В конце 1927 г. большая группа активных участников Октябрьской революции, видных деятелей ВКП(б) и Советского государства была исключена из партии за принадлежность к "объединенной оппозиции". Они называли себя большевиками-ленинцами, а их исключали как "троцкистов" и "зиновьевцев", занимавших "антипартийные" позиции. Одновременно из партии были, исключены и остатки "децистов" (сторонников подлинного осуществления принципа "демократического централизма"), объявленных "явно антиреволюционной" группой Сапронова. После разных мытарств (многим из них пришлось побывать в "политизоляторах") те и другие в большинстве своем были высланы в восточные районы страны и расселены небольшими группами или поодиночке в разных городах - от Астрахани до Березова, от Кунгура и Тобольска до Иркутска и Якутска.

После десятилетия самой напряженной и разнообразной - государственной, хозяйственной, военной, дипломатической, журналистской - деятельности они впервые оказались "не у дел". Для них наступила пора размышлений над прошлым, настоящим и будущим революции, общества, пора анализа и оценок. И они не уклонились от этой важной и трудной работы, что, впрочем, естественно, ибо были подготовлены к ней всем своим активным и сознательным революционным прошлым. Многие из них участвовали в работе всех съездов и конференций партии начиная с 1917 г., в тех обсуждениях и дискуссиях, которые были характерны для ленинского периода, и завоевали авторитет в качестве теоретиков и публицистов. Упорство и последовательность во внутрипартийной борьбе 1923 - 1927 гг. свидетельствовали о наличии у них своего продуманного понимания происходящего и в стране, и в партии.

Печатное слово для обвиненных в "антипартийной", а тем более "антиреволюционной" деятельности стало недоступным. Однако переписка между ссыльными тогда еще не была запрещена. Этой возможностью они и воспользовались. На протяжении 1928 г. Л. Д. Троцкий, Е. А. Преображенский, К. Б. Радек, Х. Г. Раковский, В. М. Смирнов, Л. С. Сосновский, Г. Б. Валентинов, И. Т. Смилга и другие обсуждали в своей переписке основные проблемы развития общества, итоги и перспективы социалистического строительства, изменения в функционировании и роли партии. Большое место в этих дискуссиях занимали вопросы международного рабочего и коммунистического движения, деятельности Коминтерна.

Дискуссия велась посредством рассылки почтой докладов, записок, тезисов, просто писем по возможно большему числу адресов. Писались обстоятельные критические и аналитические возражения. Краткий ответ, итоговая оценка, протест сообщались в срочном порядке - открыткой, а то и телеграммой. Не считалось затруднительным переписать полученное письмо на машинке или даже от руки и послать копии по другим адресам. Издание эпистолярной дискуссии 1928 г., которое когда-нибудь состоится, даст чрезвычайно ценный и интересный материал для пере-

стр. 68

осмысления истории первого послереволюционного десятилетия, содержания внутрипартийной борьбы 1923 - 1929 гг., перспектив дальнейшего развития партии, государства, общества в целом.

Центром дискуссии, естественно, стал Троцкий. Он писал много и рассылал свои статьи и письма очень широко. Почти все его адресаты отвечали ему и посылали тексты своих рассуждений. Наконец, он получал копии переписки между другими ее участниками. Архив Троцкого, переданный им самим Хогтонской библиотеке Гарвардского университета (Кембридж, Массачусетс, США)¹ , сохранил материалы этой неизвестной у нас дискуссии.

Одним из главных в дискуссии был вопрос о "термидорианском перерождении" партийного руководства в послеленинский период - о том, что позднее получило название "сталинская революция сверху", или "утверждение командно-бюрократической системы". К чести Троцкого надо сказать, что он первым из большевистских лидеров увидел опасность "термидора" и вступил в открытую борьбу против нее. И, пожалуй, никто другой не сделал больше Троцкого в разоблачении процесса бюрократизации власти. Однако в его понимании "термидорианский переворот" оставался еще главным образом потенциальной опасностью, совершающимся, нарастающим изо дня в день процессом, но отнюдь не совершившимся фактом, поскольку такой переворот, с его точки зрения, неизбежно должен был привести к власти буржуазию - как это произошло 9 термидора 1794 г. во Франции. Даже в 1928 г., когда, как мы теперь понимаем, Сталин уже сделал решающий шаг к "великому перелому", исключенный из партии и высланный в Алма-Ату Троцкий все еще старался разглядеть за сталинской спиной призрак буржуазии...

Эту типично догматическую ошибку разделяли почти все участники дискуссии, за исключением, может быть, Раковского и Смирнова, вообще выделяющихся оригинальностью и глубиной суждений. Для большинства же то обстоятельство, что перехода власти к буржуазии не происходило, а, напротив, развертывалось "наступление на кулака", служило источником иллюзий возможности революционного возрождения, как только "центристы", т. е. "сталинцы", покончат, наконец, с "правым уклоном" - с Бухариным, Рыковым и их сторонниками. Эти иллюзии объясняют покаянные заявления многих оппозиционеров и их возвращение в партию с повинной. Лишь у некоторых не было подобных иллюзий. Первым среди них нужно назвать Христиана Георгиевича Раковского.

Состоявшаяся в феврале 1988 г. реабилитация возвратила нашей истории Раковского вместе с Бухариным, Рыковым и другими жертвами лжесудебного процесса в марте 1938 года. Вслед за тем появились очерки, воссоздающие подлинный облик выдающегося болгарского революционера, ставшего активным деятелем Великой Октябрьской революции

¹ Договоренность Троцкого с Гарвардским университетом была достигнута в 1939 г. и касалась передачи на хранение (с последующей передачей в собственность) бумаг, относящихся ко времени до 31 декабря 1936 года. В их подготовке к этой передаче участвовал сам Троцкий, снабдивший некоторые документы комментарием. Формальный контракт был подписан незадолго до убийства Троцкого - в августе 1940 года. Осенью того же года его жена Н. И. Седова передала в Гарвард все имевшиеся у нее бумаги, включая документы и более позднего времени (после 31 декабря 1936 г.). Поступление материалов Троцкого в гарвардский архив продолжалось до 1953 года. В конечном итоге в нем оказались собранными 17,5 тыс. документов, из которых больше 4 тыс. написаны самим Троцким (см.: Jean van Heijenoort. The History of Trotsky's Papers. - Harvard Library Bulletin. Vol. XXVIII. Cambridge (Mass.). 1980, pp. 291 - 298). К настоящему времени материалы архива в значительной части опубликованы. Основные их издания: The Trotsky's Papers. 1917 - 1922. Vol. I-II. Mouton. The Hague - P. 1964, 1971 (публикация на русском и английском языках с обширным комментарием); Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Из архива Льва Троцкого. Составитель Ю. Фелынтинский. Тт. 1 - 4. Benson (Vt). 1988. Эти издания могли бы послужить основой для американо- советского научного издания гарвардского архива Троцкого.

стр. 69

и социалистического строительства в СССР² . Раковский принадлежал к старшему поколению участников Великого Октября (он родился в 1873 г.) и выделялся высокой образованностью и давними связями с международным социал-демократическим движением. Он был одним из основателей Коминтерна, В 1919 г. Стал членом ЦК РКП(б), с 1919 по 1923 г. возглавлял Совнарком и Наркоминдел Украинской Советской республики. С окончанием гражданской войны Раковский постепенно переключается на внешнеполитическую деятельность. В 1922 - 1923 гг. он был членом советских Делегаций на Генуэзской и Лозаннской конференциях; в 1923 г. становится заместителем наркома иностранных дел и полномочным представителем СССР в Великобритании, а в 1925 г. - во Франции. Во внутрипартийной борьбе послеленинского периода Раковский с самого начала выступал на стороне Троцкого. В 1927 г. присоединился к Заявлению 83-х и подписал ряд других документов "объединенной оппозиции", за что был исключен из партии XV съездом ВКП(б) и выслан в Астрахань.

Среди сосланных Раковский оказался в числе немногих, проявивших наибольшее "упрямство" в своем оппозиционном отношении к сталинскому режиму и сталинской политике. Поэтому, когда основная масса бывших оппозиционеров, покаявшись, двигалась с востока на запад, Раковский продолжал перемещаться на восток: из Астрахани в Барнаул, потом в Якутию, что для пожилого человека с больным сердцем было равносильно смертному приговору. Только весной 1934 г. Раковский написал заявление с отречением от оппозиционности (опубликовано в "Правде" 14 апреля). Его возвращают из ссылки, восстанавливают в партии и даже посылают в командировку в Японию. Однако в 1937 г. следует очередной арест, в марте 1938 г. - приговор к 20- летнему тюремному заключению в октябре 1941 г. - расстрел вместе с другими политзаключенными Орловской тюрьмы.

Публикуемое ниже письмо, написанное 2 - 6 августа 1928 г., было очередным выступлением Раковского в упомянутой выше эпистолярной дискуссии³ . Оно было ответом на "Размышление о массах" Григория Борисовича Валентинова, разосланные им 9 июля 1928 г. О Валентинове известно пока очень немногое. В архивном деле к письму Раковского приложенная написанная рукой Троцкого записка: "Письмо т. Раковского адрессовано ссыльному оппозиционеру т. Валентинову, который до исключения из партии и до ссылки был главным редакторомгазеты "Труд", центрального органа ВЦСПС". Можно добаить, что Валентинов родился в 1896 г. в семье московского ремесленника, получил среднее образование, в 1915 г. вступил в большевистскую партию, участвовал в профсоюзном движении. В середине 20- х годов действительно был в составе главной редакции газеты "Труд" (однако неизвестно был ли он главным редактором или его заместителем). Подписал Заявление 83-х. В конце 1927 г. был исключен из партии и выслан. В начале 30-х годов находился на хозяйственной работе в Москве. Дальнейших сведений нет, но не может быть сомнений в том, что Валентинов разделил судьбу всех бывших оппозиционеров и в 1935 - 1937 гг. подвергся репрессиям.

Письмо Раковского представляет собой концентрированное изложение размышлений высокообразованного революционера о судьбе революции и совершивших её общественных сил, о начинающейся трагедий сталинского "великого перелома". Ныне, 60 лет спустя, это письмо воспринимается как блестящее историко-социологическое эссе, выполненное на уровне, недостижимом пока еще для нашей современной социологии и историографии.

² См. Гросул В. Я. Х. Г. Раковский. Революционер, дипломат, публицист. - Новая и новейшая история, 1988, N 6; и др.

³ Houghton Library, Trotsky Archive, bMS Russ 13, T-220 B, pp. 1 - 9.

стр. 70

Раковский решительно отвергает догматические попытки связывать с буржуазией процесс бюрократизации власти в послереволюционных условиях. Он ищет основу этого процесса "в отношениях, которые создаются внутри, в самом классе победителей". Прежде всего в партии, и которые в конечной итоге сводятся к внутренней дифференциации класса и партии по положению в структуре управления обществом, в организаций властвования. "Часть тех функций, которые выполняла раньше вся партия или же весь класс - рассуждал Раковский, - переходит теперь к власти, т. е. к известному только количеству людей из этой партии, из этого класса". Так "возникает бюрократия. В социалистическом государстве, где нет капиталистического накопления,.. дифференциация является сначала функциональней, но потом превращается в социальную". Происходившие при этом изменения в социальной роли и соответственно в психологии и поведении людей, по мнению Раковского, носили принципиальный характер: "Ни физически, ни морально ни рабочий класс, ни партия не представляют из себя того, чем они были десять лет тому назад. Я думаю, что не очень преувеличиваю, если скажу, что партиец 1917 года вряд ли узнал бы себя в лице партийца в 1928 году".

Функциональная специализация и порожденная ею социальная дифференциация уже привели к формированию особого слоя управляющих. "Советская и партийная бюрократия, - Приходит к выводу Раковский, - это явление нового порядка", исследование которого требует создания "новой социологической категории". Этот вывод имеет важное научное значение, сохраняя актуальность по сей день.

Большое место в письме Российского занижают экскурсы в историю Великой Французской революции конца XVIII в., выявляющие удивительные совпадений в способах формирования и поведения новой бюрократии в ходе революций во Франции и в России - переход от выборов к "казначейству", "упоение Властью", "неслыханный произвол", "якобинчванство" и "комчванство" управляющих и т. п. Главное в этом сравнительно-историческом анализе двух революций состоит в выяснении неслучайного характера "ужасающего понижения активности рабочей массы", нарастающего "политического равнодушия" и "страха перед власть имевшими". Отстранение революционных масс от власти, уничтожение возможностей для реального волеизъявления народа, рабочего класса, партии - в этой основа установления диктатуры бюрократии.

Наконец, читатель не может не обратить внимания на полное созвучие идей Раковского о путях возрождения подлинно революционной роли Коммунистической Партии и программы перестройки структуры и деятельности партий в наши дни. "Первое условие, чтобы наше партийное руководство могло играть роль воспитательную (! - В. Д.), - утверждал Раковский, - сократить его объем и функции. Три четверти этого аппарата должны быть распущены, а задачи остальной четверти должны быть введены в строжайшие рамки, в том числе и задачи, функций и права центральных органов. Члены партии должны войти в свои попранные права, получив надежные гарантии против того произвола, к которому нас приучила верхушка".

Вся последующая история полностью и многократно подтвердила вывод Раковского о первостепенном значении преодоления бюрократии: "Я считаю утопией всякую реформу партии, которая опиралась бы на партийную бюрократию". Примем эти слова как завет, дошедший к нам от поколения Октябрьской революции.

* * *

Письмо Раковского Валентинову от 2 - 6 августа 1928 г. публиковалось на русском языке трижды. Впервые это было сделано Троцким в "Бюллетене оппозиции (большевиков-ленинцев)" (Париж, 1929, N 6, с. 14.

стр. 71

20). При этом по вполне понятным причинам фамилия адресата была сокращена до заглавной буквы ("В"). Однако этим вторжения в текст не ограничились. Без каких-либо оговорок была проведена литературная редакция текста, включая восстановление пропущенных слов и даже замену одних слов другими, а главное, сделаны вставки, которые были бы уместны лишь в редакционных примечаниях к тексту. Наиболее крупная вставка относится к тексту о проявлениях произвола и разложения партийно-советской бюрократии в самом начале письма: "Мне незачем пояснять, что, когда мировая буржуазия вопит о пороках советского государства, мы можем со спокойным презрением пройти мимо. Мы слишком хорошо знаем "чистоту" нравов буржуазных правительств и парламентов всего мира. Но они нам не указ. У нас дело идет о рабочем государстве". Отметим также необязательную вставку "(Зиновьев и др.)" в текст о "ленинградских вождях", которые "принимали казенные овации и аплодисменты за выражение настоящих настроений масс". Хотя сделанные Троцким вставки и исправления не искажали содержания письма и не снижали политического значения его публикации, последующие публикации письма должны все же исходить из сохранившегося подлинного текста.

По архивному тексту, правда, с некоторыми сокращениями, письмо было опубликовано Ю. Фелыптинским в сборнике статей Троцкого "Портреты революционеров" (Бенсон, Вермонт, США, 1988, с. 345 - 366) как приложение к очерку о Раковском. По тексту "Бюллетеня оппозиции" письмо в сокращенном виде опубликовано В. Г. Сироткиным (Неделя, 1988, N 43). Из трех публикаций первые две осуществлены за рубежом и практически недоступны советскому читателю, третья - неполная и, главное, сделана не по подлинному тексту. Отмеченные особенности предшествующих публикаций письма Раковского, а главное - научная важность его содержания требуют публикации подлинного и полного текста этого документа.

В гарвардском архиве Троцкого хранится машинописная копия письма на 9 листах большого формата (двойные листы обычного формата для пишущей машинки). На первом листе вверху рукой Раковского написано "Копия", по всему тексту рукописи им проведена правка; на последнем листе под текстом стоит собственноручная подпись Раковского (см.: Houghton Library, Trotsky Archive, bMS Russ 13, T-2206, pp. 1 - 9). Таким образом, перед нами копия, заверенная автором и, следовательно, равноценная подлиннику. Текст публикуется без сокращений и поправок, за исключением бесспорных опечаток и описок, которые согласно современным археографическим правилам исправляются без оговорок. Восстановленные пропуски слов даны в квадратных скобках. При комментировании текста особое внимание обращалось на выявление связи публикуемого письма с другими документами эпистолярной дискуссии 1928 года.

В. П. Данилов

Х. Г. РАКОВСКИЙ. Письмо Г. Б. Валентинову от 2 - 6 августа 1928 года

Астрахань, 2-го августа 1928 г.

Дорогой тов. Валентинов. В Ваших "Размышлениях о массах" от 9-го июля, подымая вопрос об "активности" рабочего класса, Вы подходите к основной проблеме о сохранении за пролетариатом роли гегемона в нашем государстве. Хотя все требования оппозиции преследуют эту

ДАНИЛОВ Виктор Петрович - доктор исторических наук, заведующий отделом Института истории СССР АН СССР.

стр. 72

цель, я согласен с Вами, что по этому вопросу не все сказано. До сих пор этот вопрос нами рассматривался в связи со всей проблемой захвата и удержания политической власти, тогда как он должен для лучшего его освещения быть выделен как отдельный самостоятельный вопрос. В сущности, сами события его уже выдвинули в этом качестве.

За оппозицией останется та неотъемлемая заслуга перед партией, что она своевременно подняла тревогу об ужасающем понижении активности рабочей массы, и об ее более и более равнодушном отношении к судьбам пролетарской диктатуры и советского государства.

Самое характерное в разлившейся волне скандалов и самое опасное является именно эта пассивность масс - и коммунистических в том числе, даже больше чем беспартийных - к тем безобразиям и к тому неслыханному произволу, которые имели место, свидетелями которых были сами рабочие, которые вследствие страха перед власть имевшими или просто вследствие политического равнодушия проходили мимо без протеста или ограничиваясь одним ворчаньем. Начиная с чубаровского скандала, чтобы не возвращаться к более отдаленным временам, вплоть до самых последних скандалов: в Смоленске, в Артемовке и т. д.¹ , слышится один и тот же припев: "давно у оке это нам известно".

О кражах, о взятках, о насилиях, о вымогательствах, о неслыханных злоупотреблениях власти, о неограниченном произволе, о пьянстве, о разврате, об этом всем говорят как о фактах, которые не месяцами, а годами были известны, но которые все почему-то терпели.

Теперь никто не отрицает уже ужасающие разрушения, которые проделал в рабочем классе общественный и политический индифферентизм.

Таким образом, вопрос о причинах его и способах его устранения является самым существенным. Но это вменяет нам в обязанность подойти теперь к вопросу основательно, научно, подвергнув его всестороннему анализу. Такое явление заслуживает наше самое сугубое внимание.

Объяснения, которые Вы даете этому явлению, несомненно, правильные, каждый из нас их уже давал в своих выступлениях, они нашли уже свое отражение отчасти в нашей платформе², но они мне не кажутся на высоте серьезности вопроса. Объяснения и способы, выдвигаемые как выход из этого тяжелого положения, имели и имеют до сих пор случайный эмпирический характер - они не исчерпывают вопроса.

Это происходит, по-моему, оттого, что вопрос сам по себе является новым. До сих пор мы имели немало примеров понижения активности рабочего класса, упадочности, доходящей не только до чистой обывательщины, но и до политической реакционности; но такие примеры мы имели как у нас, так и за границей в период, когда пролетариат борется за политическую власть.

Об упадочности в пролетариате в момент, когда у него в руках находится политическая власть, до сих пор мы не могли иметь примеров по той простой причине, что мы являемся первым случаем в истории, когда пролетариат удержался у власти в течение такого длительного периода времени.

Мы знали до сих пор, что может происходить с пролетариатом, т. е., какие колебания могут иметь место в его настроениях, когда он был классом угнетаемым и эксплуатируемым, но теперь только впервые мы можем уже судить на основании фактов о переменах в настроениях рабочего класса, когда он стал классом правящим.

Такое политическое положение правящего класса не лишено опасностей, наоборот, они очень велики; я здесь, конечно, не имею в виду те объективные трудности, проистекающие из общей исторической обстановки: капиталистическое окружение извне и мелкобуржуазное окружение внутри страны, - а те присущие всякому новому правящему классу трудности, которые проистекают от захвата и применения самой власти, от умения или неумения использовать ее.

стр. 73

Вы понимаете, что эти трудности существовали бы все равно, если даже на минуту допустить, что во всей стране мы имели бы лишь пролетарские массы и что за рубежом были бы лишь пролетарские государства. Эти трудности можно было назвать "профессиональным риском" власти.

На самом деле положение класса, который борется для захвата власти, и класса, который известное время имеет ее в руках, - различны, и опять-таки я имею здесь в виду [различие] не в его отношении к другим классам, а в отношениях, которые создаются внутри, в самом классе-победителе.

Что представляет из себя класс наступающий? Максимальное единство, максимальная спайка. Все цеховые, групповые интересы, не говоря уже о личных, отступают на задний план. Вся инициатива находится в руках самой борющейся массы и ее революционного авангарда, который самым тесным и органическим образом связан с этой массой.

Когда класс захватывает власть, известная часть этого класса превращается в агентов самой власти. Таким образом возникает бюрократия. В социалистическом государстве, где нет капиталистического накопления, т. е., где оно не позволено для членов правящей партии, упомянутая дифференциация является сначала функциональной, но потом превращается в социальную, и не говорю, классовую, а социальную. Я имею в виду, что социальные положение коммуниста, который имеет в своем распоряжении автомобиль, хорошую квартиру, регулярный отпуск и получает партмаксимум³ , отличается от положения того же коммуниста, работающего на угольных шахтах, где он получает от 50 до 60 руб. в месяц. Поскольку речь идет о рабочих и служащих, Вы знаете, что они распределены между 18-ю различными разрядами.

Другим последствием является то, что часть тех функций, которые выполняла раньше вся партия или же весь класс, переходит теперь к власти, т. е. к известному только количеству людей из этой партии, из этого класса.

То единство и та спайка, которая раньше являлась естественным последствием революционной классовой борьбы, может быть теперь сохранена лишь благодаря целой системе воздействия, имеющей целью сохранить равновесие между различными группами того же класса и той же партии и подчинить их основной цели.

Но это есть процесс трудный, длительный, он заключается в политическом воспитании господствующего класса, в его умении (которое должно быть приобретено) держать в руках свой государственный, партийный и [проф] союзный аппараты, контролировать их и руководить ими.

Повторяю, это есть дело воспитания. Ни один класс не родился с искусством управлять; оно приобретается только при помощи опыта, делая ошибки, т. е. учась на своих родственных ошибках. Самая идеальная Советская конституция не в состоянии гарантировать рабочему классу беспрепятственное применение своей диктатуры и своего классового контроля, если он не умеет использовать предоставленные ему Конституцией права.

Несоответствие между политической способностью данного класса - его умения управлять - и теми юридическими, конституционными формами, которые он себе вырабатывает, захватывая власть, есть исторический факт. Его можно констатировать в развитии всех классов, в частности, также и в истории буржуазии. Английская буржуазия, например, из страха нажимала, давала немало боев не для того только, чтобы применять больше к своим интересам конституционные формы, но и для того, чтобы она могла беспрепятственно и полностью использовать свои права и, в частности, свое избирательное право. "Пиквикский клуб", роман Чарльза Диккенса, содержит немало таких сцен той эпохи английского конституционализма, когда правящая группа при помощи ад-

стр. 74

министративного аппарата вываливала в канавы дилижансы с избирателями оппозиций, чтобы они не могли вовремя поспеть к выборным урнам.

У победившей и побеждавшей буржуазии этот процесс дифференциации является вполне естественным, так как сама буржуазия, взятая в самом широком смысле этого слова, представляет из себя ряд экономических группировок и даже, классов. Мы знаем крупную, среднюю, мелкую буржуазию; мы знаем финансовую, торговую, промышленную и сельскохозяйственную буржуазию. В связи с известными событиями, как войны и революции, в самой буржуазии происходят перегруппировки, в ней появляются новые слои, начинающие играть самостоятельную роль, как, например, владетели и покупатели национальных имуществ или так называемые "нувориш" (новоразбогатевшие), появлявшиеся в результате всех более или менее продолжительных воин. Во время франдузской революции, в эпоху директории эти "нувориш" являлись одним из реакционных факторов.

Вообще история победившего "третьего сословия" во Франции в 1780 году чрезвычайно поучительна. Во-первых, оно само по себе являлось чрезвычайно лоскутным. Оно охватывало все, что не принадлежало к дворянству и духовенству; таким образом, охватывает не только все виды буржуазии собственно говоря, но также и рабочую и крестьянскую бедноту. Лишь постепенно, после длительной борьбы, многократных вооруженных выступлений в, 1792 году создается формальная возможность участия всего "третьего сословия" в управлении страной. Политическая реакция, начавшаяся еще до термидора, заключается в том, что формально и фактически власть начинает переходить в руки постоянно уменьшающегося числа граждан. Народные массы постепенно, сначала фактически, а потом: формально, устранены из управления страной.

Правда, здесь напор реакции действует прежде всего по стыкам и по швам этих классовых лоскутов, из которых состояло третье сословие. Правда также, что, даже если взять какую-нибудь отдельную буржуазную группу, она не представляет такие определенные классовые контуры, какие имеются, например, между буржуазией и пролетариатом, т. е. между двумя классами, играющими совершенно различные роли в производстве.

Но и во время французской революции власть действовала, не только раздвигая по линиям стыков и швов идущие еще вчера вместе общественные группы, объединенные еще вчера одной общей революционной целью, но она разлагала также более или менее однородную социальную массу. Функциональная специализация, выделение из среды данного класса правящей верхушки чиновников, создает те трещины, которые будут превращаться в трясины усиливающимся напором контрреволюции, в результате чего внутри, в самом господствующем классе, возникает противоречие и борьба.

(Современники французской революции, участники ее, а еще больше позднейшие историки останавливались над вопросом: что способствовало вырождению якобинской партии?

Неоднократно Робеспьер предупреждал своих сторонников от последствий, которые может повлечь, за собой опьянение властью; он предупреждал их, чтобы они, имея власть, не зазнавались, или, как он говорил, не "возгордились", или, кар сказали бы мы теперь, не заражались бы "якобинчванством". Но, как мы увидим, сам Робеспьер много сделал для того, чтобы власть выскочила из рук мелкой буржуазии, опирающейся на парижских рабочих.

Мы не будем здесь приводить указания современников, на различные причины раздражения якобинцев, как, например, стремление к богатству, участие в подрядах, поставках и т. д. Укажем скорее [- как] на известный любопытный факт - на мнение Бабефа, который считал, что немало

стр. 75

способствовали гибели якобинцев дворянки, к которым они были очень падки. Он обращается к якобинцам со словами: "Что вы делаете, малодушные плебеи? Сегодня они вас обнимают, а завтра задушат". (Если бы во время французской революции существовали автомобили, то имелся бы "автомобильно-гаремный" фактор, на который указывает т. Сосновский⁴ , как на фактор, играющий немаловажную роль в оформлении идеологии нашей советско-партийной бюрократии.)

Но то, что сыграло крупнейшую роль в изоляции Робеспьера и Якобинского клуба, то, что оторвало массы от него - и рабочие и мелкобуржуазные, - наряду с ликвидацией всех левых, начиная с "бешеных", эбертистов и Шометта (вообще, Парижская коммуна), заключается в постепенной ликвидации выборного начала и замене его казначейством.

Отправка комиссаров в армии и в города, где контрреволюция подняла или пробует поднять голову, являлась делом не только вполне законным, но и необходимым. Но когда постепенно Робеспьер стал заменять судей, комиссаров различных парижских секций, бывших до этого выборными, как и судьи, когда он стал назначать председателей революционных комитетов и дошел до того, что все руководство Парижской коммуны заменил чиновниками, то он этим только мог усилить бюрократизм и убить народную инициативу.

Таким образом, режим Робеспьера вместо поднятия активности масс, активности, которую уже подавлял экономический, и в частности продовольственный кризис, только усугублял зло и способствовал работе антидемократических сил. Председатель революционного трибунала Дюма жаловался Робеспьеру, что он не может найти судебных заседателей для трибунала, так как никто не хочет идти. Но это равнодушие парижских масс Робеспьер испытал на самом себе, когда в день десятого термидора, раненного и окровавленного его водили по парижским улицам, ничуть не боясь, что за вчерашнего диктатора могут заступиться народные массы.

Смешно, конечно, было бы приписать назначенству падение Робеспьера и с ним вместе поражение революционной демократии. Но несомненно, что это ускорило действие других факторов, из которых самым решающим являлись продовольственные затруднения, вызванные в большой своей степени двумя неурожайными годами (а также пертурбациями в связи с переходом от дворянского к мелкокрестьянскому землевладению): постоянное поднятие цен на хлеб и мясо, нежелание якобинцев вначале прибегнуть к административным мерам для обуздания жадности зажиточного крестьянства и спекуляции. Но если якобинцы могли, наконец, решиться под бурным давлением масс на закон о максимальных ценах, то и он, в условиях свободного капиталистического производства и рынка, неизбежно являлся только паллиативом.

Перейдем теперь к нашей действительности.

Я считаю, что прежде всего следует отметить тот факт, что, когда мы оперируем понятиями "партия" и "массы", следовало бы не упускать из виду то содержание, которое вложила в них десятилетняя история.

Ни физически, ни морально ни рабочий класс, ни партия не представляют из себя того, чем они были лет десять тому назад. Я думаю, что не очень преувеличиваю, если скажу, что партиец 1917 года вряд ли узнал бы себя в лице партийца в 1928 году. Глубокая перемена произошла и в анатомии, и в физиологии рабочего класса.

Вот, по-моему, на изучении этих перемен и в тканях, и в их функциях следовало бы сосредоточить свое внимание. Анализ этих происшедших перемен должен нам показать и выход из создавшегося положения. Я на это не претендую, по крайней мере в настоящем письме. Ограничусь только некоторыми замечаниями.

Говоря о рабочем классе, нужно бы найти ответ на ряд вопросов, как, например: какой процент рабочих, занятых теперь в нашей промышленности, поступил в нее после революции и какой процент был занят

стр. 76

в ней до революции; какой процент из них участвовал в революционном движении в старое время, участвовал в забастовках, был в ссылках и тюрьмах, участвовал в гражданской войне или в Красной Армии; какой процент рабочих, занятых в промышленности, работает там непрерывно, какой временно, каков процент полупролетарских, полукрестьянских там элементов и т. д.

Если будем спускаться по вертикальной линии и проникать в гущу пролетарских, полупролетарских и вообще трудящихся масс, мы наткнемся на целые слои, о которых очень мало у нас говорят. Я не имею в виду только безработных, явление растущей опасности, которую опять-таки сигнализировала оппозиция, а [говорю] о тех нищенских и полунищенских массах, живущих на меже между ничтожными субсидиями, выдаваемыми государством, нищенством, воровством и проституцией.

Мы себе не представляем, кто живет и как живет, может быть, всего несколько шагов от нас. Иногда случайно наталкиваешься на явления, которых ты не подозревал в Советском государстве, производящие впечатление обвала, которое ты неожиданно открыл. Это, конечно, существовало еще и раньше. Здесь идет речь не о том, чтобы оправдывать Советскую власть в том, что она не могла еще справиться с тяжелым наследием царско-капиталистического режима, но [нужно] констатировать наличие и на теле рабочего класса в наше время, при нашем режиме, таких трещин, где может вбиться клин буржуазии.

Раньше, при буржуазной власти, сознательная часть рабочего класса увлекала за собой и эту широкую массу, вплоть до полулюмпенов. Свержение капиталистического режима должно было принести освобождение всего рабочего класса. Полулюмпенский элемент возлагал на буржуазию и на капиталистическое государство ответственность за свое положение и ждал от революции перемены в своем положении. Теперь этот элемент не доволен, его положение не улучшилось или почти не улучшилось, он начинает относиться враждебно к Советской власти, а также и к той части рабочего класса, которая занята в промышленности. В особенности этот элемент начинает относиться враждебно к советским, партийным и профсоюзным служащим. Иногда вы услышите, как они называют рабочую верхушку "новым дворянством".

Я не буду распространяться здесь о той дифференциации, которую внесла в рабочий класс власть и которую я называл выше функциональной. Функция внесла изменения в самый орган: то есть психология тех, на которых возложены различные руководящие задачи в государственной администрации или государственном хозяйстве, изменилась до такой степени, что они перестали быть не только объективно, но и субъективно, не только физически, но и морально частью того же рабочего класса; например, хозяйственник "держиморда", хотя и коммунист, хотя и вышедший из пролетариата, хотя и, может быть, несколько лет тому назад был у станка, отнюдь не будет воплощать перед рабочими лучшие качества, которые имеет пролетариат. Молотов может сколько угодно ставить знак равенства между пролетарской диктатурой и между нашим государством⁵ с его бюрократическими извращениями плюс смоленские насильники, ташкентские растратчики и артемовские проходимцы. Этим он сможет только компрометировать диктатуру пролетариата, не разоружив законное недовольство рабочих.

Если перейдем к самой партии, то здесь сверх всех тех оттенков, которые мы имеем в рабочем классе, нужно прибавить еще выходцев из других классов. Социальная структура партии гораздо более разношерстна, чем структура рабочего класса. Это было всегда так, с той, конечно, разницей, что, когда партия жила интенсивной идейной, жизнью и активной революционной классовой борьбой, она превращала в один общий сплав эту социальную амальгаму. Но как в рабочем классе, так и в

стр. 77

партии власть вызывает ту те самую дифференциацию, обнажая швы между различными социальными лоскутами.

Советская и партийная бюрократия - это явление нового порядка. Здесь идет речь не о случайный преходящих фактах, не об индивидуальных недочетах, не о прорехах в поведении того или иного товарища, а о новой социологической категории, которой нужно посвятить целый трактат.

В связи с проектом программы Коминтерна⁶ я писал Льву Давидовичу [Троцкому], Между прочим, и следующее:

"К IV отделу (переходный период). Совсем слабо формулирована роль коммунистической партии и периоде диктатуры пролетариата. Наверное, эта туманность вокруг роли партии по отношению к рабочему классу и по отношению к государству не случайна. Указано на антитезу между пролетарской демократией и буржуазной демократией, но ни слова не сказано о том, что должна сделать партия для осуществления на деле пролетарской демократии. "Втягивание" масс в строительство, "переделка собственной природы" (об этом последнем очень любит говорить Бухарин и между прочим; специально в связи с вопросом о культурной революции) - исторически верные и давным-давно известные положения, но они превращаются в общие места, если не внесен в них тот опыт, который накопился за десять лет пролетарской диктатуры. Здесь целиком встает вопрос о методах руководства, играющих такую колоссальную роль".

"Но об этом наши руководители не любя! говорить, чтобы не обнаружилось, что они сами еще далеки от "переделки собственной природы".

"Если я должен был бы писать проект программы для Коминтерна, то в этом отделе (переходный Период) посвятил бы немало места развитию ленинской теории о государстве при диктатуре пролетариата и о роли партии и партруководства, в создании пролетарской демократии - таковой, какова она должна быть; а не совпартбюрократией, каковая имеется".

Тов. Преображенский обещает в своей книжке "О достижениях пролетарской диктатуры на 11 году революции"⁷ посвятить особую главу советской бюрократии. Надеюсь; что он не забудет и партийную, которая еще большую роль играет в Советском государстве, чем советская бюрократия. Я выразил ему еще надежду, что он обследует всесторонне это особое социологическое явление. Нет коммунистической брошюрки, где, говоря о предательстве немецкой социал-демократии в день 4-го августа 1914 года, не было бы указано о фатальной роли, которую сыграла бюрократическая, как партийная, так и профсоюзная, верхушка в истории сползания немецкой социал- демократической партии⁸ . Но о той роли, которую играет наша партсоветская бюрократия в разложении партии и Советского государства; еще сказано очень мало и в очень общих словах, Это крупнейшее социологическое явление, которое, однако, можно понять и охватить лишь, - если рассматривать его последствия в изменении идеологии партий и рабочего класса.

Вы спрашиваете, что случилось с активностью партии и нашего рабочего класса, куда исчезла их революционная инициатива, где делись идейные интересы, революционное мужество, плебейская гордость. Вы удивляетесь, почему столь много подлости; трусости, малодушия, карьеризма и многого другого, что я прибавил бы со своей стороны. Как получается, что люди с богатым революционным прошлым, несомненно честные, лично дававшие многократно примеры революционного самоотвержения, превратились в жалких чиновников. Откуда эта безобразная "смердяковщина", по поводу которой писал Троцкий в письме, где говорится о заявлениях Крестинского и Антонова-Овсеенко⁹ .

Но если с выходцами из буржуазии и мещанства, или с интеллигентами, вообще с "одиночками" идейное и этическое сползание не является

стр. 78

неожиданным, то как его объяснить, поскольку речь идет о рабочем классе? Многие товарищи констатируют факт его относительной пассивности не могут скрыть своего разочарования.

Правда, что другие товарищи видели в известней кампании в связи с хлебозаготовками Симптом революционного здоровья, доказательство, что в партии живёт ещё классовый рефлекс. Совсем недавно товарищ Ищенко мне писал (или, вернее, в тезисах, которые он разослал наверное, и другим товарищам), что хлебозаготовки и самокритика являются результатом противодействия пролетарской части руководства и партии¹⁰ . К сожалению, должен сказать, что это не так и что и одно и другое является верхушечной комбинацией. Не под нажимам партийной рабочей критики, а исходя из соображений политического характера, иногда и группового, сказал бы; фракционного, часть верхушки пошла по этой линии. Только об одном единственном нажиме пролетариата можно говорить: о той, который возглавляла оппозиция, но нужно прямо сказать, что он не был достаточным даже для того, чтобы удержать оппозицию в партии, а ещё меньше - изменить ее политику. Я согласен с Львом Давидовичем, который на ряде бесспорных примеров показывает революционную роль, действительную и положительную, которую сыграли известные революционные движения своим поражением: Парижская коммуна, Московское декабрьское восстание. Первая обеспечила сохранение республиканской формы управления Франции, вторая - начало конституционной реформы в России¹¹ . Однако эффект этих побеждающих поражений короткий, если им на помощь не придет новая революционная волна.

Самое печальное - отсутствие рефлекса со стороны партии и масс. В течение двух лет происходила особенно ожесточенная борьба оппозиции против большинства верхушки, а в течение последних восьми месяцев происходят события, которые были бы способны открыть глаза самому слепому, между тем вмешательство партийной массы еще не чувствуется. Понятен поэтому проявляемый некоторыми товарищами пессимизм; который я чую и в Ваших вопросах.

По выходе из тюрьмы Аббатства, оглянувшись вокруг себя, Бабеф стал спрашивать, что стало с тем парижским народом, с теми рабочими предместьев Сент-Антуан и Сен-Марсо, которые брали Бастилию 14 июля 1789 года, дворец Тюильри 10 августа 1792 года и осаждали конвент 20 мая 1793 года, не говоря о других многочисленных его вооруженных выступлениях. И он резюмировал свои наблюдения фразой, в которой чувствуется вся горечь революционера: "Чтобы перевоспитать народ в привязанности к делу свободы, нужно больше, чем чтобы ее завоевать".

Мы видели, почему парижский народ "отучился" от свободы: голод, безработица, гибель революционных кадров (многие из вождей были гильотинированы), отстранение масс от управления страной. Все это свелось к такому физическому и моральному изнашиванию, масс; что народным массам в Париже и в остальной Франции понадобилось 37 лет для новой революции.

Бабеф формулировал свою программу двумя словами (я говорю о программе 1794 года): "свобода и выборная коммуна".

Я должен сделать здесь одно признание: я никогда не увлекался надеждой, что достаточно появиться вождям на партийных и рабочих собраниях для того, чтобы они увлекли за собой массу в пользу оппозиций. Я всегда смотрел на подобные ожидания со стороны ленинградских "вождей", как на известный пережиток тех времен, когда они принимали казенные овации и аплодисменты за выражение настоящих настроений масс и приписывали их своей мнимой популярности.

Скажу больше: этим я и объясняю крутой перелом, который они совершили в своем поведении. Они перешли в оппозицию, рассчитывая захватить власть в короткий период. Для этой цели они объединились

стр. 79

с оппозицией 1923 года¹² . Когда кто-то из "безвожденцев"¹³ упрекал Зиновьева и Каменева, что они бросили своего союзника Троцкого, Каменев ответил: "Троцкий нам нужен был для правительства, а для возвращения в партию он балласт".

Между тем всегда нужно было исходить из той предпосылки, что дело воспитания партии и рабочего класса - дело трудное и длительное, тем более что их мозг нужно чистить от всех тех засорений, которые туда внесла наша советская и партийная действительность и наша партсоветская бюрократия.

Не нужно упускать из виду, что большинство партийцев (я уже не говорю о комсомольцах) имеют о задачах, функциях и структуре партии самые фальшивые представления, т. е. такие представления, которые им преподает бюрократия своими примерами, своей практикой и своей шпаргалкой. Все те рабочие, которые вступили в партию после гражданской войны, а подавляющее их большинство вступило после 23 г. (ленинский набор¹⁴ ), не имеют никакого представления о том, каков раньше был партийный режим. Большинство из этих рабочих лишены классового революционного воспитания, которое приобретается в борьбе, приобретается в сознательной практике. Раньше это классовое сознание приобреталось в борьбе с капитализмом, теперь оно должно было приобретаться в участии в социалистическом строительстве. Но так как из этого участия наша бюрократия сделала пустой звук, то рабочие это нигде же приобретают. (Я исключаю, конечно, как ненормальные способы классового воспитания то, что наша бюрократия, понижая фактически заработную плату, ухудшая условия труда, способствуя развитию безработицы, вызывает у рабочих "классовую борьбу" и "классовое самосознание", но враждебное социалистическому государству.)

В представлениях Ленина и во всех наших представлениях задача партийного руководства заключалась именно в том, чтобы предохранить и партию и рабочий класс от разлагающего действия привилегий, преимуществ и поблажек, присущих власти, от соприкосновения с остатками старого дворянства и мещанства, от развращающего влияния нэпа, от соблазнов буржуазных нравов и их идеологии.

На партийное руководство в то же самое время мы возлагали надежды создания нового, действительно рабоче-крестьянского аппарата, новых, действительно пролетарских профессиональных союзов и нового быта.

Нужно сказать откровенно, отчетливо и громко, что эту свою задачу партийный аппарат не выполнил, что в этой своей двойной - охранительной и воспитательной - роли он проявил полную неспособность, он провалился, он обанкротился.

Мы давно были убеждены, но последние 8-мь месяцев должны каждому это показать, что партийное руководство шло по самому гибельному пути. Оно продолжает и теперь идти по этому пути.

Наши упреки по его адресу не касаются, так сказать, количественной стороны дела, а качественной. Это нужно подчеркнуть, потому что иначе мае опять забросают цифрами относительно бесконечных и всесторонних успехов сов. - и партаппаратов.

Нужно положить конец этому статистическому шарлатанству.

Откройте Вы отчет 15-го съезда партии. Прочтите доклад Косиора об организационной работе, что Вы там найдете? Я цитирую буквально: "огромнейший рост внутрипартийной демократии"... "Колоссально выросла партийная организационная работа" и т. д.¹⁵ . Ну, конечно, в подкрепление этого цифры, цифры и цифры. И это говорилось в то время, когда в папках ЦК лежали бесчисленные дела, свидетельствующие о страшнейшем разложении партийного и советского аппарата, об удушении всякого контроля масс, о страшнейшем зажиме, гонениях, терроре, играющем с жизнью и существованием партийцев и рабочих.

стр. 80

А вот какая в "Правде" от 11-го апреля дается характеристика нашей бюрократии: "Враждебная, ленивая, бездарная и высокомерная чиновничья стихия в состоянии выгнать всех лучших советских изобретателей за пределы СССР, если мы не ударим по ней в конце концов со всей энергией, решительностью и беспощадностью..."¹⁶ . Однако, зная нашу бюрократию, я не удивлюсь, что где-нибудь снова мы прочтем или услышим об "огромнейшем" и "колоссальном" росте активности партийных масс и организационной работы ЦК в насаждении демократии.

Я считаю, что существующая сов- и партбюрократия будет и дальше продолжать с таким же успехом культивировать вокруг себя гнойники, несмотря на громкие процессы последних месяцев¹⁷ . Не изменится она и от того, что в ней будет произведена чистка, относительную полезность и абсолютную необходимость [которой], конечно, я не отрицаю. Я хочу подчеркнуть лишь, что вопрос не в изменении только личного состава, но главным образом в изменении методов.

По-моему, первое условие, чтобы наше партийное руководство могло играть роль воспитательную, - сократить его объем и функции. Три четверти этого аппарата должны быть распущены, а задачи остальной четверти должны быть введены в строжайшие рамки, в том числе и задачи, функции и права центральных органов. Члены партии должны войти в свои попранные права, получив надежные гарантии против того произвола, к которому нас приучила верхушка.

Трудно себе представить то, что делается в низовом партийном аппарате. В борьбе с оппозицией в особенности выявились его идейное убожество и развращающее влияние, которое он оказывает на партийную рабочую массу. Если в партийных верхах была еще какая-то идейная, хотя и неправильная, хотя и софистическая с большой дозой недобросовестности линия, то в низах против оппозиции пускались главным образом аргументы неудержимой демагогии. Агенты партии не стеснялись здесь выезжать, и на антисемитизме, и на ксенофобии, и на ненависти к интеллигенции, и т. д.

Я считаю утопией всякую реформу партии, которая опиралась бы на партийную бюрократию.

Резюмирую: констатируя вместе с Вами неактивность партийной массы, я не вижу в этом явлении ничего удивительного. Она есть результат тех перемен, которые произошли в составе партии и в составе самого рабочего класса. В кадрах партии и в кадрах профсоюзов приходится перевоспитывать партийную и рабочую массу. Этот процесс сам по себе является трудным и длительным, но он неизбежен, он уже начался. Борьба оппозиции, исключение сотен и сотен товарищей, тюрьмы, ссылки сделали для коммунистического воспитания нашей партии, хотя еще и не много, но [во] всяком случае гораздо больше, чем весь аппарат, взятый вместе. В сущности и сравнивать эти два фактора не следовало бы: аппарат тратил оставленный Лениным партийный капитал не. только без пользы, но и с вредом. Он разрушал, а оппозиция строила.

Я до сих пор все время рассуждал, "отвлекаясь" от тех фактов в нашей экономической и политической жизни, которые подвергнуты анализу в платформе оппозиции. Это я делал нарочно, так как моя задача заключалась в том, чтобы указать на перемены, происшедшие в составе и в психологии пролетариата и партии в связи с овладением самой властью. Это могло придать односторонний характер моему изложению, но без этого предварительного анализа трудно будет понять происхождение тех роковых политических и экономических ошибок, которые делало наше руководство и в деревенской политике, и в рабочем классе, и в вопросе об индустриализации, и в вопросе о партийном режиме, и, наконец, в вопросе о государственном управлении.

С коммунистическим приветом Х. Раковский.

Астрахань 6-го августа 1928 года.

стр. 81

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Здесь названы лишь получившие громкую известность в 1925 - 1928 гг. факты Морального разложения партийно-советской верхушки в ряде губернских и окружных центров ("чубаровский скандал" в Ленинграде), находившего выражение во взяточничестве, вымогательстве, пьянстве, насилиях, даже в бандитизме. В то же время несомненно, что эти скандалы были использованы сталинским руководством в целях перетряхивания местного партийно-советского руководства. Дело о "смоленском гнойнике" вызывает очень большие сомнение и нуждается в новом расследовании по существу.

² Речь идёт об обширном документе "Проект Платформы большевиков- ленинцев (оппозиция) к X-V съезду ВКП(б). Кризис партий и пути его преодоления", внесенном 13 членами ЦК и ЦКК и Политбюро ЦК ВКП(б) в сентябре 1927 года. Его подписали Муралов, Евдокимов, Раковский, Пятаков, Смилга, Зиновьев, Троцкий, Каменев, ІІетерсон, Бакаев, Соловьев, Лиздин и Авдеев. Проект был набран в "нелегальной" типографии в качестве брошюры "На правах рукописи, только дли членов ВКП(болеш)". Этот факт послужил основанием дли исключения Троцкого и Зиновьева из состава ЦК партии решением Объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), состоявшегося 21 - 23 октября 1927 г., затем - для исключения решением XV съезда на партии всех, кто подписал или поддержал Заявление 83-х в мае и "Проект платформы..." в сентябре - октябре (см. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 8-е. Т. 3, с. 542; т. 4; с. 72 - 73).

³ В августе 1928 г., когда Раковский писал свое послание Валентинову, действовал партмаксимум в размере 225 руб. в месяц, или 2700 руб. в год. Это, однако, не означало, что член партий не мог зарабатывать больше, но ой обязан был сдавать в партийную кассу 20% "с первых 2700 руб. излишка" (сверх партмаксимума), 30% со вторых (т. е. с суммы излишка от 2700 до 5400 руб.) и 40% с излишка, превышающего 5400 руб. (Постановление ЦК ВКП (б.) от 7 мая 1928 г. В кн.: Справочник партийного работника. Вып. 7, ч. 1. М. -Л. 1930, с. 371).

⁴ Сосновский Дев Семенович, 1886 г. рожд. член партий с 1903 по 1927 г, а с 1935 по 1937 год. Участник революции 1905 - 1907 гг.; политзаключенный, эмигрант с 1909 г. - секретарь префсоюза текстильщиков Москвы, с 1911 г. занимался журналистикой в 1913 г. становится литсотрудником "Правды". В 1913 - 1916 гг. - административно высланный в Челябинск, в 1916 - 1917, гг. - член Екатеринбургского губернского и городского комитетов ГСДРП(б), С декабря 1917 г. по март 1918 г. - редактор "Красной газеты в Петрограде", с апреля 1918 г. по март 1924 г. - редактор газеты "Беднота" (орган ЦК ВКП (б), Москва); со многими перерывами, в том числе в 1919 - 1920 гг. - председатель Харьковского губкома КП(б)У, в 1921 г. - заведующий агитпропом ЦК РКЦ (б). Был Организатором и первым редактором знаменитого "Гудка". С марта 1924 по декабрь 1927 г. - ответственный сотрудник "Правды". Подписал Заявление 83-х в мае 1927 г., в декабре был исключен из партий решением ее XV съезда и выслан в Западную Сибирь. После Заявления о разрыве с оппозицией был восстановлен в партии; в 1934 - 1936 гг. работал членом редколлегии; газеты "Социалистическое земледелие затем фельетонистом в "Известиях" Репрессирован в 1937 году.

⁵ Имеется в виду доклад В. М. Молотова "О работе в Деревне" на XV партсъезде (Пятнадцатый съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стеногр. отч. Т. II. М. 1962, с. 1176 - 1184, 1219 - 1225 и др.).

⁶ "Проект программы Коминтерна" был принят программной комиссией ИККИ 25 мая и напечатай в - "Правде" 27 мая 1928 года. Основной текст этого документа был написан Н. И. Бухариным. IV раздел проекта назывался "Период переходный от капитализма к социализму и диктатуре пролетариата".

⁷ Книга не была опубликована и неизвестно, была ли она написана.

⁸ 4 августа 1914 г. в германском рейхстаге депутаты от социал- демократической партии вместе с депутатами от буржуазии и юнкерства проголосовали за ассигнование средств на ведение войны. Этот день стал днем краха II Интернационала.

⁹ 8 апреля 1928 г. в "Правде" были напечатаны заявления В. А. Антонова-Овсеенко и Н. Н. Крестинского о разрыве с "троцкистской оппозицией". Антонов-Овсеенко в своем пространном заявлении от 4 апреля пытался дать психологическое объяснение своего участия в внутрипартийной борьбе 1923 - 1927 гг., не останавливаясь при этом перед сваливанием "вины" на Троцкого, перед изъяснением сожаления, что не порвал с Троцким "после первого с ним расхождения" (в 1915 г.) и перед заверениями в осознании правоты лично Сталина. Заявление Крестинского от 22 Марта было выдержано в официально-отстраненном тоне. Сообщая "идейном разрыве с оппозицией", он подчеркивал: "Организационной связи с оппозицией у меня не было", хотя "с большинством руководителей её я был связан давнишними и тесными отношениями". Еще раньше были опубликованы покаянные заявления Зиновьева, Каменева и Патакова.

Троцкий высказался по поводу этих заявлений в письме от 9 мая 1928 г., разосланном участникам "эпистолярной дискуссии". Излагая принципиальную позицию оппозиции, Троцкий, писал, что она не допускает "никакой дипломатии, лжи, фальши, развращающего политиканства в духе Зиновьева - Каменева - Пятакова,

стр. 82

себялюбиво чиновничьего, насквозь безответственного, понтие-пилатовского умывания рук в духе Крестинского или смердяковского пресмыкательства в духе Антонова-Овсеенко. Об этом, впрочем, незачем и говорить. Мы должны сказать правду, только правду, всю правду" (Houghton Library, Trotsky Archive, bMS Russ 13, T-3112, p. 1).

¹⁰ Ищенко Александр Гаврилович, 1895 г. рожд., член партии с марта 1917 г., профсоюзный работник, в 1927 г. был председателем Союза водников. Известно, что в конце 1920 - начале 1921 г. выступал как сторонник "рабочей оппозиции", в мае 1927 г. подписал Заявление 83-х, в декабре был исключен из партии и оказался в числе сосланных в восточные районы страны. Подписал заявления о разрыве с оппозицией был восстановлен в партии, но осенью 1935 г. был вновь исключен из партии и осужден. Дальнейшая судьба неизвестна. Тезисы Ищенко "Некоторые положения по текущему моменту" (гарвардский архив Троцкого, Т-1488), разосланные в мае 1928 г., трактовали изменения в политике сталинского руководства в духе левых иллюзий.

¹¹ Имеется в виду уже цитированное письмо Троцкого от 9 мая 1928 г., где, в частности, говорится следующее: "Авангарду не раз приходилось в истории своим поражением обеспечивать продвижение вперед или хотя бы задерживать отступление или спуск. Так, французская Коммуна, помимо своего, основного значения, как вехи в борьбе пролетариата за власть, обеспечила республику во Франции. Московское восстание в декабре 1905 года обеспечило созыв государственной Думы" (Т-3112, р. 2).

¹² "Оппозиция 1923 года" - "оппозиция" Троцкого против позиции Зиновьева, Каменева и Сталина. Тогда Зиновьев и Каменев немало постарались, чтобы обсуждение вопросов дальнейшего развития стран и партий превратилось в борьбу с оппозицией (именно они вытащили из дореволюционного забытый уже термин "троцкизм" и т. п.).

¹³ "Безвожденцы" - "децисты". Пожалуй, наиболее ярким представителем "безвожденства" был В. М. Смирнов.

¹⁴ "Ленинский призыв" - кампания по массовому вовлечению в партию рабочих (в меньших масштабах - крестьян и служащих) после смерти В. И. Ленина. Объявленный 31 января 1924 г. "призыв", продолжался фактически до конца года. За это время в партию было принято 241,6 тыс. рабочих (см. Ленинский призыв. Годичные итоги. Л. 1925, с. 17).

¹⁵ Цитируется "Организационный отчет Центрального Комитета XV съезду ВКП (б)", с которым выступал С. В. Косиор. Вторая фраза процитирована в письме Раковского не совсем точно. В докладе она дана, так: "Колоссально выросла за два года организованная партийная работа" (см. Пятнадцатый съезд ВКП (б). Декабрь 1927 года. Стеногр. отч. Т. I. М. 1961, с. 113, 115).

¹⁶ Автор цитирует корреспонденцию о положени изобретательства в бумаго-делательной промышленности - "Об англичанах, б наших изобретателях, совдураках и проходимцах" (Правда, 11.IV.1928).

¹⁷ Громким был процесс над "вредителями" в угольной промышленности - "Шахтинское дело" (Москва, 18 мая - 5 июля 1928 г.). Перёд этим завершилось рассмотрение в ЦКК дела о "смоленском гнойнике": исключение из партий, отдача под суд и т. п. (см. Правда, 12, 16.V.1928).

Постоянный адрес данной публикации: