В быстро меняющемся современном мире дискуссии о существе глобализации, регионализации, глобализации продолжаются с нарастающей остротой, отражая, по-видимому, и крупные изменения в расстановке сил в глобальной экономике, и очевидное обострение международной военно- политической обстановки. Приведет ли рост гегемонизма к завершению глобализации и становлению монополярного мира? Или мы станем свидетелями каких-то других основополагающих процессов в мировом развитии? Ответ на этот вопрос и составляет предмет предлагаемой читателю статьи.

В 1970-х годах В. Леонтьев насчитал в мире 15 регионов (включая Японию и Океанию). Современный американский ученый А. Рагман видит только три таких образования: НАФТА, Восточная Азия и ЕС ¹ . Вместе с тем на начало 2002 г. существовало 159 региональных торговых соглашений, причем 19 из них были заключены в 2001 г. По-видимому, правомерно говорить об усилении стремления к регионализации в современном мире. Иначе такое стремление можно назвать регионализмом. Это вполне закономерная и рациональная реакция на чрезмерность внешних воздействий, диспропорции мировой экономики и нарастающий гегемонизм в мировой политике. Однако, во-первых, необходимо четко понимать существо регионализации и перспективы регионализма, а, во-вторых, их соотношение с глобализацией (глобализмом). В чем эти процессы и идеологии совпадают, в чем противоречат друг другу -вопросы, встречающиеся достаточно часто. Отвечают на них по- разному ² . Поэтому прежде чем перейти непосредственно к предмету нашего рассмотрения, мы решили сделать небольшой политэкономический и исторический экскурсы.

ХОЗЯЙСТВО, ЭКОНОМИКА И ЭКОНОМИКС

Представляется, что все более мрачные оценки настоящего и будущего международной экономики являются закономерным результатом достаточно простых ошибок в определении предмета экономических наук. Присутствующее в нем представление об ограниченности ресурсов является ложным не только с точки зрения неизмеримо возросших возможностей человека удовлетворять свои потребности. Оно опасно политически и ведет к неоправданно жесткой борьбе за ресурсы ³ . Такое определение предмета экономики не только оказывается оправданием для внешней агрессии, но и, парадоксальным образом, оборачивается чрезмерной растратой самих ресурсов.

Лучшее определение хозяйства на несколько десятилетий вперед дал, на наш взгляд, Н. Д. Кондратьев. "Оно, - писал он в начале 1930-х годов, - предстает перед нами как реальная совокупность людей, вся система отношений между которыми

Работа выполнена при поддержке РФФИ, грант N 03-06-80328.

стр. 85

опирается на массовые акты поведения, направленные к созданию средств для удовлетворения потребностей. Общество, рассматриваемое с этой стороны, общество как реальная совокупность людей, система взаимоотношений которых опирается на их действия, направленные к обеспечению средств удовлетворения потребностей, и есть хозяйство или хозяйственный строй общества" ⁴ .

Это определение хорошо уже тем, что, в отличие от многих других, не вносит лишние элементы: "стоимость", "рынок" и прочие абстракции, научная необходимость которых не доказана. Нет в нем и энергичной вульгарности приведенной дефиниции из популярного учебника экономике. Определение Кондратьева позволяет увидеть хозяйства, существовавшие в глубинах истории, а также там, где люди и в наши времена не особо озабочены борьбой за существование и ресурсы, поскольку материальных ценностей хватает в избытке всем. Но у кондратьевского определения есть и недостаток: оно имеет явный позитивистский оттенок. Под потребностями понимаются относительно разумные надобности, в основном материального свойства. Исключены, к примеру, акты по порче (уменьшению) имущества (рынков, имиджа и т.п.) конкурентов, врагов или просто нейтральных лиц, вызываемые потребностью выжить, жаждой наживы или просто желанием похулиганить. Не учтены действия по уничтожению или консервации запасов и т.д.

Более кратким и современным представляется следующее определение хозяйства: это отношения и связи между людьми и их совокупностями по поводу труда, его продуктов, других благ, а также угроз и неудобств (реальных или мнимых), поддающиеся количественному измерению в простых физических единицах или денежной оценке.

О преимуществах и своевременности нашего определения судить читателю. Пока же попробуем сформулировать разницу между хозяйством и экономикой. Такое деление есть в немецком языке: "Okonomie" в основном имеет значение науки, изучающей хозяйство, и несколько напоминает "экономике". Для "хозяйства" в немецком есть термин "Wirtschaft". Похожая ситуация и у нас: в выражении "экономика лесного хозяйства" термины нельзя поменять местами. Есть и другие отличия.

Во-первых, хозяйство тяготеет к количественным измерениям в физических величинах, экономика же предпочитает денежные оценки хозяйства. Где деньги, там и внешние для хозяйства субъекты: оценщики, аудиторы, рейтинговые агентства, банки, скупщики и т.д. Можно сказать "мое хозяйство", но не говорят "моя экономика". Это просто объяснить: раз есть, помимо хозяина, хотя бы фигура оценщика (или клиента), то началась экономика, на сцену выходят ее игроки ⁵ , между ними образуются сложные связи. Возникает разделение ролей: один работает, другой считает, третий пересчитывает. Есть предпосылки для конкуренции, обмена, обмана и т.д.

Во-вторых, хозяйство может существовать в чистом (натуральном) виде, экономика - нет, она вторична по отношению к хозяйству. Можно купить в информационной сети продукт и с выгодой его перепродать. Но не обойтись без железа - в прямом и переносном смысле слова.

В-третьих, исторически экономика выступает перед нами как относительно длительный, но не повсеместный этап развития хозяйств. Для этой фазы характерно использование преимущественно возмездных (эквивалентных или неэквивалентных) отношений между хозяйствами - единичными, городскими, сельскими, национальными, корпоративными и прочими, а также внутри этих хозяйств (за исключением единоличных и отчасти семейных).

Следовательно, можно считать хозяйство изначальной (по отношению к экономике) точкой эволюции. В качестве мирового хозяйство, возможно, есть будущая цель движения производительных сил планеты и переходный пункт к началу хозяйствования в космосе. Хозяйство, вероятно, переживет экономику: сохранение денег

стр. 86

на будущих этапах не обязательно. В этом убеждает, помимо прочего, различие между "хозяйством" и "экономикой" в чутком русском языке. Тест на наличие жизни хозяйство, бесспорно, выдерживает. А экономика такой экзамен не сдает: она чаще всего - "сухая", "абстрактная", хотя сплошь и рядом мы встречаем выражения "гибкая экономика", "живая экономика" ⁶ и т.п. О "живых деньгах" поговорим как-нибудь отдельно.

Строго говоря (и это имеет непосредственное отношение к теме нашей статьи), выражение "мировое (или всемирное) хозяйство" некорректно (его еще нет), лучше говорить "мировой рынок". А с развитием глобализации писать о "мировой экономике" (включая в это понятие главным образом мировой рынок) можно все с большей уверенностью, отдавая себе отчет в несовершенстве самого предмета. Он со временем уступит место или мировому хозяйству, или взаимодействию народных (национальных) хозяйств. Хозяйство и экономика (особенно мировая) - довольно сложная связка: они могут дополнять друг друга, соотноситься между собой тем или иным образом, давать потомство, уничтожать друг друга. У них в настоящее время огромная область взаимного пересечения - денежное хозяйство, но это не раствор, а взвесь: частицы того и другого разделены.

В области динамики связь между хозяйством и экономикой имеет весьма простой вид: живое движение хозяйства (умирание в том числе) как бы тормозится (или ускоряется) экономикой, она одновременно и сила трения и сила ускорения. От этого развитие хозяйства носит волнообразный характер. Кроме того, именно экономика представляет человечеству его хозяйство, имея возможность манипулировать цифрами, изобретать "ценности" и т.д. Она является своего рода комментатором хозяйства, т.е. субъектом, необыкновенно могущественным (особенно в век СМИ), корыстным и практически не контролируемым самим хозяйством. В преобладающей своей части нынешняя экономика - это просто движение денег и отношения людей вокруг и внутри него.

Где-то в 1970-е годы произошла монетарная революция (открытая порчей мировых денег), победили восставшие рабы-бухгалтеры. Назвав себя финансовыми аналитиками и начав присваивать рейтинги сначала друг другу, а затем и всему остальному миру, они, помимо прочего, продолжали портить деньги и ценные бумаги (их страхованием, организованной игрой на повышение, перемещением непомерных масс бумаг и чисел на банковских счетах), решительно оторвав движение последних от реального хозяйственного оборота.

Почему такое случилось?

По-видимому, быстрый послевоенный рост производительности труда в промышленности (хозяйстве) привел ее к 1970-м годам к положению слабой стороны на рынке. Последовало возмездие: в конце 1990-х годов производителю в индустрии доставалась лишь четвертая-пятая часть розничной цены его продукта против половины 30 лет назад. Теперь же, когда на мировом рынке еще более испорчены деньги, вернуться к более нормальным пропорциям в хозяйстве-экономике уже очень непросто ⁷ .

Н. Д. Кондратьев, как известно, различал обратимые и необратимые процессы. "В целом народнохозяйственный процесс развития есть процесс необратимый", - писал Николай Дмитриевич. А вот с экономикой дело обстоит по-другому: она выписывает исключительно кривые, нередко замкнутые, которые в последние два года решительно устремлены вниз, увлекая туда же и хозяйство.

Обратимыми (цикличными) оказались и процессы в фундаменте капиталистического развития: в последние 30 лет наблюдается гонка за рентой и почти повсеместное сползание в монополизм и феодализм, едва прикрытые "постиндустриальными", "постэкономическими" и "репутационно- информационными" одеждами. За 10% прибыли уже никто не хочет работать (или долги не позволяют) - всем хочется и сейчас, и

стр. 87

много. Даже "солидные" зарубежные финансовые институты покупали чубайсовские ГКО с астрономическими купонами.

Понятно, что выживать хозяйству при таком соотношении с экономикой будет крайне сложно. Когда сила финансово-экономического трения чрезмерна, хозяйство или замедляется или останавливается: возникает массовое простаивающее, нулевое ⁸ либо негативное хозяйство; хозяйство, истребляющее самое себя (наркоторговля, производство оружия, войны и разрушения); хозяйство, эксплуатирующее мифы и создающее искусственные потребности, демонстрационные эффекты, бесчисленное число игр с нулевой суммой и т.д. Близок, наверное, день, когда для успешного продвижения "нового" продукта его потребителя начнут просто клонировать.

Теоретически негативное хозяйство имеет право на существование, ликвидируя избыточные (отжившие) блага, но вряд ли это право есть у него сейчас на планете, где существуют столь огромные разрывы в индивидуальном потреблении, не решены элементарные инфраструктурные задачи и т.п.

Таким образом, на современном этапе взаимодействия хозяйства и экономики сложилась ситуация, когда деформированная финансово-экономическая оболочка перестала быть нормальной питательной и воспитательной средой ядра-хозяйства, в котором, в свою очередь, нарастают уродливые явления. Продается многое из того, что прежде было отделено от денег, в том числе части и качества человека, институты, послужившие причиной его эволюции, знания, политические убеждения, партии. Всюду деньги, всюду рынок?

Деньги как необходимое системе трение, разумеется, играют по отношению к хозяйству и положительную ограничительную роль, предотвращая, в частности, перепроизводство, структурные перекосы и непоправимые деформации природы. Однако такую функцию не могут полноценно выполнять раздутые (почти фальшивые) современные мировые деньги (точнее, валюты стран- лидеров), а значит можно и нужно научиться выполнять отмеченную задачу в другом денежном режиме, не угнетающем хозяйства.

Увы, оторвавшиеся от хозяйства "взбесившиеся" деньги ⁹ перестали быть его важнейшим регулятором. Рынок умер в том смысле, что нынешние деньги распределяются между хозяйствами хаотичным, случайным и - все чаще - просто насильственным образом.

Взаимодействие же национальных хозяйств и мировой экономики, ставшей в ходе так называемой глобализации формально объединенной, но фактически разваленной на части - из-за отсутствия единой базы цен, полноценных мировых денег и многого другого, оказывается исключительно сложным. Изучение этого взаимодействия можно считать важным исходным пунктом в выявлении существа глобализации и регионализации в современном мире.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И РЕГИОНАЛИЗАЦИЯ

Обратимся к всеми признанному классику Д. Рикардо: "При системе свободы торговли каждая страна, естественно, затрачивает свой капитал и труд на такие отрасли промышленности, которые доставляют ей наибольшие выгоды. Это преследование индивидуальной выгоды самым удивительным образом соответствует общей выгоде всех... Этот принцип приводит к очень удобному и экономичному разделению труда между разными нациями. И в то же время, увеличивая общее количество всех продуктов, он распространяет всеобщее благосостояние и, с помощью тесных уз выгод и сношений, все сильнее связывает все цивилизованные нации в одну всемирную общину" ¹⁰ .

Далее, как известно, Д. Рикардо приводит трудозатраты на производство вина и сукна в Англии (120 и 100 часов соответственно) и в Португалии (80 и 90). Поскольку

стр. 88

капитал у него с огромным трудом перемещается из одной страны в другую и с легкостью - внутри страны, выходит, что Д. Рикардо по современным понятиям - отъявленный протекционист, пытающийся сохранить в Англии неэффективные секторы экономики.

А в конце работы мы читаем: "Прибыль, получаемая денежными капиталистами, составляет прибыль для всей нации и, как всякая другая прибыль, увеличивает реальное богатство и могущество страны. Если же прибыль их чересчур велика, то необходимо установить это вполне точно, и тогда уже законодательство должно будет изыскать соответственные меры" ¹¹ . Государственное регулирование финансовых потоков? Да, отвечает классик-либерал, которого решительно не слышат нынешние глобалисты-фритредеры.

Из представленных выше соображений и цитаты Рикардо о слиянии цивилизованных наций в мировую общину (похожие мысли и ранее многим приходили в голову ¹² ) следует и возможное определение глобализации - как совокупности постоянно предпринимаемых человечеством попыток заштопать дыры в мировой экономике и перейти к мировому хозяйствованию. Подобный идеализм следует только приветствовать, понимая, однако, что конкретные индивидуальные усилия в области глобализации имеют изрядное сходство с деятельностью Сизифа. Еще менее плодотворными выглядят акции антиглобалистов, пытающихся помешать Сизифу.

Вместе с тем, помимо антиглобалистов (ставших уже крупной экономической величиной с непонятным знаком), существуют довольно крупные и вполне положительные сегменты хозяйства, интересы которого во многом противоположны продолжению глобализации в ее нынешнем виде. Эти хозяйства стихийно восстают против мировой экономики: возникает сначала политический регионализм, а затем и экономическая регионализация (успешная или нет) ¹³ . Это явление в наши дни можно рассматривать и как защитную реакцию относительно отсталых стран (спасающих свое хозяйство и его позитивную динамику) от одного из направлений глобализации: экспорта из развитых государств негативной экономики, пожирающей нормальный рынок. Именно поэтому в последнее десятилетие столько внимания уделяется регионализации (в противовес глобализации).

Экономическая регионализация - сравнительно новый процесс, возникший в международных отношениях после Второй мировой войны. Под ним можно понимать образование и развитие экономических объединений географически близкими государствами. В основе подобных группировок лежат соглашения преференциального характера. Однако на практике существуют два разных типа и один подтип регионализации: возрождение (зарождение) региональных держав, формирование региональных (интеграционных) группировок и возникновение так называемых треугольников развития.

Под первым типом мы понимаем способность той или иной сравнительно крупной страны навязывать свою волю сопредельным, как правило, малым странам относительно мирными, дипломатическими (как политическими, так и экономическими) методами. Иными словами, возникновение и существование региональной державы изначально предполагает значительное неравенство экономической мощи сопредельных государств. Формирование таких региональных групп поначалу преследует преимущественно политико-экономические цели. Как правило взаимоотношения в таких образованиях не определяются каким-то всеобъемлющим соглашением и часто строятся на неформальных основах. Слабость юридической базы объясняется также тем, что крупные страны редко находятся в зависимости от малых и отношений между самими малыми государствами, т.е. общего кодекса поведения.

Решающим для устойчивости таких образований фактором является постоянство внешних угроз или (что лучше) взаимовыгодный характер экономического сотруд-

стр. 89

ничества (унаследованный или приобретаемый), формирование элементов общего хозяйства, взаимодополняемость. Однако добиться такого качества отношений не всегда просто. Высок риск ухода малых участников по политическим и другим мотивам. Нередко малые страны опасаются даже серьезных инвесторов из региональной державы, стремятся всемерно диверсифицировать внешние связи. Крупные колебания мировой конъюнктуры, в свою очередь, способны выбивать из группировки отдельных членов. Поэтому элементы общего хозяйства должны по возможности усиливаться и распространяться вширь, повышая относительную независимость всех членов. Однако основной набор таких элементов обычно есть только у региональной державы.

На первый взгляд, более устойчива и продуктивна регионализация второго типа. Эффективность таких объединений повышает относительное равенство потенциалов участвующих государств, как правило, создается и более прочная юридическая база сотрудничества. Сопоставимым по мощи участникам легче отказаться от какой-то части суверенитета в пользу наднациональных органов, обеспечить в них свое ощутимое и пропорциональное представительство. Куда активней и успешней может быть их внешнеэкономическая деятельность, постепенно все лучше координируемая.

Тем не менее наблюдается параллельное существование региональных держав и региональных интеграционных группировок. Казалось бы, очевидное преимущество объединений второго типа на практике не ведет к массовому оттоку в них малых стран из-под крыльев региональных держав. Здесь есть, о чем подумать. Возможно, восходящие волны мировой конъюнктуры больше способствуют регионализации второго типа. Понижательные же фазы (начало последней относят к середине 1970-х годов) ¹⁴ укрепляют объединения вокруг региональных держав. Но это, разумеется, не единственная причина. На подтипе регионализации ("треугольники развития") и "открытом регионализме" мы кратко остановимся ниже.

КОНСТАНТЫ И ПЕРЕМЕННЫЕ

Хронологически первыми возникли региональные державы. Можно напомнить, что в XVIII в. такие отношения существовали между Англией и Португалией, Россией и Швецией, Францией и Баварией и т.д. Связи строились не только на военном и экономическом превосходстве великих держав, но и на прямом подкупе правящей элиты (пенсионе) в странах меньшего размера, свою роль играло и родство правящей аристократии. Поскольку в тот период мировая экспортная квота составляла менее 1%, а международное движение капиталов еще не началось, в основе этих отношений лежали политика и легкомыслие.

Однако с началом промышленного переворота отмеченный выше тип отношений постепенно слабеет. Дело в том, что при материалоемком типе начального индустриального развития европейских стран сам его прогресс зависит от поступления промышленного сырья извне, а сопредельные страны им, как правило, не обладают. При значительных остатках натуральности в окружающем зарубежье уровень экономических и социокультурных контактов оказывается невысоким, а одна политика поддержать эти связи не в состоянии. В результате может происходить распад веками складывавшихся отношений.

Неудовлетворенная потребность в сырье влечет за собой колониальную экспансию, которая позволяет насытить индустриальный спрос на сырье и сбыт. Но колониальная экспансия могла продолжаться лишь за счет не столь уж многочисленных стран и территорий, расположенных в субтропической и тропической зонах, где производительность труда (в силу природно- климатических условий) обеспечивала возможность изъятия относительно большого прибавочного продукта. Поэтому форми-

стр. 90

рование колониальной системы сопровождалось постепенным ослаблением опоздавших к пирогу региональных держав и их уходом с мировой авансцены в конце XIX - начале XX в., в том числе в результате участия в Первой мировой войне.

Возрождение региональных держав (если не считать Японии, Италии, СССР и Германии в межвоенный период) происходит лишь в 80-90-х годах XX в. Видимо, этому способствовало ослабление холодной войны и смягчение контроля США и СССР над дисциплиной в блоках; возможно, развертыванию этого процесса содействовали и другие факторы - географические, экономические, культурно-конфессиональные и пр. Перечисленные и другие обстоятельства дали возможность ряду сравнительно крупных и экономически достаточно мощных держав установить определенную степень неформального контроля над слабыми сопредельными государствами. Поскольку региональные державы заинтересованы главным образом в достижении своих целей в политической сфере, расширение экономического взаимодействия с соседями здесь пока (как правило) носит характер побочного эффекта.

К числу региональных держав можно отнести Австралию, Индию, Китай, Саудовскую Аравию, в какой-то степени ЮАР и Бразилию. В конце XX в. ряды региональных держав пополнились Россией. По-видимому, время для формирования таких субъектов в Западной Европе уже ушло, а в Тропической Африке еще не наступило. Поскольку ни одна региональная держава не входит в состав мирового центра, их влияние на международные отношения оказывается ограниченным, но в то же время их существование лимитирует и деятельность мировых лидеров, ибо они вынуждены считаться с зоной влияния каждой региональной державы. Этот тип регионализма достаточно стабилен, и его носители в целом склонны к сравнительно пассивному участию в мировой экономике.

Более динамичные процессы происходят при формировании региональных объединений. Они стали появляться во множестве в послевоенный период в связи с резким расширением международного разделения труда, когда сама возможность расширенного воспроизводства сильно зависела от эффективности внешнеэкономических связей и преодоления колониального раздела земного шара. Импульсы к их становлению и энтузиазму регионализма обычно приходили извне (деколонизация, распад биполярных и гегемонистских систем мироустройства, соревнование между разделенными нациями и их воссоединение и т.д.). Сопоставимость потенциалов, сходные природно- климатические условия и потребности, однотипные проблемы и задачи, стоявшие перед соседними государствами, и тому подобные общие черты составили исходные предпосылки многостороннего экономического сотрудничества. Со временем и здесь кое-где возникла взаимодополняемость национальных хозяйств, но более характерна для таких группировок совместная борьба за место под солнцем мировой экономики. Общая переговорная сила успешных объединений (например АСЕАН) становилась существенным фактором состояния мировой экономики.

Возникновение интеграционной группировки часто вынуждает другие страны прибегать к аналогичным мерам. Так, образование "Общего рынка" заставило другие европейские страны создать ЕАСТ, а расширение ЕЭС и превращение его в ЕС вызвало формирование НАФТА и т.д.

Успех "Общего рынка" на путях экономической интеграции вызвал бурную имитационную деятельность по созданию региональных объединений во всех частях света. Однако очень быстро многие из них распались из-за политических разногласий, отсутствия предварительной проработки экономических проблем и т.п. Новый этап формирования или расширения региональных интеграционных группировок начался в 1990-х годах в связи с несколько искусственным расширением рынков мировых лидеров и коммуникационной глобализацией. Именно ее импульсы, увеличившие неустойчивость хозяйств менее развитых или просто малых стран, стимулировали новый

стр. 91

прилив экономической регионализации. В результате в конце минувшего века в мире существовало, как минимум, пять относительно успешных интеграционных группировок, в которые входило свыше 50 стран (АСЕАН, ЕС, Меркосур, НАФТА, ОЭС).

Экономико-политическое взаимодействие между странами-членами таких объединений создает пространство, на котором частично снимаются внутренние барьеры для торговли и инвестиций, а также создается или не создается (в зависимости от способа объединения) общая таможенная политика. Для укрепления взаимных связей проводится координация других направлений экономической политики - налогово-бюджетной, денежно-кредитной, транспортной, энергетической, социальной и пр. В результате в интеграционной группировке фактически возникает преференциальный режим для стран-членов и их фирм, тогда как компании других стран этим льготным режимом не пользуются. Льготы для предприятий стран-членов на обособленном экономическом пространстве могут и выталкивать часть производства за его границы, тем самым способствуя глобализации. Но в основном они все-таки способствуют удержанию капитала своих членов в регионе, и со временем внутрирегиональное сотрудничество начинает набирать обороты. Эмпирический материал показывает опережающий рост внутрирегиональной торговли. Она, впрочем, может стимулироваться и благодаря встречным капиталовложениям, как национальным так и ТНК.

Возникнув и доказав свою эффективность, региональное интеграционное объединение начинает самовоспроизводиться и закрепляется как особая, относительно обособленная часть мировой экономики. С одной стороны, это достигается путем принятия соответствующего законодательства, например, о максимальной доле импортных деталей, тяжбами с ВТО и МВФ, а с другой - консенсусным принятием новых членов в интеграционную группировку. Эффективные региональные объединения нередко привлекают новых членов, тем самым расширяя этот сегмент мировой экономики. Часто получается так, что новые члены даже больше зависят от внутрирегиональной торговли, чем старожилы. В результате опережающий рост внутрирегиональных связей получает дополнительный импульс. В то же время далеко не все интеграционные объединения оказываются достаточно эффективными. Поэтому у малых стран, поначалу на них рассчитывавших, практически не остается другого пути, как налаживать отношения с той или иной региональной державой и отчаянно маневрировать в поисках моделей мало-мальски равноправного партнерства. Тяжелые, но жизненно необходимые для спасения национального хозяйства уступки все же лучше, чем перспектива превращения в игральные кости мировой экономики.

ВЗРОСЛЕНИЕ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ

По достижении определенного момента ("критической массы") регионализация может начать сдерживать глобализацию, так как последняя оказывается все менее выгодной и все более рискованной. Иначе говоря, регионализация может служить как следствием, развитием глобализации, так и препятствием на ее пути.

Между тем на рубеже веков интеграционные процессы второго типа в мировом пространстве заметно усилились. Достаточно отметить расширение ЕС, создание новых группировок на постсоветском пространстве, активизацию интеграционных процессов в регионах Южной Азии и Латинской Америки. В экономическом плане это вызывается продолжающимся натиском глобализации, а в политическом - трансформацией биполярной системы в монополярную. Оба эти процесса усиливают нестабильность в окружающем мире, которая вынуждает многие страны искать защиты в региональных интеграционных объединениях. Именно поэтому значение регионализации как препятствия глобализации возрастает.

стр. 92

Как подтип регионализации возникли так называемые треугольники развития. Наиболее часто примером такого треугольника называется взаимодействие между Сингапуром, малазийским штатом Джохор и индонезийскими островами Рийк. Быстрое развитие экономических связей, включающее перемещение товаров, услуг, капиталов, технологий и рабочей силы, придает этим территориям вид регионального пространства, отличающегося высокой эффективностью производства. Но при этом суверенитет правительств Индонезии и Малайзии над подвластными территориями ослабевает. Хотя схожие анклавы возникают и в других регионах мира, по-видимому, жизнеспособными они могут оказаться лишь в тех случаях, когда экономическое взаимодействие развивается между территориями государств, входящими в одни и те же интеграционные группировки, способные сбалансировать прибыли и убытки. Представляется, что в других случаях государства будут принимать жесткие меры для того, чтобы не утратить суверенитета над "треугольными" территориями. Поэтому такой подтип сотрудничества может внести лишь ограниченный вклад в регионализацию и находится между нею и глобализацией.

Столь же эклектичен и так называемый открытый регионализм. Его идеологи утверждают, что он ведет к сотрудничеству не только внутри региональной группировки, но и между всеми объединениями, а также внутри всей мировой системы, что очень эффективно. Явными сторонниками "открытого регионализма" выступают страны, с одной стороны, активно втянутые в международное разделение труда, а с другой - своеобразные аутсайдеры, не входящие в складывающиеся региональные группировки (например Южная Корея). В отличие от прошлого экономические связи члена региональной группировки с любым государством, не входящим в ее состав, не ограничиваются. Но прием в состав объединения ограничивается (ЕС, АСЕАН, НАФТА). Напомним о длительных дискуссиях по поводу приема новых членов в первые две организации. По-видимому, менее выгодны и сами эти связи. Поэтому, как представляется, "открытый регионализм" внутренне противоречив и не имеет самостоятельного значения.

Распространено мнение, что в последние десятилетия нарастает самодостаточность развитых стран (членов ОЭСР), чему в немалой степени способствовали успехи "новой экономики" и легкое получение доступа к ресурсам ряда "переходных" стран в 1990-е годы. Но при таком понимании получается, что в мире возникают две подсистемы. Одна состоит из группы развитых и небольшого числа близко примыкающих к ним развивающихся стран, вовлеченных в глобализацию. Вторую образует весь остальной массив государств, слабо затронутых этим процессом. В реальности же правомернее говорить о двух тенденциях в мировом развитии: к глобализации и к регионализации, поскольку все страны, так или иначе, участвуют в обоих процессах.

Как известно, процессы глобализации вызываются как углублением международного разделения труда (в его неизменно "прогрессивных" формах), так и давлением крупнейших держав, крупных международных институтов и ТНК. Требуя от всех экономических субъектов повышения денежной эффективности хозяйств, глобализм просто не дает менее развитым странам достаточно времени, чтобы создать необходимую для этого базу. Действия же в рамках регионализации в большей мере отвечают интересам более слабых участников: им для разминки предоставляются более легкие рынки - не только в экономическом, но и в политическом, социальном и культурном плане.

За глобализмом и регионализмом стоят довольно мощные силы, что делает малопредсказуемым исход их борьбы. Однако есть все основания полагать, что она будет достаточно продолжительной. Одним из факторов, способных существенно улучшить позиции регионалистов, может стать более тесное политико-экономическое взаимодействие участников регионализации описанных нами основных типов. Это

стр. 93

уже происходит: весьма важным и символичным представляется соглашение о зоне свободной торговли, подписанное между Китаем и АСЕАН в конце 2001 г.

С появлением регионализации первых двух типов расстановка сил в мире заметно усложнилась. Она чем-то напоминает период иерархической системы (тогда Великобритании противостояли не только отдельные страны с сугубо индивидуальными интересами, но и центры силы, представленные преимущественно колониальными или полуколониальными империями). И ныне мы видим взаимодействие трех типов субъектов международных отношений: отдельных стран, далеко не равных между собой по совокупному потенциалу, региональных держав и региональных интеграционных объединений. При этом роли отдельных субъектов могут накладываться друг на друга: часть стран может выступать в разных ипостасях. При этом "индивидуалисты" способны занимать более гибкие позиции: в зависимости от обстоятельств они идут на компромиссы, уступки, временные соглашения и т.п. Что же касается региональных держав и состоявшихся экономически региональных объединений, то их позиции выглядят более определенными. Пределы их гибкости очень ограниченны, так как само их появление обязано определенному консенсусу стран-участниц. Поэтому их развитие может быть лишь постепенным. В этом смысле именно поэтапный регионализм способен придать столь необходимую стабильность современным международным отношениям. В нем, помимо прочего, ощущается явное предпочтение прочности и консерватизма хозяйства в противовес "безумствам" нынешней мировой экономики.

* * *

Между регионализацией различных типов и глобализацией пока нет антагонизма, и он не желателен для всех. "Непримиримыми" могут оказаться идеологи - сторонники глобализма и регионализма. Важно, чтобы и они нашли общий язык, сумели договориться об общих целях и неизбежных остановках на пути к ним. Беда в том, что глобализация в нынешнем виде, как мы попытались показать выше, фактически является препятствием на пути к созданию мирового хозяйства, как централизованного так и кластерного.

К сожалению, теоретические основы деятельности самых влиятельных мировых институтов (МВФ и ВТО) парадоксальным образом одновременно и консервативны, и отличаются игнорированием политэкономической классики. Спутано движение товаров и капитала. Главное же занятие МВФ - реструктуризация долгов является очевидным паллиативом и вдобавок растратой ресурсов, поскольку клиентами как правило оказываются страны, пренебрежительно относящиеся к своему хозяйству, а стало быть, и к перспективе построения мирового хозяйства. Происходит это отчасти потому, что такие заемщики не сумели вписаться в регионализацию, которая дает хозяйству хоть какие-то возможности развиваться. Но именно региональное сотрудничество находится на одном из последних мест в кредитной политике МВФ.

ВТО, в свою очередь, заявляя о равном доступе к рынкам и добиваясь постоянного снижения тарифов, в упор не видит того, что такие снижения все сильнее дискриминируют производителей, работающих только на внутреннем рынке (по сравнению с экспортерами и импортерами). В результате все заботы Запада о малом бизнесе оборачиваются лицемерными подачками тем, у кого отбирают рынок. О вечно не замечаемом аграрном протекционизме Запада написаны уже тысячи работ. Страны ОЭСР при вздутых непомерно высоким потреблением и полувоздушными деньгами ценах на своих внутренних рынках регулярно проводят "антидемпинговые" расследования против государств, где деньги и цены еще продолжают играть роль рыночного распределителя ресурсов. Тучи инструкторов-транзитологов тратят гигантские сум-

стр. 94

мы на пропаганду облегченных до комиксов вариантов экономике, как бы не замечая, что "переходные страны" - это фикция, а в развитых странах рынок близок к агонии по причине перехода на договорные деньги и небывалого разгула монополий и картелей.

Распределение голосов в МВФ и ВТО решительно не отражает действительного соотношения сил ни в мировой экономике, ни в международной торговле. Покупательная способность денег - их единственная цена, все остальное - от лукавого, т.е. создания товаров и услуг, которые средний житель планеты никогда не купит из уважения к своему труду. Разумеется, жизнь в МВФ и ВТО не стоит на месте, но необходимость радикальных реформ обеих организаций, прежде всего в сторону поощрения ими регионализации, совершенно упускается из виду. Если таких реформ не провести, то векторы глобализации, с одной стороны, и обоих типов регионализации - с другой, разойдутся настолько, что само существование глобальных институтов потеряет смысл, а кризис доллара может превратиться в финансовую катастрофу.

В современных условиях регионализация начинает оказывать значительное воздействие не только на экономические процессы, но и на формирование системы международных отношений. Прежде всего регионализация ограничивает возможности маневра мирового лидера (или державы, пытающейся претендовать на эту роль) по установлению своей гегемонии. Поскольку же иметь дело все чаще приходится с объединениями государств разного типа, причем каждый из них требует своего подхода, лидеру куда сложнее навязать мировому сообществу свои интересы политическими или экономическими методами. Попытка же создания однополярного мира силой представляется запоздавшей: возможно, она могла бы увенчаться успехом в начале 1990-х годов, сразу после распада СССР и социалистической системы.

За истекшее же десятилетие, с одной стороны, относительная экономическая мощь лидера (по сравнению с другими державами или объединениями) ослабла, к тому же, он превратился в крупнейшего мирового должника, а с другой - региональные интеграционные объединения окрепли, выросло их число и состав участников, они настрадались в финансовых кризисах и очень боевиты. Существенно выросла мощь крупных держав, особенно Китая и Индии, улучшились даже связи России со своей "зоной влияния". Поэтому монополярный мир может быть построен лишь путем ограничения или устранения описанной выше структуры многоролевого взаимодействия, что либо практически невозможно, либо требует слишком широкого применения силы. Прибегать же к ней даже в отношении сравнительно слабых государств (как показывает силовая акция антииракской коалиции) не всегда возможно - требуется хотя бы видимость поддержки других стран, а получить ее в современной обстановке из-за несходства интересов или разного рода противоречий между участниками крайне сложно. Иначе говоря, регионализм неожиданно оказывается одним из важных препятствий формированию монополярного мира.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Rugman A. The End of Globalisation. The New and Radical Analysis of Globalisation and What It Means to Business. L.: Random House, 2000. P. 57.

² "Обозначившееся стремление к расширению регионального сотрудничества до нового масштаба, неизвестного ранее, в значительной степени стало ответом на процесс глобализации", - отмечает, например, польский ученый Г. Масей (Экономист. 2002. N 9. С. 24).

³ Часть такой деятельности ведется в полном соответствии со стандартным определением предмета экономических наук: "Человеческие существа - несчастные создания - обременены потребностями. В числе прочего нам нужны любовь, общественное признание, материальные блага и жизненные удобства. Наша борьба за улучшение материального благосостояния, наше стремление "заработать себе на жизнь" -это и есть предмет экономике, экономической науки. Точнее, экономике - это исследование поведения

стр. 95

людей в процессе производства, распределения и потребления материальных благ и услуг в мире ограниченных ресурсов" (Макконнелл К. Р, Ерю СЛ. Экономикс. Баку: Азербайджан, 1992. С. 18). Свою лепту в такое понимание хозяйства сделали и авторы известного доклада "Пределы роста", исходившие из затратных параметров мировой экономики конца 1960-х годов и представлений о "демографическом взрыве". Ни того, ни другого теперь уже нет.

⁴ Кондратьев Н. Д. Основные проблемы экономической статики и динамики: предварительный эскиз. М.: Наука, 1991. С. 109 - 110.

⁵ В хозяйстве же - не столько отдельные игроки, сколько коллективизм. Коллективное психическое в хозяйстве и его выгоды хорошо описаны Н. Д. Кондратьевым.

⁶ В двух последних выражениях экономику просто путают с хозяйством.

⁷ Производители "берут реванш" не лучшим образом: в начале захвата рынка новым товаром качество еще высокое, затем его постепенно снижают, экономя на издержках.

⁸ Теоретически и сервисизация, и неформальный сектор близки к нулевому хозяйству. Одновременно они ближе регионализации, чем глобализации.

⁹ Strange S. Mad Money. When Markets Outgrow Governments. N.Y.: Ann Arbor, 1998. Сьюзан Стрэйндж -автор нашумевшей книги "Капитализм казино" (1984).

¹⁰ Рикардо Д. Начала политической экономии и податного обложения (The Principles of Political Economy and Taxation). Собр. соч. Т. 1. СПб.: Зерно, 1908. С. 81.

¹¹ Там же.

¹² Конечно, далеко не все разделяли и разделяют эту точку зрения. Иоганн Фихте, комментируя "воспевания мировой торговой системы", точно выразил состояние умов тогдашних глобалистов: "Но, как мне кажется, мы, стремясь стать всем и быть везде дома, - ничем как следует не стали и нигде не находимся дома" (Фихте И. Г. Замкнутое торговое государство (1800) // Фихте И. Г. Сочинения в двух томах. Т. II. СПб.: Милфрил, 1993. С. 356).

¹³ На других формах бунта хозяйств против глобализации - бартере, уклонении от налогов, взаимозачетах и т.п., мы здесь не будем останавливаться.

¹⁴ Динкевич А. И. Закономерности экономического развития (вопросы методологии) // Российское востоковедение в память о М. С. Капице. Очерки, исследования, разработки. М.: Муравей, 2001. С. 504 - 505.

Постоянный адрес данной публикации: