Снега в Гималаях бывают золотыми. На станции рейсовых автобусов в городишке Кейлонг, что в самом сердце Северных Гималаев, в долине Лахуль, я однажды видел это ослепительное червонное золото. Туманные сумерки раннего утра, черная грязь разбитой автобусными колесами горной дороги, глухой шум прогреваемых двигателей, кучи багажных тюков на крышах безрессорных си-небортных машин. Темнобородый водитель в неопрятной, наспех повязанной чалме допивает чай с молоком из маленького замусоленного стакана, косится на толпу ожидающих посадки пассажиров, среди которых выделяются "белыми воронами" несколько европейцев. Здесь внизу, в предрассветных сумерках среди шума моторов и приглушенных людских голосов начинается еще один день жизни. Но стоит поднять глаза и взглянуть выше автобусных крыш и багажного скарба - и откроется вечность. Купола снегов и застывшие ледниковые прогалины на окружающих городок вершинах - черные в непроглядном ночном небе - вдруг начинают розоветь под лучами встающего солнца, а спустя минуты уже слепят цветом драгоценного металла с кровавым отливом. Дневной свет делает их кристально белыми, местами одетыми в кучевой облачный туман, подвижный и прозрачный в солнечном бирюзовом небе.

"Все дороги ведут в Индию..." - заметил когда-то известный английский писатель Р. Киплинг. Так получилось, что в Индии оказался и я - профессиональный китаист, посвятивший годы изучению Китая и неоднократно бывавший в разных уголках Поднебесной, но никогда и не помышлявший о пыльных удушливых дорогах равнин Индостана и о кроваво-снежных рассветах долины Лахуль, куда попал по приглашению моих российских и индийских друзей и коллег...

В ДОЛИНЕ КУЛУ

Дорога в Гималаи пролегала через Чандигарх - административный центр двух северных штатов Индии Пенджаб и Харьяна.

Там ранним утром мы пересели на автобус, который отправлялся

стр. 62

дальше на Северо-Восток, в Кулу - долину в гималайских предгорьях. Индийские местные рейсовые автобусы, как правило, представляют собой крашеные в синий цвет машины с приспособлением для перевозки багажа на крыше. В салоне - узкие сидения с низкими спинками, рассчитанные не на комфорт, а на то, чтобы перевезти за один раз возможно большее количество людей.

В предрассветной тьме мы миновали широкие и прямые улицы Чандигарха и к восходу солнца начался подъем в предгорья Гималаев - высокие скалистые отроги желтого песчаника, покрытые яркой зеленью кустарников и лесов, сжимающие густо бирюзовые изгибы реки. Твердое покрытие шоссе осталось позади. Теперь дорога представляла собой песчано-гравийный серпантин, петляющий глухими поворотами между пропастью и нависающим со склона кустарником. Навстречу то и дело попадались пестро раскрашенные, увешанные бисером и цветной тканью грузовики - единственный хозяйственный транспорт, соединяющий высокогорье с равниной и доставляющий жителям Гималаев продукты, воду и топливо. Узость дороги всякий раз превращала разъезд нашего автобуса с таким грузовиком в маленькое, но порой острое приключение. Чтобы определить, есть ли кто за глухим скальным поворотом и одновременно оповестить о себе, наш водитель - молодой сикх в черном тюрбане - каждый раз отчаянно жал на клаксон. Из-за поворота ему отвечал рев грузовика и тут же показывался его плоский оранжевый нос, качающиеся гирлянды талисманов и озабоченные лица водителей. Пару раз ширины дороги с трудом хватило для разъезда, автобус в какой-то момент чуть ли не завис над обрывом, но все обошлось, благодаря мастерству нашего шофера. Чем выше и круче петлял серпантин, тем меньше становилась скорость автобуса. Она не превышала 10-12 километров в час.

В небольших селениях автобус останавливался у придорожных лавок, где можно было выпить чай с молоком из маленького граненого стакана, купить бутылку воды и пачку орехов. В дороге заметно менялся этнический состав наших попутчиков. Автобус постепенно заполнялся представителями горных племен со скуластыми острыми чертами лица, одетыми в глухие синие или коричневые халаты и с неимоверным числом металлических украшений - серьгами, браслетами, кольцами.

Значительно изменился и внешний вид придорожных поселков. Панельные или кирпичные домики на равнине уступили место глинобитным или сложенным из необтесанного камня жилищам с деревянными навесами. На террасах под навесами мычала привязанная скотина, сидели, завернувшись в халаты и тряпье, чумазые ребятишки.

В городок Кулу, прижатый горной тесниной, покрытой хвойным лесом, к каменистому берегу одноименной реки, мы добрались .перед сумерками. После многочасовой жесткой тряски в автобусе пеший подъем от реки в деревушку Наггар позволил размять ноги и отдышаться прохладой чистого горного воздуха. Миновав несколько древних индуистских святилищ, оказались на центральной улице. Название Наггар неразрывно связано с именем семьи Рерихов. Здесь жили Николай Константинович и - позднее - Святослав Николаевич. Здесь же, в Нагга-ре, скончался и по индийскому обычаю был кремирован Николай Константинович. Ныне дом Рерихов превращен в музей, заботливо оберегаемый бывшей секретаршей Святослава Рериха Урсулой и ее индийским коллегой Махишвари.

Наггар растянулся километра на полтора по склону горного хвойного леса, уходящего вниз вдоль широкого и шумного потока, разделенного каменистыми мелями на несколько русел. Резная деревянная веранда маленькой гостиницы под названием "Замок", где мы остановились, нависала над отвесным склоном горы Наггар, над святилищами и шоссе, над пенистыми руслами потока. Ранним утром легкие кучевые облака стелились ниже лесистых вершин, давая бодрящую прохладу, защищая от встающего и уже жаркого солнца. А когда облач-

стр. 63

ныи туман уходил, то к востоку от Наггара, на фоне изменчивых серо-синих небес открывались блистающие снегами и темнеющие ледниковыми впадинами вершины высочайших на Земле гор.

На следующее утро мы стояли в доме Рерихов перед галереей картин старшего из семьи - всемирно известного Николая Константиновича. К его художественному творчеству я был неравнодушен еще со времен посещений рериховских залов московского музея искусства народов Востока в школьные годы. Здесь же, в Наггаре, посетитель видит рисунки, создающие образ наскального монастыря в снегах или холмистой монгольской степи.

В древнем индуистском храме на вершине скалистой горы над Наггаром, куда мы с помощью местного паренька добирались через густой сосновый лес, перепрыгивая маленькие водопады, девушка-смотритель в ярко-розовом сари рассказала, что одновременно с заботой о святилище она изучает компьютеры и готовится к экзамену в техническом колледже Кулу. Наш маленький темнокожий проводник тем временем, отложив в сторону холщовую сумку с учебниками, - он шел в школу - наслаждался перед входом в храм отварным рисом с бобовой подливой, разминая эту бело-желтую массу пальцами и запивая парным молоком из высокого жестяного стакана.

Ранним утром следующего дня мы покинули Наггар. Последним перед гималайским высокогорьем пунктом нашего путешествия по долине Кулу был городок Манали у подножия снежнего перевала Рохтанг. Центральная улица Манали -пестрое чередование ресторанчиков, постоялых дворов, фотомастерских и сувенирных лавок - лежит между небольшим городским автовокзалом и несколькими ламаистскими храмами, которые выделяются загнутыми по углам желтыми черепичными крышами на фоне сочной зеленой хвои уходящих вверх по склонам лесов. Здесь впервые за время путешествия по Северной Индии мы увидели открыто выставленные на алтарях портреты Далай-ламы и призывы к созданию независимого тибетского государства: "Free Tibet!".

В ГИМАЛАЯХ

Постепенно менялся цвет неба и местности. Солнечно-бирюзовый, окруженный встающими по горам сухими сосновыми лесами Манали остался позади и далеко внизу. Небо стало облачно-серым, а горы безлесными с темными скалистыми уступами, вздымающимися из ползущих вверх травянистых склонов. Снегов не было видно, но все чаще срывались с уступов вниз белые полоски водопадов, указывая на близость тающих ледников. С надрывным гулом мотора автобус упорно преодолевал ведущий вверх серпантин, крутые повороты которого порой заставляли машину разворачиваться почти в противоположном направлении. Кустарник вдоль дороги сменился каменистым бордюром, исчез травянистый альпийский ковер. По-

стр. 64

крытая огромными валунами и щебнем плоскогорная ложбина перевала под низким облачным небом являла собой уныло настораживающее зрелище. Мотор перестал надрывно реветь: машина начала спуск с перевала Рохтанг в долину Лахуль - сердце Северных Гималаев. Тяжелые снега ложатся на валуны Рохтанга в конце октября и на восемь месяцев делают долину Лахуль полностью оторванной от внешнего мира.

Дорога шла теперь вдоль русла мутного потока, на противоположном берегу которого виднелись глинобитные домики. Уже в глубоких сумерках автобус прибыл в городок Кейлонг - своего рода столицу долины Лахуль. Запомнились длинный спуск по неровной каменной лестнице от автостанции, лай бездомных собак, немощеные улицы, двух-трехэтажные жилые строения с навесами и ярко освещенными промтоварными и продуктовыми лавками. Воспользовавшись любезным предложением одного из наших попутчиков - индуса-чиновника, занимающего какую-то административную должность в Кейлонге, остановились в местном общежитии для командировочных, номер которого ничем не отличался от комнаты в гостинице для туристов.

Утром растаявший за окнами густой туман обнажил снежные вершины, оказавшиеся теперь совсем близко.

В тот день на рейсовом автобусе мы совершили вылазку из Кейлонга в два других относительно крупных населенных пункта долины Лахуль -Удайпур и Трилонгнад. Помню храм в Трилонгнаде - глинобитную ступу за обрушенным кирпичным забором, дрожащие на ветру бесчисленные полоски цветной ткани, привязанные к длинным веревкам, свисающим с вершины ступы, силуэты безлесных горных уступов и крупные холодные капли дождя, покрывающие серые стены и крышу храма влажными темными пятнами.

Вечером прошлись по центральной улице Кейлонга - неровной, топкой от дождя колее, петляющей между магазинчиками, лавками и мастерскими с развешенными в них шерстяными свитерами и полотняными рубахами, грудами фруктов и овощей, лотками с зажигалками, батарейками, сигаретами и виски.

Ранним утром следующего дня отправились в Великие Гималаи. Нам предстояло преодолеть перевал Кунзум, а это почти пять тысяч метров над уровнем моря - самое высокое место в Гималаях, доступное для автотранспорта. Ночлег планировали в городке Каза, в восточных отрогах Гималаев в долине реки Спити - индийской части Тибета -примерно в 30 километрах от границы с Китаем.

Автобус оказался полупустым. Он медленно двинулся по серпантину высокогорного пути, местами напоминающего пробитый в скальной породе коридор: уступчатая стена горы слева нависала над машиной каменной крышей, справа в крутой теснине гудел и пенился поток воды с тающих ледников. Время от времени скала отступала и дорога шла по плоскогорью, покрытому валунами, потом снова превращалась в узкий, с глухими поворами серпантин. Несколько раз мы останавливались: дорогу преграждали отары овец.

Теперь нас со всех сторон окружали снежные горные цепи. К полудню они стали видны целиком -от темно-песчаного подножия до блистающих кристальной белизной вершин. Перед началом подъема на перевал Кунзум автобус сделал короткую стоянку у небольшого святилища.

Серпантин сразу взял круто вверх, и через полчаса в окно автобуса уже в буквальном смысле не было видно земли. Колеса машины шли по краю обрыва, дно которого не просматривалось, так что ощущение твердой почвы под ногами исчезло. Реальными были лишь кусок голубого неба и дрожащие - в такт трясущегося автобуса - крутые склоны противоположной горы. Создавалось впечатление полета на дребезжащем самолетике в горной местности. Часа через два такого пути мы наконец вырулили на плоскогорье вершины, где автобус притормозил. В ложбине перевала, среди валунов и крупного щебня приютилась одинокая буддийская ступа. За ней, по ту сторону бездонной пропасти, уже почти вровень с нами блистала снегами цепь огромных гор. А за нашими спинами, вдоль по ложбине открывалась величественная панорама множества хребтов разной высоты и окраски -от серых до темно-бордовых, покрытых снежными сугробами вершин и одиноких зубчатых скал, теряющаяся в дымке необозримого горизонта. Там, на востоке, Тибет...

В пятом часу вечера спустились с перевала Кунзум в долину реки Спити. И вновь поразила перемена ландшафта, архитектуры, внешнего вида новых попутчиков. Уже совсем явственно ощущалось дыхание Тибета. Снежные вершины, окружавшие долину Лахуль, здесь, в долине реки Спити, отступили, образуя широкую равнину с одинокими скалистыми выступами песчаника, которым вечный в этих краях ветер придал причудливые очертания. Потом открылись отроги плоскогорья, кое-где выветренные в форму крепостных бастионов. Темные точки парящих в небе орлов завершали эту романтически- величественную, в чем-то чуждую человеку картину.

Немногочисленные селения, лепившиеся по низинам вдоль пыльной дороги, отличались характерно тибетской застройкой: глухие глинобитные стены желтоватого или серого цвета с маленькими квадратными слепыми окнами и плоской крышей главного дома во внутреннем дворике. Перед запертыми, неплотно сбитыми дощатыми воротами бродили лохматые черные собаки.

Очередные пассажиры автобуса, загрузившие его почти полностью на первой же после перевала остановке, говорили между собой по-тибетски. Бросались в глаза их обветренные скуластые лица, косы и яркие платки у женщин, длинные халаты и ватники у мужчин. Удивило обилие у местного населения китайской зимней воинской одежды -длинных зеленых ватных пальто со звездами на золоченых пуговицах, но, конечно, без знаков различия. Попытки выяснить, откуда эта армейская экипировка, успехом не увенчалась. Впрочем, высокая степень коммерческой активности китайской армии в последние годы достаточно хорошо известна.

В отличие от равнинной Индии и гималайских предгорий местное население не обращало на нас почти никакого внимания, хотя светлокожие иностранцы в этом краю гораздо большая редкость, нежели в Дели или в долине Кулу.

Минут через тридцать слева по ходу автобуса открылась картина, которую мне до сей поры доводилось видеть лишь на рериховских полотнах: прилепившийся над долиной к стене плоскогорья наскальный монастырь. Подпираемый темной громадой тяжелых валунов, он зиял многочисленными проемами глубоких черных окон под уступами навесов-крыш, выступающих кусками твердой породы из зыбкого песчаника. Это был ламаистский монастырь Ки, история которого насчитывает более семи сотен лет. Он служил воротами в тибетский городок Каза.

Сама Каза предстала глинобитным поселком в узкой треугольной расщелине между сходящимися крутыми склонами гор и гремящим потоком реки Спити. В каменистом ручье, впадающем в Спити, полоскали белье местные домохозяйки, а неподалеку буквально стаями бродили, роясь в мусоре, дикие собаки. Ручей

стр. 65

разделял городок на две части. По левую сторону на постоялом дворе под названием "Снежный лев", где не было электричества (зато имелись свечи), а воду нагревали на открытом огне ведрами по индивидуальным заказам посетителей, мы и остановились. На противоположной стороне располагались ламаистский храм - белостенное квадратное сооружение под плоской крышей, а выше, в горном провале, индуистское святилище с каменной скульптурой Ганешы, бога мудрости, сына бога Шивы. Он представляет собой эдакое человекообразное существо с головой и хоботом слона и в извечно добродушном расположении духа.

Ранним утром мы выехали рейсовым автобусом из Казы в местечко Табо, где расположен буддийский монастырь с более чем тысячелетней историей.

За обожженными солнцем глинобитными стенами монастыря стояло несколько полуразвалившихся ступ, действительно производивших впечатление очень глубокой древности. У подножия каждой из них лежали грудами плоские серые камни с выбитыми изображениями Будды и молитвенными заклинаниями. В темном и прохладном главном святилище, расписанном фресками и убранном красной тканью, стоял на коленях в медитации одинокий мужчина в желто- бордовом монашеском одеянии. Из открытых окон низкого здания школы при монастыре слышались детские голоса: монах-тибетец вел урок английского языка для местных ребятишек.

Осмотрев монастырь, мы предполагали отправиться дальше, в предгорья, в городок Реконг-Пео, откуда уже выехать в Симлу (Шимлу) -бывшую летнюю столицу британской Индии.

В автобус до Реконг-Пео втиснуться не удалось. Салон был настолько переполнен местными пассажирами, что нам с багажом не представлялось возможным чисто физически трястись в нем еще полсуток. Пришлось вернуться обратно в Казу и вновь устроиться в "Снежном льве". Тем же вечером, не теряя времени, наняли джип и посетили наскальный монастырь Ки. Помню пеший подъем по грудам валунов к главным воротам, закопченные стены монашеской обители, неизменные портреты посетившего некогда монастырь Далай-ламы на алтаре молельного зала с маленькими оконными проемами, закрытыми красными деревянными ставнями. Несколько монахов и служителей монастыря проводили нас до спуска к дороге.

Предпринятая на следующее утро еще одна попытка уехать из Казы в направлении Симлы вновь оказалась неудачной. Спустя почти четыре часа автобус был остановлен в совсем крошечной деревушке, где, как выяснилось, располагался пункт пограничного контроля. Нам было заявлено, что все иностранцы, покидающие пограничную зону Индии с Китаем, обязаны иметь специальное разрешение, которое выдается лишь полицейско-пограничным управлением в Казе... Об этом мы услышали впервые. Предстояло опять вернуться на шумные берега реки Спити.

Военные пришли на помощь, предоставив нам джип, который довез нас до Табо, откуда мы вернулись в Казу на микроавтобусе в сопровождении чиновника - начальника департамента местной ирригации. За строго вегетарианским обедом (рис, бобы, простокваша и пресные лепешки), которым любезно угостил нас шеф ирригации и на котором присутствовали представители местной администрации, нам было сказано, что строгие меры предосторожности вполне оправданы, учитывая неспокойную ситуацию в приграничных районах. Возразить было нечего. Беседовали на английском, что, конечно, было удобно для меня, хотя мои европейские спутники владели хинди, и я бы не возражал, если бы разговор шел на этом языке, близком большинству сидящих за столом. Но, насколько я смог заметить, в Индии общение европейцев с местными официальными лицами или деловыми партнерами на английском языке демонстрирует высокий социально-образовательный статус каждой из сторон. В более знакомом мне Китае обращение к собеседнику по- английски будет, скорее всего, в принципе воспринято как постыдное незнание иностранным "варваром" великого и могучего языка Срединной Империи.

На пути в Казу наш новый знакомый рассказал, что гималайское высокогорье - один из наиболее бедных районов Индии. "Впрочем, - заметил он тут же, - наш народ счастлив. Люди верят в карму, в предопределенность всего происходящего. Кто знает, возможно, именно это и позволяет нам в Индии, несмотря на огромное количество разнообразных конфликтов, сохранять территориальную целостность, оставаться величайшей по количеству населения демократией в мире и сохранять терпимо-уважительное отношение к окружающему..." - заключил он.

В Казе мы совершили невозможное. За полчаса до закрытия полицейско- пограничного управления, вопреки обычной крайней нерасторопности провинциальной индийской бюрократии, мы умудрились оформить все необходимые бумаги. Ранним утром следующего дня высокогорная обитель, наконец, отпустила нас...

ТУМАННАЯ СИМЛА

Бывшая летняя столица британской Индии и до сегодняшнего дня сохраняет заметную социо-культурную стратификацию. Обширная часть города, лежащая в долине и по крутым склонам холмов, несет типичный колорит индийской равни-

стр. 66

ны: умопомрачительное чередование панельной, кирпичной и глинобитной застройки, беспорядочные проемы улиц и переулков, сидящие нищие и состоятельные прохожие. Верхний - некогда британский - город, расположенный вдоль плоской и широкой, растянувшейся километра на три вершины лесистой горы, представляет собой совершенно иное зрелище. Здесь практически полностью сохранилась английская архитектура второй половины XIX столетия. Соседство строений с внешним видом провинциальных питейных заведений Средней Англии и каменных, сложенных на века особняков аристократии, создает удивительное впечатление искусственно собранной на этом пятачке страны, культурные корни которой лежат за тысячи километров от Симлы, но которая смогла увековечить себя здесь, на почве, казалось бы, совершенно иной истории, ценностей, образа жизни. В верхнем городе нет нищих и попрошаек, индийские женщины зачастую носят европейские платья, а мужчины - сорочки и галстуки, английский язык банковских клерков, официантов и продавцов звучит заученно правильно.

Пара часов сна в номере туристической гостиницы. Потом началось незабываемое знакомство с бывшей столицей Британской Индии. Главная улица верхней Симлы, протянувшаяся вдоль всей плоскости горной вершины, соединяет англиканскую церковь - постройку 40-х годов XIX века с дворцом - некогда резиденцией британского вице-короля Индии. Туман, закрывший от нас город ранним утром, часам к девяти растворился под неярким солнцем, обнажив крыши домов в долине и черную мшистую черепицу европейской застройки главной улицы. Церковь оказалась в пяти минутах ходьбы от гостиницы и стала первым немым свидетелем викторианской эпохи в Азии на нашем пути. Какой бы то ни было приход, естественно, отсутствовал. Храм представлял собой музей под весьма заботливой охраной, судя по капитальным ремонтным работам, шедшим в его внутренних помещениях. Глядя на то, с какой добросовестностью индийские каменщики, маляры и штукатуры реставрируют убранство одного из духовных символов бывшей колониальной метрополии, я подумал о разрушенных в годы "культурной революции" в Китае и продолжающих разрушаться православных храмах русской Маньчжурии и о том, сколько раз снимали и вновь устанавливали бюст А.С. Пушкина в Шанхае, средства на возведение которого собирали в 30-е годы наши соотечественники в Китае...

Стены церкви изнутри покрыты мемориальными плитами серого мрамора: "Светлой памяти подполковника сэра Артура Брайдона, героически павшего при штурме Дели 10 февраля 1858 года"... "Скорбим о незабвенной нашей дочери Кэролл, которая, находясь на пути в Лондон, нашла последнее успокоение в водах Бенгальского залива"... Удивительные памятники христианскому стремлению к расширению своего Мира и одновременно свидетельства колониальной экспансии, мужества и жестокости, противостояния и сближения культур...

Не торопясь, минуя аккуратные магазины, турфирмы, банки и закусочные, расположенные в первых этажах некогда британских жилых и присутственных зданий, большинство которых и ныне находится в отменном состоянии, мы прошли начало главной улицы, и тут с левой стороны взору предстала уходящая мириадами крыш в долину бывшая "туземная" Симла, а справа - необыкновенно живописные, зеленеющие сосновой хвоей горные склоны с травянистыми прогалинами. Альпийский пейзаж, благодатный климат и относительная близость к стратегически важным северным рубежам великой колонии способствовали тому, что большая часть британской администрации на лето перебиралась в Симлу из влажно-удушливой и пыльной Калькутты.

Бывший дворец-резиденцию британского вице-короля Индии, построенный в 80-е годы XIX века, в наши дни занимает институт исследований Индийской Республики, куда на разные сроки приглашаются для тихой и уединенной работы ведущие индийские и зарубежные ученые. Темно-серая, местами почерневшая от времени громада викторианского дворца с башенками, стрельчатыми окнами, увитой плющом верандой и массивными колоннами главного подъезда расположена в том месте, где вершина горной Симлы заканчивается травянистым овалом холма, приподнятого над остальной частью бывшего британского города.

В кабинете вице-короля, где на известной конференции в Симле в 1946 году британская и индийская стороны договаривались об условиях предоставления Индии независимости, висят по стенам портреты всех британских вице-королей, когда-либо обитавших в этих стенах, фотографии и рисунки сцен из жизни британской и "туземной" Симлы. Викторианские стеллажи в зале библиотеки несут тяжесть десятков тысяч томов, среди которых мемуары вице-королей, исследования индийских и британских историков, произведения Ганди и Неру.

"Между Индией и Англией существуют кармические связи, - сказал на прощание смотритель дворца, индус средних лет, - мне кажется, дело в том, что мы, индийцы, не переходим крайностей..."

Крайности они, конечно, как мне показалось, переходят... В богатстве и в бедности, в модернизации и в традиции, в историческом прошлом и в динамичном настоящем. Будущее страны, однако, гарантировано свободой политического выбора ее народа, основанного, в частности, на традиционных ценностях, на парадоксальном сочетании архаики и современности.

Permanent link to this publication: