Со времени начала освоения Сибири русскими казаками и служилыми людьми в XVII в. этот регион оставался закрытым для иностранных подданных. Английским, голландским и датским торговцам, неоднократно по своей инициативе или через представителей своих посольств обращавшимся к российскому правительству с просьбой о разрешении посещения Сибири, давался отказ. Власти, ссылаясь на опасность пути, невозможность обеспечить охрану торговцев, постоянно отклоняли такие просьбы. Более того, воеводам в Архангельске и Мангазеи (Обская губа) было предписано не допускать иностранных торговцев в Сибирский край. Причина такого поведения властей в XVII в. была экономической, так как из Сибири поступало экспортное сырье России того времени - пушнина.

Впоследствии к экономическим мотивам добавились и политические. Сибирь стала местом ссылки и сосредоточения политических преступников, а иностранные государства, прежде всего Англия и Франция, активизировали свою деятельность на Дальнем Востоке. В результате Николай I в 1841 г. в очередной раз подтвердил запрет иностранцам посещать Сибирь. Отметим, что в указанный период, с XVII в. до середины XIX в., иностранцы посещали Сибирь только в двух случаях. Во-первых, вступив на российскую государственную службу, во-вторых, в качестве военнопленных; как шведские солдаты времен Северной войны, сосланные в Западную Сибирь; или японские моряки, потерпевшие крушение у русских берегов, местом сосредоточения которых была Восточная Сибирь (Иркутск). Причем в последнем случае иностранцы пребывали в Сибири без возможности вернуться на родину.

Но вступление России на путь капитализма, втягивание страны в международную систему разделения труда, проникновение иностранного капитала в страну - все это поставило вопрос об отмене запретов.

Ключевые слова: Восточная Сибирь, консульства, Иркутск, Дальний Восток, Владивосток.

29 июня 1860 г. последовал императорский указ об отмене ограничений для иностранцев при посещении Восточной Сибири. В конце 1860 г. американские предприниматели предложили помимо купеческого дома бостонского купца Бордмана (он обслуживал счета военного губернатора Приморской области в залог от выделяемых российским казначейством денег) создать на русском Дальнем Востоке еще несколько американо-российских банковских домов. Открытие новых банков, утверждали они, привлекло бы депозитарный капитал и повысило деловую активность граждан Северо-Американских Соединенных Штатов в Сибири [ГАИО, ф. 24, оп. 11/2, д. 65, л. 45 - 48].

Однако привлечение капиталов из-за рубежа и расширение торгового оборота России с САСШ было невозможно без введения правовых гарантий иностранным предпринимателям и прежде всего открытия консульств. Поэтому чрезвычайный посланник

САСШ в Петербурге Пиккенс обратился 23 июля 1860 г. в МИД России по делу об учреждении американского Генерального консульства в Амурской области. Предложение это было вежливо отклонено под благовидным предлогом "выяснения обстоятельств касающихся преобразований в крае" [ГАИО, ф. 24, оп. 11/1, д. 129, л. 5 - 8].

Вместе с тем А. М. Горчаков запросил Иркутск, бывший в то время административным центром Восточной Сибири и Дальнего Востока о возможности открытия в городе Николаевске прусского консульства и назначения на должность консула "негоцианта А. Людорфа". Кроме того, по соглашению с МИД министр финансов России предоставил германскому предпринимателю Штиглицу эксклюзивное право на обеспечение российских войск в Сибири рядом товаров.

Региональные власти выступили против открытия немецкого консульства на русском Дальнем Востоке. Они заявили, что до разрешения территориальных споров с Японией открытие европейского консульства создаст угрозу безопасности России в регионе. Помимо желания помешать усилению позиций иностранного капитала в крае здесь присутствовал и личностный момент. "Господин Людорф, - доносил 23 июня 1862 г. военный губернатор Приморской области П. В. Казакевич, - уже около пяти лет имеет в Николаевске торговые дела и пользуется двусмысленной репутацией. Общество здешних иностранцев считает его человеком недобросовестным". Конечно, никакое общественное мнение иностранцев Восточной Сибири Людорфа не осуждало. Напротив, он был назван немецкими представителями человеком, могущим "принести пользу в звании консула". "Недобросовестность" Людорфа, как видно из переписки губернатора П. В. Казакевича и генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева, выражалась в том, что этот "пронырливый и беспокойный" человек направил письма в министерство финансов России и прусскому посланнику в 1860 г., обвинив их в препятствиях немецкой хлебной торговле [ГАИО, ф. 24, оп. 11/1, д. 129, л. 11 - 12, 15 - 16, 19].

С учетом взаимоотношений региональных чиновников и иностранных предпринимателей, занимавшихся морской торговлей, становится понятным нежелание местной администрации предоставить зарубежным купцам (которые к тому же часто жаловались на действия региональных чиновников напрямую в Петербург) какие-либо особые права. Впоследствии новы военный губернатор Приморской области контр-адмирал Фуругельм и генерал-губернатор Восточной Сибири генерал-лейтенант М. С. Корсаков рекомендовали бороться с предоставлением иностранным предпринимателям каких либо юридических льгот, в том числе и в виде консульской поддержки. Предлагалось разрешить присутствие в Николаевске вместо консулов неофициальных коммерческих агентов [АВПРИ, д. 309, л. 12, 12 об.].

Проблема консульств была поднята в очередной раз в 1875 г. МИД Японии. Тогда, после заключения Санкт-Петербургского договора 1875 г., передавшего России южную часть Сахалина, а Японии Курильские острова, правительство запросило генерал-губернатора Восточной Сибири возможность допуска в край японского консульского агента или открытия даже официального консульского отделения. Одновременно с японской инициативой последовал запрос американского и германского правительств относительно открытия в Петропавловске и Владивостоке консульств [АВПРИ, д. 309, л. 6, 6 об, 9]. Министерство иностранных дел России уведомило в связи с этим МВД, что, учитывая портовый характер городов, оно не находит препятствий для появления в них иностранных консульств. После этого Азиатский департамент МИД связался с генерал-губернатором Восточной Сибири. Тот стоял на старой позиции региональных чиновников, которая заключалась в недопущении в регион иностранных дипломатических агентов. Учитывая позицию Иркутска, МИД России разрешил германскому правительству уполномочить гамбургского торговца Людорфа исполнять в регионе обязанности германского коммерческого агента. Людорф был допущен к должности, в которой он и пробыл до 1879 г., пока не покинул край. После допуска немецкого

коммерческого агента, 9 июля 1876 г., согласовав вопрос с новыми военными губернаторами, глава края разрешил открыть во Владивостоке японское и американское коммерческие агентства [АВПРИ, д. 309, л. 16, 20 - 20 об.].

В 1881 г., когда российский посланник Вебер обратился в китайский совет министров с просьбой о дозволении выезда в Россию рабочим из Чифу, Ли Хунчжан сообщил о своей готовности решить этот вопрос. Со своей стороны он предложил допустить во Владивосток китайского консула, с тем чтобы тот подчинялся не китайскому посланнику, а лично Ли Хунчжану [АВПРИ, д. 312, л. 3]. Однако, по мнению генерал-губернатора Восточной Сибири, высказанному в телеграмме в МИД от 9 сентября 1881 г., назначение китайского консула противоречило государственным интересам России, поскольку в условиях наплыва в край китайских мигрантов это поставило бы власти Восточной Сибири в "невозможное положение" [АВПРИ, д. 312, л. 4 об.].

12 февраля 1882 г. Азиатский департамент МИД уведомил генерал-губернатора Восточной Сибири Д. Г. Анучина, что китайский посланник ходатайствует об открытии консульства. 22 февраля 1882 г. генерал-губернатор ответил согласием только на допуск китайского коммерческого агента [АВПРИ, д. 312, л. 8, 9, 10]. 20 октября 1896 г. российское правительство решило допустить Павла Мейера к исполнению обязанностей коммерческого агента Германии на Дальнем Востоке. Мейер сменил Адольфа Даттана [АВПРИ, д. 309, л. 116, 132]. 27 декабря 1895 г. по инициативе французского посольства в Санкт-Петербурге был решен вопрос об учреждении во Владивостоке французского коммерческого агентства [АВПРИ, д. 309, л. 102 - 104].

В 1879 г. японская дипломатия добилась существенного успеха. Япония поддержала в русско-китайском конфликте российскую сторону. Поэтому Александр II (вопреки мнению Приморского военного губернатора) указом от 2 июля 1879 г. соизволил "признать Кобаяси Тан Иги японским вице-консулом в порту Корсаков, на острове Сахалин". Впоследствии этого человека, впервые признанного официальным представителем зарубежной страны, действовавшим на территории русского Дальнего Востока, сменил Кузе Гуен. С 17 июня 1883 г. он возглавил вице-консульство в Корсаковском порту. 18 января 1894 г. вице-консулом в Корсакове стал Сузуки. В начале XX в. Япония постаралось открыть консульство на материке. 24 декабря 1900 г. вместо Футацубаси был назначен агентом во Владивостоке 3-й секретарь миссии Каваками, а Номура Мотонобу сменил на посту вице-консула в Корсаковском порту Сузуки [АВПРИ, д. 309., л. 136, 152]. 6 октября 1901 г. МИД России уведомил Приамурского генерал-губернатора, что японский посланник в Петербурге ходатайствует об открытии во Владивостоке консульства. Свою просьбу он мотивировал тем, что в городе проживает 5 тыс. японцев.

С 18 января по 1 февраля 1902 г. во Владивостоке работало особое совещание под председательством военного губернатора Приморкской области Чичагова [АВПРИ, д. 309, л. 170 - 171 об.]. Совещание признало нежелательным учреждение во Владивостоке японского консульства по следующим причинам: 1. Предоставление Японии права иметь во Владивостоке консула повлечет за собой требования других держав, что особенно нежелательно по отношению к Китаю, так как китайское население, численность которого в одном только Владивостоке доходит до 15000 человек, а во всей области до 40 000, требует особых административно-полицейских мер, которым присутствие консула будет препятствовать; 2. Япония направила в край многочисленных ремесленников, которые захватили в свои руки многие ремесла. Появление же консула закрепит экономический успех японского населения и будет способствовать продолжению японской экономической экспансии; 3. Консульство, используя дипломатический шифр, превратится в шпионское бюро; 4. Консул сможет возбуждать японцев на совершение антигосударственных поступков. Поводом же для конфликтов между русским и японским населением могли служить Правила рыбного лова 1899 г., ограничивавшие права японских рыбодобытчиков; 5. Японцев в действительности только 2216 человек во Владивостоке, а в остальных частях области - 1000. К тому же японские суда сделали

в 1901 г. 69 рейсов и перевезли 5% товарооборота края, в то время как под английским флагом было перевезено 30% грузов, германским - 17, норвежским - 12%. Так что японцы не играют доминирующей роли в экономической жизни Приморья [АВПРИ, д. 309, л. 172 - 174].

Следующая волна иностранных требований об открытии консульских учреждений в регионе началась по завершении строительства Транссибирской магистрали, еще теснее втянувшей Западную и Восточную Сибирь в систему внутрироссийской и международной торговли.

30 ноября 1902 г. департамент полиции МВД России в письме к Иркутскому генерал-губернатору отметил, что иностранные правительства обращаются с ходатайствами о разрешении им назначать консулов во Владивосток, Иркутск и Омск. Сам начальник департамента полиции был не против открытия консульств, поскольку считал, что этим "негласных иностранных агентов превратим в гласных" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 1]. Генерал-губернатор же был против открытия консульств в городах Сибири и предлагал открывать там только торговые представительства [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 2]. Однако, после того как с аналогичной просьбой обратился бельгийский посланник, генерал-губернатору ответили из МИД России, что император не может отклонить просьбы иностранных держав по открытию консульств, и порекомендовали прекратить выражать мнение, противоречившее высочайшему [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 51 - 52]. 16 декабря 1907 г. в Иркутске было открыто бельгийское консульство, а 23 марта 1907 г. французским коммерческим агентом в Иркутске был назначен Вильмонт [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 9 - 10]. Иркутский губернатор 30 ноября 1909 г. сообщал в канцелярию генерал-губернатора, что неблагоприятных в политическим и нравственном отношениях сведений о французском агенте в г. Иркутске Павле Карловиче Вильмонте не имеет, причем присовокупил, что Вильмонт много лет служил преподавателем в местных средних учебных заведениях. После этого состоялось утверждение Вильмонта в должности [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 36].

20 марта 1908 г. в Иркутске открылось испанское консульство в главе с графом Винозой [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 23]. 9 марта 1909 г. в Омске было учреждено шведское консульство во главе с консулом К. Ф. Ланге, а 3 ноября 1910 г. в Красноярске было открыто вице-консульство Великобритании во главе с Горацием Иосифовичем Стосардом Сайксом [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 40]. Сайкс, по сообщению МВД Енисейской губернии, проживал в Красноярске 14 лет, занимаясь поставками в край сельскохозяйственных орудий. Всего в Красноярске постоянно проживало девять британских подданных, которые владели двумя золотопромышленными предприятиями и медным рудником. Кроме того, Красноярск поддерживал постоянное морское сообщение с Великобританией через Енисей и Карское море. В течение навигационного периода в Красноярск с торговыми целями обычно заходило несколько кораблей и пребывало в городе "до 100 - 150 англичан" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 44].

Позднее вице-консульство стало консульством. По этому вопросу между региональными и центральными властями возникли типичные противоречия. Об этом говорит циркулярное письмо из Первого департамента МВД, посланное 26 апреля 1911 г. Иркутскому генерал-губернатору. В нем подчеркивалось, что вследствие отношения от 20 февраля 1911 г. за N11, в коем Иркутским генерал-губернатором высказывалось мнение о желательности допущения в Красноярск иностранных коммерческих агентов, а не консулов, как о том ходатайствовало английское правительство, МИД России запросил по сему предмету мнения МВД. При этом внимание статс-секретаря Столыпина было обращено на то обстоятельство, что еще в 1907 г. правительство признало возможным отказаться от существовавшего до того времени взгляда на вопрос о недопущении консульских агентов в города Сибири. Поэтому в соответствии с этим ходатайства о допущении в Омск и Иркутск консульских представителей иностранных держав были удовлетворены в свое время МИДом, по предварительной договоренно-

сти с местными властями. Ввиду этого столичные власти признали, что нет оснований не допускать иностранных консулов в Красноярск или другие города Сибири. Допуск коммерческих агентов вместо консулов, по мнению Петербурга, вопроса не решит, так как последние, как правило, присваивали себе полномочия консулов. МВД и МИД высказались за допущение английского представителя в Красноярск [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 55].

5 марта 1911 г. в Иркутске открылось греческое торговое представительство, а вице-консулом стал Э. Маринакис, торговец 47 лет, проживавший в Иркутске с 1900 г. Маринакис возглавлял "Общество взаимного кредита" и две торговые компании. Всего в то время в Иркутске проживало 29 греческих подданных [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 50]. 2 мая 1911 г. в Томске открылось нидерландское консульство во главе с Р. Е. Стангом [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 56 - 58]. 30 января 1912 г. в Томске было открыто германское консульство во главе с дипломатом Р. Штангом [ГАИО, ф. 25, оп. 11. д. 2, л. 66]. 7 октября 1913 г. норвежским консулом в Красноярске был назначен И. М. Лид, директор торгового товарищества [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 74]. 21 декабря 1912 г. шведская дипломатическая миссия в Петербурге уведомила МИД России, что она хотела бы заменить консула в Омске. На это был дан ответ, что "если лицо не принадлежит к иудейскому вероисповеданию, то императорское правительство не встречает возражений для экзекватуры нового дипломата" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 69].

Большую активность в деле открытия консульств на востоке России развернула Япония. На основании 15-й статьи Договора о торговле и мореплавании 1907 г. она потребовала у российского МИД дать разрешение на открытие японских консульств в Иркутске, Чите, Благовещенске и Хабаровске [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 19]. Военный губернатор Забайкальской области 15 октября 1907 г. сообщал Иркутскому генерал-губернатору: "В начале сентября текущего года меня посетил проездом в Иркутск японский консул во Владивостоке М. Номура. Из объяснений с ним я пришел к выводу, что на основании нашего торгового трактата с Японией, высочайше ратифицированного 18 июля сего года, японцы, пользуясь правами наиболее благоприятствующей нации, в скором времени начнут благоустраиваться в Забайкальской области. Один из японцев, проживающих ныне в Чите, доверенный упомянутого консула, недавно обратился ко мне с просьбой разрешить ему открыть в Чите справочное бюро для своих соотечественников, в чем я ему отказал, так как открытие в России подобного рода учреждений не предусмотрено торговым трактатом с Японией. С целью возможного ослабления наплыва японцев в Забайкалье было бы настоятельно необходимо согласно ст. 15 упомянутого договора о торговле и мореплавании признать допущение японских консульских чинов во вверенной мне области неподходящим, наравне с другими иностранными державами" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 19].

Подобные суждения в отношении японских консульств высказали и другие губернаторы. Поэтому российское правительство, посчитав, что после русско-японской войны 1904 - 1905 гг. Япония является угрозой дальневосточным владениям России, ввело в регионе военное положение и на этом основании вплоть до Первой мировой войны отклоняло японские домогательства. 13 февраля 1915 г. МИД России информировал приамурского генерал-губернатора, что японское правительство обратилось в Петербург с просьбой об учреждении консульства в Иркутске (ранее были открыты консульства во Владивостоке и Николаевске). Иркутску было рекомендовано в силу политических обстоятельств - Япония являлась союзником России в войне - поддержать открытие консульства. Всего в Иркутске в то время проживало японцев: 17 мужчин чернорабочих и 5 японок-чернорабочих, 32 прачки-мужчин и 9 прачек-японок, три японских торговца, два японца - набивщика папирос, японский портной, фотограф, механик, два парикмахера, один офицер и четыре японки-проститутки. Всего же в Иркутске находилось 60 японцев и 18 японок [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 90].

24 июня 1915 г. МИД России уведомил Иркутского генерал-губернатора, что китайское правительство, вслед за японским, ходатайствовало о разрешении открыть Генеральное консульство в Кяхте и консульства в Иркутске и Чите. МИД предполагал отклонить просьбу об учреждении консульств в Кяхте и Чите, так как в этих городах иностранных консульств не было. Что касается Иркутска, то предполагалось разрешить открыть японское и китайское консульства [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 95].

31 июля 1915 г. Иркутский генерал-губернатор в письме в МИД России отмечал: "Я полагаю, что Китайское Правительство сумеет использовать в этих целях также пребывание своего представителя в Иркутске, который мог бы объединить деятельность ряда негласных агентов во всех пунктах по пути следования китайских иммигрантов и что в этих видах для Китая вообще важно свое консульство в каком-либо из городов Сибири. Кроме того, незначительность китайских коммерческих предприятий в Иркутске позволяет предположить, что роль будущего консула свелась главным образом к осведомительной деятельности. Присутствие такого рода китайского правительственного агента в административном центре Сибири особенно нежелательно при наличии многих еще далеко не урегулированных вопросов (Урянхайский). Несомненно, сведения, которые сможет доставить консульство китайскому правительству, могут использоваться против нас для раздувания русофобских настроений" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 96].

В ответ на это мнение министр иностранных дел Сазонов телеграфировал Иркутскому генерал-губернатору 20 августа 1915 г. В послании говорилось: "По тройному соглашению 25 мая (1915 г.) Китайское правительство имеет право назначить своего комиссара в Ургу и помощника комиссара в Кяхту, Улясутай и Кобдо. Эти лица, очевидно, будут в состоянии лучше осведомлять Пекинское правительство о положении вещей в Урянхайском крае и Прикосогольском районе, чем консул в Иркутске, и для противодействия укреплению там русских интересов, если китайское правительство станет на этот путь, оно воспользуется своими агентами в Монголии... С другой стороны Китайское правительство дало за последнее время доказательство желания сблизиться с нами, что ввиду доброжелательного нейтралитета Китая в европейской войне и обеспечения им безопасности КВЖД делает невозможным отказать Китаю в учреждении консульства в Иркутске. Поэтому Вам необходимо пересмотреть свою позицию об учреждении китайского консульства в Иркутске и определить границы консульства" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 97]. Как считал министр, отказ в учреждении консульств Китая в Сибири нежелателен, ибо "произведет на китайцев впечатление незаслуженной обиды" [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 99].

26 декабря 1915 г. китайское консульство начало свою деятельность в Иркутске, его возглавил Гуань Шан Пин, уроженец города Сучжоу, провинции Цзяньсу. При китайском посланнике Ху Вэй Ду он входил в состав китайской миссии в Петербурге, затем в Пекине занимал должность делопроизводителя Таможенного департамента, владел русским и немецким языками. С августа 1912 г. Гуань был помощником секретаря Отдела Охранных листов (Департамент Хозяйственных дел), затем начальник Отдела Официальных церемоний [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 106]. Затем его сменил Вэй Во, тоже уроженец Цзяньсу, получивший в 1904 г. в России юридическое образование в Петербургском университете, затем в 1911 г. вернувшийся в Китай где работал делопроизводителем китайского МИД. С августа 1917 г. он был отправлен консулом в Иркутск [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 121].

Кроме китайского в Иркутске в годы Первой мировой войны действовали и другие консульские учреждения. Так, чиновник по дипломатической части при Иркутском генерал-губернаторе 4 марта 1915 г. писал в министерство иностранных дел, что в ответ на отношение от 4 августа минувшего года за N11129, он уведомляет Второй Департамент, что в Иркутском генерал-губернаторстве имеются следующие штатные консулы и вице-консулы. В Иркутске нештатное бельгийское консульство, консул Стравин-

ский, русский подданный. В городе также было греческое вице-консульство, которое возглавлял вице-консул Маринаки, греческий подданный. Кроме этого в Красноярске действовало нештатное норвежское вице-консульство, которое возглавлял Лид, норвежский подданный [ГАИО, ф. 25, оп. 11, д. 2, л. 82].

Итак, региональные власти не желали предоставлять дополнительные льготы и особое юридическое положение иностранным купцам. Эта позиция региональных властей блокировала инициативы иностранных властей и предпринимателей по открытию консульских учреждений в крае. В частности до 1907 г. на континентальной части Приамурского генерал-губернаторства иностранцы не могли открыть консульства, несмотря на то что мнение Петербурга в этом вопросе было вполне благоприятным для иностранцев.

Только после русско-японской войны 1904 - 1905 гг. было принято решение допустить открытие иностранных консульств в крае. В период с 1907 по 1915 г. в регионе функционировало полтора десятка консульств Японии, Германии, Италии, Греции, Дании, Китая, США, Великобритании, Франции, Австро-Венгрии и других стран, расположенных во Владивостоке, Иркутске, Петропавловске, Николаевске, Омске, Томске, Красноярске.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Фонд. Чиновник по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе. Опись 579.

Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Фонд 24. Чиновник по дипломатической части Восточно-Сибирского генерал-губернатора. Опись 11/1. Дело 129; Опись 11/2. Дело 65. Фонд 25. Чиновник по дипломатической части при Иркутском генерал-губернаторе. Опись 11. Дело 2.

Permanent link to this publication: