В начале 1920-х годов с формированием жесткой аппаратной вертикали партийных комитетов, утверждением назначенчества усиливается обособленность руководящих кадров правящей партии. Эта обособленность распространялась не только на социально-экономические, но и правовые аспекты "бытия" партийцев, что можно проследить на примере региональной партноменклатуры в Симбирской губернии.

Материальное положение облеченных властью партийцев-чиновников улучшалось по различным каналам. Известную роль играло, например, их более высокое по сравнению с другими категориями работников жалование. В марте 1923 г. оклады секретарей уездных и районных комитетов РКП(б) составляли 500 руб., секретарей партячеек 300 руб. в дензнаках 1923 года. Член губкома и председатель губисполкома Р. П. Рейн получал 1800 рублей. Тогда же средняя заработная плата по коллективным договорам рабочих в государственных предприятиях губернии достигала 286, частных - 441 руб.; в январе-феврале учитель получал 37, агроном 45 - 50, врач - 60, ветеринарный врач - 35 - 50 руб. в месяц. Низкая оплата труда волостных технических служащих, медиков, учителей, агрономов и т.п. вызывала, как отмечалось на пленуме губкома в декабре 1923 г., "недовольство, ропот и пассивное отношение к выполнению их обязанностей, вражду к ответработникам, получающим более или менее приличные ставки"¹.

Видимо, для того, чтобы не усиливать социальную напряженность, с 1 ноября 1923 г. публикация ставок ответственных работников прекращается. В дальнейшем размер их зарплаты должен был устанавливаться "высшими руководящими органами": наркоматы делали это для находящихся на госбюджете, губисполком - для тех, кто был на местном бюджете, губпрофсовет (ГСПС) - для профработников, губком - для партработников и т.д. Стремление уйти от огласки размера жалования коммунистов имело место и раньше. В феврале того же года оргбюро губкома постановило "отказаться от контролирования получаемого членами РКП заработка (тем более через беспартийных)" ².

Свое жалование ответработники могли увеличить при помощи различных доплат. Например, ответственный секретарь губкома А. В. Попов и председатель губисполкома Р. П. Рейн получали разницу между своими должностными окладами и ставкой члена ВЦИК; им платили также за совместительство (тот

Лютое Лев Николаевич - доктор исторических наук, профессор Ульяновского госпедуниверситета.

стр. 98

и другой одновременно являлись членами губкома и губисполкома) 50-процентную надбавку к основному окладу за работу, "не поддающуюся учету"³.

Жалование ответработников таким путем резко возрастало. Если, например, Рейн в июне 1922 г. получил 23 тыс. руб., то в феврале 1923 г. - 180 тыс. (в дензнаках 1922 года), то есть в 7,8 раза больше. Коммунисты-хозяйственники не отставали от партийно-советской номенклатуры, различными способами повышая свои ставки до "приличных". Руководство треста "Симбирсклес", комбинируя с различными соотношениями тарифной сетки, начисляло себе надбавки, добившись того, что, например, в декабре 1922 г. получало в два раза больше формально установленной ставки ответственного работника⁴.

В дальнейшем оклады ответработников росли еще стремительнее. С мая по октябрь 1923 г. величина сверхставки (полуторная ставка 17-го разряда ответственных работников) выросла с 3717,6 до 50 677,5 руб., а предельная ставка (госмаксимум) - с 4600 до 82 351,5 руб. (в дензнаках 1923 года)⁵, то есть за шесть месяцев они увеличились почти в 14 - 18 раз.

Однако, несмотря на рост доходов, ответработникам не хватало средств, потому что росли их потребности (содержание прислуги, улучшенное питание, дорогостоящие покупки, игра на деньги в бильярд, тотализатор на ипподроме, устройство пикников, застолий и пр.).

В тоже время у них не было желания заниматься за свой счет "благотворительностью". Рейн, к примеру, сетовал на "бесконечные вычеты и пожертвования по постановлениям ячейки, комиссии взаимопомощи и пр." Он упоминал при этом уплату взносов в различные общественные организации типа ОДВФ (Общество друзей воздушного флота), МОПР, необходимость "добровольно" покупать облигации займов и т.п. Чаша терпения переполнилась, и в марте 1923 г. Рейн, большевик с 1904 г., направил в оргбюро губкома заявление. Правильно понимая линию политбюро и ЦК РКП(б) на создание благополучия для ответработников, "работающих без сроку, времени и отдыху", он обратил внимание оргбюро на то, что "в нашей губернии с ответственных работников дерут десять шкур", тем самым "ослабляют как партию, так и партийную и советскую работу". Через день оргбюро, среди шести членов которого был и Рейн, на своем заседании постановило отменить решение партячейки губкома о проведении обязательной подписки "на усиление воздушного флота"⁶.

Своеобразной привилегией в условиях хронической задержки зарплаты, являлось своевременное получение жалованья. ЦК РКП(б) был весьма озабочен этим вопросом, особенно в критических условиях голода 1921 - 1922 годов. В начале марта 1922 г. секретарь ЦК Михайлов и заведующий финотделом ЦК Раскин в секретном порядке доводили до сведения губкомов распоряжение Наркомфина, который распорядился губфинотделам в первую очередь финансировать партийные организации. В этой заботе не делались различия между партийными и государственными средствами. Напоминая об этом уездным финансовым органам - уфинотделам, губком осенью 1922 г. разослал в уезды подтверждение того, что укомы РКП(б) содержатся за счет кредитов из госбюджета⁷.

Из того же источника оплачивалась работа секретарей крупных партячеек, волостных комитетов. 11-я губернская конференция (декабрь 1922 г.) ориентировала новый состав губкома на бережное отношение к партийным средствам и предлагала изыскивать средства на местах, оплачивая, например, секретарей сельских партячеек за счет политпросвета⁸, то есть за счет государственного бюджета.

Рассылая циркуляры об улучшении материального положения членов партии, ЦК требовал от губкомов отчетов об исполнении. В свою очередь губком добивался подобных же отчетов от укомов. В своем вторичном за ноябрь 1922 г. циркуляре губком предлагал укомам "сообщить и регулярно в будущем сообщать, что вами сделано в исполнение циркуляров Цека", в частности, "об улучшении материального положения коммунистов"⁹.

стр. 99

Для реализации этих указаний делалось все возможное. Например, членам местных парторганизаций выдавалось так называемое "материальное пособие" (обувь, одежда, ткань и т.п.). В октябре 1921 г. Главкожа ВСНХ отпустила губкому для партработников 800 пар обуви. В начале марта 1922 г. оргбюро губкома на своем заседании было занято тем, что распределяло по уездным парторганизациям 792 куска (39 421,5 аршина) мануфактуры (самой разнообразной: от драпа до бельевого ситца), полученной по накладной из ЦК РКП(б). Поделили ткань пропорционально количеству членов парторганизаций. Выдача "материального пособия" продолжалась и в дальнейшем, организационно совершенствуясь. Если в первой половине 1922 г. общие списки от партячеек поступали в Симбирский горком РКП (б) на рассмотрение его оргбюро, то после 12 июня было предложено подавать персональные заявления 15, 20 и 25 числа каждого месяца¹⁰.

В первые годы нэпа, особенно в голодающей Симбирской губернии, существенной привилегией являлось налаженное снабжение продовольствием. В январе 1922 г. оргбюро утвердило проект письма губкома в ЦК РКП(б) о "выяснении положения с хлебным фондом для нуждающихся членов партии Симбирской губернии". С пониманием отнеслось руководство губкома и к просьбе в мае 1922 г. начальника губотделения ГПУ К. Г. Хахарева о разрешении выдавать продукты сотрудникам из секретного фонда¹¹.

В отношении ответработников речь шла о предоставлении им не минимума, необходимого для выживания, а об обеспечении качественного питания. В июле 1922 г. президиум губисполкома поручил губпродкомиссару И. И. Тюрикову "изыскать и выделить продовольственный фонд на 50 человек для ежемесячной выдачи диетического пайка нуждающимся и больным ответственным работникам" ¹².

Материальную и продовольственную помощь коммунисты получали по льготным ценам. В начале февраля 1923 г. оргбюро губкома утвердило не только список сотрудников губкома "на распределение продуктов и предметов", но и их пониженную цену¹³.

Частенько партийные структуры перекладывали расходы по улучшению своего положения на советские органы. Ввиду переезда губкома и губисполкома в одно помещение оргбюро губкома, также в феврале 1923 г., постановило отнести "все расходы по отоплению, освещению, ассенизации, кроме ремонта помещения, непосредственно занимаемого губкомом, - за счет сметы губисполкома". Через губисполком оказывалась помощь "семействам погибших на фронтах членов РКП", студентам-коммунистам, обучавшимся в вузах (в основном в коммунистических университетах им. Я. М. Свердлова, Г. Е. Зиновьева), проезжавшим через Симбирск и. Сызрань "больным членам РКП и утерявшим документы" (это те, кто ехал на курорт и с курорта; а таких во второй половине 1923 г. в месяц набиралось до девяноста человек). Губисполкому все это обошлось в 2229 руб. золотом ¹⁴.

О здоровье работников партаппарата заботились парткомы всех уровней. В Симбирской губернии в апреле 1922 г. оргбюро губкома в разгар голода постановило в срочном порядке организовать для партийных, профессиональных и советских ответработников губернии "дом отдыха по типу санатория". ЦК РКП(б) в конце апреля циркулярно информировал губкомы о том, что "в целях улучшения здоровья партийных и профессиональных работников" на южных курортах страны выделены свыше двух тысяч коек. На специально отпущенные средства санатории были приведены в лучшее состояние, обеспечены продовольствием и всеми видами медицинской помощи. За симбирской парторганизацией было забронировано 50 мест. Проезд и дорожное обеспечение оплачивал губком. ЦК РКП(б) указывал (в июле, в октябре), что направляться на курорт должны "исключительно ответственные работники"¹⁵

Все более комфортными становились условия быта ответработника. Особое внимание уделялось улучшению жилищных условий. Еще до перехода к нэпу, в январе 1921 г., на общем собрании крестьянок и работниц текстиль-

стр. 100

ной фабрики села Ишеевки выступавшие работницы говорили, что члены фабричного комитета заботятся только о себе, "выбирают хорошие квартиры и переходят, и для себя возят воду". То же наблюдалось в губернском центре. В апреле 1922 г. заведующему жилищным подотделом губгоркоммунотдела пришлось в горкоме даже сказать: "Частенько случается так, что квартира достается не нуждающемуся рабочему, а другому по приказанию других" ¹⁶.

Еще более существенно улучшались жилищные условия местной руководящей элиты. В октябре 1922 г. секретарь губкома Попов предложил некоторым из ответственных работников губернии принять участие в коллективной аренде одного из национализированных домов. Для этого в центре города был намечен восьмиквартирный дом с 36 комнатами, с отдельными кухнями для каждой квартиры. Губком предполагал оборудовать дом всеми необходимыми удобствами, обставить мебелью. Если дом, приглянувшийся ответработникам, оказывался заселенным, то его освобождали от жильцов. В начале октября 1923 г. заведующий орготделом губкома РКП(б) Д. А. Ермолаев предложил начальнику губмилиции Н. Шарапову "выселить гражданина Набойщикова из флигеля, находящегося во дворе губкома РКСМ", так как "некоторые работники губкома РКСМ не имеют квартир". В конце месяца Шарапов отрапортовал об освобождении флигеля. Справедливости ради отметим, что бывший жилец не был просто выброшен на улицу: ему, видимо, предоставили квартиру из числа имевшихся в горкоммунотделе ¹⁷.

Партийные ответработники включались в льготные списки по оплате коммунальных услуг. В ноябре 1923 г. Ермолаев известил губисполком о том, что ответственного секретаря контрольной комиссии губкома В. И. Горячева "надлежит включить в список на уплату за коммунальные услуги не превышая 25%... и выдать удостоверение" ¹⁸.

У ответработников имелись возможности и по устройству своих детей в лучшие школы. В июне 1923 г. губком оказал содействие члену Симбирского укома РКП(б) Службину, стремившемуся пристроить сына в школу имени К. Маркса или в опытно-показательную школу¹⁹.

Ответработникам удавалось эффективно заполнить досуг. Для того, чтобы иметь возможность бесплатно смотреть кино в репертуарном 1922/23 г., заместитель заведующего агитпропом губкома РКП(б) Никутин, под предлогом установления партийного контроля, предложил арендатору кинотеатра "Экспресс" прислать ему сезонную контрамарку на два места²⁰.

Комплексным улучшением жизни партаппарата занимались комиссии взаимопомощи (КВ). Они создавались на местах по инициативе центра (после XI съезда РКП(б) при ЦК была создана комиссия содействия членам партии). Губернскую КВ в Симбирске, созданную в конце июня 1922 г., вследствие ее неработоспособности пришлось распустить, но в конце сентября была организована новая. Такие же комиссии создавались в губернии при укомах и горрайкомах. Задачей КВ было создание преимуществ для членов РКП(б), но прежде всего - для "комсостава партии". Оказываемая помощь могла быть "денежная, материальная или в виде содействия в получении каких либо льгот и преимуществ советских учреждений" и подразумевала внеочередное предоставление квартиры, оказание бесплатной медицинской помощи, определение вне очереди детей в школы и интернаты, получение усиленной собесской пенсии и т.п.²¹

Таким образом, в первые годы нэпа интенсивно шел процесс формирования системы материальных и бытовых льгот и привилегий для членов партии, и прежде всего для ее аппарата. Такая система, как предполагалось, в какой-то степени должна была оградить его от "гримас нэпа" (хозяйственного обрастания, самоснабжения, стремления иметь дополнительные доходы и прочего), тем самым препятствовать эрозии коммунистической идейности.

С либерализацией порядков, сложившихся в период "военного коммунизма", несколько изменилось понимание особенностей правового положения члена правящей партии. Циркуляром от 16 июня 1921 г. о взаимоотношениях партийных и судебно-следственных учреждений ЦК РКП(б) усилил

стр. 101

судебную неприкосновенность коммунистов (требование санкции местных парткомов прежде предания суду). На местах циркуляр (особенно пункт 5-й) истолковывали как основание для того, чтобы в определенных случаях уводить коммуниста от ответственности перед общегражданскими судами или даже поставить судебные решения в зависимость от мнения парткома. В результате, например, президиум Симбирского губисполкома, установив на своем заседании 21 сентября 1921 г. факт "расходования" Симбирским упосевкомом большого количества семенного зерна по сговору ответственных работников уезда (уисполкома, укома, сельских и волостных советов, совхозов), постановил "передать все дело о неправильном распределении 2235 пудов семенного зерна на распоряжение в Симбирский губком РКП", то есть в партийную, а не судебную инстанцию. Симбирский же уком вообще предлагал губкому прекратить следствие, наказав членов РКП (б), "злоупотребивших полученной семссудой", в партийном порядке, в отношении же беспартийных - "ограничиться прямо посадкой в Концентрационный лагерь без судов". Уком предлагал такой порядок в "интересах того, чтобы прекратить всю бучу, ибо она убийственно действует (против власти. - Л. Л.) ^.

"Недоразумения" на местах между парткомами и судебно-следственными органами (ЧК, особотделы, трибуналы, народные суды и т.п.) при возбуждении дел против коммунистов приобретали острый характер. В этом отношении примечательна ситуация, возникшая в связи с упомянутым уже делом о "распределении" семенного зерна между ответработниками Симбирского уезда. Тогда, после завершения заседания президиума, присутствовавший на нем инспектор ВЧК Пиянзин заявил, что он обо всем этом сообщит в ВЧК и поручит находящемуся в Симбирске уполномоченному ВЧК следить за тем, что сделает губком по данному делу, "дабы преступники не остались безнаказанными". В ответ председатель губисполкома, член бюро губкома Рейн "призвал к порядку" Пиянзина как члена РКП(б) и указал ему на "недопустимость установления контроля над губкомом в каких бы то ни было случаях, ибо губком отчитывается в своих действиях перед ЦЕКА РКП, а не пред ВЧК" ²².

С протестом против циркуляра ЦК РКП(б) от 16 июня выступил и Наркомюст. Народный комиссар юстиции Д. И. Курский просил исключить из циркуляра 4-й и 5-й параграфы. Председатель Совнаркома В. И. Ленин также полагал, что "§§ 4 и 5, по-моему, вредны" ²³. Таким образом, внимание руководства партии было привлечено к принципиальной стороне вопроса. В ноябре Оргбюро ЦК утвердило измененный циркуляр. Однако в новом варианте секретного циркуляра ЦК РКП(б) за подписью В. М. Молотова, полученном Симбирским губкомом, смещение акцентов по сравнению с летом 1921 г. оказалось незначительным. Подтверждая положение о двойной ответственности коммунистов, ЦК подчеркивал, что "за свои преступления каждый коммунист отвечает прежде всего перед партией". Арест коммунистов мог производиться лишь по ограниченному кругу дел. Главное же - изменения не коснулись пункта 5-го. Партийный комитет был "обязан в течение трех суток со дня получения дела (коммуниста. - Л. Л.) иметь суждение, причем мнение Комитета о направлении и судебном решении по делу есть партийная директива работникам-коммунистам судебно-следственного учреждения". 6-й пункт циркуляра, предоставляя судебно-следственному учреждению возможность "обжаловать решение и передать дело в вышестоящую судебно-следственную и партийную инстанцию", все же не устранял вмешательство парткома.

Этот циркуляр-инструкция (N 153/с) регулировал взаимоотношения между парткомами и судебно-следственными органами, действовавшими на одной территории: уком - уездное юридическое бюро, политбюро и т.п.; губком - губревтрибунал, губчека, губсовнарсуд и т.п. Действия волостных комитетов РКП(б) в их отношениях с судебно-следственными органами требовали санкции укомов, но и до получения такой санкции решения волкомов (например, о поручительстве для освобождения коммуниста из-под аре-

стр. 102

ста, о своем мнении по делу коммуниста) были обязательны для местных судебно-следственных учреждений. Положения циркуляра распространялись и на взаимоотношения парткомов с военными трибуналами, особыми отделами ²⁴.

Таким образом, и после корректировки циркуляра для коммунистов партийный суд оставался основным, партийная инстанция по-прежнему ставилась над судебной. Функции же парткомов в их отношениях с судебно-следственными органами оставались директивными.

Однако, оценивая, этот вопрос как "чисто политический", Ленин перенес его в политбюро. В результате в начале января 1922 г. новым циркуляром был отменен циркуляр от 16 июня 1921 года²⁵.

Январский циркуляр, подписанный секретарем ЦК Молотовым, наркомюстом Курским и председателем Верховного трибунала Н. В. Крыленко, требовал "усилить ответственность членов руководящей партии в случае совершения ими проступков, подлежащих ведению суда гражданского". "Каждый коммунист за свои проступки, нарушающие законы Республики", подлежал "и суду общегосударственному и суду партийному". Таким образом, член партии, "совершивший общегосударственный проступок", предавался "суду народного суда или ревтрибунала... на общих со всеми гражданами основаниях".

Поэтому в новом своем циркуляре ЦК предлагал руководствоваться следующими положениями. "При возбуждении дел против коммунистов судебно-следственные учреждения должны в течение 24 часов ставить в известность местный партийный комитет". Арест коммунистов до суда и в порядке предварительного следствия мог производиться так же, как и в отношении других граждан. При этом не позднее чем через сутки полагалось известить соответствующий уком или губком; местные партийные комитеты могли затребовать сведения о характере дела и ознакомиться с ним. В случае возбуждения следствия в отношении ответственных коммунистов или раскрытия преступной деятельности большинства членов местного партийного комитета дело передавалось в вышестоящую судебно-следственную и партийную инстанции. Согласно пункту 4-му циркуляра член РКП(б) освобождался от ареста в случае поручительства не менее чем трех членов партии, получивших на это санкцию губкома.

Пункт 5-й циркуляра лишал мнение парткома значения "партийной директивы для работников-коммунистов судебно-следственных учреждений". Теперь устанавливалось, что "по возбужденным в следственном или судебном, уголовном и общегражданском порядке делам против коммунистов" партийный комитет лишь только "сообщает следственным и судебным учреждениям те обстоятельства и данные, которые могут иметь значение для освещения дела и личности привлекаемого к следствию и суду коммуниста". Таким образом, директивного статуса по отношению к судебно-следственным органам парткомы все же лишились, пользуясь правом лишь оказывать содействие и, пожалуй, еще правом контроля.

Циркуляр также разъяснял, что "на основании п. 9 резолюции X съезда РКП о контрольных комиссиях... последние имеют безусловное право осмотра всех дел против коммунистов, как находящихся в производстве, так и законченных производством или следствием"²⁶.

Взаимоотношения между парткомами и судебно-следственными органами по поводу привлечения к судебной ответственности коммунистов были глубоко законспирированными. Совершенно секретно проходило, например, 30 августа 1922 г. заседание оргбюро Симбирского губкома. На нем слушалась информация председателя губревтрибунала Соснина о привлечении к предстоящему судебному процессу (о состоянии общежития для голодающих в Симбирске) троих коммунистов. Вместе с другими работниками губсобеса они обвинялись "в халатном отношении к своим служебным обязанностям и злоупотреблении своим положением в момент наплыва голодающих в 1921 г. и в первой половине 1922 года".

стр. 103

При невозможности увести коммунистов от ответственности судебные органы получали от парткомов директиву снизить общественную значимость их преступлений, смягчить степень наказания. Заслушав сообщение председателя губревтрибунала, оргбюро постановило "предложить т. Соснину: судебный процесс проводить, но, принимая во внимание страшную картину бедствия в условиях голода - огромный наплыв беженцев, крайнюю скудость материальных ресурсов и малоопытность товарищей в советской работе, найти смягчающие вину обстоятельства". И губревтрибунал, видимо, найдя такие обстоятельства, осудил "товарищей" "условно без лишения гражданских прав". Не был суровым и суд партийный. Губернская контрольная комиссия 30 сентября 1922 г., признав их виновными, "с точки зрения партийной этики, в халатности и злоупотреблении" и отметив недостаток у них инициативы и решительности, всего лишь "поставила" им "на вид"²⁷.

Так же "решительно" поступила ГКК и в конце октября 1922 года. Тогда по делу о самосуде ("избиение поджигателей, которые производили поджог исключительно дворов коммунистов") к судебной ответственности могли быть привлечены почти все члены Нагаткинской волостной организации РКП(б) (Симбирский уезд). Предварительно парткомиссия решила "выяснить вопрос" с Сосниным, ставшим к этому времени губернским прокурором. Сама же, признавая "поступок членов РКГТ(б) как ненормальный", оправдывала самосуд коммунистов тем, что он "был вызван крупнейшим преступлением со стороны поджигателей"²⁸.

Лишь строгий выговор получил от ГКК в сентябре 1922 г. военком Сызранского уезда Козлов за убийство красноармейца, который, видимо, помогал бывшему военкому при перевозке вещей к поезду на железнодорожную станцию. Оказалось, что военком всего лишь неосторожно обращался с оружием: спустил курок, не убедившись, что карабин заряжен. (Хотя, возможно, у партийца и революционного бойца просто "не выдержали нервы" из-за нерасторопности красноармейца.) Оргбюро губкома вполне согласилось с таким решением ГКК²⁹.

Тогда же, в сентябре, ГКК рассмотрела дело 23 ответработников губкоммунотдела, обвиненных в "халатном отношении, бездействии власти и злоупотреблении властью" в мае-июне 1922 года. Однако парткомиссия, учитывая разные смягчающие вину "товарищей" обстоятельства, а главное - то, что оглашение дела в суде "будет иметь отрицательное политическое значение", порекомендовала комфракции губисполкома "не передавать дела в суд, а произвести к виновным административное взыскание. В партийном же порядке всем членам РКП... сделать выговор за разгильдяйство"³⁰.

Такого рода практика ведения дел членов РКП(б) сложилась, видимо, уже к середине 1922 года. Но во второй половине года она продолжала совершенствоваться. Если в начале августа бюро Симбирского горкома РКП(б) считало само собой разумеющимся, что "всякое ведение дел на членов партии производится с ведома горкома", то к концу года под контроль парткомов ставилась работа и контрольных комиссий. 11-я губпартконференция (декабрь 1922 г.) предложила новому составу губкома "обязать ГКК, во исполнение циркуляра ЦК, по получении дел на членов РКП выносить свои предварительные решения, о чем ставить в известность заинтересованные парткомы"³¹.

Впрочем, и сама ГКК шла навстречу парткомам. Например, "ввиду хороших отзывов Симбирского укома" о Казилове, Круглове и Трофимове, исключенных из РКП(б) губпроверкомом за пьянство и злоупотребление своим положением, ГКК в апреле 1922 г. разрешила укому использовать их на ответственных советских постах³².

По мнению секретаря губкома Попова, высказанному им на 11-й губ-партконференций, ГКК при исключении ответработников прежде всего должна задаваться вопросом: кто будет работать в случае исключения? Его "прагматичный" подход состоял в том, что "надо для работы использовать каждую интеллигентную силу каждого товарища, могущего работать, и лишь выжав из него все, выбросить, если он уже совсем плохой коммунист"³³.

стр. 104

В 1923 г. губком и губпрокуратура продолжали отрабатывать механизм особой подсудности для членов партии. С этой целью губ прокурор (с 1 апреля 1923 г. - Татаркин) направил всем своим помощникам (7 марта) и всем народным и старшим следователям губернии (5 июня) секретные циркуляры о порядке привлечения к судебной ответственности членов РКП(б). О проделанной работе Татаркин доложил губкому секретным письмом 9 октября³⁴.

Совершенствование этой практики выразилось в особом подходе к делам ответственных работников, прежде всего секретарей губкомов. 16 марта 1923 г. состоялось секретное постановление оргбюро ЦК РКП (б о порядке привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов (на заседании оргбюро ЦК об этом докладывали Н. В. Крыленко и Л. М. Каганович). Оргбюро ЦК указало, что "во всех случаях возбуждения уголовного преследования против ответственных секретарей губкомов судебно-следственные органы обязаны сообщать все имеющиеся материалы по делу губернскому прокурору, который по личном просмотре материалов с своим заключением и не производя по делу никаких следственных действий, обязан ранее чем дать делу законный ход направить таковые материалы и свое заключение прокурору Республики на распоряжение и для согласования с ЦК РКП"³⁵.

Разбором дел других местных ответственных работников - членов партии (губернского и уездного масштаба) занималась специальная губернская Комиссия по рассмотрению судебных дел об ответственных работниках коммунистах, или Комиссия по рассмотрению дел привлеченных к суду ответработников. (В отношении остальных членов РКП (б) дела рассматривались в общем порядке.)³⁶

О необходимости создания такой комиссии говорилось в секретном циркуляре ЦК (за подписью секретаря ЦК В. В. Куйбышева) от 9 января 1923 года. Опыт последнего времени показал, говорилось в циркуляре, что привлечение коммунистов к суду, особенно коммунистов-хозяйственников, заканчивается оправдательными приговорами или такими, как вынесение порицания, выговор, постановка на вид. Суды учитывали, что "сложность хозяйственной обстановки создает в случае неумелого подхода хозяйственников к делу факты разрушения хозяйства без наличия со стороны хозяйственников злого умысла". Сам же "факт привлечения наших ответственных товарищей к суду и фигурирование их на "скамье подсудимых" не могло [не] переживаться ими чрезвычайно тяжело и с этой точки зрения находилось в противоречии с принципом экономии людей и сил при дальнейшем их использовании".

Для того чтобы избавить их от переживаний в будущем, ЦК РКП(б) и предлагал, в развитие своего циркуляра от 4 января 1922 г. о порядке привлечения коммунистов к судебной ответственности, организовать при губкомах временные комиссии. На комиссии возлагалось "заслушивать доклады губпрокуроров по существу дел, возбуждаемых против всех ответ, коммунистов, особенно хозяйственников". Хотя заключения комиссии "обязательной силы для судебных органов не имеют", однако губпрокуроры должны были, как отмечал циркуляр, учитывать "сообщаемый материал для наиболее правильного и целесообразного подхода к делу при его дальнейшем направлении"³⁷.

В состав губернской Комиссии по рассмотрению дел привлеченных к суду ответработников в апреле-мае 1923 г. входили: члены оргбюро губкома РКП(б) Попов (секретарь губкома), Рейн (председатель губисполкома), Ермолаев (заведующий организационно-инструкторским отделом губкома), Скурлов (председатель губпрофсовета); губпрокурор Татаркин, его заместитель Никитин; врид начальника губотдела ГПУ Юраж; председатель губсуда Гринберг. Вся ее деятельность проходила под грифами "секретно" и "совершенно секретно". Это и неудивительно, исходя из характера дел, которые комиссия рассматривала, и решений, которые принимала. 2 апреля она заслушала результаты следствия о "правонарушении" главы губрозыска Крутилина и сочла целесообразным "дело для судебного разбирательства не передавать, а направить в ГКК для рассмотрения в партийном порядке". Ко-

стр. 105

миссия исходила из того, что преступление начальника губрозыска "не носит корыстного характера, притом совершенное в 1921 г. в условиях борьбы с бандитизмом, и что в тот период времени требовалось некоторое поощрение сотрудников в целях скорейшего искоренения бандитизма, и имея в виду его безупречную, неутомимую деятельность в органах дознания с 1918 г. и учитывая также то, что деяния т. Крутилина подходят под амнистию ВЦИК 21 и 22 г."³⁸.

Более сурово 5 мая комиссии пришлось подойти к оценке ответственности бывшего начальника губмилиции Щипучинина и бывшего заместителя полномочного представителя РСФСР при АРА (American Relief Administration) Бренинга. Они обвинялись в халатном отношении к своим служебным обязанностям и превышении власти, как члены комиссии губисполкома по приемке сгоревшего во время пожара на складах АРА имущества и продовольствия. По сути, они обвинялись в хищении продуктов (сахара и др.). "Принимая во внимание тяжесть совершенных проступков", а также, видимо, международный аспект дела, комиссия была вынуждена "признать необходимым дело направить в общесудебном порядке"³⁹.

Так же и дело бывшего председателя правления Губинтегралсоюза Разинова и члена правления Соколова по обвинению в ряде должностных преступлений комиссия, учитывая "серьезность совершенных деяний", решила рассмотреть на общих основаниях в "срочно-судебном порядке". Однако предусматривалось, чтобы еще до суда ГКК решила вопрос об их пребывании в рядах РКП(б)⁴⁰.

Впрочем, даже передав дело ответработника на рассмотрение суда, комиссия могла распорядиться о прекращении его. Так она поступила, например, при решении вопроса о привлечении к суду за халатное отношение к служебным обязанностям при постройке картофелехранилища бывшего губпродкомиссара Вахатова. Комиссия усмотрела, что его поступки не носили "личного и корыстного характера", а "халатность имела место в период революционной работы губпродкома".

Таким же образом было решено дело и другого бывшего губпродкомиссара Райхмана, обвиненного с группой "товарищей" (в нее входило восемь человек, среди которых был и Вахатов) в халатном отношении к своим служебным обязанностям. В этом случае комиссия учла то, что "преступление совершено в 1921 г. и что таковое [дело]... подлежит амнистии.., а также безупречную и добросовестную работу всех привлеченных по делу обвиняемых в настоящее время"⁴¹.

Таким образом, уже в первые годы нэпа усиленно шел процесс формирования системы не только социально-экономических, но и правовых привилегий для членов правящей партии, и прежде всего для занимавших ответственные должности (номенклатуры). Эта система способствовала укреплению и дальнейшему усилению иерархичности партаппарата. Одновременно она порождала карьеризм, культ начальника, вела к превращению партийно-советской бюрократии в особую касту в советском обществе.

Примечания

1. Центр документации новейшей истории Ульяновской области (ЦДНИ УО), ф. 1, оп. 1, д. 598, л. 27об.; д. 590, л. 247об.; д. 615, л. 122; д. 593, л. 9об.; д. 583, л. Пбоб.

2. Там же, д. 615, л. 41об.; д. 588, л. 28об.

3. Там же, д. 445, л. 21об., 37об.; д. 495, л. 19, 44.

4. Там же, д. 495, л. 19; д. 590, л. 247об.; д. 590, л. 77.

5. Там же, д. 600, л. 140, 144; д. 625, л. 114.

6. Там же, д. 590, л. 247; д. 588, л. 46об.

7. Там же, д. 433, л. 45; д. 497, л. 9.

8. Там же, д. 438, л. 13, 14об., 15.

9. Там же, д. 345, л. 92.

10. Там же, д. 301, л. 71; д. 444, л. 66, 67; д. 474, л. 76 - 79, 82 - 83об., 94, 98.

стр. 106

11. Там же, д. 444, л. 29об., 103.

12. Там же, д. 495, 31.

13. Там же, д. 588, л. 21.

14. Там же, л. 21об.; д. 600, л. 159, 174, 174об., 193 - 194.

15. Там же, д. 444, л. 94; д. 459, л. 81; д. 433, л. 106, 171.

16. Там же, д. 414, л. 36; д. 474, л. 1б9об.

17. Там же, д. 459, л. 188; д. 613, л. 52, 55.

18. Там же, д. 607, л. 101.

19. Там же, д. 600, л. 142.

20. Там же, д. 445, л. 86об.

21. Там же, л. 40, 55; д. 442, л. 78; д. 447, л. 35об.

22. Там же, д. 316, л. 113, ПЗоб., 114об., 115.

23. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч. Т. 44, с. 243, 563.

24. ЦДНИУО, ф. 1, оп. 1, д. 433, л. 226.

25. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч. Т. 44, с. 563.

26. ЦДНИУО, ф. 1, оп. 1, д. 433, л. 3.

27. Там же, д. 445, л. 36; д. 518, л. 60.

28. Там же, д. 518, л. 73об.

29. Там же, д. 447, л. 41; д. 445, л. 55об.

30. Там же, д. 447, л. 41.

31. Там же, д. 474, л. П4об.; д. 438, л. 16.

32. Там же, д. 518, л. 27.

33. Там же, д. 438, л. 10.

34. Там же, д. 614, л. 184.

35. Там же, л. 182.

36. Там же, л. 1,2, 2об.

37. Там же, д. 580, л. 3.

38. Там же, д. 614, л. 1, 2.

39. Там же, л. 2, 6.

40. Там же, л. 2об.

41. Там же, л. 2, 2об.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Л. Н. ЛЮТОВ:

Комментарии: