2001 год внес серьезные изменения в геополитический ландшафт Восточной и Юго-Восточной Азии, во многом предопределив новую расстановку сил и новые тенденции в динамике политических и социально-экономических процессов в этом огромном регионе.

Самой главной неожиданностью стало то, что так и не оправдались оптимистичные прогнозы о возможности образования новой азиатской региональной общности по формуле "10 плюс три" (то есть асеановская десятка плюс Китай, Япония и Южная Корея). Эти прогнозы были основаны на достигнутом на встречах лидеров 13 стран в 2000 году в Сингапуре решении о создании единой для всего региона зоне свободной торговли с равноправным участием асеановской десятки, Китая, Японии и Южной Кореи. Антиамериканская направленность такого плана была очевидна, и аналитики гадали тогда лишь о том, что предпримет Вашингтон в ответ на открытый вызов его доминирующей роли в регионе.

Однако в ноябре 2001 года десять государств АСЕАН подписали договор о создании в течение ближайших десяти лет зоны свободной торговли с Китаем. Сепаратный договор, инициированный Пекином, фактически подорвал сингапурские договоренности.

Новый удар по идее восточноазиатского единства был нанесен в ходе недавнего визита японского премьера Дзюнъитиро Коидзуми в пять наиболее развитых стран АСЕАН (Филиппины, Малайзия, Таиланд, Индонезия, Сингапур). Он предложил наиболее развитым странам АСЕАН путь региональной консолидации и создания альтернативного китайскому общего рынка, продемонстрировав Пекину решимость Японии отстаивать свои позиции в регионе. Коидзуми отказался даже обсуждать возможность присоединения Японии к китайско-асеановскому договору, тем самым

стр. 3

в корне изменив перспективы региональной консолидации. Они стали выглядеть не как формирование на основе общей восточноазиатской культурной идентичности единого экономического, а в перспективе и политического пространства, не как появление относительно единого восточноазиатского центра силы, а совершенно по-другому - как поле все более усиливающейся конкуренции и конфронтации между Японией и Китаем, которые с легкостью перенесли свое соперничество из Северо-Восточной в Юго-Восточную Азию и продемонстрировали готовность расколоть регион с целью отстаивания своих национальных интересов.

Более понятной стала и позиция стран АСЕАН относительно их роли в консолидационном процессе. Выяснилось, что государства АСЕАН, ослабленные экономическим кризисом и внутренними противоречиями, выступают сегодня не столько равноправными субъектами процесса консолидации, сколько объектами разворачивающейся на наших глазах японо- китайской борьбы за доминирование в регионе. Во время переговоров и с премьером КНР Чжу Жунцзы, и с премьером Коидзуми, а также с лидерами стран АСЕАН не прозвучало ни одной серьезной инициативы, кроме ставших дежурными сообщений о своих трудностях и просьб об оказании финансово экономической помощи. Складывается впечатление, что в отношениях с Японией и Китаем политэлиты стран АСЕАН вполне сознательно заняли выжидательную позицию.

Наряду с политикой Вашингтона японо-китайская борьба за доминирование в регионе сегодня начинает в значительной степени предопределять общее направление и характер политических и экономических процессов в ЮВА.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ ПО ВСЕМУ ФРОНТУ

Если судить по повестке дня последних дипломатических встреч и контактов представителей Японии и КНР, то их противостояние охватывает ныне весь комплекс вопросов - от экономики и кредитов до военных и внешнеполитических проблем - таких, как нацеленность китайских ракет на японские города, острое соперничество за преобладание в ЮВА, различные подходы к тайваньской проблеме.

Нет согласия у сторон и по основным культурно-историческим вопросам, касающихся существования общего культурно-исторического фундамента, который Хантингтон называл дальневосточной буддийско-конфуцианской цивилизацией, а известный филиппинский политик Доминго Сиасон - "всепобеждающим духом Восточной и Юго-Восточной Азии".

Китайские политологи непременно включают Японию в общий буддийско- конфуцианский мир, истоком которого являются непреходящие ценности древнекитайской цивилизации. В Японии такой подход отвергают. В политической и интеллектуальной элите страны уже давно господствует убеждение, что в Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии существует не одна, а две различные по типу азиатские культуры. По словам известного политолога, бывшего посла Японии в Великобритании Казуо Тиба, одну из них можно назвать океанической, другую - континентальной. Как считают в Токио, различия в самой основе этих культур определяют глубинную линию культурно-политического раздела между Японией и Китаем как главными представителями соответственно океанической и континентальной культур. Более того, китайцев, проживающих на Тайване и в Сингапуре, в японской политологии связывают не с континентальной, а именно с океанической культурой, так как уровень их образования, а также жизненные стандарты, международные связи, участие в реальном управлении государством резко контрастируют с аналогичными показателями материкового Китая.

Японское отношение к проблеме культурной идентичности можно выразить примерно так: "Да, в прошлом мы много заимствовали из Китая, но сегодня на дворе XXI век, и наше восприятие мира и способ мышления резко отличаются от китайского".

Современные японцы рассматривают себя в большей мере не как часть восточноазиатского культурного мира, а как сильную и культурно единую и самодостаточную нацию, которая в настоящее время имеет более тесные культурные связи с Западом, чем с Китаем. Проведенные недавно в Японии и Китае социологические исследования сильно разочаровали сторонников буддийско-конфуцианского культурного ареала. Они не выявили никакой глубинной взаимной симпатии в отношениях японцев и китайцев. А ведь именно такая симпатия есть один из существенных признаков общего культурного поля и выступает как основа для решения практических проблем и противоречий в духе мира и компромисса. Проведенное в 1997 году по инициативе министерства иностранных дел Японии специальное социологическое исследование показало, что к китайцам с симпатией или нейтрально относятся меньше половины японцев. В свою очередь, исследования, проведенные в Китае, свидетельствуют о том, что положительно относятся к японцам только 10 процентов китайцев против 41 процента настроенных негативно.

А это означает, что образование единой региональной общности в Восточной Азии на основе общих для народов этого региона культурных ценностей имеет мало шансов на успех, ибо сами народы, несмотря на, казалось бы, очевидное (особенно для европейцев) сходство, отказываются признавать существование этих общих ценностей и, наоборот, стараются всячески показать глубокие различия в культуре. Этот вывод имеет большое значение, превращая японо- китайское соперничество из конфликта внутрицивилизационного, а значит временного и относительно легкорегулируемого, в конфликт межцивилизационный - длительный и труднорегулируемый.

Последние заявления японских и китайских официальных деятелей свидетельствуют о том, что долго существовавшее в латентном виде противостояние, истоки которого в новое время можно найти еще в японо- китайской войне 1894 - 1895 годов, вновь обретает опасную динамику.

В августе 2001 года новый посол Китая в Японии Ву Давэй откровенно заявил, что "...в связи с проблемой различного толкования исторических событий (имеются в виду события в период японской оккупации Китая в 1937 - 1945 годах), визита тайваньского президента Ли Дэн

стр. 4

Хуэя в Японию, посещения высокими японскими должностными лицами токийского храма Ясукуни, который считается символом японского милитаризма, китайско-японские отношения достигли сейчас самой острой стадии, с момента установления дипломатических отношений" (в 1972 году. - Д. М.).

Слова китайского посла о самой острой стадии в японо-китайских отношениях отнюдь не преувеличение. Прошлогодняя встреча министров иностранных дел Японии и Китая закончилась безрезультатно, впрочем, как и большинство японо-китайских переговоров в последнее время. Ни по вопросу о будущем Тайваня, ни в толковании недавней истории, ни по территориальным проблемам, ни относительно наращивания Китаем своего военного потенциала, ни по вопросам продолжения кредитования Китая по программе ОДА (прямые неновые инвестиции из японского бюджета) и оказания японского содействия в развитии наиболее бедных 12 провинций Западного Китая - согласие двух сторон не просматривается. Пекин оказывает постоянное давление на Токио по всем этим вопросам, а японцы в последнее время идут на уступки все реже и реже.

По всей видимости, Токио постепенно пересматривает всю архитектуру отношений с Китаем. Ведь на протяжении многих лет в Японии господствовала точка зрения, что, несмотря на все взаимные противоречия и территориальные претензии, необходимо продолжать тот курс, который был провозглашен еще в 1972 году в японо-китайском совместном коммюнике и закреплен в договоре о мире и дружбе 1978 года. Сторонники этого подхода указывали, что за годы осуществления курса "компромиссов и экономической помощи" Китай превратился в одного из важнейших торговых партнеров Японии (в 2000 году экспорт в Китай составил 55,3 миллиарда долларов, а импорт -30,4 миллиарда; прямые японские инвестиции за последние 10 лет превысили 38 миллиардов долларов), и, что не менее важно, в социально-политической обстановке в Китае произошли существенные перемены. Сформировавшиеся новые социальные группы, обязанные своим возникновением модернизации страны и высоким темпам экономического роста, неумолимо подталкивают правящий в Китае режим к глубокой демократизации. А именно эта цель, как отметил в беседе со мной профессор Судзуки (в начале 90-х он занимал пост советника премьер- министра в сформированном правительстве Муроямы), и есть основа японской стратегии в отношениях с Китаем. В Токио полагают, что в условиях демократии Китай уже не будет агрессивной и экспансионистской страной, если он вообще сможет сохранить себя в качестве великой державы и не распасться.

Идея ослабления Китая путем содействия демократизации его политической системы (как это произошло с СССР и Восточной Европой) всегда была популярна в японских политических кругах. Именно исходя из таких взглядов, Токио, несмотря на очевидное ухудшение отношений с Пекином, активно содействовал вступлению Китая во Всемирную торговую организацию (ВТО) и, по всей видимости, будет продолжать, хотя и в меньших масштабах, экономическое содействие КНР в будущем.

В последнее время, однако, в японской политике в отношении Китая все большее распространение получает иной подход. Его сторонники утверждают, что политика компромиссов и экономической помощи" в отношении Китая невыгодна Японии. На японские деньги, говорят они, под боком у страны при негласной поддержке США растет китайская мощь, которая в будущем сможет реально угрожать безопасности Японии. Поэтому необходимо внести существенные коррективы в японскую политику по отношению к Китаю, предъявить Пекину список условий, без выполнения которых японская помощь Китаю должна быть резко уменьшена или вообще прекращена. Среди этих требований - сокращение Пекином военных расходов, улучшение условий для японских инвесторов, изменение политики в отношении Тайваня.

ВЕЧНАЯ ПРОБЛЕМА - ТАЙВАНЬ

Тайвань и все, что с ним связано, для большинства японских политиков очень больной вопрос. В Токио до сих пор неофициально утверждают, что в 1895 году Тайвань в ходе японо-китайской войны был освобожден

стр. 5

от власти Китая, а не захвачен; что 80 процентов населения острова кардинально отличаются от континентальных китайцев и вместе с японцами являются носителями ценностей океанической культуры; что процветание Тайваня опирается на фундамент, заложенный в те годы, когда Тайвань был частью Японской империи.

Эта точка зрения официально почти незаметна, но на практике японцы упорно следуют ей. Они, например, решительно отказались присоединиться к политике "трех нет", инициированной Пекином в отношении Тайваня и получившей поддержку со стороны США. Эта политика была озвучена еще Генри Киссинджером. Она подразумевала, что США не добиваются образования двух Китаев, реализации формулы "один Китай - один Тайвань" и независимого Тайваня. Более того, в последнее время японцы подготовили список требований к Пекину относительно облегчения иностранных инвестиций, а на встрече министров иностранных дел двух стран заявили о безусловной принадлежности Японии спорных островов Сэнкаку (Дяоюйдао) и предупредили о предстоящем сокращении кредитования по программе ценовых инвестиций из японского бюджета.

Неудивительно, что после таких шагов тон китайских заявлений относительно японской политики стал еще более резким. Уже упоминавшийся посол Китая в Японии Ву Давэй заявил недавно, что "...если японское правительство будет продолжать оскорблять чувства китайского народа по вопросам, касающимся истории Тайваня, то японо-китайские отношения и международные отношения во всей Восточной Азии столкнутся с большими трудностями".

В этом заявлении обращает на себя внимание тот факт, что угрозы китайского официального представителя о появлении всевозможных трудностей в случае японской неуступчивости относятся не только к японо-китайским, но и к международным отношениям в Восточной Азии. Смысл его слов можно трактовать так, что в случае более серьезной конфронтации Пекин способен нанести серьезный ущерб японским интересам в зоне АСЕАН (в Китае, как и в Японии, принято называть Восточной Азией регион, включающий в себя эти две страны, Корейский полуостров и Юго-Восточную Азию).

Китайские угрозы - не блеф, ибо все последние годы Пекин последовательно наращивает свои экономические и политические связи с государствами региона, предпринимает активные действия, чтобы превратиться в одного из главных торгово-экономических и политических партнеров стран АСЕАН. Двусторонняя торговля Китая и стран АСЕАН выросла с 13 миллиардов долларов в 1994 году до 23,5 миллиарда в 1998-м и до 40 миллиардов в 2000 году. Ключевыми пунктами новой политики Пекина в отношении ЮВА стало провозглашение так называемой "go abroad policy" - то есть политики, позволяющей китайским компаниям инвестировать капитал за пределами Китая, используя для этого как государственные кредиты, так и гарантии страхования этих вложений со стороны китайского правительства.

Пекин рассчитывает, что активная финансовая и экономическая экспансия, переход Китая к роли главного инвестора и торгового партнера, вкупе с колоссальным влиянием в странах региона этнических китайцев, позволят открыть дорогу к будущему политическому доминированию.

Что касается японцев, то они в ходе визита Коидзуми продемонстрировали, что готовы как защищать свои экономико-политические интересы в регионе, так и предложить элитам стран АСЕАН проект образования общего рынка альтернативного китайскому. О масштабах японских интересов можно судить хотя бы по таким данным: в 1996 году, например, общий объем японской торговли со странами АСЕАН составлял 109 миллиардов долларов, Япония аккумулировала 21 процент всей внешней торговли стран АСЕАН, а АСЕАН, в свою очередь, аккумулировал порядка 15 процентов всей внешней торговли Японии и более 10 процентов всех прямых японских инвестиций за рубежом.

Коидзуми заявил о новой модели развития отношений Японии со странами АСЕАН, которая предусматривает укрепление связей не только в традиционных сферах торговли и инвестиций, но и в области науки, информационных технологий и образования. При этом японский премьер подчеркнул, что эта модель должна реализоваться не в рамках "экономического сообщества Большого Китая", а в рамках нового регионального сообщества, в которое войдут Япония и страны АСЕАН. В отличие от китайского проекта, который одновременно подписали все его участники - Китай и страны АСЕАН, новый японо-асеановский общий рынок будет строиться путем последовательного заключения между партнерами двусторонних соглашений, по примеру уже подписанного соглашения о свободной торговле между Японией и Сингапуром.

Трудно сказать, почему японцы возлагают такие надежды на привлекательность для стран АСЕАН именно этого соглашения. В соответствии с ним тарифы будут убраны с 94 процентов всего экспорта Сингапура в Японию, однако основные для экспорта большинства стран ЮВА продукты аграрного производства и рыболовства из свободной зоны исключены. Для промышленно развитого Сингапура это не так существенно, как для Бирмы, Лаоса, Камбоджи и даже Вьетнама. В китайском проекте, например, никаких ограничений на торговлю сельхозпродукцией и продукцией рыболовства нет.

Уже исходя из сравнения этих двух конкурирующих предложений, можно предположить возможность опасного раскола в Юго-Восточной Азии. При этом более развитые страны (Таиланд, Малайзия, Филиппины и Сингапур), скорее всего, войдут в блок с Японией, а у наименее развитых - таких, как Бирма, Лаос, Камбоджа - не останется иного пути, как в свободную экономическую зону с Китаем.

Трудно сказать, как поведут себя Вьетнам и Индонезия, однако, очевидно, что закрепление ситуации внутреннего раскола на длительную перспективу и переход японо-китайских противоречий, говоря языком современной конфликтологии, из неактуализированной в актуализированную фазу, может вновь превратить ЮВА в сферу противостояния великих азиатских держав со всеми вытекающими для региональной стабильности негативными последствиями.

Permanent link to this publication: