китаеведом. Так, в отзыве, отправленном им из Казани в Академию наук на новый труд Бичурина "Китай в гражданском и нравственном состоянии" (СПб. 1848), Ковалевский в заключительной части рецензии подчеркивал: "Излишним считаю указывать здесь на сведения, которыми о. Иоакинф поправил и пополнил чужие и наши понятия о Китае. Богатством содержания покрываются мелочные недосмотры автора" ²³ .

На тесные контакты Ковалевского с другими российскими китаеведами, находившимися в Пекине в период его пребывания в китайской столице, указывают как архивные, так и опубликованные материалы. Так, касаясь научного общения с главой Пекинской духовной миссии архимандритом Петром, в миру П. И. Каменским, начинающий ученый-монголист в дневниковой записи от 25 ноября 1830 г., отмечал: "Отец Архимандрит Петр сообщил мне некоторые отрывки, касающие фоевской веры (т. е. буддизма. - АХ.), помещенные в его российско-китайском словаре" ²⁴ .

О контактах Ковалевского в период его пребывания в китайской столице сообщал своим читателям и "Казанский вестник" в конце 1831 года. "В бытность г. Ковалевского в Пекине, как пишет он в своем донесении, почтенные члены прежней [духовной] миссии, принимая живейшее участие в исполнении данных ему поручений, не только жертвовали своим временем и трудами, но [и] в знак уважения к Университету сделали приношения для библиотеки оного". "Ковалевский, доводя о сих пожертвованиях, с особенною признательностью отзывается о добром к нему расположении гг. Войцеховского [О. П.] ²⁵ и Крымского [К. Г.] ²⁶ , которые во все пребывание его в Пекине были постоянными ему переводчиками при сношениях с китайцами, и Университет, со своей стороны, принимая с искреннею благодарностью усердие почтенных гг. членов [духовной] миссии, долгом своим почитает торжественно засвидетельствовать им оную, а с тем вместе не может скрыть и того, что и гг. члены [духовной миссии] в проезд свой через Казань с такою похвалою отзывались о г. Ковалевском, какую только может заслужить человек с отличными качествами. Они признавались, что во время пути из Пекина [в Кяхту] он был лучшим для них переводчиком [при общении] с монголами и что собранные им сведения о сем, так еще мало известном, народе обещают важные последствия" ²⁷ .

Ковалевский охотно поддерживал творческие связи не только с коллегами- востоковедами, прежде всего с китаистами, с которыми был близко знаком по Пекину, но и с учеными-специалистами в области русской истории. Об этом свидетельствует, например, его письмо от 23 ноября 1840 г. из Казани М. П. Погодину, признанному авторитету в исследовании отечественной истории. В этом письме, в частности, говорилось: "Приношу чувствительную мою благодарность Вам за Ваше приветливое письмо, которое я имел честь получить вместе с дипломом на звание члена Общества истории и древностей российских... Предложение Ваше написать что-либо об отношениях монголов к России принимаю с величайшей охотою, тем более, что этот предмет входит в ныне составляемую мною историю монголов, которой три тома вчерне уже готовы" ²⁸ .

Благодаря поддержке Мусина-Пушкина, заинтересованного в зарубежной пропаганде достижений россиян в изучении стран Востока, труды Ковалевского, основанные на собранных в Монголии и Китае материалах, попадали к наиболее влиятельным деятелям Западной Европы. Это видно из переписки Министерства иностранных дел со своими зарубежными представителями. Так, Нессельроде 1 октября 1846 г. писал в Рим российскому дипломату А. П. Бутеневу о необходимости доставки научных трудов Ковалевского кардиналу Меццофанти по просьбе Мусина-Пушкина, переведенного по службе в ведомство народного просвещения из Казани в Петербург. В этом письме просьба последнего изложена следующим образом: "Попечитель С. Петербургского учебного округа, тайн, сов. Мусин-Пушкин - писал граф, - обратился ко мне с просьбою о доставлении кардиналу Меццофанти сочинений ординарного профессора монгольского языка при Имп. Казанском университете Осипа Ковалевского, а именно: 1) Краткой грамматики монгольского языка, 2) Монгольской хрестоматии в 2-х частях, и 3) Первой части Монгольско-русско-французского словаря. Препровождая при сем к Вашему Превосходительству означенные сочинения и письмо проф. Ковалевского к помянутому кардиналу, покорнейше прошу... доставить оные по принадлежности" ²⁹ . Подобным же образом в соответствии с письмом Нессельроде от 10 февраля 1847 г. кардиналу Меццофанти была доставлена вторая часть "Монгольско-русско-французского словаря", составленная Ковалевским ³⁰ .

Об основных направлениях научной деятельности Ковалевского в Казанском университете по его возвращении из заграничной командировки и Забайкалья, где он вновь встречался с английскими миссионерами в Селенгинске, позволяет судить, например, представленный этим университетом отчет за 1849 - 1850 учебный год, к которому "Журнал Министерства народного просвещения" (ЖМНП) счел необходимым сделать следующее важное дополнение: "Ординарный профессор Ковалевский печатал 3-й и последний том составленного им "Монгольско-русско-французского слова-

стр. 155

ря". По вызову [т. е. предложению] Парижского Азиатского общества оканчивал составление довольно обширного сочинения, заключающего в себе изыскания о буддийской хронологии, необходимой при издании истории религии" ³¹ .

После смерти И. М. Симонова, видного путешественника и крупного ученого, Ковалевский, по решению высшего министерского начальства, занял пост ректора Казанского университета, хотя он как востоковед, был склонен перебраться в Петербург, где учреждался факультет восточных языков при Петербургском университете и куда должны были перейти все восточники - преподаватели и студенты - Казанского университета. В связи с назначением Ковалевского на должность ректора университета Мусин-Пушкин 25 января 1855 г. направил ему следующее письмо, в котором говорилось: "Письмо Ваше от 12 сего января крайне меня опечалило. Известие о кончине нашего доброго Ивана Михайловича [Симонова] несказанно меня поразило. Видя его здесь, я весьма сомневался в его выздоровлении, но не думал, чтобы он так скоро кончил жизнь свою. Все, знавшие его и любившие, искренне сожалеют об этой потере. Кончина Ивана Михайловича лишает меня удовольствия служить вместе с Вами. Вас начальство Ваше назначает преемником Ивана Михайловича. Нельзя сделать лучшего выбора, и г. министр, которому я читал Ваше письмо, также оный одобряет. Сожалею, еще раз повторяю, весьма сожалею, что обстоятельства нас разлучают, но польза Казанского университета и польза Ваша требует, чтобы Вы остались в Казани, откуда Вы по известной Вашей к науке любви не откажитесь содействовать нам и Вашими советами и Вашими трудами развитию и преуспеванию вновь учреждаемого здесь Восточного факультета. Дружба Ваша ко мне за это порукою" ³² .

Более 30 лет провел Ковалевский в Казани, оставив добрые по себе воспоминания в сердцах близко знавших его людей, особенно среди преподавателей и студентов университета. О его внимании к своим соотечественникам говорит следующее свидетельство "казанского летописца" Н. Я. Агафонова: "Ковалевский Осип Михайлович, ставший директором 2-й гимназии, дом свой на Арском поле отдал ксензу Остиану Голимскому, который внес в Думу накопившиеся на доме том пошлины, принял дом под католическую церковь, которая складена там каменная под именем костела... (о переходе дома под костел см. дела 1855 г., N 12163, из протоколов Совета университета)" ³³ .

Интересно и свидетельство казанского старожила Г. И. Горталова. Желая нарисовать живой образ Ковалевского, он в марте 1883 г. дал такое описание, которое лишь отчасти позволяет представить портрет ученого: "Ковалевский Осип Михайлович, ректор Университета и второй директор 2-й гимназии. Худенький с баками. Нос тонкий, как и все черты лица. Смотрел (на незнакомых посетителей. - А. Х.) "иезуитом". Обладал большой ученостью. Был женат на воспитаннице Еремееве, дочери дьячка (попа - см. N 27) Анне Андреевне. От нее и родился нынешний профессор-физиолог Николай Осипович Ковалевский. Отец его был из сосланных, см. списки студентов N 496" ³⁴ .

Более полно характеризуют Ковалевского как неутомимого труженика науки, оставившего глубокий след в памяти народной, письма его сына - Николая. В одном из них, помеченном 15 сентября 1869 г., он писал отцу из Казани в Варшаву: "Недавно встретил в библиотеке генерала Реунова, бывшего при Вас полковником. Он занимается собиранием монет и что-то сочиняет по этой части. Он, узнав, кто я, подошел ко мне, расспрашивал много о Вас. Говорил, что Вам обязан определением китайских монет и просил меня передать Вам его глубочайшее почтение. Да и другие казанцы подчас вспоминают о Вас и спрашивают меня о Вашем житье-бытье".

Еще интереснее письмо Николая от 30 августа 1871 г., в котором, в частности, сообщалось: "Недавно был у меня проездом из Сибири в Петербург иркутский инспектор Орлов (одного времени со мной по университету). Он рассказывал мне довольно много интересного из своих путешествий по югу Сибири. Он сообщил мне, между прочим, что память о Вас еще чрезвычайно жива у бурят. Ему удалось встретить там даже несколько [лиц] из Ваших знакомых. Оказывается, что нынешний хамба-лама [глава бурятского духовенства] Вас помнит, хотя и был в Ваше время еще мальчишкой. На расспросы о Вас Орлову рассказали, что "он (т. е. Вы) был дескать очень ученый, много языков знал и все писал, все писал..." Некто Давыдов просил каким-нибудь способом передать Вам его поклон. Он совершенно ослеп, что не мешает ему еще несколько писать... [P.S.] Посылаю Вам экземпляр Отчета сибирского отдела Географического общества за 1870 г., полученный мною от Орлова" ³⁵ .

На фоне данного сообщения более конкретной представляется важная роль книжного наследия Ковалевского в просветительской деятельности российских миссионеров в Бурятии. Еще в феврале 1845 г. протоиерей Константин Стуков, занимавшийся миссионерскими делами среди бурят-хоринцев, писал из Верхнеудинска Ковалевскому: "Русские только Вам, Вам одному обязаны тем, что они знают о буддийской вере. Вам одним обязаны и изложением точным и ясным чисто русских

стр. 156

наставлений для монгольского языкознания". Далее в письме излагалась просьба выслать по одному экземпляру "Монгольской грамматики" и "Космологии", "пока идет переписка о выписке книг в большем количестве на казенный кошт" ³⁶ .

Жизнь и творческая деятельность Ковалевского - яркий пример самоотверженного служения науке о Востоке. Успешный старт к ее вершинам был дан поездкой молодого ученого из Забайкалья в Китай.

Примечания

1. Как видно из материалов судебного следствия по делу тайных обществ в Виленском университете (1824 г.), О. М. Ковалевский "сознался без всякого упрямства в принадлежности к обществу филаретов, объясняя при том, что цель оного заключается во взаимном в науках пособии". Касаясь выдвинутого против него обвинения в том, что на его именинах произносись "поносительные против правительства стихи", Ковалевский указал на то, что некоторые филареты это осуждали". См.: Центральный государственный исторический архив Литвы, ф. 567, оп. 2, ед. хр. 1341.

2. См.: Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. ДЛС и ХД, формулярные списки, оп. 464, д. 1928; ф. Главный архив 1 -5, 1823, д. 1, п. 1. Выдержки из дневника М. В. Ладыженского - "Дневник, веденный в Пекине с 1 декабря 1830 г." (без указания фамилии автора) см.: СКАЧКОВ П. Е. Библиография Китая. М. 1960, с. 193. Оригинал дневника (1 декабря 1830 г. -14 апреля 1831 г.) находится в архиве филиала ИВ РАН (вместе с черновым экземпляром его записки по истории русской пограничной службы в Восточной и Западной Сибири). См. также: Восточная коллекция, 2001, N 2 (5), с. 103.

3. АВПРИ, ф. Главный архив 1 - 5, 1823, д. 1, п. 4, л. 1.

4. Там же, л. 2,13.

5. Там же, п. 7, л. 14.

6. Там же, п. 4, л. 35.

7. Там же, п. 7, л. 33.

8. Там же, п. 4, л. 40, 41.

9. Там же, д. 1, п. 4, л. 51, 53.

10. Там же, л. 46 - 49.

11. Российская национальная библиотека (РНБ), К. п. 1927. 149, л. 42.

12. Там же, л. 146.

13. Там же, л. 103.

14. Там же, л. 136.

15. Там же, л. 112.

16. АВПРИ, ф. Главный архив 1 - 5, 1823, 1817 - 1840, д. 1, п. 1-а, л. 319 - 320.

17. Национальный архив Республики Татарстан (НАРТ), ф. 92, оп. 1, д. 2237, л. 494.

18. Обозрение преподавания наук в Имп. Казанском Университете на 1837 - 1838 учебный год. Казань. 1837, с. 26, 27, 28.

19. Подробнее о Никите Яковлевиче Бичурине см.: Н. Я. Бичурин и его вклад в русское востоковедение (К 200-летию со дня рождения). Материалы конференции. Ч. I-II. М. 1977.

20. НАРТ, ф. 93, оп. I, д. 2237, л. 275.

21. Научная библиотека (бывшая им. А. М. Горького) С. -Петербургского университета, Отдел редкой книги, ф. 528 (Архив О. М. Ковалевского), ед. хр. 97, л. 158.

22. В библиотеке Вильнюсского университета имеется книга Н. Я. Бичурина "Описание Пекина" (СПб. 1829) с дарственной надписью автора - "О. М. Ковалевскому от издателя" - с указанием даты (1 апреля 1830 г.).

23. СПб. Филиал архива РАН, ф. 2,1847 г., д. 1, л. 215,216.

24. РНБ, К. п., 1927, 149, л. 105.

25. Осип (Иосиф) Павлович Войцеховский - китаевед и маньчжурист. В 1819 г. он окончил Петербургскую медико-хирургическую академию и в 1820 - 1831 гг. состоял при Пекинской духовной миссии. В 1844 - 1850 гг. преподавал китайский и маньчжурский языки в Казанском университете. После его смерти, последовавшей 7 ноября 1850 г., некоторые его рукописи вместе с материалами других лиц (П. И. Каменского, Н. Я. Бичурина и др.) были приобретены санскритологом П. Я. Петровым, проявлявшим большой интерес к китайскому языку. Эти материалы в настоящее время находятся в Отделе редкой книги Научной библиотеки МГУ.

26. Подробнее о Кодрате (Кондрате) Григорьевиче Крымском см.: XVII научная конференция "Общество и государство в Китае". Тезисы докладов. Ч. II. М. 1986, с. 204 - 221.

27. Казанский вестник, ч. XXXIII, кн. XI - XII (ноябрь-декабрь 1831 г.).

28. Российская государственная библиотека, ф. 231, Погодин / II, картон 15, ед. хр. 81, л. 1.

стр. 157

29. АВПРИ, ф. Посольство в Риме, оп. 525, 1847 - 1848, д. 682, л. 1 (письма Ковалевского в указанном деле нет).

30. Там же, л. 95.

31. ЖМНП, 1851, отд. VII, с. 48.

32. Научная библиотека С. -Петербургского университета, Отдел редкой книги, ф. 568, ед. хр. 116, л. 187 - 188.

33. Отдел рукописей Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского гос. университета, ед. хр. 217 (Н. Я. Агафонов. Казанский летописец), л. 205.

34. По рассказам Г. И. Горталова (13 марта 1883 г.). - Отдел рукописей Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского гос. Университета, ед. хр. 217 (Н. Я. Агафонов).

35. Отдел рукописей библиотеки Вильнюсского гос. университета, ф. 11, ед. хр. 56, л. 1,5.

36. Научная библиотека С. -Петербургского университета, ф. 528, ед. хр. 88, л. 140 - 141.

Permanent link to this publication: