М. Наука. 1991. 344 с.

Публикация в серии "Памятники исторической мысли" трудов русского медиевиста П. Н. Кудрявцева (1816 - 1858) подготовлена крупным палеографом, кандидатом исторических наук С. А. Асиновской. Более 40 лет она настойчиво разрабатывает архивные материалы, удачно сочетая изучение западноевропейского средневековья и истории отечественной медиевистики. В рецензируемое издание вошли: не публиковавшийся ранее курс лекций Кудрявцева по истории гуманизма и Реформации в Западной Европе; ставшие библиографической редкостью две его статьи - "О достоверности истории" и "О современных задачах истории", опубликованные в "Отечественных записках" в 1851 и 1853 гг.; а также два очерка из его книги "Римские женщины. Исторические рассказы по Тациту" (1856 г.). В "Приложениях" помещены статья Т. Д. Сергеевой "Кудрявцев как историк", историко-археографический обзор С. А. Асиновской автографа курса "Гуманизм и Реформация в Европе", научные комментарии и указатель имен к сочинениям Кудрявцева, подготовленные Т. Д. Сергеевой.

Продуманность отобранного для публикации материала позволяет оценить научные и методологические достижения и поиски Кудрявцева. Сергеевой удалось нарисовать портрет этого ученого - литератора и критика, преподавателя и историка, существенно дополняющий общую картину развития исторической мысли в России середины XIX века. Комментарии Сергеевой выходят за рамки скупой библиографической справки, содержат ценные сведения об использованных Кудрявцевым источниках и литературе, дают дополнительный материал из не вошедших в издание частей его лекционного курса и магистерской диссертации, а также уточняют позиции Кудрявцева по отдельным вопросам. Досадно, что в комментариях допущены следующие оговорки: Ян Гус не мог быть "сторонником" английского реформатора Уиклефа, как пишет Сергеева, но только его последователем (с. 326); Лютер отвергал не таинство причастия, а его материальное, вульгарное толкование (с. 327).

Наличие автографа курса, казалось, облегчало работу Асиновской. Однако потребовалась нелегкая расшифровка и работа по воссозданию

стр. 178

текста, свидетельствующая о высоком мастерстве С. А. Асиновской как палеографа. Представляется убедительным установление ею органической связи и преемственности курса с двумя сохранившимися в архиве лекциями по новой истории (текст, посвященный Макиавелли, и часть, озаглавленная "Элемент религиозный"), а также предположительного времени чтения курса. В историко-археографическом очерке Асиновская дает палеографический и источниковедческий анализ автографа с дополнительной информацией о тех его частях, которые не вошли в издание (V - VII разделы, содержащие характеристику Реформации во Франции, борьбы католического мира с протестантами и Реформацией на севере Европы).

Кудрявцев, стоявший вместе со своим учителем Т. Н. Грановским у истоков отечественной медиевистики и открывший, в частности, специализацию по истории раннесредневековой Италии, был незаслуженно обойден вниманием в отечественной историографии. Кудрявцев, как и многие другие русские ученые XIX в., стремился выйти за рамки отечественной истории. Его усилия питались не в последнюю очередь желанием поставить собственную страну в контекст общеевропейского развития, а отечественную науку - в мировой процесс развития исторического знания. Творчество Кудрявцева позволяет определить те новые потребности и подходы к истории, которые приведут к победе позитивизма в русской исторической науке 70-х годов XIX века.

Научная значимость автографа лекционного курса по гуманизму и Реформации определяется возможностью углубить наши представления о развитии в отечественной медиевистике культурологических исследований, которые оформились в специальное направление в конце XIX - начале XX века. Однако его успехи в то время заслоняли получившие признание за рубежом достижения превалирующего направления - социально-экономической истории (труды Н. И. Кареева, И. В. Лучицкого, М. М. Ковалевского, П. Г. Виноградова). После революции представители культурологической школы, обвиняемые в идеализме, пережили гонения и эмиграцию (Л. В. Карсавин, П. М. Бицилли) или были вынуждены оставить свои занятия (И. М. Гревс, О. А. Добиаш- Рождественская). Современная наука возвращает их имена и труды. Теперь стало очевидным, что у истоков этого культурологического направления стоял Кудрявцев.

Некоторые особенности содержания опубликованных в издании трудов Кудрявцева, отразив состояние и достижения отечественной и зарубежной науки середины XIX в., в известной мере предопределили или предвосхитили ее будущее. В великолепной литературной форме автор рисует широкую панораму конкретно-исторического развития гуманизма и Реформации, оживляя ее выразительными портретами деятелей той эпохи. Настоящими жемчужинами в этой галерее являются портреты Макиавелли и Лютера. Кудрявцев не случайно восхищается Лютером, деятельность которого, по его мнению, обеспечила успех Реформации. Будучи в общественной жизни сподвижником Грановского и разделяя его участь поднадзорного из-за своих передовых взглядов и протеста против политического и духовного деспотизма, он, как и его учитель, предпочитал в общественной жизни путь реформ. Крайности революционного переустройства общества, показанные им в анализе Мюнстерской коммуны (неопубликованная часть курса), были, как он считал, неизбежно сопряжены с политической диктатурой, подавляющей и уродующей человеческую личность.

Научные оценки и выводы Кудрявцева не потеряли, в известной мере, значения и поныне. Затрагивая дискуссионную тему о соотношении гуманизма и Реформации и отмечая принципиальную разницу в светской и религиозной направленности этих явлений, он вместе с тем подчеркивает огромную роль гуманизма в подготовке Реформации. Однако решающим условием перехода к новому времени он считает не гуманизм, имевший элитарный характер, а Реформацию как религиозное движение, затронувшее сознание и понятное самым широким слоям общества. Изменяя собственной исходной позиции, признающей решающее влияние сферы идей и духовной жизни в истории, он проецирует эту сферу на социальную жизнь. Этот подход, только намеченный в сочинениях Кудрявцева, в полной мере был реализован в "социальной истории" в XX веке.

Попытки Кудрявцева соотнести духовную сферу с социальной жизнью присутствуют и в оценке "женского вопроса". Материальная и нравственная судьба женщины, затронутая ученым в трех портретах женщин - Агриппины, жены Германика, Мессалины и Агриппины старшей - поставлены им в связь с социальными сдвигами в римском обществе. Благодаря им, по словам Кудрявцева, "семья перестала быть очарованным кругом" для женщины, которая включается в общественную жизнь и даже политическую деятельность.

В свете той ломки, которую переживает сейчас отечественная историография, особый интерес представляет высказанное Кудрявцевым в статьях "О достоверности истории" и "О современных задачах истории" суждение об истории как науке. Оно отражает общий для европейской историографии середины XIX в. порыв к превращению истории в науку, что, по мнению многих ученых, в том числе Кудрявцева, зависело от уровня критического анализа, способности не только к накоплению фактов, но их синтезу и познанию закономерностей общественного развития. Из истории исторической науки, по мнению

стр. 179

Кудрявцева, нельзя выбросить ни одной страницы, не нанеся ущерба целому. Сознавая недостижимость полной и совершенной, по его словам, истины и не исключая необходимости отторжения старых представлений, он осуждает историков, склонных к "голому отрицанию" предшественников, разрушающему науку", и настаивает на том, что ученые неизбежно должны возвращаться к поставленным ранее проблемам для нового их решения.

Permanent link to this publication: