В центре обширной (занимающей почти весь 97-й вып. журнала "Past and Present", 1982 г.) статьи профессора Калифорнийского университета Р. Бреннера "Аграрные истоки европейского капитализма" стоит вопрос о главных движущих силах эволюции феодального общества в XII - XVII вв. и его переходе к капитализму. Она подводит итог дискуссии, которая велась на страницах журнала в 1976 - 1978 гг. по статье того же автора "Аграрная классовая структура и экономическое развитие доиндустриальной Европы" ¹ . В этой дискуссии приняли участие М. Постан, Дж. Хэтчер, Е. Ларуа Ладюри, Г. Буа, Х. Вундер, П. Крут, Д. Паркер, Дж. П. Купер ² .

Главный пафос обеих статей Р. Бреннера состоит в опровержении чисто демографического и связанного с ним рыночно-конъюнктурного объяснения рассматриваемых процессов. Они направлены в первую очередь против концепций Постана, Хэтчера, Ларуа Ладюри, именуемых автором "неомальтузианцами".

Исходная позиция Бреннера, изложенная им в начале статьи, состоит в том, что в доиндустриальных обществах вообще, в феодальном в частности, действие демографических изменений и циклов экономического подъема и "упадка" было не столь прямолинейно, как при капитализме. В феодальном обществе это воздействие опосредовалось и ограничивалось специфическим характером распределения собственности между разными социальными слоями общества, вытекающего отсюда "баланса классовых сил" и ролью внеэкономического принуждения при извлечении прибавочного продукта непосредственных производителей. Поэтому одни и те же демографические и рыночные условия порождали разные типы экономического и социального развития в различных странах (с. 16 - 17). Действие демографического и чисто экономического факторов корректируется также разными формами организации господствующего класса и уровнем развития классовой борьбы крестьянства в разных странах (с. 17 - 18).

Характерной чертой феодальной системы отношений Бреннер считает то, что способ распределения в нем земельной собственности между феодалами и крестьянами обусловливал необходимость применения средств "внеэкономического принуждения" для получения прибавочного продукта крестьян. Это крайне затрудняло рост производительности труда как в сеньориальном, так и в крестьянском хозяйствах, которые были ориентированы не на получение прибыли, но на самообеспечение, а поэтому в большинстве случаев оказывались неспособными до определенного периода к расширенному воспроизводству. В этих условиях рост населения в XI-ХIII вв. вызывал не повышение, а скорее понижение производительности труда, обнищание крестьянства и в результате привел к "экономическому кризису" XIV-XV веков. Только постепенное падение системы внеэкономического принуждения, и в первую очередь личной зависимости крестьян, создавало, но только при определенных условиях (как это будет показано ниже) возможности расширенного воспроизводства, а в перспективе - перехода к капитализму (с. 17).

¹ См. Past and Present, 1976, N 70.

² См. там же, 1978, NN 78, 79, 80.

стр. 160

Эти свои исходные положения Бреннер аргументирует материалом истории Англии, Франции, Германии применительно отдельно к XII - XIII, XIV - XV и XV I- XVII векам. Различия в реагировании экономики этих стран на демографические и рыночно-конъюнктурные изменения, общие для всей Европы, Бреннер объясняет разной степенью организованности и консолидации господствующего класса, а также силой крестьянского отпора нажиму феодалов. Он придает этим факторам столь большое значение потому, что при феодализме, по его мнению, экономика и политика находились в постоянном сплетении вследствие большой роли внеэкономического принуждения при извлечении прибавочного продукта крестьян.

В этих условиях общий рост доходов населения, происходивший в период экономического подъема (XII - XIII, XVI - XVII вв.), распределялся между феодалами и крестьянами соответственно силе и организованности первых и отпору, который оказывали им вторые. Так, в период экономического подъема 1150 - 1300 гг. и общего роста населения в Западной Европе политическая власть отдельных, даже средних и мелких, феодалов во Франции была настолько велика, что они не нуждались в сильном централизованном государстве. Однако имевшийся у них аппарат насилия требовал очень больших средств, которые нередко перекрывали доходы от ренты; кроме того, между феодалами шли постоянные усобицы. Все это ослабило их в отношении не только внешних врагов, но и всегда мятежных крестьян. К концу XIII в. господствующий класс Франции в силу этих причин вынужден был отступать в борьбе с крестьянами, добивавшимися личной свободы и укрепления их владельческих прав на землю. Отсутствие сильного централизованного государства в конечном счете было одной из главных предпосылок того, что рост населения и экономический подъем этих столетий во Франции пошел на пользу крестьянам (с. 41 - 45).

В Англии в 1150 - 1300 гг. при тех же экономических и демографических условиях сначала (в XII в.) наметилась та же тенденция к улучшению положения крестьянства. Однако в конце этого столетия и в XIII в. она была решительно пресечена. Наступило время процветания феодалов, расширения домена, укрепления личной зависимости крестьян. Главную причину такой модели развития Бреннер, как и один из его оппонентов, Г. Буа, видит в том, что слабые по отдельности феодалы были здесь более консолидированы как класс, а вследствие этого заинтересованы в большей централизации государства. Именно наличие сильного государства позволило им добиться фиксирования в праве полной личной зависимости вилланов, исключения их из-под защиты государственного права и королевских судов. Это позволило лордам беспрепятственно повышать ренты, а вместе с тем и свои доходы. Поэтому рост населения пошел здесь на пользу лордам и во вред вилланам (с. 46- 48). И хотя крестьяне и здесь сопротивлялись нажиму феодалов, их борьба против сплоченных лордов и сильного государства оказалась на том этапе менее успешной, чем во Франции (с. 50 - 53). При этом Бреннер настойчиво подчеркивает классовую феодальную природу средневекового государства, критикуя историков, которые видят в феодализме лишь "форму управления", забывая об экономической функции феодального государства - помощи феодалам в извлечении максимальной ренты у крестьян (с. 40).

Бреннер так же, как и многие советские историки, считает, что перенаселение в Западной Европе XI - XIII вв. было не абсолютным, но относительным и зависело в конечном счете от степени эксплуатации крестьянства. Там, где она была слабее, как во Франции, новые семьи возникали раньше, т. к. была возможность свободного дробления наделов. Поэтому население росло, это вело к малоземелью, а следовательно, к более широким возможностям для феодалов эксплуатировать крестьянство с меньшими средствами внеэкономического принуждения (с. 31). Там, где последнее, как в Англии, было непременным условием эксплуатации крестьянства и жестче контролировался раздел наделов, браки заключались позднее и население росло медленнее, как и парцелляризация крестьянского хозяйства (с. 32).

В XIV - XV вв. демографический спад и хозяйственная депрессия тоже имели разные последствия в различных странах. Во Франции к концу XIII в. катастрофическое падение доходов феодалов, которые они уже не способны были поднять своими средствами внеэкономического принуждения, побудило их наконец поддержи-

стр. 161

вать процесс централизации государства. Однако даже это более централизованное государство в то время уже не смогло повернуть экономическое и социальное развитие вспять, обеспечить рост сеньориальной ренты. Зато оно смогло извлекать прибавочный продукт крестьян в форме централизованной ренты - налогов, распределяя значительную ее часть между феодалами. Налоги во Франции XIV - XV вв. становятся главной формой эксплуатации крестьянства, истощая его хозяйственные возможности, которые подрывались голодом, войной, эпидемиями этих столетий. В Англии же, где сильное государство издавна гарантировало бесправие вилланов, сеньориальная рента по крайней мере до середины XV в. превалировала над централизованной (с. 56 - 60).

Хотя падение численности населения в этот период должно было, казалось, улучшить положение крестьянства, повысить его доходы, процесс этот, согласно Бреннеру, тормозился "аристократической реакцией", с помощью которой феодалы пытались удерживать свои доходы на прежнем уровне или даже повышать их. Это, по его мнению, свидетельствует о том, что вовсе не демографический спад сам по себе определял "экономический кризис" XIV-XV веков. В пользу такого вывода, как считает Бреннер, говорит и то, что кризис сеньориального хозяйства начался во Франции задолго до сильного демографического спада (середина XIV в.), а в Англии - только после него. Во Франции рост доходов крестьян лимитировался все усиливавшимся налоговым гнетом, в Англии - временными (до конца XIV в.) успехами феодальной реакции.

Третий вариант развития в XIV-XV вв. Бреннер находит в Заэльбской Германии. Кризис сеньории начался там еще на последнем этапе роста населения в Западной Европе (в конце XIII в.). Здесь он был связан вовсе не с сокращением населения, но с прекращением колонизационного процесса, который ранее обеспечивал высокие доходы и крестьянам и феодалам без сильных средств внеэкономического принуждения и централизованного государства. Поэтому сеньориальная власть в XII- XIII вв. была здесь относительно слаба, как и консолидация класса феодалов. Когда в связи с прекращением колонизации доходы феодалов стали падать, им оставалось лишь одно средство, чтобы их удержать, - превратить живших на их земле крестьян в лично зависимых. Главную причину этого закрепостительного процесса в данном регионе Бреннер видит, таким образом, не в развитии хлебного экспорта, как это принято считать (он утверждает, что хлебный экспорт с конца XV в. был развит во всей Северной Европе - от Нормандии до Польши - с. 75), но в падении сеньориальных доходов с прекращением колонизации (с. 66 - 67).

Заэльбским феодалам удалось закрепостить крестьян без помощи феодального государства потому, что в этом регионе община в XII-XIII вв. была слабее, чем на Западе; отсюда слабее были и сопротивление крестьянства феодальному гнету и его неспособность отстоять свою личную свободу (с. 71 - 74). Оно не смогло этого сделать и в XVI в., поскольку здесь в то время произошла реорганизация класса феодалов, которые овладели сложившимися территориальными государствами. Используя их для окончательного закрепощения крестьян, которое дало им возможность повышения рент, феодалы Заэльбья сумели извлечь большие выгоды из начавшегося в XVI в. хозяйственного подъема (с. 76). С началом этого подъема наметилось резкое расхождение в направлении аграрного развития Восточной и Западной Европы: первой - к закрепощению крестьянства, второй - к его полному освобождению. В Западной Европе демографический и экономический подъем конца XV-XVI в. имел также разные последствия, например, во Франции и в Англии.

Во Франции основную функцию в эксплуатации крестьян в XVI в. продолжало выполнять государство, теперь в форме абсолютной монархии. Получая значительную часть государственных доходов, французские феодалы уже не стремились к возрождению сеньориальных форм эксплуатации, а поэтому не мешали развитию крестьянской земельной собственности в виде цензивы. Заботилось о ее сохранении как основы обложения и государство. Крестьянство же, хотя и превратилось в класс мелких свободных собственников, в условиях быстрого роста налогов и парцеллизации земли" а также бесконечных политических смут XVI в. все более истощалось. Кроме

стр. 162

того, господство в стране мелкой крестьянской собственности мешало развитию производительных сил в сельском хозяйстве и консервировало старую, феодальную систему отношений, хотя и в трансформированном виде. Поэтому рост населения в XVI в. во Франции не привел к экономическому подъему (с. 76 - 83).

В Англии же в аналогичной демографической ситуации с конца XV в. начался экономический подъем. Однако объяснялся он не ростом населения, но изменениями в социальных отношениях и в распределении земельных прав между крестьянами и феодалами. Английские феодалы, утратив в XV в. свою былую власть над крестьянами, в основной массе ставшими теперь лично свободными (копигольдерами), сохранили, однако, контроль над их землей, не допустив превращения копигольдерских держаний в защищенную законом собственность. Это дало им возможность провести массовый сгон копигольдеров с земли, а также расширить и укрепить феодальное землевладение в конце XV-XVI веке. Поскольку, в отличие от французских феодалов, английские не получали столь значительных доходов от централизованной ренты, они, чтобы выжить как класс, вынуждены были или сами вести на своей земле предпринимательское хозяйство, или сдавать ее крупным фермерам, которые обрабатывали ее с помощью труда наемных рабочих. Сохранившиеся еще копигольдеры вследствие негарантированности их наделов вынуждены были также, чтобы не потерять их, заняться предпринимательским фермерским хозяйством.

Все эти сдвиги в социальных отношениях создали условия для трансформации в Англии феодального аграрного строя в капиталистический (с. 76 - 83). Поскольку при этом сеньориальный сектор землепользования постепенно вытеснялся фермерским, а класс землевладельцев-феодалов получал от фермеров повышенные доходы, у него не было нужды в сильном государстве для получения централизованной ренты. Поэтому, по мнению Бреннера, в Англии не сложился абсолютизм. Английское государство того периода было, как он считает, "дешевым" органом защиты порядка и частной собственности, в чем только и нуждался английский господствующий класс (с. 84 - 89). Следовательно, и в этот период одинаковые демографические (рост населения) и экономические (рост цен на сельскохозяйственные продукты) условия привели к весьма разным результатам во Франции и в Англии.

В этих своих рассуждениях (их он многократно повторяет на последующих страницах статьи) Бреннер утверждает, что капиталистические отношения в аграрной сфере не могли развиться на почве мелкой крестьянской парцеллярной собственности, но - лишь на почве ликвидации традиционных крестьянских держаний, не превратившихся в собственность (с. 90 - 96, 99 - 101, 102). Этому, с его точки зрения, не противоречит ни наличие фермерского хозяйства в отдельных районах Франции (по мнению Бреннера, они задыхались в мелкособственнической крестьянской стихии), ни признанный им самим факт развития аграрного капитализма во Фландрии и Голландии непосредственно из разложения крестьян- собственников. Эти "случаи", по его мнению, являются исключениями, лишь подтверждающими выведенное им правило. В Голландии никогда не было сильного класса феодалов, и он получал с крестьян только "экономические" ренты. К тому же здесь преобладало издавна мелкое скотоводческое хозяйство, привязывавшее крестьян к рынку необходимостью покупки зерна (с. 107). Во Фландрии ранний и мощный подъем городов побуждал мелких крестьян с давних пор работать на рынок, а в XV - XVI вв. массовый экспорт зерна из Восточной Европы заставил их специализировать свое хозяйство на скотоводстве, садоводстве, огородничестве. Это влекло за собой развитие здесь предпринимательских хозяйств на базе крестьянской собственности (с. 107 - 108).

В XVII в. застойность крестьянского парцеллярного хозяйства, истощаемого налогами, привела Францию к состоянию глубокого кризиса; в Англии же демографический спад и понижение цен на продукты сельского хозяйства, напротив, стимулировали изобретательность и предприимчивость как лордов, так и фермеров и позволили стране относительно благополучно выйти из общеевропейской депрессии этого столетия (с. 102 - 103).

Статья Бреннера, как видно из изложенного, представляет собой новую попытку решить вопрос, который уже около 30 лет вызывает споры в западной, а отчасти и в советской историографии. Он выступает то в полемике по поводу генезиса капи-

стр. 163

тализма в Западной Европе ³ , то в спорах о том, был ли "кризис XIV-XV вв." и в чем его суть ⁴ .

Трактовка этих спорных вопросов Бреннером подкупает своим системным подходом к ним, критикой чисто демографического и вульгарно-экономического решения спорных вопросов, попыткой отказаться от упрощения и прямолинейности в интерпретации периодов экономического "упадка" и "подъемов" в средневековой Европе. Вслед за советскими учеными он видит в экономическом "упадке XIV - XV вв." в первую очередь кризис барщинной системы, а не феодализма в целом. Его критика "неомальтузианцев" во многом представляется справедливой и убедительной. Интересны попытки Бреннера дать типологию аграрной и социальной эволюции разных стран в рассматриваемый период, связать ее с изменениями в формах внеэкономического принуждения, государства, классовой борьбы, которой в отличие от большинства западных историков он отводит значительное место в объяснении социально-экономической истории средневековья. Отличает Бреннера и понимание средневекового государства как органа классового господства феодалов, во всяком случае в теории.

Бреннер широко пользуется такими понятиями, как "отношения собственности", "прибавочный продукт", "внеэкономическое принуждение", "классовая борьба", "феодальное государство", "баланс классовых сил" ⁵ . Его аргументы против "неомальтузианцев" повторяют и развивают то, что многократно писали по этому поводу историки-марксисты ⁶ , хотя он нигде не ссылается на них. В то же время концепция Бреннера полна противоречивых утверждений, сочетает марксистские положения с утверждениями его оппонентов и при ближайшем рассмотрении сама носит довольно схематичный характер.

Хотя Бреннер прокламирует в начале статьи, что основным движущим элементом развития феодального общества были "отношения собственности", в дальнейшем он как бы забывает об этом. Гораздо больший акцент делает он на роли внеэкономического принуждения, организации класса феодалов и созданного им государства, явно переоценивая в пылу полемики с оппонентами значение этих "внеэкономических" факторов. Хотя Бреннер отводит много места классовой борьбе, он ничего не говорит ни о крестьянских восстаниях XIV - XV вв., ни даже об Английской революции XVII в., как будто она не сыграла никакой роли в эволюции страны к капитализму. Он в конечном счете не может отойти от стереотипа колебаний экономической конъюнктуры - периодов "упадка" и "подъема". При этом он не уделяет внимания закономерному внутреннему развитию производительных сил и производственных отношений в феодальном обществе, главным двигателем которого было в тот период в конечном счете прогрессивное развитие товарно- денежных отношений, преодолевавшее эти конъюнктурные колебания.

Не случайно Бреннер совершенно игнорирует роль в рассматриваемых им процессах городов, бюргерства, позднее - ранней буржуазии, как бы выводя всю эту сферу жизни за рамки феодальной системы. А между тем особенности городов, характер порождаемых ими рыночных связей во многом определяли и направление аграрной эволюции разных стран. Особенности складывания бюргерства, а затем ранней буржуазии, их борьба с феодалами, их отношения с крестьянством оказывали большое влияние на рост и формы государственной централизации. Эти стороны феодального строя Бреннер недооценивает, проявляя крайний схематизм в понимании феодализма. Схематизм сказывается и при характеристике им положения крестьянства в Англии XIII-XIV веков. В частности, не принимается в расчет тот факт, что там (наряду с

³ См. об этой дискуссии: Корхов Ю. А. Дискуссия о переходе от феодализма к капитализму. В сб.: Средние века (СВ). Вып. XV. 1955, с. 114 - 135.

⁴ См. по этому вопросу: Косминский Е. А. Были ли XIV и XV века временем упадка европейской экономики. - СВ. Вып. X. 1958; его же. Вопросы аграрной истории Англии в XV в. - Вопросы истории (ВИ), 1948, N 1; Барг М. А. О так называемом кризисе феодализма в XIV-XV вв. - ВИ, 1960, N 8; Чистозвонов А. Н. Пересмотр концепций "кризисов феодализма" XIV - XV и XVII веков. - ВИ, 1970, N 11.

⁵ В своей первой статье при определении классов и характеристике классовой структуры феодального общества он прямо ссылается на работы К. Маркса (Past and Present, 1976, N 7, p. 31).

⁶ Это отметил и М. Постан в своей полемике с Бреннером (Ibid. 1978, N 78, р. 25).

стр. 164

усилением личной зависимости крестьян, которое Бреннер подчеркивает) в эти столетия тоже шел процесс его освобождения, ликвидации барщины, что и там в тот период около трети, а в XIV в. - даже более крестьян оставались лично свободными и имели защищаемые законом права на землю (фригольдеры).

Вызывает сомнение настойчиво проводимая в статье мысль о том, что мелкая крестьянская собственность всегда полностью закрывала путь к капитализму, что мелкое крестьянское хозяйство совершенно не способно к развитию. Но тогда остается непонятным: на какой же базе вообще развивалось феодальное общество? Ведь такое развитие, хотя и медленное, имело место и в XI - XIII и в XIV - XV веках. Как объяснить рост городов, рынка, появление повсеместно зажиточных крестьян, наемного труда без учета прогрессивного развития мелкокрестьянского хозяйства. Схематизирует Бреннер процесс аграрной эволюции Англии и тогда, когда утверждает, что в этой стране централизованная рента вообще не имела значения. Между тем и в Англии в XIII, особенно в XIV в., налоги росли очень быстро, а с середины XV в. стали одной из главных форм эксплуатации крестьянства. Наоборот, во Франции и в XIV-XVII вв. сохранялись многие сеньориальные поборы, судебные, баналитетные и т. п., а крестьянская собственность на землю далеко не была столь безусловной, как это представляется Бреннеру. Отрицая наличие абсолютизма в Англии и восхваляя государство Тюдоров и Стюартов как орган мира и порядка, он полностью элиминирует профеодальную политику этого государства, которое он оценивает как неабсолютистское. При этом он пользуется чисто формальными аргументами (отсутствие бюрократии, постоянной армии, менее сильный налоговый гнет и т. п.). Главное - классовая природа государства - при этом игнорируется. Видимо, по этой причине в концепции Бреннера не нашло места такое важное событие, как Английская революция.

В целом, справедливо отмечая типологические особенности в эволюции разных стран при феодализме, Бреннер, как нам кажется, слишком жестко противопоставляет французский и английский ее варианты. Он как бы совсем исключает из своего рассмотрения общие тенденции, характерные для прогрессивного развития западноевропейского феодализма в целом в сторону зарождения капиталистических отношений. "Привилегию" перехода к капитализму он оставляет за Англией, вольно или невольно подчеркивая тем самым исключительность английского варианта.

Permanent link to this publication: