Период президентства Юань Шикая (1912 - 1916) - один из наиболее сложных периодов в истории республиканского Китая. В политическом плане он характеризовался борьбой президента, стремившегося к установлению личной диктатуры, с республиканской оппозицией. Эта борьба позволила ему на гребне широкой пропаганды конфуцианства провозгласить себя императором, что вызвало недовольство и открытые протесты даже среди умеренных радикалов, не говоря уже о вооруженных выступлениях республиканцев на юге Китая и в его центральной части.
Чтобы полнее представить данную ситуацию в рассматриваемый период, достаточно обратиться к материалам прессы, а также к донесениям иностранных дипломатов, в том числе российских, в Пекине и провинциальных центрах, ранее порой недоступных отечественным исследователям.
В газетах, издаваемых в Петербурге, можно встретить оценки действий Юань Шикая, начиная с момента его назначения цинским двором во главе правительства, когда оно возобновило активную борьбу с республиканцами, которым удалось довольно быстро установить свою власть в центральном и южном Китае. Вскоре после Учанского восстания 10 октября 1911 г., знаменовавшего собою начало Синьхайской революции, популярная в Петербурге газета "Новое время" 12 октября следующим образом характеризовала Юань Шикая: "Юань Шикаю 53-й год. Его карьера представляется особенно выдающейся. С декабря 1908 г. он [был] в отставке... Чрезвычайные события заставили, однако, цинский двор, прибегнуть к его опытности и выдающемуся государственному уму. В данное время все взоры устремились на хитрого китайского деятеля. У многих дипломатов, знающих лично Юань Шикая тогда сложилось впечатление, что он в последнюю минуту перекинется на сторону оппозиции и пойдет во главе ее".
Предложенную выше характеристику дополняет приводимое ниже сообщение сотрудника Пекинского отдела Правления Общества КВЖД Р. И. Барбье от 3 октября 1911 г. (N 508), направленное в Петербург А. Н. Венцелю, одному из руководителей Общества КВЖД:
Хохлов Александр Николаевич - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.
"Юань Шикай начал свою карьеру в Корее, где он в течение 9 лет в качестве китайского резидента пользовался большим влиянием к немалой досаде японцев. Когда в 1894 г. началась японо-китайская война, он был назначен начальником военной канцелярии при мукденском цзянцзюне [правителе] и лично принимал участие в некоторых сражениях... По окончании войны он вышел в отставку и проживал... на родине в Хэнани...
Юань Шикай является создателем современной армии Китая и заслуги его в этом деле признаны троном, пожаловавшим ему в 1898 г. звание кандидата на пост товарища министра с правом командовать армейским корпусом. В 1899 г. он был назначен шаньдунским губернатором на место Юй Сяня, известного своей ненавистью к европейцам. Во время боксерского восстания [движения ихэтуаней]... им был заключен... совместно с ...Чжан Чжидуном и ...Лю Куньи так наз. янцзыцзянский договор с иностранными консулами, в коем названные сановники обязались поддерживать порядок во вверенных им провинциях при условии, что военные операции иностранных войск будут ограничиваться северною частью Китая...
По подписании в Пекине в 1901 г. Заключительного протокола Юань Шикай был назначен Чжилийским генерал-губернатором, каковой занимал в течение 6-ти лет. Китайский город Тяньцзинь обязан своим процветанием исключительно названному чиновнику. При нём были проложены шоссейные дороги, реорганизована полиция, открыт ряд специальных школ, [устроенных] по европейскому образцу и пр. В 1907 г. Юань Шикай был произведен в канцлеры и в то же время получил портфель министра иностранных дел. С его назначением новая струя жизни была внесена в это ведомство, где целые кипы дел ждали своего разрешения. Он приказал немедленно ликвидировать все эти залежи и при нем перестали поступать в министерство жалобы как со стороны иностранцев, так и китайских учреждений на затягивание ответов"1.
Довольно определенно оценивала действия Юань Шикая столичная газета "Россия", которая 3(16) декабря на фоне происходивших тогда в Китае событий давала ему следующую характеристику: "Переговоры, начатые фактическим диктатором Китая Юань Шикаем, все еще не привели ни к каким определенным результатам, несмотря на все усилия этого государственного деятеля покончить как можно скорее с революционным движением... В газетах были уже опубликованы те условия, на которых Юань Шикай согласился заключить мир с революционерами, и если внимательно вникнуть в содержание выработанного им компромисса, то придется прийти к заключению, что Китай по крайней мере фактически, если не юридически, превратится из монархии в республику... По-видимому, республика, о которой мечтает Юань Шикай, будет отличаться от европейского понятия этого слова тем, что в ней будет предоставлено широкое поле деятельности тому лицу, которое станет во главе исполнительной власти. А так как, само собою разумеется, что лицом этим будет никто иной, как Юань Шикай, то становится понятным и та двойственная роль, которую он играет в революционном кризисе, переживаемом китайской империей".
Развернутую оценку Юань Шикаю как видной политической фигуре дал молодой китаевед Д. М. Позднеев в статье "Юань Шикай - президент Китайской Республики", опубликованной газетой "Новое время" 9(22) февраля 1912 года. Насколько достоверен и удачен портрет нового лидера Китая, занявшего этот пост в результате отречения от китайского престола маньчжурской династии Цин, правившей этой страной с 1644 г., позволяют судить приводимые ниже пассажи из упомянутой статьи:
"Возвращение Юань Шикая к активной деятельности, завершившееся избранием его на пост президента Китайской Республики, у всех слишком на
памяти... Гораздо более интересным представляются вопросы, почему именно избран Юань Шикай и чего можно ожидать от него как главы государства?
Для объяснения избрания Юань Шикая в президенты прежде всего нужно обратить внимание на то, что нынешние главы китайской революции: У Тинфан, Чэн Дэцюань, Тан Шаои, Ли Юаньхун, Хуан Син и др. почти все являются по прежней своей карьере или сослуживцами и сотрудниками или подчиненными или учениками Юань Шикая. Они знают ему цену как администратору и, будучи близко знакомы с китайской жизнью, хорошо сознают, что в такую минуту как настоящая, управлять Китаем может только железная рука...
Из всех нынешних лидеров республики нет ни одного, могущего хотя бы несколько сравниться с Юань Шикаем по административному опыту. Сунь Ятсен - теоретик, изучавший конституционные начала за границей и привыкший вращаться среди заграничных китайцев, но совершенно не знающий действительных условий текущей китайской народной и административной жизни. У Тинфан - хороший юрист, знающий внешнюю политику, английский язык и умеющий обращаться с иностранцами, но не занимавший никогда ни одного поста внутри Китая. Тан Шаои - слишком молод, Ли Юаньхун и Хуан Син, хотя и зарекомендовали себя успешными действиями против правительственных войск в долине Янцзы, но кроме этого они ничем неизвестны. Естественно поэтому, что, сознавая свою слабость, они обратились к помощи Юань Шикая.
Далее, китайцы прежде всего практики [прагматики]. Они отлично понимают, что никакой государственной реформы нельзя провести без денег; они знают, что в Китае денег нет и что их нужно искать за границей. Поэтому на посту президента республики они желают видеть такого человека, самая фигура которого внушала бы европейцам доверие и способствовала бы укреплению кредита Китая на иностранных биржах. Недавняя история увольнения Юань Шикая [в 1908 г.] от службы, вызвавшая целый ряд представлений разных иностранных посланников в защиту потерпевшего, ясно показала китайцам, какое значение западный мир придает личности и работе Юань Шикая. С этой точки зрения Юань Шикай для китайцев - высоко котирующаяся бумага, и никто лучше не умеет учитывать ее стоимость на заграничном рынке. Основательность такого рода китайских соображений подтверждают нам уже пришедшие после избрания Юань Шикая президентом телеграммы, сообщающие, что новым главою государства немедленно начаты переговоры с группою английских и германских банкиров о заключении нового внешнего займа.
Затем в Юань Шикае ценится громадное влияние над армией, и республиканцы сознают, что враждебные отношения с Юань Шикаем, располагающим единственною, правильно организованною армиею, опасны2.
Наконец, только благодаря Юань Шикаю республиканцам удалось добиться столь легкого отречения Дайцинской [Маньчжурской] династии, являвшейся для республиканцев главнейшим препятствием к достижению поставленной цели. Что сам Юань Шикай играл при этом двойную игру, это едва ли может подлежать сомнению".
Особые надежды на Юань Шикая как Президента Китая выражали не только представители китайского населения этой страны, но и китайцы-хуацяо, проживавшие за ее пределами, в том числе осевшие на русском Дальнем Востоке. Это видно из отправленной Президенту телеграммы уполномоченных китайской общины Амурской области, приводимой ниже в сокращенном виде из газеты "Восток" (Харбин, от 5(18) апреля 1912 г.). В этом документе, в частности, говорилось: "Отныне отойдут в сторону все старые невзгоды и взамен их взойдет новая заря, которая осветит новым светом, подобно свету солнца и луны, объединенный Китай и озарит нас, живущих в чужих странах".
Для характеристики Юань Шикая как хитроумного политика, стремившегося окружить себя лично преданными ему людьми, весьма интересным представляется суждение китайского журналиста Чунь Сина, писавшего в газете "Чжунго жибао" от 24 сентября (7 октября) 1912 г. о том, что у Юань Шикая была "врожденная способность к властвованию". Он, как подчеркивал автор, "постоянно думает о [необходимой ему] полноте [своей] власти и тешит себя удалением от себя "героев". В настоящее время число окружающих Президента советников доходит до 100 тыс., из которых самый способный получает до 1200 долларов в месяц, а остальные по несколько сот. Он также привлекает на свою службу и искусных лиц из [гоминьдановской] партии "Тунмэнхуэй", располагая их к себе большим жалованием и приятными [льстивыми] словами, но не питает к ним доверия... Все дела в своем присутственном месте он ведет и решает сам, и власть министров различных ведомств, а равно и премьера всецело захвачена им. Лу Чжэнсян [известный дипломат] узнал о казни генерала Чжан Чжэнъу и Фан Вэя [только] после того, как их казнь уже была совершена. Он рассердился на это и подал в отставку. Тогда Юань назначил Чжао Бинцзюня, своего земляка, преемником Лу Чжэнсяна"3.
Как и следовало ожидать, в политике Президента Юань Шикая важное место занимал вопрос о конфуцианстве, который приобрел особую остроту благодаря статье 6-й Временной Конституции Китайской Республики, которая гласила, что "все китайские граждане пользуются правом свободы совести". Чтобы снять напряжение, Юань Шикай как Временный Президент 16 апреля 1912 г. выступил на сессии Палаты представителей со следующим разъяснением: "Согласно началу религиозной свободы все существующие в Китае религии должны рассматриваться как равные. Поэтому все граждане Китайской Республики, независимо от того, являются ли они свободомыслящими, или же исповедуют ту или иную религию, должны прилагать все усилия к устранению всяких распрей между собою на религиозной почве, дабы совместно пользоваться благами мира". Это заявление, в искренности которого сильно сомневались многие иностранные миссионеры, жившие в разных районах Китая, произвело громадное впечатление на китайцев. Оно было подкреплено в 1913 г. просьбой китайского правительства к христианским проповедникам помолиться о благополучии Республики.
После таких актов главы государства многим стало казаться, что издревле соблюдаемый культ Конфуция стал терять свое значение. В результате некоторые государственные деятели заговорили о необходимости уничтожения этого культа, а министр народного просвещения в первом республиканском кабинете Цай Юаньпэй даже заявил о своем намерении внести соответствующее предложение в Палату представителей. Но эта идея не встретила поддержки из-за энергичных протестов воинствующих ретроградов, выступивших против возможного уничтожения культа Конфуция. Шанхайская газета "Синьвэнь-бао" в номере от 1(14) августа 1912 г. писала по этому поводу: "Учение Кун-фу-цзы в течение веков поддерживает мораль и нравы Китая, и если в один прекрасный день уничтожить это учение, то, без всякого сомнения, китайцы сделаются безнравственными и нравы [населения] испортятся".
В связи с тем, что последовавшее за революцией учреждение республики принесло с собою новые идеи, угрожавшие традиционным устоям китайского общества, известный революционер Хуан Син, активно боровшийся за свержение маньчжурской династии, в сентябре 1912 г. направил Юань Шикаю доклад о необходимости поддержания морали и старых добрых нравов путем сохранения и внедрения в умы населения 8 основных добродетелей Китая: сыновней почтительности, братства, преданности, доверия, вежливости, справедливости, честности и стыдливости, иначе говоря "религии ученых" (жу-цзяо), или учения
Конфуция. На это последовало согласие президента Республики в виде указа от 20 августа (7 сентября), ставшего знаменательным событием.
В ноябре того же года бывший инспектор народного просвещения Шэнь Цзэнчжи в Международном институте в Шанхае прочитал лекцию "Религия - всеобщий факт", в которой доказывал необходимость конфуцианства как религии для Китая.
Стремление китайского правительства к признанию конфуцианства государственной религией наряду с преследованием этических целей нередко воспринималось как акт противодействия распространению христианства, против чего энергично выступал американский миссионер Джильберт Рейд, которого иностранцы считали лучшим знатоком тогдашнего Китая. Он опровергал точку зрения о том, что поддержка конфуцианства может повредить распространению христианства, и горячо приветствовал движение в пользу конфуцианства4. Совершенно иного мнения придерживался автор статьи, опубликованной еженедельной газетой "Норс Чайна Геральд" (Шанхай) 30 августа 1913 г. на английском языке под заголовком "Государственная религия для Китая. Движение в пользу принятия конфуцианства". По заявлению автора, вожаки этого движения выступали за то, чтобы в постоянную конституцию Китайской Республики был включен параграф, согласно которому конфуцианство объявлялось государственною религиею с учетом религиозной свободы граждан. Это, по его мнению, не только угрожало распространению христианства, но и могло вызвать неприязненные отношения между адептами других вероисповеданий: магометанами (мусульманами), буддистами и даосами. Как указывалось в статье, во главе движения стояли академик Чэнь Хуанчжан (родом из провинции Гуандун), получивший ученую степень доктора философских наук в Колумбийском Университете США и избранный вице-президентом Общества Конфуция в Пекине, а также видный философ Янь Фу, бывший товарищем (заместителем) министра народного просвещения при династии Цин.
11(24) сентября 1913 г. вице-президент и губернатор провинции Хубэй Ли Юаньхун телеграфировал в Пекин высшему руководству страны о необходимости признания конфуцианства государственной религией. Тем временем губернаторы провинций по инициативе членов Общества Конфуция Чэнь Хуанчжан, Янь Фу, Лян Цичао, Ся Цзэнъю, Ван Шитун, вполне одобряя действия Ли Юаньхуна, разослали уездным начальникам предписания о необходимости внедрения в сознание населения идеи о том, что вне конфуцианства нет спасения для Республики. Примером такого распоряжения провинциальных властей российский консул в Кантоне (Гуанчжоу) А. Т. Бельченко называл предписание губернатора провинции Гуандун Лун Цзигуана, появившееся в местной губернской газете 5.
На усиление пропаганды конфуцианства в Китае указывали многие иностранцы, в том числе дипломаты. Тот же российский консул А. Т. Бельченко 24 сентября 1913 г. сообщал российскому посланнику в Пекине В. Н. Крупенскому: "Совершенно незаметный 30 лет тому назад день рождения Кун-фу-цзы... по-видимому, делается национальным праздником6, а самое учение Конфуция общею национальною религиею... Громадная разница в отношении, например, кантонской прессы к культу Конфуция несколько лет назад и ныне. Тогда газеты называли Кун-фу-цзы весьма способным, старательным и добросовестным человеком, великим толкователем для своих соотечественников искусства [государственного] управления и способа, каким должны управляться семейства, чтобы жить в согласии. Ныне [наблюдается] другая картина: Конфуций - благой, мудрый, святой. Как воды покрывают моря и звезды блещут над всем земным шаром, так и влияние Конфуция самое совершенное, самое полное и блестящее. Конфуцианство - только одна религия. Оно не опирается на бормо-
тание духов и демонов, не верит в силу Бога, не имеет никакого отношения к басням, которые говорят о Подземном царстве, алчных демонах, жертвенных животных и о таких делах, которые по исследованиям ученых людей найдены принадлежащими к другим религиям [верованиям]. Кун-фу-цзы по [всей] справедливости герой среди героев прошлого, основатель одной из древнейших религий в свете, по отношению к которой все другие религии и системы морали должны занимать подчиненное место".
"Все указанные мною факты, - подчеркивал российский дипломат, - свидетельствуют о желании китайского правительства создать в противовес христианской религии свою собственную в виде конфуцианства. Но мне кажется, на [это] стремление создать собственную [государственную] религию нужно смотреть гораздо глубже. Нет никакого сомнения в том, что создание [ее] имеет в виду полное [политическое] объединение всего Китая вокруг культа Конфуция"7.
На фоне растущего интереса в Китае к судьбе конфуцианства весьма симптоматичным выглядит появившийся 9(22) июля 1913 г. указ временного президента Республики, в котором сказано: "После изучения истории Китая и мнения ученых людей я, Президент, уверен, что Кун-фу-цзы должен быть и оставаться учителем десять тысяч веков. Но в Республике власть принадлежит народу и право свободы совести должно быть уважаемо. Поэтому циркулярная телеграмма была послана Кабинетом в провинции по поводу [выяснения] мнения большинства нашего народа в отношении жертвенных церемоний [связанных с] Кун-фу-цзы, и мы еще не получили их ответов. Ныне мы имеем лишь телеграмму от Инь Чанхэна [комиссара по усмирению окраин в провинции Сычуань], советующего, чтобы училищам и школам по всей стране было предписано соблюдение жертвенных церемоний относительно Конфуция, и это является правильною мыслью. Настоящим предписывается - коль скоро будут получены ответы из провинций, тщательно выработать правила для жертвенных церемоний Конфуцию, как знак глубокого [к нему] почитания. При нынешней безнравственности, когда народ считает неповиновение равенством и своеволие свободою, прочность и существование страны зависит от соблюдения четырех добродетелей; и мы надеемся, что преданность Кун-фу-цзы вообще может возродить умы народа так, что существование Республики будет обеспечено навсегда"8.
Активная пропаганда конфуцианства, заметно усилившаяся в 1912- 1913 гг., в последующие годы создала в Китае благоприятную почву для развертывания управляемой сверху кампании в пользу реставрации монархии. Об этом позволяют судить донесения российского посланника в Пекине В. Н. Крупенского, одно из которых от 26 августа 1915 г. приводится ниже (в сокращенном виде):
"Монархическое движение в Китае, о развитии коего я имел честь доносить... 12 сего августа за N 44, пошло ... за истекшие две недели еще более ускоренным темпом. По почину Общества "Чоу-ань хуэй" ("Устроение порядка") из разных мест Китая стали поступать в Пекин телеграммы с изложением пожеланий о восстановлении монархического строя. В том же смысле поступили заявления от имени большинства провинций, как Собственного, так и Застенного Китая, причем ... в большинстве случаев в качестве представителей этих провинций, особенно наиболее отдаленных, самозванно выступили не имевшие на то ни малейшего права проживавшие в Пекине либо уроженцы этих мест, либо лица, прежде занимавшие в них административные должности. Наконец, Президенту недавно была представлена вновь назначенным цзянцзюнем [правителем, генерал-губернатором] трех маньчжурских провинций Дуань Чжигуем петиция, подписанная всеми цзянцзюнями и военными губернаторами, с
ходатайством о скорейшем разрешении вопроса об окончательной форме правления путем восстановления монархии. Подобная же петиция подана Совещательной палате (Цаньчжэнъюань. - А. Х.) от имени всех торговых палат Китая".
Столь быстрые и неосмотрительные действия поощряемых свыше заправил монархического движения возбудили живейшие опасения среди наиболее опытных и осторожных китайских деятелей. Несмотря на свою беспредельную преданность Юань Шикаю, они сочли долгом высказаться перед ним в том смысле, что не считают настоящий момент благоприятным для осуществления, признаваемой, впрочем, в принципе желательной, перемены формы правления в Китае9. Столь осторожная позиция наиболее опытных и зрелых китайских политиков отчасти объяснялась недовольством китайского населения, особенно торговцев, результатами уступок Японии, предъявившей в январе 1915 г. правительству Китая "21 требование".
Весьма примечательна позиция российской прессы в отношении оценки этих требований, получивших впоследствии в истории международных отношений на Дальнем Востоке название "21 требование Японии Китаю". Так, популярная столичная газета "Новое время" 22 апреля (5 мая) 1915 г. сообщала: "5-го января этого года японский посланник обратился непосредственно к [президенту] Юань Ши-каю (минуя китайского министра иностранных дел, вышедшего вслед затем в отставку) с нотой, заключающей 21 требование. Все требования Японии могут быть разделены на пять групп" 10. Сообщая о возникшем японо-китайском конфликте со ссылкой на информацию своего спецкора из Токио от 25 апреля, эта же газета 27 апреля (10 мая) 1915 г. изложила содержание японских требований, приведя заключительную фразу упомянутого документа о том, что "японское правительство ожидает от китайского правительства удовлетворительного ответа на свои предложения не позднее 6 час. пополудни 26 апреля (9 мая)11.
Уклонившись от каких-либо комментариев по поводу возникшего конфликта между Китаем и Японией (в силу наметившегося сближения России с Японией в начале первой мировой войны), упомянутая выше газета ограничилась следующей информацией:
"Японо-китайские отношения. Пекин. В частном заседании Государственного Совета министром иностранных дел [Китайской Республики] даны объяснения о ходе китайско-японских переговоров. Газета "Цзинбао", наиболее враждебно [патриотически] настроенная к японцам писала: "Китай стоит лицом к лицу перед самым критическим моментом его национальной жизни. Удовлетворение японских требований приведет к утрате Китаем имеющих для него жизненное значение частей территории и явится первой ступенью к осуществлению японских мечтаний, превосходящих своей грандиозностью замыслы Александра Македонского и Наполеона". Бывший министр иностранных дел Лян Ци-чао в той же газете утверждал, что Япония стремится создать casus bellie с Китаем"12.
Не вступая в полемику и политические споры с представителями сторон, втянутых в острый конфликт, газета "Новое время", сославшись на известия, полученные от своего спецкора в Токио 13 мая, 14(27) мая 1915 г. кратко сообщила о неутешительных итогах японо-китайских переговоров, завершившихся подписанием унизительного для китайского суверенитета соглашения: "Подписанное вчера в Пекине соглашение касается, во-первых, [провинции] Шаньдун, во-вторых, Южной Маньчжурии и Восточной Монголии, в-третьих, Ханьепинского [сталелитейного] предприятия в Учане, в-четвертых, [приморской] провинции Фуцзянь"13.
О недовольстве китайского населения подписанным с Японией соглашением говорят факты бойкота и даже уничтожения импортных японских товаров, например, сожжение на костре японских изделий, собранных для этой
цели в китайских магазинах г. Чанчунь по распоряжению старшин местного китайского купечества14.
Подписание китайской стороной в мае 1915 г. соглашения, согласно которому Японии фактически перешла значительная часть приморской провинции Шаньдун, а также полуостров Ляодун, вызвало протесты среди патриотически настроенных китайцев. Об этом сообщал, например, консул в Харбине В. Траутшольд в своем донесении в Петербург Г. А. Козакову 22 мая 1915 года. Касаясь митинга, устроенного в Фуцзядяне, предместье Харбина, российский дипломат остановился на выступлении Ли Цзяао, бывшего консульского агента во Владивостоке в период русско-японской войны, который заявил, что он "ликвидирует свой дом в Фуцзядяне, а деньги, вырученные от продажи своего имущества, жертвует в фонд Лиги спасения Китая".
В другом донесении от 10 июня 1915 г. Траутшольд представил в МИД России следующую информацию: "Анти-японское движение, вопреки газетным сведениям, нисколько не утихает, а, наоборот, все более разрастается. В фонд Лиги спасения Китая в одном Фуцзядяне собрано более 30 тыс. долларов. В Коммерческом обществе снова состоялось закрытое заседание китайских купцов, посвященное вопросу об установлении самого действенного надзора за китайскими фирмами, чтобы никто не смел нарушать [антияпонского] бойкота. Члены патриотической лиги даже учредили надзор на улицах Фуцзядяня... Один китаец был избит, когда тот вышел из японской парикмахерской, причем толпа, узнав, в чем дело, за него не заступилась... Из Пекина получено от Коммерческого общества воззвание с предложением признать на будущее время годовщину принятия [японского] ультиматума [21 требования] "днем национального позора", в каковой ... торговля не должна производиться... Одна китайская фирма выпустила кондитерский товар в обложках, на которых [было] напечатано, что китайцы должны вечно помнить об унижении [нанесенном] их нации"15.
Тем временем промонархическая агитационная кампания продолжала набирать темпы. Когда у В. Н. Крупенского приближенные к Юань Шикаю лица попытались выяснить его мнение относительно возможного возвращения Китая к монархическому строю, российский дипломат высказался в том же смысле, что и английский посланник Дж. Джордан. Это видно из текста цитируемого ниже его донесения от 26 августа 1915 г.: "Я высказал мнение, что в настоящее время общее международное политическое положение не благоприятствует каким-либо переменам, могущим создать для Китая внутренние или внешние осложнения и что мне казалось бы поэтому предпочтительным как в интересах Китая вообще, так и Президента отложить до окончания [мировой] войны осуществление мысли о восстановлении монархии... Мои слова тотчас были переданы Президенту, и два дня назад Юань Шикай прислал ко мне доверенное лицо, чтобы выразить его искреннюю благодарность за откровенно высказанное мною мнение... и сообщить, что он [Юань Шикай] намерен отложить до окончания европейской войны решение вопроса о перемене государственного строя в Китае. Вместе с тем Президент поручил своему посланцу [доверенному лицу] объяснить мне, что он не принимал никакого участия в возникновении монархического движения и готов исполнить лишь то, что от него потребует народ во имя блага страны".
В тот же день Юань Шикай обратился к Совещательной Палате с посланием, в котором он высказывался против изменения в настоящую минуту формы [государственного] правления. В этом же смысле им был послан по телеграфу ответ на петицию цзянцзюней и военных губернаторов Маньчжурии. "Уже говорят, - сообщал Крупенский, - в их среде произошел раскол. Некоторыми из них ныне распространяется мысль о возможности... компромисса, который вы-
разился бы в провозглашении Юань Шикая "императором Китайской Республики" либо в объявлении его "наследственным президентом"" 16.
Чтобы убедиться в попытках Юань Шикая для вида занять "нейтральную" позицию в вопросе замены республиканского образа государственного управления на монархический, достаточно обратиться к тексту его послания, направленного Совещательной палате. Судя по публикации этого важного документа в газете "Ясия жибао" от 25 августа 1915 г., Юань Шикай заявлял: "Вследствие того, что за последнее время на имя Совещательной палаты, заседающей ныне в качестве законодательной палаты, поступило прошений более, чем от 20 провинций, касательно изменения государственного устройства, Президент Республики вчера через посредство старшего советника Государственного департамента Ян Шици отправил на имя названной палаты послание следующего содержания: "Будучи облечен доверием населения, я уже в течение четырех лет занимаю пост Президента Китайской Республики. То обстоятельство, что за последние дни одна провинция за одной подает в Совещательную палату... петиции об изменении государственного строя, это является явлением, трудно совместимым с занимаемым мною положением Президента Республики. С другой стороны, однако, будучи избран в Президенты волей всех граждан Республики, я, конечно, обязан постоянно прислушиваться к их голосу... По моему мнению, с вопросом об изменении государственного устройства связаны многочисленные подробности [процедуры], к коим надлежит относиться со всевозможной осторожностью; всякий необдуманный шаг в этом направлении грозит серьезными осложнениями, посему я в качестве Президента Республики, на коем лежит обязанность защиты высших государственных интересов, отношусь к этому вопросу отрицательно. Что же касается петиций от населения, то важно, чтобы они были вызваны желанием укрепить основы государства и поднять государственное могущество. Если будет выяснено настроение большинства населения, то само собою разумеется, будет найден и наилучший выход из воздавшегося положения. Кроме того, в данное время как раз происходит выработка проекта постоянной конституции для Республики, а потому, если будут приняты во внимание и подвергнуты подробному обсуждению все обстоятельства, то будут придуманы и наиболее подходящие к нынешнему положению вещей меры""17.
Насколько двусмысленным было по существу это послание Юань Шикая, мечтавшего о неограниченной императорской власти, видно из его реальных закулисных действий и переговоров. Об этом писали иностранные дипломаты, в том числе Крупенский, в депеше от 12 августа 1915 г.: "Ссылаясь на донесения мои от 1-го минувшего июля и 5-го сего августа за N 34 и 41 касательно вероятного возвращения Китая к монархическому строю, считаю долгом сообщить, что вопрос этот продолжает весьма быстро продвигаться к разрешению в утвердительном смысле и ныне является здесь главнейшей злобой дня... Как я узнаю из близких к Президенту кругов, сам Юань Шикай все более и более открыто высказывается в пользу монархической формы правления, сторонниками которой, по его словам, являются 9/10 политических деятелей Китая (нужно заметить, что все теперешние эти деятели - ставленники Юань Шикая). При этом Президент не только выказывает себя теперь, в тесном кругу приближенных к нему лиц, готовым вступить согласно "всенародному желанию" на китайский престол, но даже проявляет по временам стремление вернуться ко временам прежней неограниченной императорской власти. Доверенным его советникам кажется удалось, однако, убедить его в целесообразности оставления в силе хотя бы внешних признаков конституционного строя" 18.
Упомянутое выше послание Юань Шикая и другие, предпринятые им меры по укреплению личной диктатуры, практически развязали руки его сто-
ронникам-монархистам, среди которых наибольшую активность проявлял его старший сын Юань Кэдин19. 28 ноября палата Цаньчжэнъюань (Совещательная палата), наделенная президентом полномочиями законодательного органа (лифаюань), представила Юань Шикаю доклад о результатах голосования относительно выбора формы государственного правления и кандидата на высший административный пост в новой системе государственного управления. В ходе выборов Юань Шикай был единогласно избран императором в связи с установлением монархического строя в Китае.
Чтобы лучше представить облик Юань Шикая до его избрания императором, достаточно обратиться к цитируемому ниже в сокращении донесению российского генерального консула в Харбине В. В. Траутшольда от 19 апреля 1915 г., где говорится о его поездке в Пекин вместе с А. Н. Венцелем, председателем Правления Общества КВЖД в Петербурге: "10 апреля в 10 час. вечера мы прибыли в Пекин, где нас встретили наши пекинцы с посланником [В. Н. Крупенским] во главе. А. Н. [Венцель] остановился в нашей [дипломатической] миссии ... На следующее утро А. Н. Венцель, генерал Афанасьев и я вместе с посланником и [драгоманом] Колесовым поехали в двух предоставленных китайским правительством автомобилях делать визиты, сначала к министру иностранных дел и его товарищу [заместителю]. С первым я знаком по совместному путешествию на французском пароходе... в 1904 г., когда мы с бароном Розеном [российским послом] покидали Японию. Товарищ министра Цао хорошо говорит по-японски и считается японофилом.
После завтрака у В. Н. Крупенского [наши] визиты продолжались. В три часа мы поехали представляться Юань Шикаю. Приём у правителя Поднебесной меня разочаровал полным отсутствием экзотической помпы и китайских церемоний, по-видимому, отошедших в область преданий. Минуя ряд внушительных стен и ворот и целого лабиринта галерей, мы, наконец, дошли до обыкновенного европейского здания с приемными комнатами, безвкусно обставленными по-европейски же, покрытыми линолеумом. Сам президент был в каком-то странном костюме: в европейских сапогах и серых брюках и в черном бархатном халате со стоячим воротником-покитайски, но не с китайскими пуговицами. Президент обращался ко всем представлявшимся с [обычными] расспросами. [Н. Ф.] Колесов переводил идеально.
При выходе мы во дворце же нанесли визит Лян Шии, который считается правой рукой Президента. Он не имеет министерского портфеля, но занимает пост начальника таможенного ведомства. ..САН. [Венцелем] он сразу завел разговор о тарифах на КВЖД и содействии китайскому импорту через Владивосток.
Потом мы еще были с визитом у статс-секретаря Сюй Шичана, с которым Венцель хорошо знаком по Мукдену (когда тот был наместником Маньчжурии. - А. Х.)...
Вечером у [нашего] посланника в честь А. Н. Венцеля состоялся парадный обед на 36 приглашенных. Присутствовали статс-секретарь, министры иностранных дел и путей сообщения, а также другие китайские сановники. На другой день путешественники осматривали новый Национальный музей в Запретном городе [Гугун], после чего завтракали по-китайски в китайском ресторане по приглашению Р. Барбье [советника Пекинского отдела Правления КВЖД]. Затем мы осматривали [парк] Бэйхай в северной части Запретного города. Стража не хотела пропускать наши автомобили внутрь ограды, и В. В. Граве [секретарю миссии] пришлось проявить твердость в переговорах с китайцами, после чего нас пропустили...
Вечером состоялся обед в новом здании Вайцзяобу [Министерства Иностранных дел] у министра иностранных дел. На следующий день 13 апреля утром мы выехали из Пекина"20.
В первом декрете после избрания императором, Юань Шикай заявил, что не может отказаться от клятвы, данной им на верность Республики, а вторым изъявил готовность подчиниться воле народа при сохранении прежнего порядка управления страной. 30 ноября во дворце Юань Шикая состоялся прием для высших сановников, принесших ему поздравления в связи с принятием императорского титула. Во время приема гостей Юань Шикай в форме верховного главнокомандующего стоял впереди императорского трона, а сановники по очереди совершали принятый при цинском дворе обряд "коу-тоу", заключавшийся в трех земных поклонах с коленопреклонением.
В день Нового года во дворце Юань Шикая состоялся парадный прием для высших военных и гражданских чинов, представителей маньчжурского дома и монгольских князей, иностранных советников и дипломатического корпуса столицы в полном составе. Юань Шикай вышел к гостям в мундире фельдмаршала китайской армии. Присутствовавшие на новогоднем приеме китайцы приветствовали его тремя поясными поклонами, а иностранцы - наклоном головы.
В последний час уходящего старого года - 31 декабря 1915 г. (по новому стилю) Юань Шикай подписал указ о наименовании следующего года девизом "хун-сянь", что означало "великое устроение", которое, однако, не оказалось столь благоприятным из-за острой политической борьбы, разгоревшейся между Юанем и его противниками-республиканцами. О влиянии этой борьбы на провинциальное чиновничество позволяет судить донесение российского генерального консула в Харбине Траутшольда от 8 января 1916 г., отправленное в МИД России Козакову. В этом донесении российский дипломат, в частности, сообщал: "Местные китайские власти получили предписание во всех внутренних сношениях придерживаться нового монархического порядка, а старый республиканский сохранить лишь при сношениях с иностранцами. Однако поступающие к нам для визы китайские паспорта, а также [официальные] бумаги уже все помечены первым годом правления Хун-сянь. Интересно, что здесь наблюдается среди чиновничества и купечества единодушное сочувствие Юннаньским событиям [связанным с вооруженным выступлением против Юань Шикая]... Чувствуется, что и Юань Шикай потерял здесь всякую популярность... Говорят, что увлекаются чтением революционной газеты "Миньгобао", которая получается здесь из Шанхая по русской почте!"21
Оставляя в стороне перипетии и детали правления Юань Шикая в качестве императора в течение 82-х дней 22, наполненных ожесточенной борьбой с противниками монархии, отметим, что на почве неудач он тяжело заболел и скончался. Об этом иностранные дипломаты, находившиеся в китайской столице, поспешили сообщить руководителям своих стран. В их числе был и представитель России Н. А. Кудашев, прибывший в Пекин на смену Крупенскому.
Любопытное свидетельство о реакции провинциальных властей на смерть Юань Шикая находим в донесении из Харбина Траутшольда от 1 июня 1916 г., текст которого приводится ниже: "Известие о кончине Юань Шикая было принято здесь [в Харбине] ... в китайских сферах с чувством полного удовлетворения. Все верят, что это лучшая развязка Пекинской трагедии, что теперь наступил конец междоусобицы и что при Ли Юаньхуне, который так же популярен на юге, как и на севере, наступит новая эра... прогресса в Китае. Телеграмма [дипломатической] миссии в Пекине о смерти Президента была получена мною 25 мая, когда я... собирался на ипподром на спортивно-гимнастический праздник коммерческих училищ...
Ли Хунмо и Мачжунцзюнь, узнав, что я имею официальную телеграмму, немедленно покинули ипподром. Они надели траур, приспустили флаги и объявили в газетах, что с 30 мая по 1 июня ежедневно от 10 до 11 час. утра в помещении Пекинского Бюро состоятся... панихиды. Сегодня, проводив в 10 час. утра Кван-
тунского генерал-губернатора, мы все: чины КВЖД с генералом Хорватом, чины Заамурского округа с генералом Переверзевым во главе и др. отправились с вокзала в Бюро. Церемония была до крайности проста: она в сущности состояла из троекратного поклона портрету покойного Президента и продолжалась не более 3-х мин. Ли Хунмо тем не менее успел прослезиться"23.
Интересные сведения о последних днях жизни и смерти Юань Шикая, основанными преимущественно на материалах дальневосточной прессы, сообщил "Харбинский вестник" в N 3788 от 1 июля 1916 года. "... Бывший член Государственного совета, прибывший в Мукден в день смерти Юань Шикая, передает, что президент за 10 дней до смерти был уже прикован к постели, страдал галлюцинациями, [почти] лишился дара речи. У постели больного за четыре дня до смерти состоялось совещание премьера [Дуань Цижуя], [бывшего военного министра] Инь Чана и других сановников. Президент с раздражением говорил о предъявлении ему со всех сторон требований об отречении и заявлял, что ни при каких обстоятельствах не уйдет со своего поста. Его распоряжения и указания передавались главе Кабинета Министров старшим сыном президента Юань Кэдином.
В Мукдене, на основании пекинских слухов, уверены, что президент отравлен. От многих лекарств он отказывался, боясь отравления.
Японский [печатный] орган "М. Д. Ньюс" [Morning Daily News], признавая большой ум Юань Шикая, называет его... аморальным. Газета проводит параллель между Юань Шикаем и германским кайзером Вильгельмом. Оба они представляются газете поклонниками правила: сила есть право и притом в самом отталкивающем виде. В его самой любезной улыбке часто скрывались убийственные, самые бесчеловечные... намерения, исключительно себялюбивого характера. Много достойных жизней сметено его рукой, не останавливавшейся ни перед чем...
Смерть президента последовала в 10 час. 45 мин. утра 24 мая. В час дня премьером было объявлено населению и сообщено посланникам о вступлении вице-президента Ли Юаньхуна в исполнение президентских полномочий. Передача этих полномочий оглашена последним приказом Юань Шикая, скрепленным членами Кабинета Министров: Дуань Цижуем, Цао Жулинем (за министра иностранных дел и министра сообщений), Чжоу Цзыци (министр финансов), Лю Гуансю (морской), Чжан Чжунсяном (торговли, промышленности и земледелия), Чжан Гоганем (министр образования). Дата приказа - 6 число 6-го месяца 4 года Республики".
Любопытной характеристикой Юань Шикая как крупной политической фигуры в истории республиканского Китая откликнулся на его смерть известный в Харбине китаевед И. А. Доброловский, опубликовавший под своими инициалами "И. А-ч" (Илья Амвлихович) статью "Смерть президента Юань Шикая" в газете "Харбинский вестник" (N 3786 от 28 мая 1916 г.): "Телеграфное сообщение из Пекина о смерти Юань Шикая произвело во всем Китае огромное впечатление своей неожиданностью в момент наибольшего напряжения его борьбы со своими активными и пассивными противниками. Правда, уже около двух недель до этого печать сообщала о недомогании президента, замкнутой его жизни, прекращении приемов, изменении его делового режима и проч. Но все эти слухи принимались за скрытый ход политической борьбы...
По некоторым сведениям, Юань Шикай умер от смешения методов и рецептуры европейской и китайской медицины. Его лечили французские и китайские врачи, причем больной по собственному выбору исполнял или игнорировал их указания, или, наконец, глотал сразу все снадобья латинской и восточной "кухни", вызвав по этому поводу злорадное замечание одной из пекинских газет о сомнительной пользе такого лечения24.
Так прервалась жизнь несомненно крупной исторической личности, ловкого царедворца, временщика, либерального (на словах. - А. Х.) президента, а затем
диктатора с сильной и твердой волей, императором в течение [почти] 100 дней и опять президента-диктатора...
Для всех иностранцев, кроме японцев, Юань Шикай был символом всего Китая; его считали настоящим китайцем, продуктом [традиционного] уклада китайской жизни, ее политическим барометром".
На фоне сообщений российской печати по поводу смерти Юань Шикая особенно ценной представляется депеша Кудашева от 25 мая 1916 г. (N 23), в которой говорилось:
"Приезд мой в Пекин совпал с резким ухудшением во внутреннем положении Китая. Возлагавшиеся Центральным правительством большие надежды на благоприятные для него результаты трудов Нанкинской конференции рухнули, не найдя никакого другого выхода из кризиса, кроме отставки Юань Шикая, которой, однако, пока не сочувствовали генералы Фын, Ни и Чжан [Фэн Гочжан и др.] - инициаторы конференции. Последовавшее затем объявление независимости провинциями Сычуань, Шэньси и части Шаньси доказало, что движение перешло и на север Китая и что таким образом абсолютно верными Юань Шикаю остались лишь две провинции Чжили и Хэнань, так как в прочих беспорядки также начались. Наконец, полное отсутствие денежных средств у правительства, заставившее его бросаться во все стороны, выпрашивая у различных иностранных фирм ничтожные ссуды в несколько сот тысяч долларов, и то, как говорят, под залог драгоценностей национального музея, лишь бы иметь возможность в конце-концов уплатить жалованье солдатам, не оставляло сомнений, что конец Юань Шикая близок...
Такова была картина политического положения страны, когда, неделю тому назад Юань Шикай почувствовал легкое недомогание, выразившееся в слабости всего организма, в отсутствии аппетита и бессоннице. Приглашенный к нему врач французской миссии д-р Бюссиер признал эту болезнь несерьезной и всецело приписал ее легкому нервному расстройству вследствие напряженной работы и волнений, которые пришлось переживать Президенту за последние два месяца. Это недомогание тем не менее не позволило Юань Шикаю назначить мне аудиенцию для вручения ему моих верительных грамот...
Под влиянием [политических] событий в понедельник в здоровье Юань Шикая произошло сильное ухудшение, и спешно вызванный д-р Бюссиер установил все признаки уремии, от которой Президент и скончался во вторник, 24 мая около 10 час. утра. Помогавший Бюссиеру ассистент [впрочем] не разделяет этого диагноза и на основании опыта, приобретенного долголетней практикой в Китае, видит причину смерти Юань Шикая в самоотравлении ядом, который при введении в организм [человека] вызывает все признаки уремии.
Последняя версия смерти Президента частным образом разделяется [и] в китайских правительственных кругах.
Как только кончина Президента стала известна, в его дворец прибыли все высшие сановники, и на состоявшемся там заседании Совета Министров было решено, что в силу статьи 29-й Конституции власть должна перейти к вице-президенту Ли Юаньхуну.
Как я имел честь телеграфировать Вашему Высокопревосходительству вчера (телеграммой N 341), об этом решении [китайского] правительства Председатель Совета Министров Дуань Цижуй заявил посетившим его сообща всем союзным посланникам, прибавив, что правительство примет все меря к поддержанию спокойствия в стране и к обеспечению безопасности иностранцев. Мы выразили Дуаню наше соболезнование по случаю кончины Президента и обещали нашу поддержку новому законному правительству во всех его [благих] начинаниях...
Хотя вчера в городе и наблюдалась паника среди более зажиточного населения, выразившаяся в массовой сдаче на хранение в [дипломатические] миссии и иностранные банки ценных вещей, ночь все же прошла вполне спокойно.
Теперь еще рано делать оценку настоящему событию. Одно можно лишь сказать, что смерть Юань Шикая, принимавшего участие во всех крупных событиях Китая за последние 30 лет, не может пройти безрезультатной в истории [этой] страны. Китай теряет умного и энергичного деятеля, подобных которому в стране мало и которые ей крайне нужны в настоящее время...
В настоящую минуту кончина Юань Шикая имеет то непосредственное значение, что она облегчает разрешение многих вопросов, ибо главное яблоко раздора между Югом и Севером устранено. Принимая, однако, во внимание слабость характера Ли Юаньхуна и желание генералов, игравших роль в событиях последних месяцев, самим встать во главе Китайской Республики, нам следует быть готовыми к тому, что в Китае еще не так скоро утвердится прочный порядок и [появится] устойчивое правительство"25.
Последовавшие за смертью Юань Шикая политические события, связанные с приходом к власти слабовольного Ли Юаньхуна, лишь подтвердили прогноз российского посланника: в последующие годы в Китае, вернувшемся к республиканской форме правления26, развернулась ожесточенная борьба за власть между различными группировками милитаристов, продолжавшаяся не один десяток лет.
Для будущей российской оценки Юань Шикая как крупного политического деятеля Китая конца XIX - начала XX в. интересными представляются выводы статьи "Юань Шикай", опубликованной 15 сентября 1916 г. в "Вестнике Имп. Общества востоковедения" (без указания ее автора), которым скорее всего был известный китаевед и японист Дмитрий Матвеевич Позднеев (1865 - 1937), не раз выступавший в российской прессе с анализом текущих событий в Китае после Синьхайской революции 1911 - 1912 гг., завершившейся образованием Китайской Республики. Для краткости изложения этих выводов ограничимся публикацией двух пассажей: "Не может быть сомнения в том, что Юань Шикай был недюжинным человеком, человеком железной воли, колоссальной выдержки, глубокого государственного опыта и огромного понимания духа своего народа. Однако, как и его удивительнейший учитель Ли Хунчжан, [почти] не сделал ничего великого, так как всю свою жизнь ему приходилось тратить на борьбу с неблагоприятными [экономическими] условиями и [политическими] течениями в своей стране. Такие деятели как Юань Шикай и Ли Хунчжан появлялись в критические минуты для Китая и они спасали его от распадения. Они оба были "сильными людьми ", боровшимися с постоянно обнаруживающеюся тенденцией к разделению, децентрализации...
Старался ли Юань Шикай стать императором для удовлетворения своего личного честолюбия или потому, что считал это необходимым для блага Родины, остается нерешенным вопросом. Но предшествующая жизнь Юань Шикая, его борьба за интересы Китая в Корее (в период японо-китайской войны 1894- 1895 гг.), здравое поведение в период боксерского восстания (ихэтуаней) (1898- 1901 гг.), хладнокровная измена совершенно незрелой ... попытке "100 дней реформ" (1898 г.), энергичное участие в реформах последнего периода правления умной императрицы Цыси, введение [порядка] в русло революции и беспощадная борьба с анархией, все это заставляет нас думать, что власть для Юань Шикая была не самодовлеющею целью, а лишь средством к осуществлению и достижению высших [государственных] задач"27.
Не исключено, что за такой оценкой столь противоречивой фигуры, какой был Юань Шикай, последуют уточнения на основе проработки новых архивных документов и китайских источников.
Примечания
1. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 323, оп. 4, д. 1314, л. 42 - 43.
2. Здесь и далее курсив мой.
3. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Китайский стол, оп. 491, 1912 - 1913, д. 403, л. 94.
4. Дж. Рейд, в частности, указывал, что идея создания национальной религии в виде конфуцианства имела своею целью способствовать подавлению усиливающегося беззакония и распущенности китайской молодежи, но для этого не надо было объявлять конфуцианство государственной религией.
5. Следует отметить, что интерес к учению Конфуция, явно обозначившийся в период кампании за сохранение его культа в Китае, проявился и в соседней Японии. Еще в январе 1911 г. в Токио вышла книга о Конфуции, написанная Саванаягой, бывшим помощником министра иностранных дел, впоследствии занявшим пост президента Императорского университета в Токио. В этой книге значение основных идей древнекитайского философа рассматривалось во многих аспектах применительно к Японии, Китаю, Индии и странам Европы. В ней во всей полноте освещается вопрос о сыновней почтительности, поэтому она была разослана во все средние учебные заведения Японии. Как отмечала газета "Джапан викли хроникал", поместившая 26 декабря 1912 г. статью анонимного автора под названием "Китайская мораль в Японии", в этой книге, несомненно, была представлена официальная точка зрения на мораль, изучение которой в японских школах считалось весьма желательным.
6. Газета "Миньчжи-бао" в номере от 12 сентября по поводу торжественного празднования дня рождения Конфуция писала, что праздник этот не должен отличаться одним внешним видом, но должен сопровождаться сердечным восприятием тех идей, которые заключаются в книгах святого Конфуция.
7. АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, 1913, д. 865, л. 7, л. 12 - 13.
8. Там же, л. 11.
Весьма любопытен экскурс в историю древнего и средневекового Китая, предложенный Юань Шикаем во вступительной части упомянутого выше указа, где было сказано следующее:
"При учреждении государства руководящий принцип зиждется на той или иной системе политики правительства. Последняя же с течением времени меняется в зависимости от того, какого рода теория или учение господствует в данную эпоху. В Китае почитание Конфуция началось в царствование ханьского императора годов правления У-ди, который отвергнул сочинения ста других авторов и сделал классические книги главными книгами для изучения, этого времени началось приведение всех теорий и учений к одному принципу. Учение Конфуция, если вдуматься в него, представляется и всеобъемлющим и великим, [так как] оно подходит для всех веков и эпох и находится в соответствии с различными обстоятельствами. Согласно этому учению, то время когда между государем и подданными существуют правильные отношения, называется "малое благополучие" (сяо-кан), а когда государство является общей собственностью народа, - "Великое единство (Да-тун). В течение ряда последующих [после У-ди] поколений государи исключительно руководствовались принципом достижения "сяо-кан", чтобы укрепить власть и авторитет монарха. С течением времени многочисленные комментаторы доктрин Конфуция придали им весьма распространенное толкование, и пользовавшиеся неограниченной властью тираны получили возможность принуждать ученых писать свои сочинения в духе этой доктрины. За последнее время, когда государственный строй в Китае сманился республиканским, некоторые [деятели] стали говорить, что доктрины Конфуция находятся в несоответствии с современными теориями о свободе и равенстве, а наиболее легкомысленные лица даже утверждают, что следовало бы отменить приношение жертв в память Конфуция. Однако это лишь показывает, что такие лица не только незнакомы с истинным учением Конфуция, но даже не имеют правильного понятия о равенстве и свободе.
Конфуций появился на свет в период неограниченного господства знати. Грустя о том, что его великие доктрины не получают распространения, и сожалея о невежестве народа, он вернулся домой, чтобы записать деяния [первых правителей] Яо и Шуня и исправить шесть классических книг (лю-цзин). В сочинении "Чунь-цю" ("Весна и осень") он говорит, что после беспорядков и волнений наступает период полного спокойствия и мира, а в "Книге церемоний" ("Ли-цзи") он говорит, что за периодом "Сяо-кан" наступает [следует] период "Да-тун". Именно отсюда ведет свое начало республиканизм. В древние времена философы Янь-цзы, Цзен-цзы и Мэн-цзы, а позднее философы Гу [Ян-у], Хуан [Цзун-си] и Ван [Янь-мин] сумели с достаточной полнотой раскрыть и разъяснить конфуцианское учение, которое благодаря этому получило еще большее распространение, и, в конце
концов, способствовало учреждению Республики". См.: АВПРИ, ф. Китайский стол, он. 491, 1913, д. 137, л. 170 - 173.
9. Среди таких деятелей российский дипломат упоминал вице-президента Ли Юаньхуна, министра иностранных дел Лу Чжэнсяна, государственного контролера Сунь Баоци и советников при президенте адмирала Цай Тингана и генерала Мунте, которые свой взгляд на изменение формы государственного устройства Китая основывали как на отсутствии сочувствия китайской интеллигенции и большинства представителей прессы к старому монархическому строю, так и главным образом на опасении, что Япония может воспользоваться предполагаемой переменой для более активного вмешательства во внутренние дела Китая с целью территориальных захватов. См.: АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 41, л. 51.
10. Новое время. N 14049, 22 апреля(5 мая) 1915 г., с. 2.
11. Там же, N 14054, 27 апреля(10 мая) 1915 г., с. 3.
12. Там же, N 13964, 22 января (8 февраля) 1915 г., с. 3.
13. Там же, N 14070, 14(27) мая 1915 г., с. 4.
14. Там же, N 14107, 20 июня (5 июля) 1915 г., с. 2.
15. АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, 1915, д. 218, л. 179, 195.
16. Там же, ф. 133, оп. 470, 1915, д. 41, л. 51 - 52.
17. Там же, л. 53.
18. Там же, л. 49.
19. См.: Ту Вэйцзюнь хуэй-и лу (Запись воспоминаний Ту Вэйцзюня - Веллингтона Ку). Т. 1. Пекин., 1983, с. 98.
20. АВПРИ, ф. Китайскил стол, оп. 491, 1915, д. 218, л. 119 - 124.
21. Там же, оп. 491, 1916, д. 219, л. 9.
22. Подробнее об этом см.: ХОУ ИЦЗЕ. Юань Шикай цюань чжуань (Полная биография Юань Шикая). Пекин. 1994; Ваши саньтянь хуанди мэн (Мечтания Юань Шикая в течение 83 дней своего императорского правления). Сборник статей и воспоминаний. Пекин. 1983.
23. АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, 1916, д. 219, л. 101 - 102.
24. Аналогичной версии о причине смерти Юань Шикая придерживался и автор хроникальной заметки под заголовком: "Умер маститый президент Республики... экс-император Юань Шикай", опубликованной 27 мая 1916 г. в "Харбинском вестнике" (N 3785). Это видно из следующего отрывка: "Лишь в последние дни политическая буря, разыгравшаяся на юге Китая, пошатнула железный организм Юань Шикая. К числу других болезней прибавилось сильнейшее нервное расстройство. Лишенный европейского образования, Юань Шикай не доверял европейской науке, но был настолько умен, чтобы знать истинную цену китайской медицины. Выход из этого тупика президент нашел весьма неудачный - он принимал как президент одновременно и лекарства французских врачей и снадобья китайских медиков, питая надежду, что какое-нибудь лекарство поможет против грозного недуга... [Такое] своеобразное лечение приблизило роковой конец, и Юань Шикая не стало. В истории Китая перевернулась новая страница". Последняя фраза в цитированном отрывке наводит на предположение, что автором заметки был также харбинский китаевед И. А. Доброловский, перу которого принадлежит опубликованная 16 декабря 1915 г. (N 3642) в "Харбинском вестнике" статья "Избрание Юань Шикая на царство" (за подписью - И. Доброловский).
25. АВПРИ, ф. 133, оп. 470, 1916, д. 35, л. 22 - 23.
26. Для характеристики первых распоряжений администрации Ли Юаньхуна весьма симптоматично возвращение к празднику Республики - 10 октября, о чем сообщал В. Траутшольд Г. А. Козакову в донесении из Харбина от 14 октября 1916 г.: "Местные китайские власти получили в этом году предписание отпраздновать день Республики - 10 октября - с особенной торжественностью, дабы подчеркнуть возвращение Китая к чисто республиканскому режиму. Как меняются времена! В прошлом году главное торжество было в день рождения Юань Шикая и все были уверены, что 10е октября уже больше никогда не будет праздноваться". (АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, 1916, д. 219, л. 227).
27. Вестник Императорского Общества востоковедения". N 4(15) сентября 1916 г., с. 65.
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
Контакты редакции | |
О проекте · Новости · Реклама |
Цифровая библиотека Казахстана © Все права защищены
2017-2024, BIBLIO.KZ - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Казахстана |