Одна из образных характеристик фразеологии - "черный ящик" историко-культурной и языковой информации [1. С. 8], так как в семантической структуре фразеологических единиц отражены черты этнографии и быта народа, его миропонимание и мировосприятие, аккумулированы знания многих поколений, сохранены отзвуки многовековых народных традиций: календарных, семейных и других обычаев и обрядов, религиозно-мифологических представлений.

Мифология - одна из составляющих духовной культуры народа. Мифологическое мышление - самая древняя форма общественного сознания. Оно не знает отвлеченных понятий и основано на мифологических образах; мышление образами выражает объективную действительность [2. С. 19 - 91].

Сравнение - универсальная категория языка и познавательная категория человеческого сознания вообще, так как "самый процесс познания есть процесс сравнения" [3. С. 130]. Устойчивые сравнения как древнейший пласт фразеологического фонда любого языка (это вытекает из самой природы сравнения) -ценный источник сведений о культурно-исторических духовных ценностях.

Неисчерпаемой и актуальной темой для исследования фразеологии является воссоздание "фразеологической картины мира" [4], выяснение соотношения понятий язык - культура - этнос. Возросший интерес к проблемам соотношения национального и интернационального, языка и культуры, к фрагментам картины мира, закодированным в фразеологических единицах, прояснение этимологической семантики фразеологизмов требуют привлечения иноязычного, диалектного и устаревшего материала, систематизации его с целью выявления типологического и специфического. Этому способствует сопоставительная фразеология, без данных которой так же трудно рассуждать о национальной обусловленности фразеологических оборотов, как и "трудно говорить о специфически местных, узко локальных фразеологизмах" [5. С. 94]. Такой подход показывает, что "внешне атомарные, фиксируемые спорадически в разных говорах и других подсистемах национального языка фразеологические единицы оказываются порождением культурных универсалий, фрагментами общей традиционной картины мира" [6. С. 83].

Богатейший материал, накопленный фразеографией, в том числе и диалектной, демонстрирует довольно активную перекличку славянских устойчи-

Кузнецова Ирина Владимировна - канд. филол. наук, доцент Чувашского государственного университета.

стр. 99

вых сравнений: перм. прийти как огня ухватить; смол, как огня хватить; укр. прийшов як огню вхопити (урвати); ненане огню вхопити; як (мое, немое) огню вхопивши; лемк. прибиты як вогня вхопити; бел. пабыу як агню ухапіу; болг. дохождам (идвам/дойда) сякаш (като) за огън; с. -х. као да си дошао ватре узети; польск. jak po ogien; przyszedl jak po ogien - 'зайти на очень короткое время (обычно о госте)' - ср. с фразеологическими единицами, в составе которых также есть словосочетание ухватить огня, но имеющими несколько иное значение: укр. бігти (мчатися, летiти) як (мое, немое) огню вхопивши; бел. <бяжыць> як агню (жару) ухапіушы - 'очень быстро бежать, спешить'. Происхождение этих сравнений связывают с обычаем брать углем или пучком соломы огонь у соседей, если огонь в своем доме погас [7. С. 3; 8. S. 217 - 218]. В пользу этой этимологии можно привести белорусское сравнение як агню пазычыць (одолжить, занять). Однако думается, что фразеологизмы имеют более древнее происхождение и мотивируются кражей чужого огня - ср. с лемк. прити як огня вкрасти 'прийти ненадолго'. Огонь в печи считался живым, священным, отождествлялся с божеством, покровительствующим семье. Огонь своего домашнего очага - символа богатства, сохраняемого ночью в виде горячих углей¹ , в опасные дни и после захода солнца старались не давать в чужой дом, чтобы не передать вместе с ним обилие, достаток и благополучие [9. Т. II. С. 13, 26 - 27, 41 - 46, 66 - 67]; обычай же одалживать огонь более позднего происхождения. Рассмотренные устойчивые сравнения являются фразеологической консервацией одного из элементов быта прошлого, мифологические корни которого забыты. При этом полное аспектное тождество (соотнесенность грамматической формы и компонентного состава) при тождестве значения необязательно, так как семантически и прагматически это несущественно. Достаточно, что фразеологические обороты имеют относительно устойчивую структурно-семантическую модель, допускающую квантитативное или квалитативное варьирование компонентов, не влияющее на их семантику.

При межъязыковом сопоставлении выявляются типологические соответствия на уровне структурно-семантических моделей устойчивых сравнений разных языков: рус, как (как будто) ушат <холодной> воды <на голову> вылить; как (как будто) ушатом холодной воды окатить (обдать, облить); действовать/подействовать как ушат холодной воды; укр. як холодною водою облити; діє як відро холодної води; бел. як халадзёнкай аблілі; болг. като че (сякаш) ме обляха (поляха) със студена вода; с. -х. као vodom poliven; као da si ga polio hladnom vodom; польск. jak zimna woda oblac; чеш. jako by ho zimnou (studenou) vodou oblil (polit); слвц. obliat' studenou vodou - 1) 'внезапно привести в замешательство; охладить энтузиазм, пыл, рвение; неприятно удивить; обескуражить'; 2) 'о чем-л. неожиданном, неприятном, действующем отрезвляюще' - ср. с нем. etw. wirkt wie ein kalter Wasser (Wasserstrahl); er stand da wie mit kaltem Wasser uber-, begossen и с англ. некомпаративными фразеологизмами с той же образностью и семантикой: throw (pour) cold water on somebody (something); turn out in the cold. Фразео-

¹ Об угольях как метафоре золота, превращении углей в золото и наоборот см.: [9. Т. I. С. 200 202; 10. Т. П. С. 56, 59]. Заметим, что в немецком разговорном языке одно из наименований денег - Kohle (угли), отсюда фразеологизм Kohlen schaufeln (угли сгребать), синонимичный русскому обороту грести деньги лопатой.

стр. 100

логический ареал - зона территориального распространения объединенных одной структурно-семантической моделью фразеологизмов - ставит под сомнение утверждение о собственно русском происхождении фразеологизма <как (как будто, будто, словно, точно)> холодной водой окатить (облить) [11. С. 76]; вряд ли оборот связан и с практикой разливания водой дерущихся быков, известной в русских деревнях [11. С. 76]. Скорее всего, в нем запечатлен элемент древнего лечебного обряда, известного многим индоевропейским народам, в том числе и русскому, и издавна применяемого в магической практике исцеления, отражающий народное понимание причин заболеваний. Неожиданное обливание водой - один из способов пугания и изгнания болезней (лихорадки, эпилепсии, желтухи); использовали этот прием и для ускорения родов [10. Т. II. С. 426]. Широко практиковалось лечение по принципу имитативной магии, основанной на аналогии - подобное лечит подобное, поэтому особенно эффективным этот метод считался при лечении болезненного состояния - испуга: болезнь, вызванная глубоким душевным потрясением, должна быть искоренена аналогичным стрессом - ср. с перм, как (ровно, будто) водой облило 'очень испугало что-л., привело в смятение, замешательство'. Практика окатывания водой из ушата (ведра) как способ избавления от испуга и его следствий - заикания, икоты до сих пор сохраняется в деревнях Поволжья. По этой же структурно-семантической модели позже образовались рус. как (словно, точно) холодным душем окатило; действовать/подействовать как холодный душ; болг. обливам/облея (поливам/полея) <като> със студен душ; подействува ми като студен душ - ср. с нем. das war eine kalte Dusche; wie eine kalte Dusche verabfolgen; англ. throw a cold douche upon.

Народная медицина, цель которой - сохранение и укрепление здоровья, предупреждение и лечение болезней, представляет собой сплав реального, основанного на богатейших эмпирических знаниях, и ирреального - магической лечебной практики. Персонификация болезней, анимистические взгляды на причины заболеваний породили и такой прием избавления от болезни, как ее "задабривание": рус. годить как лихой болячке; угождать как чирью (чиряку, нарыву) на заднице; укр. годити як хирі (<лихій, осінній> трясці); годить як <сирота> болячці; годить (годити) як <гіркій, лихій> болячці; догожає (догоджає) як чирякові <на задку (роті)>; догаджьиє як струпові на сраці; бел. гадзіць (наравіць) як ліхой баляццы (скуле); с. -х. ugadati kao ciru na guzici (prstu) - 'всячески угождать кому-л.'. Следы магии целения сохранились в устойчивых сравнениях с семантикой 'внезапно прошло, бесследно исчезло (о болезни, боли, хмеле, усталости и т.п.)': рус. как рукой сняло (снимет); укр. як (мое, немое, наче, неначе) рукою зияло (як руками одняло, одняв); лемк. як бы руков зняти; бел. як рукой зияло; болг. махам/махна като с ръка (ръчица); с. -х. као да руком однесе; kao da rukom odnijet (odnesen); польск. jak (jakby) reka odjal - ср. с фр. oter le mal comme avec la main.

Мифологическую основу имеют многие устойчивые сравнения славян: рус. влюбился как черт в сухую ракиту; укр. влюбився (закохався) як чорт у (в) суху вербу (грушу); любить як чорт суху грушу; бел. улюбіуся (утрескауся) як чорт у сухую вярбу (грушу); польск. zakochal sie jak diabel w suchej (starej) wierzbie; кашуб, zakochac se jak micholk w jerzbinie; чеш. zamilowal se jako dabel do suche vrby - 'влюбился без памяти'. В народном сознании деревья, особенно старые и сухие, являются местом обитания мифологических персонажей: рус.

стр. 101

крутится как черт на бересте² ; новг. вертится как шиш на дубине ³ ; укр. забрався як чорт на грушу; б?ється як чорт в суху вербу; б'єтъся як чорт коло сухої верби; женит сі як дідько з сухов вербов; польск. smieje sie jak diabel w suchej wierzbie; rozsmial sie (chichocze sie) jak diabel w rokicinie; siedzi jak diabel w rokicinie (rokicie, sprochnialej wierzbie); кашуб, wpasc jak djobol na seche drzewo. Совсем не случайно в фразеологизмах наиболее часто упоминаются верба и груша. Действительно, в демонологии славян они более всего связаны с нечистой силой и являются местом обитания черта (нечисти) (см. [10. Т. I. С. 335, 567]). Идиоэтничность фразеологических единиц проявляется на фоне универсального. Брянское сравнение влюбился как антонов огонь в гнилушку (гамирушку) кажется на первый взгляд немотивированным и не имеющим аналогов в других языках. Однако семантика слова гнилушка 'старое, гнилое, истлевшее дерево' и перифразы антонов огонь 'гангрена', 'болезнь деревьев', 'черт' позволяет считать его этимоном структурно-семантическую модель "влюбился + как + нечисть в <сухое, старое> дерево" [14. С. 40 - 41], так как для мифологии вообще типичен семантический переход 'болезнь' → 'злой дух'.

Типологические соответствия на уровне структурно-семантических моделей фразеологических оборотов разных языков во многом обусловлены общностью культурных моделей мира у разных народов. Так, болезни рассматривались и как мифологические персонажи, и как враждебная акция со стороны сверхъестественных сил. Человека, переболевшего оспой, имеющего на лице Шадрины, характеризуют фразеологизмы компаративного и некомпаративного типа со структурно-семантической моделью "<будто и т.п.> черт + <на нем (на лице, части лица)> + горох молотил": рус. <ряб> будто черти на нем горох молотили; на лице (роже) черт (черти) <по ночам> горох молотил (молотили); укр. наче (обличчя неначе) чорти горох молотили; лице наче дідько по ньому горох молотив; чорт сім кіп гороху змолотив; горох дідько молотив; лемк. як бы чорти горох молотили; бел. як чорт (черщ) гарох малаціу (малацілі); польск. Wyglada jak kiedy by diabli na nim groch mlocili; diabel groch na nim mlocil; кашуб, wezdrzi, jakbe djobel na nim groch draszowol; djobel draszowol groch na jego gebie; слвц. certi mu na tvari hrach mlatili - ср. с нем. als ob der Teufel Erbsen gedroschen hatte. Национальная специфика, выявляющаяся на уровне структурно-семантической модели, присуща русским фразеологизмам того же семантического ряда: ряб, будто черти у него на роже в свайку играли; ока рожа> словно на ней черти в свайку⁴ играли; на лице черт в свайку играл. Данные обороты образованы по той же модели "<будто и т. п.> черт + лицо + испортил", но в качестве "инструмента" порчи указывают не на трудовую деятельность, а на игру, развлечение, в связи с чем привносится дополнительный семантический оттенок.

² Береста - дерево Ulmus campestris; род различают по видам: илим, ильма, вяз, берестина, берест, карагач, караич, караичник, красная берестина, красный ильмовник [12. Т. I. С. 205].

³ Шиш - мифологический персонаж, злой дух, черт. Производные от *dobъ обозначают части дерева (дубец 'ветка', дубина 'большая палка'), предметы из него, разные ботанические виды; слово дуб в XII-XVI вв. и в современных славянских языках и диалектах часто выступает в родовом значении 'дерево' (см. [10. Т. П. С. 142; 13. С. 31]).

⁴ Свайка - игра, напоминающая игру 'в ножички': толстый гвоздь или шип с большой головкой берут в руку и резким броском втыкают в очерченный на земле круг [12. Т. IV. С. 49].

стр. 102

Национальная или ареальная специфика может выявляться в структурно-семантической модели на уровне мотивирующего образа - ср., например, устойчивые сравнения, отражающие способность некоторых демонических существ быстро перемещаться по воздуху и образованные по модели "лететь + как + мифологический персонаж" = 'очень быстро передвигаться': рус. <лететъ> как ведьма (черт) на помеле; как черт на воздухе летать; бел. ляцiцъ як чорт (чэрцi) з пекла; кашуб, lececjakdjobei (purtk⁵ ) z dobra desza do piekla; latac jak rokitnik ⁶ (wieszczi ⁷ ); чеш. Lita jako vesti; с. -х. лети као вjeдогона ⁸ . Другие устойчивые сравнения, отмечающие такую особенность некоторых из них, как бестелесность, образованы по модели "худой + как + мифологический персонаж": рус. <худой> как постен⁹ ; укр. марний як тінь; худий (сухий) як трясця ¹⁰ ; лемк. худый як коллера (холера); с.-х. сув као авет ¹¹ ; кашуб, chudijak mora ¹² .

Осколком мифологических представлений о волке являются следующие устойчивые сравнения: укр. побожний як святого Юрого (Юра) кінь; бел. набожны як святого Юр'я конь; польск. naboiny by swietego Jerzego koh (jak kon swietego Jerzego); кашуб, nobozny (naboiny) jak swietego Jerzego kon; чеш. zbozny jako svateho Jiri kun - 'неискренний, лицемерный'; укр. справедливый як святого Юра кінь; польск. sprawiedliwy jak swietego Jerzego koh - 'крайне несправедливый'; укр. фальшивий як сьвятого Юра кінь 'очень лживый или льстивый', где конь святого Георгия - эвфемизм волка [17. С. 39]: по верованиям, зафиксированным в украинском и белорусском Полесье, хозяин и покровитель волков св. Юрий ездит верхом на волке [18. S. 447; 10. Т. I. С. 413].

Мотивировка Иркутск, здоровый как волк; поволжск. здоровый как бирюк; с. -х. здрав као вук (курjак) - 'очень здоровый' связана как с реальными наблюдениями над этим представителем фауны, так и с забытыми большинством носителей языка представлениями о получении от него здоровья. По мнению исследователей, на ранних ступенях развития общества грань между религией и народной медициной настолько тонка, что порой трудно разграничить религиозные обряды и лечебные действия. Часто органы животного, его кровь, жир, желчь, шерсть и другие субстанции наделялись магическо-целебными качест-

⁵ Одно из наименований дьявола.

⁶ Рокитник - антропоморфный злой дух с крыльями летучей мыши, вызывающий сильный ветер и обитающий (или отдыхающий) в зарослях ракиты, что и дало ему имя.

⁷ Номинация вампира по обладанию особыми знаниями, хотя кашубам известно устойчивое сравнение obartniec jak wieszczi 'сильно поглупеть'.

⁸ Черногор., зап. -серб. (в)jeдогоньa - мифологический персонаж из категории двоедушников, душа которого покидает тело во время сна; атмосферный дух, борющийся со зловредными атмосферными демонами. Подробнее см.: [9. Т. III. С. 196, 234 235; 15. С. 50, 139 141, 158; 10. Т. П. С. 152, 303].

⁹ Одно из диалектных (пек.) наименований тени - бестелесного двойника человека, мифологизация которой имеет глубокие корни. Тень принадлежит этому и потустороннему мирам, отсюда ряд семантических переносов: это и 'тень, след, отпечаток чего-н.', и обозначение домового, ассоциирующегося с тенью (например на стене), и призрак, и явление человека в зеркале при гадании, и 'дух лесных избушек' [16. С. 70]. В русских говорах слово тень сохраняет значение 'нечистая сила, злой дух' - ср. с новг. тень навалилась (прижимает) <во сне>.

¹⁰ Одно из наименований лихорадки, отражающее ее симптомы.

¹¹ Авет - тенеподобный персонаж сербской мифологии, отличающийся худобой и отвратительной внешностью; может выглядеть как мертвец [15. С. 1].

¹² Западно- и южнославянский мифологический персонаж, часто выглядящий как неясно различимая тень человека; призрак.

стр. 103

вами и использовались как лекарство. Способы лечения средствами животного происхождения отличаются богатством локальных вариантов; нередко они не лишены элементов рационального (например, применение волчьего жира или сала). Широко практиковалось лечение органами животных в Киевской Руси; распространено оно было и позже. Некоторые части тела волка наделялись апотропеической силой; оберегом служило и само упоминание волка или называние волком (подробнее см.: [9. Т. I. С. 735 - 767; 19. С. 208; 20. С. 71; 10. Т. I. С. 416 - 417]. Таким образом, символом здоровья волк стал как в результате чисто эмпирического восприятия человеком этого животного, так и в связи с древними верованиями в его магическую - апотропеическую и целительную - силу.

По одной структурно-семантической модели образованы следующие устойчивые сравнения с антонимичными планами содержания и выражения: укр. потрібний як вовк на небі; лемк. требало як пса до неба; кашуб, potrzebny jak swinia w niebie. Их семантика формируется двуступенчато. Во-первых, компаративная часть содержит "формулу невозможности" - выражение, основанное на реальной невозможности существования описываемой ситуации, но имеющее мифологический подтекст. Волк в мифологической традиции связан с нечистой силой; "хтонические свойства волка роднят его с гадами, особенно со змеей" [10. Т. I. С. 411, 412], а "для всех мифов о волке характерно сближение его с мифологическим псом"¹³ [23. С. 242]. Свинья в мифологических представлениях славян также связана с нечистой силой (лемк. як кыбы чорт на дикуй сети зробив); она, как и волк, - "чертов конь", одно из средств передвижения дьявола: польск. jedzie jak diabel na dzikiej swini', кашуб, gonic jak djobel na dzekie swini -'очень быстро'; jachac jak djobel na kulawe swini - 'очень медленно'. Во-вторых, в фразеологизмах противопоставлены не только компоненты сравнительной части (небо как чистое пространство и нечистые животные), антонимичны также основание сравнения и компаративная часть.

Рассмотренные устойчивые сравнения синонимичны фразеологическим оборотам, образованным по модели "нужен + как + нечистая сила в церкви (святом месте)": укр. потрібний як дідько в церкві; потрібно як дідъка в Ченстохові; потрібний як чорт у Кохавині; польск. potrzebny jak diebel na zwonicy; potrzebny jak diabel w Czestochowie (Kochawinie, swietym miejscu); potrzebny jak Boruta w Czestochowie ¹⁴ , а также лемк. треба як пса до церквы; польск. potrzebny jak pies w kosciele; чеш. platny jako pes v kostele. Последние, как и с. -х. дочекаше га ка пса у цркву; среhан као пас у Хришhанскоj цркви; польск. со ро psie w kosciele, слвн. sprejeli so ga ko psa v cerkvi, чеш. vzacny jako pes v kostele, мотивированы и тем, что собаку нельзя пускать в церковь, особенно в алтарь, так как в христианской перспективе псы ассоциируются с язычниками или вообще с иноверцами. Такое восприятие прослеживается уже в Новом Завете. В Московской Руси существовал "Чин на очищение церкви, егда пес вскочит в церковь или от неверных войдет кто" [22. С. 47, 50]; старообрядцы Олонецкой губернии "при собаке не молятся Богу" [24. С. 924]. В народной легенде Господь проклинает собаку словами: "Штоб ты цирковныва

¹³ О псе как противнике Громовержца и его отождествлении со змеем см.: [21. С. 51; 22. Р. 46, 63 - 66].

¹⁴ Места религиозного паломничества в Галиции и Польше, где находятся известные иконы Богоматери; дідько, Boruta - эвфемизмы черта (последний - по месту обитания: польск. Ьог 'дремучий лес')-

стр. 104

звону ни слыхала, у Божий храм ни хадила!" [25. С. 100]. Заметим, что и в Древней Греции собак не допускали в святые места - остров Делос и афинский акрополь [26. S. 7 - 8, 44, 49, 51]. С неуместностью нахождения нечистого существа при церковном обряде погребения, а также с поверьем, что собаки поедают души мертвых [26. S. 31, 34], связано лемк. устойчивое сравнение рассмотренного семантического ряда требало як пса на погріб.

В народной культуре славян символом богатства и изобилия, благодаря мохнатости, наличию шерсти¹⁵ , стал кожух (шуба, тулуп), что отражено в восточнославянских обрядовых формулах-пожеланиях, содержащих сравнение: рус, чтобы всего в доме было много, как шерстинок в кожухе; как шуба мохната (лохмата), так ты будь богата; чтобы жених был богатый, как кожух волохатый; укр. як цей кожух мохнатий, так буде зять богатий; бел. як шуба касмата, будзъ так багаты; будзь, зяцю, багатый, як кажух волохатый.

"Древнейшими символами богатства были ... предметы с общим признаком множественности", все то, что не "голо" [10. Т. I. С. 203], что мотивировало появление фразеологизмов: рус. диал. быть в щетине (шерсти), а стать в пуху (донск.); войти (вобраться) в перья (пек.); укр. убиватися/убитися в пір'я; в (у) пір'я поростати; бел. у пер'е абросці; у пух убірацца; с. -х. увалити се у nepje; чеш. narostlo mu (na nem) peri; польск. wpierze (piora) porastac; в. -луж. k pjerjam princ - 'разбогатеть, стать зажиточным'¹⁶ ; укр. мати ся в пір?ю; лемк. жыти як душа у пірю - 'жить зажиточно, богато' (ср. с англ. in full feather 'быть при деньгах, иметь много денег') и поговорок: рус. Пошел за шерстью, вернулся остриженным; болг. За вълна тръгнал, остригай се върнал -'понести убытки, потерпеть ущерб' (ср. с нем. Haare (Federn, Wolle) lassen с той же семантикой).

Корреляция 'шерсть (волосы, перья)' - 'богатство (деньги)' обнаруживается в устойчивых сравнениях, в которых реальное переплетено с мифологическим: укр. грошей як у жаби пір'я (волосся); лемк. богатства як у жабы серсти; пінязей як на долони волуйса; чеш. ma penez jako (со) zaba chlupu (vlasu, peri); ma penez со na zabe vlasu; ma penez со na dlani vlasu; с. -х. пун новаца као жаба длака; pun para kao zaba dlaka - 'быть бедным, совсем ничего не иметь'.

В славянской народной демонологии распространен мотив связи богатства с нечистой силой. Считается, что большим богатством владеют черт, домовой, духи-обогатители, гномы, змей и некоторые другие мифологические персонажи, но в устойчивых сравнениях славян отмечены лишь некоторые из них: рус. как юж все в дом тащит - 'о бережливом и запасливом человеке'; богатый как (что) черт рогатый; укр. багатий як чорт рогатий (лаба-

¹⁵ Как и обилие шерсти, волосатость - признак богатства, ср.: рус. тело в шерсти - в добре жить; кто волосат, тот <будет> богат; укр. хто волохатий, той буде багатий; яка вона мохната, така невістка багата; польск. kto kosmaty (wlosaty), ten bogaty; gdo kudlaty, tyn bogaty, кашуб, chto klatati, ten bogati; chto mo szadu rece, bedze bogati - ср. с рус. жарг. мохнатый 'богатый'; укр. вовна поросла 'разбогател'. Представление о шерсти как символе богатства выходит за пределы славянского мира - ср. с нем. in der Wolle sitzen (в шерсти сидеть) 'жить богато, в роскоши', имплицирующим элемент обрядовых действий, известных и славянам [10. Т. I. С. 203; Т. П. С. 520 - 521].

¹⁶ Фразеологизмы рассмотрены в: [27. С. 21; 28. С. 95 - 96]. В других языках фразеологизмы могут иметь также значения 'стать взрослым, самостоятельным', 'опериться (о птенцах)', "не отмеченные в русских говорах" [5. С. 70].

стр. 105

тип); лемк. богатый як чорт; бел. багаты як (што) чорт рагаты - 'очень богатый' (заметим, что польск. bogaty jak czart (diabel) rogaty имеет семантику 'очень бедный'); мати пінязи як дябол плеви; бел. грошай як у чорта <скалок> 'о большом количестве денег'; чеш. та vseho jako cert (cerv) plev; слвц. mat' penazi ako pliev - 'иметь очень много всего'. Укр. сидитъ як чорт на грошах в (у) болоті 'о скупце' может восходить и к распространенным у славян поверьям о чертях как хранителях кладов¹⁷ . Зажиточность, материальное благо (а также удачливость, преуспевание во всем) человека часто объясняются контактом с нечистой силой: укр. як чорт пугою нагнав; бел. як чорт пугаю назганяу - 'о большом количестве кого-/чего-л.'; посябрыцца з белуном - 'разбогатеть'; nieczystaja sila pamahaje; кашуб, krdsnieta szczesce przenosza; krosnieta pomogajq; zli dech pomoga - 'жить богато, преуспевать во всем'; ср. также с поговорками: рус. Богатому черти деньги куют; кашуб. Bogatemu djoble na zarnach miela - 'быть зажиточным, богатым'; рус. Богатому и черт колыбель качает; У богатого черт детей качает; укр. Сам біс діти колише; Багатаму і чорт у кашу дбае; бел. Багатаму чорт дзяцей калыша; нем. Dem Reichen wiegt der Teufel die Kinder - 'все удается, везет во всем'. Импликацией верований в то, что богатство приносит черт или дух-обогатитель, являются выражения: рус. черт на хвосте принес - 'о неожиданной прибыли'; <ему> змей (юж) деньги таскает; бел. змей гроши носиць; с. -х. све му цицкавац носи; польск. Bogatemu i diabel niesie; кашуб, czart pieniadze (prze) nosy - 'о человеке, который быстро и непонятно как богатеет' (поверья о деньгах, приносимых демонами, известны также лужичанам, немцам, литовцам [29. S. 623, 668]) и фразеологизмы со структурно-семантической моделью "иметь + духа-обогатителя" = 'быть зажиточным, богатым': укр. мати хованця; лемк. мати хованця у мішку; чеш. mit plivnika (sotka, hospodaricka, diblika); морав. miti skritka; слвц. mat' skriatka; в. -луж. kubolcika (zmija) mec; won ma zmija; польск. won ma zmija. С поверьями, что экскременты некоторых демонических существ превращаются в золото, связаны польск. skrzaltek komu nasral; Bogatemu diabli do kieszeni sraja; кашуб, djobel komus pieniedze sro (ср. с рус. пословицей Нечем черту срать, так угольями). Забвение исходного образа оборота нередко приводит к его редукции (опущению конкретизирующего компонента) и как следствие - к затемнению внутренней формы фразеологизма: польск. cieszy sie jakby mu ktos w kieszen nasral - 'чрезмерно радоваться'.

Одна из ипостасей нечистой силы в народных представлениях - коза (козел): польск. Koza a djabel - to jedno; это творение черта: рус. Бог создал овцу, а черт козу; ср.: укр. чортово насінне, польск. djabelskie stworzenie, чеш. certova rodina - 'коза'. Укр. сравнение любується як чорт молодим козлям отмечает пристрастие черта к этому животному. Блеяние козы кашубы сравнивают со смехом дьявола: Koza moze se smioc przez zebe jak djobel. Коза и черт сближаются по внешнему виду (рога, копыта, хвост). Возможно, это способст-

¹⁷ По известным западным и восточным славянам поверьям, клады иногда "просушиваются" - выходят ночью наружу блуждающими огоньками (их тоже называют кладом) или свечой - ср. со словами жития Бориса и Глеба (XI в.): "аще бо или сребро или злато скровено будеть под землею, то мнози видять огнь горящ на том месте" [9. Т. II. С. 363 - 364; 12. Т. П. С. 285]. С блуждающими огоньками связано польское выражение Czart pokaze zloto, a wciagnie w bloto. "Просушивание" кладов часто приписывается нечистой силе: польск. czart pieniadze suszy ; кашуб, djobel przesuszo (czeszczi) pieniedze; na zomkowiszczu Mamon (= дух, стерегущий клад) przesuszo pieniadze.

стр. 106

вовало появлению иронических устойчивых сравнений: чеш. bohaty jak kozel rohaty (bohata jako koza rohata) 'очень богатый' и польск. bogaty jak koziel rogaty; кашуб, bogati jak kozel rogati - 'очень бедный'.

Рога - неотъемлемый атрибут черта (ср. эвфемистические и перифрастические наименования жителя преисподней: рус. рогатый, ангел с рожками, бог с рогами; укр. рогатий; с. -х. рогоньа; польск. aniolek z rozkami; кашуб, ten z rogami, purtk z rogami (rozkami), nen czorny z rogami; нем. der Gehornte mit dem Pferdefu ß (рогатый с лошадиными копытами); исп. el cornudo; ит. guello con e corne (тень с рогами). Рога были "предметом определенных сверхъестественных действий, колдовства" [30. С. 278]. Считалось, что человек, связанный с нечистой силой, которая обеспечивает ему материальный достаток, занимается колдовством, т.е. сам наделяется демоническими свойствами. Сопоставление 'рогатый' - 'богатый' прослеживается в выражениях: рус. Кто богат, тот и рогат; Будешь богат, будешь и рогат; укр. Мужик багатий як віл рогатий.

В народной культуре рогами наделялись представители фауны, не имеющие их в реальности, но мифологически ассоциирующиеся с "гадами", являющимися еще одной ипостасью демонологических персонажей: рус. богата как вошь рогата - 'очень богата'. Символика вшей определяется признаком множественности, вследствие чего эти насекомые соотносятся с однородными мелкими предметами, в том числе и с деньгами (монетами) [10. Т. П. С. 447, 492; Т. I. С. 447 - 448]: лемк. мати пінязи як циган уш; чеш. и mne je о penize jako u zebraka o ves (у меня денег как у нищего вшей) - 'очень много' (ср. также с выражениями: рус. Есть вошь - будет и грош; болг. Въшкав с (от) пари (вшив от денег). Оттенок иронии имеют укр. багатий як пес рогатий и богатий як собака кудлатий ¹⁸ - 'очень бедный'.

Устойчивые сравнения-эталоны, ориентированные на наиболее типичные, сберегаемые сознанием социума образы, выполняют функцию "межпоколенно воспроизводимых знаков "языка" культуры" [31. С. 14]. Данные фразеологии -неотъемлемая, непосредственно связанная с планом содержания (мировоззрением) часть плана выражения традиционной культуры. Связь эта двусторонняя: факты языка - важнейший источник реконструкции элементов культуры, народного сознания, мифологии и т.д.; решение же многих фразеологических задач невозможно без обращения к широкому культурно-историческому и этнографическому контекстам.

Рассмотренные фразеологические обороты культурно обусловлены, но не специфичны, так как мотивированы представлениями, общими для духовной культуры славян и других индоевропейских народов. Наличие общего культурного компонента в фразеологизмах разных языков "позволяет предположить, что культурные коннотации частично переводимы и что между культурным и национальным в языке не должен стоять знак равенства" [32. С. 132] (см. также [33. С. 260 - 265]). Исследования, нацеленные на воссоздание национально специфичной "фразеологической картины мира", но осуществленные на материале одного языка, обнаруживают достаточно большую уязвимость:

¹⁸ Мотив шерсти играет важную роль в мифологических представлениях о собаке: шерсть ассоциируется с богатством, благополучием (ср. с рус. пословицей Пес космат (мохнат) ему тепло, мужик богат - ему добро) и является одним из типичных признаков противника Громовержца. О шерсти как признаке мифологического змея см.: [21. С. 106, 166 - 175].

стр. 107

"Однако специфические и общечеловеческие, национальные и ареальные культурные традиции трудноразделимы. К фразеологизмам, которые, по Телии (см.: [34. С. 252]), должны были бы выражать особый русский менталитет, без труда можно найти соответствия в других европейских языках. Русскую "фразеологическую картину мира" необходимо четче отграничивать от других языков" [35. S. 357]. С этим утверждением нельзя не согласиться. Попытки воссоздания языковой картины мира на основе фразеологического материала лишь одного языка приводят к субъективным выводам, и только последовательное межъязыковое сопоставление может выявить национальную специфику фразеологических единиц.

В целом закономерно, что благодаря определенной общекультурной семиотической заданности фразеологии и универсальности человеческого мышления одинаковые реалии часто вызывают у разных народов однотипные ассоциации. Конфронтативная фразеология демонстрирует семиотически значимый характер фразеосюжетов и воссоздает картину мира, заданную глубинными общекультурными архетипами.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Мокиенко В., Степанова Л., Малински Т. Русская фразеология для чехов. Olomouc, 1995.

2. Фрейденберг О. Миф и литература древности. М., 1978.

3. Потебня А. А. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Харьков, 1894.

4. Dobrovol'skij D. Phrazeologie und sprachliches Weltbild (Vorarbeiten zum Thezaurus der deutschen Idiomatik) // Deutsche Phrazeologie in Sprachsystem und Sprachverwendung / Ed. by Cs. Foldes. Wien, 1992.

5. Ивашко Л. А. Очерки русской диалектной фразеологии. Л., 1981.

6. Подюков И. А. Культурно-семиотические аспекты народной фразеологии: Дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 1997.

7. Подюков И. А. Народная фразеология в зеркале народной культуры: Уч. пособие. Пермь, 1990.

8. Krzyzanowski J. Madrej glowie dose dwie slowie. Warszawa, 1975. T. II.

9. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1865 - 1869. Т. I-IV.

10. Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под ред. Н. И. Толстого. М., 1995 - 1999. Т. I-II.

11. Шанский Н. М., Зимин В. И., Филиппов А. В. Краткий этимологический словарь русской фразеологии // Русский язык в школе. 1979. N 4.

12. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1903.

13. Кругликова Л. Е. Дубина стоеросовая (К вопросу о происхождении ФЕ) // Переходные явления в области лексики и фразеологии русского и других славянских языков. Вторые Жуковские чтения. Великий Новгород, 2001.

14. Кузнецова И. В. Из народной фразеологии // Динамика фразеологического состава языка. Курган, 1999.

15. Кулишиh Ш., Петровиh П. Ж., Пантелиh Н. Српски митолошски речник. Београд, 1970.

16. Черепанова О. А. Мифологическая лексика русского Севера. Л., 1983.

17. Кузнецова И. В. Религиозно-мифологический подтекст славянских устойчивых сравнений с этнонимами // Frazeologia a religia. Opole, 1996.

18. Івченко А. Польсько-українські фразеологічні контакти та етимологічний аналіз фразеології// Slavia orientalis. Krakow, 1999. Т. XLVIII. N 3.

19. Болтарович З. Україська народна медицина. Історія і практика. Київ, 1994.

20. Кабанова Н. М. Роль мифологических представлений в создании устойчивых сравнений семантической группы 'очень здоровый, крепкий' // Frazeologia a religia. Opole, 1996.

21. Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982.

22. Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии (статья вторая) // Studia slavica Academiae scientiarum Hungaricae. ХХХШ. Budapest, 1987.

23. Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. Т. 1.

стр. 108

24. Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991.

25. Афанасьев А. Н. Русские народные легенды. Казань, 1914.

26. Scholz H. Der Hund in der griechisch-romischen Magie und Religion. Inaugural-Dissertation. Berlin, 1937.

27. Ивашко Л. А. Диалектная фразеология и ее формирование на базе лексики народной речи: Докт. дис. СПб, 1994.

28. Ивченко А. А. Идеографическое и ареальное описание фразеологии верхнелужицкого языка: Канд. дис. Л., 1987.

29. Moszynski К. Kultura materialna. Warszawa, 1967. Т. И. Cz. I.

30. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М., 1996.

31. Телия В. Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры. М., 1999.

32. Брагина Н. Г. Фрагмент лингвокульторологического лексикона (базовые понятия) // Фразеология в контексте культуры. М., 1999.

33. Гак В. Г. Национально-культурная специфика меронимических фразеологизмов // Фразеология в контексте культуры. М., 1999.

34. Телия В. Н. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

35. Eismann W. Phraseologie I I Handbuch der sprachwissenschaftlichen Russistik und ihrer Grenzdisziplinen. Wiesbaden, 1999.

Permanent link to this publication: