В условиях непрекращающихся схваток за власть, на фоне острых, порой драматических событий последних двух лет в Китае ясно вырисовывается основная стратегическая линия нынешнего руководства КПК и КНР: при сохранении основных маоистских постулатов, особенно во внешней политике, форсировать программу так называемых "четырех модернизаций" (промышленности, сельского хозяйства, армии, науки и техники), чтобы подвести под свои далеко идущие гегемонистские и националистические цели военно-экономическую основу. Об этом ясно говорят решения XI съезда КПК (август 1977 г.) и V сессии Всекитайского собрания народных представителей (февраль - март 1978 г.).

Материалы Всекитайского совещания по науке, проходившего в марте 1978 г., свидетельствуют о том, что определенные перемены происходят в КНР и в сфере общественных наук, в том числе и в исторической науке Китая. За 1976 - 1978 гг. появилось несколько сот статей на исторические темы в ведущих политических и научных журналах - "Хунци", "Лиши яньцзю", "Вэньу", "Каогу"; в центральных газетах "Жэньминь жибао", "Гуанмин жибао" сообщалось о возобновлении изданий "Ученых записок" университетов и пединститутов в Пекине, Тяньцзине, Ляонине, Ухане, Гуанчжоу и других городах; публикуются отчеты о научных конференциях и дискуссиях по проблемам истории.

Из опыта последних двух десятилетий известно, насколько тесно историческая наука в КНР связана с господствующей политической линией, с социальными встрясками (типа "большой скачок" и "культурная революция"), как беспардонно маоистские лидеры стремились использовать историографию в своих неблаговидных целях, как они заставляют историю служить антисоветизму, великоханьской политике, идеям китаецентризма, обоснованию китайских территориальных претензий фактически ко всем соседним государствам. При этом следует учитывать большую, чем во многих других странах мира, роль исторической тематики во всей социально-политической жизни Китая и в умонастроениях китайцев. Этому есть и некоторые объяснения. Исторические примеры и стереотипы всегда занимали важное место в системе классического конфуцианского образования (каноны и исторические труды древности входили в обязательный минимум знаний на экзаменах для занятия чиновничьей должности), устная традиция доносила до масс народа ход важных событий национальной истории и имена виднейших ее деятелей начиная с первого тысячелетия до нашей эры.

В первое десятилетие существования КНР (1949 - 1959 гг.) наблюдался довольно быстрый количественный рост кадров китайских историков, был создан ряд специальных институтов в системе Академии наук, открыты исторические факультеты, заметно расширился диапазон исследований по истории Китая и всего мира. В эти годы происходило извест-

стр. 67

ное идейное и методологическое перевооружение старых научных кадров", начала осваиваться историко-материалистическая концепция общественного развития, интенсивно переводились труды зарубежных, в первую очередь советских, историков. Публиковалось большое число монографий и источников. Вырабатывались новые подходы к ряду важных проблем, завязывались живые дискуссии. Все это, разумеется, знаменовало собой лишь начальную стадию формирования марксистской исторической науки в Китае. Перед историографией стояли еще немалые трудности и проблемы, существенно сказывались влияние традиционной феодальной и буржуазной историографии, национальная ограниченность, слабое знакомство с достижениями мировой науки. Это понимали отдельные китайские ученые. Так, Лю Да-нянь, выступая в 1953 г. в Москве, признавал, что "основа марксистской исторической науки в Китае еще очень слаба"¹ .

В прошлом году Дай Чжэнь-хай в какой-то мере повторил эту оценку. Говоря о первых 17 годах (1949 - 1966 гг.) развития исторической науки в КНР, он, хотя и сваливает вину за все слабости историографии на "ревизионистскую линию" Лю Шао-ци, воспроизводя тезис официальной пропаганды, вместе с тем достаточно критично признает, что "марксистский теоретический уровень тогдашних работ по истории оставался невысоким, во многих специальных областях исследовательские силы были весьма слабы, а в некоторых вообще царила пустота... В области историографии еще сохраняли определенное влияние феодальные и буржуазные взгляды, включая ревизионистские научные воззрения. В исследованиях по истории наличествовали начетничество, превращающее отдельные положения марксизма в мертвую догму, догматические тенденции с пустой болтовней без реальностей; ученые удовлетворялись лишь подбором и расстановкой материалов, обнаруживались прагматические тенденции недооценки ведущей роли теории"² . К этому следует добавить, что сложная политическая обстановка тех лет, серия идеологических кампаний,, проводимых по инициативе Мао Цзэ-дуна, "большой скачок" в хозяйстве и в науке, окончившийся провалом, отнюдь не способствовали созданию творческой атмосферы и прогрессу исследований.

Шестидесятые годы оказались более пагубными для китайской исторической науки. Вслед за утверждением в Китае антиленинского, националистического и антисоветского курса маоистского руководства и в исторической науке КНР все более явственно обозначается поворот к усилению догматизма, национализма и прагматизма. История все больше становится на службу маоистской политике, что неизбежно ведет к сужению фронта исследований, к фальсификации и искажению исторического процесса. Одновременно извращается соотношение принципов историзма и классовости, что фактически приводит к отказу от марксистско-ленинского историзма как основополагающего методологического требования при изучении прошлого (наиболее четко отказ от историзма был выражен в статье Линь Гань-цюаня "Историзм и классовая точка зрения"³ ).

В эти годы в трактовках мировой истории еще явственней проявляются китаецентристские взгляды (Чжоу Гу-чэн), китайское рабовладение и феодализм провозглашаются "классическими" (Ли Я-нун, У Тин-цю), переоценивается роль ряда деятелей прошлого. В области межнациональных отношений идет пересмотр оценок монгольского и маньчжурского завоеваний Китая и созданных завоевателями династий Юань

¹ "Вопросы истории", 1953, N 5, стр. 59.

² Дай Чжэнь-хаи. Разоблачение теории "банды четырех" о том, что в области истории была "темнота". "Лиши яньцзю", 1978, N 4, стр. 4.

³ "Синь цзяньшэ", 1963, N 5.

стр. 68

(1280 - 1368 гг.) и Цин (1644 - 1912 гг.), Монгольское владычество именуется ныне "великим единением" народов, а маньчжурское - "периодом дальнейшего развития единого многонационального государства". О борьбе китайского народа против захватчиков больше не упоминается. История китайских революций нового и новейшего времени провозглашается эталоном для всех народов мира. Под флагом "классовой борьбы на идеологическом фронте" усиливается давление на историков. Все это ведет к углублению кризисных явлений в исторической науке КНР⁴ .

"Культурная революция" 1966 - 1969 гг. почти полностью прекратила деятельность историков Китая, как бы завершив процесс разрушения науки, начатый в предыдущие годы. Были закрыты все исторические журналы, перестали выходить книги. Под лозунгом борьбы с "буржуазно-монархической партией в кругах исторической науки", с "ядовитыми травами" шла травля видных историков, отнесенных к "черной банде", - У Ханя, Цзянь Бо-цзаня, Хоу Вайлу и многих других. Одни из них погибали (как Цзянь Бо-цзань), другие "перевоспитывались" в лагерях и деревнях, третьих хунвэйбины добивали как "тонущих крыс". Некоторые ученые отсиживались в бездействующих институтах и университетах, лишенные возможности творчески работать. Это был период почти полного паралича исторической науки в КНР.

В начале 70-х годов каких-либо сдвигов в китайской историографии не наблюдалось. Не оправившись от шока "культурной революции", историки молчали. То небольшое число статей на исторические темы, которое появилось на страницах газет и журнала "Хунци"⁵ , ничего нового, по существу, не содержало. В археологии даже при наличии в ряде районов страны интересных и нередко уникальных находок по всем периодам древней и средневековой истории обнаружился диктуемый шовинистическими и экспансионистскими задачами "интерес" к пограничным с СССР районам в Синьцзяне и на Северо-Востоке с явной целью "найти" что-то, доказывающее "вечную" принадлежность Поднебесной этих ранее независимых окраин. Единственным, весьма симптоматичным исключением стало появление серии статей по проблемам мировой истории, инспирированных пекинским руководством. Напечатанные в журнале ЦК КПК "Хунци" и подписанные выразительным псевдонимом Ши-цзюнь (буквально "Историческая армия", или

⁴ Анализу ключевых событий в истории Китая и критике ложных маоистских концепций в его истории, в истории взаимоотношений России и СССР с Китаем посвящена группа монографий, публикаций и статей советских ученых. В их числе: "Маньчжурское владычество в Китае". М. 1966; "Китай и соседи в древности и средневековье". М. 1970; В. А. Александров. Россия на дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.). М. 1969; "Татаро-монголы в Азии и Европе". М. 1970; "Историческая наука в КНР". М. 1971; "Новая история Китая". М. 1972; О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Советско-китайские отношения 1945 - 1970. М. 1972; И. С. Ермаченко. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии. М. 1974; С. Л. Тихвинский. История Китая и современность. М. 1976; "Внешняя политика государства Цин в XVII в.". М. 1977; публикации документов: "Советско-китайские отношения. 1917 - 1957". М. 1959; Н. Ф. Демидова, В. С. Мясников. Первые русские дипломаты в Китае ("Роспись" И. Петлина и статейный список Ф. И. Байкова). М. 1966; "Русско-китайские отношения в XVII веке". Материалы и документы. Т. I (1608- 1683). М. 1969. Т. II (1686 - 1691). М. 1972; статьи: Р. В. Вяткин, С. Л. Тихвинский. О некоторых вопросах исторической науки в КНР. "Вопросы истории", 1963, N 10; С. Л. Тихвинский. О проблемах новейшей истории Китая. "Вопросы истории", 1973, N 2; Б. П. Гуревич. Великоханьский шовинизм и некоторые вопросы истории народов Центральной Азии в XVII-XIX веках. "Вопросы истории", 1974, N 9, и др.

⁵ Например, статья Го Мо-жо о периодизации древней истории Китая с повторением прежней его аргументации ("Хунци", 1972, N 7), статья с нападками на теорию "Политики уступок", вырываемых крестьянскими восстаниями у феодалов ("Хунци", 1971, N 3), статья с обличениями вождя тайпинов Ли Сю-чэна и одновременно с нападками на Ван Мина, Лю Шао-ци и Чжоу Яна ("Хунци", 1971, N 4), и др.

стр. 69

"Армия истории")⁶ , они трактовали всеобщую историю, преимущественно нового и новейшего времени, с националистических, идеалистических и антисоветских позиций. В них на первый план выступают попытки вывести некую идеалистическую общность судеб Китая и всех развивающихся стран вне зависимости от исторических периодов, характера общества и государства в них, с тем чтобы представить затем Китай "братом по классу" и, следовательно, лидером этого мира. Всемирная история последних веков в описании Ши-цзюня предстает как история борьбы "сверхдержав" и сопротивления им всех остальных стран, с особой ненавистью говорится о политике России и СССР, извращается история второй мировой войны. На все эти измышления и фальсификации в советской печати был дан надлежащий ответ⁷ .

Сейчас, несмотря на продолжающееся восхваление "культурной революции" в официальной партийной печати, проскальзывают и отдельные критические оценки, приоткрывающие завесу над тем, что творилось в исторической науке в те годы. Как выясняется, маоисты выдвинули тогда лозунги "Провести революцию в исторической науке" и "Переписать наново всю историю Китая и мира". Первому этапу этой кампании, относимому к 1966 - 1972 гг., Лю Цзэ-хуа дает такую выразительную характеристику: "Используя крайне левый исторический нигилизм, выдаваемый за революцию, они ("радикалы". - Р. В.) отрицали все и свергали все и вся. Широкие круги историков дошли до гибельного положения, исторические труды были запрещены, исторические исследования и преподавание отменены, штаты исследователей распущены, историческая наука испытала невиданные ранее огромные бедствия!"⁸ .

Вскоре, не оправившись еще от сокрушительных ударов "культурной революции", историческая наука в КНР была ввергнута в новые испытания. В Китае развертывается крикливая политическая кампания "критики Линь Бяо и Конфуция", начатая и проводимая под непосредственным руководством Мао Цзэ-дуна через его ближайших ставленников из числа "левых". Эта кампания длилась почти три года - с 1973 по 1975. Организаторы ее не скрывали, что в основе кампании лежат чисто политические цели. Журнал "Хунци" писал тогда: "Углубление критики учения Конфуция - Мэн-цзы отнюдь не является "научной проблемой" или, как некоторые полагают, делом "культурных и образованных людей"... Напротив, это политический вопрос, тесно связанный с реальной классовой борьбой и борьбой линий... Для того, чтобы твердо придерживаться революционной линии председателя Мао,., необходимо критиковать Линь Бяо и Конфуция"⁹ . Советская печать показала, что группировка Мао Цзэ- дуна возлагала на эту кампанию ряд задач: заставить народ уверовать в непогрешимость идей Мао, закрепить его неограниченную власть, преодолеть негативное отношение к "культурной революции"; обеспечить выдвижение "новых", или "моло-

⁶ См. Ши-цзюнь. Изучать всемирную историю. "Хунци", 1972, N 4; его же. Еще раз об изучении рсемирной истории. "Хунци", 1972, N 5; его же. Изучать историю империализма. "Хунци", 1972, N 6; его же. Понять историю национально-освободительного дрижения. "Хунци", 1972, N 11.

⁷ См. Е. М. Жуков, В. А. Кривцов, В. Фетов. Всемирная история в кривом зеркале маоизма. "Коммунист", 1972, N 16; Ф. Б. Белелюбский. Маоистская концепция всемирной истории и подлинная история народов Востока. "Народы Азии и Африки", 1972, N 5; Г. В. Астафьев, А. Л. Нарочницкий. Лжеистория на службе великодержавных замыслов Пекина. "Новая и новейшая история", 1973, N 1; В. Н. Никифоров. Перекраивание истории маоистами. "Проблемы Дальнего Востока", 1973, N 2; С. Л. Тихвинский. Великоханьский гегемонизм и публикации на исторические темы в КНР. "Вопросы истории", 1975, N 11, и др.

⁸ Лю Цзэ-хуа. Разбить оковы, освободить историческую науку. "Лиши янь-цзю", 1978, N 8, стр. 12.

⁹ "Вширь и вглубь развертывать критику Линь Бяо и Конфуция". "Хунци", 1974, N 2, стр. 5 - 7.

стр. 70

дых", кадров, нанося при этом удар по старым кадрам партии и интеллигенции, создать новую концепцию истории Китая и его "национальных судеб", переоценить духовные ценности нации; расширить идеологическую базу маоизма путем раздувания национализма и др.¹⁰ .

Характерной особенностью новой кампании было еще более тотальное использование истории Китая и истории его общественной мысли в интересах политической борьбы. Главной мишенью атак были избраны Конфуций и конфуцианство, современными ревнителями которого были объявлены прежде всего бывший преемник Мао - Линь Бяо, а затем и другие деятели КНР - Лю Шао-ци, Чэнь Бо-да и пр. Выбор конфуцианства в качестве основного объекта не был случаен, ибо социально-политическое учение Конфуция (551 - 479 гг. до н. э.), являясь важным элементом древней китайской культуры и трансформировавшись позднее в господствующее учение средневековья, нового и новейшего времени, сохраняло свое влияние в массах китайского народа и среди кадров, а некоторые его концепции - о благосостоянии народа, его просвещении, воспитании гуманности, "серединном пути", осуждения войн - резко противоречили установкам маоизма, хотя маоизм и использовал ряд идей конфуцианства для утверждения своего господства. Но в тот период эту сторону тщательно обходили, и критика конфуцианства была попыткой "обоснования правильности политики и практики группы Мао Цзэ-дуна на основе всей многовековой истории Китая"¹¹ .

На китайского читателя и слушателя в этот период обрушился поток псевдоисторических сочинений, статей, брошюр, даже переводов из классики, написанных и подписанных либо "группами критики", либо какими-то неизвестными в науке людьми. В результате за короткий срок было нагромождено огромное количество фальсификаций, искажений и подделок, касающихся истории Китая. Сейчас вся эта абракадабра относится на счет "банды четырех", однако нетрудно видеть, что процесс этот был подготовлен предшествующими годами "борьбы двух линий в исторической науке", "борьбы с историзмом", "борьбы с ревизионизмом" и прочими кампаниями на идеологическом фронте, освященными идеями Мао. О масштабах наступления на умы рядовых китайцев говорит тот факт, что сборники антиконфуцианских и им подобных статей были опубликованы тиражом в 200 млн. экз., не считая ежедневных статей в газетах и миллионов дацзыбао на эти же темы¹² .

Важнейшим аспектом новой кампании было раздувание националистических чувств и представлений, антисоветских настроений. Журнал "Коммунист" писал по этому поводу: "Кампания "критики Линь Бяо и Конфуция" ведется в специфической форме, с использованием исторических параллелей, аллегорий, с отсылкой к истории, идеологии, культуре древнего и средневекового Китая. Маоистские "теоретики" предприняли генеральный пересмотр всей отечественной истории в целях создания новой концепции "национальной судьбы" Китая, в основе которой лежат идеи об исключительном, непреходящем, всемирно-историческом значении китайской нации. Согласно этой посылке, подлежат восхвалению и прославлению любые, даже самые варварские действия, способствующие расширению территории Китая, наращиванию экономического и военного могущества, политического влияния. По этим крите-

¹⁰ "Маоистский режим на новом этапе". "Коммунист", 1975, N 12, стр. 105; Л. С. Переломов. Мао, легисты и конфуцианцы. "Вопросы истории", 1975, N 3, стр. 121 - 122.

¹¹ В. Г. Гельбрас. Политические аспекты кампании "критики Линь Бяо, критики Конфуция". "Особенности современной политической борьбы в КНР". Доклады и тезисы научной конференции. Институт международного рабочего движения и Институт востоковедения Академии наук СССР. Ч. I. M. 1975, стр. 92.

¹² Например, таких, как "Пи Линь пи Кун вэньчжан хуэйбянь". Кн. 1 - 2. Пекин. 1974, и др.

стр. 71

риям создается новая система оценок политической деятельности и воздвигается новый пантеон героев, особенностями которых являются жестокость, безжалостность, вероломство. Идеалом подобного "героя" стал древнекитайский император-деспот Цинь Ши-хуан"¹³ .

В калейдоскопе исторических тем, событий и имен, заполонивших страницы китайской прессы 1973 - 1975 гг., можно выделить некоторые ведущие линии:

Вновь и вновь прокламируется в качестве истины, не требующей научных доказательств, общая схема исторического развития Китая, основанная на высказываниях Мао Цзэ-дуна. Согласно этой схеме, V-IV вв. до н. э. объявляются периодом острого социального кризиса, сопровождавшегося "бесчисленными восстаниями рабов" и приведшего к гибели рабовладельческого общества и победе феодального строя. Господство феодализма, охватывающего период более чем в 2000 лет, представлено, как правило, в виде единого монолита, без всяких этапов развития. За начальный рубеж новой истории приняты "опиумные войны" 40-х годов XIX в., то есть внешний фактор, а за начало новейшей истории, именуемой этапом новодемократической революции в полуколониальном и полуфеодальном Китае, принято движение "4-го мая" 1919 года. Вся новейшая история до 1949 г. периодизируется исключительно по войнам¹⁴ .

"Критики" Конфуция далее утверждали, что главным стержнем социально- политической борьбы и ее определяющим моментом на протяжении всей истории Китая, и особенно в древний и средневековый периоды, была борьба двух общественно-политических учений - конфуцианства и легизма, представляющих собой реакцию и прогресс. Выходило, что противоречия между конфуцианцами и легистами становились чуть ли не главными противоречиями общества, а их борьба - движущей силой общественного развития. В этой связи древнее конфуцианство рассматривалось в качестве "идеологии идущего к упадку класса рабовладельческой аристократии", а легизм - идеологией "вновь поднявшегося класса землевладельцев". В последующей истории эти учения, как утверждали "критики", выражали интересы разных группировок класса феодалов. Причем конфуцианцы во все времена были реакционерами, национальными предателями, тянули общество назад, а легисты были материалистами, сторонниками прогресса, выступали за централизацию страны и были патриотами.

В ходе такой пластической операции, проделанной в отношении истории Китая и истории его общественной мысли, в разряд легистов наряду с подлинными создателями этого учения (Шан Ян, Шэнь Бу-хай) и их адептами попали древние императоры Цинь Ши-хуан, Лю Бан, императрица Люй-хоу, а в число конфуцианцев - временщик Чжао Гао, проводивший политику Цинь Ши-хуана, Ван Ман, захвативший власть в империи Хань в начале нашей эры, и др. "Критики" Конфуция отыскивали в каждом историческом периоде аналогичные альтернативные пары или группы "конфуцианцев" и "легистов": в период Тан (VII- X вв.) в стан легистов зачисляются император Гао-цзун, императрица У Цзэ-тянь, философ и поэт Лю Цзун-юань, а в число конфуцианцев - ученый и писатель Хань Юй; во время правления династии Сун (X-? XII вв.) "легист" Ван Ань-ши противостоит "конфуцианцу" Сыма Гуа-ну; в новое время в "легисты" оказались зачисленными цинский чиновник Линь Цзэ-сюй, сжегший английский опиум, буржуазный реформатор Кан Ю-вэй, буржуазный либерал и ученый Лян Ци-чао. Завершая этот реестр новейшим временем, маоисты включили в число лиц, испо-

¹³ "Маоистский режим на новом этапе", стр. 106.

¹⁴ Советская точка зрения на эти проблемы отражена в коллективных трудах: "Всемирная история", БСЭ и СИЭ, "История Китая с древнейших времен до наших дней". М. 1974, "Новая история Китая", "Новейшая история Китая". М. 1972.

стр. 72

ведовавших конфуцианство, кроме гоминьдановцев Чан Кай-ши и Ху Ши, и всех видных коммунистов, которых третировал Мао Цзэ-дун, - Цгой Цю-бо, Чэнь Ду-сю, Ван Мина, Лю Шао-ци, а Линь Бяо превратился в "самого крупного почитателя Конфуция". Так, борьба конфуцианцев, и легистов была искусственно дотянута до наших дней. Под тем же углом зрения стали рассматриваться и крестьянские движения, происходившие в Китае в периоды средневековья и нового времени. Острие всех выступлений крестьян, по мнению "критиков", всегда направлялось против конфуцианцев, а легизм был якобы их знаменем и защитником. Таким образом, борьба легистов и конфуцианцев подменила собой классовую борьбу и ее основное содержание.

В центре кампании "критики Линь Бяо и Конфуция" стояли апология насилия, воспевание сильной власти, суровых расправ, оправдание территориальных захватов Китая в борьбе с "варварами", которых часто именовали представителями "рабовладельческой аристократии", нападки на конфуцианские идеи гуманности и справедливого правления. В этом контексте понятно, зачем "критикам" понадобилось реабилитировать Цинь Ши-хуана- тирана и деспота III в. до н. з. (одного из любимых героев Мао Цзэ-дуна), представить его кровавые дела как полезные и целесообразные в борьбе с рабовладельцами; поднять на щит Цао Цао, жестоко расправившегося с крестьянским восстанием "желтых повязок" в III веке. Стали выпячиваться те стороны учения Шан Яна и Хань Фэй-цзы, которые укрепляли диктатуру "класса помещиков", авторитет монарха, послушание народа. Одновременно прославляются все стихийные разрушительные действия восставших крестьян, идеализируются их идеология, фанатизм и ксенофобия.

Вся эта кампания "критики Линь Бяо и Конфуция", как это теперь показано со всей очевидностью и в самой китайской печати, носила чисто прагматический характер. Инспирированная Мао и "радикалами", она была направлена против старых кадров партии и интеллигенции, на которых надевался колпак "конфуцианцев", персонально против Чжоу Энь-лая. В ходе этой кампании, в процессе использования исторических сюжетов с еще большей очевидностью проявились коренные органические пороки маоистской историографии, самого маоистского мышления, в котором под прикрытием марксистской фразеологии господствуют откровенный схематизм, вульгарный социологизм, упрощенчество, антиисторизм и прямая фальсификация фактов.

В советской печати обстоятельному критическому разбору подверглись все основные аспекты кампании "Пи Линь пи Кун" и все фальсификации прошлого китайского народа¹⁵ . Марксистскую оценку извращений, допущенных в ходе этой кампании по историко-философской проблематике, которую советские ученые дали в своих трудах, по существу, вынуждены были признать сегодняшние "разоблачители" "четверки" и повторить ее в своих статьях. Порой даже кажется, что китайские авторы занимаются ныне откровенным плагиатом, почти дословно воспроизводя доводы и аргументы советских китаеведов относительно легизма, конфуцианства и отдельных деятелей Китая. Однако по кар-

¹⁵ Кроме вышеназванных статей, см.: "Китай после X съезда КПК". "Коммунист", 1974, N 12; Л. С. Переломов. О политической кампании "критики Конфуция и Линь Бяо". "Проблемы Дальнего Востока", 1974, N 2; его же. Конфуцианство в политической жизни современного Китая. "Вопросы философии", 1975, N 10; Р. В. Вяткин. Некоторые вопросы истории общества и культуры Китая и кампания "критики Конфуция" в КНР. "Народы Азии и Африки", 1974, N 4; "Особенности современной политической борьбы в КНР". Доклады и тезисы научной конференции. Чч. 1 - 2. Из работ, вышедших в других социалистических странах, см.: R. Fеlbег. Kontinuitet und Wandel im Verhaltnis des Maoismus zum Konfuzianismus. Ober historische Voraussatzungen der Kampagne zur Kritik an Lin Biao und Konfuzius in China. "Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft", 1975, Hf. 6, S. 686 - 699; K. Gawlikowski. Nowa batalia о Konfucjusza. Warszawa. 1976, s. 422.

стр. 73

динальным проблемам, касающимся националистических и шовинистических оценок тех лет, никаких исправлений при этом не делается. Суждения "четверки" и их "разоблачителей" в этой части удивительно совпадают.

В результате политических событий 6 октября 1976 г. "радикалы" были свергнуты. Чтобы ослабить влияние "группы четырех" и вывести страну из кризисного состояния, проводятся переоценка некоторых ценностей, чистка, провозглашается новая политическая кампания - теперь уже против "банды четырех", на которую пытаются возложить вину за все провалы в экономике и все трудности, переживаемые китайским народом "под знаменем Мао Цзэ- дуна". Происходит пересмотр многочисленных писаний и в области истории.

Выясняется, что все ведущие журналы ("Хунци", "Лиши яньцзю", "Сюэси юй пипань" и др.) полностью находились под контролем ставленников "четверки", что Яо Вэнь-юань, Чжан Чунь-цяо и Цзян Цин лично просматривали основные статьи и давали свои указания по фальсификации истории. Стало известно, что для фабрикации статей по истории были созданы рабочие группы с участием ученых, выступавших под разными псевдонимами. Так, на севере группа, подписывавшаяся чаще всего именем Л ян Сяо, подготовила 219 "черных" статей, из которых 181 была опубликована, а на юге, в Шанхае, группа, чаще всего подписывавшаяся именем Ло Сы-дина, также опубликовала более сотни статей и материалов¹⁶ . Конечно, учитывая нравы маоистских политиков, не все, что пишется сейчас об этих людях, можно принять на веру, но связь между кампанией "критики Линь Бяо и Конфуция" и "радикалами" представляется несомненной. Можно поверить словам подвергшегося опале еще в годы "культурной революции" историка Инь Да, который пишет: "За последние годы историческая работа в нашей стране испытала невиданное попрание и разгром со стороны "четверки"... В период их монополии на историческом фронте марксистская историография безудержно растаптывалась, революционные историки жестоко преследовались"¹⁷ . Известно, что фальсификации обычно долго не живут. Искусственно созданная в годы кампании "Пи Линь пи Кун" искаженная схема истории китайской мысли и классовой борьбы рухнула сразу же, как только заправилы этой "критики" исчезли с политического горизонта. Рухнула потому, что от начала до конца была нелепой, противоречащей исторической реальности. Крах основной схемы "извечной борьбы конфуцианцев и легистов" повлек за собой лавину малых обвалов. На глазах читателей, как карточный домик, разваливаются "теории" двухтысячелетней "классовой борьбы" конфуцианцев и легистов, низвергаются с пьедестала императоры - "герои", деспоты - "друзья народа". Тысячи статей, заполнявших газеты и журналы в течение трех лет, превратились в груду макулатуры.

Опубликованные в китайской прессе в 1976 - 1978 гг. материалы позволяют сделать некоторые выводы о характере новых публикаций на историческую тематику, о сумме проблем, по которым производится переоценка "ценностей" "четверки". Такой пересмотр, в общем, нетрудно было сделать, ибо схемы "критиков" уж слишком были шиты белыми нитками. Даже Хуа Го-фэн в докладе на XI съезде КПК был вынужден признать, что "в исторической науке, которая была ими (то есть "четверкой". - Р. В.) захвачена, они произвольно, по собственному разумению искажали историю, особенно старательно кричали об "императрице", критиковали "канцлера", "исполняющего обязанности канцле-

¹⁶ Редакционная статья "Добить упавших в воду собак - Лян Сяо и Ло Сы-дина", "Лиши яньцзю", 1976, N 10; Чэнь Ши-чжи. Раскритикуем оратора "банды четырех" Лян Сяо. "Лиши яньцзю", 1977, N 4.

¹⁷ "Гуанмин жибао", 15.IX.1977.

стр. 74

ра", критиковали "великого конфуцианца современной эпохи". Они создали иносказательную историографию, где древность служила интересам "банды четырех"¹⁸ .

Исходя из этих установок и проводится ныне соответствующая кампания в исторических журналах и газетах. Выработался уже определенный стандарт нынешних писаний. Вначале идет набор обвинений в адрес "четверки", нарушавшей якобы указания Мао Цзэ-дуна, изменявшей его идеям ради узурпации власти, нападавшей на Чжоу Энь-лая, и т. д. При этом обильно цитируется "кормчий". Переходя к конкретно-исторической тематике, авторы статей, среди которых начали появляться имена известных историков, стремятся в характеристике ряда вопросов истории Китая вернуться к оценкам событий, деятелей и мыслителей, бытовавшим в литературе 50-х годов.

Во многих вопросах, в первую очередь в вопросах классовой характеристики древнего и средневекового обществ Китая, еще продолжает действовать инерция стереотипов и штампов, навязанных исторической науке в предшествующие 20 лет. Из статьи в статью продолжают кочевать выражения и штампы: "идущий к гибели рабовладельческий строй", "прогнившая рабовладельческая аристократия", "класс вновь поднимающихся помещиков" и т. д., хотя социально-экономическое содержание этих понятий не раскрывается. Столь же нечетки И характеристики феодального строя в Китае. Вместе с тем периодизация древней его истории, относившая смену формаций к V-IV вв. до н. э., перестала быть непререкаемой. И хотя совсем недавно в "Лиши яньцзю" и других публикациях эта схема считалась аксиоматичной и всякий отход от нее рассматривался как отступление от "идей" вождя, за последнее время появились признаки некоторого пересмотра периодизации древности. Характерно в этом смысле совещание специалистов по древней истории Китая, проведенное в ноябре 1978 г. в Чанчуне, на котором были выдвинуты шесть различных вариантов относительно времени утверждения феодального строя, причем интервал между точками отсчета составил 13 - 14 веков (от Западного Чжоу до династии Цзинь). Однако аргументация сторонников той или иной периодизации страдает бросающимся в глаза схематизмом и пестротой критериев¹⁹ .

Большинство положений и оценок, касающихся легистов, конфуцианцев и борьбы между ними на протяжении всей истории Китая, выдвинутых в ходе кампании "критики Линь Бяо и Конфуция", в настоящее время в той или иной форме пересмотрено как по политическим, так и по научным мотивам, однако ряд старых положений все же сохраняется. Живуч еще тезис о том, что "доциньское конфуцианство представляло класс идущих к гибели рабовладельцев, а легизм - класс поднимающихся землевладельцев"²⁰ , хотя каждое из указанных политических учений было значительно сложнее. Вместе с тем абсолютно негативный подход к конфуцианству и Конфуцию, утвердившийся в писаниях "четверки", изменен. Так, Чжоу Чжэнь-пу в статье "По ложной критике Конфуция со стороны "четверки" оценим несостоятельность иносказательной историографии", разбирая конфуцианские понятия "ли" (ритуал, нормы поведения) и "жэнь" (человеколюбие) на основе сентенций самого философа, отвергает обвинения в адрес Конфуция в том, что он стремился к "реставрации", что он сопротивлялся всему новому и был предателем²¹ . Хотя Конфуций все еще привязывается к "рабовладельческой аристократии", все же его фигура начинает выглядеть не так однозначно.

¹⁸ "Хунци", 1977, N 9, стр. 14.

¹⁹ См. "Гуанмин жибао", 8.XI.1978; "Лиши яньцзю", 1978, N 12.

²⁰ "Лиши яньцзю", 1978, N 3.

²¹ См. также статью Пан Б у "Вновь дадим оценку идеологии Конфуция" ("Гуанмин жибао", 12.VIII.1978; "Лиши яньцзю", 1978, N 8),

стр. 75

Более существенные коррективы внесены в оценки легизма, ставшего политическим знаменем "банды четырех". "Восхваление и приукрашивание представителей легизма "четверкой" обнажает их идеалистические взгляды на историю, - пишет группа авторов "Новой истории". - Они всеми силами стремились игнорировать классовую суть легизма, преувеличивали историческую роль легистов... Они извращали историю, утверждая, что легисты якобы "защищали и любили массы"... "Четверка" поставила легистов в абстрактные рамки над временем и классами и искала повсюду подобных людей, отсюда список легистов все больше расширялся. Всякий, кто предлагал какие-либо реформы, безоговорочно зачислялся в легисты; все, ругавшие Конфуция и сказавшие несколько добрых фраз о Шан Яне, Хань Фэе и Цинь Ши-хуане, тоже становились легистами, и, наконец, все "деятельные" императоры и князья, полководцы и министры втягивались в лагерь легизма" ²² . Ли Шу считает, что "и учение легистов и учение конфуцианцев были учениями феодального господства, служившими угнетению народа"²³ , и в этой связи предлагает, чтобы "в отношении всей идеологии эксплуататорских классов, будь то конфуцианство, моизм, даосизм, легизм, ханьская и танская культура, сунское и минское неоконфуцианство или учения эксплуататорских классов, привнесенные к нам из-за рубежа, мы проводили их научное изучение и глубокую критику, давали им марксистское обобщение, непрерывно наращивая знания о них"²⁴ . Жэнь Цзи-юй приходит к выводу, что "течения конфуцианцев и легистов сливались, взаимно обогащая друг друга в начальный период Хань", а "созданная "четверкой" система "борьбы" конфуцианцев и легистов" на протяжении двух с лишним тысяч лет, по сути дела, искусственна, так как после Западной Хань этой борьбы уже не существовало"²⁵ .

Таким образом, сейчас борьба конфуцианства и легизма локализуется "как борьба двух классов, двух линий, двух путей в период Чжань-го"²⁶ , что опять-таки обедняет идейную борьбу того периода. Вместе с тем стоит еще раз напомнить, что ко всем прошлым и нынешним писаниям о конфуцианцах и легистах в КНР ни в коем случае нельзя подходить как к чисто научным спорам. В условиях продолжающейся острой политической борьбы почти за каждой фразой стоит еще и политический подтекст. Когда "четверка" и ее "ученые авторы" заявляли, что "без почитания легизма нельзя до конца разбить конфуцианцев", имелась в виду не древность, а борьба с "главным конфуцианцем современной эпохи" - Чжоу Энь-лаем и его сторонниками. Когда сейчас низвергают разного рода "легистов", то имеют в виду не столько Шан Яна или императрицу Люй-хоу, сколько Яо Вэнь-юаня и Цзян Цин, а также "радикалов". Очень характерным образчиком подобной полемики может служить передовая статья двух журналов - "Жэньминь цзяоюй" и "Лиши яньцзю" под заголовком "На сцене и за сценой шутовского спектакля "четверки" по почитанию легизма"²⁷ .

Определенные поправки внесены в оценки как самой империи Цинь, так и фигуры первого ее правителя Цинь Ши-хуана. Если в период "критики Линь Бяо и Конфуция" все циньское безудержно восхвалялось как прогрессивное, патриотическое, легистское, а личность Цинь Ши-хуана обожествлялась и ей приписывались черты гениальности, в чем немалую роль сыграло давнее пристрастие к нему самого Мао Цзэ-дуна, то теперь появились более осторожные определения. Так, в

²² "Лиши яньцзю", 1976, N 6.

²³ "Лиши яньцзю", 1977, N 6, стр. 4.

²⁴ Там же, стр. 16.

²⁵ Там же.

²⁶ Цзинь Цзин-фан. О конфуцианстве и легизме "Лиши яньцзю", 1977, N 5, стр. 91.

²⁷ "Лиши яньцзю", 1978, N 5.

стр. 76

редакционной статье "Лиши яньцзю" уже говорится: "Цинь Ши-хуан сыграл прогрессивную роль в истории, это следует полностью признать. Но он в конечном счете был представителем класса землевладельцев, вся его деятельность осуществлялась в интересах этого класса, притом ома покоилась на жестокой эксплуатации и угнетении народа... Хотя меры Ши-хуана были прогрессивными, но давались они дорого... использование сил народа было необычайно расточительным, растрата богатств страны огромной, цена, которую народ платил за все это, чрезмерно большой"²⁸ .

Перед историками КНР в настоящее время ставится задача дать правильную оценку Цинь Ши-хуану и империи Цинь, причем опять-таки все это тесно увязывается с новой политической кампанией. В этой связи Линь Гань-цюань в статье "О Цинь Ши-хуане" обвиняет "четверку" в том, что она приукрашивала и воспевала реакционные политические цели этого правителя, фальсифицировала классовый характер феодально-помещичьей диктатуры, что она превозносила как прогрессивные акты сожжение книг и казни конфуцианцев, что она современную классовую борьбу и нынешнюю борьбу линий воспроизводила на материале древности, а "Цинь Ши-хуана сравнивала с великим вождем, председателем Мао", что она, используя оценку Цинь Ши-хуана, "преследовала несогласных, обвиняя их в "выступлении против диктатуры пролетариата", и т. д.²⁹ . Совершенно очевидны попытки отделить Мао Цзэ-дуна от сопоставления с тираном древности, а одновременно и от эксцессов развязанной им "культурной революции" и от политики насилия всех прошедших лет. Заодно в связи с падением Цзян Цин развенчиваются и "легистские" императрицы Люй-хоу в Хань³⁰ и У Цзэ-тянь в Тан³¹ .

Пересмотр и поправки ряда оценок, принятых в ходе кампании "критики Линь Бяо и Конфуция", осуществляются и по другим вопросам внутренней истории китайского общества. Идет как бы цепная реакция - отказ от основной концепции извечной борьбы конфуцианцев и легистов на протяжении тысячелетий влечет за собой серию опровержений.

Немалое внимание историков КНР привлекает, в частности, период новой истории, где по ряду проблем авторы "четверки" ввели свои "критерии", подчиненные их общей схеме. Ли Кань пишет: "Четверка" превратила новую историю Китая в историю "борьбы конфуцианцев и легистов", сделав ее частью сфабрикованной ими истории 2000-летней борьбы этих школ... Но борьба в новое время в Китае определялась главными противоречиями между империализмом и китайской нацией, между феодализмом и народом... Борьба на идейном фронте была отражением национальной и классовой борьбы в области сознания и была связана с экономическими факторами, с базисом и надстройкой, с

²⁸ "Лиши яньцзю", 1976, N 6; см. также Юй Цин. Критика реакционных взглядов "банды четырех" в вопросе оценки Цинь Ши-хуана. "Лиши яньцзю", 1978, N 1; Линь Гань-цюань. О Цинь Ши-хуане. Критика идеалистических исторических воззрений "банды четырех". "Лиши яньцзю", 1978, N 4.

²⁹ "Лиши яньцзю", 1978, N 4, стр. 33. Тан Цзань-гун, изучив вновь найденные циньские надписи на бамбуковых дощечках эпохи Цинь в Юньмэнь, пришел к выводу о крайней жестокости наказаний в империи Цинь ("Лиши яньцзю", 1977, N 5), об этом же пишет Гао Сян ("Гуанмин жибао", 26.1.1978). Этих вопросов касаются Юй Цин ("Лиши яньцзю", 1978, N 1), Ли Юань-янь и Сяо Юань-цян ("Вэньу", 1977, N 1, стр. 8) и многие другие.

³⁰ См. "Люй-хоу цзуань цюань цзыляо сюань-чжу" ("Собрание материалов о захвате власти Люй-хоу с комментариями"). Пекин. Исторический факультет пединститута. 1977; "Да есин-цзя - Люй-хоу" ("Большая карьеристка - императрица Люй-хоу"). Цзилинь. 1977.

³¹ См., например, Хэ Жу-Цуань. Несколько вопросов, касающихся У Цзэ-тянь, "Лиши яньцзю", 1978, N 8.

стр. 77

борьбой политических сил³² . Лю Ца-нянь в связи с этими же вопросами отмечает, что "критики" Конфуция, ставя в центр событий борьбу конфуцианцев и легистов, тем самым "на всех деятелей группировки сопротивления агрессии из класса помещиков, группы буржуазных реформаторов и буржуазных революционеров насильно напяливали колпак легистов"³³ . Поэтому китайские историки не квалифицируют теперь всех патриотов, реформаторов, либералов и просветителей XIX-XX вв., таких, как Линь Цзэ-сюй, Гун Цзы-чжэнь, Вэй Ю-ань, Кан Ю-вэй, Янь Фу, и других как легистов.

Много статей публикуется и о тайпинском движении. Авторы "четверки" и в среде тайпинов искали борьбу политических линий. Сейчас их обвиняют в искажении существа классовых отношений у тайпинов, в отрицании антифеодального характера их борьбы и, следовательно, их революционности ³⁴ . Это, кстати, касается не только тайпинов, но и всех крестьянских восстаний средневековья. Критикуя установки авторов кампании "критики Конфуция" о том, что крестьяне якобы боролись только против конфуцианцев, а не против легистов, с которыми выступали даже в общих рядах, авторы последних статей считают эти положения ошибочными, по их мнению, крестьянство направляло острие своей борьбы против всего господствующего класса, в том числе и против конфуцианцев, поскольку те представляли господствующую идеологию. Вместе с тем отмечаются случаи выступлений крестьян и против легистов. Внутри же крестьянского лагеря проявлялись противоречия между революционными и соглашательскими тенденциями, но не между конфуцианцами и легистами. Как известно, в предшествующие годы "радикалами" были подвергнуты переоценке характеристики вождей тайпинской революции, в частности Ли Сю-чэна и Ян Сю-цина. Пущенные в ход обвинения их в "предательстве" преследовали чисто политические цели, будучи связанными с внутрипартийной борьбой фракций в КПК- Сейчас в КНР идет обсуждение многих проблем тайпинского движения, публикуются многочисленные статьи. Единого подхода к решению ряда вопросов еще нет³⁵ .

Хотя в ходе борьбы с "бандой четырех" и их интерпретацией истории китайские историки отказываются ныне от некоторых наиболее одиозных положений, касающихся по преимуществу истории своей страны и ее общественно- политической мысли в древности и в средневековье, по ряду важных проблем наблюдается полное совпадение взглядов тех, кто писал для "банды четырех" и тех, кто пишет для их сегодняшних "разоблачителей". Это касается прежде всего проблем, имеющих отношение к националистическим, великодержавным и антисоветским концепциям маоистов.

Исходя из откровенно великоханьских позиций, авторы этих статей все завоевательные походы и войны Китая против национальных меньшинств внутри страны и против соседних народов рассматривают как "справедливые" со стороны ханьцев. Чэнь Ши-чжи "аргументирует" эти положения предельно просто и цинично: "Когда Китай осуществлял оборону или карательные походы, направленные против непрерывных бесчинств главарей национальных меньшинств, то это в отношении защиты развития культуры и экономики центральной равнины и его ус-

³² "Лиши яньцзю", 1977, N 3, стр. 108 - 110.

³³ "Гуанмин жибао", 15.IX.1977.

³⁴ См., например, Ван Цин-чэн. Антифеодальный характер тайпинской революции нельзя отрицать. "Лиши яньцзю", 1977, N 6.

³⁵ Укажем, в частности, на обсуждение вопроса об оценке Ян Сю-цина на историческом факультете Нанкинского университета ("Гуанмин жибао", 14.VII.1977), на дискуссии в пединституте г. Кайфына ("Гуанмин жибао", 19.I.1978), на конференции по проблемам ташшнского государства в Пекине ("Гуанмин жибао", 29.V.1978), на статью Го Ни-ши "Как оценивать Ян Сю-цина" ("Лиши яньцзю", 1978, N 6), и др.

стр. 78

корения, без сомнения, всегда носило справедливый характер". Далее он осуждает "вздорную и предательскую теорию" Цзян Цин, которая якобы считала войны между центральной властью ханьцев и вождями национальных меньшинств войнами между "агрессией и сопротивлением агрессии", между Китаем и "иностранными государствами"³⁶ . Таковы же рассуждения Сунь Кэ-фу, считающего множество войн между ханьцами и национальными меньшинствами в период от империи Цинь (III в. до н. э.) до империи Мин (XVI в.), включая войны с племенами сюнну, с государствами Ляо и Си Ся, войнами между национальностями внутри одного государства³⁷ . Этот тезис поддерживает и Юй Тянь-чжи из Южнокитайского пединститута, который, нападая на высказывания "четверки", заявляет: "Они сюнну называли "гегемоном севера", окружающие нас на окраинах национальные меньшинства киданей, чжурчжэней, тангутов (то есть государства Ляо, Цзинь и Си Ся. - Р. В.) считали "иностранными государствами". Эта абсурдная теория не совмещается с марксистской истиной, что "Китай - это государство с многочисленным населением, образовавшимся из слияния большого числа национальностей" (Мао Цзэ-дун - "Китайская революция и КПК"), но зато полностью совпадает с абсурдной теорией советских ревизионистов о том, что северные границы Китая не выходили за пределы Великой стены, а западные границы Китая не преступали границ Ганьсу и Сычуани"³⁸ . Так, под пером откровенных националистов целые народы - сюнну, кидани, тангуты, чжурчжэни, так же, как и монголы и маньчжуры, и их государственные образования, существовавшие самостоятельно веками, превращаются во "внутренние" национальности ханьского государства.

Отчетливо прослеживается единодушие в антирусской и антисоветской линиях у обеих фракций за все эти годы. Это выражается в систематическом воспитании у китайского народа ненависти ко всему русскому и советскому. Россия и ее политика изображаются лишь черными красками. Можно подумать, что в ее политике никогда не было длительных дружественных отношений с Китаем. Характерно, что если до осени 1976 г. в "Лиши яньцзю", который тогда контролировался "четверкой", было помещено в четырех номерах семь статей антирусского и антисоветского содержания, то, приняв эту эстафету от своих "противников", нынешние авторы и редакторы до конца 1977 г. поместили еще десять статей такого же типа (об европейской политике России, о войнах Петра I, о политике России в Тибете и на Памире, о китайско-русском банке в Маньчжурии и т. п.). Основные цели сочинений подобного рода состоят в том, чтобы исказить историю России, русско-китайских отношений, представить Русское государство во все времена и на всех континентах самым свирепым агрессором и врагом народов, угрозой для Китая "с севера", или, выражаясь языком пекинской пропаганды, "сверхдержавой", а затем, проведя знак равенства между политикой царской России и СССР, оклеветать и оболгать внешнюю политику Советского государства.

Последним образчиком подобных антиисторических и клеветнических писаний по истории России и русско-китайских отношений является публикация в КНР в 1978 г. первых двух томов четырехтомной "Истории агрессии царской России в Китае" Юй Шэн-у и др. Содержание этих изданий свидетельствует о том, что историческая наука КНР под пагубным воздействием маоизма, защищая великодержавные, националистические идеи, фактически скатилась на позиции феодальной и гоминьдановской историографии.

³⁶ "Лиши яньцзю", 1977, N 4, стр. 7 - 8.

³⁷ "Ляонин дасюэ сюэбао", 1977, N 6, стр. 42.

³⁸ Там же, стр. 40.

стр. 79

В этой связи следует подчеркнуть, что в китайской печати не прекращаются настойчивые попытки протащить в статьях, брошюрах и книгах маоистские версии истории формирования северо-восточных, северных и северо-западных границ Китая, чтобы исторически "обосновать" территориальные притязания Пекина на земли Советского Союза (для примера укажем на статьи Ши Юй-аня, Тань Ци-кана и Тянь Жо-кана, а также Чжун Минь-яня³⁹ ), рекламируются всякого рода "раскопки" в районах, граничащих с СССР, чтобы "доказать" никогда не существовавшую юрисдикцию Китая над этими землями ⁴⁰ . В этом плане некоторые китайские историки и археологи усердно служат великодержавным и экспансионистским устремлениям Пекина и готовы на любые фальсификации. Бросаются в глаза и настойчивые потуги опорочить всех без исключения деятелей русской культуры, путешественников и ученых, соприкасавшихся с Китаем и изучавших его. Разного рода выпады допущены в адрес выдающихся русских китаеведов Н. Я. Бичурина и акад. В. П. Васильева, Н. М. Пржевальского, К. А. Скачкова, Н. К. Рериха; продолжаются нападки на советских историков А. П. Окладникова, С. Л. Тихвинского и др.

Зато как меняются тональность и подход китайских авторов, когда речь заходит о своих феодальных империях и милитаристских заправилах! Цинский Китай изображается ими в пастельных тонах как некая "жертва" агрессии во все времена. Начисто забыты ими кровавые побоища в Джунгарии, завоевательные походы Цзо Цзун-тана в Синь-цзяне, агрессивные действия цинских войск на Амуре, войны Цин против Вьетнама и других государств на юге и юго-западе Китая. Такая "двойная бухгалтерия" поставлена на службу великодержавного курса Пекина.

Исследование новейшей истории Китая, датируемой с движения "4 мая" в 1919 г., включая и период после 1949 г., постоянно отставало в КНР от изучения других периодов. Причины этого кроются в нехватке кадров, отсутствии достаточной источниковедческой базы, а самое главное в том, что почти по всем коренным вопросам новейшей истории уже существовали готовые концепции, преподанные в работах Мао Цзэ-дуна, преступить которые никому не было дано. Не случайно этот период входил в число так называемых "запретных областей". Вместе с тем трактовка событий новейшей истории всегда и особенно тесно была связана с борьбой внутри КПК, с основными установками китайского руководства во внутренней и внешней политике, с персональными изменениями в этом руководстве и сменой оценок отдельных лиц и, следовательно, событий. После 1949 г. главное внимание в этой области поэтому было уделено публикации материалов по истории рабочего и крестьянского движений, по узловым моментам истории партии, истории гражданских и национально-освободительной войн на основе генеральной схемы, данной в маоцзэдуновском "Решении по некоторым вопросам истории КПК" (1945 г.). В период господства "четверки" каких-либо сдвигов не могло произойти, появились лишь книги и статьи, в которых еще больше выпячивалась роль Мао и отдельных представителей группы и явно принижалась или совсем замалчивалась роль многих видных деятелей КПК (прежде всего Чжоу Энь-лая).

За последние два года в связи с разгромом "четверки" опубликовано значительное число воспоминаний и статей о крупных событиях в истории китайской революции, в которых, с одной стороны, продолжается и усиливается линия на возвеличивание роли Мао Цзэ-дуна как единственного и непогрешимого вождя партии и революции, создателя Народно- освободительной армии Китая, творца "единственно правиль-

³⁹ "Лиши яньцзю", 1974, N 1.

⁴⁰ См., например, "Гуанмин жибао", 23.VII.1978.

стр. 80

ной линии", а с другой - несколько шире показывается деятельность и других деятелей КПК (Чжоу Энь-лая, Чжу Дэ, Чэнь И, Дун Би-у, Е Цзянь-ина, Хэ Луна), которых, разумеется, изображают как верных проводников "идей" Мао⁴¹ . В настоящее время, по мнению А. М. Григорьева, в КНР нет "единой, официально принятой, ни концептуальной, ни более или менее детализированной в фактологическом отношении схемы истории КПК и китайской революции"⁴² , но такая концепция и схема, судя по всему, подготавливается с сохранением культа Мао Цзэ-дуна и опоры на его "идеи", с исключением из схемы отдельных "личностей" (Лю Шао-ци, Линь Бяо, Чэнь Бо- да и "четверки") и с более позитивной оценкой первых 17 лет КНР. Упомянутые публикации и подчинены этой цели. Нельзя не подчеркнуть, что, как и раньше, отсутствуют исследования о периоде гоминьдановского господства в Китае, о тайваньском режиме с 1949 г., о политике империалистических держав в Китае в 20 - 50-х годах.

Несколько вырос в КНР и интерес к проблемам всемирной истории, хотя выбор тем весьма своеобразен. Статьи в этой области должны работать на общую внешнеполитическую линию маоистов и в том числе, по-видимому, на их теорию "трех миров". Поэтому, например, в "Лиши яньцзю" в 1977 и 1978 гг. были опубликованы статьи "О кастовой системе древней Индии", "О гибели империи инков", "О восстании в Сомали", "О двухтысячелетних дружеских отношениях народов Китая и Кампучии" и т. п. В конце 1977 г. в пединституте провинции Аньхой состоялась конференция по проблемам всемирной истории, на которой обсуждались темы: "О гражданской войне в Америке и вооружении негров", "О русской нации и возникновении государства на Руси" (главная "идея" состояла в том, чтобы отделить историю русских, украинцев и белорусов от процесса складывания Древней Руси и локализовать Россию пределами Московского княжества), "Об этапах Французской буржуазной революции". Характерно и то, что десятилетиями в китайской научной печати, как и сейчас, почти не появляется работ об империализме, о национально-освободительном движении в XX в., по современным проблемам стран Африки, Азии и Латинской Америки (если не считать чисто пропагандистских статей).

Длительный застой в историографии, прагматизм и фальсификаторство, откровенный поход против историзма в прошедшие годы не могли не вызвать отрицательной реакции наиболее близких к научным позициям историков. Открывшаяся, пусть ограниченная, возможность печататься под лозунгом критики "банды четырех" и вновь вытащенного на свет призыва "пусть спорят сто школ" позволяет все же высказываться по существу некоторых внутренних исторических проблем. Этот процесс вызвал, по-видимому, интерес также к общим и научно-методологическим вопросам. В этой связи весьма симптоматично, например, появление статьи Чжан Ци-чжи, Гун Цзе и Фань Кэ- чжи, в которой они напоминают своим коллегам, что "нужно аккуратно пользоваться историческим материалом, брать лучшее, различать диалектическую связь между формой и содержанием, между особенным и общим, главным и второстепенным, частным и всеобщим в историческом процессе"⁴³ , вновь ставится вопрос о необходимости бережного воспри-

⁴¹ Отметим лишь часть публикаций: истории Наньчанского восстания 1927 г. посвящены статьи в "Хунци" (1977, N 8), "Лиши яньцзю" (1977, N 4), а также в "Жэньминь жибао" и университетских журналах; восстанию осеннего урожая и борьбе в Цзиньганшане - статьи в "Жэньминь жибао" (28.VII, 3 и 4.VIII.1977) и в местных журналах. Статье " деятельности Чжоу Энь-лая во время трех вооруженных восстаний рабочих Шанхая публикована в "Тяньцзинь шиюань соэбао", 1977, N 2; о Хэ Луне см. "Лиши яньцзю", 1978, N 8.

⁴² "Третья научная конференция по проблемам истории Китая в новейшее время". Тезисы докладов. Институт Дальнего Востока АН СССР. М. 1978, стр. 281.

⁴³ "Гуапмин жибао", 22.XII.1977.

стр. 81

ятия культурного наследия, подвергается критике откровенная модернизация явлений прошлого и нарушение принципа "определенных исторических рамок" ⁴⁴ . Упоминавшийся выше Лю Цзэ-хуа призывает "к тщательному собиранию исторических материалов, их анализу и обобщению и получению достоверных, а не придуманных закономерностей"⁴⁵ . Это сопровождается горькими откровениями типа: "Политика оглупления народа", проводимая "четверкой", привела к узости и необразованности молодежи. Изучавшие литературу студенты не знали, что в мире есть Гёте и Шелли, не знали, какие произведения есть у китайских поэтов Ли Бо и Ду Фу; студенты, изучавшие драматургию, не только не читали драм Шекспира, но не знали даже пьес Го Мо-жо и Цао Юя... Они хотели отбросить нас к эпохе обезьян" ⁴⁶ .

В китайской печати снова появились имена многих известных по их прежним трудам ученых, подвергшихся в предшествующие годы преследованиям. Среди них - Ло Эр-ган, Ся Най, Инь Да, Хоу Вай-лу, Ху Цяо-му, Бай Шоу-и, Лю Да- нянь и др. Правда, статьи некоторых из них, опубликованные в газетах, носят декларативно-цитатный характер и представляют собой скорее клятвы в верности "идеям" Мао (очевидно, с целью реабилитировать себя), чем научные выступления, но сам факт возвращения этих людей на сцену говорит об определенных сдвигах на историческом фронте КНР. О том же свидетельствуют переход журнала "Лиши яньцзю" с 1978 г. на ежемесячный выпуск, выход "Ученых записок", проведение научных конференций. Правда, отчеты о них, уже опубликованные в печати, говорят, что главными темами обсуждений являются по-прежнему оценки исторических личностей по преимуществу древности и средних веков, роли крестьянских войн, периодизации древней истории и тому подобные вопросы, уже длительное время обсуждавшиеся в конце 50-х - начале 60-х годов. Новые дискуссии могут оказаться печальным повторением почти бесплодных обсуждений прошлого, если не удастся отойти от утвердившегося в историографии КНР схематизма и прагматизма. Вопрос может стоять теперь так: на какой теоретической и фактической основе развернутся в дальнейшем возобновившиеся дискуссии?

Наметившаяся в КНР во второй половине 1978 г. тенденция несколько ослабить непомерный культ Мао, призывы не обожествлять вождя отразились и в исторических публикациях. Продолжая восхвалять "мудрость" высказываний Мао Цзэ-дуна по вопросам истории, авторы некоторых статей позволяют себе оговорки в том смысле, что нельзя все его слова принимать "за непреложные драгоценные законы, не подлежащие изменению, - как пишет Дай И, - как будто все сложные проблемы истории в них уже решены и в будущем остается лишь повторять эти слова"⁴⁷ . Даже руководство Академии общественных наук КНР проявило озабоченность плачевным состоянием исторических исследований в Китае. Об этом свидетельствует прошедшее в июне 1978 г. первое за многие годы Всекитайское совещание историков в Тяньцзине. На нем были поставлены задачи; восстановить или вновь создать ряд учреждений исторического профиля, расширить подготовку кадров историков, разработать общий план исследований по истории Китая и мировой истории, причем упор был сделан в первую очередь на изучении новой и новейшей истории. На совещании были определены более 440 первоочередных тем, решено воссоздать историко-исследовательские общества⁴⁸ . Как этот план будет реализовываться, покажет время.

⁴⁴ "Лиши яньцзю", 1978, N 6, стр. 8 - 14.

⁴⁵ "Лиши яньцзю", 1978, N 8, стр. 10.

⁴⁶ "Гуанмин жибао", 22.XII.1977.

⁴⁷ Дай И. Искать истину в реальности, дерзать в творчестве. "Лиши яньцзю", 1978, N 8, стр. 4 - 5.

⁴⁸ "Гуанмин жибао", 15. VII.1978.

стр. 82

Субъективные стремления и желания некоторых китайских историков возобновить исследование актуальных проблем китайской истории (среди которых очень многие еще ждут своего решения), прерванные на полтора десятилетия годами "культурной революции" и кампанией "критики Линь Бяо и Конфуция", приходят в столкновение с категорическими императивами маоистского руководства ввести формально декларированное "выражение точек зрения" в прокрустово ложе "идей" Мао Цзэ-дуна, регламентировать труд историков, хотя и несколько гибче и осторожней, чем это делалось "радикалами", направить его в рамки строго заданных тем и схем, причем всю эту линию осуществлять более квалифицированно - силами ученых, а не профанов. В ближайшие годы историческая наука в КНР вряд ли выйдет за пределы маоистских постулатов, следовательно, о развитии там подлинно марксистской историографии говорить пока рано. Во многих областях, особенно связанных с историей взаимоотношений Китая с соседними народами и в первую очередь с Россией и СССР, с историей национальных меньшинств, с содержанием классовой борьбы в Китае, будут, очевидно, по-прежнему господствовать откровенно националистические, шовинистические и антисоветские концепции.

Permanent link to this publication: