W. Schulze. Bauerlicher Widerstand und feudale Herrschaft in der fruhen Neuzeit. Fromman-holzboog. Stuttgart. 1980. 344 S.

Рецензируемая книга посвящена истории крестьянских движений на территориях, входивших в состав Священной Римской империи в период между Крестьянской войной в Германии 1525 г. и Французской буржуазной революцией конца XVIII века ¹ . Автор ее - профессор истории в университете Бохума (ФРГ), специалист в области аграрных отношений в Германии XVI-XIX веков. В результате многолетних архивных исследований им был собран огромный и по большей части впервые вводимый в научный оборот документальный материал, на основе которого и написан рецензируемый труд.

Хотя отдельные крестьянские движения время от времени и оказывались в поле зрения историков, однако вся совокупность этих разновременных и разрозненных движений, отличающихся друг от друга по масштабам и непосредственным причинам, длительности и конечным целям, приверженцами традиционной буржуазной "академической" науки даже не считалась проблемой, имеющей самостоятельное познавательное значение. Эти движения, сугубо локальные в сравнении с Крестьянской войной начала XVI в., опять-таки, с первого взгляда, рассматривались как не оказавшие "никакого влияния" на течение внутренней и внешней политики ни на уровне отдельных государств - номинальных членов империи, ни тем более на уровне империи как таковой, а потому и

¹ Автор монографии пользуется периодизацией, принятой в буржуазной историографии, для которой новое время начинается на грани XV-XVI веков.

стр. 168

не укладывались в понятие "исторические события", которым оперируют последователи Л. Ранке, Г. Белова и О. Гинце.

Хотя позиция самого В. Шульце в исследовании этой большой и важной проблемы социальной истории Германии вырисовывается - из всего построения его труда - скорее всего как объективистская (поскольку крестьянские движения не рассматриваются им как проявления имманентного классового антагонизма, заложенного в производственных отношениях феодализма, а воспринимаются им в тех локально окрашенных формах, в которых они выступают на поверхности в указанный период), тем не менее и эта позиция является очевидным разрывом с традицией ранкеанского историзма. Так, по мнению В. Шульце, крестьянские движения в указанную эпоху не были чем-то эпизодическим, без следа проходившим, а являлись важным постоянно действующим фактором национальной истории, т. е. они, по терминологии автора, институционализировались, вписались в общественно-политическую жизнь как ее "сторона", "свойство", с которым властям приходилось считаться как с нависающей угрозой, учитываемой в политике территориальных князей и имперских учреждений. Эти формы скрытого признания власть имущими конфликтной ситуации в стране автор называет "легализацией", "узаконением" (с. 16).

Итак, перед нами не генетическое, а системное исследование крестьянских движений, в котором на первом плане выступает задача типологии, группировки их по мотивам, характеру действий, масштабу и т. п. Разумеется, при изучении значительного числа крестьянских движений подобная процедура имеет свои преимущества - она позволяет нарисовать широкое полотно, состоящее не из разрозненных эпизодов, а воссоздать крестьянские восстания как характернейший феномен целой исторической эпохи. Но подобной типологии должно было предшествовать, во-первых, обоснование того, что XVI-XVIII века представляли собой единую (по своим фундаментальным характеристикам) эпоху в аграрной эволюции страны; и, во-вторых, включение в указанную типологию многоликости, разнородности аграрных отношений на отдельных территориях "лоскутной империи". К сожалению, автор не сделал ни того, ни другого, вследствие чего сколько-нибудь стройная и убедительная типология крестьянских движений им так и не была создана.

Дошедшие до нас источники, замечает автор, крайне неравномерно освещают интересующую его проблему: слабее всего в них отражены воззрения самих крестьян, их жалобы, оценки, мотивы и т. п. Преобладающее же большинство источников исходит от представителей господствующего класса, правительственных учреждений, администраторов, судебных инстанций. Во всяком случае, рассматриваемая работа лишний раз подтверждает старую истину: каждый новый подход к исторической проблеме открывает доступ не только к новым источникам, т. е. остававшимся до тех пор незамеченными.

Больше половины общего объема книги (180 страниц из 344) занимают документы и исчерпывающая библиография (начиная с XVI в. и до настоящего времени). Автор выявляет новую, притом богатейшую информацию в источниках, казалось бы, давно изученных. Назовем основные типы приложенных к монографии материалов. Прежде всего, речь идет о немногих, но весьма ценных документах, исходящих из среды самих крестьян. Среди них - жалоба жителей трех деревень на имя императора Максимилиана II (1564 г.), ответ жителей общины Беменкирх на обвинения, выдвинутые против них Хаугом фон Рехбергом; объяснение крестьян Оберрейнталя относительно причин отказа платить налог "швейцарский пфенниг" и т. п. Гораздо более многочисленны документы, исходившие из правительственных канцелярий и составленные администраторами. Среди них - доклад об отказе вальбургских общин от выполнения барщинных работ (1597 г.), доклад уполномоченного аугсбургского епископа о переговорах с подданными Реттенберга, доклад дворянина (?) архиепископу Зальцбурга о подавлении крестьянского восстания. Обращают на себя внимание и выдержки из сообщений современников событий, в особенности тексты из хроник, посвященные крестьянским движениям, сообщение Иоганна Ноймар фон Рамсла о восстании "низших против высших" (1633 г.), отрывок из хроники Мартина Харландтера о крестьянском восстании 1645 г. и др.

Формулируя проблему исследования, В. Шульце указывает на специфику дошедших до нас источников, исключающих, как правило, возможность установить, какими представлениями об окружающем их мире и своем месте в нем руководствовались участники восстаний, какое содержание они вкладывали в такие понятия, как "спра-

стр. 169

ведливость", и др. Шульце подчеркивает научный интерес "феномена внутриобщественных конфликтов и исторических форм их проявления" (с. 45). Задача типологизации крестьянских движений требует, считает автор, учета взаимоотношений трех "сил": крестьянства, феодалов и государства, т. е. каждой данной "социально-политической системы" в целом. В этой связи автор высказывает сомнение относительно "достаточности" понятия "классовая борьба", ссылаясь на то, что интересы вотчинников и государства, которые должны были совпадать, на деле зачастую приходят в столкновение (с. 31).

Но подобные замечания только обнаруживают схематизм в подходе самого В. Шульце к историческому истолкованию социологических понятий. Феодальное государство, несомненно, является "агентом" класса вотчинников в сущностном, предельном выражении интересов этого класса. Но для того, чтобы государство могло справиться с функцией "агента", оно может в определенных ситуациях вступать в конфликт (разумеется, преходящий и второстепенный) с интересами отдельных феодалов или даже их групп. И еще одно замечание. В. Шульце, справедливо указывая на "прямолинейность и схематизм" в объяснении генезиса абсолютизма крестьянскими восстаниями, сам, однако, допускает не меньший схематизм, игнорируя проблему централизованной феодальной ренты в условиях сохранения личной зависимости земледельца. Если очевидно, что в столкновении вотчинников с государством противостояли друг другу интересы получателей двух форм ренты, то столь же несомненной была и роль государства в кодификации крепостничества. Наконец, трудно понять, почему автором обойдена проблема аграрного дуализма в Германии и его проявлений в XVI-XVIII веках.

Давая короткий обзор основных крестьянских движений в рассматриваемую эпоху, автор посвящает специальный параграф объяснению и типизации крестьянских восстаний. Прежде всего бросается в глаза отчетливая концентрация крестьянских движений в верхненемецком регионе (Верхний Рейн, Шварцвальд, Верхняя Швабия, наследственные владения Габсбургов), т. е. на тех территориях, где в 1525 г. развернулась Крестьянская война. В. Шульце видит главное объяснение этому факту в том, что данный регион был местом сосредоточения мелких княжеств. Чем меньше их территория, утверждает автор, тем чаще и легче вспыхивали крестьянские восстания (с. 60), что, как считает В. Шульце, связано с наличием слабого административного аппарата и тяжестью фискального гнета. В этом наблюдении, несомненно, имеется зерно истины. Однако, понимая его недостаточность, автор дополняет его рядом других соображений: растущее вмешательство государства в крестьянско-помещичьи отношения, утеря дворянством своих "защитных" функций по отношению к зависимым крестьянам, развитие в областях, где преобладала денежная (или продуктовая) рента хозяйственной самостоятельности крестьян и на этой основе осознание ими растущей степени паразитизма дворян и др.

В итоге под пером В. Шульце возникает своего рода "треугольник" сталкивающихся интересов: 1) сеньоры, которые в условиях развитых товарно- денежных отношений стремятся довести крестьянские повинности до "максимума", 2) крестьяне, добивавшиеся сохранения условий, делающих возможным регулярное воспроизводство своего самостоятельного хозяйства и, естественно, всеми средствами сопротивлявшиеся устремлениям господ, и 3) "территориальное государство", заинтересованное в сохранении платежеспособного и обязанного ему налогами населения. "Баланс сил", образующих стороны этого треугольника, в каждом отдельном случае объясняет возникновение, ход и исход крестьянских движений (с. 65).

Рассматривая правовые условия, в которых формировалось классовое сопротивление крестьянства, В. Шульце указывает на две противоположные тенденции. С одной стороны, после Крестьянской войны 1525 г. множилось законодательство, объявлявшее всякую попытку неповиновения сеньориальной власти уголовным преступлением (по словам автора, крестьянское сопротивление "криминализируется") (с. 66); с другой - в связи с усилением власти территориальных князей и стремлением имперских властей сохранить хотя бы видимость контроля над последними постепенно узаконивались возможности поиска крестьянами правовой защиты против притеснений (с. 113). С оптимистической оценкой автором этой тенденции (с. 116) трудно, разумеется, согласиться.

В условиях феодализма крестьяне нередко использовали противоречия внутри иерархии господ для выражения своего

стр. 170

протеста против тирании сеньоров - своих непосредственных угнетателей. Этой цели служили крестьянские жалобы в курии сюзеренов последних. Разумеется, классовая солидарность феодалов брала, как правило, верх над всеми формами недовольства сюзерена тем или иным вассалом. Что же касается крестьян, то значение этих актов заключалось не в реальной возможности привести в движение "вышестоящие власти" (это требовало, помимо всего прочего, значительных материальных средств), а в легальной возможности обнародовать свои жалобы, что в известной степени помогало крестьянам сплачивать свои силы.

Какие же формы принимало крестьянское сопротивление в Германии XVI-XVIII веков? Следуя типологии крестьянского сопротивления, разработанной в советской историографии ² , В. Шульце различает: латентные (повседневные) и открытые формы этого сопротивления (их можно было бы назвать также индивидуальными и коллективными, массовыми формами). Среди первых он различает: отказ отбывать службы и повинности, а также бегство крестьян за пределы данного владения. К открытым формам он относит сопротивление с использованием правовых средств (обжалование требований господ в судах). В классификации В. Шульце присутствует и третья форма крестьянского сопротивления - насильственная, т. е. все формы физического сопротивления крестьян господскому произволу. Если даже отвлечься от крайне неравномерного освещения автором этих форм (так, последней из них отведено 2 страницы, в то время как судебной - более 15), бросаются в глаза расплывчатость критериев предложенной им классификации, схематизм, ведущий к обеднению исторической действительности.

В одной из глав автор пытается выяснить, какое отражение крестьянское сопротивление феодальному господству находило в политике и политической науке XVI- XVIII веков. Поскольку это относится к политике, то речь идет о колебаниях властей предержащих между террором против "возмутителей спокойствия" и увещеванием в адрес господ проявлять "благоразумие" и "сдержанность" в своих требованиях, предъявляемых к крестьянам, одним словом, об элементах т. н. просвещенного абсолютизма, и не более того.

Самой ценной частью рецензируемого труда является документальное приложение к нему. Что же касается самого исследования, то оно выполнено очень неровно. Крупным недостатком является то, что автор не счел нужным соотнести распределение по годам и территориям интенсивности крестьянского сопротивления с условиями крестьянского держания и их эволюцией. Хотя крестьянские движения концентрировались преимущественно на территории к западу от Эльбы, автору все же следовало бы уделить больше внимания проблеме крестьянского сопротивления в районах т. н. второго издания крепостничества. И, наконец, невозможно изучать крестьянские движения вообще, и в особенности в первый период новой истории, не обратившись к состоянию и эволюции менталитета крестьян. Ведь известно, что одни и те же повинности в одно время и в одном регионе отбываются крестьянами "безропотно", а в другое время и в ином регионе вызывают с их стороны бурный протест и негодование.

² В библиографии фигурируют работы С. Д. Сказкина, Б. Ф. Поршнева и др.

Permanent link to this publication: