4 августа 1991 г. Президент СССР М. С. Горбачев покинул Москву, чтобы отдохнуть в течение двух недель в своей любимой летней резиденции в Форосе, в Крыму. Это была не только любимая, но и секретная резиденция Горбачева, о самом существовании которой было известно лишь очень малому числу людей. Несмотря на перестройку и гласность, журналисты и корреспонденты любых газет в Форос вообще не допускались. Не приезжали сюда ни члены политбюро, ни министры, ни государственные деятели других стран.

Форос - это название небольшого поселка горного типа почти на самой южной точке Крымского побережья недалеко от мыса Сарыч. В прошлом это было весьма пустынное место. Большую часть года здесь дули сильные ветры, и только в августе и в сентябре погода в Форосе благоприятствовала отдыху. В районе Фороса не было раньше других построек, но именно безлюдность и изолированность этой территории побудили Горбачева и его супругу Раису Максимовну отдать предпочтение Форосу как месту для новой резиденции Горбачева в Крыму.

Летом 1985 г. Горбачев и Раиса Максимовна отдыхали в крымской резиденции Л. И. Брежнева в Ореанде. Здесь был большой комплекс домов и дач для отдыха и работы, дома для гостей - в том числе и для самых высоких партийных и государственных деятелей. Брежнев не любил отдыхать один, и рядом с ним почти всегда был кто-либо из членов политбюро и руководителей социалистических стран. Приезжали на день-два для встречи с Брежневым и некоторые из лидеров западных стран. Здесь была налаженная система охраны и правительственной связи. Однако отдых в Ореанде не понравился Горбачеву и особенно его супруге. Поэтому в конце 1985 г. было принято решение о создании новой резиденции для главы партии, который в нашей стране автоматически становился и главным лицом в государстве. В это время и был избран район вблизи поселка Форос.

Непосредственным заказчиком на строительство новой резиденции выступало Управление охраны или 9-е Управление КГБ, ибо именно это управление отвечало за эксплуатацию и охрану всех "объектов", принадлежавших политбюро ЦК КПСС. Конкурса проектов не было, это была все же секретная стройка. Первым, к кому обратился "заказчик", была группа известного архитектора академика А. Т. Полянского, которая проектировала и руководи-

Медведев Рой Александрович - кандидат исторических наук.

стр. 74

ла строительством мемориала на Поклонной горе. Но их макет не прошел аттестацию экспертной комиссии. Тогда решили передать задание военным строителям, у которых по части секретного строительства имелся очень большой опыт. За составление проекта взялась группа во главе с главным архитектором Центрального Военпроекта А. Н. Чекмаревым. Такого масштабного и вместе с тем почетного задания этот архитектор еще не получал. Создавали не дачу для Горбачева, а большой комплекс зданий и сооружений, предназначенных для отдыха и встреч с главами государств. Управление делами ЦК КПСС оплачивало лишь часть счетов на это строительство, а большая часть расходов шла за счет бюджета, в том числе и за счет расходов на армию и КГБ.

Строительные работы начались близ мыса Сарыч в 1986 г. и велись с большим размахом и интенсивностью. За строительство отвечал заместитель начальника 9-го Управления КГБ генерал А. В. Березин. В свое время он строил космодром Байконур и получил за это строительство звание Героя Социалистического Труда. А всеми общими делами, связанными со строительством в Форосе, руководил генерал-полковник Н. В. Чеков. Общая зона строительных работ занимала несколько квадратных километров. Главной, конечно, была "зона отдыха" - здесь строился "главный дом" - красивейший трехэтажный дворец, облицованный лучшими сортами мрамора и покрытый специально созданной для этого здания алюминиевой черепицей - заказ на такую черепицу получили три военных завода - в Ленинграде, в Риге и в Москве: использование обычной черепицы в сейсмоопасном Крыму было запрещено. Рядом был большой гостевой дом, открытый бассейн, спортивные площадки. В цокольном этаже располагался небольшой кинозал, речь идет о главном здании. Хозяйственная зона включала гаражи, котельную, складские помещения, здания для работников охраны, узел связи и множество других сооружений, которые обеспечивали жизнедеятельность всего объекта. Вокруг дворца был парк - до въездных ворот было около километра. По другую сторону дворца среди дубов и можжевельников, прикрепленных к скалам, шел километровый терренкур. Недалеко от мыса Сарыч располагался единственный в мире заповедник можжевеловых древовидных растений, но на месте строительства растений было мало. Здесь стоял и был заботливо сохранен одинокий дуб. Но сюда привозили и умело прикрепляли к скалам много можжевельников, в парке появились и новые дубы, а также деревья других редких пород. Сотни самосвалов привозили сюда землю из других районов страны, ее укладывали на скальное основание. Район этот был не только сейсмоопасным, но и оползневым. Поэтому все сооружения "объекта "Заря" (так он проходил по документам), ставили на прочных буронабивных сваях, которые опирались на скалу. Чтобы защитить главный дворец от постоянных и сильных ветров, строители с помощью взрывов углубились в стоявшую здесь гору, сделав ее прикрытием. Отчасти гора стала и укрытием форосского дворца. Со стороны гор первый и цокольный этажи не были видны, - казалось, стоит у моря скромный двухэтажный коттедж. Но и со стороны моря дачу можно было видеть лишь издалека, и она, врезанная в гору, как бы теряла реальные очертания и размеры. Горбачев и его жена были очень довольны показанными им макетами, да и архитектор Чекмарев считал именно комплекс зданий в Форосе вершиной своего творчества. За пределами парка шла зона охраны, и эта охрана была довольно значительной, она включала не только подразделения 9-го Управления КГБ, но и пограничную охрану - и на берегу и на море. Пограничники здесь на мысе Сарыч были, конечно же, и раньше. Но теперь их группы были значительно увеличены и укреплены. Затем шла военная зона. Самым близким к Форосу был военный аэродром Бельбек. Однако взлетную полосу этого аэродрома нужно было теперь значительно расширить и удлинить. Нуждалась в расширении вся инфраструктура аэродрома, началось строительство новых стоянок для правительственных самолетов.

Строительство новой резиденции шло быстро. На обширной строительной площадке трудились более двух тысяч опытных военных строителей - в

стр. 75

том числе и из строительных подразделений КГБ. Многие материалы доставляли грузовыми самолетами из-за границы, мрамор и отделочные материалы везли в Форос из Италии, кафель для ванных комнат - из Германии. Горбачев и особенно Раиса Максимовна внимательно следили за этим строительством - главным образом по фотографиям и макетам, дополняя проект новыми дорогостоящими деталями: летний кинотеатр, грот, зимний сад, крытые эскалаторы от главного дворца к морю и т.д. В 1996 - 1997 гг. в Советском Союзе были две самых больших стройки: в Чернобыле сооружался саркофаг - для укрытия взорвавшегося четвертого реактора Чернобыльской АЭС. А близ мыса Сарыч в Крыму сооружался форосский дворец для Генсека. Подобных резиденций не было раньше ни у советских, ни у западных лидеров. Более роскошные резиденции строили себе только Чаушеску со своей женой Еленой.

Форосская резиденция была готова к лету 1988 г., и летний отпуск семья Горбачева провела уже здесь. Но строители не покинули эти благодатные края. По мере завершения строительства в Крыму начиналось строительство не менее, а может быть, и более роскошной новой резиденции для Горбачева в Мюссерах, рядом с Пицундой в Абхазии. И здесь был сооружен роскошный дворец в невысоких горах, от него к морю был пробит туннель. Переоборудовался военный аэродром в Гудаутах. К весне во дворце в Мюссерах заканчивалась уже внутренняя отделка, и в холле вывешивались огромные люстры в форме виноградных гроздьев. Предполагалось, что лето 1992 г. семья Горбачева сможет часть своего отпуска провести в новом дворце. Впрочем, и в Форосе многие помещения пустовали. Уже в 1988 г., когда Горбачев приехал в первый раз с семьей в Форос, в печати не было никаких сообщений о месте отдыха Генсека. Горбачев и его жена были не слишком гостеприимны. Поэтому они не стали приглашать в свою новую резиденцию ни иностранных руководителей, ни членов политбюро, как это любили делать Н. С. Хрущев и Брежнев, превращавшие раз или два в году именно Крым в место для наиболее доверительных переговоров. Да и роскошь форосского дворца могла скорее вызвать недоумение или зависть, чем расположение к его хозяину. Непросто было совместить этот новый образ жизни главы советского государства с начавшейся в стране борьбой против неоправданных привилегий людей власти. Сам Горбачев говорил, что Форос не его собственность, а государственное имущество. Но весь этот дворцовый комплекс строился под вкусы и даже под структуру семьи самого Горбачева. Большую часть года форосская резиденция пустовала, но за ней надо было следить, поддерживая всю сложную инфраструктуру, заменяя смытую в море землю и высаживая новые деревья.

Первые корреспонденты смогли побывать в Форосе только 21 августа 1991 г., они прилетели сюда вместе с вице-президентом России А. В. Руцким и Е. М. Примаковым. Более подробные репортажи и фотографии из Фороса были опубликованы в 1992 - 1994 гг. Как писал один из журналистов, "в XX-м веке на Южном берегу Крыма было построено всего два чуда архитектуры - Ливадийский дворец императора Николая Второго и шикарная вилла Горбачева в Форосе с революционным именем "Заря" ¹ . "Я знаю и видел все государственные дачи всех генеральных секретарей за время Советской власти, - писал позднее начальник личной охраны Горбачева генерал-майор В. Медведев. - Форосская - вне конкуренции. Храм вырос на диво. Объект "Заря" - так значились эти царственные владения в документах КГБ. Сколько вбухали сюда народных денег - непостижимо" ² . По документам, которые представлялись к оплате военными строителями, стоимость резиденции в Форосе не превышала 100 миллионов рублей. Однако по подсчетам бывшего министра финансов и бывшего премьера СССР B.C. Павлова, который хорошо знал как составляются подобные документы, стоимость строительства в Форосе была никак не менее 850 миллионов рублей по ценам 1986 года, когда один рубль приравнивался в расчетах Центрального банка СССР к 1,3 доллара. А сколько все это стоило стране вместе с дворцом в Мюссерах и с обслу-

стр. 76

живанием!? Поражен был размахом и роскошью новой резиденции Горбачева и его неизменный помощник А. С. Черняев, который проводил летние месяцы рядом с шефом. Он записывал в сентябре 1988 г. в своем дневнике: дача Брежнева в Ливадии - "пошлый сарай по сравнению с тем, что здесь было изготовлено на колоссальной территории от Тессели до мыса Сарыч... Зачем ему это? - подумал я тогда" ³ . Позднее Черняев признавал, что именно в Форосе у него впервые появились мысли о "личностно-семейном шлейфе" великого исторического подвига Горбачева. Да, конечно, в 1986 г., когда начиналось строительство в Форосе и Мюссерах, мысли о демократии, гласности и борьбе с неоправданными привилегиями еще не очень беспокоили Горбачева. Но что было делать в 1988 - 1989 годах, когда новые дворцы были уже готовы? Не отдавать же всю эту роскошь военным ветеранам, как это было сделано с дачами N 1 и N 2 близ Ялты и с ливадийской резиденцией Брежнева. У ветеранских организаций просто не было сил и средств для поддержания всех этих роскошных владений в нормальном состоянии. Приходилось просто скрывать место отдыха от назойливых журналистов.

Не было ни одного журналиста и 4 августа на аэродроме в Крыму, где Президента СССР встречали руководители Украины, Крыма, Севастополя, командующий Черноморским флотом, генералы и адмиралы, - все как обычно. Уже на следующий день Горбачев вместе с семьей плавал в море, загорал на пляже, гулял по аллеям искусственного парка. Работал Горбачев в Форосе не очень много, больше спал. Он звонил многим лицам: шла подготовка выступления Президента СССР на процедуре подписания Союзного договора, разрабатывался сценарий самой этой процедуры, вплоть до того - в каком порядке будут сидеть за столом при подписании договора делегации от республик. Именно этот вопрос Горбачев обсуждал по телефону с Б. Н. Ельциным 14 августа. Российский президент отвечал невпопад, он думал о чем- то другом, и Горбачеву показалось, что Ельцин колеблется. "Понимает ли Горбачев, - неожиданно спросил Ельцин, каким атакам он, Ельцин, здесь подвергается?" "Борис Николаевич, - сказал Горбачев, - мы не должны ни на шаг отступать от согласованных позиций, с какой бы стороны их не атаковали. Нужно сохранять хладнокровие" ⁴ . Ельцин действительно испытывал в эти дни большое давление со стороны радикалов из своего окружения, особенно активны были Ю. Н. Афанасьев и Г. В. Старовойтова. Но и у самого Ельцина было немало сомнений. Союзный договор казался ему новыми путами, ловушкой на пути к власти в России. Он начинал думать о новых условиях и оговорках. На следующий день начались переговоры о визите Ельцина в Казахстан, где он рассчитывал поговорить не только с президентом Казахстана Н. Назарбаевым, но и с лидерами республик Средней Азии. Согласовывать программу этого визита с Горбачевым Ельцин не счел необходимым.

Во время отпуска Горбачева первыми лицами в Москве становились вице- президент СССР Г. И. Янаев и председатель Кабинета Министров СССР Павлов. Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов также ушел в отпуск и улетел отдыхать на Валдай. Во главе ЦК КПСС Горбачев оставил члена политбюро и секретаря ЦК КПСС О. С. Шенина. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС В. А. Ивашко был болен и находился в больнице. Но немалая реальная власть оказалась в эти дни в руках еще нескольких человек, которые были к тому же и самыми решительными противниками Союзного договора. Речь идет о председателе КГБ СССР В. А. Крючкове, о министре обороны СССР маршале Д. Т. Язове, о секретаре ЦК КПСС и заместителе председателя Совета обороны при Президенте СССР О. Д. Бакланове и о руководителе аппарата Президента СССР и помощнике Генерального секретаря ЦК КПСС В. И. Болдине. Болдин был мало известен общественности, однако он работал помощником Горбачева еще с 1981 года. Поэтому для многих высших должностных лиц страны участие Боддина в событиях августа было признаком согласия на предстоящие действия самого Горбачева. Эти люди и раньше получали нередко указания и распоряжения

стр. 77

Президента и Генсека не от него лично, а от руководителя его канцелярии. Дел было так много, а положение в стране было столь тяжелым, что многим казалось, что Горбачев намеренно и демонстративно ушел в отпуск в решающие недели, чтобы развязать руки своим ближайшим соратникам.

Инициатива первых встреч и разговоров о судьбе Советского Союза после подписания Союзного договора исходила главным образом от Крючкова. Однако не он был главной фигурой развернувшихся вскоре событий. Такого лидера в Москве в августе 1991 г. вообще не было, и никто на эту роль не претендовал. Но Крючкову было легче и проще проводить разного рода консультации, не привлекая чрезмерного внимания. К тому же он располагал наибольшей информацией о положении дел в обществе, в государственном аппарате и в российском руководстве. Еще перед тем, как сесть в самолет, направлявшийся в Крым, Горбачев сказал провожавшему его Крючкову, имея в виду главным образом деятельность Ельцина: "Надо смотреть в оба. Все может случиться. Если будет прямая угроза, то придется действовать". Примерно то же самое Горбачев сказал и Янаеву: "Геннадий, ты остаешься на хозяйстве. При необходимости действуй решительно, но без крови". На заседании Кабинета министров, который собрался в неполном составе 3 августа, Горбачев также сказал: "Имейте ввиду, надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения". В рамках этих именно поручений и прошла первая встреча Крючкова с маршалом Язовым на одном из секретных объектов КГБ на окраине Москвы. В этой встрече участвовали Бакланов и Болдин. Это было вечером 6 августа 1991 года. Но уже на следующий день началась разработка первого варианта той системы мероприятий, которые были необходимы в случае введения в стране чрезвычайного положения. Технические детали этой системы мероприятий Язов поручил разработать командующему Воздушно-десантными войсками Советской армии П. С. Грачеву, который был назначен на этот пост лишь в начале 1991 года. От КГБ в этой работе участвовал заместитель начальника ПГУ КГБ и недавний помощник Крючкова генерал В. И. Жижин. Через несколько дней в эту работу включились и специалисты из МВД СССР. Сам министр внутренних дел СССР Б. К. Пуго находился на отдыхе в Крыму, но он был достаточно хорошо информирован о положении дел в стране и в Москве, и его настроения мало отличались от настроений Язова и Крючкова. В течение следующих 7 дней - от среды 7 августа до среды 14 августа - в работу по подготовке документов и конкретных мероприятий, связанных с введением в стране чрезвычайного положения, включалось все больше и больше людей на разных уровнях, но главным образом из силовых ведомств. Крючков, Язов, Бакланов, Шенин, Янаев, Болдин, Павлов и другие почти ежедневно звонили Горбачеву в Форос, информируя его о ситуации в стране и в Москве. Президенту не сообщали разного рода технические подробности о подготовке чрезвычайного положения в СССР, но речь шла о том, что ситуация выходит из под контроля. Все собеседники и с той, и с другой стороны понимали, к чему идет дело, но никто не хотел принимать окончательного решения. Горбачева очень раздражали телефонные звонки его соратников и их намеки. Он уже все почти решил для себя и обдумывал самые крупные перемены в своем окружении. Поэтому он уходил от ответа, ссылаясь на плохое самочувствие и обострение радикулита.

О тайных договоренностях, достигнутых Горбачевым, Ельциным и Назарбаевым, не знал почти никто. Но и последний вариант Союзного договора, согласованный 23 июля 1991 г. в Ново-Огареве, также не был опубликован, хотя текст этого документа имелся уже у нескольких десятков человек. Совершенно неожиданно этот документ был опубликован утром 15 августа газетой "Московские новости". "Общественное обсуждение документа, который может изменить судьбу миллионов людей, - писала газета, предваряя свою сенсационную публикацию, - должно начаться как можно раньше". Общественное обсуждение проводить было, конечно, уже невозможно, так как подписание Союзного договора было назначено на 20 августа. Однако на

стр. 78

следующий день - 16 августа - проект Союзного договора был опубликован во всех главных газетах Советского Союза. Даже не слишком большому специалисту в вопросах государственного строительства было очевидно, что в туманных формулировках скрывается цель не модернизации или демократизации Советского Союза, а его фактическая ликвидация в качестве единого и централизованного государства. На месте прежнего СССР предполагалось создание нового весьма рыхлого конфедеративного государства - Союза Советских Суверенных Республик, лишенного какой-либо скрепляющей его национальной, политической и идеологической концепции. К тому же стало известно, что новый Союзный договор готовы подписать только три республики - Российская Федерация, Казахстан и Узбекистан. Белоруссия и Таджикистан все еще колебались, а Украина, Туркмения, Азербайджан и Киргизия обещали принять свое решение лишь осенью 1991 г., и было много признаков того, что это решение будет не в пользу вступления в новый Союз Республик. Литва, Латвия, Эстония, Армения, Молдавия и Грузия уже достаточно ясно высказались против подписания нового Союзного договора и не участвовали в его обсуждении. В такой обстановке было совершенно непонятно - кто и как будет управлять страной после 20 августа? Какие законы будут действовать на территории бывшего Союза? Какие органы власти будут сохранены, а какие упразднены? Какие люди и какие партии возглавят новую и неизвестную миру конфедерацию? Какая судьба ждет в этой конфедерации КПСС? Все это не было прописано в проекте Союзного договора.

Горбачев был крайне разгневан публикацией проекта Союзного договора и требовал найти и наказать виновника "утечки". Однако в стране уже проводилась политика "гласности", и газеты могли не сообщать об источниках своей информации, да и времени для какого-то расследования уже не было. Многие высшие чиновники, партийные и военные лидеры были в недоумении, даже в шоке; они не находили в структуре будущего Союза места для своих учреждений. Собравшаяся в срочном порядке Коллегия КГБ СССР констатировала, что безопасность как прежнего, так. и "нового" СССР не может быть надежно обеспечена после подписания Союзного договора. О том же говорилось и на заседании Кабинета министров, собравшегося 16 августа в неполном составе - многие министры находились в отпуске. В руководстве Верховного Совета СССР и раньше проект Союзного договора вызывал множество возражений, и его ратификация была под сомнением. Хотя руководители Совета Союза и Совета Национальностей Верховного Совете И. Д. Лаптев и Р. Н. Нишанов, а также Председатель Верховного Совета Лукьянов знали текст Союзного договора, согласованный 23 июля и поставили свои подписи под проектом, но сомнения остались. Так, например, Лукьянов высказывал в кругу близких ему лиц мнение, что этот проект существенно расходится с формулой Всесоюзного референдума. Лукьянов высказывал мнение, что новый проект договора, в случае его подписания, может разрушить единое экономическое пространство Союза, единую банковскую систему, а также системы союзной собственности, налогов и бюджета. "Война законов", по мнению Лукьянова, может только усилиться, а разумная преемственность в работе органов государственной власти и управления не сможет быть обеспеченной ⁵ .

17 августа 1991 г. Ельцин вылетел в Казахстан для встречи и переговоров с Назарбаевым. Узнав об этом из телефонного разговора с руководителем советского телевидения Л. Кравченко, Горбачев не мог скрыть своего раздражения: "Надо же, за моей спиной о чем-то сговариваются. Нет, я это дело поломаю..." ⁶ В Москве заканчивалась подготовка всех деталей, связанных с процедурой подписания Союзного договора - почти окончательный сценарий этого торжественного акта был одобрен в Кремле - в кабинете Болдина. Но в этот же день вечером большая часть тех людей, которых вскоре станут называть "путчистами", собралась на секретном объекте КГБ с условным названием "ABC" или "АБЦ" в самом конце Ленинского проспекта. Это был комплекс не слишком бросающихся в глаза зданий, похожих на ведомствен-

стр. 79

ную гостиницу. У входа в комплекс имелась не очень понятная вывеска "Архивно-библиотечный центр". Объект "АБЦ" занимал примерно 4 гектара подмосковного леса, был огорожен массивным бетонным забором и хорошо охранялся. Многие жители из ближайших жилых кварталов считали почему-то этот "архивный центр" школой разведчиков.

Совещание начал небольшим вступительным словом хозяин объекта Крючков. Затем с более подробным сообщением выступил премьер Павлов. Он говорил в основном о бедственном экономическом положении в стране и о состоявшемся заседании Кабинета министров. Министры не возражали в принципе против нового Союзного договора, но были против данного конкретного проекта и сроков его подписания. Затем выступили Язов, Бакланов, Шенин и некоторые другие. Янаев в совещании на "объекте" не участвовал и даже не знал о его проведении. Не было здесь также Лукьянова и Пуго, но были заместители министра обороны СССР генерал-полковник В. Ачалов и генерал армии В. И. Варенников. Решимости действовать немедленно не было почти ни у кого, но и бездействовать никто не хотел и не считал вправе. В конце концов было решено отправить к Горбачеву специальную делегацию, чтобы убедить Президента СССР отложить подписание Союзного договора. Никто просто не понимал, как может существовать какой-то новый Советский Союз без Украины, Узбекистана и Белоруссии. Что будет с армией, ракетным и ядерным оружием, всеми другими общесоюзными системами. Никто не хотел кровопролития и конфликта, но и согласие с ликвидацией привычного и родного всем Советского Союза казалось абсурдом, чем-то близким к политическому самоубийству.

С 18 августа счет пошел не на дни, а на часы, порой на минуты. Для полета в Крым Язов выделил самолет министра обороны СССР, оборудованный как командный пункт."Для встречи с Горбачевым летели Бакланов, Шенин, Болдин и Варенников. В самолет поднялись также начальник службы охраны КГБ СССР генерал Ю. Плеханов и его заместитель генерал В. Генералов. Здесь же были офицеры из службы охраны и из службы правительственной связи. Самолет поднялся в воздух с военного аэродрома "Чкаловский" около двух часов дня. Участники делегации обсуждали возможный характер разговора с Горбачевым. Было еще раз подтверждено решение о том, что в тот самый момент, когда делегация пройдет на объект "Заря", все виды связи у Президента СССР будут отключены.

Самолет приземлился на военном аэродроме "Бельбек" вскоре после 3 часов дня. До резиденции в Форосе отсюда было немногим более 60 километров. В Форосе все были в 16.30. Кроме Плеханова никто раньше не посещал эту государственную дачу. Однако на строго охраняемую территорию президентской резиденции вошли без проблем, так как с делегацией был начальник службы охраны КГБ. Еще при Сталине начальник его охраны генерал Н. Власик подчинялся только самому Сталину. Этот порядок был отменен при Хрущеве и не вводился ни при Брежневе, ни при Горбачеве. "Когда на объект приезжает начальник управления, - писал позднее, объясняя свое поведение, В. Медведев, - все бразды правления переходят к нему, и он имеет право отдавать любые распоряжения любому посту. Формально тут не было никаких нарушений или превышения власти. По существу же - я, начальник охраны, оказываюсь не в курсе. Плеханов сказал: "К Михаилу Сергеевичу прилетела группа, пойди доложи...

- А кто приехал? По какому вопросу? Как доложить?

- Не знаю... У них какие-то дела.

Плеханов нервничал. Он назвал прибывших - Шенин, Бакланов, Болдин, Варенников. Перечень имен исключал всякие подозрения, больше того - успокаивал. Да и сам Плеханов был доверенным лицом Горбачева" ⁷ .

Горбачев отдыхал, укутавшись в теплый халат; у него болела спина, и он воздерживался в этот день от купания в море. Он много говорил по телефону с разными людьми, главным образом о своем выступлении на подписании Союзного договора. Последний разговор был с помощником Президента

стр. 80

Г. Шахназаровым, отдыхавшим в санатории "Южный" в Крыму, который находился в нескольких километрах от Фороса. Из всех помощников Горбачева только Черняев имел специальный пропуск в президентскую резиденцию. Такой режим строжайшей изоляции установил сам Горбачев - он хотел отдыхать только в кругу семьи. Позднее Шахназаров вспоминал: "Выйдя в три часа дня прогуляться, мы с Примаковым, отдыхавшим в том же санатории, завели разговор об угрожающем поведении высших сановников, которые все более открыто бросают вызов президенту. Говорили, что нельзя проходить мимо провокационных высказываний правых депутатов и генералов, которые можно расценить как призыв к мятежу. Разошлись, условившись откровенно поставить эти вопросы перед президентом сразу же после подписания Договора. Едва я вернулся к себе, раздался звонок. Михаил Сергеевич поинтересовался, есть ли у меня какие-либо новости, но я мог поделиться лишь впечатлениями от последних газетных публикаций. Затем он коснулся предстоящего своего выступления, сказал, что после подписания Союзного договора намерен посоветоваться с главами республик, с чего и как начать его воплощение в жизнь. - Ты готов лететь со мной в Москву?

- Разумеется, - ответил я.

- Вернемся через два-три дня, успеем еще поплавать.

- А как ваша поясница? - спросил я, зная, что у него разыгрался радикулит.

- Да все в порядке... я в полной форме" ⁸ .

Разговор с Шахназаровым закончился в 16.32, и почти сразу же в кабинет постучал В. Медведев. Выслушав его, Горбачев удивился: "Я никого не приглашал". Он решил звонить в Москву Крючкову или Янаеву, но оказалось, что ни один из телефонов уже не работает. Был отключен и телефон местной АТС, и телефон Верховного главнокомандующего, и все другие специальные линии связи. Были отключены телефоны и у всех людей, которые работали в Форосе, даже у поваров. Продолжали работать лишь специальные аппараты, установленные в президентских лимузинах. Однако гаражи в Форосе находились уже под охраной людей, прилетевших вместе с Плехановым и Генераловым. Последний был назначен новым начальником охраны. Медведев получил письменный приказ о возвращении в Москву и вынужден был подчиниться.

Горбачев недоумевал и был явно обеспокоен. Он не стал приглашать к себе в кабинет непрошеных гостей, а прошел на веранду к Раисе Максимовне. "Я сказал ей, - писал он позднее, - что на даче появились непрошеные гости, трудно предсказать, что они задумали и можно ждать самого худшего. Она была потрясена такой новостью, но сохранила самообладание. Мы перешли в рядом расположенную спальню. Лихорадочно работала мысль: от своих позиций не отступлю, никакому нажиму, шантажу, угрозам не поддамся. Об этом я и сказал Раисе Максимовне. "Решение ты должен принять сам, а я буду с тобой, что бы ни случилось". Потом позвали Ирину и Анатолия. Выслушав меня, они сказали, что целиком полагаются на меня, готовы ко всему. На это ушло минут 30 - 40. Как мне говорили офицеры, визитеры нервничали: почему их не принимают. Пригласив в кабинет, я спросил, с какой миссией прибыли? Бакланов сообщил, что создан комитет по чрезвычайному положению. Страна катится к катастрофе, другие меры не спасут, я должен подписать Указ о введении ЧП. По сути дела приехали с ультиматумом. Я категорически заявил, что никаких указов подписывать не буду. "Не хотите сами подписать Указ о введении ЧП, передайте свои полномочия Янаеву", - предложил Бакланов. И добавил: "Отдохните, мы сделаем "грязную работу", а потом вы сможете вернуться". Я, разумеется, отверг это гнусное предложение. "Тогда подайте в отставку", - проговорил Варенников. "Не рассчитывайте, вы преступники". На этом разговор закончился. Мы попрощались. Когда они уходили, не сдержался и обругал их "по-русски" ⁹ .

стр. 81

Версия того же самого разговора, которую приводили в своих мемуарах собеседники Горбачева, была иной. "Принимать нас не спешили, - писал, например, В. И. Болдин.

- Мы прошли в холл дачи и стали ждать. Минут через 10 - 15 появился Горбачев. Выглядел он болезненно, передвигался с трудом, на лице, багровом не столько от загара, сколько, видимо, от повышенного давления, выражалось чувство боли и недовольства. Он быстро со всеми поздоровался за руку и с гневом спросил, ни к кому не обращаясь:

- Что случилось? Почему без предупреждения? Почему не работают телефоны?

- Мы приехали, чтобы обсудить ряд вопросов о положении в стране, - начал О. С. Шенин.

- Кого вы представляете, от чьего имени говорите? - прервал Горбачев.

Такой реакции вряд ли кто мог ожидать, когда вчера обговаривалась тема доклада президенту. Разговор не складывался....

- Ну что вы хотите сказать? - спросил Горбачев уже спокойнее. - Я хотел бы начать с обстановки в стране, - начал О. Д. Бакланов. Горбачеву были предложены разные варианты, которые готовились по его же поручению на случай критического состояния дел. Президент неожиданно спросил, распространяются ли меры чрезвычайного положения на действия российского руководства. Услышав утвердительный ответ, он успокоился окончательно... Дальше пошел спокойный и деловой разговор. Михаил Сергеевич деловито говорил о том, как нужно решать предлагаемые вопросы, пояснял, почему он занимает такую позицию. - "Вы подумайте и передайте товарищам", - говорит он. Пожимая на прощание руки, добавляет: - "Черт с вами, действуйте". В холле сидит Раиса Максимовна с детьми и внучками. "С хорошей ли вестью вы приехали, - спрашивает она Бакланова. Он подходит и говорит, что приехали с добрыми намерениями и все будет хорошо" ¹⁰ . Все участники этого разговора подтверждают, однако, немаловажную деталь: проводив "гостей" к двери кабинета, Горбачев пожал всем на прощание руки. На мятеж или даже на государственный переворот все это было совсем не похоже. А. Грачев, автор весьма апологетического жизнеописания Горбачева, пытается объяснить это внешне спокойное поведение своего героя сразу несколькими причинами: он хотел найти шанс рационального выхода из начинавшегося абсурда и как-то "вразумить" главных организаторов ГКЧП, оставшихся в Москве. "Горбачев, - замечает Грачев, - не хотел раньше времени обращать себя в жертву и разыгрывать Сальвадора Альенде. Кроме того, он нес ответственность за тех, кто находился рядом - жену, дочь, зятя, внучек. Наверное, поэтому при прощании с "парламентерами" ГКЧП был внешне спокоен и подал им руку" ¹¹ . Противники Горбачева трактовали этот эпизод иначе - он рассчитывал выиграть при любом развитии ситуации и въехать в Москву на белом коне и при победе, и при поражении ГКЧП. На самом деле он мог только проиграть при любом исходе событий и просто не знал, что ему делать. В трехдневном форосском заточении Горбачева не было ничего героического, как, впрочем, и в действиях его оппонентов.

Группа Бакланова вылетела в Москву примерно в 7 часов вечера, предварительно сообщив Крючкову подробности разговора с Президентом СССР. После 7 часов вечера резиденция Горбачева была взята под усиленную охрану-с суши и с моря. Само расположение объекта "Заря" облегчало полную его изоляцию. В Форосе были задержаны все, кто работал здесь днем, но не оставался ночевать. Среди них был и Черняев. "Телефоны были отключены у всех, - писал он позднее, - у охраны, у врачей, у поваров, у шоферов и даже у офицеров при "ядерной кнопке", находившихся, кстати, в комнате в 10 метрах от моего кабинета". Как только уехала "банда четырех" я попросил зайти ко мне генерала Генералова, мы давно были знакомы. "Генерал вежливо мне "разъяснил": связь отключена из Москвы, никуда Горбачев завтра не поедет и никакого подписания Союзного договора не будет, никто отсюда, с

стр. 82

территории дачи, не выйдет, у гаражей, где Стоят машины Горбачева с правительственной связью, поставлены автоматчики, привезенные Плехановым. С ним, с Генераловым, "дополнительно" приехали несколько сотрудников, внешняя охрана территории "укреплена" пограничниками, (..."и если даже я вас выпущу, Анатолий Сергеевич, - добавил он, - вас задержат они". Двое суток с территории не отпускали домой даже местных жителей, которые работали на даче садовниками, уборщиками, ремонтниками, на кухне и т.п... "Поймите, Анатолий Сергеевич, я военный человек - у меня есть приказ и я обязан его выполнять" ¹² . Передвижения Президента СССР и членов его семьи были ограничены территорией основного мраморного дворца резиденции и морским пляжем. Это был, конечно, домашний арест Президента СССР. Горбачев держался внешне спокойно. В доме оказался небольшой транзисторный радиоприемник, по которому можно было слушать передачи Би- би-си или радиостанции "Свобода".

К 9 часам вечера все "путчисты" собрались в Кремле в кабинете премьера Павлова. Только в этот день обо всем, что происходит в Москве и в Форосе, Крючков и Павлов сообщили вице-президенту Янаеву, и уже к 6 или к 7 часам вечера он не без колебаний присоединился к "общему" делу. Днем 18 августа из Крыма в Москву прилетел и министр внутренних дел Пуго. На Валдай за Лукьяновым Язов послал два военных вертолета, но Лукьянов вылетел в Москву еще раньше после короткого телефонного разговора с Крючковым. В Кремль приехал также первый секретарь Московского горкома КПСС Ю. Прокофьев, и его ввели в курс главных событий. Когда все были в сборе, Шенин рассказал об их встрече и разговоре с Горбачевым. Бакланов добавил лишь несколько слов. Дискуссия не была особенно острой: здесь собрались единомышленники. Большинство склонялось к тому, что раз Горбачев не сказал ни "да" ни "нет", то надо действовать по намеченному плану и вводить чрезвычайное положение по указу вице-президента, объявив, что Горбачев болен. Все документы на этот счет были уже подготовлены. Возглавить ГКЧП было с общего согласия предложено Янаеву. "Разговор был не таким простым и достаточно долгим, - вспоминал позднее Янаев. - На предложение возглавить ГКЧП я ответил, что у меня еще недостаточно развиты политические мускулы, и что я едва ли смогу склонить чашу весов общественного мнения в нашу сторону. Я предложил Лукьянова. Тот сказал, что это политически нецелесообразно, так как он представляет законодательную власть. К полуночи я сказал: хорошо, если больше некому, пусть буду я" ¹³ .

В полночь собравшимся принесли чай, кофе, бутылку виски. Болдин был нездоров и вернулся в больницу, из которой он вышел 17 августа для поездки на объект "АБЦ" и в Форос. Еще раньше Лукьянов перешел в свой кабинет, расположенный в другом здании Кремля. Крючков непрерывно получал сообщения из Фороса. По донесениям Генералова, Горбачев поужинал спокойно - с винами по его заказу. Он заказал также для всей семьи приключенческий фильм; на даче имелся и небольшой кинотеатр. Видимых перемен в настроении Президента СССР не наблюдалось.

Совещание в Кремле завершилось к 3 часам ночи 19 августа. Янаев подписал указ о его временном вступлении в должность Президента СССР, а затем и Указ о введении Чрезвычайного положения "в отдельных местностях СССР", - это была юридическая уловка, предложенная Лукьяновым. Затем было принято постановление ГКЧП N 1. В состав Государственного комитета по чрезвычайному положению вошли Янаев, Крючков, Язов, Пуго, Павлов, Бакланов, а также президент ассоциации государственных предприятий и объединений промышленности, строительства, транспорта и связи А. И. Тизяков и председатель Крестьянского союза В. А. Стародубцев.

Чрезвычайное положение "в отдельных местностях" вводилось на срок в 6 месяцев с 4 часов утра 13 августа 1991 года. Однако еще 18 августа по приказу Крючкова была приведена в повышенную боевую готовность специальная бригада по борьбе с терроризмом "Альфа", а также некоторые другие специальные подразделения КГБ и МВД. 19 августа перед рассветом громоз-

стр. 83

дкая машина ГКЧП начала работать. Этот день и считается поэтому первым днем августовского "путча".

О создании ГКЧП, о "заточении" Михаила Горбачева в Форосе, об "обороне" Белого дома в Москве и о других событиях 19 - 21 августа 1991 года имеется уже очень большая литература. Почти все главные участники этих событий поделились своими воспоминаниями о них. Вышли в свет мемуары Горбачева, Ельцина, Крючкова, Павлова, Язова, Болдина, В. Медведева, Лукьянова, P.M. Горбачевой, Р. Хасбулатова, Шахназарова и многих других. Были опубликованы сотни статей и интервью, сборники документов, несколько романов и повестей, сюжет которых связан с событиями августа 1991 года. Имеются, наконец, сотни томов следственных материалов Прокуратуры Российской Федерации, тысячи страниц с протоколами допросов, материалы специальных комиссий Верховных Советов СССР и РСФСР. Не все в этих материалах совпадает. Даже очевидцы и свидетели событий излагают многие события по-разному. Еще больше расходятся многие авторы в оценках главных действующих лиц. И уж совсем разные точки зрения можно встретить в толкованиях и версиях. "Все организовал сам Горбачев", - утверждают одни. "Да, это была игра Горбачева, - поясняют другие, - но Ельцин неожиданно для своего соперника эту игру выиграл". Как писал Е. Трифонов, "с того момента, как освобожденный форосский сиделец Горбачев вернулся в Кремль, поползли слухи, что президент СССР подставил тех, кого просто снять с высоких постов опасался. Президент СССР, отчаянно балансировавший на канате власти, один конец которого был в руках реакционеров, а другой - в руках либералов, сплотившихся вокруг Ельцина, вполне мог взять тайм-аут, закрывшись в своем крымском имении, и тем спровоцировать ортодоксов на бой с "распоясавшимися демократами", чтобы потом вернуться "в белом" спасителем демократии, символом всего хорошего и сокрушителем вселенского зла. Но Ельцин переиграл главу СССР и его пешек, изобразивших путч" ¹⁴ . "Нет, - заявляли третьи, - все это было дело западных спецслужб". Как утверждал Г. А. Зюганов, "Деятельность ГКЧП во многом корректировали те же лица, что направляли и горбачевскую команду в ее стремлении ликвидировать Коммунистическую партию и Советскую власть. В итоге действиями одной и другой команды дирижировали из одного центра те, кто осознал, что без уничтожения КПСС и расстрела Советской власти невозможно расчленить и распродать такую великую и могучую державу, как СССР. Это была крупнейшая и тщательно спланированная спецоперация Запада по уничтожению КПСС и развалу СССР. И подельниками выступали наряду с западными спецслужбами Горбачев, Яковлев, Ельцин и один из членов ГКЧП. Спектакль с мнимым путчем завершился действительным переворотом и трагедией для страны" ¹⁵ . По мнению Зюганова, речь шла о завершающей операции "холодной войны", а руководство всей операцией находилось в Вашингтоне в руках президента США Джорджа Буша-старшего. Не обошлось, конечно, и без заявлений о "сионистском заговоре". "Путч в августе, три дня загадочной фантасмагории, это крохотный эпизод гигантских процессов, - писал А. Проханов. - Они победили. Они добились разрушения Империи и вычеркнули нас из истории. Все, к чему стремилось русское сознание еще с древности, - все это рухнуло. Это была стратегическая, даже космическая победа Елены Боннэр. Под этим именем я понимаю концепцию, которая будет крушить и дробить нас до молекулярного уровня" ¹⁶ . Однако были и такие писатели, которые считали, что все события в августе - это был промысел Божий, но уже в пользу русского народа, который смог, наконец, избавиться от власти космополитов-коммунистов. По одной версии, решающую роль в деятельности ГКЧП играли спецслужбы, по другой - это были военные лидеры. Можно было встретить и утверждения о том, что главные нити управления в эти три дня шли через партийный аппарат. Наконец, были публикации, которые сводили все события августа к самой заурядной борьбе отдельных людей за власть. "А что, собственно, случилось 19 августа 1991 года, - писал позднее редактор "Независимой газеты" В. Третья-

стр. 84

ков, - нечего вспомнить. Нечем вдохновиться. Группа людей, находившихся на командных высотах, не видя света впереди попыталась повернуть назад. Другая группа, не видя для себя перспектив в старом, воспользовалась счастливо сложившимися обстоятельствами, чтобы столкнуть с кремлевских вершин тех, кто и так бы рухнул оттуда через месяц-другой. Событие, конечно, было, но, как оказывается, вполне заурядное" ¹⁷ .

События, которые происходили в августе 1991 г., невозможно рассматривать и оценивать лишь с юридической точки зрения. Да, конечно, при создании ГКЧП было нарушено много законов СССР и несколько статей его Конституции. Но ведь и вся подготовка к подписанию Союзного договора и фактическому роспуску СССР содержала немало нарушений Союзной Конституции. Все союзные и автономные республики, которые принимали в 1990 - 1991 гг. постановления о своем суверенитете, также нарушали Конституцию. Юридический отдел Верховного Совета СССР каждый раз в таких случаях составлял проект постановления, на которые, однако, никто не обращал внимания. Все главные участники событий августа 1991 г. действовали за пределами правового поля Советского Союза. Проблемы решались не по законам, а по реальному соотношению сил и влияния.

Но ведь и Советский Союз был не правовым, а идеологическим государством, это было авторитарное государство, а не диктатура законов. Очень трудно поэтому даже дать общее определение этих событий. Что это было: путч, заговор, мятеж, государственный переворот? Измена Родине, превышение власти или исполнение святого долга по спасению великого государства? Отставной генерал-майор КГБ В. Кеворков называл события 19 - 21 августа 1991 г. "кремлевской опереткой". "Попыткой шантажа с опереточным налетом", - называл эти события бывший народный депутат СССР Ю. Н. Афанасьев. Венгерский политолог Акош Силади также сравнивал эти события со спектаклем, который потребовал, однако, от его организаторов немалой политической решимости и режиссерской сноровки. Но Силади все же называет эти события не "опереткой", а "великой драмой распада СССР, поставленной 19 - 21 августа 1991 г. на той единственно возможной исторической сцене, которая только и могла стать местом его распада - в Москве, в сердце империи, в святая святых тоталитарной власти" ¹⁸ .

Надо также иметь в виду, что крушение и распад одного великого государства - СССР сопровождался рождением другого нового и жизнеспособного государства - Российской Федерации, очень мало похожего на прежнюю советскую республику - РСФСР. Мы ясно видим также, что многие события августа 1991 г. имели спонтанный характер и были результатом вырвавшихся наружу стихийных сил. И Горбачев, и Ельцин с разных сторон ломали плотину, открыв дорогу ошеломляющему потоку событий, который они уже не могли контролировать. Поэтому почти все главные участники напоминали в те дни не рулевых, а пловцов, стремящихся удержаться на поверхности бурного потока. Не всем это удалось...

В нашу задачу не входит анализ всех приведенных выше версий или построение собственного толкования событий августа 1991 года. Необходимо, однако, напомнить читателям основные факты и события, которые в своей совокупности означали не только конец и крушение КПСС как политической партии, но и конец существования Советского Союза как советского и социалистического государства. Эти события не были концом ни для России, ни для русской нации, ни для других народов и наций, входивших в состав СССР. Но они означали крутой перелом в их истории и в условиях их жизни.

Принципиальное решение об образовании ГКЧП было окончательно принято в Кремле в полночь с 18 на 19 августа. Поэтому Обращение ГКЧП к советскому народу было решено датировать 18 августа. Все остальные документы, включая и Постановление ГКЧП N1, передающее власть в стране в руки ГКЧП и его "специально уполномоченных" лиц, были подписаны к 3-м часам утра. Все эти обращения, постановления и указы были переданы руко-

стр. 85

водству телевидения, радио и в ТАСС около 4 часов утра. Их начали зачитывать по всем каналам СМИ с 6 часов утра 19 августа. Из этих передач о создании ГКЧП узнавали как простые граждане страны, так и руководители государственных и партийных органов в Москве, в республиках СССР и в областных центрах России. Только некоторые из специальных служб получили свои приказы на несколько часов раньше. Сотрудники специального подразделения КГБ "Альфа" уже в 4 часа утра скрытно окружили резиденцию Ельцина в Архангельском под Москвой и расставили свои посты на всех дорогах вокруг этой резиденции. В 4.30 утра Язов отправил секретную шифрограмму всем командующим округами, группами войск, командующему ВДВ и заместителям министра обороны с приказом привести войска в боевую готовность. Еще через час Язов отдал устное распоряжение ввести в Москву части Кантемировской танковой и Таманской мотострелковой дивизий. Командующему ВДВ Грачеву был дан приказ выдвинуть в столицу подразделения Тульской воздушно-десантной дивизии.

Ельцин находился весь день 18 августа в столице Казахстана Алма-Ате. Официальная часть визита уже завершилась, но неофициальная часть с обильными угощениями затянулась надолго, и вылет президента России в Москву откладывался несколько раз. Визит в Казахстан готовился недолго, и Горбачев узнал о нем только утром 18 августа. Он был не на шутку встревожен, опасаясь, что Ельцин будет вести с лидерами Казахстана и Средней Азии сепаратные переговоры о каких-то новых условиях Союзного договора. Но и Ельцин был недоволен задержками с отлетом, подозревая в чем-то Назарбаева. Самолет с Ельциным приземлился во "Внуково-2" уже поздно вечером и, приехав на свою дачу в Архангельском, Ельцин лег спать. Его разбудила утром 19 августа дочь - Татьяна: "Папа, вставай! Переворот!" И начала говорить о ГКЧП, о Янаеве и Крючкове. Ельцин не поверил: "Вы что меня разыгрываете? Это же незаконно" ¹⁹ . Но уже через полчаса в Архангельское примчался начальник охраны Ельцина А. Коржаков и начал расставлять вокруг дачи свои посты. Прибыли сюда же Хасбулатов, С. Шахрай, М. Полторанин, Г. Бурбулис, премьер российского правительства И. Силаев, - именно эти люди составляли в августе 1991 года ближайшее окружение Президента Российской Федерации. На даче нормально работал не только телевизор, но и все телефоны, а также факс. Составленное всеми вместе Обращение российского руководства "К гражданам России" было передано по факсу по всем адресам, которые были под рукой на даче в Архангельском. Это Обращение в 9 часов утра подписали Ельцин, Силаев и Хасбулатов. В нем выражалось требование немедленно созвать чрезвычайный съезд народных депутатов СССР, вернуть власть Горбачеву, отменить все постановления ГКЧП. Здесь же содержался призыв к всеобщей бессрочной забастовке. Факсы были приняты, и из разных учреждений звонили Ельцину с подтверждением. Да и сам Ельцин непрерывно звонил по всем своим телефонам, вызывал людей к себе или в Белый дом, отдавал распоряжения и сообщал о своем негодовании. В то же время он был удивлен такой свободой связи. Позднее в своих мемуарах Ельцин относил эту свободу на счет "непредусмотрительности" председателя КГБ Крючкова. "Мне кажется, - писал он, - что пожилые гэкачеписты просто не могли себе представить весь объем и глубину этой новой для них информационной реальности. Перед ними была совершенно другая страна. Вместо по- партийному тихого и незаметного путча вдруг получился абсолютно публичный поединок" ²⁰ . Но это было не так.

Вопрос о Ельцине обсуждался и в окружении Крючкова, и в Кремле не один раз и 18 августа, и в ночь на 19 августа на непрерывном заседании ГКЧП. Предлагалось посадить самолет Ельцина на военном аэродроме в Чкаловском и здесь же арестовать его. Предлагалось задержать его после посадки во "Внуково-2" и временно изолировать на какой-либо даче в Завидове. И уж, конечно, не представляло никакой трудности для КГБ отключить все телефоны и факсы на даче Ельцина в Архангельском. Все передвижения, распоряжения и разговоры Ельцина прослеживались специальными

стр. 86

группами КГБ. Под наблюдением находились и люди из его ближайшего окружения. Но никто из работников КГБ не имел и не получал приказа на осуществление каких-либо действий в отношении российского президента. Причины такой нерешительности были как политического, так и психологического характера. Люди из ГКЧП не ставили своей целью свержение законно избранного президента СССР Горбачева, а также только что всенародно избранного президента РСФСР Ельцина. Эти люди не были готовы узурпировать всю власть в стране и установить в СССР свою диктатуру, которая по необходимости должна была бы прибегнуть к массовым репрессиям, даже к террору. Начиная свою рискованную акцию, и Крючков, и Язов, и Павлов, и Янаев надеялись в конце концов как-то договориться с Горбачевым и Ельциным. На какие-либо насильственные действия в отношении Горбачева или Ельцина никогда бы не дал согласие и Лукьянов, который оставался Председателем Верховного Совета СССР, то есть занимал высший после Президента СССР пост в иерархии власти в стране. Никто не мог представить себе такой ситуации - один президент находится под домашним арестом в Форосе, другой президент под домашним арестом в Завидове. Было поэтому решено (по крайней мере в течение суток) воздерживаться от изоляции Ельцина. Было известно, что Ельцин крайне неохотно дал согласие на подписание последней версии Союзного договора, торопился на этот счет прежде всего Горбачев. Поэтому лидеры ГКЧП планировали организовать в течение дня 19 августа встречу с Ельциным, чтобы попытаться найти какой- либо взаимно приемлемый компромисс. Ни одна из сторон развертывающегося политического конфликта не знала, как будет действовать другая сторона. Поэтому все старались воздерживаться от необратимых по своим последствиям насильственных действий. В этом отдавал себе отчет и Ельцин, поведение которого в решающие моменты определялось не столько расчетами, сколько интуицией. "Интуиция подсказывала мне, - писал он позднее, - что судьба страны будет решаться не только на площади, не только путем открытых публичных выступлений. Главное происходило за кулисами событий" ²¹ .

Танковые и мотострелковые полки, а также части Тульской дивизии ВДВ вместе с некоторыми более мелкими подразделениями подошли к Московской кольцевой автомобильной дороге к 6 часам утра. Войсками ВДВ командовал лично Грачев, его первым заместителем был генерал-майор А. Лебедь. При этом Грачев поддерживал телефонную связь как с Язовым, так и с Ельциным.

Еще в июле 1991 г. Ельцин посетил образцовую Тульскую дивизию ВДВ, которую представлял российскому президенту молодой и, как показалось Ельцину, весьма "дерзкий генерал" Грачев. Повинуясь интуиции, Ельцин неожиданно спросил: "Павел Сергеевич, если случится какая-то исключительная ситуация, и законно избранному российскому президенту будет угрожать опасность, заговор, террор, если его попытаются арестовать, можно положиться на военных, на вас?" И Грачев ответил: "Да, можно". Пришло время выполнять обещанное. Военные подразделения встречали у окружной кольцевой дороги офицеры ГАИ и затем сопровождали их к выделенным для охраны объектам в центре города. При этом автомобильное движение по маршруту следования войск не перекрывалось. Сотни танков, бронемашин и грузовых машин с солдатами двигались через весь город к важнейшим центрам столицы, соблюдая все правила уличного движения и останавливаясь на красный свет светофоров. Это крайне поразило наблюдавших за событиями в Москве иностранных корреспондентов. "Это совсем не похоже на военный переворот", - писали в свои газеты многие из них. "Это не переворот, а демонстрация силы", - сообщали в свои столицы и многие из дипломатов. Недоумевал и Ельцин. "Военная хунта так себя не ведет, - заявил он своим соратникам. - Надо брать инициативу на себя и ехать в Белый дом". Коржаков пытался отговорить Ельцина. Потом он стал предлагать тайно провезти Ельцина на лодке по притокам Москвы-реки и по самой реке под видом

стр. 87

рыбака. Ему предлагали также бежать из Москвы в Свердловск или в какой- либо другой город. Но Ельцин отмахнулся от этих предложений. В 9 часов утра он отправил "на разведку" Силаева. Когда тот позвонил уже из своего служебного кабинета, Ельцин сел в свой лимузин и поехал в Белый дом. Его машина обгоняла двигавшиеся по Минскому шоссе войска. Коржаков сидел рядом с Президентом с автоматом на коленях. Но все прошло без осложнений. Командир специального подразделения КГБ "Альфа" генерал-майор В. Карпухин никакого приказа о задержании Ельцина не получил и поэтому пропустил все машины российского руководства в Москву. Конечно, "Альфа" сопровождала эти машины, получив приказ также двигаться в Москву и занять позиции близ Белого дома.

Когда Ельцин прибыл в Белый дом, здесь уже были почти все служащие, много народных депутатов РСФСР и СССР, десятки журналистов. Нормально работали все телефоны, телефаксы, а также аппараты специальной связи. По всей стране рассылалось обращение "К гражданам России". Немедленно был собран Президиум Верховного Совета РСФСР, который принял решение вызвать в Москву на специальную сессию всех народных депутатов РСФСР, находившихся в отпуске. Центральный телеграф не только принял на этот счет сотни телеграмм, подписанных Ельциным и Хасбулатовым, но и аккуратно разослал их с грифом "правительственная" по всей России. Как стало известно позже в ходе следствия, один из заместителей председателя КГБ составил "на всякий случай" список из 70 фамилий лиц, подлежащих интернированию в критической ситуации. В этом списке были имена Ельцина, Хасбулатова, Силаева, Бурбулиса и других. Но список не был превращен в приказ. За весь день 19 августа было арестовано всего два человека. Это - народный депутат СССР Т. Гдлян и народный депутат РСФСР В. Уражцев - один из основателей союза защиты военнослужащих и их семей - "Щит". На вопрос о причинах их ареста Грачев ответил просто: "Они давно мутят воду".

Оказавшись в Белом доме, Ельцин и его соратники развили бурную деятельность. Одно выступление следовало за другим. К Белому дому спешили тысячи москвичей, которых никто не задерживал. В непосредственной близости от здания начали сооружаться баррикады. Президент, вице-президент, премьер и спикер парламента работали в своих кабинетах, непрерывно обмениваясь информацией. Ельцин подписал Указ об образовании Министерства обороны России и назначил генерала К. Кобеца министром обороны - этот генерал возглавлял в Верховном Совете РСФСР комитет по военной реформе и был предельно лоялен к Ельцину. Кроме образованного в Белом доме штаба обороны, вице-президент Руцкой, тогда еще полковник, создал небольшой отряд под своим командованием. Было принято секретное решение о создании параллельной штаб-квартиры российского руководства в Екатеринбурге (Свердловске). Министр иностранных дел России А. В. Козырев, находившийся за границей, получил также секретное поручение - создать в Париже в случае ареста Ельцина и Силаева российское правительство в изгнании.

Между тем со стороны ГКЧП не видно было почти никакой активности. Дело ограничивалось почти исключительно рассылкой документов и телефонными распоряжениями. Заявлений о поддержке было много, но почти никто не спешил оказывать новому органу власти какое-то реальное содействие. В 10 часов утра члены ГКЧП собрались в Кремле, чтобы подвести первые итоги. С удовлетворением было отмечено, что в стране сохраняется спокойная обстановка. Ни одно из предприятий и учреждений не бастовало. Призывам российского руководства к всеобщей забастовке почти никто кроме отдельных людей не последовал, но мало кто был готов следовать и призывам ГКЧП. На танки, стоявшие в центре Москвы, забирались дети. Жители Москвы спокойно разговаривали с офицерами и солдатами. Мало кто понимал существо происходящих событий, и уж никто не хотел насилия и пролития крови.

стр. 88

Секретариат ЦК КПСС собрался около 11 часов утра в неполном составе под председательством Шенина. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС Ивашко, как уже говорилось выше, находился в больнице. В Москве Ивашко работал недавно, и его не стали посвящать в детали происходящих событий. Секретариат ЦК одобрил задним числом создание ГКЧП и его решения. Во все руководящие партийные органы республик и областных центров была направлена шифрограмма, в которой содержалось требование всемерно поддерживать деятельность ГКЧП. Однако было неясно: что конкретно нужно было делать?

Войска вводились только в столицу, их не вводили ни в Санкт-Петербург, ни в другие крупные города. В Москве к 11 часам утра танки, бронемашины и подразделения ВДВ заняли позиции на подступах к Белому дому. Но что делать дальше - офицеры не знали. Несколько танковых экипажей перешли на сторону защитников Белого дома. Ельцин быстро оценил обстановку и, выйдя из здания к своим сторонникам, которые бурно его приветствовали, поднялся на танк. Было 12 часов 15 минут дня. Ельцин обратился к стоявшим вокруг москвичам с краткой речью и зачитал обращение "К гражданам России", которое было подписано утром и уже передано в эфир зарубежными СМИ. Еще через 15 минут в Белом доме Ельцин подписал свой знаменитый Указ N 59, в котором говорилось: "Все решения, принимаемые от имени так называемого Комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР". Позднее Ельцин и его соратники были крайне удивлены, когда узнали, что эпизод с выступлением поднявшегося на танк российского президента был показан Центральным телевидением в самой популярной информационной программе "Время". Телевизоры в этот день были включены, вероятно, у всех граждан страны. По петербургскому телевидению, программы которого транслировались на значительную часть европейской территории Союза, с решительным протестом против создания ГКЧП выступил А. Собчак. Он только что вернулся из Москвы, и его встретил в аэропорту с небольшой группой охраны никому еще неизвестный тогда ответственный сотрудник питерской мэрии и офицер КГБ В. В. Путин. В разных городах страны начали проводиться митинги в поддержку Ельцина. Были, конечно, в этот же день и митинги в поддержку ГКЧП. Но они происходили, как правило, в цехах некоторых предприятий, и о резолюциях этих митингов мало кто знал.

Во второй половине дня 19 августа один из батальонов Тульской воздушно- десантной дивизии по приказу Грачева перешел в распоряжение штаба обороны Белого дома. Операцией командовал генерал-майор А. И. Лебедь. Позднее он вспоминал: "Весть о переходе батальона на сторону восставших была встречена с огромным энтузиазмом. Эйфория достигла наивысших пределов: вопли, размахивание флагами, гиканье и мат - все слилось в какую-то неповторимую какофонию. Вот в такой обстановке батальон с приданной ему разведротой начал движение. Замысел был прост как две копейки: каждая из четырех рот прикрывает одну из сторон здания. Я шел впереди головной машины, вокруг бушевала восторженная толпа. Этот чрезмерный энтузиазм только мешал делу". Расставив роты ВДВ, Лебедь смог встретиться и познакомиться в Белом доме с Ю. В. Скоковым, возглавлявшим тогда российский Совет безопасности, с Коржаковым и с самим Ельциным. "Как относятся к перевороту Вооруженные Силы?" - спросил Ельцин. "Никак, - ответил Лебедь, - поскольку просто о нем не знают" ²² .

В середине дня 19 августа в Кремле среди организаторов и сторонников ГКЧП нарастала растерянность. Янаев все еще надеялся на поддержку Горбачева. Он страшно нервничал, и пресс-конференцию, назначенную на 12 часов дня, пришлось перенести. "Меня могут расстрелять", - почти в истерике говорил Янаев Крючкову. Премьер Павлов, в руках которого был большой аппарат и немалая власть, также крайне нервничал. Он собрал в середине дня заседание Кабинета министров, которое стало последним в истории заседанием Советского правительства. Все были крайне озабочены, и хотя на

стр. 89

этом заседании выступило более 20 человек, только пятеро из них высказались прямо в поддержку ГКЧП. Остальные говорили о конкретных мерах по стабилизации производства и сохранению внутрисоюзных хозяйственных связей ²³ . После заседания Павлову стало плохо, у него стремительно развивался гипертонический криз. Пришлось вызывать врачей и отправлять Павлова в больницу. Между тем, именно Павлов, как предполагалось, мог бы встретиться в этот день с Ельциным, и в кругах ГКЧП на эту встречу возлагались немалые надежды. Язов обеспечил ввод войск в столицу, но у него не имелось ни желания, ни возможности проявлять политическую инициативу. Крючков был настроен более решительно и располагал самой полной информацией, но как председатель КГБ он старался держаться на втором плане. Лукьянов еще в полночь покинул заседание ГКЧП и ночевал в своем кабинете в Кремле. Он держался в стороне от Янаева и Крючкова и поминутно записывал на листке бумаги все свои разговоры и встречи. Лишь в 5 часов дня в пресс- центре МИД СССР состоялась пресс-конференция ГКЧП: телевидение передавало ее в прямом эфире на весь Союз. Вел эту пресс-конференцию Янаев. Рядом с ним сидели Бакланов, Пуго, Тизяков и Стародубцев. Впечатление от пресс-конференции было крайне тяжелое. Никто из лидеров ГКЧП не вызывал доверия, а некоторых из них мы просто не знали. Янаев и Пуго держались неуверенно, у Янаева дрожали руки, и он хотел, но не мог унять эту дрожь. Ответы их были путанными и неубедительными. Тизяков говорил о неудаче перестройки, о необходимости двигаться к рыночным отношениям и улучшать управление экономикой. Янаев говорил о болезни Горбачева и о своей верности начатому Горбачевым курсу на перестройку. "Как только мой друг Горбачев поправится, он вернется к исполнению своих обязанностей", - заверял Янаев. Мы готовы, - сказал Янаев, - сотрудничать с российским руководством, и он, Янаев, уже говорил об этом по телефону с Ельциным. В этот же вечер было объявлено о временном прекращении издания таких газет, как "Аргументы и факты", "Московские новости", "Независимая газета", "Комсомольская правда", "Куранты", "Литературная газета" и ряда других. Было объявлено также о созыве внеочередной сессии Верховного Совета СССР, но только на 26 августа, хотя имелась возможность собрать Верховный Совет 21 или 22 августа.

День 19 августа кончился, оставив у всех чувства неопределенности и тревоги. Никто ничего не предпринимал: почти все - и рядовые граждане и руководящие работники - предпочитали выжидать.

На вторник 20 августа было намечено подписание Союзного договора, и в Кремле все было готово к проведению этой торжественной процедуры. Еще в воскресенье 18 августа, когда Ельцин находился в Алма-Ате, Назарбаев объявил на пресс-конференции, что кроме объявленных ранее России, Казахстана и Узбекистана этот договор согласились подписать в Москве также Белоруссия и Таджикистан. Но теперь об этом никто не вспоминал. Утром вышли в свет газеты "Правда", "Советская Россия", "Красная Звезда", "Московская правда". Только теперь были опубликованы все основные документы ГКЧП - "Заявление Советского руководства", "Обращение к советскому народу", "Обращение к главам государств и правительств", а также "Постановления" N 1 и N 2 ГКЧП. Отдельно был опубликован Указ Янаева о введении чрезвычайного положения в Москве. В газетах было опубликовано Заявление Председателя Верховного Совета СССР Лукьянова с возражениями и замечаниями по проекту Союзного договора. Это Заявление было датировано 16 августа.

Сами по себе призывы и предостережения, содержащиеся в опубликованных документах, были близки к мнениям и опасениям большинства советских людей. Но это были только слова. От кого они исходят? Кто за ними стоит? Можно ли им верить? Кто и какими средствами будет проводить эти призывы в жизнь? Не приведет ли деятельность ГКЧП к результатам, противоположным заявленным? Почти половина региональных газет опубликовали 20 августа не только документы ГКЧП, но и обращения и решения рос-

стр. 90

сийского руководства. Даже "Правда" опубликовала выдержки из заявлений Ельцина под скромным заголовком: "Позиция руководства РСФСР".

Утром 20 августа вокруг Белого дома находилось не менее 50 тысяч москвичей, которые были заняты установкой и укреплением примитивных баррикад. Под командованием генерала Кобеца удалось собрать около тысячи вооруженных лиц. Конечно, все эти вооруженные и невооруженные люди не могли бы остановить ни подразделения ВДВ, ни спецподразделения. Но было ясно, что попытка захватить силой резиденцию российского руководства приведет к немалым жертвам. Для офицеров и солдат введенных в Москву военных частей их задачи были непонятны, они не видели в защитниках Белого дома своих врагов и не имели никакого желания проливать кровь своих соотечественников. Грачев поддерживал постоянную связь с Ельциным и информировал его о положении в армии и о полученных приказах. Командующий ВВС и заместитель министра обороны СССР маршал Е. Шапошников публично объявил о своем решении - не применять силу против народа. А между тем в штабе ГКЧП высказывалась мысль - использовать против защитников Белого дома вертолетные десанты. Об отказе поддерживать ГКЧП и выполнять его приказы заявил и командующий Военно-морскими силами СССР, хотя его подчиненные не участвовали в московском противостоянии. В это же время командующий войсками Приволжско-Уральского военного округа генерал- полковник А. Макашев прислал в адрес Язова и Янаева телеграмму с требованием принять немедленные и жесткие меры в отношении Ельцина и ввести чрезвычайное положение в городах Урала и Поволжья. Аналогичные телеграммы приходили и из Киева от генерала Варенникова.

На утреннем заседании ГКЧП в Кремле царила растерянность. Одним из первых выступил секретарь ЦК КПСС Бакланов. Его заявление сводилось к тому, что народ поверит ГКЧП лишь в том случае, если будут сделаны немедленные и конкретные шаги по улучшению материального положения людей. Янаев предложил снизить цены на детские товары. В ответ заместитель премьера Ю. Маслюков, заменивший находившегося в больнице В. Павлова, с возмущением воскликнул: "А где на это возьмем деньги?" Члены ГКЧП были ознакомлены с составленной ночью "Оперативной разработкой" по обеспечению чрезвычайного положения, начиная с 20 августа 1991 года. В этой "разработке" было множество пунктов, главным образом о назначении разного рода уполномоченных ГКЧП, о контроле над типографиями, о глушении иностранных радиопередач, о выпуске агитационных листовок, даже об обеспечении своевременного сбора урожая и составлении плана развития народного хозяйства на октябрь-декабрь 1991 года. В качестве главной и специальной меры здесь предлагалось: "В течение двух ближайших дней обеспечить стратегическое выступление А. И. Лукьянова, в котором будет дана разработка сложившейся ситуации по ключевым проблемам, требующим идеологического разъяснения и не получившим развернутого объяснения" ²⁴ . Далее следовал большой список вопросов, которые должен был разъяснить народу Лукьянов.

Однако Лукьянов не был готов и не готовился к такому "стратегическому" выступлению, которое автоматически превращало бы его в руководителя ГКЧП. Напротив, утром 20 августа Лукьянов принял решение о встрече с Хасбулатовым, который исполнял обязанности Председателя Верховного Совета РСФСР. В этой встрече приняли участие также Руцкой и Силаев. "Говорили долго, - свидетельствовал позднее Хасбулатов. - Силаев говорил спокойно, а Руцкой все время горячился. Лукьянов, человек и политик хитрый, понял бескомпромиссность российского руководства и выбрал новую тактику - начал оправдываться. Снова подтвердил свою непричастность к действиям ГКЧП. Обещал беспрепятственно пропустить депутатов России на чрезвычайную сессию, а также попробовать убедить путчистов убрать войска, расположенные вокруг Белого дома. Выходили из кабинета Лукьянова с ощущением, что нас задержат. Сели в машину и выехали через кремлевские

стр. 91

ворота. Вздохнули с облегчением - не задержали. Уже в самом начале Калининского проспекта пришлось выйти из машины - густая толпа не пропускала. Так и шли к своему зданию под возгласы приветствия людей, которые искренне радовались, что нас не задержали" ²⁵ .

Генерал Лебедь, вернувшийся в штаб группировки ВДВ, провел вместе с генералом Карпухиным рекогносцировку подступов к Белому дому. "Полюбовались, - вспоминал он позднее, - еще раз зданием Верховного Совета, ощетинившимся бревнами и арматурой, переглянулись, сели в машину и поехали докладывать. Все было ясно и одновременно ничего не ясно. С чисто военной точки зрения взять это здание не составляло особого труда... Зато неясно другое: на кой черт это надо? Я видел людей под стенами Верховного Совета, разговаривал с ними, ругался, но это дело житейское, главное - это были простые, нормальные люди" ²⁶ . Еще в первой половине дня ГКЧП принял решение - начать подготовку к захвату Белого дома и изоляции Ельцина. Но за этим решением не стояло никакой сильной воли и было неясно - кто и как будет это решение исполнять. Это еще не был приказ на штурм, речь шла лишь о возможном применении силы, о плане. Получив устные распоряжения о подготовке штурма, П. Грачев нашел возможность тайно встретиться со Скоковым и обо всем ему рассказать, заметив при этом, что сам он никаких приказов войскам ВДВ не отдавал и не собирается этого делать. Аналогичные сообщения Ельцин получал и из других источников. Ситуация накалялась. По спешно составленному плану общее руководство в подготовке возможного штурма возлагалось на генерала Карпухина, отличившегося еще в Афганистане при штурме дворца Амина 27 декабря 1979 года. Бригада "Альфа" должна была играть в таком штурме главную роль. Ориентировочно время "Ч" или начало штурма намечалось на 3 часа ночи, т. е. уже на 21 августа. Предполагалось, что первыми пойдут десантные войска и ОМОН. За ними должна идти вооруженная специальными средствами "Альфа". Разведка показала, что захватить Белый дом "Альфа" сможет довольно быстро, но результатом операции вероятнее всего будет уничтожение наружной и внутренней охраны здания и всего российского руководства. "А что дальше"? - спрашивали себя офицеры "Альфы". Назад пути не было. И командиры "Альфы" приняли решение - если будет приказ о штурме, они не станут его выполнять. Об этом командиры подразделений "Альфы" объявили Карпухину. Тот согласился. Еще за два часа до предполагаемого времени "Ч" Карпухин позвонил Грачеву. "Ты где находишься?" - спросил Грачев. "В двух километрах от здания парламента России. Оценил обстановку и принял решение". Карпухин помолчал, потом сказал: "Участвовать в штурме не буду". "Спасибо, - ответил Грачев. - Моих там тоже нет. И я ни шагу больше не сделаю" ²⁷ . Десантные войска находились недалеко от Белого дома, но никакой подготовки к штурму не велось. Что касается внутренних войск и ОМОНа, то эти подразделения даже не были выдвинуты к району возможного штурма. "Операция бессмысленна, - сообщил Лебедь Грачеву о результатах своей рекогносцировки. - Прольется много крови, от которой армия никогда не отмоется". В армии хорошо помнили о событиях апреля 1989 г. в Тбилиси и о тех обвинениях, которые были выдвинуты затем против военных. Но чьи приказы теперь армия должна выполнять, проливая кровь своих же сограждан?

И Крючков, и Язов в своих показаниях на следствии и в своих мемуарах утверждали, что точного и безусловного приказа на штурм они войскам не отдавали, речь шла лишь о подготовке. И действительно, никакого ясного, а тем более письменного приказа о штурме Белого дома не существовало. Язов утверждал в своих мемуарах, что он принял решение о выводе войск из Москвы еще поздно вечером 20 августа. Он знал о позиции Грачева и Лебедя и не возражал против нее ²⁸ . Это подтверждалось и другими свидетельствами. Один из адъютантов Язова майор С. сообщал всего через несколько дней после краха ГКЧП, что Язов тяжело переживал все происходившее 19 и 20 августа, на нем не было лица. Когда его пытались уговорить на применение оружия,

стр. 92

Язов твердо заявил: "Пиночетом я не буду" ²⁹ . Янаев позднее также несколько раз заявлял, что он был решительно против применения силы, и что он просил Крючкова не вести дело к штурму Белого дома. И действительно, Янаев метался вечером и ночью 20 августа от Крючкова к Лукьянову и от Лукьянова к Язову, истерически повторяя: "Если хоть один человек погибнет, я жить не смогу". Нередко и. о. президента был просто пьян. Кто же мог в такой обстановке отдавать ясные и четкие приказы?

Хотя Грачев и сообщил Скокову, что в случае приказа о штурме десантные войска не тронутся с места и стрелять не будут, в Белом доме вечером 20 августа росла тревога. Здесь не знали всех подробностей настроений в войсках и передвижений, но ясно видели, что идет подготовка к штурму. Не у всех выдержали нервы. Силаев отпустил работников аппарата Совета Министров по домам и решил уходить сам. Он позвонил Ельцину и Хасбулатову: "Руслан Имранович, Борис Николаевич, прощайте. Сегодня ночью с нами будет покончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома, я ухожу домой. Прощайте". Ельцин побледнел, попытался отговорить Силаева, но напрасно ³⁰ . Колебания, впрочем, были и у самого Ельцина. Под влиянием своей администрации и охраны он спустился ночью в подвал здания, где в гараже стоял его бронированный "ЗИЛ". Охрана сообщила Ельцину, что если открыть автоматические ворота, то бронированная машина может проскочить через небольшие баррикады и прорваться во двор расположенного неподалеку американского посольства. Но Ельцин сказал: "Никуда я не поеду". Поздно вечером 20 августа в Белый дом прибыл и Ю. М. Лужков. Позднее он вспоминал: "В бункере Белого дома, где мы находились, - по мере приближения к трем часам ночи атмосфера становилась все напряженнее, быстро летело время. Поглядывали на циферблат. 2.50, 3.00, 3.15, 3.30. Мы добавили немного на неорганизованность военных, но вскоре поняли: что-то там у них сломалось. Угроза штурма отступила" ³¹ . Часов в 5 утра все вернулись на пятый этаж. Стало ясно, что игра ГКЧП проиграна.

День 21 августа стал днем отступления и поражения ГКЧП. Уже после часа ночи в кабинете у Крючкова собралась часть членов ГКЧП. Язов отказался прибыть на это совещание, направив сюда своего заместителя В. Ачалова. "Скажите ему, что армия выходит из игры", - сказал министр обороны. Но Крючков знал уже об обстановке вокруг Белого дома, о настроениях в частях ВДВ и у подчиненной ему "Альфы". Он согласился, что отмена штурма является единственным решением. Однако это еще не было отменой всего проекта "ГКЧП" - новое заседание ГКЧП было назначено на 8 часов утра. Но и в Министерстве обороны на раннее утро была назначена коллегия. Это был совещательный орган, но собравшиеся здесь генералы были единодушны - армию из Москвы надо убирать. "Слава Богу, мы не сделали ни одного выстрела", - сказал Ачалов. Язов отдал приказ о выводе войск из Москвы, и этот приказ начал исполняться незамедлительно. Крючков был об этом решении проинформирован, его согласия или согласия Янаева не требовалось, в ГКЧП не было никакой иерархии.

Между 8 и 9 часами утра в Кремле ГКЧП собрался в последний раз. Это было краткое совещание и в неполном составе. Не было Павлова, он все еще находился в больнице. Не было Бакланова, он решил также выйти из игры. Не прибыл на заседание и Язов. Но что можно было решать без министра обороны! Крючков предложил всем ехать к Язову и продолжить там разговор. Позднее Крючков писал в своих мемуарах: "В 10 часов утра 21 августа несколько членов ГКЧП, а также Шенин и Прокофьев отправились к Язову на Фрунзенскую набережную в Министерство обороны. Хозяин кабинета встретил вежливо, внешне спокойно, но на лице было написано, что в нем все бурлит: огромная напряженность, усталость, страшные переживания и даже какая-то отрешенность. На замечание, что мы приехали посоветоваться с ним лично о дальнейших шагах, Язов заявил, что коллегия Министерства обороны приняла решение о выводе войск из Москвы, и вывод войск уже начался. Я с сочувствием и пониманием смотрел на маршала...Из кабинета

стр. 93

Язова мы позвонили Лукьянову и попросили его приехать в Министерство обороны. Вскоре он прибыл. Обсудили обстановку и пришли к выводу, что далее рисковать нельзя, и потому решили прекратить деятельность Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, выехать в Форос к Горбачеву, еще раз доложить ему обстановку, попытаться убедить его предпринять какие-то шаги для спасения государства от развала. Все отдавали себе отчет в том, что идут на риск в личном плане. В Форос решили отправиться в 13 часов 21 августа. Условились, что полетят Бакланов, Язов, Тизяков и я. Тем же самолетом выразили желание полететь Лукьянов и Ивашко, к тому времени вышедший из больницы. Плеханов, как руководитель службы охраны, должен был лететь туда в любом случае. По пути на Внуковский аэродром я позвонил Янаеву из машины. Сказал ему, кто в итоге отправляется в Форос и еще раз поинтересовался, не считает ли он нужным к нам присоединиться. Он ответил, что кому-то ведь надо оставаться в Москве. Мы понимали, что это, может быть, наш последний разговор по телефону" ³² . Сам Янаев излагал этот же эпизод немного иначе: "21 августа мужики полетели в Форос. Крючков позвонил мне оттуда и сказал, что президент не принимает. Тогда, чтобы обезопасить мужиков, я подписал указ о роспуске ГКЧП и отмене всех его решений" ³³ . Однако указ Янаева не был нигде опубликован, и о нем никто уже ничего не знал.

Самолет с недавними членами ГКЧП приземлился в Крыму примерно в 4 часа дня. К Горбачеву прибыли Язов, Крючков, Бакланов, Ивашко, Лукьянов и Плеханов. Горбачев знал о главных новостях. Еще 19 августа он мог слушать новости по транзисторному радиоприемнику - главным образом, передачи Би- би-си. На следующий день форосские узники смогли включить и один из телевизоров. Узнав о прибытии новой делегации от ГКЧП, Горбачев приказал своей охране блокировать подъезды в дом, никого не пускать и в случае необходимости применять оружие. Горбачев заявил, что не будет ни с кем встречаться до тех пор, пока ему не включат всю связь. Это требование было принято. На восстановление связи ушло около 30 минут, и Горбачев сразу же уселся за телефоны. Первый звонок был Ельцину. Узнав голос Горбачева, Ельцин, окруженный своими соратниками, воскликнул: "Михаил Сергеевич, дорогой! Мы здесь уже 48 часов стоим насмерть". Один из следующих звонков был президенту США Джорджу Бушу. В Америке была еще ночь, но Буша разбудили, он взял трубку и сказал от себя и от своей жены Барбары, что они молились за Горбачева. Затем звонки Назарбаеву, Кравчуку, многим другим. Подробный дневник в Форосе кроме Раисы Максимовны вел и помощник Горбачева Черняев. По свидетельству последнего, около 5 часов вечера в Форос прибыли Крючков, Язов и другие. Горбачев не был предупрежден. Вместе с родными Михаила Сергеевича Черняев выбежал на балкон. "С пандуса от въезда на территорию дачи шли ЗИЛы, а навстречу им ребята из охраны с "Калашниковыми" наперевес. "Стоять!" - из-за кустов еще ребята. Из передней машины вышел шофер и еще кто-то. Им в ответ "Стоять!" Один побежал к даче Горбачева. Вскоре вернулся, и машины поехали за служебный дом, где был и мой кабинет. Я вышел из кабинета, он был на втором этаже. Прямо лестница к входной двери. И в эту дверь тесно друг за дружкой - Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. Вид побитый у всех. Лица сумрачные. Я все понял - прибежали с повинной. Я оделся и побежал к М. С. Признаться боялся, что он начнет их принимать. А этого тем более нельзя делать, что по ТВ уже известно было, что летит делегация российского парламента. Горбачев сидел в кабинете и "командовал" по телефону. Оторвался и говорит: я им ультиматум поставил - если не включат связь, разговаривать с ними не буду. А теперь и так не буду. При мне он велел коменданту Кремля взять Кремль полностью под свой контроль и никого из причастных к путчу не пускать ни под каким видом...Вызвал к телефону начальника правительственной связи и министра связи и потребовал от них отключить всю связь у путчистов. Судя по их реакции - они на том конце стояли по стойке смирно. Потом он говорил с Джорджем Бушем. До

стр. 94

того, как я пришел, он говорил с Ельциным, с Кравчуком, с Назарбаевым. Мои опасения он развеял с ходу. Ну что ты! Как тебе в голову могло прийти. Я не собираюсь их видеть. Разве что с Лукьяновым и Ивашко" ³⁴ .

На короткое время власть в стране вновь оказалась в руках М. С. Горбачева. Но это была уже совсем другая власть и другая страна. История Советского Союза завершилась, и 21 августа 1991 года в этой истории была перевернута последняя страница. Хотя агония, как мы знаем, продолжалась еще несколько месяцев. Но в этот же день начался отсчет времени в жизни нового независимого государства - Российской Федерации. У этого государства был только один президент - Борис Николаевич Ельцин. То, что говорил, делал или намеревался делать Горбачев, уже не имело почти никакого значения.

Примечания

1. Советская Белоруссия, 4.I.1992; Советская Россия, 16.I.1992; Красная звезда, 19.III.1994.

2. МЕДВЕДЕВ В. Человек за спиной. М. 1994, с. 260.

3. ЧЕРНЯЕВ А. С. Шесть лет с Горбачевым. М.1993, с. 222.

4. ГОРБАЧЕВ М. С. Жизнь и реформы. Кн. 2. М. 1995, с. 552.

5. ЛУКЬЯНОВ А. В водовороте российской смуты. М. 1999, с. 55 - 56.

6. Парламентская газета, 16.VIII.2001.

7. МЕДВЕДЕВ В. ук. соч., с. 274 - 275.

8. ШАХНАЗАРОВ Г. С вождями и без них. М. 2001, с. 442.

9. ГОРБАЧЕВ М. С. ук. соч., с. 558 - 559.

10. БОЛДИН В. И. Крушение пьедестала. М. 1995, с. 16 - 17. И. ГРАЧЕВ А. Горбачев. М. 2001, с. 371 - 372.

12. ЧЕРНЯЕВ А. С. ук. соч., с. 482 - 483.

13. Литературная газета, 11 - 17.VIII. 1999.

14. Новое время, 2001, N 33, с. 25.

15. Советская Россия, 21.VIII.2001.

16. Век XX и мир, 1991, N 11, с. 21 - 22.

17. Независимая газета, 20.VIII.1996.

18. КЕВОРКОВ В. Кремлевская оперетка. М. 1997; Новое время, 2001, N 32, с. 12; Венгерский меридиан, 1991, N 4, с. 47.

19. ЕЛЬЦИН Б. Н. Записки президента. М. 1994, с. 79.

20. Там же, с. 83.

21. Там же.

22. ЛЕБЕДЬ А. За державу обидно. М. 1995, с. 392.

23. Парламентская газета, 17.VIII.2001.

24. Огонек, 13 августа 2001, с.9.

25. Российская газета, 19.VIII.1992.

26. ЛЕБЕДЬ А. ук. соч., с. 400 - 401.

27. "Альфа". Сверхсекретный отряд КГБ. М. 1992., с. 202.

28. ЯЗОВ Д. Удары судьбы. М. 1999, с. 31.

29. Комсомольская правда, 27.VII 1.1991.

30. Российская газета, 19.VIII.1992.

31. ЛУЖКОВ Ю. 72 часа агонии. М. 1992, с.77.

32. КРЮЧКОВ В. Личное дело. Кн. 2. М. 1997, с. 201 - 203.

33. Общая газета, 1 - 7.VIII.1997.

34. Известия, 30.VIII. 1991.

Постоянный адрес данной публикации: