М. Мысль. 1982. 368 с.

Книга кандидата исторических наук Н. Я. Эйдельмана - первое в нашей литературе монографическое исследование политической борьбы, развернувшейся в России на рубеже XVIII-XIX вв. и завершившейся переворотом 11 марта 1801 г., гибелью Павла I и крушением его "системы".

В дореволюционных трудах о правлении Павла I и перевороте 1801 г. (работы Н. К. Шильдера, П. Н. Буцинского, А. Г. Брикнера, К. Валишевского и др.) ¹ в зависимости от политической ориентации историка этот самодержец рассматривался то как "безумец" и "деспот", в действиях которого не видно определенной "системы", то как "царь- демократ" с соответствующей программой социальных и государственных преобразований. Были и попытки сдержаннее, обстоятельнее осветить биографию Павла ² , политику его правительства ³ . В советское время проблемы политической борьбы конца XVIII в. разрабатывал С. Б. Окунь. В его университетском курсе критически рассмотрена дореволюционная историография "павловской" темы и приведен ряд новых наблюдений и соображений относительно личности Павла I, его социальной политики и существа его "системы" ⁴ .

Рецензируемая монография отличается от исследований дореволюционных историков не только методологическими принципами, но и более полным использованием источников (помимо опубликованных, автор выявил и использовал документы и мемуары, хранящиеся в 35 архивных фондах в

¹ Подробнее см.: Окунь С. Б. Дворцовый переворот 1801 года в дореволюционной литературе. - Вопросы истории, 1973, N 11.

² Шумигорский Е. С. Император Павел I. Жизнь и царствование. СПб. 1907. Не выяснена, к сожалению, судьба рукописи двухтомной монографии Е. С. Шумигорского на ту же тему, которая одновременно печаталась в Петербурге в Экспедиции заготовления государственных бумаг (там же, с. 1).

³ Клочков М. В. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. СПб. 1916.

⁴ Окунь С. Б. История СССР. 1796- 1825. Курс лекций. Л. 1948. С. Б. Окунь не успел завершить большого исследования о времени правления Павла I и перевороте 1801 г. В 1973 г. (Вопросы истории N 11) посмертно была опубликована историографическая часть этой работы.

стр. 127

Москве, Ленинграде, Пскове), скрупулезностью их критического анализа. В традиционную проблематику "павловской" темы он вводит ряд новых сюжетов, важнейший из которых - исторические корни "системы" Павла I.

В просвещенном слое российского общества второй половины XVIII в. автор выявляет три группы людей, идейные позиции которых определялись различным их подходом к судьбам самодержавия и социального строя, к просвещению, способствовавшему прогрессу не только в области культуры, но и в экономической, политической и иных сферах жизни. Первая из этих групп - собственно "просветители": А. Н. Радищев, Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, Е. Р. Дашкова и др. - истинные поборники просвещения, но люди в большинстве своем (исключая Радищева и немногих родственных ему по идеям) мирившиеся с крепостничеством, уповавшие на лучшее будущее. Вторая группа - "циники", в их числе и Екатерина II, и ее фавориты, и еще многие из дворян на службе или в имениях. Они стремились воспользоваться выгодами просвещения, но делали все, чтобы сохранить и упрочить крепостничество в экономике и политике. Третья группа - "консерваторы", выступавшие против развития России по пути "просвещения", склонные к идеализации старины, недовольные нововведениями Петра I и просвещенным абсолютизмом.

Проводником консервативных политических идей и был Павел I, правление которого и существо его "системы" Н. Я. Эйдельман обозначает формулой "непросвещенный абсолютизм". В историческом сопоставлении "система" Павла, "с ее особым консерватизмом, предельной централизацией власти и определенно сформулированной "народностью", отличалась от просвещенного абсолютизма Екатерины II и Александра I, но вместе с тем "как бы предвосхищала то, что будет реализовано, но, разумеется, в другом виде, на другом историческом уровне: систему Николая I, так называемую идеологию официальной народности" (с. 345).

В связи с этим представляют интерес сообщаемые в книге данные об условиях формирования личности Павла, эволюции его политических воззрений, влиянии воспитателя - канцлера Н. И. Панина, Д. И. Фонвизина, П. И. Панина и других сторонников идеи конституционного ограничения самодержавия по образцу некоторых западных монархий. Оппозиционность Екатерины II, ее двору, критическое отношение к циничной лживости ее политики росли у Павла вместе с пиететом к памяти отца - Петра III, погибшего в результате дворцового переворота 1762 года. Интерес Павла к судьбе отца подогревался появлением самозванцев, выступавших под именем Петра III; крупнейший из них, Е. И. Пугачев, возглавил грандиозное народное движение, Крестьянскую войну 1773 - 1775 годов. Касаясь отношения Павла к народным движениям, Н. Я. Эйдельман замечает, что Павел, "решительно отбрасывая, боясь, ненавидя крестьянский бунт", в то же время "хотел видеть в народе сочувствие к единственному законному претенденту на российский престол" (с. 41).

Конституционные проекты со временем уступили место ориентации на максимальное усиление императорской власти, централизацию управления, жесткую регламентацию всего уклада общественной жизни, тому консервативному политическому курсу, который проводил Павел, вступив на престол. Рассматривая истоки и содержание павловской "системы", автор отмечает устрашающее воздействие, оказанное на воззрения Павла революционными событиями во Франции, его расчет на "царистское мышление" народа, усвоение Павлом реакционных, консервативно-утопических представлений о предназначении верховной власти монарха, идеализацию им рыцарства и вообще средневековья. Все это определяло идейную сторону и практику павловской "системы", направленной в первую очередь на то, чтобы оградить Россию от влияния революционных, освободительных идей.

В книге раскрывается сложность взаимоотношений самодержца с дворянством. При Павле незыблемыми оставались господствующие позиции дворянства, основа его могущества - феодальные права на землю, на личность крестьянина, на присвоение плодов его труда. Помещики получили до 600 тыс. новых крепостных из числа бывших государственных крестьян, 5 млн. дес. земли. Вместе с тем курс на централизацию управления, суровую дисциплину затрагивал сословные привилегии дворянства. Интересны наблюдения относительно того, как Павел путем объявления ряда указов и частных распоряжений постепенно ограничивал действие екатерининской "Жалованной грамоты" 1785 г. о "правах, вольности и преимуществах благородного российского дворянства". Иногда создается, правда,

стр. 128

впечатление, что автор, акцентируя внимание на рассмотрении ограничительных мер Павла по отношению к дворянству, как бы противопоставляет им политику царя в пользу других сословий (ср. с. 90 - 93 и 115 - 120, 129 - 131). Более обоснованно мнение С. Б. Окуяя, который считал, что Павел I пошел на известный конфликт с дворянством во имя коренных интересов этого сословия, стремясь сохранить основы крепостного права ⁵ .

Описывая репрессии при Павле I, автор впервые широко использует архивные материалы Генерал-аудиторской экспедиции Военной коллегии и Тайной экспедиции Сената ⁶ . Репрессии затронули все сословия, но примечательно преобладание дворян среди наказанных, что и вело к росту оппозиционных настроений, особенно ощутимому в верхушке столичного дворянства. В то же время некоторые распоряжения Павла I облегчали положение крестьянства и других податных сословий: был отменен рекрутский набор, снята недоимка в подушном сборе, запрещена продажа дворовых людей и крестьян без земли. Манифест 5 апреля 1797 г. содержал "отеческий" совет дворянам ограничить барщинные работы тремя днями в неделю и безусловно запрещал такого рода работы в воскресные дни ⁷ .

Эти узаконения, по мнению Н. Я. Эйдельмана, были продиктованы намерениями Павла найти в крестьянстве опору своей власти. Не менее важен и другой побудительный мотив павловских указов, оспариваемый Н. Я. Эйдельманом (с. 121 - 122), - ценой отдельных уступок и послаблений сбить волну крестьянских выступлений (одновременно использовались и более действенные средства "умиротворения": массовые крестьянские волнения 1797 г. подавлялись войсками). Противоречивостью, двойственностью характеризуется политика Павла в отношении податного населения городов (купцов, ремесленников, мещан и др.), казачества, духовенства, раскольников; меры ограничительные и репрессивные перемежаются с льготами и послаблениями.

Свидетельства мемуаристов о приверженности солдат Павлу автор подкрепляет данными об улучшении их провиантского довольствия, уравнении офицеров с солдатами в штрафных санкциях и о некоторых других мерах, коснувшихся преимущественно приближенных к императору воинских частей. Но изображенные в книге картины солдатской службы с изнурительной муштрой, истязаниями, судебными и главным образом внесудебными репрессиями (приговоры Аудиториата по солдатским делам не отражали общего числа репрессированных нижних чинов) не гармонируют с суждениями мемуаристов о симпатии и преданности солдат Павлу.

Сословная политика, направленная на жесткую регламентацию всего жизненного уклада, привела к социальной изоляции царя, к конфликту с дворянством. Простой народ, стоявший в стороне от развернувшейся в верхах борьбы, воспринял переворот с равнодушием и молчанием. Дворянство же бурной радостью встретило гибель Павла и последовавшие затем перемены: восстановление Александром I екатерининской "Жалованной грамоты", амнистию и реабилитацию репрессированных, отмену ряда павловских установлений, ограничивавших права и вольности дворянства.

Проведенное Н. Я. Эйдельманом исследование особенностей "непросвещенного абсолютизма" Павла I и механизма павловской "системы" отвечает смыслу рекомендации проходившей в 1968 - 1971 гг. дискуссии по проблемам российского абсолютизма, призывавшей к углубленному изучению различных модификаций этого государственного и политического института.

Страницы книги живо воспроизводят ключевые события внутренней и внешней политики Павла и факты обыденной жизни того времени, дают емкие и меткие характеристики сподвижников царя (Ф. В. Ростопчин, А. А. Аракчеев, Н. Х. Обольянинов, И. П. Кутайсов и др.) и его противников (Н. П. Панин, П. А. Пален, Л. Л. Беннигсен, причастный к их замыслам наследник престола великий князь Александр Павлович и др.). Несомненная удача книги - всеобъемлющая и яркая обрисовка

⁵ Окунь С. Б. История СССР. 1796 - 1825,с. 15,94.

⁶ Н. Я. Эйдельман замечает, что делами Аудиториата и Тайной экспедиции не исчерпываются данные о всех наказанных при Павле I. Действительно, картину репрессий могли бы дополнить материалы Комиссии по пересмотру прежних уголовных дел, функционировавшей в 1801- 1812 гг. (ЦГАДА, ф. 7, оп. 2, д. 3704, NN 1 - 41), в том числе поименные списки осужденных при Екатерине II и Павле I.

⁷ В день объявления этого манифеста Павел I роздал своим приближенным свыше 80 тыс. крестьян (Шумигорский Е. С. Ук. соч., с. 123). Факт этот, иллюстрирующий политику Павла в крестьянском вопросе, было бы уместно привести в книге.

стр. 129

личности Павла I, фигуры странной и противоречивой, человека крутого нрава, вспыльчивого, нервного и горячего, но отнюдь не сумасшедшего (как считали некоторые из мемуаристов и исследователей). Читатель получает представление о немалом числе накопившихся в литературе противоречий в оценке действий Павла. Многие из них объясняются импульсивностью царских решений и поступков, которые, при кажущейся их парадоксальности, шли в общем русле павловской "системы" и политики, подчинялись определенной идее и логике.

Динамично и с художественной выразительностью изложена во второй части книги история антипавловской дворянской оппозиции, описаны первый заговор 1797 - 1799 гг., не принесший ощутимых результатов, и особенно подробно - второй (1800 - 1801 гг.), завершившийся переворотом. К обоим заговорам были причастны правящие круги Великобритании, недовольные переменой внешнеполитического курса России при Павле, разрывом отношений с Англией и сближением с ее врагом - Францией. Лондонский кабинет поддерживал тайную связь с вожаками заговора, наставлял и поощрял их и, по свидетельству князя П. П. Лопухина, дал им 2 млн. руб. на устранение Павла (свидетельство это не нашло пока документальных подтверждений).

Задуманная и исполненная в форме монографии, с исследовательски тщательно выверенной документальной основой, со ссылками на источники и на труды предшественников, книга по композиционному построению, манере подачи материала, образной емкости языка воспринимается и как художественное произведение. Благодаря этим свойствам книга вызывает к себе глубокий интерес и профессиональных историков, и широкого круга читателей.

Permanent link to this publication: