М. КАРПОВ, кандидат исторических наук

ЗАМЕТКИ О ПЛЕНУМЕ ЦК КПК

В октябре 2006 г. в Пекине прошел 6-й пленум ЦК Коммунистической партии Китая 16-го созыва. Коммюнике пленума содержит концепцию построения в Китае "гармоничного социалистического общества" и намечает цели и задачи, решение которых должно приблизить страну к искомой "социалистической гармонии". В качестве ключевых перечисляются:

1) совершенствование "социалистической демократии и законности";

2) преодоление роста различий между регионами страны, между городом и деревней, формирование рациональной и упорядоченной модели распределения доходов;

3) обеспечение в обществе относительно полной занятости, формирование системы социальных гарантий, охватывающей как городское, так и сельское население;

4) повышение уровня эффективности работы правительственных органов;

5) значительное повышение нравственного и научно-культурного уровня населения страны;

6) усиление творческого потенциала в обществе;

7) улучшение общественного порядка;

8) повышение уровня эффективности использования природных ресурсов, забота об охране окружающей среды;

9) гармонизация общественных отношений, дальнейшее повышение благосостояния населения до уровня "среднего достатка".

Описанные цели и задачи предполагается решать под неустанно усиливающимся партийным руководством. Несмотря на свойственную программным документам КПК риторику, пленум все же выглядит отнюдь не рядовым событием. Ведь он был предсъездовским - на пленуме принято решение о проведении очередного XVII съезда КПК осенью 2007 г. А это, в свою очередь, означает, что если не случится никаких неожиданностей, то концепция "социалистической гармонии" будет записана в программные документы съезда. Таким образом, четвертое поколение китайских высших лидеров - тандем председателя КНР Ху Цзиньтао и премьера Вэнь Цзябао - получит идеологическую платформу для курса своих действий на следующие пять лет. Российские оценки итогов пленума колеблются от откровенно апологетических до сдержанно критических. Наш известный журналист-востоковед Всеволод Овчинников в интервью "Жэнь-минь жибао", например, заявил, что "поддержка необеспеченного населения, поддержание баланса в обществе, активная помощь бедным - это важные меры, которые обязательно скажутся положительно на построении гармоничного и стабильного общества. Переход от концепции "пусть сначала разбогатеет часть населения" к концепции "пусть бедных будет как можно меньше" в полной мере отразил положительные перемены в социально-экономическом развитии Китая". Иными словами, все, что ни делает китайское руководство, - к лучшему.

БОРЬБА ИДЕЙ ИЛИ СХВАТКА КЛАНОВ?

С другой стороны, в комментарии газеты "Коммерсант" говорилось о том, что политические события накануне пленума и сам форум свидетельствуют об обострении борьбы за власть между "пекинской" (Ху - Вэнь) и "шанхайской" (Цзян Цзэминь - Цзэн Цинхун) группировками с явным и победным преимуществом первой¹. Обвинение в растратах средств и смещение с должности первого секретаря горкома Шанхая Чэнь Лянюя, состоявшееся за несколько дней до открытия пленума - 25 сентября 2006 г., а также многочисленные кадровые победы "пекинцев" на региональном уровне свидетельствуют о значительном упрочении позиций пекинского тандема Ху - Вэнь.

Резкое обострение общественных противоречий, неравенство доходов, разрыв в уровне развития между различными регионами страны - все это привело к тому, что, как пишет "Коммерсант", "...с приходом к власти нынешнего четвертого поколения лидеров в стране все чаще говорят о необходимости сократить темпы роста ВВП в связи с угрозой "перегрева" экономики. Однако китайская экономика не проявляет признаков "перегрева" - ведь его важнейшим признаком является инфляция, а она снизилась с 3,8% в первом полугодии 2004 г. до 1,5% в 2006 г. - при том, что экономический рост только ускорялся. Экономику собираются "тормозить", скорее всего, по политическим причинам"².

Иными словами, партия стремится всеми силами сохранить контроль за ситуацией в обществе.

Если обратиться к зарубежным оценкам итогов пленума, то здесь общая логика суждений примерно такова. Социально-экономическая ситуация в Китае, действительно, очень острая. Высокие темпы хозяйственного роста и весьма широкая внешнеэкономическая открытость при-

стр. 5

вели к поляризации доходов, региональным дисбалансам и - как следствие - к резкому повышению градуса общественной напряженности. Выходящая в Гонконге газета "Саут Чайна морнинг пост" даже сопоставила степень напряженности в китайском обществе в последние два года с кануном волнений весны 1989 г., когда неудачная попытка реформы ценообразования, галопирующая инфляция и обострение борьбы в высшем руководстве вывели на улицы Пекина сотни тысяч протестующих под демократическими лозунгами³.

С этим, действительно, надо что-то делать. Но ответ высших лидеров страны на пленуме - реакция консервативного характера. Она означает не только снижение динамики экономического роста и уменьшение степени внешней открытости, но и преобладание консервативно-охранительных поветрий в идейно-политической сфере. "Меньше открытости - больше идеологии!" - резюмировал итоги пленума мой знакомый западный дипломат в Пекине.

На Западе, в Гонконге и Токио много рассуждают о победном шествии "пекинского клана" четвертого поколения и о поражении "шанхайцев", описывают достоверные и не очень детали политической борьбы в партийно-государственной элите КНР. Обозреватели обратили внимание, в частности, на то, что на прошедшем пленуме Ху Цзиньтао все же не пошел на полную изоляцию "шанхайцев": документы предстоящего партийного съезда предполагается готовить под эгидой члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК 67-летнего Цзэн Цинхуна - компромиссной фигуры, приемлемой как для Ху Цзиньтао, так и для "шанхайцев".

Впрочем, к подобного рода выкладкам зарубежной "пекинологии" лично я отношусь весьма сдержанно. Зачастую они бывают еще менее достоверны, чем былые построения некоторых "кремленологов", пытавшихся порой по цвету костюмной пары члена Политбюро ЦК КПСС определить возможную эволюцию политической линии в СССР периода позднего Брежнева. Дело в том, что реальный вес и влияние тех или иных конкретных лидеров КПК трудно установить. Ведь для китайских политиков клановый, местнический фактор зачастую более важен, чем содержание доктрины или идеологии, проповедуемой партией.

Сторонним - в особенности западным - наблюдателям китайских политических ристалищ зачастую кажется, что борьба идет по принципиальным содержательным вопросам, а на самом деле - скорее об отлаживании отношений в рамках новой властной иерархии, где одним из главных принципов и движущих мотивов является максимизация все той же самой власти, то есть стремление занять положение на как можно более высоком уровне этой иерархии. Поэтому здесь весьма вероятны идеологически не всегда объяснимые кадровые пируэты.

Нынешняя расстановка группировок в правящей элите КНР отличается от той, что существовала в 80-е гг. Как полагают многие синологи, тогда противостояние группировок в руководстве КНР носило отчетливый идейно-политический характер. Условия начальной фазы реформ и выбора модели преобразований зачастую приводили к лобовым столкновениям "консервативного" и "реформаторского" полюсов элиты и завершились острым политическим кризисом весны 1989 г. Но в 90-е гг., в особенности после оживления политики реформ после известной поездки Дэн Сяопина на юг страны в январе 1992 г., в условиях стабильно высокого экономического роста, а также вследствие естественного физического ухода со сцены всех основных лидеров старшего поколения, острота споров о том, нужны или не нужны реформы, сменилась более умеренными разногласиями относительно методов их проведения.

Некоторые российские наблюдатели, в частности российские китаеведы - авторы монографии "Китай: угрозы, риски, вызовы развитию" (под редакцией В. В. Михеева), - вообще утверждают, что в нынешнем китайском руководстве разногласия по сути перестали носить политический характер и сконцентрировались вокруг вопроса о перераспределении ресурсов в стране⁴. Логика подобной аргументации не представляется мне очень убедительной. Во-первых, и в 80-е гг. фракции "реформаторов" и "консерваторов" были весьма эклектичны и на разных этапах реформ нередко эволюционировали и менялись местами. Во-вторых, не вызывает сомнений тот факт, что в 90-е гг. и ныне принципиальные разногласия в верхах КНР носят идейно-политический подтекст.

Прежде всего, необходимо разобраться, как в китайской элите рождаются доктрины, касающиеся путей развития страны. Аккумулятором таких доктрин или установок является определенная служебно-кланово-региональная среда, то есть, говоря конкретнее, коллектив руководителей различных уровней, иерархические отношения между которыми формируются в этой среде. Так вот, если в 70-е и 80-е гг. основными регулирующими отношениями были служебно-клановые, то в 90-е, при несомненном сохранении важности служебно-клановой модели, произошло резкое увеличение удельного веса регионального фактора. Это первое принципиальное отличие. В самом деле, если в 70-е гг. наблюдатели разделяли противоборствующие в

стр. 6

элите КНР группировки на "маоистов" и "прагматиков", в 80-е - на "реформаторов" и "консерваторов", то на рубеже тысячелетий специалисты толкуют о борьбе "шанхайского" и "пекинского" "кланов".

Такая четкая региональная привязка противостоящих фракций в центральном аппарате партийно-государственного руководства КНР - явление необычное. Дело в том, что исторически - как в имперские, так и в республиканско-коммунистические времена - чиновник, попадая в центральный аппарат, оказывался в каком-то смысле "отключенным" от взрастившей его региональной политической среды. Связано это было, во-первых, с определенной самодостаточностью пирамиды высшей центральной власти, со специфически присущими ей правилами игры, с ее общегосударственно-символической функцией. Во-вторых, в центральном аппарате власти слишком явные проявления регионализма и местничества традиционно и весьма жестко пресекались. Здесь всегда присутствовало понимание того, что ничем не ограниченный клановый регионализм в столице страны страшнее даже, чем экономическая коррупция, ибо непосредственно затрагивает как политический престиж, так и саму судьбу государства.

КТО РАСПРЕДЕЛЯЕТ РЕСУРСЫ

Именно обозначившийся раскол по региональному признаку дал основания некоторым наблюдателям заключить, что ныне речь идет не столько о борьбе программ, сколько о стремлении реализовавшихся в столице региональных элит поставить под контроль механизм перераспределения ресурсов в стране. Отчасти это действительно так. Но ведь за каждой региональной фракцией стоит определенная хозяйственная модель. Так что вопрос стоит о перераспределении ресурсов в пользу определенной модели. Таким образом, увеличение роли регионального фактора в формировании фракций высшего руководства отражает беспрецедентную степень социально-экономической регионализации страны за минувшие годы реформ.

Это, в общем, тревожный симптом. "Кланово-региональная" идентификация высшей элиты, возможно, свидетельствует о сбоях в механизме обеспечения стабильности самой элиты и всего государства.

Регионализация Китая органически связана с той моделью хозяйственных реформ, которая реализуется на протяжении последних двух с половиной десятилетий. Сами китайские специалисты называют ее "двухколейной" (шуан гуй) или моделью "внесистемных" реформ (тичжи вай гайгэ). К "старой", или "системной" колее относятся институты однопартийного руководства с их абсолютной идеологической монополией, государственный сектор в промышленности и национальная финансовая система - банки и инвестиционный механизм, которые остаются под стопроцентным контролем партии-государства. К "новой", или "внесистемной" колее относятся сельское хозяйство, сфера услуг и экспортный сектор.

Все основные наиболее последовательные и результативные преобразования происходили во "внесистемной" колее - внедрение подворного подряда в деревне, развитие сельской промышленности, широкая малая приватизация и бурное развитие экспортного сектора, финансируемого практически исключительно за счет привлечения иностранных инвестиций. Реформы в рамках "старой", или "системной" колеи - политико-административные преобразования, реформа госпредприятий, социального обеспечения, а также банковско-инвестиционной сферы, носили непоследовательный, нестабильный характер, сопровождаясь возникновением кризисных ситуаций. Как следствие, значительных прорывов реформ в области "системной" колеи до сих пор не наблюдается.

"Двухколейная" модель соткана из противоречий. Необходимо учитывать, что если все основные точки и факторы экономического роста лежат по преимуществу в "новой" колее, то гаранты системной стабильности и единства страны органически связаны со "старой" колеей.

С моей точки зрения, главная неудача китайских реформ состоит именно в том, что более чем за два десятилетия руководству страны так и не удалось обеспечить существование факторов системной стабильности в рамках "новой" колеи. Экономический рост сам по себе фактором стабильности не является. Свидетельство тому - стремление нынешних лидеров "притормозить" рост во имя сохранения порядка и спокойствия. Система устроена таким образом, что развитие "новой" колеи подталкивает к реформе "старую". Однако попытки видоизменить последнюю всякий раз оборачиваются явной или скрытой угрозой дестабилизации. В результате власти вынуждены периодически прибегать к усилению "старой" колеи. А это неизбежно тормозит расширение "новой". "Старая" колея паразитирует на "новой", опираясь на политике-

стр. 7

административное насилие со стороны компартии. Таков в самом общем плане механизм циклов реформ и контрреформ в Китае истекших двух десятилетий.

Статистически фиксируемое снижение удельного веса "старой" колеи, выражающееся почти исключительно в уменьшении доли госсектора в ВВП, заслуживает крайне осторожной оценки. Во-первых, потому, что вся национальная инвестиционная политика, ее механизмы и каналы находятся под полным контролем партии-государства. Во-вторых, показатели доли госсектора в ВВП сильно колеблются по провинциям. Иными словами, удельное соотношение "новой" и "старой" колеи в различных регионах неодинаково. По данным за 2003 г., госсектор КНР производил около 30% ВВП. Однако, если учитывать предприятия, находящиеся в акционерной форме собственности с контрольным пакетом у государства (а в условиях партгосконтроля это - стопроцентно государственные предприятия), то доля госсектора в ВВП увеличится почти до 50%. Это в целом по стране. Однако в городах и 25 провинциях доля госсектора значительно превышает 50%, а в пяти провинциях северо-востока, центра и северо-запада - более 80%⁵.

Региональные пропорции в соотношении "новой" и "старой" колеи влияют на политическую среду. В регионах с более широкой "внесистемной" колеей и прежде всего там, где она занята не сельским хозяйством, а экспортным сектором, экономическая динамика и качество рыночных отношений выше. И наоборот. Что касается партгосэлиты и методов ее вмешательства в общественную жизнь, то судить о региональных различиях сложнее. С одной стороны, эта элита везде воспроизводится и функционирует по законам партгосударства. С другой стороны, в регионах с меньшим весом "старой" колеи элита в большей степени участвует в рыночных отношениях, кое в чем реанимируя исторически не чуждые Китаю формы бюрократического капитализма. В регионах с преимущественными позициями "старой" колеи элита в большей степени блюдет государственно-социалистические традиции. Впрочем, надо полагать, только лишь потому, что меньше возможностей развернуться бюрократическому рынку. Фондовая ликвидность не та.

Это не может не сказываться на борьбе группировок в партии. По существу идет спор между сторонниками бюрократического капитализма и государственного социализма в современном Китае.

КАК ИЗБЕЖАТЬ УЧАСТИ КПСС?

В последние десятилетия острота внутренних противоречий в КПК, по крайней мере внешне, снизилась. Почему? В 80-е гг. фракции не только допускали открытые дискуссии, но и шли порой на мобилизацию своих сторонников в обществе. После весны 1989 г., когда пролилась кровь, ситуация изменилась. Правящей элите стало предельно ясно, что интриговать, апеллируя к политизированным горожанам, опасно. Во-вторых, крах коммунизма в Восточной Европе, распад СССР и судьба КПСС произвели шоковое впечатление на КПК и даже на китайских западников-либералов. Такого "пируэта" на востоке Европы и в СССР Пекин явно не ожидал. Катастрофа советской государственности резко обострила характерный для китайцев страх перед дестабилизацией. Следствием этого стало замораживание структурной политической реформы, запрет широких общественных дискуссий и решимость не полоскать на публике грязное белье внутриэлитных разборок.

Установка на то, чтобы не допустить повторения в КНР советского сценария, стала определяющим фактором "бюрократического" консенсуса 90-х. Глубинных причин общественной напряженности в КНР меньше не стало. Вероятно, их стало даже больше, чем в прошлом, однако после 1989 г. партия-государство жестко контролирует все потенциальные кратеры выброса протестной лавы.

Изменилось и кое-что в экономической области. Если в 80-е гг. в условиях дефицитности рынка безудержный рост инвестиций, увеличение денежной массы, рост капитального строительства моментально приводили к открытой инфляции и ощутимому для населения росту цен, то в последние годы дефицит приобрел преимущественно структурный характер, и "перегрев" экономики не сопровождается резким повышением розничных цен. Зато обостряются отраслевые и региональные дисбалансы.

1990-е стали периодом бурного развития страны в рамках "двухколейной" модели. К середине 90-х, даже по самым консервативным оценкам, более половины госпредприятий были убыточными, а объемы задолженности предприятий госбан-

стр. 8

кам (иных в национальной финансовой системе КНР до сих пор нет) приобрели астрономические масштабы.

Реформа госпредприятий по принципу хозяйственной самостоятельности директоров экономически ничего не дала, а политически резко обострила отношения между директорским корпусом и секретарями заводских парткомов, также претендовавших на лидирующие позиции.

Шло акционирование госсобственности. Проектов процедуры контроля за акционерными пакетами было множество, однако в итоге верх одержала идея о том, что государственный пай должен находиться в руках центрального и местных правительств и отраслевых министерств. При этом головоломная проблема примирения директоров и партийных секретарей на производстве нашла поистине соломоново решение в виде соединения в одном лице председателя совета директоров предприятия и секретаря его парткома. Политическое решение о таком своеобразном единоначалии было принято на 4-м пленуме 15-го созыва осенью 2000 г., но на практике слияние полномочий началось уже в середине 90-х гг.

А затем грянула весьма специфическая "фондовая приватизация". Обязанные по идее представлять интересы государственного пая, директора-секретари получили возможность выкупать за бесценок у государства управляемые ими фонды.

Примерная схема подобной сделки выглядит так. Совет директоров акционерного госпредприятия берет в госбанке кредит и выкупает предприятие в собственность у местного (или центрального) правительства по так называемой "чистой" стоимости, то есть исключительно по цене его фондов, без учета фактической задолженности. Между тем, к концу 90-х гг. средний объем долговых обязательств госпредприятий банкам составлял более 70% общей стоимости капитала предприятия. Да и оценка "чистой" стоимости проводилась зачастую со скидками и преференциями. Так что новоявленные партийно-государственно-частные собственники выплачивали за предприятие не более 10% его реальной стоимости⁶. После этого они теоретически могли делать с предприятием и его персоналом все, что хотели.

Конечно, назвать эту акцию приватизацией в истинном смысле слова нельзя. Во-первых, потому, что реальная задолженность никуда не девалась, а срочно погасить ее новые собственники не могли. Во-вторых, механизм кредита по-прежнему оставался в руках партии-государства, ибо либерализации банковской системы не произошло. Да и новые владельцы по своему политико-административному статусу оставались частью этой партии-государства. В-третьих, напряженная социальная ситуация на предприятии и вокруг него не давала возможности провести эффективную реструктуризацию персонала.

В бытность Чжу Жунцзи премьером Госсовета в 1998-2002 гг. была осуществлена попытка укрепить финансовую дисциплину, провести налоговую реформу и преобразовать систему социального обеспечения. Если бы эти меры удались, то в Китае, возможно, и появился бы слой крупных, независимых от государства собственников. Но пакет финансово-фискальных реформ премьера провалился, столкнувшись с сопротивлением институтов "старой" колеи.

Таким образом, случилась не столько приватизация, сколько рокировка парт-бюрократических владельцев. Часть из них увеличила возможности изъятия ренты из национальной экономики. Характерно, что результатом продажи фондов стали не реструктуризация долгов и не повышение эффективности предприятий, а беспрецедентный рост спекулятивных операций с недвижимостью. Все это происходило на фоне последовательной отмены ряда традиционных социальных льгот для городского населения. В вечность канули бесплатное образование и медицинское обеспечение.

Все это вместе взятое не могло не вызвать массовых протестов и стачек. Против новоявленных бюрократических капиталистов ополчились обделенные группы номенклатуры и широкие слои городских рабочих. Протесты готовы были поддержать и ущемленные социальные слои "новой" колеи, прежде всего крестьянство.

Это противоборство приняло форму регионального противостояния. Правившие в 90-е гг. "шанхайцы" стали символом процветающего бюрократического капитала и социальной несправедливости. А "пекинцы" и стоящие за ними партгруппы во внутренних районах (сам Ху Цзиньтао делал политическую карьеру именно в депрессивных и дотационных регионах) принялись выступать в роли тех, кто обеспокоен судьбами страны и народа.

Городская интеллигенция заняла противоречивые позиции. Какая-то ее часть разочаровалась и полагала, что ничего путного из реформ в любом случае не выйдет. Немалая часть образованных горожан, прежде всего университетская и академическая среда, прагматически рассчитывает, как перемены могут сказаться на их кошельках. В большинстве своем эти люди отнюдь не симпатизируют коммунистической однопартийности, но сделать что-либо реальное для изменения ситуации не готовы и не хотят. Стихийное сочувствие демократическим идеям сочетается у многих с моральным осуждением коммунистических нуворишей.

"НОВЫЕ ЛЕВЫЕ" И ЛИБЕРАЛЫ

Вместе с тем, демократия воспринимается многими интеллектуалами не как самостоятельная ценность, а лишь как средство борьбы с коррупцией. Мне неоднократно доводилось отвечать на такой, например, вопрос китайских коллег: "Вот у вас в России демократия, а почему же такая большая коррупция?" Логическая связка суждения в высшей степени характерна.

На таком фоне все громче зазвучала критика реформ с "левого" фланга. Наблюдатели на Западе пишут, что в КНР родилось идейное течение "новых левых". Этот термин, на мой взгляд, не точен. Произошло не столько идейное обновление китайских "левых", сколько консолидация оппозиционных рыночным реформам сил. "Старые левые"

стр. 9

выступили совместно с некоторыми действительно новыми для Китая "левыми" течениями. В этом единении "старые левые" занимают лидирующее положение, так как их платформа близка к антиреформаторским настроениям масс. "Старые левые" -это сторонники сталинской модели, а также среднее поколение маоистов, выпестованных в годы "культурной революции" и до сих пор не имеющих сил забыть свою бурную молодость хунвэйбинов.

К "новым левым" принадлежат сторонники неомарксизма и китайские постмодернисты. Неомарксисты и постмодернисты связаны почти исключительно с интеллектуальной вузовской средой и вряд ли могут рассчитывать на серьезную социальную базу. Иное дело - "старые левые". На их стороне как административный ресурс, так и отработанные приемы общественной мобилизации. Сталинистские идеи весьма близки обделенной в ходе реформ части номенклатуры, а очаги бунтарского маоизма в достаточном количестве имеются во всех слоях общества - среди студентов, рабочих, городских маргиналов, непривилегированной интеллигенции.

Итоги 6-го пленума ЦК КПК оставляют впечатление, что высшие лидеры четвертого поколения сделали глубокий реверанс в сторону консолидировавшихся "левых".

ОБЩЕСТВЕННЫЙ РЕЗОНАНС ПЛЕНУМА

Осенний семестр 2006-2007 учебного года я провел в Пекинском университете, читая на историческом факультете курсы лекций по истории России для китайских студентов и аспирантов. Итоги 6-го пленума ЦК в университете привлекли большое внимание. Мне довелось побывать на нескольких публичных лекциях представителей "левого" фланга. Запомнились два выступления. На первом речь держал публицист, явно сочувствующий неомарксистам. Итоги пленума он характеризовал как исторический поворот в развитии страны. Указав на повсеместное моральное разложение, лектор подчеркнул, что прежний курс реформ себя исчерпал, ибо является не совершенствованием социализма, а разворотом к капитализму. Призвав сторонников "буржуазной либерализации" сойти с общественной трибуны и заявив, что нынешняя внешняя политика Китая является проамериканской и продажной, он доказывал необходимость укреплять государственное начало и в экономике и расширить внутрипартийную демократию.

Поражение социализма в Европе лектор целиком и полностью связал с господством коррумпированной сталинской олигархии и призвал не допустить такого в Китае. Вместе с тем, он отверг возможность возвращения к практике массовых чисток. Ху Цзиньтао, по его словам, лишь предоставил трибуну представителям "левых" и ожидает общественной реакции. Силы "правых либералов" еще весьма значительны. Лектор отверг также возможность прямой национализации проданных фондов, предположив, что новоявленных капиталистов будут разорять финансовыми санкциями.

Аудитория, собравшая по преимуществу непривилегированную интеллигенцию и студентов, была, судя по вопросам, настроена более радикально. С мест говорили, что необходима не реформа, а революция с опорой на народные массы.

Второе яркое выступление сделал явный приверженец маоистских подходов. Погрузив правую ладонь в брючный карман, а левую призывно выставив вперед, он, прежде всего, попросил не считать себя интеллигентом, так как интеллигенция ничего хорошего для Китая не сделала. Последующая пламенная речь затянулась почти на три часа, при этом слушатели просили оратора говорить без соблюдения регламента. Лектор заявил, что реформы Дэн Сяопина привели к тому, что ныне 0,4% населения страны владеет 70% национального богатства. Китай оказался в руках олигархов и государственных монополистов. Если с последними партия всегда может справиться, то первые разлагают саму партию изнутри. Именно они стремятся к реставрации капитализма под лозунгом "социализма с китайской спецификой".

Общественные противоречия достигли беспрецедентного накала, продолжал оратор. "Дацзыбао" - прокламации времен Мао Цзэдуна - современным китайцам заменил Интернет, из которого власть узнает об отношении к себе народа. Лектор подчеркнул, что в годы "культурной революции" "нельзя было критиковать высшее руководство страны", но можно было ниспровергать свое непосредственное начальство. В эпоху Дэн Сяопина определенная критика в адрес высшего руководства стала допускаться, однако непосредственное начальство оказалось полностью вне зоны критики. 6-й пленум ЦК КПК - исторический поворот, ибо, как и во времена председателя Мао, центральная власть взяла курс на сближение с массами и изоляцию промежуточных олигархо-бюрократических структур.

Мне довелось побеседовать и с представителями либерального крыла. Это был - по понятным обстоятельствам - обмен мнениями в кулуарах нескольких научных конференций, проводившихся в Пекинском университете. Некоторые ученые всерьез высказывали опасения, что в стране могут вернуться к чистке кадров. Другие собеседники были настроены более оптимистично и высказывали мнение, что гонений на либералов после 6-го пленума ЦК не будет.

В целом, итоги прошедшего пленума и их общественный резонанс скорее свидетельствуют (по крайней мере внешне) об относительном дефиците социальных сил, способных возглавить дальнейшую системную трансформацию современного Китая.

Пекин

¹ Коммерсант, 10.10.2006.

² Там же.

³ South China Morning Post, 10.10.2006.

⁴ Китай: угрозы, риски, вызовы развитию. Под ред. В. Михеева. М., 2005, с. 62-63.

⁵ Чжао Чуаньцзюнь. "Элуосы, дуноу чжуня янцзю. Исследования России, Восточной Европы и Центральной Азии". Чжунэ гою цие гайгэ бицзяо фэньси (Сравнительный анализ реформы государственных предприятий в России и Китае). 2005, N 5, с. 47.

⁶ Цзо Дапэй. Бу сю цзаймай (Нельзя больше продавать). Пекин, 2006, с. 12-15.

Permanent link to this publication: