М. Наука. 1984. 221 с.

Едва ли не главной причиной отставания изучения истории культуры от исследования других сторон исторического процесса является слабая разработанность ее теории и методологии, нерешенность основных проблем, начиная с определения понятия "культура" и кончая принципами системного анализа культуры данного общества на определенном этапе его развития. Рецензируемый труд¹ - смелая и удачная попытка внести ясность в основные теоретические вопросы истории культуры.

Авторы опираются на теоретические изыскания последних двух десятилетий. Вместе с тем они решительно отвергают те варианты определения культуры, которые либо идентифицируют ее с "обществом", либо рассматривают как нечто лишь логически вычленяемое из "общества", но не имеющее своей "предметной зоны". Помимо чисто теоретических аргументов, авторы отмечают методологическую бесплодность определений этих типов в силу чрезмерно высокого уровня абстракции, ничего не дающего для конкретных исследований. "Для истории как науки, - пишет автор основной теоретической статьи сборника М. Б. Ешич, - культура может быть предметом изучения в том случае, если она представляет собой какое-то множество реально существующих и сменяющих друг друга во временной последовательности фактов, событий, явлений, процессов" (с. 11).

Авторский коллектив твердо придерживается точки зрения, согласно которой "культура и духовное производство рассматриваются как идентичные явления в обществе", и оба понятия "выступают как тождественные по объему и содержанию" (с. 5). В предваряющем книгу введении излагается ее основная концепция: "При таком подходе, во-первых, культура выступает по отношению к обществу как одна из его системообразующих подсистем, обладающая функциями особого рода, отличными от тех, которые выполняются в обществе иными его подсистемами; во-вторых, в метасистеме "общество" культура выступает как система создания (производства), хранения, распределения и потребления продуктов особого рода, обусловленных оп-

¹ Авторский коллектив: В. Т. Ермаков, М. Б. Ешич, М. Н. Кузьмин, Я. А. Латкер, Г. П. Нещименко, И. В. Пименова, О. А. Северная. Редакционная коллегия: М. Б. Ешич, М. Н. Кузьмин, Д. Ф. Марков (отв. ред.), И. В. Пименова.

стр. 126

ределенными (специфическими) общественными потребностями; в-третьих, тем самым культура представляет собой реальную, в пространстве и времени пребывающую и развивающуюся (а не только логически вычленяемую) систему, которая может быть эмпирически исследована и описана как в синхронном, так и диахронном планах" (с. 5).

Эту позицию, обстоятельно аргументированную и развитую М. Б. Ешичем и последовательно выдерживаемую в других статьях сборника, можно принять без существенных оговорок, хотя понятие "духовная жизнь" более точно отражало бы концепцию авторов, нежели "духовное производство". В самом деле, они говорят не только о производстве в узком и непосредственном смысле слова, но и о хранении, распределении, потреблении духовных ценностей (с. 5, 26, 54 и др.), т. е. о духовной жизни во всех ее проявлениях. В особенности это относится к "потреблению" духовных ценностей, которое, в отличие от потребления ценностей материальных, есть в то же время и производство. Человек, носящий шляпу, произведенную кем-то другим, в ее производстве непосредственно не участвует, хотя и влияет на него через механизм спроса. Человек же, изучающий какую-либо этическую теорию, или читающий "Анну Каренину", или наслаждающийся "Джокондой", непосредственно производит определенный духовный (интеллектуальный, нравственный, эстетический) эффект, который возникает лишь при соприкосновении "ценности" с потребителем, А так как личность потребителя индивидуальна и неповторима, то и эффект всегда в чем-то специфичен и сам по себе представляет духовную ценность и вносит нечто (пусть микроскопически малое) в духовную атмосферу эпохи.

В связи с этим вызывает возражение тезис М. Б. Ешича: "В процессе создания культурных (духовных) ценностей, т. е. в процессе материализации (объективизации) общественно значимых результатов духовного освоения действительности, принимают участие далеко не все люди, а творческие личности" (с. 38). Под "духовными ценностями" вовсе не следует понимать только научные теории, произведения искусства и другие "материализованные" результаты духовных поисков. Обычай, нравственная норма, стереотип поведения, вкусы и т. д. создаются народом, массой, а не только "творческими личностями", что нисколько не умаляет их относительно самостоятельной роли в создании духовных ценностей. Все это дает основание считать понятие "духовная жизнь" более адекватно выражающим содержание "культуры"² . Но это - относительно частное и скорее терминологическое расхождение, не препятствующее единству взглядов в полемике с теми, кто "снимает" предметную определенность культурных, а вместе с ней - и относительно самостоятельный предмет историко-культурных исследований.

Подход с позиций "духовного производства", как правильно отмечено в книге, начал складываться еще в 1960-е годы. Заслуга авторского коллектива не только в развернутом обосновании такого подхода, но и в том, что ему удалось представить духовное производство как подсистему в системе "общество" и положить начало исследованию структуры этой подсистемы. С этих позиций, широко привлекая конкретный материал из истории культурного строительства в европейских социалистических странах, авторы рассматривают актуальные проблемы культуры социалистического общества. Сюжеты их статей достаточно точно отражены в названиях. Целесообразно отметить как наиболее значительные результаты, полученные авторами, так и существенные недостатки.

В статье М. Н. Кузьмина рассматривается состояние школьного образования в странах Центральной и Юго-Восточной Европы к концу 40-х годов XX в., что по мнению автора, наряду с характеристикой социальной структуры населения этого региона "может дать необходимое представление о реальной исходной базе перехода к новому, более высокому историческому типу личности" (с. 79). Но эту конкретную тему М. Н. Кузьмин предваряет содержательным теоретическим рассуждением, дополняющим (а кое-где и повторяющим) работу М. Б. Ешича. Особое внимание хотелось бы обратить на тот аспект теоретического анализа, который выходит за пределы культурологии.

² Подробнее см.: Кертман Л. Е. К методологии изучения культуры в критике ее идеологических концепций. - Новая и новейшая история, 1973, N 3.

стр. 127

Затрагивая вопрос о "структуре общеисторических исследований", М. Н. Кузьмин пишет: "При традиционном понимании функций культуры преимущественно лишь как отражательных, ее освещение ?обычно замыкает экономическую, социальную и политическую характеристику эпохи, причем культура описывается как продукт истории, а не как ее внутренний активный фактор. При предлагаемом понимании функций культуры более рациональной представляется содержательная характеристика ее системы (включая характеристику исторического типа личности и реально освоенного обществом культурного потенциала) непосредственно вслед за характеристикой экономики и социальной структуры общества. Это позволит в новом ракурсе проанализировать механизм соотношения и взаимодействия объективной и субъективной сторон исторического процесса" (с. 62). Эта мысль представляется не только верной, но и плодотворной, заслуживающей широкого обсуждения. Опыт преподавания новой истории в Пермском университете именно по предлагаемой М. Н. Кузьминым схеме полностью подтверждает целесообразность, научную и методическую обоснованность такого подхода.

Приводя убедительные аргументы общефилософского и конкретно-исторического характера, В. Т. Ермаков расширяет понятийный аппарат теории национальных социалистических культур, ставя, так сказать, над понятием содержания (которое включает в себя "органичный сплав интернациональных, межнациональных и национальных черт, свойств и элементов при доминирующей роли первых" (с. 103) понятие сущности культуры: социалистические национальные культуры "все едины и однотипны по своей сущности" (с. 101).

С В. Т. Ермаковым, как и с И. В. Пименовой, нельзя согласиться лишь в трактовке понятия "народная культура". В статье В. Т. Ермакова отмечается, что любая национальная социалистическая культура "по своему генетическому происхождению и структуре состоит как бы из трех пластов: собственно социалистической, наследуемой и освоенной прогрессивной культуры прошлого и настоящего, традиционной пли народной культуры" (с. 92). Отметим, что, видимо, автор имеет в виду "пласты" не социалистической культуры, а культуры социалистической страны, в связи с чем ему приходится "отяжелять" понятийный аппарат формулировкой "собственно социалистическая культура". Главное, однако, в другом. Автор не оговаривает, что под прогрессивной культурой прошлого и настоящего имеется в виду профессиональная культура. Тем самым "прогрессивная культура" отделяется от "народной", исчезает понятие "демократическая культура", которое включает идеалы и ценности "трудящейся и эксплуатируемой массы" (В. И. Ленин) и их выражение в духовном производстве прогрессивных мастеров культуры.

И. В. Пименова, чья работа в целом привлекает внимание свежестью проблематики и интересными трактовками (например, о различии "массовой" и "популярной" культуры - с. 145), поднимает этот вопрос Специально, хотя и в двух фразах: "Социалистические и демократические элементы культуры буржуазного общества тесно связаны с народной культурой, в значительной степени вырастают из нее, но неадекватны ей. Они являются отражением борьбы демократических сил, рабочего класса" (там же). Иначе говоря, демократическая культура - это только "высокая культура", духовное производство профессионалов, а рождаемая самой демократической массой система ценностей, идеалов и нравственных норм - не есть демократическая культура?

В сугубо проблемной книге, поднимающей и частично решающей коренные вопросы марксистско-ленинской культурологии, инородным телом представляется статья О. А. Северной, которая, может быть, неплохо прозвучала бы в сборнике конкретно- исторического характера в качестве исследования одной из групп болгарской интеллигенции. В самом деле, проблему формирования социалистической художественной интеллигенции автор рассматривает, как сказано в подзаголовке, "на примере Болгарии". Но о перестройке сознания части старой интеллигенции говорится, что "наименее болезненно этот процесс проходил в Болгарии" (с. 169). Какой же это "пример"? В сборнике, отличающемся терминологической точностью и высокой языковой культурой, бросаются в глаза встречающиеся в этой статье небрежные выражения, такие, как "большая масса работников культуры" (с. 176) или "для под-

стр. 128

готовки студентов художественных вузов значение имела проведенная в них реорганизация" (с. 174; как будто реорганизация могла не иметь значения!). Странно, что монументальная скульптура отнесена автором к оперативным жанрам (с. 177), а VII конгресс Коминтерна назван VII съездом (с. 170).

Особое место и сборнике занимает статья Г. П. Нещименко. Ею как бы подчеркивается междисциплинарный характер культурологии, т. к. специфические проблемы лингвистики рассматриваются в ней в контексте общих проблем культуры. Уместно в связи с этим поставить вопрос о правомерности включения в издания по теории и истории культуры сугубо профессиональных сведений и, особенно, терминологической лексики, лишь часть которой может войти в литературный язык. "Отличительной чертой нашего времени... следует назвать интенсивное проникновение терминологической лексики в повседневное речевое обращение" (с. 210), - пишет автор, и создается впечатление, что он стремится проиллюстрировать это положение, убеждая читателя, далекого от языкознания, в том, что "нельзя игнорировать факт сохраняющейся стилистической маркированности универбизованных дериватов" (!) (с. 192). Никаких воспоминаний не вызывает у нас сделанное в скобках замечание: "напомним грамматическую кодификацию Й. Добровского" (с. 207). Все это не столько замечание, адресованное автору содержательной работы, сколько материал для раздумий о языке такой полидисциплинарной науки, как теория и история культуры.

Лучшие статьи сборника, носящего, казалось бы, сугубо академический характер, пронизаны пафосом гражданственности. Авторы не просто изучают вопрос, теоретизируют, вырабатывают концепции и определения. Они борются за то понимание актуальных проблем теории и методологии культуры, которое считают правильным. Отсюда и выход на самые животрепещущие глобальные вопросы экологии, демографии, энергетики и т. д. Я. А. Ляткер в своем "концептуальном анализе" (как гласит подзаголовок его статьи) взаимодействия НТР и социалистической культуры вскрывает огромные возможности культуры в борьбе против многочисленных опасностей, нависших над человечеством. Даже только намеченные в статье аспекты таких возможностей открывают перед культурологами разнообразные и пока почти не затронутые сферы исследования.

Историю культуры теперь нельзя будет писать без учета идей рецензируемой книги, хотя многие из них еще нуждаются в разработке и конкретизации.

Permanent link to this publication: