Итак, памятная записка была отослана в посольства, зашифрована и начала свой путь по телеграфу в Париж и Лондон. В Лондоне же все было еще спокойно и итальянский вопрос еще не вставал. В телеграмме российского посла в Великобритании А. К. Бенкендорфа, отправленной 2 марта (17 февраля), говорилось о том, что Э. Грей беседовал с ним о военном положении в Польше. Английский министр иностранных дел был доволен приемом, оказанным Палатой общин его заявлению о видах России на Проливы. Затем беседа коснулась Дарданелльской операции, которая, по словам Грея, развивалась удовлетворительно. Он предсказывал, что турецкий флот, вытесненный союзниками из проливов, уйдет в Черное море, где станет легкой добычей русского флота. А затем Россия сможет произвести военный десант там, где сочтет нужным! Они обсуждали условия возможного перемирия: Турция скоро попросит мира. "Грей больше чем когда-либо, - говорится в конце донесения, - настаивает на вмешательстве Румынии и Греции, между прочим для спасения Сербии. Он думает, что Румыния вовлекла бы в войну Италию. Вся эта последняя часть беседы носила характер простых размышлений"¹. И только! Об Италии в этих общих рассуждениях говорилось только как о предполагаемой союзнице Румынии. А в сейфе итальянского посла в Лондоне Г. Империали дожидался своего часа меморандум Италии из 16 пунктов.

Однако не он, оказывается, открыл обсуждение проблемы о присоединении Италии к Антанте, а памятная записка С. Д. Сазонова от 2 марта. Это подтверждает и телеграмма А. П. Извольского из Парижа от того же числа, поскольку в ней нет ни слова об Италии, и говорится только о разговоре с французским министром иностранных дел Т. Делькассе о судьбе Проливов и Константинополя. Последующие дни были наполнены интенсивным обменом посланиями между министрами иностранных дел и послами союзников. И на этом фоне с 4 - 5 марта 1915 г. начинает звучать и итальянская тема.

Получив меморандум Сазонова, Грей 4 марта послал телеграммы послу Великобритании во Франции Ф. Берти и в России - Дж. Бьюкенену, в которых указывал, что не разделяет опасений Сазонова относительно присоеди-

Продолжение. Начало см. Вопросы истории, 2010, N 4.

нения Италии. Отклонение итальянского предложения бросило бы Италию в объятия Германии, "которая тотчас же сделает ей соблазнительные предложения"². Еще более резкой была реакция Франции. Р. Пуанкаре, который был обеспокоен необходимостью реагировать на русские требования о Проливах, записал в своем дневнике: "В то время как император сделал Палеологу эти внушающие тревогу заявления (о Константинополе и Проливах. - В. С.), Сазонов, со своей стороны, совершил странный и неумный шаг. Под предлогом, что Италия, согласно конфиденциальным сообщениям маркиза К. Карлотти, старается добиться от нас за свое вступление в войну очень больших преимуществ, русский министр представил царю записку, составленную в духе, совершенно противоположном французским взглядам... Французский кабинет поспешил дать знать России, что он отказывается присоединиться к этой политике пренебрежения и отрицания"³. В телеграмме от 4 марта (19 февраля) посол во Франции Извольский сообщал о беседе с Делькассе. Французский министр иностранных дел заключил из телеграммы М. Палеолога, что "вы не склонны допустить Италию к участию в действиях союзников против Проливов и Константинополя". (Как видим, французский министр сразу ухватил скрытую суть возражений Сазонова.) "Делькассе высказал мне с большой настойчивостью, - говорилось далее в телеграмме Извольского, - что было бы крайне опасно оттолкнуть в настоящую минуту Италию, если она заявит о своем желании участвовать в этих действиях. Для союзников в высшей степени важно окончательно сомкнуть вокруг Германии и Австрии стальное кольцо и сломить их силой еще до августа месяца, то есть до нового урожая". Делькассе утверждал, что, по имеющимся несомненным признакам, Италия в скором времени должна будет выйти из нейтралитета, и нужно приложить все силы, чтобы свыше одного миллиона ее штыков оказались на нашей стороне. Средством вовлечь ее в войну может оказаться приглашение Италии принять участие в союзнических действиях против Турции. Об этом будет сообщено Палеологу, чтобы он высказался в подобном смысле перед Сазоновым. 5 марта (20 февраля) Грей переслал Бьюкенену для сведения текст телеграммы Делькассе Палеологу, в которой последнему поручалось просить Сазонова "не говорить ничего такого, из чего Италия могла бы заключить, что Тройственное согласие не придает значения ее военному сотрудничеству". Хотя Делькассе и признавал, что сотрудничество Италии "увеличит затруднения при установлении условий мира по окончании победоносной войны, но благодаря ему многое существенное может быть достигнуто"⁴.

Тогда же, 5 марта (20 февраля) Бьюкенен и Палеолог посетили Сазонова и изложили ему ответы своих министров на меморандум русского министра иностранных дел от 2 марта (17 февраля). Встретившись с единодушным отпором союзников, Сазонов сделал послам заявление, что "он с самого начала желал получить сотрудничество Италии и что он готов принять всякое соглашение, к которому придут Франция и Англия для обеспечения этого содействия, с тем условием, что Проливы и соседние территории будут вне сферы действия итальянских войск"⁵. Это заявление еще раз подтвердило, что именно Проливы были главным мотивом отклонения Сазоновым 2 марта (17 февраля) сотрудничества Италии. И именно ради Проливов и Константинополя он вынужден был согласиться на это сотрудничество всего через три дня. Так закончился этот первый эпизод, связанный с обсуждением вопроса о вступлении Италии войну на стороне союзников. Он возник по почину русской стороны и еще вне всякой связи с официальным предложением Италии вступить в переговоры об условиях выступления на стороне Антанты. И в этом эпизоде русская дипломатия вынуждена

была пойти на уступку Англии и Франции, боясь натолкнуться на их сопротивление в вопросе о Проливах и Константинополе. Однако эта первая уступка оказалась чреватой многими осложнениями и стала далеко не последней.

В тот день, когда Сазонов сделал свое попятное заявление двум союзным послам в Петрограде, в Лондоне Империали, как уже говорилось, вручил Грею свои 16 пунктов итальянского меморандума. Но они еще не были известны в Петрограде. Поэтому Сазонов, занятый в основном Проливами, обдумывал этот вопрос исходя из старой, доступной ему информации и отдельных упоминаний, встречавшихся во входящих телеграммах. Так, в телеграмме посланника в Бухаресте С. А. Поклевского-Козелла от 5 марта (20 февраля) сообщались подробности итало-румынских переговоров по поводу совместного вступления в войну. Румынский министр иностранных дел рассказывал посланнику, что Италия заявила румынам о том, что миссия Б. Бюлова не будет иметь успеха. Сообщались слухи о том, что итальянская записка Австрии с предложением переговоров была составлена Бюловом и Дж. Джолитти, но отвергнута Австрией. Тогда Фашотти сообщил румынскому правительству, что Италия будет готова вступить в войну в конце марта. Но Бюлов не прекращает своих отчаянных усилий путем нажима на Австрию добиться уступок Италии и тем удержать ее от вступления в войну⁶. Тем временем из телеграммы русского посланника в Афинах Э. П. Демидова в Петрограде узнали об отставке греческого премьер-министра Э. Венизелоса, при поддержке Англии стремившегося обеспечить участие Греции в Дарданелльской операции. Это обрадовало русское правительство, и даже Николай II написал на телеграмме: "Временное невмешательство Греции для России выгодно". За завтраком у румынского посланника К. Диаманди 7 марта (22 февраля) Сазонов объяснял греческому посланнику С. Драгумису причины того, что Россия против участия Греции в операции и занятии Константинополя. Драгумис, сообщая об этом, одновременно упомянул и о беседе с итальянским послом в России Карлотти. Тот "в очень категорических выражениях" заявил, что "его правительство не сможет сохранить очень долго выжидательное положение. Разрешение вопроса о Проливах и Константинополе одной только Антантой будет означать исключительное преобладание этих трех держав в восточном бассейне Средиземного моря, что совершенно не отвечает интересам Италии"⁷. Телеграмма Драгумиса была расшифрована в российском Министерстве иностранных дел. Сазонов мог убедиться, что его подозрения насчет Италии вполне обоснованны, в первую очередь именно в связи с Проливами.

В тот же день, 7 марта (22 февраля), русский министр иностранных дел вручил памятную записку французскому и английскому послам по итальянскому вопросу. Там говорилось, что "ввиду желания Франции и Англии скорее вовлечь Италию в войну, я готов не настаивать на моих возражениях, но считал бы необходимым, во-первых, сначала пересмотреть обещания, которые Россия, Франция и Англия соглашались дать Италии шесть месяцев тому назад⁸, в зависимости от изменившейся обстановки, во-вторых, предоставить Италии почин переговоров с нами об условиях открытого перехода ее на нашу сторону, и, в-третьих, поставить непременным условием допущения Италии к совместным действиям с нами против Турции ее единовременное выступление против Австрии". На следующий день Сазонов сообщил этот текст Извольскому и Бенкендорфу, причем сделал некоторые дополнения к нему как впереди, так и после. Признавая желательным в принципе привлечение новых союзников, Сазонов опасался, что требовательность Ита-

лии окажется несоразмерной по отношению к действительной помощи, которую принесет союзникам ее выступление. Он не возлагал надежд на итальянские вооруженные силы и видел пользу от присоединения Италии главным образом в моральной стороне и в пресечении военной контрабанды через территорию Италии во враждебные страны. В конце же телеграммы Сазонов высказывал опасение, что Италия может предложить союзникам свою помощь в выступлении против Турции, "чтобы этим приобрести право на вознаграждение как в Турции, так и в Австрии, не порывая пока еще с последней"⁹. Сазонов, как видим, хорошо представлял себе двурушническую итальянскую дипломатию.

10 марта (25 февраля) Извольский отправил ответ на эту телеграмму Сазонова, в которой уже сообщал о результатах беседы с Делькассе. Французский министр иностранных дел соглашался с тем, что присоединение Италии желательно прежде всего с точки зрения нравственного впечатления самого этого факта. Считал он правильной и ту мысль Сазонова, что почин предложения союза должен исходить от самой Италии. Само собой разумеется, что Италия должна выступить не только против Турции, но и против Австрии. Извольский успокаивал русского министра тем, что, по сведениям Делькассе, "итальянское правительство не стремится непременно принять участие в действиях против Проливов и Константинополя". А вот что касается условий и обещаний, то Делькассе опасается, что ограничение их "способно оттолкнуть Италию от союза". "Насколько ему известно, - докладывал Извольский точку зрения Делькассе, - Италии были обещаны лишь Трентино, Триест и Валона, и Делькассе не видит, что нужно из этого урезать, тем более что с германской стороны ей сулят мирное присоединение Трентино". Окончательный ответ должен был последовать после внимательного изучения предложения Сазонова¹⁰.

В тот же день пришли две телеграммы из Лондона от Бенкендорфа. В первой из них, совершенно секретной телеграмме N 167, сообщалась важная политическая новость. Оказывается, Италия уже предложила Антанте через британского министра иностранных дел свое присоединение к союзу. Таким образом, желанный для русского министра иностранных дел почин со стороны Италии был сделан. "Грей созвал Камбона (французского посла в Англии. - B.C.) и меня, - писал Бенкендорф, - и сказал нам, что в пятницу Империали сообщил ему от имени своего правительства, что на изложенных им определенных условиях [Италия] примет участие в войне"¹¹. Грей ответил ему, что никакое соглашение не может быть заключено без согласия с Россией и Францией. Тогда 9 марта Империали вручил Грею итальянский меморандум, содержание которого Грей устно изложил П. Камбону и Бенкендорфу. Содержание условий Италии до такой степени расходилось с предварительными наметками Сазонова, что Бенкендорф не рискнул первым сообщить их своему министру иностранных дел. Он попросил Грея передать их в Петроград через Бьюкенена. Одновременно Бенкендорф сообщал, что, по мнению Грея, условия Италии представляются приемлемыми. Италия предлагала выставить свои сухопутные и морские силы против Австрии, Турции и всех других государств, с которыми страны Согласия находились бы в состоянии войны. Военные действия продолжались бы вплоть до совместного заключения мира. Империали сказал, что миссия Бюлова по удержанию Италии в состоянии нейтралитета терпит неудачу, Италия обещает вступить в войну не позднее конца апреля 1915 года. "Камбон и я, - продолжал Бенкендорф, - как и Грей, нашли условия Италии приемлемыми, резервируя свое окончательное мнение решениями своих правительств". Специального рассмотрения требовало условие Италии о создании в Албании мусульманс-

кого государства под покровительством Италии. Италия намеревалась также удержать за собой Додеканезские острова.

В тот же день, 10 марта (25 февраля), Бенкендорф отправил Сазонову вторую телеграмму по тому же вопросу, в которой говорил, что телеграмма N 167 "отвечает на некоторые из ваших возражений против союза с Италией". Бенкендорф подчеркивал, что Италия предлагает союз против всякой воюющей стороны. "Мне кажется, - писал далее Бенкендорф, - что ваш взгляд относительно пользы новых союзов слишком расходится со взглядами Англии и Франции, чтобы я мог обойти молчанием это расхождение"¹². Обе державы придают решающее значение предвидимому ими военному эффекту вступления Италии, а также тому впечатлению, которое оно может оказать на другие нейтральные страны, во вступлении которых в войну заинтересованы обе державы. Так что опасения Сазонова насчет того, что итальянский вопрос вобьет клин между союзниками, были весьма обоснованны и начали оправдываться довольно быстро. К тому же обстановка в Лондоне в момент начала переговоров с Империали была для России неблагоприятна. То выступление Грея в Палате общин, которым он хвастался перед Бенкендорфом и которое изображал как благоприятное для русских планов относительно Проливов, на самом деле шло вразрез с этими планами и вызвало гнев Сазонова. Серьезную оппозицию планам России относительно Константинополя и Проливов высказал и французский министр иностранных дел Делькассе. Чтобы побороть это противодействие, 5 марта (20 февраля) Сазонов в беседе с Палеологом пригрозил своей отставкой, если требования России не будут поддержаны Францией. 10 марта Сазонов принял обоих союзных послов и заявил им, что при признании союзниками "нашего верховенства над будущими нашими областями" русское правительство готово рассмотреть проекты Франции и Англии об обеспечении их интересов в торговле через Проливы и Константинополь¹³.

А в Лондоне тогда же состоялся разговор Грея с Бенкендорфом в присутствии Камбона. Он начался с греческого вопроса, но принял более общий характер. Грей сказал, что "он превосходно знает, как трудно для России судить о своевременности активного выступления новых союзников прежде, чем императорское правительство обеспечит себя соглашением с Францией и Англией по вопросу о Константинополе и Проливах; по его мнению, по заключении соглашения вопрос о новых союзниках упростился бы". Итак, что Греция, что Италия - все пока упиралось в Проливы. Французский посол Камбон не высказывался столь определенно, а наоборот упирал на то, что еще не имеет официальной точки зрения своего правительства. (Оно в частности резко возражало против предоставления России права оккупировать под предлогом военной необходимости азиатский берег Босфора.) Грей пока тоже еще не давал официального ответа относительно сути русских притязаний. О продолжении переговоров с Делькассе по вопросу о Проливах запрашивал разрешения и русский посол в Париже Извольский¹⁴. Чтобы представить всю сложность ситуации, в которой в это время находилась русская дипломатия, решая вопрос о новых союзниках Антанты, и прежде всего Италии, нужно напомнить, что именно 10 марта (25 февраля) княгиня М. В. Басильчикова, интернированная австрийцами в своем имении Кляйн-Вартенштейн (Глоггнитц, Нижняя Австрия), направила Николаю II письмо с предложением от трех влиятельных представителей германской и австрийской знати (два немца и один австриец) заключить сепаратный мир¹⁵.

В такой обстановке 11 марта (26 февраля) английский посол в Петрограде принес в российское Министерство иностранных дел памятную записку с изложением условий вступления Италии в войну и бесед, которые Грей имел

с Империали. В поденной записи министерства за этот день отмечено также появившееся за последнее время в немецкой газете "Deutsche Tageszeitung" известие "о состоявшемся при посредстве Германии соглашении, в силу которого Австрия уступает Италии Трентино за нейтралитет последней". Это известие должно было бы побудить Сазонова с большим вниманием отнестись к рассмотрению требований Италии. Углубившись в изучение последних и испытывая по поводу их все большее изумление и возмущение, Сазонов получил сообщение о прибытии в половине одиннадцатого вечера Бьюкенена с чрезвычайным визитом. Посол спешил лично сообщить о том, что им получена телеграмма, "заключавшая в себе заявление великобританского правительства о полном согласии своем на осуществление пожеланий России в отношении Проливов и Константинополя"¹⁶. Бьюкенен обещал завтра же изложить полный текст этого заявления в новой памятной записке.

Рассмотрим подробнее содержание памятной записки английского посольства от 11 марта (26 февраля), поскольку именно она стала базой для переговоров между Россией, Великобританией и Францией по поводу условий вступления Италии в войну, которые имели своим итогом заключение Лондонского пакта от 26 апреля 1915 года. "Итальянский посол в Лондоне, - говорилось в самом ее начале, - сделал весьма доверительное сообщение сэру Э. Грею в том смысле, что на некоторых условиях итальянское правительство готово было бы вступить в войну на стороне союзников в середине или в конце апреля"¹⁷. Далее следовало изложение "главных пунктов условий", по поводу которых Грей был бы рад как можно скорее получить замечания Сазонова. В отличие от подлинного итальянского меморандума, содержащего 16 пунктов или статей, в английском меморандуме они не пронумерованы и в отдельных местах несколько сокращены. Вначале следовало заявление, что Россия, Франция, Великобритания и Италия взаимно обязуются не заключать сепаратного мира или перемирия в случае объявления Италией войны Австро-Венгрии. Будет заключено соглашение, устанавливающее "тот минимум сил, который Россия должна держать на фронте против Австрии с тем, чтобы, в случае решения России посвятить себя главным образом войне с Германией, Австро-Венгрия не имела возможности сосредоточить все свои силы против Италии". Италия обязывалась применять все свои силы против Австрии, Турции и любой другой державы, которая придет им на помощь. Далее Италия требовала постоянной помощи от англо-французского флота, пока австрийский флот не будет уничтожен или мир не будет заключен.

Территориальные претензии Италии выглядели следующим образом (это были те самые "повышенные требования" Соннино!): по мирному договору Италия получит Трентино и Цизальпинский Тироль по линии естественной географической границы по перевалу Бреннер. Она должна получить Триест и всю Истрию до Кварнеро, включая Волоску, а равно истрийские острова. Кроме того, Италия получит область Далмации в пределах, доходящих к югу до реки Наренты. Затем она получит полуостров Саббиончелло и все острова, расположенные к северу и западу от Далмации. Судьба оставшейся половины Адриатического побережья, как в северной его части, так и в южной, должна быть решена "Европой" после окончания войны. Дураццо должно быть предоставлено Центральной Албании, которая станет "независимым мусульманским государством".

Италия, далее, должна была получить порт Валону и остров Сасено с территорией, достаточной для их защиты, от реки Воюсы на севере до Химары на юге. Италия не будет возражать против раздела северной и южной Албании между Черногорией, Сербией и Грецией. При этом Италия требо-

вала нейтрализации Адриатического побережья (которое ей не достанется) от Химары до мыса Стилоса и от бухты Каттаро, включая последнюю, до устья Воюсы. Оккупированные Италией Додеканезские острова должны остаться за нею. Италия претендовала на приобретения в случае полного или частичного раздела Турции в зоне Адалии. Державы Антанты обязывались не допускать к мирным переговорам или конференции Папу Римского. Соглашение должно остаться секретным, но как только Италия окажется в состоянии войны, будет опубликовано обязательство не заключать сепаратного мира.

После изложения итальянских условий в меморандуме английского посольства говорилось, что Грей показал текст итальянских условий Бенкендорфу и Камбону и заявил, что это предложение сделано исключительно по почину самого итальянского правительства. "Некоторые условия кажутся чрезмерными, - говорилось далее в документе, - но несомненно, что в целях добиться нейтралитета Италии князем Бюловом были сделаны ей значительные предложения. Поэтому сэр Э. Грей полагает, что предложенные итальянским правительством условия не должны быть отклонены, но в той части, где они могут оказаться чрезмерными, им следует противопоставить встречные предложения или же подвергнуть их критике". Грей настаивал перед послами на соблюдении абсолютной тайны, так как иначе на Италию могло бы быть совершено нападение со стороны Австрии или Германии, когда она не готова еще в полной мере к войне. Грей "уведомил итальянского посла, что до обмена мнений с французским и российским правительствами он не может дать ответа касательно итальянских условий".

В самом конце памятной записки английского посольства говорилось, что Грей "считает в высшей степени желательным, чтобы итальянскому правительству был дан весьма скорый ответ"¹⁸. Таким образом, дни с 5 по 11 марта (20 - 26 февраля) характеризовались напряженной борьбой русской дипломатии за подтверждение союзниками прав России на Константинополь и Проливы, вынужденным согласием на принципиальное допущение Италии в ряды союзников, стремлением России всячески ограничить возможные будущие приобретения Италии, формальным предложением Италией в Лондоне своих условий, началом их предварительного обсуждения там же и новым давлением на Россию с целью благожелательного рассмотрения этих условий, что сопровождалось одновременным официальным согласием английского правительства на русские требования в отношении Константинополя и Проливов¹⁹.

В то же время посол Италии в России Карлотти был еще в полном неведении относительно хода переговоров в Лондоне и требований Италии, хотя в общем направлении итальянской политики на Адриатике он, конечно, был вполне ориентирован. Это видно из поденной записи Министерства иностранных дел за 12 марта (27 февраля) 1915 г. N 1 о беседе начальника канцелярии министерства М. Ф. Шиллинга с итальянским послом.

Темой беседы стало вначале отношение Италии к Сербии. А. Н. Крупенский телеграммой от 11 марта (26 февраля) сообщал, что итальянский министр иностранных дел заявил ему, что независимость и процветание Сербии являются жизненным интересом для Италии²⁰. В телеграмме Карлотти Соннино уточнял, что это заявление было сделано в Вене на переговорах с Австрией, но что оно лишь повторяло то, что содержалась в предыдущих итальянских представлениях. Затем Карлотти отозвался о хорватском националисте Ф. Супило, который совершал турне по союзным столицам, агитируя за создание после войны соединенного югославянского королевства,

прежде всего из Сербии и Хорватии. Хотя Карлотти не поддерживал общую линию Супило, выступавшего против приращений Италии на Адриатическом побережье, он согласился с хорватским деятелем относительно совместных действий Италии и южных славян против проникновения на Адриатику "германизма". Карлотти волновался, не склонилась ли теперь Россия к идее образования югославянского единого государства? Для Италии "создание большого и сильного южнославянского государства на берегах Адриатики едва ли было бы приемлемо", так как оно "легко сделается аванпостом на Адриатике еще сильнейшей державы, а именно - России"²¹. Эти рассуждения полностью соответствовали и курсу Соннино и в дальнейшем во многом совпали с теми возражениями, которыми встретило итальянское правительство русскую точку зрения на переговорах в Лондоне.

Шиллинг усыплял опасения посла тем, что, дескать, Россия не заинтересована сама по себе в создании такого государства, но если сербы и хорваты сами пожелают "слиться", то Россия к этому отнесется только "сочувственно". В то же время Шиллинг предостерег и Италию. "По моему мнению, - отмечал он в поденной записи, - чрезмерные итальянские вожделения в сторону Хорватии и Далмации могут толкнуть Италию на опасный путь и поставить ее в то самое положение, в котором до сих пор находилась Австрия и которое приводит последнюю на наших глазах к гибели, так как, если бы даже Италии и удалось теперь утвердиться в славянских землях, она неизбежно найдет в них враждебно настроенное к себе население и поставит себя в непримиримое противоречие с соседними славянскими государствами"²². Здесь мы видим первую русскую реакцию на требования Италии, предъявленные в Лондоне. Высокое положение Шиллинга, через которого шли все бумаги министерства, несомненно, ставило его в курс всех текущих дел. Он знал содержание английского меморандума, доставленного накануне. Возможно, его ответ отразил в себе и реакцию Сазонова, ознакомившегося уже с итальянскими требованиями. Во всяком случае фактом является то, что эти возражения насчет Далмации совпадают с первой официальной реакцией на итальянские требования в Лондоне и с общей позицией российской стороны на переговорах. Шиллинг далее указал на противоречия между заявлениями о "процветании" Сербии и попытками, видимо делаемыми Италией для сокращения по возможности сербских владений на Адриатическом море. Этим Италия сама толкнет сербов и хорватов в объятия друг друга, заставит их забыть разногласия в общей борьбе против Италии. Карлотти вынужден был признать некоторые из этих доводов справедливыми и обещал передать их на рассмотрение своего правительства.

Итальянский вопрос требовал срочного разрешения. Но Сазонов не спешил с неприятной новостью. Наоборот, он решил сначала сообщить Николаю II новость приятную. Бьюкенену было приказано из Лондона лично вручить царю телеграмму о признании Великобританией прав России на Константинополь и Проливы. Так как царь отправлялся утром 13 марта (28 февраля) в Ставку, то Сазонов, доклад которого у государя был назначен на 7 часов вечера, испросил разрешения прибыть вместе с английским послом в Царское Село. Николай выразил удовольствие по поводу заявления Англии и изъявил в принципе согласие на сопровождавшие эту уступку английские требования передать под английский контроль нейтральную зону в Персии²³. Таким образом, согласие на будущее овладение Босфором сопровождалось получением Англией от России реальных и немедленных выгод в Персии.

Занятый делами по Проливам, Сазонов в то же время готовил и ответ на итальянские требования. Между тем Супило прибыл в Министерство иностранных дел и 14 (1) марта был принят советником второго политического

отдела К. Н. Гулькевичем. В продолжительном разговоре он рассказал о своей беседе с болгарским посланником Д. Ризовым в Риме по поводу перспектив Италии на Балканах. Супило-де сказал Ризову, что "относится к появлению Италии на Балканах отрицательно и что присутствие таково[й] способно задушить славянские народы, отняв у них надежду выхода к Адриатике. Балканским народам Италия, по словам Супило, еще опаснее, нежели Австрия"²⁴. Деятельность хорватских эмигрантов создавала для русского правительства дополнительные трудности в их переговорах с союзниками относительно вступления Италии в войну.

Ответ по поводу итальянских предложений, связанный с приобретением нового союзника в мировой войне, представлял собой вопрос высшей государственной политики и должен был быть рассмотрен императором. Поэтому Сазонов оформил его докладной запиской на имя Николая II. Ее он повез в Барановичи, в Ставку, где в это время уже находился царь. Записка открывалась заявлением, что "большинство условий является для России вполне приемлемым". Сюда относились: незаключение сепаратного мира, заключение военной конвенции с Россией (но определение минимума русских войск в Галиции должно было, по мнению Сазонова, уравновешиваться требованием к Италии не ограничиваться занятием Трентино, а вести наступление вглубь австрийской территории). К числу приемлемых для России требований относилась и передача Италии Трентино и Цизальпинского Тироля, образование в центральной Албании мусульманского государства со столицей в Дураццо, передача Италии Валоны с прилегающими окрестностями, оккупированных уже Италией островов Додеканеза, предоставление в случае раздела Турции Адалии с прилегающим округом и право оккупации этой территории в случае занятия Малой Азии союзниками во время войны, недопущение папы к участию в мирных переговорах или мирной конференции. "По всем перечисленным вопросам Россия могла бы, с своей стороны, без затруднения принять поставленные Италией условия, если на то согласятся Франция и Англия", - делал вывод Сазонов. Отметим, что таким согласием Россия уже перечеркивала те ограничения, которые содержались в документах ее Министерства иностранных дел от 7 - 8 марта (нов. ст.). Италия получала гораздо больше того, что было обещано ей еще в августе 1914 г., и гораздо больше того, что выторговывал ей Бюлов за сохранение нейтралитета.

Далее шли возражения. Прежде всего - против перехода в руки Италии "почти всех земель со славянским населением на Адриатическом побережье". Россия могла бы для обеспечения выступления Италии против Австро-Венгрии "примириться с уступкой Италии Триеста со всей Истрией и островов в Кварнеро" "в крайнем случае". Но "что касается остального побережья, - говорилось далее в докладной записке, - от Волоски до Черногории, то казалось бы необходимым прежде всего установить, что Сербия и Черногория должны получить, с целью полюбовного размежевания между собой, весь берег, по крайней мере от устья реки Керки до нынешней черногорской границы с прилегающими островами. Прибрежная же полоса от Волоски до реки Керки с прилегающими островами должна бы принадлежать Хорватии, в какое бы политическое целое Хорватия ни вылилась после войны". Нейтрализацию Россия принимала только от Химары до Стилоса, а также самостоятельной Албании, но "никоим образом Боки Которской и остальной части берега, имеющего отойти к Черногории". Было бы желательным обусловить, что выступление Италии против Австро-Венгрии должно состояться не позднее 1 апреля нов. ст. (то есть уже через 16 дней!), и получить от Италии заверения, что она признает все соглашения, уже заключенные без нее Англией, Францией и Россией между собою. В таком виде и нужно было,

по мнению Сазонова, составить ответ для английского правительства, "к посредству которого обратилась Италия для переговоров с нами".

Однако Сазонов сразу же предвидел, что возражения России по поводу итальянских требований на Адриатике встретят упорнейшее неприятие. Здесь России нельзя будет опереться на Англию и Францию, которым интересы славянского населения там представлялись второстепенными. Поэтому Сазонов предлагал заранее обдумать, "какие уступки мы могли бы сделать в рассматриваемом вопросе, если этого потребует ход последующих переговоров". Он предлагал на первый план поставить интересы Сербского королевства, которому нужно обеспечить южную часть Далмации. Италии же, продолжал Сазонов, если это окажется совершенно необходимым, "можно было бы уступить северную часть Далмации с прилегающими островами и населенными итальянцами городами Зара и Себенико, для чего граница по Керке должна была бы близ устья этой реки отойти несколько к югу, чтобы охватить город Себенико, лежащий на левом берегу Керки"²⁵. Сазонов испрашивал высочайшего соизволения на то, чтобы положить все эти соображения в основу переговоров.

Уже по прибытии в Ставку Сазонов получил от товарища министра иностранных дел А. А. Нератова телеграмму Делькассе, переданную французским послом Палеологом. Французский министр иностранных дел высказывался против создания "мусульманской Албании". Возражал он и против обширных приобретений Италии на Далматинском побережье, что "было бы в противоречии со стремлением держав предоставить сербам свободное положение на побережье". Третьим объектом возражений была нейтрализация всего побережья, кроме того, которое может отойти к Италии²⁶. Таким образом, Сазонов мог рассчитывать на поддержку Францией части своих собственных возражений.

После завтрака в царском поезде, на котором присутствовал также французский генерал По (он привез французские награды для отличившихся в боях русских офицеров и солдат в обмен на такие же русские, уже отправленные во Францию), состоялось двухчасовое совещание Сазонова с верховным главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем и начальником штаба верховного главнокомандующего генералом Н. Н. Янушкевичем. Как указывается в министерской поденной записи, "великий князь особенно настаивал на желательности приложить все старания для побуждения Италии и Румынии выступить как можно скорее против Австрии"²⁷. Затем обсуждался вопрос о Константинополе, о побуждении Болгарии вступить в войну с тем, чтобы получить возможность базироваться на болгарский порт Бургас и этим облегчить десантные операции против турок.

В 5 часов дня Сазонов сделал доклад у императора по итальянскому вопросу. Николай II одобрил все положения записки; в соответствии с этим решением была немедленно составлена телеграмма N 116 и передана в Лондон. При этом в ней были сделаны некоторые изменения. Во-первых, передача Триеста и Истрии была изложена не в условной форме ("в крайнем случае"), а в безусловной, то есть согласие и по этому пункту стало полным. Вероятно, это было следствием настояний великого князя Николая Николаевича. В отношении же заключения военной конвенции в телеграмме N 116 теперь значилось: "Заключение военной конвенции, для выработки которой великий князь верховный главнокомандующий пригласит главнокомандующего итальянской армией непосредственно договориться с его императорским высочеством"²⁸.

Между тем Нератов сообщил, что Палеолог получил от своего правительства важные сообщения, которые необходимо передать лично императору, и в связи с этим просит разрешения прибыть в Ставку. Отказать было неудобно, и утром 16(3) марта Палеолог прибыл прямо к царскому завтраку.

Суть его поручения состояла в передаче согласия французского правительства "на осуществление наших пожеланий в отношении Константинополя и Проливов под условием, чтобы мы в свою очередь согласились на присоединение к Франции Сирии и Киликии"²⁹. Хотя это и создавало новые трудности в связи с православными святыми местами в Палестине, но в целом согласие Франции относительно Константинополя и Проливов стало победой русской дипломатии. Теперь и Англия и Франция одобрили русские притязания, и обмен этими посланиями означал международную договоренность, еще один тайный договор по империалистическому разделу мира после окончания военных действий. И Англия и Франции не упустили возможности вырвать у России ряд внешнеполитических уступок за свое согласие. Но главной ценой, которой России еще предстояло откупиться за обещание Проливов и Константинополя, было противоречившее русским политическим интересам согласие на вступление Италии в войну на выгодных для последней условиях. Пока же принятые Россией условия были переданы в Лондон 15(2) марта телеграммой N 116.

Последующая неделя стала периодом интенсивного обмена телеграммами между тремя столицами прежде всего по итальянскому вопросу. Во-первых, оказалось, что на поддержку Франции в отстаивании русских контрпредложений особенно рассчитывать не приходилось. Телеграмма Извольского из Парижа от 17(4) марта извещала, что он ознакомил Делькассе с содержанием телеграммы N 116. Оказывается, Палеолог телеграфировал еще 15 марта, что якобы Сазонов настаивает на разделе Албании между Грецией и Сербией и соглашается на присоединение к Италии части Далмации. Из телеграммы же Сазонова N 116 явствует совсем другое. И Делькассе, который уже сообщил в Лондон о согласии с "мнением Сазонова", теперь в недоумении! Видимо, Россия предлагает образование "независимого Албанского государства" за отказ Италии от Далмации? Он не будет против этого, но убежден, что Италия ни за что не согласится отказаться от этого побережья, и в особенности от близлежащих островов по стратегическим соображениям. Сомневался Делькассе и в том, что можно требовать от Италии столь скорого вступления в войну - 1 апреля, то есть уже через 13 дней! Извольский передавал также "мнение" Делькассе о том, что Франц-Иосиф согласится на уступки Италии и поэтому "весьма важно как можно скорее сговориться с итальянским правительством, и что он надеется, что ваши возражения не будут носить абсолютного характера"³⁰. Такой оборот уже походил на дипломатическое давление.

18(5) марта Бьюкенен представил Сазонову памятную записку с проектом ответа на итальянский меморандум. Проект содержал заявление, что три державы готовы обсудить самым доброжелательным образом итальянские предложения, которые в большинстве приемлемы. Спорным является только требование об Адриатическом побережье. В российском Министерстве иностранных дел расценили ответы Делькассе и Грея как в общем благоприятные: как значится в поденной записи за 18(5) марта, "итальянские требования в отношении Далмации признаются чрезмерными не только нами, но также французами и англичанами". Но в связи с намеками на то, что Италия с этим не согласится, решено было пойти на уступки, согласованные 15(2) марта с императором, для чего и дать соответствующие полномочия Грею. Со ссылкой на телеграмму N 116 Сазонов телеграммой N 127 18(5) марта известил Бенкендорфа, что в ответ на британскую памятную записку он передал свою Палеологу и Бьюкенену. Далее приводился ее текст. Там указывалось, что Сазонов в общем одобряет текст ответа Империали. Он определенно высказывался за создание мусульманского албанского государства, с разделом остальной части Албании между Грецией и Сербией для установления

общей границы между ними. В отношении Далмации, предвидя возражения Италии, Сазонов шел на следующие уступки: "Вместо предложенных выше уступок в пределах Албании, российское правительство в крайнем случае согласилось бы предоставить Италии порты Себенико и Зару с соединяющим их побережьем и близлежащими островами, подобно тому как г. Сазонов уже признавал эту возможность несколько месяцев назад в своих разговорах по этому поводу, вполне, впрочем, академических, с итальянским послом в Петрограде". На следующий день Сазонов уточнил, что оговорка насчет Албании не касается Валоны, уже занятой Италией. Он добавлял, что если Италия не выступит против Австрии "в разумно короткий срок", то все данные ей обещания земельных приращений отпадут³¹.

(Окончание следует)

Примечания

1. МОЭИ. Т. 7. Ч. 1, с. 370.

2. См. НОТОВИЧ Ф. И. Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны. Т. 1. М. -Л. 1947, с. 435.

3. ПУАНКАРЕ Р. На службе Франции. Т. 5. М. 1936, с. 345.

4. МОЭИ, т. 7, ч. 1, с. 400 - 401, 365.

5. Там же, с. 401.

6. Там же, с. 411 - 412.

7. Цит. по: ЕМЕЦ В. А. Очерки внешней полоитики России. М. 1977, с. 142; МОЭИ, т. 7, ч. 1, с. 422 - 424.

8. Тогда по инициативе России Италии предлагалось за вступление в войну Трентино, порты Триест и Валона. См.: МОЭИ, т. 6, ч. 1. М. -Л. 1935, с. 48. Телеграмма Сазонова русским послам в Риме, Париже и Лондоне от 10 августа (28 июля) 1914 года.

9. МОЭИ, т. 7, ч. 1, с. 425 - 426. Таким образом предлагалось сократить ту минимальную программу удовлетворения итальянских требований, которая была выдвинута от имени союзников в августе 1914 года.

10. Там же, с. 439.

11. О телеграмме N 167 в МОЭИ сказано только, что в ней Бенкендорф сообщил о врученном Грею итальянским послом меморандуме (там же, с. 435, примеч. 4). Текст ее не опубликован. Приводится здесь по: АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 5, л. 154.

12. МОЭИ, т. 7, ч. 1, с. 438.

13. Там же, с. 406, 435.

14. Там же, с. 437, 440.

15. См. там же, с. 444 - 446.

16. Там же, с. 350.

17. Англ. текст и перевод: там же, с. 446 - 450.

18. Там же, с. 450.

19. Заявление о согласии английского правительства с русскими условиями по телеграмме Сазонова от 4 марта (19 февраля) было вручено памятной запиской посольства 12 марта (там же, с. 452). Французское посольство в меморандуме от того же дня отстаивало трехстороннее управление Константинополем (там же, с. 458).

20. АВПР, ф. Канцелярия, 1915 г., д. 36, ч. 1, л. 36. Карлотти привел по-итальянски фразу из документов, что Италия рассматривает независимость и процветание Сербии как вопрос первостепенной важности для Италии ("considera l'independenza e prosperita della Serbia come interesse di primordine per Italia").

21. МОЭИ, т. 7, ч. I, с. 459.

22. Там же, с. 460.

23. Там же, с. 460 - 461.

24. Там же, с. 479 - 480.

25. Там же, с. 485 - 487.

26. Там же, с. 487 - 488.

27. Там же, с. 492.

28. Там же, с. 485 - 487.

29. Там же, с. 495.

30. Там же, с. 510 - 511. Но по сообщению Крупенского письмом из Рима, из разговора с Соннино он понял, что тот не надеялся на австрийские уступки и что Италия готовится к войне (там же, с. 513- 514).

31. Там же, с. 520, 522.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. И. Старцев:

Комментарии: