М.: Наука, 2007. 302 с.

Стержневой методологический тезис К. К. Султанова сформулирован следующим образом: чем интенсивнее процесс самоидентификации, тем многообразнее связи с расширяющимся культурным контекстом. Автора привлекает "динамический аспект самоидентификации человека, в том числе этнокультурной" (с. 9), разомкнутый в "расширяющийся контекст" культуры и истории. При таком подходе принцип диалогизации воспринят как необходимое условие этнокультурного самоутверждения, жизнеспособности национальной литературной традиции в современном мире.

Внимание читателя наверняка привлекут разделы второй главы "Поверх конфликта, или Быть услышанным. Лейтмотив "уменьшения несогласия" в повести Л. Толстого "Хаджи-Мурат"" и "Встречное движение. Кавказский дискурс русской литературы: историософский аспект", в которых культурно-исторический диалог России и Кавказа прослеживается в плане эволюции историко-культурного и литературно-художественного восприятия кавказской войны XIX в.

Обращаясь к опыту русской литературной классики, К. К. Султанов воспринимает его под знаком одной из ведущих идей книги: "Лучшие люди России и Кавказа ломали голову над поисками устойчивого языка взаимопонимания" (с. 102). Он пытается расшифровать то, что называет "этической доминантой", которая "включала в себя сочувствие и восхищение свободолюбивыми горцами, но в сопряжении с внутренней психологической установкой на их неотвратимое вхождение в российский цивилизационный контекст" (с. 152).

При этом автор аргументированно выступает против двух известных крайностей - "ностальгического неоконсерватизма", склонного оценивать историю российско-северокавказских отношений исключительно в категориях непримиримого противостояния, и примитивно-однозначного взгляда сверху, "решительно отказывающего национально-освободительному движению в какой-либо позитивной целеустремленности" (с. 89; полемика с фельетонными по тону антишамилевскими выпадами А.-Х. Султыгова, автора статей в "Независимой газете", принадлежит к лучшим страницам книги К. К. Султанова).

Эта позиция предопределила уравновешенный историософский анализ кавказской проблематики в творчестве русских поэтов и писателей. Напомню, что упоминания о Кавказе содержатся уже в одах М. В. Ломоносова, в стихотворной повести "Бова" А. Н. Радищева и в его поэме "Песнь историческая". Кавказу посвящены "Стихи на покорение Дербента" и ода "На возвращение из Персии через Кавказские горы графа В. А. Зубова" Г. О. Державина, первым в русской поэзии описавшего красоту кавказской природы. Кавказ в романтической поэзии и прозе представлялся как символ свободы. К. К. Султанов четко сформулировал тезис о роли Кавказа в романтической русской литературе: "Кавказ выступал не столько как культурно и географически локализованный, переживаемый и познаваемый мир, сколько как воображаемое пространство абсолютной свободы, в которое как бы вовлекался русский фольклорный мотив "вольной воли", "вольному - воля"" (с. 151). Не случайно у А. С. Пушкина доминирует романтический образ Кавказа, ядро которого составляют идеализированные представления кавказцев о свободе и чести, достоинстве и благородстве. Для романтической русской литературы образ Кавказа и кавказский дискурс - это инструмент раскрытия "себя" в "другом" ("чужом"). "Жизнь горцев, - пишет К. К. Султанов, - оставалась во многом закрытой при обилии и щедрости внешних характеристик, представленных в пределах устоявшейся кавказской мифологии" (с. 125).

Эпохальной вехой в кавказском дискурсе стала повесть Л. Н. Толстого "Хаджи-Мурат". По словам К. К. Султанова, "Именно кавказская война, на которой гибли Авдеевы и Хаджи-Мураты, Назаровы и Элдары, мощно стимулировала толстовское открытие "высшего нравственного закона" о ненасилии как осознанном выборе людей и народов" (с. 115). "В смысловом пространстве "Хаджи-Мурата" доминирует то, что можно назвать возвращением спасительного здравого смысла и нравственного чувства в жизнь на войне, когда разобщенные противостоянием люди обнаруживают способность сострадать и понимать друг друга" (с. 103).

Согласно современным представлениям образ "другого" динамично развивается между двумя полюсами - отторжением (всякий представитель иноэтнической группы воспринимается как источник опасности и угрозы) и толерантностью (включение "другого" в сферу своего миропонимания), сочетая в себе на первый взгляд противоречивые и несовместимые характеристики. В "Хаджи-Мурате" впервые в таком фактологическом и смысловом объеме предпринята попытка разомкнуть кавказский мир в его самодостаточности в общекультурное и общероссийское пространство.

Акцентируя внимание на проблеме диалога (отношения Хаджи-Мурата с Марьей Дмитриевной, Бутлером и т.д.) в ситуации военно-политической конфронтации, Л. Н. Толстой раскрывает гносеологическую составную взаимного познания в системе "свой-другой". Репрезентация "другого" выступает в плане общечеловеческих категорий, что само по себе выразительно характеризует философию ненасилия и гуманизма великого русского писателя. Отсюда отношение к кавказской войне как к чудовищному и бессмысленному насилию. К. К. Султанов отмечает, что "духовным генератором сюжета повести "Хаджи-Мурат" становится идея равновеликости людей независимо от перечня их различий" (с. 119).

В наше время образ кавказца нередко ассоциируется в массовом представлении с радикальным исламизмом и террором. Можно говорить о своеобразном "чеченском синдроме", проникающем

и в литературу. В сознании современного российского обывателя, в значительной степени благодаря средствам массовой информации, сформирован негативный образ кавказца, который подходит под определение стереотипа, выдвинутого У. Липпманном в работе "Public Opinion" (1922), где стереотипы определялись как "образы в нашем сознании" (the pictures in our heads). Объективные предпосылки для формирования негативного стереотипа обусловлены очагами межэтнического противостояния на Северном Кавказе, в результате которых эпизодически наблюдался исход русскоязычного населения из некоторых северокавказских республик. Наиболее остры межэтнические противоречия в Чечне, Ингушетии, Дагестане, большой потенциал межэтнического напряжения имеется в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгее, Ставропольском и Краснодарском краях, сложная ситуация сложилась и вокруг Осетии. Многонациональная "идентичность" российского гражданина отторгает от себя эти конфликты, усиливая напряжение оппозиции "свой-другой" при восприятии Кавказа в целом. Формируется парадоксальная ситуация: несмотря на существенную активизацию контактов с "другим", в постперестроечной культурной ситуации наблюдается гносеологический пессимизм в познании "другого".

Соцреализм оказал свое воздействие в разрушении романтического образа в российской литературе. В формате соцреализма была предпринята попытка подмены в литературе категории "национальный" категорией "советский". Однако всплеск национального самосознания в 1960-е гг. ("хрущевская оттепель") дал толчок к возвращению национальной идеи в литературу на общесоюзном уровне. Не случайно, что именно на этот период пришлось рождение "деревенской прозы" (В. Распутин, В. Астафьев, Ф. Абрамов и др.). "Деревенская проза" 1960-х гг. сформировалась и у народов Кавказа. В качестве примера можно привести повесть Аткая "В кумыкской степи", в которой, с одной стороны, раскрываются проблемы дагестанского села, а с другой - поэтизируется сельская жизнь. Сельская тематика характерна для творчества А. Кешокова, Ю. Тлюстена, И. Керимова, А. Евтыха и др. Угасание идеологических претензий соцреализма привело к дискредитации идеи линейного прогресса (от хорошего - к лучшему), что стимулировало усиление национально-самобытного компонента в литературном процессе в целом. На это и обращает внимание К. К. Султанов: "Мышление в рамках концепции прогрессизма уступает место познанию субстанциональных основ национального культурного и литературного развития..." (с. 183).

Постсоветский период в развитии российской литературы характеризуется неоднозначным восприятием Кавказа как социально-культурного феномена. Сказались в первую очередь общие тренды развития литературного постсоветского пространства, в том числе и рост национального самосознания. Разобщенность между "своим" и "чужим" усилилась, приобретая подчас драматический оттенок. Вспомним образ грузина Гоги из повести В. Астафьева "Ловля пескарей в Грузии", где автор фактически осуществил реконструкцию стереотипа "другого", обратившись к совокупности признаков "другого", зафиксированных в традиционной культуре, в том числе и в народном творчестве. Повесть В. Астафьева была создана в сложный исторический период, отмеченный усилением центробежных тенденций. Стереотип "другого" (образ Гоги) был призван сыграть свою защитную функцию: способствовать сохранению традиционной системы ценностей в условиях роста национального самосознания на этнических окраинах.

Не принимая однозначно-разделительной градации "свой-чужой", К. К. Султанов подчеркивает, что идентификация современного россиянина предполагает триединство национально-этнической, общероссийской и общечеловеческой составляющих. Методологически этот подход позволяет охватить в рамках российского литературного процесса не только русскоязычную литературу, но и литературу народов России, в том числе созданную и представителями литературного зарубежья, сохранившими духовную связь с этноментальными основами родной культуры.

В разделе первой главы "Прошлое как непреходящий феномен. Сюжет "исторической родины " в литературе северокавказского зарубежья" К. К. Султанов убедительно доказал, что по своим сущностным параметрам литература северокавказской эмиграции является неотъемлемой частью культуры народов Северного Кавказа. Забота о сохранении этнокультурной самобытности в иноязычной ситуации стала основополагающей задачей литературной диаспоры. Например, творчество абхазского поэта Омара Бейгуаа (сборник "Голос абхаза из Стамбула", 1990) акцентировано на проблеме сбережения исторической памяти абхазов, родного языка, а также традиционных норм морали и нравственности. Распространенная тематика эмигрантской литературы народов Северного Кавказа (одиночество, ностальгия, тоска по утраченной и поверженной Родине) раскрывается через непрерывность духовной связи с Кавказом, сохраняющейся вопреки историческим потрясениям.

Вопрос о методологии анализа текстов, ориентированных на этнокультурную проблематику, поставлен в разделе "Угол преломления. Этнокультурная идентичность в художественном изме-

рении". К. К. Султанов полемически оспаривает подход, при котором "возможности литературоведческой трактовки сузились до актуализации этнокультурной специфики, до извлечения этнокорня как чуть ли не единственного критерия ценности произведения". Он пишет о "самоцельной репрезентации" этнической картины, следствием которой стало "охлаждение к эстетически мотивированной интерпретации текста" по той причине, что "принцип этнической опознаваемости явно теснит на периферию анализа собственно эстетические критерии, соотносимые с полнотой и целостностью художественного текста" (с. 6). К. К. Султанов подчеркивает, что при перемещении содержательного ядра из эстетической сферы в национально-идеологическую возрастает риск утраты представления о художественной ценности литературного произведения. Он справедливо замечает, что этнокультурная маркировка зачастую становится ширмой, прикрывающей художественную несостоятельность произведения. При эстетически нейтральном подходе, при непроявленности художественного смысла текст воспринимается всего лишь как "хранилище этнической атрибутики" (с. 20).

Методологически продуктивный подход К. К. Султанова предопределил трактовку феномена современного "этнокультурного ренессанса" народов Северного Кавказа в соотнесенности с проблемой взаимопроникновения национальных и общечеловеческих ценностей. В предыдущей своей книге "Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы" (М., 2001), удостоенной Государственной премии Республики Дагестан, К. К. Султанов говорил о необходимости конкретно-литературного изучения проблематики "самобытного" и "универсального" в литературе народов Северного Кавказ, не увлекаясь умозрительными построениями. В рецензируемой книге обращение к творчеству лакца Э. Капиева, аварцев М. Алиханова, Х.-Б. Мусаясула, Р. Гамзатова, абхазца Б. Шинкубы, адыгейца Ю. Чуяко, балкарца К. Кулиева и других позволило текстуально проследить движение художественной мысли, преодолевающей "духовный провинциализм" в своем открытии "всеобщности особенного". К. К. Султанов детально рассматривает структурно-семантические особенности хронотопа в произведении Р. Гамзатова "Мой Дагестан". Вот одна из предложенных им мотивировок: образ Дагестана раскрывается через взаимодействие с "миром" как универсумом, а образ последнего предполагает отличительную конкретику "малой родины". "Я аварский поэт, - пишет Р. Гамзатов в первой книге "Мой Дагестан", - но в своем сердце я чувствую гражданскую ответственность не только за Аваристан, не только за весь Дагестан, не только за всю страну, но и за всю планету". Обратная последовательность использована в романе Э. Эдельби "Рассказ моего прадеда", в котором автор апеллирует такими понятиями, как "дагестанский род" и "дагестанский язык", которого нет в природе, но под знаком которого эмигрант позиционирует себя на чужбине. Так образ Дагестана раскрывается в контексте интегрирующего мировосприятия.

Этническое как элемент художественного произведения обусловлено не только обращением к национальным архетипам, но и нарративными особенностями, внутритекстовыми связями, сюжетной спецификой, развертыванием фабулы художественного произведения. При этом нельзя исключить возможность формирования национально-самобытных жанрово-стилевых разновидностей, характерных для данной национальной литературы. Так, прозаические произведения северокавказских авторов (например, "Была зима" К. Кулиева, "Чудесное мгновение" А. Кешокова, "Быть человеком" М. Батчаева и др.) характеризуются специфическим лиризмом, обусловленным литературными (в том числе фольклорными) традициями горских народов. Стилевая палитра северокавказской литературы складывается на основе синтеза фольклора, восточных традиций и современного реалистического письма.

Сопрягая органично аксиологический и историографический аспекты анализа, К. К. Султанов предпочитает следовать принципу "медленного прочтения" ("Мой Дагестан", "Аммалат-бек", "Хаджи-Мурат", "Страна последних рыцарей" и др.). Не принимая самодостаточности этнокультурной интерпретации художественного мира (напомню о дискуссионном характере первой главы), автор отстаивает подход к тексту как многоуровневой системе, совокупности взаимосвязанных структурно-семантических признаков.

Иногда, правда, возникает ощущение произвольности перехода от одного текста к другому из-за фрагментарности обращения к литературному процессу на Северном Кавказе. Нетрудно предположить, что это связано с ориентацией на разнонациональные художественные открытия, на глубинные смысловые сдвиги в региональном литературном пространстве, которая "опрокидывает" этнокультурные границы. В этом контексте можно уверенно говорить о методологически перспективном выходе автора за рамки традиционного проблемно-тематического описания северокавказского литературного ареала, о его нестандартной трактовке проблематики национально-литературной самоидентификации в "расширяющемся контексте".

Региональную литературу можно воспринимать и в контексте общероссийской литературы как ее органическую часть, и как самостоятельное явление, обладающее собственными закономерностями развития и логикой исторического существования. Региональная культура может существовать достаточно долго, не акцентируя свою специфичность как локального явления. Но, поднявшись до определенного уровня национального самосознания, она кристаллизируется как самостоятельный литературный феномен. Актуальным представляется создание теории региональной литературы, которая рассматривала бы генезис, структуру, специфику функционирования, логику развития региональной литературы, давала бы представление о закономерностях существования данного феномена внутри общероссийского литературного процесса, о формах и принципах сопряжения множества "других" в едином "своем".

Рецензируемая монография содержит в себе методологическую основу для соответствующих исследований, призванных на уровне современных теоретико-методологических идей взглянуть на проблему "многообразного единства" литератур Российской Федерации.

Постоянный адрес данной публикации: