Вопрос о характере, причинах и последствиях Английской революции XVII века порождал споры со времени ее свершения. В дни моей молодости ее называли в Англии "пуританской революцией", обращая внимание главным образом на религиозные факторы; 1640 - 1660-е годы рассматривали как период "междуцарствия", времена беспорядка и бессмыслицы, закончившиеся возвратом к "норме" реставрацией монархии в 1660 году. "Славная" революция 1688 г. считалась доказательством стабильного и мирного развития английской конституции на пути к тому совершенству, которое присуще ей в XX-м веке.

К началу второй мировой войны подобные взгляды устарели. Под влиянием К. Маркса, М. Вебера и находящегося под воздействием Маркса Р. Тоуни историки стали обращать большее внимание на экономические причины революции, сохраняя одновременно и приверженность концепции С. Р. Гардинера (1829 - 1902), пустившего в употребление сам термин

Хилл Кристофер - профессор Оксфордского университета, Великобритания.

стр. 148

"Пуританская революция". В спорах по поводу концепции Тоуни о "возвышении джентри", теории Х. Тревора-Ропера об "упадке джентри" и трудов Л. Стоуна о "кризисе аристократии" всячески подчеркивалась роль долговременных факторов - экономических и социальных причин революции. Начиная с 60-х годов, было проведено большое количество исследований социального размежевания в Англии накануне революции ¹ . Многое было сделано и для изучения радикальных движений в период революции - левеллеров, диггеров и сектантов - "людей пятой монархии" (А. Л. Мортон, Б. С. Кэпп, Д. Андердаун, Х. Лэмонт, Дж. Эйлмер, А. Вулрич).

Однако, начиная с середины 70-х годов положение изменилось. Традиционную концепцию Английской революции стали оспаривать "ревизионисты". Большинство из них старались принизить значение революции, утверждая, что это вообще не была революция, подчеркивая момент преемственности и постепенности, а также предпочитая выдвигать на первый план личные и случайные факторы.

Некоторые марксисты и последователи Тоуни, включая и меня, причинили себе немало вреда, используя в своих работах нечеткие формулировки. В моей первой книге, опубликованной в 1940 г., я пытался отождествить парламент начала XVII века с буржуазией; сегодня я отрицаю такой тезис. Во многих отношениях изначальная критика, высказанная "ревизионистами", была полезной. К. Рассел утверждал, что до 1640г. в Палате общин не было революционной партии, то есть группировки, которая бы сознательно разработала план свержения старой власти. В книгах "Кризис парламентов, 1509 - 1660" и "Парламент и политика в Англии, 1621 - 1629" ² , он доказывал, что парламент и не помышлял о нападении на трон, а предпочитал сотрудничать с ним; не было и политического механизма, через который могла действовать соединенная оппозиция. Парламент созывался редко, только по желанию короля. Возможно, существовали расхождения по конкретным вопросам, но организованной оппозиции и системы партий не было. Кризис в парламенте в 1620-х годах был результатом десятилетней и неудачной борьбы, а не следствием каких-либо долговременных факторов. Рассел особо подчеркивал относительно небольшое значение Палаты лордов, а также зависимость членов парламента от покровителей в этой палате: оппозиция в Палате общин скорее выражала противоречия при дворе и в Тайном совете, но не в стране. Рассел доказывал, что Английская революция не была неизбежной; по его мнению, она явилась результатом ряда случайных совпадений, пришедшихся на конец 30-х - начало 40-х годов. Что же касается тех долговременных социально-экономических причин революции, о которых писали Гаррингтон, Маркс, Тоуни и Стоун, "ревизионисты" их игнорировали. Благодаря Расселу, переделывая недавно свою книгу "Век революции", я вычеркнул определенный артикль в слове "оппозиция". Я не знаю, может ли выражение "та оппозиция" побудить читателя предположить, что в 1620-х годах существовала некая "оппозиция его величеству", готовая взять в свои руки бразды правления, и не думаю, чтобы я когда-нибудь полагал это. Данная фраза устарела и неудачна, такое ее истолкование может привести к неправильному пониманию.

Однако Рассел неправ в общей оценке исторических событий. Если рассмотреть события 1639 - 1642 гг. (или 1621 - 1642 гг.), то нетрудно обнаружить целый ряд грубых политических ошибок, допущенных некомпетентными политиками, и оценить события, происходившие в Англии, Шотландии и Ирландии и впоследствии приведшие к революции в этих странах, совершенно изолированно. Если допустить, что долговременных причин революции не существовало, то придется признать шотландское восстание 1639 г., восстание в Ирландии в 1641 г. и английскую гражданскую войну 1642 г, как события изолированные, случайно совпавшие во времени. Можно отрицать важность церковной политики архиепископа Лода, если не признавать, что ей предшествовала деятельность архиепископов Уитгифта и Банкрофта, а также шотландского короля Якова VI.

Если иметь в виду задачу - всего лишь объяснить, почему в 1642 г. в Англии началась гражданская война, а не вскрыть причины революции в целом, тогда вполне возможно не придавать большое значение общественным волнениям и мятежам в 1639 - 1642 гг. и в предшествующие им годы. Но тогда придется закрыть глаза и на то, что случилось после 1645 г. - на мятеж в "армии нового образца" (которая, как считали некоторые современники, лучше, чем парламент, представляла английский народ), на движение левеллеров и диггеров, на казнь короля, на историю республики и на множество других, совершенно беспрецедентных событий, последовавших за гражданской войной. Рассел не стремится объяснить их и поэтому позволяет себе игнорировать тот факт, что именно давление снизу сыграло важную роль в развязывании гражданской войны в 1642 г. и в дальнейшем поведении обеих конфликтующих сторон. Б. Мэннинг убедительно показал значение этих выступлений в сво-

стр. 149

ем труде "Английский народ и Английская революция". К. Холмс и К. Линдли подтвердили его выводы на материале Восточной Англии, Э. Хьюз - на примере Уоркшира, Д. Андердаун - для Сомерсета. Можно привести и другие примеры.

Здесь мы подошли к работе еще одного историка, принадлежащего к "ревизионистам", - Джона Моррила. В 1974 г. он опубликовал одно из лучших своих исследований по графству Чешир. Два года спустя появляется работа "Бунт провинций; консерваторы и радикалы в английской гражданской войне. 1630 - 1650" ³ . В этих книгах и в ряде статей этот автор следует взглядам, высказанным в ранней работе А. Эверита по Суффолку и Кенту, утверждая, что "общество графств" (под которым он понимал джентри как правящий в графствах класс) не интересовали конституционные вопросы и внешняя политика: их больше занимали местные, а не общенациональные проблемы. В ряде мест они выступали против введенных парламентом "корабельных денег", но не потому, что основывались на конституционных принципах, а по той причине, что в их местности налоги распределялись неравномерно. В большинстве графств джентри старались до последнего момента не допустить развязывания гражданской войны. "Общество графств" изображено как аполитичное и нейтральное, стремящееся держаться подальше от центрального правительства, а также и от гражданской войны, которая, как представлялось, пришла в их графство откуда-то извне.

Как заметил один из критиков Морила, "ревизионистской" школе почти удалось доказать, что гражданской войны вообще не было. Морил, цитируя эти критические высказывания, с подкупающей откровенностью признал, что из-за "некоторой близорукости" допустил ошибку. К этому времени историки обнаружили, что в графствах жили не только джентри, но и другие слои. К. Холмс показал, что междуклассовые противоречия в Восточной Англии в 1642 г. побудили джентри занять определенные политические позиции. Д. Андердаун на примере Сомерсета, Э. Хьюз - на примере Уоркшира, Б. Дж. Блэквуд - Ланкашира, Э. Флетчер - Сусекса, П. Кларк - Кента, С. Роберст - Девона пришли к заключению, что "общество графств" не обязательно отстаивало интересы только своих графств. Экономические регионы не совпадали с границами последних. Имеется много свидетельств, что в провинциях интересовались вопросами, относящимися к внешней политике (которая была связана с религиозными убеждениями), и конституционными проблемами.

Продолжение исследований вызвало некоторое замешательство в среде историков "общества графств". То, что должно было стать чуть ли не новой ортодоксией, распалось еще до того, как окончательно сложилось. Сейчас Морил признает, что "общество в целом испытывало гораздо более глубокий кризис, чем полагал Эверит". И он прав. Интересные наблюдения по самым разным графствам подтвердили, что эти обобщения оказались преждевременными. Существует опасность слишком сентиментального отношения к "обществу графств", состоявшему из джентри: защита интересов графства очень часто означала защиту интересов правящего класса с его привилегиями и собственностью. Не все арендаторы и не всегда любили своих лэндлордов. Сейчас уже невозможно представить себе нарисованную П. Лэслетом картину "одноклассового общества", состоявшего только из джентри. В XVII в. этого мнения придерживались и многие представители джентри. Уже давно было высказано предостережение - не воспроизводить "иллюзии того времени", принимая их за историческую правду.

К несчастью для Рассела, он изучал историю парламента в свете работ об "обществе графств", и при том как раз тогда, когда уже стало очевидно, что эти историки не имеют единого мнения о том, что, собственно, хотят доказать. Рассел и Морил сделали некоторые ценные наблюдения, но я не согласен с их главными заключениями. Существует много свидетельств, опровергающих утверждения Рассела насчет того, что парламент был якобы недееспособен. Д. Херст подчеркнул бессилие самого правительства. В 1620-х годах оно не могло вести войну, в 30-х годах не играло сколько- нибудь важной роли в международных отношениях. Оно рухнуло в результате неожиданного нападения третьестепенного государства- Шотландии. Оно было не в состоянии проводить самостоятельную политику; сосредоточение на одной проблеме (например, на Шотландии) ослабляло внимание к другим, вроде сбора "корабельных денег" ⁴ . Бессилие парламента отражало бессилие английского государства.

Но был ли, все-таки парламент настолько бессильным? Один из современников лорд-канцлер Элсмер, напротив, полагал, что сила парламента и особенно Палаты общин, опасно возрастает. Общественное мнение смотрело на парламент как на ведущий политический орган. В памфлете, изданном нелегально в 1539 г., Дж. Пентри заявлял, что парламент - высший в стране орган; Дж. Пим сделал аналогичное заявление в 1629 году ⁵ . В 1610 г.

стр. 150

считалось, что парламент, похоже собирается внести значительные изменения и провести реформы в государстве ⁶ . В произведении Рэли "Прерогатива парламентов" и Т. Гейнсфорда "Дух Рэли" (1620 г.) излагались программы действий, которые должны были быть проведены парламентом (название трактата Рэли было нарочито провокационным).

Рассел (хотя и довольно мягко) настаивает на том, что "успех парламента в возбуждении народных ожиданий можно приравнять только к его неспособности удовлетворить их", но в конце концов, "народные ожидания" и были сутью дела. Зачем многие члены парламента вели дневники, если то, что они записывали, было столь несущественно? Ни один другой период в истории Англии не знает такого их количества. Почему членов парламента арестовывали, если их разговоры не были опасны? Почему в 1621 г. Гондомар сказал, что Испания не может начать переговоры, пока парламент не будет распущен ⁷ - Когда Карл I в 1628 г. категорически заявил, что "не во власти палат принимать или вводить какой- либо закон помимо его воли", какие "доктрины..., утвердившиеся в то время", он считал необходимым опровергнуть? Почему в 1643 г. он указывал на "идол, именуемый парламентом"? Во всех отношениях 1628 г., по- видимому, оказался переломным моментом, так как парламент попытался воззвать к общественному мнению, которое сам формировал вне своих стен и вне тех слоев населения, которые прежде составляли политическую силу нации ⁸ .

Среди долговременных причин, которые игнорируют "ревизионисты", следует обратить внимание на экономический кризис конца XVI - начала XVII в., в котором бурный рост населения и развитие капиталистических отношений сочетались таким образом, что богатые еще более богатели, а бедные беднели. Это привело к тому, что правительство, не располагавшее постоянной армией и эффективным бюрократическим аппаратом, оказалось во власти налогоплательщиков, которых представлял парламент. В 1610 г. ("большой договор"), а также в 1620-х и в 1640 - 1641 годах предпринимались попытки усовершенствовать систему налогообложения, но это не могло быть достигнуто до 40-х революционных годов, когда были введены налог на землю и акцизный сбор, остававшиеся основными налогами в Англии на протяжении последующих 150 лет.

Фискальная реорганизация была необходима, без нее невозможно было получить ресурсы для создания современного государства. Правящий класс уже понимал, что будущее страны зависело от развития торговли и создания колониальной империи. Экспорт новых видов сукна, легких тканей в страны Средиземноморья, требовал организации защиты купеческих кораблей от морских пиратов. Первые короли из династии Стюартов не могли обеспечить этой защиты. Карл I предложил английским купцам держаться в стороне от Средиземноморья, поскольку не мог обеспечить их охрану. Только после революции, в 1655 г. флот У. Блейка (к тому времени сильнейший в мире) прочесал все Средиземноморье и сделал его безопасным для английских купцов и их прибылей. Только в 1657 г. пиратская база была разгромлена и передана Англии. Английские купцы давно призывали к изданию Навигационного акта, дававшего право на торговлю с английскими владениями только им. Этот закон был принят в 1649 г., то есть уже в условиях республики. Только в 1650-х годах мощь государства эффективно использовалась в интересах английских купцов и колонизаторов (Первая голландская война 1652 - 1654 гг., "Западный проект" Кромвеля 1655 г.).

Английские лендлорды давно добивались установления полных прав собственности на свои земли. Начиная с 1610 г., они агитировали за отмену феодальных держаний и "суда опеки". В 1645 г., после победы над королем, феодальные держания были отменены и земля стала товаром, который можно продавать и покупать. Одновременная отмена "суда опеки" покончила с системой произвольных налогов на имущество умерших, которая препятствовала долгосрочному планированию капиталовложений в сельское хозяйство.

Во времена протектората Оливера Кромвеля, была предпринята попытка подтвердить отмену феодальных держаний в его первом парламенте в 1654 году. Роспуск парламента помешал этому, и закон приняли в 1656 году. Когда в мае 1660 г. парламент согласился с реставрацией короля Карла II, первым же делом, к которому обратилась палата общин, было окончательное подтверждение отмены феодальных держаний. Крупные землевладельцы получили землю в абсолютную собственность. Мелкие держатели- копигольдеры, требовали через левеллеров и им подобных таких же гарантий для своих держаний. Но это стало бы препятствием на пути их экспроприации и изгнания с земли в тех случаях, когда они мешали намерениям крупных собственников. Акт 1660 г. специально оговорил, что копигольдеры указанных прав не имеют. Аграрный переворот конца XVII - начала XVIII в. вызвал большой экономический подъем, но выгоды от него достались крупным землевладельцам и фермерам, а копигольдеры и иомены скоро исчезли как класс.

Мы не знаем, были ли Навигационный акт и отмена феодальных отношений

стр. 151

первостепенными по своему значению мероприятиями для большинства членов парламента в 1640 году. Но так или иначе, они относятся к самым важным достижениям Английской революции, а неспособность старого режима провести необходимые реформы следует считать одной из причин его краха.

Говоря о долговременных причинах, мы не должны забывать о религиозных факторах. Существует фундаментальное противоречие между стремлением протестантов к непосредственным взаимоотношениям между индивидуальным сознанием и Богом, с одной стороны, и властью любой государственной церкви, с другой. Это противоречие вызывало волнения при Елизавете, Якове I и Карле I. Наибольшей интенсивности они достигли при архиепископе Лоде. Рассел трактует рост его влияния как чуть ли не королевскую прихоть, столкнувшуюся с наследственными предрассудками протестантского джентри. Но со времен Реформации установились прочные связи между протестантизмом и английским патриотизмом, подкрепленные сознательной популяризацией написанной Фоксом "Книги мучеников", празднованием дня Порохового заговора и т. д. Церемониал и теология Лода выглядели как возвращение к папизму, что казалось особенно зловещим в свете происпанской политики, в то время, когда протестантизм в Европе, казалось, приходит в упадок в результате Тридцатилетней войны. Сторонники Лода оказались во все усиливающейся зависимости от короны, защищавшей их от критики. Фактически в первой половине XVII в. единственными сторонниками абсолютной монархии в Англии были епископы и другие властолюбивые священнослужители ⁹ . Продиктованный политическими и религиозными делами курс короля по отношению к Шотландии вызвал там восстание против английского правительства в 1638 - 1639 годах. Но этот конфликт был новым не в большей мере, чем пуританизм в Англии. Новизна заключалась в усиливающейся изоляции и безрассудстве правительства, а также в объединении его врагов.

Рассел и Морил внесли серьезный вклад в понимание истории Англии XVII в. хотя мне и пришлось подвергнуть критике некоторые их выводы. Гораздо больше беспокойства вызывают крайности некоторых молодых историков ¹⁰ . Например, один из них довел указание Рассела о зависимости членов парламента от покровителей в Палате лордов до утверждения, будто "в начале XVII в. парламенты служили орудием для возрождения аристократической власти". Эти авторы утверждают, что юристы, имевшие поддержку сверху, подобно Дж. Селдену, удачливые ораторы вроде Дж. Элиота (служившего в палате общин сначала Бэкингему, а позднее Пемсброку) передавали указания из верхней палаты в нижнюю. "Группа пэров организовала и провела кампанию против Карла I, которая завершилась победой на поле боя в 1644 - 1646 годах", - уверяют эти историки. С 1620-х годов "реформистская сеть ливианских революционных пэров" (!) передавала указания" своим лакеям в Палате общин. Более того они якобы контролировали настроения лондонского Сити, от тузов купечества до простого народа и моряков. Но все это очевидная чепуха. Элиот был крупным земельным магнатом. Селден женился на вдове графа. Джон Пим, куда менее важная персона, был приживальщиком у графа Бедфорда. Однако Рассел, который знает о Пиме больше других, не нашел ни одного свидетельства, чтобы тот когда-либо действовал по указаниям Бедфорда или своего последующего покровителя графа Уорика.

Вся концепция, будто члены парламента были марионетками, которых дергали за ниточки сверху, обнаруживает свою абсурдность, когда мы устанавливаем, что члены парламента меняли своих покровителей. Если некий парламентарий сменял патрона по причине политических разногласий, то тем более он мог подыскать себе патрона по принципу политического соглашения. Трудно избежать запретного слова "принцип" в данном случае. Нэмировский просопографический метод, преследовавший цель объяснить политический курс в XVIII в., представляется мне подходящим лишь для тех периодов, когда не было серьезных политических проблем, разделяющих нацию.

Рассмотрим логику, которой нам предлагают следовать. Оказывается, роль пэров была настолько важна, что они могли посадить своих кандидатов в Палату общин и полностью контролировать их действия. Деятельность группы из шести или семи пэров могла вызвать гражданскую войну. Но как бы им это удалось? Как бы они завоевали преобладание над двумя третями верхней палаты, которые поддерживали короля? Что же делали в таком случае другие пэры со своими сторонниками? Ведь, чем большей была роль пэров, тем меньше возможностей было у этой горстки развязать революцию, направленную в том числе и против остальных членов верхней палаты. Как ни подходи к анализу этого вопроса, ясно, что они могли совершить нечто подобное только путем объединения с большинством в Палате общин и большей частью населения вне парламента, или манипулирования ими. Единственный способ объяснить, почему же другие пэры не оказывали противодействия

стр. 152

через своих сторонников и подопечных - это признать, что пэры не контролировали общество, что джентри и простой народ имели свой взгляд на положение вещей и развитие событий и действовали независимо от пэров. Теория тайного сговора "сети ливианских революционных пэров" приводит к совершенно противоположным выводам, она демонстрирует беспомощность пэров как социальной группы. Но и это не соответствует фактам. Хирст утверждает, что в 1620-х годах влияние аристократии и двора на результаты выборов в парламент падало. К 1624 г. лица, выдвинутые пэрами и придворными, не могли быть уверенными, что получат места представителей от графств и вынуждены были искать способы выдвижения их в кандидаты в местечках, где было гораздо больше возможностей оказывать давление и покровительство ¹¹ .

Хирст и Дж. Х. Хекстер рассеяли эти фантазии, и можно было полагать, что проблема исчерпана ¹² . Ни Рассел, ни Морил не несут, разумеется, ответственности за своих эпигонов. Историки молодого поколения показали, что они способны вычленить то, что было полезным в течении "ревизионизма", а что- преходящей модой. "Анализ локально- центральных взаимоотношений на каждой стороне предполагает наличие фундаментального контраста в политических процессах роялистов и парламентариев, контраста между упорядочным, организованным и даже гибким парламентаризмом и капризным, индивидуализированным, носящим частный характер роялизмом. Можно даже полагать, что консолидация политической деятельности народа дает наилучшее основание для того, чтобы смотреть на английскую гражданскую войну как на буржуазную революцию" ¹³ .

В отличие от Хьюза, многие английские и американские историки наивно невежественны. Некоторые из них рассматривают понятия "сельскую буржуазию" и "аграрный капитализм" как терминологически противоречивые, поскольку расценивают буржуазию и капитализм как городские явления. Некоторые доказывали, что поскольку в число роялистов входили лендлорды, а некоторые купцы получали монополии от правительства Карла I, то не могло иметь место социальное расслоение в период гражданской войны. Один дружественный мне рецензент полагал, что я будто бы "отверг традиционную марксистскую точку зрения, что буржуазия играла ведущую роль в революции", когда писал, что капиталистические предприниматели, купцы и банкиры не были заметны в рядах "армии нового образца". Некоторые критики утверждают, что поскольку слова "класс" и "революция" не употреблялись в современном значении в XVII в., историки также не должны использовать их, когда пишут об этом периоде (на самом же деле оба термина и тогда использовались в их современном значении, но это не главная причина, чтобы употреблять их для его описания). Я не соглашусь с точкой зрения, что понятие "революции" означает движение, которое сознательно планировалось заранее. "Мы не можем извлечь ничего полезного из грандиозных обобщений, касающихся причин гражданской войны, - пишет один историк, - ибо люди не думали о последствиях своих действий" ¹⁴ . Но это все равно что говорить: авиакатастрофа не могла произойти потому, что мы знаем, что ни пилот, ни пассажиры этого не хотели.

Одной из ошибок "ревизионистов" была тенденция приписывать чрезмерную важность официальным политическим документам и иногда рассматривать их некритически. Я полагаю, что это объясняет, почему историки, изучающие "общество графств", готовы принимать на веру заявления джентри, что именно они составляют графство. То же самое происходит и с парламентскими дебатами. Установленный в Палате общин этикет традиционно обставлялся так, чтобы оградить короля от каких-либо обвинений. Если политика была неправильной и даже злонамеренной, то вся вина должна была возлагаться на "дурных советников". Короля никогда нельзя было подвергать критике напрямую. Записи парламентских дебатов и государственные документы выглядят так, будто в них дается адекватное описание фактов. Но если обратиться к частным дневникам и переписке, то обнаруживается другой мир, в котором имеют место и весьма критичные высказывания по отношению к королю. Если прислушаться к тому, что говорили и о чем думали простые люди, то видно, что настроения их были совершенно иными. Это заставляет по-новому подходить к требованиям правительственных ораторов не открывать "черни" ничего из того, что происходило в парламенте, к тому, что Палата общин настойчиво требовала, например, издать Петицию о праве в 1628г. и Великую ремонстрацию в 1641 году. Вне парламента существовал мир, взгляды которого сильно отличались от взглядов джентри из Палаты общин. Только в зашифрованном виде сэр Симондс д'Ивес связал в своем дневнике эти два мира, когда писал в 1622 г., что существуют "надежды на восстание" ¹⁵ .

Особенно полезно в этом смысле изучение истории идей. К. Томас в исследовании "Религия и упадок магии" пытается вписать интеллектуальную историю целого столетия в социальный контекст. Ч. Уэбстер, Дж. Джекоб и М. К. Джекоб показали тесную

стр. 153

взаимосвязь, существовавшую между некоторыми учеными и процессами, происходившими в парламенте, а также значение Английской революции для развития науки в Англии ¹⁶ . Целая школа историков литературы, вдохновленных Хайнеманн, наглядно доказала на материале литературы наличие глубокого кризиса в обществе в начале XVII века ¹⁷ . Дж. Эпплбай подобным же образом связал выход экономической науки в Англии на проблемы социального развития; не случайно в Английской революции он видит несомненный разрыв с прошлым ¹⁸ . Сомервил опроверг мысль, столь существенную для концепции Рассела- Морила, будто до революции не существовало долговременных расхождений в идеологии, которые к ней привели ¹⁹ . Джонатан Кларк опубликовал два манифеста, в которых открыто заявил о своей политической позиции. По его мнению, шок, который вызвала избирательная кампания 1979 г., положил конец периоду интеллектуального безразличия. Особенно он обвиняет тех, чьи умы формировались по образцу межвоенного марксизма. К числу членов "старой марксистской гвардии" он относит Тревора- Ропера, С. Хекстера и меня. Кларк утверждает, что король играл важную роль в политике, в начале XVIII в. в Англии имелись партии, которые, как считают историки "старой гвардии", существовали еще в начале XVII века. Из этого делается вывод, что ничего значительного между двумя этими пунктами не случилось. Кларку не нравятся революции. Не было, говорит он, ни Английской, ни промышленной революции, только что-то среднее. "Тщательное изучение сложности и неопределенности человеческих поступков покажет значение и намерения людей прошлого, которые при ближайшем рассмотрении часто сильно отличаются от тех, которые должны были бы соответствовать телеологическому определению английских свобод". С помощью таких банальных аргументов Кларк претендует на то, чтобы доказать несостоятельность телеологического подхода к переустройству общества применительно к прошлому Англии посредством неизбежно развивающейся вигской эволюции или революционных перемен ²⁰ .

Как заметят читатели, Кларк совершенно не знает марксизма, который он осуждает. Любую ссылку на основные причины революции он отождествляет с "экономическим детерминизмом". "Революция не планировалась в 1640 г.", пишет он; модель Хилла о "восстании городской буржуазии против джентри" (sic!) не работает", "монархия, а не демократия" определяла идеологию, господствующую в обществе. Кларк заслуживает внимания не потому, что он делает важные выводы, но по той причине, что он извлек из "ревизионизма" политически реакционную тенденцию, которой настоящие ревизионисты, может быть, и не имели в виду, но которая в современном политическом климате Англии, похоже берется на вооружение тщеславными молодыми авантюристами.

Но историки более молодого поколения продолжают борьбу. Существует все возрастающая постревизионистская тенденция, которая критикует новую ортодоксию. Я упомянул многих из них, наиболее ярких. Фундаментальные положения ревизионистских теорий были подвергнуты критике на их собственной территории политической парламентской истории; это сделал Р. Каст в своей книге "Принудительные ссуды и английская политика" ²¹ . Он показывает, что история парламента не может быть написана изолированно от экономического и идеологического развития общества в целом. И таким образом, мы снова возвращаемся к долговременным причинам.

Примечания

1. MANING B. S. The English People and the English Revolution. 1976; WRIGHTSON K. W. and LEVINE D. Poverty and Piety in an English Village: Terling, 1586 - 1660. N. Y. 1979; SHARP B. In Contempt of All Authorities: Rural Artisians and Riot in the West of England (1586 - 1660). 1980; HUN W. The Puritan Movement: The Coming of the Revolution in an English County. 1983; SEAVER P. Wallingtons World: A Puritan Artisan in 17th Century London. 1985; REAY. B. The Quakers and the English Revolution. 1985; Popular Culture in the 17th Century England. 1985.

2. RUSSELL C. The Grisis of Parliaments, 1509 - 1660. 1971; ejusd. Parliament and English Politics, 1621- 1629. 1979.

3. MORRILL J. Cheshire, 1630 - 1660: County Government and Society during the "English Revolution". 1974. Эти саркастические кавычки употреблены только на суперобложке, на титульном листе они отсутствуют; ejusd. The Revolt of the Provinces: Conservatives and Radicals in the English Civil War, 1630 - 1650. 1976.

4. HIRST D. Parliament, Law and War in the 1620s. - Historical Journal, Vol. 23, 1980; ejusd. Revisionism Revised: The Place of Principle. - Past and Present, 1981, N 92.

стр. 154

5. PENTRY J. Three Treities Concerning Wales. 1900, pp. 164 - 165; GREWE I. Proceedings and Debates in the House of Commons... in 1628. 1707, p. 22.

6. NOTESTEIN W. The House of Commons, 1604 - 1610. 1971, p. 260.

7. RUSSEL C. Parliaments and English Politics, p. 37; HEXTER J. H. Power Struggle, Parliaments and Liberty in Early Stuart England. - Journal of Modern History, Vol 50, 1978, pp. 26 - 28, 32; WILLSON D. H. The Privy Councillors in the House of Commons. Minneapolis. 1940, p. 413.

8. Commons Debates 1628. 1977, 4, 482; Malcolm Caesar's Due: Loyalty and King Charles, 1642 - 1646. 1983, p. 190; cf. pp. 88 - 90; RUSSEL С. Parliaments and English Politics, p. 58.

9. SOMMERVILLE J. P. Politics and Ideology in England 1603 - 1640. 1986; TYACKE N. Anti-Calvinists: the Rise of English Arminialism, 1590 - 1640. Oxford. 1987; HIBBARD. Charles I and the Popish Plot. 1983.

10. См., в частности, статьи в Journal of Modern History, 1977, N 49.

11. HIRST D. The Representative of the People? Voters and Voting in England under the Early Stuarte. Cambridge. 1975.

12. См. HEXTER J. H. Op. cit.; HOLMES C. The County Community in Stuart Histiryography, - Journal of British Studies, Vol. 19. 1980; HIRST D. Parliament, Law and War in the 1620s. - Historical Journal, Vol. 23, 1978;

WOOLRYCH A. Court, County and City Revised. - History, Vol 65, 1980.

13. HUGHES A. The King, the Parliament and the Localities during the English Civil War. - Journal of British Studies, Vol. 24, 1985, p. 263.

14. HILL L. M. County Government in Caroline England, 1625 - 1640. - The Origins of the English Civil War. 1983, p. 66.

15. The Diary of Sir Simonds D'Ewes 1622 - 1624. P. 1974, p. 58 - 64.

16. WEBSTER Ch. The Great Instauration: Science, Medicine and Reform, 1626 - 1660. 1975; JACOB J. R. Robert Boyle and the English Revolution: A Study in Social and Intellecual Change. N. Y. 1977: STUBBE H. Radical Protestantism and the Early Enlightenment. Cambridge 1983; JACOB M. C. The Newtonians and the English Revolution, 1689 - 1720. 1976; The Cultural Meaning of the Scientific Revolution. N. Y. 1988; MERCHANT C. The Death of Nature Women, Ecology and Scientific Revolution. San Francisco. 1980.

17. Например, Д. Нордбрик, M. Батлер, С. Шеферд, С. Стейвс, M. МакКеон, M. Уайлдинг.

18. Economic Thought and Ideology in 17th-century England. Pricenton. 1978.

19. SOMMERVILLE J. P. Op. cit.; WHITE S. D. Sir Eovoulds Coke and The Grievanses of the Commonnealth, 1621 - 1628. 1979.

20. CLARK J. C. Revolution and Rebellion State and Society in England in the Seventeenth and Eighteenth Centuries. Cambridge. 1986.

21. CUST R. The Forced Loan and English Politics 1626 - 1628. Oxford. 1987.

Постоянный адрес данной публикации: