Борис Иванович Панкратов (1892 - 1979), пожалуй, единственный в нашей синологии ученый, имя которого обросло легендами. Сказать о Б.И. Панкратове, что он был синологом, - не совсем верно. В такой же мере он был и монголистом, и маньчжуристом, и тибетологом.

Но сначала о легендах. Как рассказывал мне проф. Б.К. Пашков, который, как и Борис Иванович, учился до революции в Восточном институте во Владивостоке, только был на несколько лет младше его, Панкратов на свои деньги нанимал настоящего маньчжура, с которым практиковался в маньчжурском языке, и ездил по городу на извозчике. Если верить сведениям, изложенным во вступительной статье к рецензируемой книге, где говорится, что Б.И. Панкратов происходил из бедной семьи, учился на стипендию и подрабатывал уроками, то в слова Пашкова не очень верится. Впрочем, может быть, после женитьбы во Владивостоке у него появились деньги.

По словам синолога Г.О. Монзелера, когда он в 1917 г. приехал в Пекин и пришел к Б.И. Панкратову, тот не хотел впускать его в дом, всячески заслоняя вход, так как в это время у него происходил сеанс камлания маньчжурского или монгольского шамана.

Поэт А.И. Гитович, переводивший китайскую поэзию и подружившийся с Борисом Ивановичем, уверял, что Панкратов бродил по Северному Тибету под видом бурятского ламы, настолько хорошо он говорил по-монгольски и по- тибетски; как блестящий знаток маньчжурского языка, он был приглашен на свадьбу маньчжурского императора Пу И.

В последние годы в печати (например, в статье индолога А.Н. Сенкевича в "Аргументах и фактах") появилось сообщение о том, что Панкратов присоединился в Китае к известной экспедиции Н.К. Рериха в Тибет и Индию и что в Индии был обнаружен дневник путешествия Панкратова, исчезнувший несколько лет назад. Так ли это - сказать трудно. Составитель рецензируемого сборника и автор вступительной статьи Ю.Л. Кроль, близкий с Б.И. Панкратовым в последние десятилетия его жизни, утверждает, что, по словам самого Панкратова, он в Тибете никогда не был, а во время экспедиции Рериха был в Пекине, что вроде бы подтверждается и письмами Панкратова из Пекина. Ю.Л. Кроль предполагает, что в качестве переводчика с Рерихом ездил совсем другой китаист (но кто?).

А вот сведения о присутствии Бориса Ивановича на свадьбе Пу И соответствуют действительности. Панкратов был блестящим знатоком маньчжурского языка, не только письменного (письменный знали и другие востоковеды), но и разговорного. Он как-то рассказывал мне, что, будучи в Монголии (видимо, Внутренней), он в поездках по стране вместе с тамошними чиновниками, когда надо было, чтобы шофер не понял, о чем идет речь, говорил с ними по-маньчжурски. Необходимо пояснить, что, выйдя из употребления в самом Китае, видимо, еще в XVIII в., маньчжурский язык долго оставался в обиходе в Монголии (в официальной чиновничьей среде); знание маньчжурского языка требовалось и для сдачи экзаменов, необходимых для занятия официальной должности.

стр. 186

Б.И. Панкратов был единственным востоковедом-полиглотом в нашей стране, который свободно владел китайским (он безупречно говорил по-пекински, чему я был свидетелем, присутствуя, например, при его беседе с известным китайским проф. Фэн Цзя-шэном), монгольским, маньчжурским и тибетским, знал дагурский, нанайский, бурятский, ойратский (калмыцкий), эвенкийский, татарский, казахский, древнеуйгурский, не говоря уже о западноевропейских языках, а также латинском и греческом. Он занимался даже шумерским, юкагирским, финским, эстонским, румынским, болгарским языками (с. 5 - 6, сн. 2).

Впервые я увидел Б.И. Панкратова в 1950 г., поступив на Восточный факультет ЛГУ. Б.И. Панкратов приходил туда из Института востоковедения преподавать пятикурсникам маньчжурский язык и читал с ними роман "Цветы сливы в золотой вазе" в маньчжурском переводе. Один раз, уже в 1954 г., мне посчастливилось присутствовать на занятиях Бориса Ивановича с аспирантами, и я был поражен удивительной точностью толкования древнего текста (читался "Персиковый источник" Тао Юаньмина) и важностью задаваемых аспирантам вопросов о синологических словарях и справочниках.

Б.И. Панкратов, бесспорно, был выдающимся знатоком языков, истории и культуры народов Дальнего Востока и Центральной Азии. Однако, при необычайной широте научных знаний и интересов, он довел до печати лишь немногие из задуманных и начатых трудов. Вот почему рецензируемый сборник представляется чрезвычайно полезным. Он открывается статьей о жизни и научно-исследовательской деятельности ученого, написанной со свойственной Ю.Л. Кролю скрупулезностью, документированностью всех фактов, ссылками на архивные материалы и устные свидетельства ученых, знавших Бориса Ивановича. Ю.Л. Кроль точно формулирует область научных разысканий Б.И. Панкратова, называя его сино-монголистом со стремлением к комплексным исследованиям и с ярко выраженным интересом к дешифровке трудных или загадочных текстов (например киданьского и чжурчжэньского письма).

Замечу, что, как знаток маньчжурского языка, Борис Иванович всю жизнь интересовался чжурчжэньским языком, мечтая заняться расшифровкой чжурчжэньской письменности. Зная, что я обследую синологические фонды в библиотеках страны, он неоднократно спрашивал, не попался ли мне корейско- чжурчжэньский словарь, который он безуспешно искал в течение многих лет. (Будучи в 1998 г. в Сеуле, я спрашивал корейских ученых - знатоков древних книг, не попадался ли им такой словарь, но никаких сведений о нем получить не смог.)

Вступительная статья знакомит читателя и с необычным послужным списком Бориса Ивановича, его непростой научной биографией. С 1918 по 1921 г. он жил в Китае, в г. Ханькоу, где преподавал русский и английский языки и совершенствовал свои знания в китайском, изучая хубэйский и хунаньский диалекты, а также знакомился с сиамским (тайским) и бирманским языками (по каким источникам, к сожалению, не известно). Осужденный главой русской колонии в Ханькоу за просоветские убеждения, он был выслан с территории колонии. Приехав в Пекин, работал в агентстве РОСТА и преподавал в Институте русского языка при китайском МИДе. Чтобы не пересказывать написанное Кролем, скажу лишь, что в 20-х годах Б.И. Панкратов работал в Советском посольстве и был связан с лучшими представителями китайской интеллигенции, профессорами Пекинского университета Ли Да-чжао и Ху Ши. С риском для жизни он укрывал у себя Ли Да-чжао - основателя Компартии Китая - и по счастливой случайности избежал ареста вместе с ним (с. 11).

Б.И. Панкратов совмещал работу в Посольстве с работой в Институте китайско- индийских исследований (Sino-Indian Research Institute) Гарвардского университета в Пекине, где исполнял обязанности заместителя директора по научной части и интенсивно работал как буддолог, знающий множество восточных языков.

Только в 1935 г. Б.И. Панкратов вернулся в СССР и как ученый-монголист сразу был зачислен на работу в Институт востоковедения АН СССР. Во время войны, в 1942 г., он был вывезен самолетом из блокадного Ленинграда и по распоряжению МИДа отправлен в наше Посольство в Китай, где и пробыл до 1948 г. Вернувшись в Ленинград, он продолжал работу в ЛО ИВ АН СССР.

Б.И. Панкратов прожил интересную, но нелегкую жизнь. Прекрасный знаток восточных языков, истории и культуры народов Центральной Азии, так и не подготовивший диссертации, а значит, не имевший ученой степени, он был зачислен после войны в Институт востоковедения младшим научным сотрудником. Тяжелые домашние условия, загруженность преподавательской работой в ЛГУ, бесконечные консультации десяткам ведущих ученых- востоковедов

стр. 187

разных специальностей по самым сложным вопросам (от истории центральноазиатских народов по разноязычным источникам до китайской ботанической терминологии), разборка монгольских и тибетских ксилографов, привезенных в 1940 г. из Бурятии после закрытия и разгрома ламаистских монастырей, руководство консервацией и реставрацией старинных рукописей (Борис Иванович был блестящим знатоком китайской бумаги) - все это не давало Борису Ивановичу возможности сосредоточиться на завершении многочисленных начатых трудов. Теперь стараниями составителя рецензируемой книги Ю.Л. Кроля и помогавших ему в этом кропотливом труде К.С. Яхонтова, М.Ф. Чигринского, Е.А. Кузьменкова, А.С. Мартынова, Е.Д. Огневой, А.В. Пабрика, Р.Н. Крапивиной читатель может познакомиться с частью научного наследия Б.И. Панкратова. Именно с частью, потому что многое из рукописного наследия ученого утеряно (во всяком случае, не попало в Архив востоковедов при Петербургском отделении ИВ РАН). Например, новый полный перевод "Секретной истории монголов" ("Юань чао би ши"), более известной у нас как "Сокровенное сказание", и многие другие рукописи, исчезнувшие в 30-40-х годах в Китае, особенно после кончины ученого. Полагаю, что не попавшие в Архив рукописи надо искать в Бурятии, куда, согласно воле ученого, были переданы собранные им тибетские и монгольские рукописи и книги по буддизму.

"Сокровенное сказание" широко известно у нас благодаря переводу С.К. Козина, изданному в 1941 г. В 50-е годы, будучи студентом, я не раз слышал, что Б.И. Панкратов обнаружил в переводе Козина много ошибок и готовит к изданию реконструированный монгольский текст и свой перевод этого памятника. К сожалению, работа эта, столь нужная всем, кто занимается историей, этнографией, фольклором, литературой и языком монголов XIV в., не увидела света. И только сейчас, благодаря трудам М.Ф. Чигринского и консультациям И.В. Кульганек (пожалуй, впервые в оглавлении книги значится фамилия консультанта), мы можем познакомиться с развернутой рецензией Б.И. Панкратова на перевод С.А. Козина, никогда ранее не публиковавшейся. Из предисловия М.Ф. Чигринского и текста рецензии становятся ясными причины расхождения двух ученых. Как справедливо пишет М.Ф. Чигринский, "на майской дискуссии 1941 г. столкнулись два различных психологических типа, две отличные друг от друга системы мышления. С одной стороны, С.А. Козин, известный монголист, мастер слова, трудолюбивый, но не имевший достаточного знания китайских источников для решения поставленной задачи... С другой - блестящий полиглот, эрудит и аналитик Б.И. Панкратов, строгий, скрупулезный исследователь"(с. 70).

Действительно, С.А. Козин, автор блестящего перевода монгольского эпоса (достаточно вспомнить его переводы "Гэсэриады" и "Джангариады"), не был подготовлен к выполнению подлинно научного перевода основного и единственного раннемонгольского памятника. Б.И. Панкратов, блестяще владеющий монгольским и китайским языками, судя по всему уже в 1921 - 1922 гг. подготовил перевод "Сокровенного сказания" (рукопись, видимо, утеряна). Он не механически переводил памятник, а обращался к первым словарям монгольского языка, сохранившим в иероглифической записи образцы монгольской речи XIV в., и ко всем китайским источникам, например к "Заметкам о черных татарах" Пэн Дая, ездившего к монголам в 1232 г. Все это дает основания считать замечания ученого, сделанные в рецензии на перевод С.А. Козина, чрезвычайно важными и обоснованными.

Нет необходимости приводить множество примеров ошибочного или неточного перевода С.А. Козина, исправляемого Б.И. Панкратовым, достаточно процитировать один. У С.А. Козина: "Прослышав о знаменитых Бурханхалдунских звероловлях и прекрасных землях, он теперь подвигался, оказывается, кочевьями своими к Шинчи-баян-урянхаю, на котором были поставлены божества, владетели Бурхан-халдуна". У Б.И. Панкратова: "Считая, что Бурханхал-дунские звероловные угодья очень хороши для охоты, Хорипартай-Мэргэн прикочевал к Бурханхалдунским князьям, урянхайцам Бурхан босхозсан'у и Шинчи-Баину" (с. 89). Историк или исследователь монгольской религии и мифологии, поверивший переводу С.А. Козина, будет введен в заблуждение, считая, что в данном отрывке речь идет о божествах- владетелях Бурхан-халдуна. Что такое божества-владетели - не совсем ясно. Согласно переводу Б.И. Панкратова, ни о каких божествах речь не идет, а Шинчи-баян-Урянхай, скорее всего, не имя правителя, а какое-то место(?), поскольку на нем поставлены божества. Рецензия Б.И. Панкратова - это 32 страницы печатного текста. Хочется надеяться, что отныне все, кто пользуются переводом С.А. Козина, будут обращаться и к многочисленным исправлениям и дополнениям, сделанным Б.И. Панкратовым.

стр. 188

В 1958 г. мне довелось слушать интереснейший доклад Бориса Ивановича об изучении восточных языков в минском Китае. После его доклада чл. -корр. АН СССР В.Н. Пигулевская выразила сожаление, что институт не догадался пригласить стенографистку, чтобы записать столь важное сообщение Б.И. Панкратова для последующей его публикации. Сам Б.И. Панкратов обещал подготовить его к печати, но так и не сделал этого. Теперь читатель, благодаря усилиям Ю.Л. Кроля, может познакомиться со сводным текстом доклада, основанным на черновиках 1953 и 1958 гг., и приложением к нему образцов переводов из учебника, точнее "Китайско-инородческого словаря" ("Хуа-и и- юй"), составленного по повелению первого минского императора Хун-у и изданного в 1382 г. В этот словарь, составленный Хо Юань-цзе (монгол, родившийся в Китае и получивший китайское образование), были включены и отдельные образцы монгольских документов с китайским переводом. Пять из них, а также чрезвычайно важное предисловие Хо Юань-цзе, в котором он формулирует принципы передачи монгольских звуков средствами китайской иероглифики, впервые переведены Б.И. Панкратовым и опубликованы в рецензируемой книге.

Б.И. Панкратов интересовался не только монгольским языком. Он изучал и дагурский язык, который определял как "архаический монгольский диалект, подвергшийся сильному влиянию тунгусских языков" (с. 137). Его первое знакомство с дагурским языком состоялось в 1914 - 1915 гг., когда в Хайларе он познакомился с живущими там дагурами, а собирание материалов по дагурскому языку и его изучение относятся уже к 1929 - 1930 гг. Ученый планировал написать специальный труд об истории дагуров, их языке и фольклоре и приложить к нему словарь дагурского языка. К сожалению, как и многие другие планировавшиеся им работы, такой труд не был написан.

Маньчжурист К.С. Яхонтов, имеющий большой опыт в описании старинных рукописей, написал небольшую заметку о дагурском архиве ученого и подготовил к печати оставшиеся в архиве "Введение" к книге о дагурах и некоторые словарные материалы (список дагурских слов монгольского корня с начальным h; список дагурских поселений с указанием дагурского и китайского названий, а также фамилий жителей каждого поселения). Думается, что последний подробнейший список (с. 141 - 148) может оказаться весьма полезным для этнографов. Попытки составления истории дагуров, насколько мне известно, предпринимаются в Китае, но едва ли китайские исследователи обращаются к старинным (XVII в.) сообщениям русских землепроходцев, которые использовал в своем "Введении" Б.И. Панкратов. К.С. Яхонтов дал подробное описание архивных материалов Б.И. Панкратова по дагурам (блокноты и различные этнографические материалы, например списки цицикарских родов), особенно отметив ряд интересных материалов, составленных по показаниям неизвестных информаторов (списки дагурских имен, терминов родства, названий местных рек и т.п.).

Б.И. Панкратов собрал и несколько редких рукописей. Это в основном народные песни, записанные по-дагурски с помощью маньчжурского алфавита. Об уникальности этих рукописей можно судить по тому, что монгольский филолог акад. Ц. Дамдинсурэн, всю жизнь собиравший монгольские рукописи и ксилографы, в свое время говорил мне, что он только слышал о существовании таких рукописей, но никогда не видел ни одной из них. Можно надеяться, что эти уникальные материалы, собранные Б.И. Панкратовым, найдут своих исследователей.

Интерес ученого к фольклору не ограничивался собиранием образцов только устного творчества дагуров. Работая в Пекине, Б.И. Панкратов собирал устные пекинские пословицы и особые устойчивые выражения - сухоуюй (букв. "выражения с отдыхающим концом"), которые М.Г. Прядохин предложил называть "недоговорки-иносказания" ¹ , различные песни, поющиеся сказы, например шулайбао; покупал также печатные издания простонародной литературы, так называемые чанбэнь, среди которых были образцы дагушу (сказы под большой барабан), и различных популярных в Пекине песен.

В 70-х годах Борис Иванович подарил эту коллекцию (172 маленькие ксилографические книжки) мне. Обращение к известным справочникам печатных изданий простонародных мелодий ² показывает, что, за небольшим исключением, эти книги сохранились в единичных экземплярах в коллекции Academia Sinica и хранятся сейчас в библиотеке им. Фу Сыняня в Тайбэе либо в Пекине, в собрании проф. Фу Си-хуа (куда оно поступило после его кончины, мне неизвестно). Часть этих изданий имеется и в японских библиотеках. За пределами Дальнего Востока подобные издания (главным образом пекинской печатни Баовэньтан), видимо, отсутствуют.

стр. 189

Все собранные Б.И. Панкратовым фольклорные материалы, а значительная часть их уникальна, еще ждут своего описания. Над коллекцией пословиц (около 1000) до войны начала работу аспирантка Е.Н. Медовая (в блокаду она умерла от голода). Борис Иванович считал, что коллекция пропала. Но, к счастью, она сохранилась в Архиве Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения. Еще в 1963 - 1964 гг. велась подготовка к печати коллекции сехоуюй, но не была доведена до конца.

В рецензируемом сборнике дается, наконец, публикация 418 сехоуюй с иероглифической записью, транскрипцией, переводом и подробными пояснениями. Она подготовлена Ю.Л. Кролем, написавшим вступительную статью "Пекинские поговорки сехоуюй в собрании Б.И. Панкратова", и А.С. Мартыновым. Эта публикация представляет несомненную ценность. Как пишет Ю.Л. Кроль, сравнение сехоуюй, зафиксированных у Панкратова, с китайско- английским словарем сехоуюй Дж. Розенау ³ , содержащим около 4 тыс. подобных выражений, показало, что совпадения, в большинстве неполные, составляют примерно 10%. Ю.Л. Кроль предполагает, что это может объясняться тем, что с 20-х годов до второй половины века, когда Розэнау собирал сехоуюй, их состав изменился.

Действительно, сехоуюй меняются, видимо, довольно быстро, но, думаю, вряд ли такие сильные изменения могли произойти за полвека. Скорее, это объясняется тем, что сехоуюй часто имеют локальный характер, тесно связаны с местным диалектом, и материалы, собранные в Пекине, могут дать совсем иную картину, чем собранные в других местах Китая. Нельзя забывать и о принципах публикации. Например, составитель "Большого словаря сехоуюй" ("Сехоуюй дацыдянь", Чэнду, Сычуань цышу чубаньшэ, 1989) Ван Тао-юй пишет, что в словарь, где приведено более 16 тыс. сехоуюй, не включены сехоуюй малоупотребительные, с резко выраженной диалектальной спецификой, а также вульгарного содержания (с. 7). Ценность коллекции Б.И. Панкратова именно в том, что в ней отражены в полном виде разные типы пекинских сехоуюй, включая и сильно диалектальные, и скабрезные, вульгарные.

Важны не только сами сехоуюй, опубликованные Ю.Л. Кролем и А.С. Мартыновым, но и их переводы и примечания, составленные учеными, использовавшими частично рукописные заготовки собирателя и устные пояснения, данные им в 1963 - 1964 гг. Пояснения эти чрезвычайно важны, так как многие этнографические детали сейчас совсем забыты. Например, не зная, что в старом Пекине за Передними Воротами (Цяньмэнь) на улице Чжушикоу было много магазинов, у которых двери были не посредине фасада, а сбоку или с угла дома, нельзя понять, что сехоуюй - "магазины на улице Чжушикоу - у них двери сбоку" (N 342, с. 225) - в переносном смысле означает: "очень странно". Едва ли где-нибудь можно найти пояснение вроде того, что в старом Пекине на улицах сидели женщины, специально занимавшиеся починкой одежды рикш, водоносов и прочей городской бедноты (с. 182, N 121), а без этого нельзя понять соответствующую недоговорку; или что Хай Чжанъу - имя тяньцзиньского торговца солью (N 135, с. 184), а мусульманин Цзинь - пекинский торговец лекарствами, прославившийся секретом изготовления пластырей (N 243, с. 205 - 206) и т.п. Пояснения важны и множеством других чисто этнографических деталей, например описанием местных блюд или обычаев, которые Б.И. Панкратов знал в совершенстве.

Публикаторы подготовили только часть собрания сехоуюй (у Б.И. Панкратова их более 2 тыс., правда, среди них много вариантов). Можно надеяться, что работа по подготовке всего собрания к печати будет когда-нибудь продолжена.

Б.И. Панкратов собирал не только пословицы и недоговорки, в свое время он передал Ю.Л. Кролю целый чемодан записей пекинского фольклора. Жаль, что в рецензируемой книге об этой коллекции сказано лишь несколько фраз и не дано хотя бы краткое описание содержания собранного уникального материала. По словам Н.А. Спешнева, в Китае, например, нет записей сказов шулайбао, популярных до середины XX в., записи же Б.И. Панкратова дают возможность представить репертуар сказителей 20 - 30-х годов.

Во вступительной статье к сборнику Ю.Л. Кроль говорит и о других коллекциях Б.И. Панкратова, в частности о коллекции тибетских ламаистских икон, а также о коллекции китайских лубочных икон, хранящихся сейчас в Государственном Эрмитаже. Жаль, что в статье ничего не сказано о других уникальных экспонатах, привезенных Б.И. Панкратовым и переданных в Эрмитаж, например о печатях монгольской династии Юань или об огромной посольской(?) грамоте на маньчжурском языке и др.

стр. 190

К сожалению, в рецензируемой книге обойден вопрос и о книжных коллекциях Б.И. Панкратова. Находясь в Китае, Борис Иванович собирал и старинные рукописи, и ксилографы, и просто различные книги, издававшиеся в Китае и на Западе по интересующим его проблемам. Это была уникальная в своем роде библиотека на китайском, маньчжурском, монгольском, тибетском, западноевропейских и русском языках. Еще при жизни, в 70-х годах, Борис Иванович передал часть маньчжурских ксилографов и рукописей в Синологическую библиотеку в Москве, после его кончины, согласно завещанию, в Улан-Удэ в Бурятский институт монголоведения, буддологии и тибетологии было передано 100 монгольских и 100 тибетских рукописей, а также все многочисленные книги по буддизму на разных языках. Часть книжного собрания тогда же была передана в Синологическую библиотеку, а часть - в Санкт-Петербургский филиал Института востоковедения.

Можно только пожалеть, что в рецензируемой книге не нашлось места хотя бы для краткого описания собрания восточных рукописей, хранящихся сейчас в Улан-Удэ. Это явно обогатило бы книгу. Жаль также, что К.С. Яхонтов, прекрасно знакомый со всеми нашими маньчжурскими фондами, в своей статье о дагурском архиве Б.И. Панкратова перечислил в сноске (с. 130) лишь маньчжурскую часть архива Панкратова, не сказав ничего о тех маньчжурских материалах (книгах, рукописях), которые попали в упомянутые библиотеки. Замечу, что некоторые дву- и трехъязычные (китайско-маньчжурские, китайско- монгольско-маньчжурские) ксилографические издания, которые почему-то не пожелали взять библиотеки, хотя они представляются тоже достаточно редкими, вдова ученого передала мне.

Что касается коллекции ламаистских икон, то следует сказать, что Б.И. Панкратов интересовался ламаистским искусством профессионально, стараясь вникнуть не только в содержание (изображения ламаистских божеств), но и в технику исполнения танка. Чрезвычайно интересна и публикация тибетолога Е.Д. Огневой ("Иконография тибетского буддизма") замечаний Б.И. Панкратова на книгу Л.Н. Гумилева "Старобурятская живопись" (М., 1975). Книга эта, ставшая бестселлером (мои попытки приобрести ее сразу по выходе в свет оказались тщетными), представляет собой описание коллекции икон из Агинского дацана (Бурятия). Хорошо известный специалист по истории степных народов Л.Н. Гумилев не был знатоком ламаистского искусства. Борис Иванович, еще в бытность свою в Китае, в конце 20-х - первой половине 30-х годов читавший в Пекине в Институте китайско-индийских исследований курс буддийской иконографии, не мог равнодушно отнестись к выходу хотя и интересной, но далекой от научной правды книги. В 1976 г. он выступил в Ленинградском отделении Института этнографии АН СССР с подробным докладом по поводу этой работы. В нем, в частности, говорилось: "Вводная статья на 47 страницах написана великолепно, завлекательно читателю, как один из лучших детективов Агаты Кристи и Эллери Квина, просто как сказка, но она остается только сказкой. В ней истина так переплетена с фантазией, что для подробного разбора ее содержания нужно написать не 47, а 90 страниц" (с. 290). Б.И. Панкратов дает аргументированную критику красивых фантазий Л.Н. Гумилева и исправляет грубые ошибки в толковании ламаистских божеств. Хочется надеяться, что все, кто пользуется книгой Гумилева, примут во внимание многочисленные исправления, сделанные Б.И. Панкратовым и впервые опубликованные в рецензируемом сборнике.

Б.И. Панкратов был востоковедом широкого профиля. Его интересовали и история народов Центральной Азии, и связи Китая со странами Центральной Азии. В сборнике читатель найдет подготовленный к печати Ю.Л. Кролем перевод Б.И. Панкратова из китайского сочинения XV в. "Си юй фань го чжи" ("Описание иностранных государств на Западе"), принадлежащего Чэнь Чэну и Ли Сяню. Это описание Герата, Самарканда, Андхоя, Балха, Термеза, Шахрухии и других мелких княжеств. Надеюсь, что и этот материал, бесспорно интересный для историков Центральной (Средней) Азии, будет замечен соответствующими специалистами и введен в научный оборот.

Подготовить сборник было очень нелегко. Надо было не просто извлечь из архива неопубликованные труды Б.И. Панкратова, но и, сопоставляя различные записи и черновые варианты, часто составить сводный текст, не нарушая авторскую логику и первоначальный замысел. Ю.Л. Кроль и другие петербургские востоковеды с честью справились с этой задачей, представив на суд читателей интереснейшую книгу, полезную всем, кто занимается монголистикой, тибетологией, синологией, историей Центральной (Средней) Азии и просто историей востоковедения. Книга - прекрасный памятник блестящему знатоку восточных языков и культуры

стр. 191

Востока, столько сделавшему для отечественного востоковедения, но так скромно оцененному в советское время в силу различных бюрократических причин и не имевшему возможности довести до конца свои многочисленные научные начинания. Стоит продолжить поиски исчезнувших рукописей ученого и найти возможности для их дальнейшей публикации.

На книгу уже появились отклики в западной научной периодике. Думаю, что всем, кто заинтересуется сборником, будет полезен, например, чрезвычайно информативный отзыв о ней известного немецкого профессора Герберта Франке ⁴ - блестящего специалиста по истории Китая Минской эпохи, занимающегося сино-монгольскими исследованиями, а также подробная рецензия Карстена Нэера ⁵ , чрезвычайно высоко оценивающего вклад Б.И. Панкратова в исследование многовекового взаимодействия Китая и Центральной Азии.

Сборник, посвященный памяти Б.И. Панкратова, представляет собой один из выпусков продолжающейся многие годы серии "Страны и народы Востока", подготавливаемой Восточной комиссией Русского географического общества. Следует поздравить Общество с выходом в свет столь научно полезного издания.

ПРИМЕЧАНИЯ

* М.Г. Прядохин. Китайские недоговорки-иносказания. М., 1977.

² Лю Фу, Ли Цзяжуй. Чжунго суцюй цзунму гао (Каталог китайских простонародных мелодий), Тайбэй, 1973; Фу Сихуа. Бэйцзин чуаньтун цюйи цзунлу (Сводный каталог традиционных пекинских сказов). Пекин,1962.

³ J.S. Rohsenow. A Chinese-English Dictionary of Enigmatic Folk Similes (Xiehouyu). Tuscon, 1991.

⁴ H. Franke. - Monumenta Serica. Bd. 47, 1999, S. 579 - 585.

⁵ C. Naher. - Orientalistische Literaturzeitung. Bd. 94 (1999), Н. 4 - 5, S. 575 - 583.

Permanent link to this publication: