Переговоры в Эрфурте и Касселе в марте и мае 1970 г. были не только вехой во взаимоотношениях между ГДР и ФРГ, но и серьезным испытанием для правящей партии восточных немцев - СЕПГ. В ГДР, стране "реального социализма", где фактическая власть была сконцентрирована в руках политбюро ЦК СЕПГ, инициатива о начале переговоров была выдвинута первым секретарем восточногерманской партии В. Ульбрихтом еще до победы В. Брандта на октябрьских выборах 1969 г. в ФРГ, однако проведение ее в жизнь вызвало большие разногласия в верхах в Восточной Германии. Центральный для внешней политики ГДР вопрос об установлении отношений с ФРГ использовали в качестве орудия борьбы между собой за власть в Восточном Берлине Ульбрихт и его "наследник" Э. Хонекер; постоянное давление из Москвы оказывал ЦК КПСС во главе с Л. И. Брежневым.

Ныне стали доступны документы Архива партийных и массовых организаций бывшей ГДР (Берлин), включая протоколы заседаний политбюро ЦК СЕПГ, материалы "бюро" Хонекера, Ульбрихта, Х. Аксена (руководителя внешнеполитической комиссии), секретариата и пленумов ЦК. Бывшие политические деятели ГДР Г. Хэбер и Э. Кренц дали интервью, проливающие свет на некоторые закулисные маневры в политбюро ЦК. Изданы многочисленные мемуары бывших политических деятелей ГДР, ФРГ и Советского Союза¹. В российской историографии вопрос о борьбе за власть в Восточной Германии на рубеже 1970-х годов является проблемой малоизученной². Несмотря на наличие некоторых фундаментальных исследований на Западе, преимущественно в Германии и США³, продолжающий расширяться круг источников позволяет по-новому взглянуть на вопрос о влиянии встреч в Эрфурте и Касселе на соотношение сил в политбюро ЦК СЕПГ в первой половине 1970 года.

Противоречия в политбюро ЦК СЕПГ по вопросу об отношениях с ФРГ возникли сразу же после прихода к власти в Бонне социально-либеральный коалиции в октябре 1969 года. На заседании политбюро 30 октября Ульбрихт противопоставил себя большей части его членов, заявив, что избрание Брандта канцлером вызовет "несомненное изменение боннского курса", что необхо-

Богуславский Алексей Русланович - аспирант Исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

димо в доверительной форме отправить СДПГ письмо с предложением о сотрудничестве на межпартийном уровне и, наконец, признать, что ГДР готова "проводить новую западную политику" по отношению к ФРГ⁴. Хонекер стал выразителем позиции противников такой политики, заявив, что в Бонне произошла только смена правительства, а не смена власти⁵.

Такая позиция второго человека в СЕПГ отвечала мнению Москвы о нежелательности расширения контактов двух германских государств. Во время переговоров с Ульбрихтом в Москве 2 декабря 1969 г. Брежнев потребовал от восточногерманского руководства не переоценивать положительных результатов смены правительства в ФРГ и выдвинуть на первый план требование о международно-правовом признании ГДР. При этом исключалась возможность проведения межпартийных (СЕПГ-СДПГ) контактов и вообще достижения признания страны в ходе переговорного процесса. Из "ульбрихтовского" проекта договора о принципах установления отношений между ГДР и ФРГ, который ранее был отправлен на согласование в ЦК КПСС, Брежнев исключил формулировку об учреждении миссий, настояв на более высоком уровне дипломатических представительств в виде посольств⁶. Эти данные опровергают распространенную точку зрения о том, что Ульбрихт был противником всяких компромиссов с ФРГ⁸, и подтверждают мнение бывшего восточногерманского дипломата К. Зайделя о том, что международно-правовое признание ГДР было требованием не Ульбрихта, а советского руководства⁸.

18 декабря переработанный в соответствии с советскими рекомендациями проект договора был передан западногерманскому президенту Г. Хайнеману за подписью Ульбрихта. Обращение первого секретаря ЦК СЕПГ к президенту ФРГ, который по конституции не отвечает за принятие решений в области внешней политики, имело целью "ввести Ульбрихта как инициатора этой акции в игру"⁹, что позволяло ему полностью контролировать определение форм и границ переговорного процесса. При этом в письме уже было заявлено, что во встречах на высшем уровне в соответствии с международной практикой предполагается участие глав правительств двух государств: В. Штофа - председателя Совета министров ГДР и западногерманского канцлера В. Брандта. Однако Ульбрихта ждало разочарование - реакции Хайнемана и Брандта на его предложения о международно-правовом признании ГДР не последовало.

Только после обмена посланиями между Штофом и Брандтом в январе - первой половине февраля 1970 г. и достижения принципиального согласия относительно проведения переговоров началась в политбюро подготовка конкретных решений относительно места будущей встречи, вопросов для обсуждения и целей. Наиболее спорным был вопрос о способах прибытия канцлера в Восточный Берлин. В "Концепции переговоров", разработанной в МИДе и представленной в политбюро 22 февраля, отмечалось, что приезд или отъезд канцлера через Западный Берлин не соответствовал бы тем целям, которые ставило политбюро СЕПГ перед переговорами, к тому же вновь выдвинулся бы вопрос о "незаконном притязании ФРГ на владение тремя западными секторами Берлина"¹⁰. В то же время в концепции технических переговоров, которую Ульбрихт получил от Штофа 26 февраля, все же говорилось о возможности приезда Брандта в столицу ГДР через Западный Берлин, если этого потребует западногерманская сторона. Это соответствовало представлениям первого секретаря о том, что если даже встреча Штофа с Брандтом "будет с самого начала отягощена"¹¹ таким недружественным поступком главы правительства ФРГ, ее проведение все равно нельзя ставить под угрозу.

Спустя неделю, видимо под влиянием тех сил в политбюро, которые выступали против любых компромиссов с Брандтом (Хонекер, К. Хагер,

Э. Мильке), многие формулировки "Концепции переговоров" были переработаны в сторону ужесточения. На внеочередном заседании политбюро 3 марта 1970 г., проведенном в Лейпциге¹², Штоф представил усовершенствованный проект своей речи и последующей аргументации во время переговоров с канцлером¹³, отличавшийся от предложений О. Винцера (министра иностранных дел). Расхождение заключалось в двух пунктах. Штоф полагал, что если Брандт предложит свой проект договора, то его будет необходимо отклонить ссылаясь на то, что "наш проект договора уже лежит у них два месяца, но никаких его обсуждений не предпринимается западногерманской стороной". Между тем Винцер не исключал возможности рассмотрения проекта договора, который представит Брандт. Другое расхождение касалось вопроса о коммюнике по итогам переговоров. В проекте Винцера в общей форме говорилось о том, что "если Брандт предложит коммюнике - согласиться на него"¹⁴Штоф же предлагал поставить решение вопроса в зависимость от позиции федерального канцлера. Если он примет формулировку, которая должна была звучать в коммюнике следующим образом ("в ходе встречи обе стороны изложили свои взгляды относительно нормализации отношений между ГДР и ФРГ"¹⁵), то коммюнике будет выпущено. Если нет - то только заметка в прессе о факте проведения переговоров.

Несмотря на сужение возможностей для маневрирования на предстоявшей встрече с Брандтом, которое проявилось в проекте Штофа, его позиция по принципиальным вопросам соответствовала представлениям Ульбрихта о том, что необходимо выдвинуть для обсуждения на переговорах. Среди вопросов, которые Штоф должен был поднять в ходе встречи, требование международно-правового признания появляется лишь один раз, и то только в случае, если Брандт "начнет говорить о необходимости облегчения жизни людей" разделенной немецкой нации. Штофу предписывалось также согласиться на предложение продолжить переговоры, если оно последует со стороны Брандта, а если такового не последует, то самому заявить о готовности встретиться в Бонне¹⁶Ульбрихт усиленно добивался от политбюро санкции на продолжение диалога при любом исходе первой встречи.

Под давлением противников предложенной Штофом концепции переговоров, и без того довольно жесткой, но все же допускавшей существование свободных для обсуждения предметов, проект Штофа должен был быть переработан "в соответствии с обменом мнениями" по решению политбюро 3 марта¹⁷ Кроме того, для разработки аргументации была назначена группа под руководством А. Нордена, в которую должны были войти руководители отделов ЦК и МИД по вопросам отношений с ФРГ (Й. Херман, Х. Гегель, Х. Фос), агитации (Г. Фишер) и прессы и иностранной информации (П. Лорф).

На заседании политбюро 10 марта был вновь поднят вопрос о маршруте канцлера ФРГ¹⁸На технических переговорах обсуждение его застопорилось, что угрожало сорвать или отодвинуть намечавшуюся в самое ближайшее время встречу. В самый день заседания, по словам одного из приглашенных консультантов, Зайделя, было принято "абсурдное решение", которое подразумевало прибытие Брандта в восточногерманский аэропорт Шенефельд под Берлином на самолете правительства ФРГ, а вылет обратно, в Бонн, на самолете правительства ГДР (!)¹⁹. Поскольку такое предложение было неприемлемым для западногерманской стороны, на следующий день по поручению Ульбрихта Винцер подготовил новый вариант, предусматривавший, что если уполномоченные от ФРГ будут "настаивать на том, что федеральный канцлер отправится обратно через Западный Берлин", то заявить о готовности ГДР провести встречу в Эрфурте или Айзенахе. Такое решение вытекало из предложения Ульбрихта, "чтобы в случае западногерманского отказа на пред-

лагаемые до сих пор варианты встречи в Берлине не допустить ни в коем случае срыва предварительных переговоров"²⁰. Это подтверждает, что Ульбрихт расходился во мнениях с теми членами политбюро, которые думали, что Брандт уже своим приездом и отъездом из Берлина, столицы ГДР, совершит акт государственного признания Восточной Германии²¹, и тогда дальнейшие переговоры сведутся к формальности. Решение было внесено в протокол заседания политбюро 12 марта задним числом - от 10 марта.

Спустя день после поступления на технические переговоры предложения Ульбрихта о переносе места встречи Брандт дал согласие (13 марта) провести ее в Эрфурте. Датой первых германо-германских переговоров на высшем уровне было выбрано 19 марта. За два дня до переговоров политбюро утвердило последние корректировки относительно заявления Штофа на переговорах и его аргументации, был также изменен состав делегации от ГДР, направляемой в Эрфурт. Во главе делегации стоял Штоф, и ему должен был помогать Винцер²². Для обеспечения главы восточногерманского Совета министров аргументацией на переговорах была в два раза увеличена группа советников, которая должна была присутствовать в зале проведения встречи с Брандтом²³. В Берлине была назначена группа "ответственных товарищей" под руководством кандидатов в члены политбюро Аксена и В. Ламберца, которая также могла быть использована в случае срочной необходимости²⁴. Для обеспечения бесперебойной связи с Эрфуртом создавался служебный пункт, который был развернут при поддержке МГБ ГДР. Ответственным за его деятельность был назначен Й. Херман - руководитель государственного секретариата по западногерманским вопросам.

В дополнение к проекту Штофа от 3 марта были подготовлены заготовки ответов на случай попыток Брандта, "связать ГДР через конкретные договорные или переговорные предложения концепцией не международно-правовых отношений" ²⁵. Видимо, после новых консультаций по доверительному каналу с Москвой Хонекеру было доложено, что Кремль требует выдвинуть более определенно выраженное условие международно-правого признания ГДР. Те компромиссные варианты в проекте договора Штофа от 3 марта, которые поддержал Ульбрихт, были теперь отброшены. На каждый аргумент, на каждую мыслимую реакцию Брандта для Штофа были заранее подготовлены ответы²⁶, соответствовавшие интересам тех членов политбюро СЕПГ, которые видели смысл переговоров не в конкретных результатах, а в формальном признании Брандтом суверенного и равноправного статуса ГДР. Под их давлением были внесены изменения и в проект коммюнике. Теперь вместо имевшегося в проекте Штофа от 3 марта упоминания о том, что "переговоры шли о нормализации отношений между ГДР и ФРГ", была утверждена формулировка: "переговоры шли об установлении международно-правовых отношений между ГДР и ФРГ". Штоф ехал в Эрфурт с материалами, которые предписывали ему позицию, перечеркивающую возможность продуктивного диалога с канцлером и каких-либо договоренностей без полного признания ГДР со стороны Бонна. Как отмечает Аксен, делегация СЕПГ "не имела даже никаких предложений, которые не выдвигались бы ранее"²⁷.

Состоявшиеся 19 марта переговоры прошли фактически безрезультатно. После длительного зачитывания обеими сторонами своих принципиальных позиций Брандт попытался вывести Штофа на обсуждение практических вопросов, касавшихся особенно облегчения человеческих контактов между населением двух стран. Глава делегации ГДР, в соответствии с инструкциями, утвержденными 17 марта, отклонил эти попытки отойти от главной с точки зрения политбюро ЦК СЕПГ темы переговоров - международно-правового признания ГДР. Канцлер, естественно, не мог принять формулиров-

ки, которые ничем не отличались от содержания проекта договора, присланного Ульбрихтом Хайнеману в декабре 1969 года²⁸.

В беседе с глазу на глаз с главой правительства ФРГ Штоф также следовал аргументации, предписанной политбюро. Он предложил Брандту договориться об установлении международно-правовых отношений между ГДР и ФРГ, что "открыло бы новый этап" в отношениях двух стран. На это канцлер ответил, что он не может сейчас сделать такой шаг, так как для этого еще не сложились условия и он "не может завтра выступить с этим перед бундестагом"²⁹. По поводу поднятого Брандтом вопроса о создании совместных комиссий для подготовки следующей встречи Штоф заявил, что такие комиссии имели бы смысл только после нормализации отношений двух германских государств. Глава делегации ГДР отклонил и предложение о создании доверительного канала между Бонном и Восточным Берлином. Это предложение могло найти отклик у Ульбрихта, но не у Штофа. Ульбрихт еще на заседании политбюро 30 октября 1969 г. предусматривал возможность создания такого канала и с этой целью намеревался направить в Бонн письмо с предложением об установлении партийных контактов СЕПГ-СДПГ. Однако уже тогда Москва увидела в этом угрозу как для решительного "отмежевания" ГДР от ФРГ, так и для собственных переговоров с Западной Германией, поэтому Брежнев на декабрьской встрече с Ульбрихтом возразил против отправки письма.

Некоторые обстоятельства обсуждения Штофом и Брандтом итогового коммюнике раскрывают несамостоятельную роль Ульбрихта. По свидетельству Г. Хэбера, который находился во время переговоров в служебном пункте по обеспечению прямой связи между Штофом и Ульбрихтом³⁰, первый секретарь хотел подписания документа по итогам встречи. "Во время перерыва Штоф находился в расположении делегации ГДР и дожидался звонка Ульбрихта. Его все не было. Брандт поднялся к ним и спросил: "Что дальше?" Штоф ответил, что надо еще подождать. Потом был телефонный разговор - Ульбрихт сказал, что Москва выступила против этого"³¹. Хэбер сам не присутствовал в гостинице "Эрфуртский двор", где проходила встреча, и пользовался информацией от тех, кто входил в число советников Штофа. Очевидно, Ульбрихт в последний момент попытался повлиять на результаты встречи.

В своем отчете о переговорах Штоф описал обсуждение с Брандтом вопроса о коммюнике следующим образом. В конце беседы тет-а-тет он передал канцлеру утвержденный в политбюро проект коммюнике, в котором упоминалось об установлении "нормальных, равноправных отношений на основе международного права". Брандт заявил на это, что он не может принять формулировки "на основе международно-правовых принципов" и попросил вычеркнуть эти слова. Тогда, в соответствии с решением политбюро 17 марта 1970 г., Штоф отказался от публикации коммюнике и сказал, что об эрфуртской встрече будет простое сообщение для печати³².

В то же время легко решился вопрос о месте проведения ответного визита Штофа в ФРГ. Поскольку эти переговоры прошли не в столице ГДР, Берлине, ему было предписано отклонить возможность проведения встречи в столице Западной Германии, Бонне, а предложить близкие к границе Кассель или Ганновер. Брандт после консультации со своей делегацией указал на Кассель. Новая встреча глав правительств ГДР и ФРГ была намечена на середину мая.

Аксен, который во время переговоров входил в группу "ответственных товарищей" в Берлине, спустя 20 лет в воспоминаниях критиковал поведение Штофа на переговорах. По его словам, глава делегации ГДР не смог на эрфуртской встрече отойти "от своей укоренившейся концепции, был негиб-

ким в переговорах с Брандтом, не смог подвести разговор под их антифашистское прошлое. Отто Винцер и я подготовили для него некоторые идеи, как он мог вести себя во время встречи. Он их не использовал"³³. Справедливость таких упреков в адрес Штофа сомнительна. Во-первых, едва ли Винцер и Аксен могли предложить Штофу какие-либо дополнительные советы относительно его поведения с Брандтом, которые бы отличались от всеобъемлющей концепции переговоров, принятой на заседании политбюро 17 марта. Во-вторых, Аксен забывает, что руководитель делегации ГДР не был свободен в изложении своей позиции. Штоф строго соблюдал тот план переговоров, который был утвержден, и поэтому получил "благодарность за проделанную работу" на заседании политбюро 20 марта³⁴. В-третьих, то, что Брандт не согласился пойти на международно-правовое признание ГДР, говорит о том, что это требование было преждевременным и вкупе с жесткой позицией Штофа по другим вопросам обрекало встречу на безрезультатный исход.

Такое завершение эрфуртской встречи, предрешенное еще до ее проведения, означало победу тех сил в политбюро во главе с Хонекером, которые связывали с визитом Брандта возможность символического международно-правового признания ГДР - признания по форме, но не по сути. Это соответствовало желаниям советского руководства, которое не хотело содержательных германо-германских переговоров, мешающих советско-западногерманскому диалогу и порождающих опасность сближения восточногерманского коммунистического режима с ФРГ на национальной почве. Планы Ульбрихта "хорошо измерить возможности в отношении Западной Германии"³⁵ и найти общие плоскости для полезного обмена мнениями провалились. Он добился проведения переговоров, и путь ко второму раунду также оставался открыт, однако значение этого сдвига было фактически перечеркнуто тем, как прошла эрфуртская встреча.

Подготовкой "правильной" реакции Восточной Германии на первые германо-германские переговоры были заняты как партийные структуры, так и оперативные отделы МГБ ГДР. В Штази переговоры проходили под кодовым названием "Конфронтация I". Местным партийным организациям было предписано из ЦК СЕПГ оценивать визит Брандта словами: "Враг приехал к нам"³⁶.

По словам Хэбера, он должен был через отдельный канал связи, проложенный из Эрфурта по поручению Мильке, информировать Хонекера о ходе переговоров. Ульбрихт об этом не знал³⁷. Таким образом, МГБ ГДР служило надежным прикрытием для деятельности Хонекера против Ульбрихта.

Несмотря на все меры, принятые партийной верхушкой СЕПГ, приезд западногерманского канцлера должен был обострить чувство принадлежности немцев ГДР к единой немецкой нации и пробудить в них надежды на постепенное преодоление раскола Германии. Слишком сильно руководство СЕПГ полагалось на влияние пропаганды в духе того, что больше не существует единой немецкой нации; есть только "социалистическая немецкая нация ГДР" и "империалистическая немецкая нация ФРГ". В Эрфурте как раз тогда, когда Штоф встречал в здании вокзала Брандта, народ, съехавшийся из разных уголков ГДР посмотреть на канцлера (две-три тыс. человек) прорвал легкий заградительный кордон и расположился на привокзальной площади. Главам делегаций ГДР и ФРГ предстояло пройти через площадь, на противоположной стороне которой находилось здание гостинцы "Эрфуртский двор", выбранной в качестве места переговоров. Когда Штоф и Брандт буквально пробивались через толпу, из нее раздавались возгласы в поддержку канцлера. Это продолжалось и после того, как главы правительств ГДР и ФРГ скры-

лись за дверями гостиницы. Западногерманский канцлер из окна приветствовал людей, которые кричали "Вилли Брандта - к окну!" Только спустя час сотрудникам государственной безопасности ГДР удалось вытеснить собравшихся с площади и организовать демонстрацию из сторонников режима, которая своими выкриками поддерживала Штофа³⁸.

19 марта 1970 г. в Эрфурте стало "черным днем" для режима диктатуры СЕПГ. Демонстрация поддержки Брандта сделала очевидным для восточногерманских партократов настроение немцев ГДР. Это было еще и предупреждением для тех, кто хотел думать, что можно навечно закрепить разделение Германии. Эрфуртские события показали, что политику "размежевания", которую проводило руководство СЕПГ, можно было закрепить лишь в официальных документах, но не в настроениях восточногерманского населения.

Расследованием событий в Эрфурте занялся секретариат ЦК. Хонекер, как секретарь по вопросам безопасности, возглавлял комиссию, состоявшую из нескольких кандидатов и членов политбюро ЦК СЕПГ³⁹, которая занималась в секретариате выяснением того, что привело к "враждебным проявлениям" во время переговоров. Сотрудников МГБ, которые были ответственными за порядок в Эрфурте, допрашивала комиссия во главе лично с Хонекером. В конечном счете, после двух ее заседаний (25 марта и 15 апреля) было выяснено, что причиной проникновения толп народа к месту проведения встречи Штофа и Брандта стала недооценка в Штази возможности того, что в Эрфурте окажется такое большое количество людей, желающих личным присутствием поддержать начало диалога между главами правительств двух Германий. Оцепление было немногочисленным, и через него люди легко проникли на привокзальную площадь. В заключительном отчете комиссии говорилось, что выкрики в поддержку Брандта были спровоцированы ненадежными элементами среди восточных немцев и многочисленными западными журналистами, которые были аккредитованы на переговорах⁴⁰.

Расследование подтвердило опасения Хонекера о вредном влиянии переговоров. Указывая на эрфуртские события, теперь было куда легче блокировать предложения Ульбрихта о продолжении диалога. Именно Эрфурт, по мнению М. Вольфа, послужил катализатором для обострения разногласий между Ульбрихтом и Хонекером⁴¹. Пришло время занять определенную позицию и для большинства кандидатов и членов политбюро. Наиболее влиятельные из них (П. Фернер, Хагер, Аксен) участвовали в расследовании Хонекера и все больше укреплялись в убеждении об опасности дальнейших переговоров и о том, что на данный момент вред от них намного превышает возможные выгоды.

Ульбрихта события в Эрфурте шокировали не меньше, чем других членов партийной верхушки ГДР. По мнению Кренца, это "было уроком для Ульбрихта, который нереалистично оценивал настроение населения относительно "немецкой нации""⁴². Ульбрихт надеялся, что диалог с Бонном не только укрепит суверенитет ГДР, но и позволит СЕПГ значительно усилить влияние на западногерманских рабочих и "прогрессивную общественность". На деле получилось наоборот: визит Брандта пробудил в ГДР надежды на сближение двух стран. Эрфуртские события вынудили Ульбрихта на время занять более жесткую позицию относительно возможности продолжения переговоров с ФРГ. Он воочию убедился в опасности даже таких переговоров, которые не сдвигались с мертвой точки. Более того, он понимал, что его идея о длительном переговорном процессе не найдет понимания ни среди членов политбюро, ни в Москве.

1 апреля Ульбрихт направил Брежневу письмо с оценкой эрфуртской встречи, к которому была приложена и запись личной беседы Штофа с Бран-

дтом. Давая общую характеристику поведения Брандта на переговорах, Ульбрихт особенно отмечал его попытку навязать ГДР неравноправные отношения, которую Штоф успешно отразил. Ульбрихт придавал особую важность разоблачению того, что канцлер подразумевал под внутригерманскими отношениями. По оценке восточногерманского лидера, Брандт, выдвигая предложения о создании различных комиссий без принципиального международно-правового признания, хотел добиться того, чтобы "ГДР считалась провинцией или землей ФРГ"⁴³. Как написал об этом впоследствии Зайдель, "я не знаю, кто сформулировал это письмо, но не мы (то есть не МИД). Такую бессмыслицу мы никогда не писали. Можно приписывать Брандту многое, но то, что ГДР должна рассматриваться как провинция ФРГ, нельзя обнаружить ни в одном его заявлении"⁴⁴. Однако заявление Ульбрихта не было бессмыслицей. Оно имело вполне определенную цель - показать советскому руководству, что он разделяет мнение Брежнева о том, что с Бонном можно вести диалог только об установлении равноправных отношений на международно-правовой основе. Он также просил Москву принять делегацию СЕПГ для обсуждения дальнейшей тактики действий в отношении Западной Германии. После отправки письма первый секретарь ЦК СЕПГ уехал в подмосковную Барвиху на лечение от переутомления, вызванного Эрфуртской встречей. Поэтому подготовку к кассельской встрече взяли в свои руки его политические оппоненты.

При составлении предложений к предстоящим переговорам Аксен, глава внешнеполитической комиссии, находился под прямым влиянием Хонекера, поскольку участвовал параллельно в расследовании эрфуртских событий в секретариате ЦК. На этот раз Винцеру и всему мидовскому аппарату ГДР отводилась роль лишь исполнителей решений политбюро ЦК СЕПГ.

7 апреля 1970 г. внешнеполитическая комиссия провела свое совещание, на котором были сделаны выводы из результатов эрфуртской встречи и подготовлен проект для политбюро. Отчет комиссии предупреждал об опасности "новой восточной политики" Брандта, которая путем проникновения в социалистический лагерь стремилась "ослабить и изолировать ГДР". По заключению комиссии, эта политика таила в себе следующие угрозы: "а) проникновение национализма в ГДР; б) возрастание иллюзий относительно западногерманского империализма, которые скроют его характер главного нарушителя мира в Европе; в) возникновение разногласий между социалистическими странами"⁴⁵.

Стратегическую цель ГДР по отношению к ФРГ - "международно-правовое признание" - внешнеполитическая комиссия считала достижимой только "в промежуток времени до 1975 года". Поэтому в 1970 и 1971 гг. следовало сконцентрироваться на укреплении международного авторитета ГДР другими путями. "Укрепление союза с СССР, с другими социалистическими странами, также как и дальнейшее развитие признания ГДР имеют преимущество перед переговорами с ФРГ"⁴⁶. Из этого делался вывод, что, поскольку эти переговоры не обеспечивают международно-правовое признание ГДР и создают опасность для ее стабильности, их необходимо прервать.

На заседании политбюро 14 апреля Аксен сделал доклад, в котором содержались предложения внешнеполитической комиссии о тактике действий в Касселе. По заключению комиссии, делегация ГДР должна была исходить из того, что переговоры будут проходить все еще не на равноправной основе. Задав Брандту "прямые вопросы", Штоф должен выяснить: "а) готова ли ФРГ установить равноправные отношения на международно-правовой основе с ГДР и подписать соответствующий договор; б) готов ли канцлер ФРГ немедленно выступить за отмену всех законов, предписаний, которые на-

правлены против равноправия ГДР; в) готово ли правительство ФРГ окончательно и безоговорочно признать в договоре об установлении равноправных отношений между ГДР и ФРГ границы между ГДР и ФРГ, а также принцип невмешательства во внутренние дела"⁴⁷. Эти установки принципиально отличались от тех, которые были подготовлены к Эрфуртской встрече. На первое место вышел вопрос международно-правового признания и ряда вытекающих из него обязательств, вытекающих из будущего договора между двумя странами.

Такие требования заведомо делали невозможным соглашение с Брандтом. Впрочем, как раз на это и были нацелены формулировки Аксена. В его проекте было предусмотрено, что Брандт не пойдет на немедленное международно-правовое признание ГДР. В результате Штоф должен будет рекомендовать западногерманской делегации "паузу для размышлений, чтобы канцлер смог провести консультации со своим кабинетом, с бундестагом, с правительством США"⁴⁸. На тот случай если западногерманский канцлер поставит вопрос о поддержании контактов во время "паузы", глава делегации ГДР должен был предложить ему обмен послами и создание посольств в Бонне и Берлине. Таким образом, Аксен, видимо, заранее получив одобрение Хонекера, рекомендовал политбюро полностью закрыть дорогу к продолжению переговоров.

Как пишет Зайдель, Аксен "действовал как явный подстрекатель, действующий вопреки линии Ульбрихта"⁴⁹. Первый секретарь, который находился под впечатлением неудачного окончания первого этапа переговоров и тех событий, которые произошли в Эрфурте, не мог ничего противопоставить таким предложениям сторонников жесткого курса в политбюро ЦК СЕПГ. У него не было никаких контрпроектов. Кроме того, за время его двухнедельного отсутствия группа Хонекера успела взять выработку тактики для второго этапа переговоров в свои руки.

По решению политбюро доклад Аксена был взят за основу для дальнейшей разработки выступления Штофа. Рабочая группа под руководством Нордена занялась выработкой аргументации по вопросу о "так называемых человеческих отношениях". Образованной по предложению Аксена группе "ответственных товарищей", в которую вошли кроме него Хагер, Ламберц и Херман, поручалось наметить аргументацию для пропаганды против западногерманского империализма, не желающего устанавливать дипломатические отношения с ГДР⁵⁰.

Спустя две недели, 28 апреля, Штоф представил политбюро проект своего заявления на предстоящей встрече с Брандтом⁵¹. Проект соответствовал той основополагающей внешнеполитической концепции, которая была намечена в докладе Аксена. "Самый главный вопрос, от которого зависит все остальное, это установление нормальных международно-правовых отношений между ГДР и ФРГ" - такой позиции должен был держаться Штоф во время диалога с канцлером: руководство СЕПГ хотело получить от переговоров "все или ничего"⁵². Накануне переговоров предполагалось провести ряд политических акций. При въезде на территорию ФРГ глава восточногерманской делегации еще до встречи с канцлером должен был сделать заявление прессе, в котором бы осуждалась политика дискриминации ГДР и претензия на единоличное представительство всей Германии со стороны Бонна. Подобное начало визита показало бы наступательный характер германской политики СЕПГ и готовность Штофа предельно жестко отстаивать требования ГДР. Всякий компромисс исключался.

Неслучайно в повестке дня заседания наряду с обсуждением концепции переговоров с Брандтом стояло утверждение результатов расследования эр-

фуртских событий, которое провел секретариат ЦК⁵³. Хонекер, докладчик по этому вопросу, вновь говорил об опасностях для ГДР, которые кроются в диалоге с ФРГ. Этим второй человек в партии прокладывал себе дорогу к участию в решении внешнеполитических вопросов, которые до этого в соответствии с распределением обязанностей в политбюро не входили в его компетенцию. Под влиянием выступления Хонекера было решено создать еще одну партийную комиссию, которая координировала бы подготовку партийных и государственных структур к кассельской встрече. Помимо Хонекера в ее состав вошли кандидаты и члены политбюро Штоф, Норден, Аксен, Ламберц, руководитель Штази Мильке, министр иностранных дел ГДР Винцер, его заместитель Флорин и специалисты по ФРГ в ЦК и МИД: Х. Гегель, Херман, Бетлинг. Ульбрихт, участие которого в комиссии не предусматривалось, был практически полностью отстранен от выработки тактики делегации ГДР на переговорах.

В соответствии с пожеланием Ульбрихта посоветоваться с руководством ЦК КПСС относительно тактики поведения ГДР в Касселе (письмо 1 апреля) Москва дала согласие на проведение консультаций 15 мая. На заседании политбюро 28 апреля был утвержден состав делегации СЕПГ для встречи с Брежневым, в которую вошли Ульбрихт, Штоф, Хонекер и Винцер⁵⁴.

Для того, чтобы дать "советским товарищам" время для рассмотрения позиции ГДР на предстоящих переговорах, Ульбрихт отправил 4 мая письмо на имя Брежнева с приложением, в котором содержались "материалы выступления товарища Штофа во время встречи с канцлером Брандтом в Касселе". Ульбрихт просил генерального секретаря обратить особое внимание на тот пункт концепции переговоров, который содержит проект заявления Штофа в заключение встречи с канцлером. Глава делегации ГДР, "ввиду ожидаемого исхода переговоров" должен был предложить правительству ФРГ "еще раз пересмотреть свою позицию, отказаться от нереалистичных взглядов" и предложить Бонну взять "перерыв для размышлений"⁵⁵. При этом подчеркивалось, что если руководство Западной Германии займет "более реалистичную позицию", то правительство ГДР будет готово возобновить обмен мнений. Такая размытая формулировка подразумевала, что партийная верхушка СЕПГ будет сама определять, когда наступит подходящий момент для возобновления диалога. Но фактически решение этого вопроса зависело не от нее, а от позиции руководства Советского Союза, полностью контролировавшего контакты Восточного Берлина с Бонном.

Несмотря на то, что Ульбрихт присоединился в письме Брежневу к требованию сторонников жесткого курса в политбюро о необходимости прекращения переговоров, в вопросе о международно-правовом признании он расставил акценты все же по-своему. По его мнению, на переговорах следовало добиваться установления равноправных отношений, что подразумевало не полное международно-правовое признание, а "признание государственных границ и отказ от вмешательства во внутренние дела ГДР"⁵⁶. Первым шагом в этом направлении должно было быть вступление обоих германских государств в ООН, что открыло бы путь к проведению европейской конференции по безопасности. Таким образом, Ульбрихт рассматривал возможность рамочного признания ГДР со стороны мирового сообщества, а не немедленного установления дипломатических отношений с ФРГ. Различия в подходах Ульбрихта, с одной стороны, и Хонекера и Аксена, с другой, не могли уйти от внимания советских "друзей".

Содержание встречи делегации политбюро ЦК СЕПГ с советским руководством известно в изложении Хонекера, который вел подробную запись выступления Брежнева⁵⁷. Советский лидер начал свою речь с того, что оце-

нил эрфуртскую встречу "за исключением некоторых шероховатостей" как "полезную". В то же время было отмечено, что с организационной стороны переговоры были подготовлены "неаккуратно". Намекая на выкрики в поддержку Брандта на привокзальной площади в Эрфурте, Брежнев признал, что канцлеру удалось использовать отчасти факт встречи в пользу своей "новой восточной политики" - "были моменты, вопросы, которых можно было бы избежать".

По мнению советских руководителей, теперь в переговорах надо было исходить из того, что Брандт не готов согласиться с требованиями ГДР. Из этого делался вывод, что прогресс в отношениях с Бонном невозможен, поэтому "мы должны так выступать в Касселе, чтобы наша пропаганда принесла максимальную выгоду ГДР, социалистическому лагерю в мировом общественном мнении". Таким образом, переговоры становились лишь ширмой для пропагандистских заявлений восточногерманской делегации.

Брежнев высказался в поддержку того, что Штоф займет более жесткую позицию при обсуждении с Брандтом принципиальных вопросов. Особое внимание в заявлениях главы делегации ГДР должно было уделяться трем "коренным вопросам". Надлежало, во-первых, последовательно отклонять тезис о "единстве немецкой нации", которой больше не существует. Во-вторых, вести себя так, чтобы у населения ГДР не возникли "иллюзии" относительно возможности воссоединения Германии - ни сейчас, ни в обозримом будущем. В-третьих, разоблачать смысл "так называемых особых внутригерманских отношений" между ГДР и ФРГ, которые будут маскировать вмешательство Бонна в дела суверенной Восточной Германии.

Председатель Совета министров А. Н. Косыгин развил мысли Брежнева: ни в коем случае нельзя допускать создания совместных с ФРГ комиссий. Иначе придется "вести затяжной диалог", который "не будет соответствовать уровню" равноправных отношений. Брежнев безоговорочно поддержал намерение заявить о прекращении переговоров; канцлеру надо сказать: "Господин Брандт, вы знаете нашу принципиальную позицию по вопросам мира, европейской безопасности; на некоторые вопросы большого значения вы сейчас не готовы согласиться, поэтому необходимо ввести паузу для размышлений"⁵⁸.

Результатом консультаций с советским руководством стало закрепление той линии в германской политике, которую отстаивали Хонекер и его сторонники в политбюро, изначально выступавшие против серьезных переговоров с ФРГ. Была удовлетворена и Москва, которая обезопасила тыл своих контактов с Бонном, сделав невозможным диалог немцев без согласия на то Брежнева. Ульбрихт, понимая невозможность повлиять на подготовку Касселя, видимо, решил дождаться исхода переговоров, а далее вновь попытаться захватить инициативу в свои руки.

На заседании политбюро 19 мая в отсутствие Ульбрихта были окончательно утверждены материалы, касающиеся поведения делегации ГДР на встрече с Брандтом⁵⁹. Кроме того, были одобрены результаты обмена мнений с политбюро ЦК КПСС в Москве. Итоги консультаций с Кремлем подводили Хонекер и Штоф⁶⁰. По сообщению Аксена, на заседании было решено ни в коем случае не идти на третий раунд переговоров⁶¹.

К кассельской встрече Штоф и организованные 14 и 28 апреля ответственные комиссии подготовили в два раза больший по объему материал, чем разработанный за два месяца до этого для Эрфурта. Особенно впечатляюще выглядела подготовленная совместными стараниями рабочей группы Нордена и созданной 28 апреля партийной комиссии записка "Оценки возможных предложений и тактических маневров западногерманской делега-

ции". Она содержала 26 ответов Штофа на попытки Брандта тем или иным образом ослабить позицию ГДР на переговорах (к переговорам в Эрфурте было заготовлено лишь 10 ответов).

Кассельская встреча прошла 21 мая. Как будто специально для еще большего ужесточения позиции главы восточногерманской делегации, во время его проезда по Касселю правые экстремисты сорвали и сожгли государственный флаг ГДР. Не успел Брандт поприветствовать своего гостя, как Штоф грубо перебил его и заявил свой протест в связи с такой выходкой радикалов⁶². Позднее говорили, что переговоры прошли под "плохой звездой". Брандт выдвинул программу из 20 пунктов, в которой содержались конкретные предложения относительно подписания договора об отказе от применения силы, об улучшении "человеческих контактов" между обоими государствами. В то же время в них был обойден вопрос о международно-правовом признании ГДР. Штоф не стал во время переговоров рассматривать "20 пунктов", а сразу же занял предписанную им линию: "все или ничего". Достигнуть дипломатического признания со стороны ФРГ в данных условиях было невозможно, поэтому глава делегации ГДР предложил Брандту взять "паузу для размышлений". Все попытки западногерманского канцлера договориться о создании совместных комиссий или хотя бы назначении лиц, уполномоченных продолжать поиск выхода из тупика, были отвергнуты. В то же время пропаганда ГДР распространила легенду, что не Штоф, а Брандт выдвинул идею о необходимости перерыва в переговорах⁶³.

Переговоры в Касселе обеспечивала группа разноплановых специалистов из МГБ, МИДа и ЦК СЕПГ. В Штази этой операции присвоили красноречивое кодовое название "Конфронтация II". Оперативным центром в Берлине, куда направлялась вся информация о переговорах, стала партийная комиссия, размещенная в личном бюро Хонекера в здании ЦК. Делегация Штофа 21 мая постоянно находилась на связи с партийной комиссией. Поскольку Хонекер фактически находился во главе ее, он отвечал за содержание директив, посылаемых делегации во время встречи с Брандтом. Как и во время эрфуртской встречи, второй человек в партии дополнительно получал информацию по отдельной линии связи от Хэбера⁶⁴. После того как от Штофа была получена окончательная депеша об итогах переговоров, Хонекер распорядился немедленно перевести ее на русский язык и направить через советского посла П. А. Абрасимова в Москву⁶⁵. В то же время нет никаких сведений о том, как информировали о ходе кассельской встречи Ульбрихта, который находился на лечении в Москве. Определенно можно сказать одно: первый секретарь не оказывал влияния на действия Штофа на переговорах и, судя по всему, получил от Хонекера отчет о Касселе только спустя какое-то время⁶⁶.

На заседании 22 мая политбюро одобрило сообщение Штофа о ходе и результатах кассельской встречи. Ему и всей делегации ГДР была выражена благодарность за "проведение концепции, намеченной политбюро"^б7. Как и ранее, в отсутствие Ульбрихта 26 мая политбюро утвердило "мероприятия для политико-идеологической работы" - план пропаганды в стране и за рубежом итогов второго раунда переговоров с Брандтом. Восьмистраничный доклад, подготовленный Штофом, был составлен в духе формулировок холодной войны. В нем говорилось, что "политическая борьба, как она велась в Касселе, является составной частью всемирных классовых противоречий между социализмом и капитализмом". Вразрез с известной в политбюро позицией Ульбрихта, который говорил о прогрессивном характере социал-либерального правительства ФРГ, в докладе утверждалось, что Брандт "продолжает проводимую в течение 20 лет ХДС/ХСС реваншистскую политику западногерманского империализма"⁶⁸. В то же время ГДР, по мнению по-

литбюро, отстаивала конструктивную позицию установления международно-правовых отношений между ГДР и ФРГ. Материал был разослан первым секретарям окружного руководства СЕПГ.

Провал устремлений Ульбрихта, направленных на длительный диалог с Бонном, имеет ряд объективных и субъективных причин. К субъективным причинам можно отнести его частое отсутствие из-за ухудшавшегося состояния здоровья на заседаниях политбюро, чем воспользовалась группировка Хонекера для укрепления своей линии в германском вопросе. Многое определяла позиция советского руководства, опасавшегося (особенно после инцидента в Эрфурте) утратить контроль над диалогом германских государств. Кроме того, прекращение этих переговоров устраняло возможные препятствия на пути к договору между Москвой и Бонном. Внутри политбюро проводилась целенаправленная дискредитация политики Ульбрихта со стороны Хонекера. Сторонники жесткого курса (Хонекер, Штоф, Аксен, Фернер, Хагер, Миттаг, Мильке) оценивали опасность его смягчения для политической стабильности ГДР значительно выше, чем первый секретарь. В этом представления Хонекера и Брежнева полностью совпадали, что гарантировало второму секретарю ЦК СЕПГ поддержку Москвы. Хонекер использовал ее, чтобы преувеличить степень опасности в интересах своей борьбы за власть⁶⁹.

Желание Брандта любой ценой прийти к урегулированию отношений с ГДР Ульбрихт переоценил. Канцлер рассматривал переговоры со Штофом как второстепенные, поскольку "ключ" к будущему урегулированию лежал в Москве и за овладение им в это время велись баталии в Кремле между Баром и Громыко. После безрезультатной эрфуртской встречи противники "третьего раунда" из группировки Хонекера подчинили своей воле деятельность политбюро по этому центральному вопросу внешней политики ГДР, а Ульбрихт со своими инициативами оказался в изоляции. Все его дальнейшие попытки в июне-июле 1970 г. добиться продолжения переговоров потерпели провал. После кассельской встречи наметился сдвиг в соотношении сил в пользу Хонекера, что в дальнейшем привело к полной дискредитации позиций Ульбрихта и его отстранению от власти с одобрения Кремля в мае 1971 года.

Примечания

1. АБРАСИМОВ П. А. Четверть века послом СССР. М. 2007; БРАНДТ В. Воспоминания. М. 1991; КВИЦИНСКИЙ Ю. А. Время и случай. М. 1999; ФАЛИН В. М. Без скидок на обстоятельства. М. 1999; AXEN H. Ich war ein Diener der Partei. Autobiographische Gesprache mit Harald Neubert. Berlin. 1996; MITDANK J. Berlin zwischen Ost und West. Erinnerungen eines Diplomaten. Kai Homilius. 2004; SEIDEL K. Berlin-Bonner Balance. 20 Jahre deutsch-deutsche Beziehungen. Erinnerungen und Erkenntnisse eines Beteiligten. Berlin. 2002; WOLF M. Spionagechef im geheimen Krieg. Erinnerungen. Dusseldorf-Munchen. 1997.

2. В расширенном плане этот вопрос рассматривается только в статье: БЕТМАКАЕВ А. М. Хонекер против Ульбрихта. Борьба за власть в руководстве ГДР в конце 60-х - начале 70-х гг. XX в. - Изв. Алтайского государственного университета, 2005, N 4 (38).

3. KAISER M. Machtwechsel von Ulbricht zu Honecker. Funktionsmechanismen der SED-Diktatur in Konfliktsituationen 1962 bis 1972. Berlin. 1997; MCADAMS A.J. Germany Divided. New Jersey. 1993; NAKATH D. Deutsch-deutsche Grundlagen. Zur Geschichte der politischen und wirtschaftlichen Beziehungen zwischen DDR und der Bundesrepublik in den Jahren von 1969 bis 1982. Schkeuditzer Buchverlag. 2002; POTTHOFF H. Bonn und Ost-Berlin 1969 - 1982. Dialog auf hochster Ebene und vertrauliche Kanale. Bonn. 1997; SAROTTE M.E. Dealing with the Devil. East Germany, Detente and Ostpolitik, 1969 - 1973. Chapel Hill. 2001; SCHMIDT K. -H. Dialog liber Deutschland. Studien zur Deutschlandpolitik von KPdSU und SED (1960 - 1979). Baden-Baden. 1998; SCHOLTYSECK J. Aussenpolitik der DDR. -Munchen. 2003; STAADT J. Walter Ulbrichts letzter Machtkampf. - Deutschland Archiv (DA), 5, 1996; STELKENS J. Machtwechsel in Ost-Berlin. Der Sturz Walter Ulbrichts 1971. - Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte, 1997. 45; WENTKER H. Aussenpolitik in engen Grenzen. Die DDR im intemationalen System, 1949-

1989. Munchen. 2007; WETTIG G. Die Sowjetunion, die DDR und die Deutschland-Frage, 1965- 1976. Stuttgart. 1977.

4. Dokumente zur Deutschlandpolitik (DzD). R. VI. B. 1. Munchen. 2002, N 9, S. 23 - 26. Записка Хонекера о внеочередном заседании политбюро ЦК СЕПГ в Дельне 30 октября 1969 года. Оригинал озаглавлен "Дельнзее 1969" (Stiftung Archiv der Parteien und Massenorganisationen der DDR im Bundesarchiv (SAPMO-BArch). DY 30/2118. С 12 - 23; DY 30/3294. С 368 - 379. Письмо Бергера Ульбрихту от 31 октября, в котором содержится его запись выступления Ульбрихта на заседании политбюро 30 октября в Дельне.

5. DzD. В. 1. N 7. S. 19 - 22. План Хонекера в оценке правительства Брандта-Шееля. Без даты. Оригинал завизирован инициалами "Э. Х." (SAPMO-BArch. DY 30/2118. С. 24 - 27 и 28 - 37).

6. SAPMO-BArch. DY 30/3525. С. 252 - 280. Совместное заседание политбюро ЦК СЕПГ и ЦК КПСС в Москве 2 декабря 1969 года.

7. WETTIG G. Op. cit., S. 95.

8. SEIDEL К. Op. cit., S. 66.

9. Ibid., S. 67 - 68.

10. SAPMO-BArch. DY 30/3568. С 229 - 256. Концепции, состав делегации на переговорах и график бесед между председателем совета министров товарищем В. Штофом и западногерманским федеральным канцлером Брандтом. Письмо министра иностранных дел ГДР О. Винцера "товарищам Ульбрихту, Штофу, Хонексру, Аксену", 22.II.1970.

11. Ibid. С. 275. Штоф - Ульбрихту, 26.II.1970.

12. В Лейпциге шла подготовка к открытию традиционной весенней международной ярмарки.

13. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 А/1425. С. 26 - 41. Протокол внеочередного заседания политбюро ЦК СЕПГ, 3.III.1970.

14. Ibid., DY 30/3568. С. 252.

15. Ibid., DY 30/J IV 2/2 A/1425. С. 41.

16. Ibid., С. 39, 29, 38.

17. Ibid., С. 2.

18. Ibid., A/1427. С 11, 142 - 143. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 10.III.1970.

19. SEIDEL К. Op. cit., S. 72.

20. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2A/1427. С. 142.

21. KAISER M. Op. cit., S. 354.

22. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 A/1428. С 2 - 4. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 17.III.1970. Членами делегации на переговорах были также М. Коль (статс-секретарь Совета министров), Г. Корт (статс-секретарь МИД), Г. Шлюслер (заместитель руководителя бюро Совета министров) и X. Фос (сотрудник МИД).

23. Группа советников делегации: П. Лорф (руководитель прессы и иностранной информации МИД), К. Зайдель (заместитель руководителя отдела МИД), Г. Бетлинг (руководитель бюро председателя Совета министров ГДР), Г. Вюнше, Г. Зюсс, В. Баумгэртель (все трое из различных отделов МИД ГДР).

24. Кроме Аксена и Ламбсрца в нее входили П. Флорин (заместитель министра иностранных дел), X. Гегель (руководитель западного отдела ЦК) и 3. Бок (сотрудник МИД).

25. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 А/1428. Приложение 3. С. 42 - 44.

26. KAISER M. Op. cit., S. 356.

27. AXEN H. Op. cit., S. 286.

28. Полный текст выступлений Штофа и Брандта на встрече в Эрфурте 19 марта и последующего обмена мнений опубл. в кн.: POTTHOFF Н. Op. cit., S. 135 - 159.

29. SAPMO-BArch. DY 30/3568. С. 317, 318. Важнейшие проблемы, затронутые в личной беседе с западногерманским канцлером Брандтом 19 марта 1970 года в Эрфурте. Штоф (в письме Ульбрихта Брежневу, 1.IV.1970).

30. Ульбрихт следил за ходом переговоров и постоянно связывался со Штофом из Оберхофа в Тюрингии.

31. Интервью с Хэбером, 18.XII.2008.

32. SAPMO-BArch. DY 30/3568. С. 326 - 327.

33. AXEN H. Op. cit., S. 287.

34. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 A/1429. С 2. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 20.III.1970.

35. Poltergeist im Politburo. Siegfried Prokop im Gesprach mit Alfred Neumann. Frankfurt (Oder). 1996, S. 224.

36. WOLF M. Op. cit., S. 250; KAISER M. Op. cit.. S. 358.

37. Интервью с Хэбером, 18.XII.2008.

38. Наиболее эмоциональную картину того, что происходило в Эрфурте, дают воспоминания Брандта: "День Эрфурта. Был ли в моей жизни другой день, столь же наполненный переживаниями? По ту сторону германо-германской границы вдоль полотна стояли люди и махали

мне руками, хотя народная полиция должна была бы вмешаться. Женщины приветствовали меня из окон домов, а их мужья - со своих рабочих мест или стоя на улице. Я ехал по исконной земле немецкого протестантизма и рабочего движения. Вилли Штоф встречал меня на вокзале, откуда мы пошли в гостиницу "Эрфуртер хоф". Собралась большая толпа, люди что-то радостно выкрикивали. Когда я отошел от окна, они начали скандировать: "Вилли Брандт - к окну!" Я не сразу последовал этому призыву, но потом все же подошел для того, чтобы жестами попросить их вести себя сдержаннее. Я был тронут, видя, что народ со мной. Каким же сильным должно было быть проявившееся таким образом чувство солидарности и единства! Но тут же возникал вопрос: не прорываются ли здесь наружу надежды, которым в ближайшее время не суждено сбыться? Завтра я опять буду в Бонне. Могу ли я быть уверенным в том, что мое влияние поможет тем, у кого из-за их демонстрации сочувствия возникнет конфликт с менее сочувствующим начальством? В течение дня были мобилизованы люди, верные линии партии. Они взяли под свой контроль площадь перед отелем, в котором проходили переговоры, и время от времени радовали другого Вилли - господина Штофа - возгласами в его честь" (БРАНДТ В. Ук. соч., с. 227).

39. В комиссию также входили кандидаты в члены политбюро Аксен, Ламберц, Яровински и члены политбюро Норден, Фернер и Хагер.

40. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/3 А/1867. Протокол заседания секретариата ЦК СЕПГ, I5.IV.1970.

41. KAISER M. Op. cit, S. 359; SAROTTE M.E. Op. cit., S. 55.

42. Интервью с Кренцем, 26.I.2009.

43. SAPMO-BArch. DY 30/3568. С. 314 - 328. Ульбрихт - Брежневу, 1.IV.1970.

44. SEIDEL K. Op. cit., S. 85.

45. STEINIGER R. "Es wachst die Gefahr des Eindringens des Nationalismus in die DDR" - Wie die SED die Ostpolitik der Regierung Brandt/Scheel 1970 einschatzte. - Frankfurter Allgemeine Zeitung, 19.III.1992, S. 8. P. Штайнигер был одним из участников этой комиссии.

46. Ibid. Как выяснила Кайзер в интервью с бывшим заместителем министра иностранных дел ГДР Флорином, германо-германские переговоры препятствовали процессу международного признания ГДР, так как Индия и другие развивающиеся страны ожидали, что возможным итогом переговоров будет воссоединение Германии (KAISER M. Op. cit., S. 360).

47. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2/1279. С. 247 - 252. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 14.IV.1970.

48. Ibid., С. 250.

49. SEIDEL K. Op. cit, S. 87.

50. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 A/1434. С. 11. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 14.IV.1970.

51. Ibid., А/1438. С. 32 - 54. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ. 28.IV.1970.

52. KAISER M. Op. cit., S. 361.

53. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 A/1438. С. 9.

54. Ibid., С. 10.

55. Ibid., DY 30/3568. С 333 - 370. Ульбрихт - Брежневу, 4.V.1970.

56. Ibid., С. 334.

57. DzD. R. VI. В. 1. N 139. S. 519 - 522. Записка члена политбюро Э. Хонекера об обсуждениях между руководящими представителями СЕПГ и ГДР и руководством КПСС, 15.V.1970. На оригинале (SAPMO-BArch. DY 30/2118. С. 60 - 80; 81 - 87) помета "15.5.70".

58. DzD. R. VI. В. 1. N 139. S. 522.

59. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 А/1441. С. 3. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 19.V.1970.

60. KAISER M. Op. cit., S. 365.

61. SAPMO-BArch. DY 30/J IV 2/2 /1360. С. 47. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 26.X.1971.

62. POTTHOFF H. Op. cit., S. 164 - 165.

63. БРАНДТ В. Ук. соч., с. 229, 230.

64. Интервью с Хэбером, 18.XII.2008.

65. SAPMO-BArch. DY 30/1V/2/2.115/11. С. 24. Протокол заседания партийной комиссии, 21.V.1970.

66. Ibid., DY 30/3294. С. 396. "Дорогий Эрих! Спасибо за то, что ты мне передал материал из Касселя. Позиция Вилли [Штофа] была от начала и до конца правильной и соответствовала решениям" (Ульбрихт - Хонекеру, 25.V.1970).

67. Ibid., DY 30/J IV 2/2 А/1442. С. 2. Протокол внеочередного заседания политбюро ЦК СЕПГ, 22.V.1970.

68. Ibid., DY 30/J IV 2/2 А/1443. С. 5, 17, 18. Протокол заседания политбюро ЦК СЕПГ, 26.V.1970.

69. KAISER M. Op. cit, S. 368.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - А. Р. Богуславский:

Comments: