F. Castighola. ROOSEVELT'S LOST ALLIANCES. HOW PERSONAL POLITICS HELPED START THE COLD WAR. Princeton- Oxford: Princeton University Press, 2012, 533 p.

Ф. Кастиглиола. УТРАЧЕННЫЕ СОЮЗЫ РУЗВЕЛЬТА. КАК ЛИЧНАЯ ПОЛИТИКА ПОМОГЛА НАЧАТЬ "ХОЛОДНУЮ ВОЙНУ". Принстон - Оксфорд, 2012, 533 с.

Взаимоотношения "большой тройки" -руководителей антигитлеровской коалиции И. В. Сталина, Ф. Д. Рузвельта и У. Черчилля - продолжают интересовать историков разных стран. И это не случайно: в новейшей истории международных отношений трудно найти другой подобный пример союзного взаимодействия на высшем уровне, которое имело бы столь важные последствия для судеб всего мира. В условиях Второй мировой войны, когда в руках высшего политического руководства сконцентрировалась огромная власть, роль профессиональной дипломатии и традиционных внешнеполитических ведомств сократилась, уступив место личной дипломатии глав "большой тройки". Не случайно на Тегеранской конференции Черчилль говорил о том, что в их руках находилась "величайшая концентрация мировых сил, которая когда-либо была в истории человечества"¹. За ними стояли различные национальные интересы и политические системы, их разделяли глубокие идеологические и социокультурные противоречия. В человеческом плане это были также очень разные, во многом противоположные личности. Тем не менее Сталин, Рузвельт и Черчилль сумели подняться над всеми этими различиями и наладить сотрудничество своих стран в борьбе с общим врагом.

Отношения внутри этого треугольника традиционно рассматриваются через призму системных объективных факторов - хода глобальной войны, соотношения сил, военно-стратегических аспектов и т.п. Это вполне закономерно, ибо именно эти факторы во многом определяли ход основных событий. Однако в таком деле, как коалиционная дипломатия в условиях войны, большое значение имел и личностно-психологический фактор политического руководства. От того, как складывались (или не складывались) отношения между тремя лидерами, зависела эффективность действий антигитлеровской коалиции и судьбы миллионов людей. Именно этому, человеческому измерению взаимодействия союзников на высшем уровне и посвящена новая книга известного американского историка, экс-президента авторитетного Общества изучения внешних сношений США Ф. Кастиглиолы под названием "Утраченные союзы Рузвельта". Он составил себе имя благодаря углубленному изучению роли культурно-психологических факторов в дипломатии и международных отношениях, которое к настоящему времени стало одним из новых перспективных научных направлений, обогативших традиционную дипломатическую историю.

¹ Тегеран. Ялта. Потсдам. Сборник документов. М., 1967, с. 5.

Автор не абстрагируется от вопросов "большой стратегии" и основных проблем союзных отношений в годы войны, но рассматривает эти проблемы через призму их субъективного восприятия лидерами, которое зависело от многих факторов, включая их психологическое, моральное и даже физическое состояние. В центре его внимания - судьба союза "большой тройки", его формирование и развал, за которым последовала "холодная война". Замысел книги, как пишет сам Кастиглиола, состоит в том, чтобы показать, "как большие политические вопросы о будущем союза проходили через горнило чрезвычайно личностных отношений, стремлений и разочарований, глубоких изъянов тела и духа -факторов, присущих историческому контексту событий. Только включая обычно игнорируемую частную жизнь государственных деятелей, эмоциональные ставки их дипломатии и культурный контекст их идеологии, мы можем составить более целостную картину того, как союзники победили во Второй мировой войне, а затем безопасность, ради которой они сражались, оказалась утрачена" (с. 20).

Для решения этой задачи автор привлекает большой и разнообразный материал - архивные документы, мемуары и устные воспоминания современников событий, обширную научную литературу. Основные из этих источников хорошо известны специалистам, но Кастиглиола рассматривает их под своим углом зрения, по крупицам отбирая все относящееся к предмету своего исследования. Он закономерно начинает с составления психологических портретов участников "большой тройки", начиная с юных лет и делая основной акцент на стиле их поведения и обращения с людьми. Даже в этом, казалось бы, "исхоженном" биографическом материале он находит новые грани, дополняющие наши представления об этих деятелях и отношениях между ними. Продукты сходной англо-американской культуры и одного социального сословия Рузвельт и Черчилль оказываются глубоко различными по своему психологическому складу. Импульсивный и прямолинейный англичанин с его увлекающейся "художественно-эмоциональной" натурой (по выражению хорошо знавшего его И. М. Майского) и неприятием альтернативных точек зрения был очень не похож на уравновешенного, "себе на уме" американца, наделенного даром сопереживания. И, напротив, у социально и культурно далеких Сталина и Рузвельта обнаруживаются сходные способности - шарм, лицедейство, прагматизм, умение рассчитывать свои ходы и манипулировать людьми, которые облегчали их взаимодействие. При этом Сталин, замечает Кастиглиола, был более трезвым рационалистом, чем Рузвельт, который больше полагался на интуицию.

Эти тонкие психологические этюды дополняются анализом окружения каждого из трех лидеров и отношений в этом кругу, которые также влияли на принятие политических решений. Особенно подробно и интересно прослеживается состояние "рузвельтовского круга" с его "эпицентром" - президентом, требовавшим "безусловной лояльности и поклонения", и его верными помощниками (прежде всего - Г. Гопкинсом), сменявшими друг друга по мере утраты его расположения. Ближайшее окружение Черчилля в годы войны (лорд Червелл, Б. Бракен, Д. Мортон, Э. Идеи) было гораздо более стабильным, что помогало сдерживать знаменитые эмоциональные порывы премьер-министра, его постоянные колебания между "возбуждением и депрессией" (с. 98). Что касается окружения Сталина, то автору оно напоминает "грузинскую деревню с ее перекрестными браками, любовными историями, совместными трапезами, отдыхом и уходом за детьми" (с. 42). Это не мешает ему видеть подозрительность и жестокость Сталина в обращении со своими соратниками, включая В. М. Молотова.

Проследив индивидуальные траектории своих героев, историк переходит к анализу их взаимодействия в годы войны, начиная с формирования тандема Рузвельт - Черчилль. Он показывает, как непросто складывались отношения между этими двумя лидерами, несмотря на совпадение основных интересов их стран в борьбе с общим врагом. Существенные расхождения по стратегическим, торгово-экономическим и колониальному вопросам дополнялись сложным психологическим "танцем", в котором каждый пытался переиграть партнера. И если на первых порах Черчиллю и его высокопрофессиональной команде удавалось навязывать американцам свою военно-стратегическую игру, то по мере наращивания военно-экономического потенциала США и опыта ведения войны Рузвельт выдвигался на роль старшего партнера в этом тандеме.

Ситуация еще более усложнилась с появлением третьего действующего лица - Сталина. Вступление в войну СССР и его превращение в союзника англо-американцев вынуждало последних к пересмотру своих стратегических установок и выстраиванию новой "советской политики". Автор книги подробно анализирует рузвельтовский подход к отношениям с СССР и Сталиным, рассчитанный на постепенную интеграцию СССР в "семейный круг" великих держав (как говорил в Тегеране сам президент) на основе признания его законных

интересов безопасности и постепенной либерализации сталинского режима по мере его вхождения в этот круг. Ключевым звеном этой "стратегии приручения" была личность самого Сталина как подлинного самодержца, способного повернуть свою страну в ту или иную сторону. Отсюда - известная одержимость Рузвельта налаживанием и сохранением личных отношений со Сталиным, его расчеты на завоевание расположения кремлевского диктатора для оказания на него влияния. В анализе этих установок Кастиглиола опирается на уже проделанную другими историками работу². Новым моментом является убедительный показ неразрывной связи этой стратегии с личными качествами самого президента - его оптимизмом в отношении социальных перемен и своих способностей манипулировать событиями и людьми, идеологической гибкостью и терпимостью, темпераментом реформатора. Рузвельт внимательно присматривался к советскому опыту и даже допускал возможность встречного движения - социализации американского капитализма и либерализации советского социализма, способного со временем преодолеть раскол мира на две враждебные системы³. Все это подкрепляло расчеты его большой стратегии на "перевоспитание" Советского Союза через личное взаимодействие со Сталиным.

Черчилль, как и Рузвельт, был заинтересован в максимизации советского вклада в разгром вермахта при сбережении своих сил и средств. Как и Рузвельт, он делал ставку на личные отношения со Сталиным, видя в нем хозяина всей советской политики. Но, в отличие от американского президента, либерала и оптимиста, этот истинный тори не питал надежд на либерализацию советской системы и сохранение союзных отношений с ней после войны, считая большевизм очередной ипостасью "русского империализма" как извечного соперника Великобритании. Иными по сравнению с США были и стратегические интересы Британской империи, связанные с сохранением британской системы союзов и сфер влияния в Европе, Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Поэтому Черчилль и британская верхушка в целом гораздо болезненнее относились к перспективе усиления советского влияния в указанных регионах, чем Рузвельт. К этому автор добавляет и личные качества самого премьера - его воинствующий антисоветизм и граничащий с русофобией снобизм в отношении "полуварварской России" и ее "крестьянского" лидера.

Неудивительно, что с учетом всех этих факторов, а также военно-экономического превосходства США, Рузвельт для Сталина был наиболее важным партнером в деле реализации его "большой стратегии", главными целями которой являлись разгром общего врага и закрепление плодов победы - создания новой сферы влияния СССР в Европе и на Дальнем Востоке. В последнем Рузвельт оказывался сговорчивее, чем Черчилль: он, как известно, без особых возражений согласился на передачу Советскому Союзу новых территорий и прав на Дальнем Востоке, дал понять Сталину еще в Тегеране, что США не будут серьезно препятствовать восстановлению советского контроля над Прибалтикой (при условии соблюдения там внешних демократических приличий наподобие референдума) и был готов смириться с доминированием СССР (если и не полным контролем) в Восточной Европе⁴. Это сочетание объективных и субъективных факторов обусловливало стабильный, взаимно уважительный характер отношений между Сталиным и Рузвельтом, развитие которых автор внимательно прослеживает на всем протяжении войны, уделяя особое внимание встречам обоих лидеров в Тегеране и Ялте. Начиная с Тегерана, показывает он, тандем Сталин - Рузвельт становится решающим звеном "большой тройки".

С этим связан один из наиболее интересных выводов книги - тезис о центральной роли Рузвельта как "скрепы" (с. 57) в становлении и функционировании "Великого альянса". Кастиглиола объясняет это не только соотношением силовых потенциалов трех держав, но и особенностями политико-психологических отношений внутри "большой тройки". В этом треугольнике Рузвельт действительно был ключевым связующим звеном - балансиром между часто конфликтовавшими Сталиным и Черчиллем. Президент поддерживал с каждым из них отношения лучшие, чем у тех были между собой. Не менее важным объединяю-

² См.: Мальков В. Л. Россия и США в XX веке. Очерки истории межгосударственных отношений и дипломатии в социокультурном контексте. М., 2009, гл. VI; Gaddis J. The Strategies of Containment. A Critical Appraisal of Postwar American National Security Policy. New York- London, 1982, p. 9 - 13; Kimball W. The Juggler. Franklin D. Roosevelt as Wartime Statesman. Princeton, 1991, ch. V.

³ Welles S. Where Are We Heading? New York, 1946, p. 37; Dunn D. Caught Between Roosevelt Stalin: America's Ambassadors to Moscow. Lexington, 1998, p. 5.

⁴ Messer R. The End of an Alliance. James Byrnes, Roosevelt, Truman, and the Origins of the Cold War. ChapelHill, 1982,p. 42;NotesontheConversationswith the President. - Library of Congress, W.A. Harriman Papers, Chronological File, Cont. 175.

щим началом являлась и союзная философия президента, который стремился сохранить сотрудничество "четверки" (включая Китай) и после войны, понимая, что без этого нельзя будет достичь прочного мира. У Рузвельта, как показывает автор, не было иллюзий на сей счет, но он надеялся, что с помощью взаимных уступок и сохранения привычных рамок "большой тройки" для решения важнейших проблем удастся провести союз через большие испытания конца войны и послевоенного урегулирования (с. 419). Ключевое значение при этом придавалось продолжению личной дипломатии на высшем уровне. "Вопросы размеров, границ и соотношения сил между государствами континентальной Европы могли казаться не столь уж важными, - писал об этом настрое Рузвельта известный историк и дипломат, участник тех событий Г. Фейс. -Если, как это, возможно, представлялось, три основных участника военной коалиции смогли бы действовать сообща в новой международной политической организации, то эти вопросы поддавались удовлетворительному разрешению"⁵. О том же говорил в Ялте и Сталин: "Пока мы все живы, бояться нечего. Мы не допустим опасных расхождений между нами"⁶.

Смерть Рузвельта выбила "скрепу" союза и имела разрушительные последствия для его последующей судьбы, пишет автор в заключительной части работы. Используя медицинские заключения и свидетельства очевидцев, он утверждает, что, несмотря на истощение сил к концу войны, президент еще не был обречен. Постигший его инсульт мог случиться и раньше, и позже, а мог и вообще не произойти, что лишний раз говорит о роли случайности в истории. "Большая тройка" лишилась своего связующего звена, хрупкое равновесие в ней оказалось нарушено, поскольку новый хозяин Белого дома был далек от тонкой рузвельтовской "стратегии приручения" и тяготел к гораздо более жесткому курсу в отношении СССР, к которому его призывали Черчилль и собственные дипломаты. "Теперь, после смерти президента Рузвельта, Черчилль быстро столкуется с Трумэном", - говорил по этому поводу Сталин⁷. Внутри страны уход Рузвельта способствовал более активному проявлению антисоветских настроений, усилившихся в американских верхах к концу войны. Рузвельт умел их сдерживать даже несмотря на то, что остался без помощи своих ключевых соратников, прежде всего - Гопкинса. (Отсюда, кстати, происходит и название книги: под "утраченными союзами Рузвельта" имеется в виду не только его союз со Сталиным и СССР, но и ближайшее окружение президента, которого он лишился к концу войны.) Однако теперь ситуация изменилась. В результате вектор американской внешней политики стал быстро смещаться вправо. "Ястребам" в Вашингтоне и Лондоне оказалась на руку и жесткость политики Сталина в Польше и Румынии, а также в отношении Турции и Ирана. Но в целом, по мнению Кастиглиолы, "Сталин, похоже, был более привержен делу продолжения союза, чем Трумэн или Черчилль" (с. 358).

Автор признает невозможность сохранения "Великого альянса" в его прежней форме после войны, когда исчезла цементировавшая антигитлеровскую коалицию общая угроза. С устранением этого общего геополитического интереса на первый план вновь стали выходить идеологические, политические и культурно-цивилизационные противоречия между западными демократиями и Советским Союзом. В книге дается тонкий анализ этих различий и их роли в развале сотрудничества великих держав, когда вчерашние враги - немцы стали казаться ближе недавних союзников - русских. Но эта неизбежная трансформация, как верно отмечает автор, могла принять другие, гораздо менее конфронтационные и опасные формы при ином политическом руководстве, роль которого становится особенно велика в поворотные периоды на "развилках" истории. Период с апреля 1945 по март 1946 г., пишет он, и был одним из таких редких "критических перегонов" в мировой истории (наряду с периодами вокруг августа 1914 и ноября 1989 г.), когда "обычно статичные факторы стратегических императивов, политических амбиций, культурных традиций, экономических интересов и географического расположения внезапно ослабляют свою мертвую хватку и на время становятся пластичными, подобно земному слою при большом землетрясении" (с. 421). Рузвельт, по его словам, "был убежден, что послевоенный переходный период будет именно таким текучим временем", а "с учетом подозрительности и чувствительности Сталина переход к послевоенному сотрудничеству требовал от лидера США эмоционально окрашенного интеллекта, гибкости, обаяния и уверенности Рузвельта, а не личности Гарри Трумэна" (с. 421 - 422).

Основной вывод исследования четко сформулирован автором во введении: ""Холодная

⁵ Feis H. Churchill, Roosevelt, Stalin. The War They Fought and the Peace They Sought. New York, 1966, p. 275 - 276.

⁶ Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг., т. 4. М., 1979, с. 94.

⁷ Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1969, с. 713.

война" не была неизбежной. Сам этот конфликт коренился не только в политических разногласиях и идеологической борьбе между капитализмом и коммунизмом. Происхождение "холодной войны" невозможно понять без анализа того, как действовал и затем развалился "Великий альянс". Союз возник и распался по причинам более непредвидимого, эмоционального и культурного порядка, чем до сих пор представлялось историкам. Если бы Рузвельт прожил несколько дольше..., ему бы, возможно, удалось добиться перехода к послевоенному миру под эгидой большой тройки. Его смерть и поражение на выборах Черчилля три месяца спустя разрушили личные и политические связи, в которые все три лидера вложили столько сил и осторожных надежд. Ни те люди, которые сменили этих гигантов, ни те американские "эксперты по СССР", которые приобрели гораздо более важную роль, чем им позволялось раньше, не имели той заинтересованности в сохранении согласия "Большой тройки", какая была у Рузвельта и даже у Черчилля" (с. 4). При всей дискуссионности такой точки зрения, она представляется весьма плодотворной и заслуживающей внимания.

Недостатки книги Ф. Кастиглиолы, как это часто бывает, являются продолжением ее достоинств. Пристальное внимание автора к частной и даже интимной жизни своих персонажей подчас уводит его от основной нити исследования. Проводя углубленный историко-психологический анализ, он иногда заходит слишком далеко в оценке роли субъективного фактора. Но в целом исследование американского историка существенно дополняет наши представления о человеческом измерении мировой политики, напоминая о том, что она творится живыми людьми, которыми движут не только рациональные мотивы, но и эмоции, культурные стереотипы, склад характера и даже состояние здоровья.

В. О. Печатнов, доктор исторических наук, профессор заведующий кафедрой истории политики стран Европы и Америки Московского государственного института (университета) международных отношений

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. О. Печатнов:

Комментарии: