Вильям, или, как он называл себя по-русски, Василий Оскарович, фон Клемм родился в 1861 г. в курортном местечке Меррекул (Merrekull) на побережье Финского залива, недалеко от Нарвы, в семье офицера, впоследствии генерала от инфантерии, служившего "первым комендантом Ковенской крепости, тогда еще только строившейся, а затем помощником командующего войсками Виленского округа, в каковой должности он и скончался в 1891 г."¹ . Прадед будущего дипломата со стороны отца был выходцем из южной Германии, который, перебравшись в Россию, женился на уроженке Митавы, столицы Курляндской губернии. Впрочем, как подчеркивал Клемм, в его жилах, наряду с немецкой, текла еще датская и английская кровь, ибо мать происходила из семьи служившего в Нарве датского консула Петера Бека (Peter Beck), женившегося на англичанке, урожденной Болтон (Bolton)² .

Названный в честь своего британского прадеда Алексеем-Вильямом, мальчик в течение двух лет учился в немецкой школе Св. Петра в Петербурге, а потом в гимназии в Туле, где его отец командовал пехотной дивизией. Еще четыре года спустя генерал был назначен командующим войсками Московского военного округа, а сын в качестве "пансионера Его Императорского Величества" продолжил образование в гимназических и специальных классах Лазаревского института восточных языков, который успешно окончил, представив в качестве дипломной работы сочинение на тему: "История халифа Аль-Мамуна по арабским и европейским источникам".

"...Дан сей из дворян Вильяму фон Клемму, - говорилось во врученном ему аттестате, - родившемуся 21 мая 1861 г., евангелическо-лютеранского вероисповедания, в том, что он, по окончании в 1880 г. в гимназических классах Института курса учения с серебряной медалью, в августе того же года принят был в число студентов специальных классов сего Института, где при отличном поведении окончил полный курс наук и за оказанные им отличные успехи определениями Совета специальных классов 7 мая и 23 сентября 1883 г... удостоен права на чин X класса". В аттестате также указывалось, что "сверх обязательных предметов студент Клемм обучался французскому языку и на окончательном испытании из этого предмета получил отметку отлично" ³ .

Пройдя курс Учебного отделения восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, Клемм в июле 1885 г. был определен на службу, а в мае 1886 г. получил назначение в Бухарское ханство, где провел около семи лет в качестве драгомана, с марта 1888 г. - секретаря и

стр. 3

драгомана Политического агентства, которым ему приходилось управлять и самостоятельно⁴ . Затем с 19 октября 1893 г. он занимал должность чиновника Министерства иностранных дел для пограничных сношений при начальнике Закаспийской области генерале А. Н. Куропаткине. Прослужив более пяти лет в Асхабаде, Клемм был уволен от должности 5 марта 1899 г. "по случаю возложения на него особого поручения" с оставлением в ведомстве МИД и недолгое время исполнял обязанности чиновника по дипломатической части при туркестанском генерал-губернаторе в Ташкенте, а 14 февраля 1900 г. получил назначение генеральным консулом в Бомбей, где открыл первое российское представительство в Британской Индии, но не особенно сошелся с англичанами, следившими за каждым его шагом⁵ .

Из Индии 15 ноября 1905 г. Клемма переместили в Персию на пост генерального консула в Мешхеде - административном центре Хорасанской провинции. Проведя там еще около двух лет, он уже в чине действительного статского советника вернулся в Петербург, где с 24 апреля 1908 г. состоял чиновником особых поручений V класса при министре иностранных дел, а с 23 мая 1911 г. - непременным членом совета МИД. Одновременно Клемм заведовал отделом Среднего Востока, переименованным в июле 1914 г. в Третий политический (Среднеазиатский) отдел, которым продолжал заведовать во время первой мировой войны, хотя и подвергался, как "немец", резким нападкам со стороны националистической прессы⁶ .

"С наружностью более чиновничьей, чем дипломатической, - вспоминал о нем служивший в юрисконсультской части министерства Г. Н. Михайловский, - Клемм, однако, был несомненным знатоком своего дела. На мировую войну он смотрел пессимистически. Помню, когда я ему представлялся, он как-то очень искренне жаловался на оптимизм своих коллег, надеявшихся, что при счастливом исходе войны удастся разрешить все исторические задачи русской внешней политики. В частности, в отношении Средней Азии и в особенности Персии он не ждал коренных изменений. Эти слова звучали вразрез с бодрым и уверенным тоном других руководителей ведомства и произвели на меня тогда сильное впечатление. Позже я узнал, что под простодушной внешностью вполне обрусевшего немца-чиновника крылись дипломатические дерзания... Дело в том, что Клемм принадлежал к той группе дипломатов-германофилов, которые считали возможным, несмотря на политику тройственного согласия с Англией и Францией, "перестраховаться" и на Германию. В 1911 г. Клемм вместе с Сазоновым был автором так называемого Потсдамского соглашения, по которому Россия обязывалась пустить Германию в Северную Персию и разрешить постройку ветки Багдадской железной дороги к Тегерану. Тогда это вызвало крайне неблагоприятное для России впечатление в Англии и Франции".

Хотя с началом первой мировой войны Клемму пришлось забыть свое "германофильство", он, по утверждению Михайловского, старался придать среднеазиатской политике "завуалированный антибританский характер" и по-прежнему осторожно вел "свою линию, заключавшуюся в том, чтобы не увлекаться союзными отношениями с Англией, а воспользоваться затруднениями последней, мешавшими ей поддерживать прежнюю интенсивную связь через Индию с Южной Персией". Английский посол Д. Бьюкенен не раз жаловался на Клемма царским министрам, но тот "умел искусно выставлять эти упреки как доказательство правильности своей линии поведения". Кавалер многих русских и иностранных наград, Клемм входил в число самых высокопоставленных чиновников МИД и помимо того председательствовал в Обществе русских ориенталистов. Однако свержение монархии предвещало неминуемый конец его государственной карьеры, ибо на место Клемма "уже с самого начала Февральской революции имелся готовый кандидат в лице В. И. Некрасова, бывшего к моменту прихода [нового министра П. Н.] Милюкова в числе опальных консулов не у дел"⁷ .

Еще в 1886 г. Клемм женился на Марии Николаевне Апехтиной, которая родила ему пятерых детей, записанных православными. Его сын Орест,

стр. 4

окончив в 1914 г. Александровский лицей, пошел по стопам отца: служил во Втором политическом (Ближневосточном) отделе, а в марте 1916 г. был прикомандирован к дипломатическому агентству в Каире. Отправив в конце мая 1917 г. большую часть своей семьи погостить в Сеул, где генеральным консулом служил двоюродный брат его второй жены, Клемм телеграфировал ей 19 июля: "Сегодня, по переданному мне Лопухиным предложению министра, я подал в отставку". На следующий день Временное правительство издало указ, который гласил, что Клемм "уволен от службы, согласно прошению, по болезни". А 5 августа его бывшие подчиненные организовали собрание "для обсуждения вопроса о чествовании В. О. Клемма, стоявшего во главе отдела непрерывно в течение 10 лет и за это время снискавшего чувства глубочайшего уважения и горячей симпатии". 2 сентября его преемник Некрасов писал в Канцелярию МИД: "По приказанию товарища министра А. А. Нератова Отдел просит не отказать изготовить заграничный паспорт на имя бывшего советника по 3-му Политическому отделу и председателя Общества русских ориенталистов Вильяма Оскаровича Клемма, отправляющегося отсюда в Японию и возвращающегося затем обратно в Россию в сопровождении дочери Елены, 12 лет"⁸ .

В связи с большевистским переворотом Клемму не удалось вернуться на родину, где он потерял все свое состояние, включая два имения. "В 1918 г., - вспоминал Клемм, - я присоединился к моему старому другу генералу Хорвату, с которым мы организовали первое движение, направленное на свержение большевистской власти в России. В качестве его советника по дипломатическим делам я поехал во Владивосток. Когда несколько позже образовалось первое сибирское правительство во главе с Вологодским, оно назначило Хорвата своим верховным комиссаром на Дальнем Востоке, а я стал заведовать его дипломатической канцелярией". После провозглашения адмирала А. В. Колчака "верховным правителем" Д. Л. Хорват вернулся в Харбин для управления Китайско-Восточной железной дорогой, а Клемм остался во Владивостоке, назначенный советником МИД на Дальнем Востоке на правах товарища министра. Когда Колчак потерпел поражение и был расстрелян, Клемм уехал в Харбин, где Хорват предоставил ему место в администрации КВЖД. Через несколько месяцев они перебрались в Пекин, но в 1924 г., после передачи дороги в совместное советско-китайское управление, их обоих уволили ⁹ . В Пекине, зарабатывая на жизнь уроками и переводами, старый дипломат одновременно председательствовал в Русском эмигрантском комитете. Тяжело заболев, Клемм скончался 16 сентября 1938 г. в Берлине на семьдесят восьмом году жизни¹⁰ .

Публикуемый очерк, написанный, по словам автора, в 1922 г., хотя и грешит пристрастностью и некоторыми фактическими ошибками, интересен прежде всего тем, что представляет собой едва ли не первое цельное изложение драматических событий в Средней Азии во время революции и гражданской войны в России, - не считая, конечно, абсолютно противоположной по идеологической направленности книги большевика Г. И. Сафарова "Колониальная революция. (Опыт Туркестана)" (М. 1921). Хотя большую часть указанного периода Клемм провел на Дальнем Востоке, он внимательно следил за происходящим в Туркестане, Бухарском и Хивинском ханствах, опираясь как на материалы прессы, так и на корреспонденции своих бывших коллег по дипломатической службе. Неудивительно поэтому, что в очерк включены две обстоятельные записки о кровавых событиях в Бухарском ханстве в марте 1918 г. и антибольшевистском мятеже в Ташкенте в январе 1919 г., присланные Клемму соответственно Мир-Хайдар Ходжи Мирбадалевым, который в течение многих лет заведовал канцелярией эмира при Политическом агентстве, и СВ. Чиркиным, ранее служившим дипломатическим чиновником при туркестанском генерал-губернаторе.

Сын бухарского подданного, имевшего в Оренбурге торговое дело, Мир-бадалев, по сведениям политического агента в Бухаре Н. В. Чарыкова, еще с 1880 г. "служил переводчиком по вольному найму в управлении начальника

стр. 5

Самаркандского отдела, в канцелярии начальника Зеравшанского округа, в управлении начальника Катта-Курганского отдела и при начальнике Зеравшанского округа, причем имел три командировки в Бухарские пределы, в том числе одну... по случаю смерти эмира Сеид-Музаффара". Направленный в 1886 г. в распоряжение военного инженера капитана И. Т. Пославского для участия в работах "по отчуждению земель в Бухарском ханстве под линию Закаспийской железной дороги", Мирбадалев со времени фактического открытия в августе Политического агентства в Бухаре исполнял там обязанности вольнонаемного старшего письменного переводчика русских документов на туземные языки ив 1891 г. был принят в российское подданство. Поддержав ходатайство политического агента П. М. Лессара о причислении Мирбадалева к личному дворянству, туркестанский генерал-губернатор А. Б. Вревский подчеркивал, что тот, "будучи вполне русским по воспитанию и образу мыслей", не имел, по сути, "никаких связей с Бухарским ханством, как и родной брат его Гидаятулла Ходжа Мирбадалев, подполковник русской службы (ныне воинский начальник гор. Перовска), а поступив на службу в Политическое агентство, порвал и последнюю формальную связь с Бухарой, приняв русское подданство".

Назначенный письменным переводчиком эмира по сношениям Бухарского правительства с Политическим агентством, Мирбадалев заведовал эмирской канцелярией, занимая также с 1893 г. должность "хлопкового инспектора" в Бухарском ханстве. "Величайшая преданность г. Мирбадалева русскому делу в Средней Азии, - докладывал очередной политический агент Я. Я. Лютш 27 января 1904 г., - вместе с официальным положением его на бухарской службе, превосходное знание дел, рассматриваемых в Политическом агентстве, местных обычаев, особенностей бухарской административной системы и экономического положения страны создали в лице его незаменимого во многих случаях помощника Политического агентства. Кроме того, проживая в Новой Бухаре со дня основания этого русского поселения, г. Мирбадалев бессменно состоит депутатом в городском управлении и оказывает большую помощь заведующему административно-полицейской частью в делах, имеющих отношение к домовладельцам из числа бухарско-подданных". С мая 1908 г. Мирбадалева также постоянно избирали почетным мировым судьей Самаркандского окружного суда.

Представляя его в апреле 1910 г. к ордену, управляющий Политическим агентством И. И. Решетов отмечал "выдающиеся заслуги" Мирбадалева в умиротворении вражды суннитов и шиитов. Поскольку же в 1912 г. он рискнул принять должность ответственного редактора первой бухарской газеты, затеянной местными прогрессистами-джадидами, новый управляющий Политическим агентством В. А. Петров заподозрил его в нелояльности России, о чем 10 ноября информировал МИД. Но в ответном послании 9 января 1913 г. Клемм успокоил Петрова: "Мирбадалев связан с Политическим агентством с самого основания этого учреждения, и почти 30-летняя деятельность его протекала на глазах у целого ряда политических агентов и их помощников и заместителей, причем господа Чарыков, Лессар, Игнатьев, Лютш и все прочие (в том числе д.с.с. Миллер и я сам) неизменно давали о нем самые лестные отзывы как о человеке весьма полезном, высоко честном и безусловно нам преданном. На этом основании г. Мирбадалев удостоился многих высочайших наград, до ордена Св. Анны 2-й ст. включительно. Независимо от этого, благодаря известности и уважению, которыми он пользуется среди лучших элементов русской колонии в Бухаре и в наших судебных и административных сферах в Туркестане, г. Мирбадалев удостоился назначения на должность почетного мирового судьи. При таких условиях едва ли было бы справедливо безо всяких веских к тому данных возводить на это лицо какие-либо обвинения или хотя бы только подозрения". В 1916 г. Мирбадалев был награжден следующим орденом - Св. Владимира 3-й степени.

Хотя весной 1917 г. эмир отправил его в отставку, уже 29 июня Клемм телеграфировал управляющему Резидентством, бывшим Политическим аген-

стр. 6

тством, в Бухаре Чиркину: "Очень прошу вас отстоять квартиру за Мирбадалевым, который, по всей вероятности, будет восстановлен со временем в прежней должности"¹¹ .

Весной 1918 г., во время кровопролития в Бухарском ханстве, вызванного попыткой его насильственной советизации, Мирбадалев, рискуя быть разорванным обезумевшими религиозными фанатиками, не побоялся взять на себя опасную роль советского парламентера и вместе с экс-комиссаром русских поселений П. П. Введенским был уполномочен председателем Совнаркома Туркестанского края большевиком Ф. И. Колесовым "для ведения мирных переговоров с Бухарским правительством". 25 марта Мирбадалев и Введенский участвовали "со стороны России" в подписании "Протокола дополнительного соглашения, заключенного между русскими и бухарскими уполномоченными в Кизил-Тепе", считаясь одновременно советниками эмира, который им весьма доверял. Но вместо награды за спасение жителей русских поселений от кровавой резни Введенский почти год провел в ташкентской тюрьме, а Мирбадалев, спасаясь от ареста, воспользовался покровительством эмира и, бросив свой дом, перебрался из Новой Бухары в Старую, а оттуда, незадолго до военного разгрома ханства, - в Афганистан, о чем сообщалось в агентурной сводке информотдела Реввоенсовета Туркфронта: "8 июля из Бухары через Келиф в Мазари-Шериф проследовало русское семейство бывшего царского чиновника при консульстве в Бухаре Мирбадалева - с женой, дочерью и сыном; при них же находится русский молодой человек, вроде слуги. По прибытии в Мазари-Шериф Мирбадалев посетил войска лагерей Дейдади, с какой целью - неизвестно. Последнее время Мирбадалев состоял на пенсии Бухправительства. В открытом дорожном листе указано, что... едет через Кабул в Англию". Впрочем, в очередной сводке, от 18 августа, указывалось, будто Мирбадалев вернулся в Бухару и "находится сейчас при нижнем кушбеги"¹² .

Однако в посланной редактору парижской эмигрантской газеты "Общее дело" В. Л. Бурцеву собственноручно написанной "Записке Мир-Хайдара Ходжа Мирбадалева" от 17 февраля 1921 г. говорилось, что еще в конце мая 1920 г. до большевиков дошли сведения о его связях с закаспийскими белогвардейцами и гостеприимстве, оказанном британскому разведчику - полковнику Ф. Бэйли, который действительно в течение нескольких месяцев жил в его доме в Старой Бухаре. "Большевики хотели арестовать меня, - объяснял Мирбадалев, - вследствие чего я бежал в Афганистан, а далее через Бомбей в Лондон, но сотрудники мои, гг. Тысячников, Гальперин, Соловьев и Гиллер, были арестованы и отправлены в Ташкент... Я бежал спешно, семья - жена с тремя малолетними детьми - осталась в г. Бухаре. Вот уже более семи месяцев сведений о семье не имею".

Тогда же, из Лондона, Мирбадалев извещал Бурцева: "Мне удалось получить разрешение вернуться в Индию; предполагаю поехать в Пешавар и остаться там до восстановления порядка в России и Бухаре. Бог даст, отсюда выеду 25 сего февраля - через Францию, с остановкой в Париже на две недели для свидания с добрыми знакомыми. Мой парижский адрес будет известен Александру Яковлевичу Миллеру, бывшему последнему Российскому Императорскому политическому агенту в Бухаре". В Париже Мирбадалев посетил редакцию "Общего дела", где лично познакомился с Бурцевым, просившим держать его в курсе туркестанских событий. В августе, по возвращении в Бомбей, Мирбадалев уведомил Бурцева о том, что ему удалось восстановить переписку, "тайно от афганцев", с бухарским эмиром Сеид Алим-ханом: изгнанник сожалел, что оказался в Афганистане, откуда эмир Аманулла-хан не выпускает его в британскую Индию, и выражал опасение, что тот может депортировать его в Ташкент "в виде подарка" большевикам. По свидетельству А. -З. Валидова, встречавшегося с Мирбадалевым в Пешаваре осенью 1923 г., тот "ведал финансовыми делами эмира, но жаловался на него"¹³ .

Впоследствии, обосновавшись в Персии, Мирбадалев, как отмечалось в его некрологе, "отдал все свои силы и крупные личные денежные средства на дело помощи беженцам. Его усилиями было создано общежитие, оказавшее

стр. 7

за годы своего существования помощь кровом, пищей и работой тысячам обездоленных людей". Мирбадалев скончался в Мешхеде в том же году, что и Клемм, - 22 января... Называя его крупным общественным деятелем и "верным сыном России", парижская эмигрантская газета писала: "Русское население Новой Бухары будет всегда с благодарностью вспоминать имя Хайдар Ходжи, спасшего своим заступничеством перед эмиром жизни сотен мирных русских людей в дни кровавого налета на Бухару комиссара Колесова"¹⁴ .

Второй корреспондент Клемма, Чиркин, родился 1 апреля 1875 г. в Твери в семье коллежского советника, служившего начальником Удельной конторы Московского округа. Окончив факультет восточных языков Петербургского университета по арабско-персидско-турецко-татарскому отделу с дипломом 1-й степени и Учебное отделение восточных языков при МИД, он в мае 1902 г. был определен на службу в Первый департамент. 8 января 1903 г. Чиркина назначили студентом (стажером) миссии в Тегеране, а 25 апреля - секретарем и драгоманом консульства в Исфагане, где он пробыл до января 1906 года. Затем он служил секретарем генерального консульства в Индии, которым в 1907 - 1910 гг. управлял. Встречавшийся с ним в Бомбее профессор Ф. И. Щербатской отмечал, что "исполняющий] обязанности] консула Чиркин - очень обязательный и хороший человек"¹⁵ . С 23 ноября 1910 г. Чиркин состоял секретарем генерального консульства в Сеуле, а с 28 мая 1914 г. - чиновником по дипломатической части при туркестанском генерал-губернаторе в Ташкенте¹⁶ .

После свержения монархии, во исполнение поручения Туркестанского комитета Временного правительства, Чиркин выехал 20 апреля 1917 г. в Бухару, где два дня спустя вступил в управление Резидентством. Но 6 сентября местный совдеп ультимативно потребовал отозвания Чиркина из-за его "опасной и не соответствующей своему назначению" деятельности, с передачей Резидентства Введенскому. В связи с этим Чиркин ходатайствовал перед министерством о командировании в Бухару компетентного лица для расследования основательности инкриминируемых ему обвинений. Однако новый резидент, В. С. Елпатьевский, предпочел занять позицию нейтралитета, ибо, сетовал Чиркин в телеграмме от 3 октября, "в интересах предстоящей ему в Бухаре работы он считает безусловно неудобным взяться за расследование дела, могущего поставить его в положение судьи между мной и общественными организациями и, в частности, Введенским. Туркестанский комитет, видимо, лишен возможности командировать какое-либо авторитетное лицо для этой цели. При таких условиях я считал бы возможным признать себя удовлетворенным, если бы министерство открытой телеграммой высказало, что, вопреки данной Бухарским исполнительным комитетом совета рабочих и солдатских депутатов характеристике моей деятельности, не находит в таковой за время моего пятимесячного управления Резидентством ничего опасного и предосудительного".

Его просьбу удовлетворили, и 5 октября Нератов телеграфировал Елпатьевскому: "В поступивших данных о деятельности Чиркина в Бухаре не усматривается ничего предосудительного или опасного, а напротив - признаем последнюю соответственной указаниям правительства. К отъезду Чиркина в Ташкент не встречаем препятствий". Хотя полторы неделя спустя Некрасов сообщил о своем намерении предложить Чиркина на пост генерального консула в Калькутте, из-за большевистского переворота тот остался в Ташкенте, где и провел большую часть гражданской войны. В его квартире скрывались один из руководителей антибольшевистского подполья, П. П. Цветков, впоследствии казненный, и упоминавшийся полковник Бэйли, по примеру которого Чиркин, видимо, и совершил позже опасное путешествие через Закаспий и Мешхед в Индию. 18 февраля 1921 г. Мирбадалев извещал Бурцева, что среди русских беженцев, скопившихся в британском форте Бельгаум, оказался и хорошо известный ему "чиновник Министерства иностранных дел статский советник Сергей Виссарионович Чиркин из Ташкента". Дальнейшая судьба Чиркина, к сожалению, неизвестна¹⁷ .

стр. 8

Публикуемый очерк хранится в Коллекции В. Клемма в архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (США) в виде рукописного текста на русском языке и машинописного на английском. Подготовлен к публикации В. Л. Генисом (он же составил комментарий) по русской рукописи, ксерокопия которой любезно предоставлена архивом (за что публикатор выражает искреннюю благодарность Елене Даниельсон и Рональду Булатофу). Незначительные сокращения указаны отточиями в угловых скобках.

Примечания

1. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 144, оп. 489, д. 10876, л. 113.

2. Autobiography of Mr. William A. Klemm. Peking, September 1, 1926 (Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Collection of V. Klemm. P. 1).

3. АВПРИ, ф. 159, on. 749/1 (1885 г.), д. 704, л. 84.

4. См., в частности, донесение Клемма: Современное состояние торговли в Бухарском ханстве. 1887 г. В кн.: Сб. географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. 33. СПб. 1888.

5. Подробнее о работе Клемма в Индии см.: Русско-индийские отношения в 1900 - 1917 гг. Сб. архивных док-тов и м-лов. М. 1999. См. также его донесения: Торговля сахаром в Индии. В кн.: Сб. консульских донесений. Вып. 4. СПб. 1902; Денежное обращение в Индии. Там же, вып. 6; Торговля керосином в Индии. Там же. 1904, вып. 2.

6. Наша дипломатия вчера и сегодня. - Вечернее время, 17.VIII.1915.

7. МИХАЙЛОВСКИЙ Г. Н. Записки. Кн. 1. М. 1993, с. 46, 373 - 374.

8. АВПРИ, ф. 144, оп. 489, д. 10876, л. 324, 352.

9. Autobiography, p. 1 - 2. О деятельности Клемма на Дальнем Востоке см.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-1383, оп. 1, д. 1 - 5. С 29 августа 1919 г. Клемм исполнял также обязанности председателя Междусоюзного железнодорожного комитета по восстановлению деятельности транспорта Китайско-Восточной и Сибирской железных дорог (там же, ф. Р-157, оп. 1).

10. Последние новости (Париж), 22.IX.1938.

11. АВПРИ, ф. 147, оп. 485, д. 309, л. 1, 14, 60, 67, 77; д. 317, л. 49.

12. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 122, оп. 2, д. 46, л. 154, 178.

13. ГАРФ, ф. Р-5802, оп. 1, д. 617, л. 5, 9, 19; ТОГАН ЗАКИ ВАЛИДИ. Воспоминания. М. 1997, с. 413 - 414.

14. ТУРКЕСТАНЕЦ. Х. Х. Мирбадалев. - Возрождение (Париж), 11.III. 1938.

15. Русско-индийские отношения в 1900 - 1917 гг., с. 254.

16. АВПРИ, ф. 144, оп. 489, д. 11886, л. 14.

17. Там же, ф. 147, оп. 486, д. 3726, л. 422, 424, 450, 412; ГАРФ, ф. Р-5802, оп. 1, д. 617, л. 16.

Пекин, 31 августа, 1926

Мой дорогой г. Мюррей!¹

Как я обещал, я посылаю Вам при этом несколько экземпляров моего очерка революционных событий в русской Средней Азии.

Я буду очень обязан Вам, если Вы любезно пошлете один экземпляр моего очерка г. Хуверу² в знак моей бесконечной благодарности за все то, что он и его сотрудники сделали для моей несчастной страны и лично для меня, так как только благодаря тому обстоятельству, что я и мой друг, г. Чарльс Крэйнт ³ , были в состоянии посылать в Россию "Хуверовские посылки" (как привыкли мы называть их), жизни двух моих дочерей, которые были в России, были спасены.

Этот мой очерк написан четыре года тому назад, и с того времени многие другие события произошли в Средней Азии. Я надеюсь теперь получить некоторые материалы, освещающие эти новые события, а также и настоящее положение моей страны. Как только я получу их, я продолжу мой очерк и доведу его, по возможности, до последнего времени.

Генис Владимир Леонидович - историк.

стр. 9

Мой английский стиль, без сомнения, несовершенен, но я надеюсь, что мое писание более или менее понятно. Всегда трудно быть хорошим писателем на чужом языке, в особенности когда приходится переводить.

Что касается других экземпляров, которые я посылаю Вам, то они могут пригодиться Вашему посланнику или кому-либо из Ваших друзей, если они пожелают узнать что-нибудь о тех событиях, которые оказали такое большое влияние на положение дел в русской Средней Азии, откуда большевистская зараза распространяется на соседние страны, и среди них - на Китай.

Ваш В. Клемм.

Колумба. П. Мюррей.

Американское посольство.

Пекин.

стр. 10

Вступление

За несколько дней до отъезда из г. Петрограда, в первой неделе сентября 1917 г., я явился в министерство, чтобы получить отпуск от моего последнего начальника, г. Терещенко⁴ , министра иностранных дел в правительстве А. Ф. Керенского. Положение в Петрограде в это время было весьма тревожное вследствие все возрастающей активности большевиков. Несмотря на попытку последних в начале июля свергнуть социалистическое правительство, каковая была пресечена только благодаря казакам, поддержавшим правительство, - Керенский продолжал показывать крайнюю снисходительность по отношению к большевикам - снисходительность, которую все здравомыслящие люди считали безумной и преступной. Как раз накануне моего отъезда стали циркулировать настойчивые слухи о том, что большевики подготовляют новый переворот, и фактически их пропаганда, теперь ничем не сдерживаемая, становилась сильнее, чем когда-либо ранее.

Я спросил Терещенко о том, что он думает по поводу этих слухов.

- Я намереваюсь вернуться в Петроград через два месяца, - сказал я, - и оставляю все здесь. Думаете ли Вы, что я могу сделать это без ущерба для себя?

Терещенко рассмеялся и сказал, что я могу быть спокоен.

- Вы знаете, - добавил он, - как легко мы справились с положением в июле. Теперь правительство полностью осведомлено о том, что происходит, и действия большевиков находятся под зорким наблюдением. Всякие ПОПЫТКИ С ИХ стороны создать новые беспорядки будут немедленно прекращены.

- Слава Богу, если будет так, - сказал я, - и если Вы и Ваши коллеги сумеете провести бедную Россию через эти страшные времена к лучшему будущему.

- Это мы сделаем, - ответил министр.

- В таком случае, - сказал я, прощаясь, - я первый поклонюсь Вам всем до земли.

Через шесть недель после этого разговора Терещенко и его коллеги, за исключением Керенского, который оставил их и бежал, переодетый в костюм американского офицера, были арестованы в Зимнем дворце и почти все сброшены через перила Троицкого моста в Неву. Большевики торжествовали.

Я упоминаю об этом инциденте потому, что, будучи не в состоянии вернуться затем домой в Петроград, я лишился многих материалов, оставленных мною в столице, особенно моих заметок и записок, которые могли бы теперь помочь моей памяти, которая всегда была хороша для фактов, но не столь хороша для имен и дат. Благодаря этому достойному сожаления обстоятельству я был вынужден в некоторых случаях пропускать имена и даты, равно как и факты маловажного значения, но в общем история Средней Азии, составлявшей часть моей секции в Министерстве иностранных дел, хорошо хранится в моей памяти. Что же касается установления здесь большевистской власти, я имею в своем распоряжении письма и сообщения некоторых моих друзей, которые были очевидцами переворота на месте. Таким образом, исторические события и факты, излагаемые здесь, абсолютно достоверны и точны.

I

Русский Туркестан, завоеванный в 1868 - 1873 гг., был составной частью России и управлялся русской военной администрацией во главе с генерал-губернатором без какого-либо участия в управлении краем со стороны туземных элементов. Ханства Бухара и Хива, обычно рассматривавшиеся просто частями русской Средней Азии, были фактически независимы и связаны с Россией только договорами. Существовало, однако, значительное различие между двумя договорами: в то время как договор с эмиром Бухарским был только "договором дружбы", который ставил две договаривавшиеся стороны

стр. 11

до известной степени на равные основания, хан Хивинский признавал себя "покорным слугой Его Величества Императора России". Но с течением времени отношения между Россией и Бухарой претерпели существенные изменения, и эмир Бухары добровольно сделался верным вассалом царя, который был его открытым, хотя формально и не признанным сюзереном.

С самого начала русское правительство усвоило мудрую политику не вмешиваться, насколько возможно, во внутренние дела обоих ханств, предоставляя эмиру и хану управлять своими подданными согласно магометанским законам и традициям. Прилагалось только старание указывать обоим азиатским правителям на необходимость того, чтобы они, будучи друзьями русского царя, обходились со своими подданными более цивилизованными методами. Так, например, в 1886 г., вскоре после назначения в Бухару первого русского представителя, г. Чарыкова⁵ , эмир Сеид Абдул Ахад⁶ "с целью угодить своему высокому другу и покровителю, царю", по дружескому совету г. Чарыкова, закрыл "Циндан" - знаменитую подземную тюрьму, ужасы которой были так красноречиво описаны несколькими путешественниками, посетившими ранее Бухарское ханство. Годом позже, когда убийца одного высокого местного чиновника по приказу эмира был выдан на личную расправу родственникам убитого и толпе и подвергнут последней ужасным жестокостям, эмир, опять же по дружескому совету русского политического агента, пообещал в будущем предавать всякого преступника должному суду и, по осуждении, предавать его казни через профессионального палача, не применяя ненужных жестокостей. Около этого же времени был также оставлен обычай сбрасывать некоторых преступников с высокого минарета, Минари-Келан.

Несколько раз внимание Сеида Абдул Ахада, а позднее его сына, настоящего эмира Сеида Алима⁷ , было обращаемо на произвольные действия его губернаторов, и особенно сборщиков податей и налогов, когда они притесняли народ. Такие советы были всегда благожелательно принимаемы обоими эмирами, выказывавшими их полную готовность угодить русскому правительству путем улучшения условий жизни в их стране.

На Хиву обращалось мало внимания. Это ханство жило менее сложной жизнью, будучи лишено международного интереса. Политические сношения с хивинским ханом проводились через начальника Амударьинского округа, расположенного на правом берегу р. Аму-Дарьи против столицы ханства. Фактически русское правительство вмешивалось в дела ханства только в случае каких-либо беспорядков. Последние обычно производились беспокойными туркменами, составлявшими часть населения ханства, большинство которого состояло из узбеков и киргиз. Как раз перед Великой войной произошло восстание туркмен, руководимое известным туркменским предводителем ханом Джунеидом⁸ . Это восстание было необходимо подавить, и русские войска были двинуты в ханство. Ответственность за это восстание лежала на хивинских властях, которые не раз наносили ущерб интересам туркмен в наиболее жизненном для них вопросе на сухих равнинах Средней Азии - распределении воды для орошения пашен. Специальная миссия была послана в Хиву генерал-губернатором Туркестана для разрешения этого вопроса. Порядок в ханстве был восстановлен и было подписано обеими сторонами соглашение, гарантирующее в будущем интересы туркмен против произвольных действий властей.

Народы Туркестана после покорения страны были освобождены от военной службы. Русское правительство сочло за благо не поддерживать военного духа среди этих народов. Со своей стороны туземцы края никогда не искали привилегии служить в рядах русской армии. Напротив, когда возникли слухи, что они будут подчинены воинскому набору, то эти слухи произвели на туземцев весьма плохое впечатление. За такими слухами последовали разные абсурдные комментарии, например, и такие, что туземные рекруты при приеме на военную службу будут насильно обращаться в христианство.

стр. 12

Принцип освобождения туземцев Туркестана от военной службы строго соблюдался во время Великой войны. Вначале русское Военное министерство подняло вопрос о распространении воинского призыва на народы Туркестана, но Министерство иностранных дел, равно как и Туркестанский генерал-губернатор, сильно противилось этим намерениям, указывая на опасность серьезного пожара в Средней Азии во время войны, если бы планы Военного министерства были осуществлены. Все же Военное министерство в 1916 г., не посовещавшись ни с Министерством иностранных дел, ни с генерал-губернатором, не обратившись к легальному пути проведения нового закона через Государственную думу, получило приказ императора (каковой имел силу закона) о наборе туземцев Туркестана для фронтовой службы в качестве рабочих и чернорабочих⁹ . Необходимость этой меры впоследствии была объяснена тем обстоятельством, что военные власти России имели много затруднений в получении рабочих-кули из Китая и Персии; в то же время население Средней Азии было единственной группой русских граждан, которые не принимали участия в войне, и туземцы не хотели, даже за хорошее вознаграждение, работать на фронте.

Как только власти в Туркестане начали вводить в силу указанный выше императорский приказ, поднялось сильное возмущение, особенно - среди киргиз, перешедшее в открытый бунт, сопровождавшийся сплошным избиением русских, наиболее страшным в Семиреченской области. Пришлось обратиться к военной силе, чтобы остановить беспорядки. Усмирение мятежа было проведено обычным в таких случаях путем исключительно безжалостного возмездия туземцам.

Современные власти Туркестана доказали в этом деле свою полную несостоятельность и неспособность справиться с положением. Необходимы были надлежащие быстрые действия для того, чтобы остановить кровопролитие и восстановить порядок в среднеазиатских владениях. Для этой цели царь мудро избрал человека, который отлично знал Туркестан и в свое время дал доказательства того, что он - весьма способный администратор, хотя, к несчастью, менее способный главнокомандующий. Это был покойный ныне генерал Куропаткин¹⁰ , который провел большую часть своей служебной карьеры в Средней Азии и в течение долгого времени состоял начальником Закаспийской области, отлично неся свою службу. Благодаря своей большой популярности среди туземцев Средней Азии и репутации справедливого и честного человека, Куропаткин легко восстановил порядок в крае. Уверив туземцев, что все дикие слухи, связанные с набором рабочих на фронт, не имеют под собой никаких оснований, он получил от них согласие набрать в своей среде необходимое количество людей для отправки на фронт. Туземцы даже помогли затем властям в экипировке рабочих, навербованных для указанной цели.

II

Когда в марте 1917 г. царское правительство было свергнуто, Куропаткин был признан первым революционным правительством князя Львова как начальник Туркестанского края. Ему удалось в течение некоторого времени поддерживать порядок в среднеазиатских областях, но в конце концов он, подобно всем прежним чиновникам по всей России, был низложен с должности местным комитетом из рабочих и солдат только за то, что был слугой старого режима. С ним обошлись сравнительно вежливо, подвергнув его домашнему аресту в том же самом генерал-губернаторском доме, где генерал жил. Туземцы, которые оказывали Куропаткину большое уважение, тайно явились к нему и предложили покончить с русскими революционерами и вернуть ему его власть, но генерал, желая избежать кровопролития, убедил их не создавать каких-либо беспорядков. Несколькими днями позднее по приказу комитета Куропаткин был удален из Туркестана в Петроград под специальным эскортом для защиты от возможных выходок и оскорблений во время пути. Во главе эскорта находился еврей Бройдо¹¹ , который играл за-

стр. 13

метную роль в Туркестанской революции и которого мы не раз еще будем упоминать далее.

Куропаткин уехал. Вся административная власть теперь на время сосредоточилась в руках местного совдепа - Совета рабочих и солдатских депутатов. Временное правительство России, однако, сочло необходимым назначить специальный Комитет из шести членов для администрирования дел среднеазиатских владений ¹² . Председателем этого Комитета был назначен Щепкин¹³ - член Государственной думы, принадлежавший к конституционно-демократической (кадетской) партии. Едва Щепкин, способный и разумный человек, прибыл в Ташкент, как он был вынужден подать в отставку, встретив по отношению к себе сильную оппозицию со стороны совдепа. По настоянию последнего пост председателя Туркестанского комитета был предоставлен Наливкину¹⁴ , крайнему социалисту-революционеру (правильно: социал-демократу. - В. Г.), также бывшему члену Государственной думы. Наливкин, которому в это время было уже 65 лет, провел большую часть своей жизни в Туркестане, сначала как военный офицер, а позднее как чиновник в местной администрации края. Он бегло говорил на нескольких языках Средней Азии и написал ряд ценных работ о жизни и обычаях туземцев. Это был простой, честный и прямой человек довольно доброго и мягкого характера. То обстоятельство, что он присоединился к боевой революционно-социалистической партии, всегда являлось загадкой для его многочисленных друзей, тем более что его последний пост на царской службе был высокий: он состоял вице-губернатором Ферганской области.

Другие члены Комитета были гг. Шендриков¹⁵ , Липовский¹⁶ , Елпатьевский¹⁷ , Шкапский¹⁸ и Тынышпаев¹⁹ . Последние двое работали в Семиреченской области.

Комитет нашел край в большой разрухе. Засуха 1917 г. вызвала страшный голод. В августе цена за фунт хлеба достигла 100 рублей (в это время около 30 долларов). В киргизских степях люди умирали от голода сотнями. Работа по оказанию помощи голодным находилась в жалком состоянии. Закупка хлеба в Оренбургской области и на Кавказе была недостаточна, а перевозка его находилась совсем в скверном положении. Кроме того, все частные организации помощи, возникшие здесь, ссорились между собой и с правительственной организацией снабжения. Транспорты, предназначавшиеся в Туркестан, останавливались на пути и перехватывались. Большие суммы средств расходовались зря и часто корыстно. Вследствие такого плохого управления и страшного голода всюду то и дело возникали беспорядки. Темные элементы, равно как и тайные германские агенты, воспользовались подобным состоянием дел и предприняли сильную кампанию против Временного правительства. Нужно напомнить, что в это время здесь было более 30 000 германских и австрийских военнопленных в одном только Ташкенте.

Большевики распространяли по краю свой лозунг: "Вся власть советам!". С целью расстроить железнодорожное движение агитаторы подстрекали солдат и рабочих, главным образом в городах по железной дороге, обыскивать пассажиров и их багаж. Это повело к незаконным реквизициям и конфискации пассажирского имущества и к простому грабежу. Даже Ташкент не представлял исключения в этом отношении.

Вскоре после прибытия Туркестанского комитета беспорядки такого рода произошли на станции Ташкент. Толпа рабочих и солдат остановила несколько пассажирских поездов и захватила багаж, угрожая железнодорожным чиновникам. Наливкин попросил одного из членов Комитета, Шендрикова, поехать на вокзал и выяснить это "недоразумение". Когда Шендриков приехал на станцию, он нашел здесь багаж выгруженным на платформу и охраняемым солдатами. Багаж был обследован и в нем не нашли ничего подлежащего законной конфискации. Было очевидно, что вопрос о продовольствии являлся только предлогом для создания беспорядков. Солдаты и рабочие жаловались, что сахар и хлеб тайно вывозились из города, но фактически, за малыми исключениями, ничего в таком роде не было установле-

стр. 14

но. В городах вообще и в частности в Ташкенте в это время не было никаких разумных мотивов для беспорядков: жители получали фунт, рабочие - полтора фунта хлеба в день и четыре фунта сахара в месяц.

Успокоив толпу, Шендриков был осведомлен председателем полкового комитета 1-го Сибирского полка поручиком Перфильевым (каковой позднее стал местным большевистским главнокомандующим)²⁰ о том, что солдаты 1-го и 2-го Сибирских полков решили созвать на следующий день вооруженный митинг в парке, чтобы обсудить вопрос об обыске всех купцов и лавок в городе. С целью воспрепятствовать вооруженному погрому Шендриков сам объявил об этом невооруженном митинге, назначавшемся на завтра в цирке; на митинг приглашались все местные военные части.

Этот большой митинг состоялся на следующий день, и всем было дозволено обсуждать жгучие вопросы. Некоторые солдаты говорили о недостатке платья, другие, особенно старики, об увольнении от службы (что впоследствии и было дано), и только немногие - среди них и вышеупомянутый поручик Перфильев - произносили зажигательные речи о передаче власти совдепам. Шендриков тщательно объяснил положение дел. Солдаты оставили митинг значительно успокоенные и выразили свое доверие Временному правительству, указав на необходимость контроля за экспортом и импортом товаров в страну²¹ .

Туземное население Туркестана одинаково страдало от недостатка продовольствия и снабжения и от плохого управления. Прежние власти - окружные начальники и их подчиненные - были уволены со службы, а положение новых оказалось весьма неустойчивым, главным образом потому, что в крае царило двоевластие. Приказы, издававшиеся Туркестанским комитетом, часто вступали в противоречие с декретами местного совета, каковой колебался где-то между большевизмом и государственными настроениями. Совет постоянно вмешивался в гражданское управление краем, посылая в различные области и города специальных делегатов с полной властью производить расследования на местах. Он выставлял своих собственных кандидатов на ответственные административные посты, а когда Туркестанский комитет представлял свои возражения против некоторых кандидатов, то совет чинил препятствия к назначению других людей, отказывая в своей санкции. Низшие чиновники назначались на места большей частью местными организациями, которые настаивали на том, чтобы они были утверждаемы Туркестанским комитетом. Эти организации, состоявшие главным образом из темных магометанских масс, были послушными орудиями в руках демагогов, которые вносили много несогласий и деморализацию в магометанские общества. По капризу таких демагогов и махинаторов окружные комиссары и другие чиновники увольнялись со службы и назначались новые. Такие перемены в некоторых местностях происходили почти постоянно. Взяточничество процветало более, чем прежде, и в городах, и в округах.

Среди первых эпизодов в деятельности Туркестанского комитета нужно упомянуть о беспорядках, которые возникли вследствие переписи населения, предпринятой по приказу министра земледелия в правительстве Керенского, знаменитого социалиста-революционера Чернова. Туземцы сочли эту перепись за покушение на их земли и собственность и сопротивлялись ее проведению, указывая, что, согласно шариату (магометанскому закону), частная собственность священна и нерушима и что всякий имеет право зарабатывать собственность своим трудом, будь он рабочим, купцом или крестьянином. Туземцы устраивали митинги протеста, настаивая на том, чтобы перепись была остановлена, и угрожали противиться переписчикам силой. Они настаивали также, и особенно сильно, на прекращении действия приказа Временного правительства, запрещавшего регистрацию продажи земель в этом крае; этот приказ был прелюдией к общему разделу земли. Стоило больших усилий успокоить туземцев, которые согласились допустить перепись только на том условии, что Временное правительство аннулирует свой названный выше приказ, как противоречащий магометанскому закону и не-

стр. 15

практичный с точки зрения местной экономической политики. "Дайте нам воду, а не землю", - говорили туземцы новаторам и реформаторам, ибо в Туркестане - обилие земли, но некультивированной, нуждающейся в обработке и требующей порядочной работы и капитала для ее оживления.

III

В сентябре 1917 г. в Ташкенте произошли события, которые оказали влияние на дальнейшую деятельность Туркестанского комитета. Германские агенты и большевистские агитаторы в это время уже наметили свержение власти Временного правительства в Туркестане и разрушение, путем передачи власти совдепам, всей экономической жизни края, бросив его в состояние анархии и распада.

Эти события были начаты солдатами 1-го Сибирского полка, окружившими снова железнодорожную станцию Ташкент и остановившими несколько пассажирских поездов в целях обыска багажа. Солдаты заявляли, что они ищут припасы, которые, по их мнению, экспортировались из Ташкента. Это происходило в ночь с 10 сентября на 11-е, накануне большого магометанского праздника, когда туземцы провозили наиболее необходимые продукты для поста. Ясно, что германские эмиссары и большевики, останавливая людей, обыскивая их и конфискуя багаж, надеялись вызвать этим возмущение магометан.

В то же самое время один демагог, Колесов²² , произносил речи перед толпой, подстрекая солдат окружить город и встряхнуть буржуазию, так как, по его мнению, тогда появится "множество муки, сахара и всего, что необходимо". В течение 11 и 12 сентября большевики созывали массовые митинги в Александровском парке; на них главными вожаками являлись большевик еврей Вайнштейн²³ , игравший большую роль в Совете солдатских депутатов, а также два немца, Шмидт²⁴ и Цвилинг²⁵ , и некоторые другие подозрительные люди. Эти вожаки подстрекали толпу захватить банки и обыскать дома в русском и туземном городах, окружив последние войсками. Возбужденная и воспламененная всеми этими речами толпа в ночь с 12 сентября на 13-е двинулась к совдепу, где в это время происходили выборы новых членов.

Главнокомандующий войсками Туркестана генерал Черкес²⁶ , который после революции был избран на этот пост самими солдатами, арестовал вышеупомянутых ораторов, добивавшихся как раз в это время избрания в комитет совдепа. Передав дело на рассмотрение членов Туркестанского комитета, генерал Черкес убедил солдат отправиться в "Дом свободы" ²⁷ , где, как он думал, происходило заседание совдепа. Члены комитета прибыли в "Дом свободы" около 11 часов ночи, но вместо заседания совдепа они нашли здесь громадный митинг солдат, рабочих и других довольно странных людей, среди них - много женщин. Митинг происходил в саду; много людей сидело на крышах соседних домов. Ораторы с веранды дома произносили свои мятежные речи. Председательствовал на митинге некто по имени Черневский²⁸ , который, стоя на столе и напрягая весь свой голос, руководил толпой.

Прибытие генерала Черкеса, видимо, произвело впечатление на толпу. Он также залез на стол, и Черневский объявил толпе, что генерал желает говорить. В произнесенной речи Черкес пытался объяснить толпе опасное и тревожное состояние дел в Туркестане. Он указал на присутствие в крае многих германских и турецких эмиссаров и что первые из них возбуждают массы против Временного правительства, а вторые - против русского управления краем и против русских вообще.

Выслушав генерала, толпа потребовала немедленного освобождения арестованных демагогов. Черкес ответил, что дело будет передано судебным властям, которые решат, должны ли эти люди быть освобождены или же продолжать находиться в заключении. Толпа визжала, будучи недовольна ответом генерала. "Освободите заключенных!" - кричали многие голоса. После нескольких новых речей, произнесенных неизвестными ораторами, протестовавшими против главнокомандующего, стол, на котором стоял генерал,

стр. 16

был кем-то перевернут, и все те, кто находились на нем, свалились вниз. В это же самое время какие-то люди стали бросать палки, стулья и камни в Черкеса. Генерал обнажил свою саблю и, размахивая ею, ретировался в одну из комнат "Дома свободы", откуда, с кровоточащей раной на голове, был увезен домой некоторыми офицерами, пришедшими ему на помощь. Толпа в панике рассеялась; солдаты побежали в бараки за своими винтовками.

Нападение на генерала Черкеса произвело большое возбуждение среди юнкеров и воспитанников военных школ, стоявших вблизи "Дома свободы". Они были готовы броситься на защиту их главнокомандующего, но комендант города подполковник Атаев²⁹ именем генерала Черкеса приказал им удалиться. Сначала начальник кадетской школы замедлил исполнить этот приказ, но после того, как он был повторен, увел своих кадетов. После этого Атаев исчез и избежал ареста.

Солдаты 1-го и 2-го Сибирских полков вскоре, вооруженные, вернулись к "Дому свободы" и стали настаивать на освобождении арестованных демагогов. Судейский генерал, окруженный толпой, отдал приказ освободить их. В ту же самую ночь три демагога и некоторые другие люди именем нового исполнительного комитета совдепа, якобы избранного на вышеописанном митинге, объявили себя правителями края, назначив главнокомандующим поручика Перфильева и комендантом города мичмана (правильно: прапорщика. - В. Г.) Гриневича³⁰ ; заняли почту и телеграф, штаб округа и военную типографию.

Захватив таким образом власть, узурпаторы начали действовать. Они приказали закрыть все выходы из туземного города. Все повозки туземцев подвергались обыску, а припасы конфисковывались без всяких оснований к тому. Происходили обыски и в городских домах; обыскана была и канцелярия Туркестанского комитета, каковая постоянно наводнялась большевистскими бандами. Кадетский корпус и военное училище были разоружены, а начальник последнего и комендант города арестованы революционерами.

Так называемый Краевой совет, состоявший из представителей общественных организаций, совета рабочих и солдатских депутатов и различных правительственных учреждений и представлявший из себя что-то вроде совещательного органа при Туркестанском комитете, оставил город. Но члены этого Комитета, Наливкин и Шендриков, оставались в Ташкенте, продолжали информировать центральное правительство в Петрограде о положении дел в крае и пытались организовать некоторое сопротивление узурпаторам власти. Наконец был получен телеграфный приказ от Керенского, штамповавший (видимо, клеймивший. - В. Г.) демагогов Ташкента как бунтовщиков. Этот приказ побудил некоторые верные [правительству] военные единицы, главным образом - кадет, захватить арсенал и освободить начальника военного училища и коменданта города. Казаки были спешно двинуты в Ташкент из Казалинска, Скобелева и Самарканда.

На время в Ташкенте существовали две власти - Туркестанский комитет Временного правительства и бунтовщики (большевики). Последние как-то остановили на улице автомобиль председателя Комитета, Наливкина, и вынудили его уступить совдепу ряд функций высшего управления краем. Они настояли также на допущении в Туркестанский комитет специального комиссара в лице вышеупоминавшегося Вайнштейна, каковому должны были быть вручены такие же права, как председателю Комитета. Они потребовали также нового разоружения кадетского корпуса и военного училища, а также остановки на своем пути генерала Коровиченко³¹ , который, как они узнали, был назначен генеральным комиссаром края и спешил в Туркестан из Петрограда с бронированными автомобилями и пулеметами. Наливкин подписал документ, согласившись на все эти требования под тем единственным условием, что совдеп должен признать его как главнокомандующего войсками, каковой пост он принял вследствие болезни генерала Черкеса.

Соглашение, в которое вступил Наливкин под давлением большевиков, было обсуждено в чрезвычайном заседании Туркестанского комитета под

стр. 17

председательством Шендрикова с участием глав различных отраслей управления краем и лидеров общественных организаций. Было единодушно решено, что не может быть никаких соглашений с горстью людей, которые замыслили свержение власти Туркестанского комитета и государственно настроенных командующих офицеров армии, заменив их плутами и мошенниками. Наливкин скоро открыл, какую ошибку он допустил, ибо демагоги вскоре напечатали его обязательство и жестоко осмеивали его лично в своих газетах, не выказывая никакой жалости к этому старому и добродушному человеку, на назначении которого на пост председателя Туркестанского комитета они сами настаивали ранее перед центральным правительством.

Временное правительство, будучи информировано о событиях в Ташкенте, инструктировало Наливкина не входить ни в какие соглашения с бунтовщиками до прибытия в край краевого комиссара генерала Коровиченко, который уже находился на пути в Ташкент. В то же время казаки, вызванные в Ташкент, прибыли сюда, и их командир, полковник Бобров³² , арестовал некоторых из большевистских лидеров, среди них - и мичмана Гриневича. Солдаты, хотя и далеко превосходили числом казаков, не оказали сопротивления. Почта и телеграф снова перешли в руки Туркестанского комитета. Большевики попали в совершенно изолированное положение и испытывали чувство тревоги. Они попытались поднять туземцев, но встретили отпор. Туземцы, напротив, настаивали на удалении военных патрулей, которые большевики расположили в старом городе и которые вмешивались в жизнь и торговлю последнего.

Когда 24 сентября прибыл генерал Коровиченко, восстание оказалось фактически подавлено, хотя солдаты все же не выразили официального подчинения Временному правительству. Нужно заметить, что во время сентябрьского возмущения солдаты фактически не восставали против Туркестанского комитета и даже осведомили его о событиях через специальных делегатов. В то же время их подстрекали представители совдепа, которые настаивали на передаче всей власти последнему. Это разногласие спасло положение. Узурпаторы не осмелились убрать Туркестанский комитет силой, так как солдаты и рабочие были настроены скорее в пользу последнего. Месяцем позднее, в конце октября 1917 г., события приняли совершенно другой оборот.

IV

За несколько дней до прибытия в Ташкент генерала Коровиченко самозваный Исполнительный комитет совдепа значительно сбавил тон в переговорах с Наливкиным, который решительно отказывался иметь дальнейшие беседы с представителями этого учреждения, полагая, что эти авантюристы обладали специальным даром неправильного толкования чужих слов. Ожидалось, что новый комиссар края, генерал Коровиченко, будет держаться крепкой и рациональной политики, тем более что сентябрьские события показали, что демагоги не имели прочной почвы под собой и что большая часть солдат была не на их стороне.

Новый краевой комиссар прибыл в Ташкент с двумя броневыми автомобилями и пулеметной ротой в сопровождении казаков 17-го Оренбургского полка и четырех эскадронов гусаров. Генерал Коровиченко представлял из себя типичную фигуру режима Керенского. Адвокат по профессии, он был человеком высоких моральных качеств. Если бы не было войны, он, вероятно, закончил бы свою жизнь спокойно в качестве прокурора в каком-нибудь провинциальном городке. Война бросила его на военную службу, на которой он показал себя храбрым и честным офицером. После революции он стал комендантом Царскосельского дворца и ему была вверена охрана покойного царя и его семьи. Он был одним из тех мечтателей, которые верили в бескровность русской революции. Хотя, в силу логических заключений, он и принужден был придти к неизбежному выводу, что Россия рано или поздно будет купаться в крови, - в своих делах и методах управления краем

стр. 18

он не прибегал к необходимым сильным мерам, а обычно становился на путь компромиссов, уступок и полумер. С первых же дней по прибытии в Ташкент он показал свою тенденцию вступать в компромисс с теми самыми людьми, которые провоцировали беспорядки.

Одновременно с краевым комиссаром прибыли в Ташкент из Самары несколько большевистских делегатов. Им удалось в течение нескольких дней дискредитировать его в глазах совдепа, и последний снова начал возвышать свой голос и требовать допущения в высшее управление краем комиссара совдепа с властью, равной власти самого генерала Коровиченко. В качестве первой уступки демагогам Коровиченко сделал выговор полковнику Боброву, который с двумя сотнями казаков сократил пыл авантюристов и подчинил своему влиянию весь гарнизон Ташкента. Причиной выговора послужило то обстоятельство, что этот офицер накануне прибытия Коровиченко в город обыскал помещения совдепа и арестовал самозваного коменданта города Гриневича, - между тем как Бобров действовал вполне законно, получив соответствующие инструкции от Наливкина как главнокомандующего войсками исполнить приказ Керенского, который объявил демагогов Ташкента бунтовщиками и приказывал соответственно поступить с ними.

Очевидно, генерал Коровиченко намеревался этими и другими подобными актами смягчить и сгладить отношения между высшей административной властью края и совдепом. Последний вскоре распознал мягкую политику нового краевого начальника и снова начал сильную пропаганду среди рабочих и солдат против Временного правительства, которое "послало к революционной демократии бронированные автомобили и пулеметы" вместо передачи власти совдепам. Сильная кампания была также предпринята против Туркестанского комитета и его членов и против нового краевого комиссара лично за его "антидемократическую политику" и т.д.

Первые и наиболее настойчивые требования со стороны делегатов совдепа сводились к тому, чтобы был немедленно освобожден Гриневич и чтобы осадное положение, введенное в Ташкенте, было снято и назначена специальная комиссия для расследования сентябрьских беспорядков, причем половина членов этой комиссии должна была состоять из представителей совдепа. Вопреки протестам членов суда и прокурора все эти требования были исполнены краевым комиссаром, и, без согласия суда, по приказу Коровиченко, Гриневич, арестованный ранее по приказу прокурора, был освобожден. Эта уступка Коровиченко была вырвана демагогами и означала одержанную ими бескровную победу. Освобождение Гриневича было с энтузиазмом принято совдепом, и тот получил бурные приветствия при своем появлении из заключения. Судебные власти принесли жалобу в Сенат на вмешательство краевого комиссара в дела их компетенции, и Сенат нашел, что комиссар превысил свою власть и полномочия. Решение Сената было передано Коровиченко, но последний просто заметил: "Теперь не время для формальностей!"

Освобождение Гриневича вызвало большой упадок духа среди офицеров и ташкентского общества. Стало очевидно, что генерал Коровиченко день ото дня теряет под собой почву и не будет в состоянии справиться с той трудной задачей, которая вверена ему Временным правительством. Он прибыл в Ташкент облеченный чрезвычайной властью. До его назначения все гражданское управление края находилось в руках Туркестанского комитета, а военная власть - в руках главнокомандующего. Комитету в его работе помогал вышеупоминавшийся Краевой совет, хотя последний должен был иметь только совещательное значение. Фактически все важные вопросы обычно разрешались в окончательной форме обоими учреждениями на совместных заседаниях. Специальный институт краевого комиссарства был создан специальным законом Временного правительства от 26 августа 1917 г. и напоминал по своему характеру наместничество в царской России. В силу того же самого приказа были приданы краевому комиссару два помощника: один - по гражданской, другой - по военной части.

стр. 19

Роль Туркестанского комитета становилась теперь только совещательной в законодательных делах, и без ведома и санкции краевого комиссара никакой закон, относившийся к Туркестану, не мог воспринять силы. Комиссар имел право доверить любому члену Комитета некоторые административные функции. По тому же самому закону от 26 августа специальное Комиссариатство по делам Туркестана [учреждалось] в Петрограде для рассмотрения отношений между центральным правительством и среднеазиатскими владениями. Пост помощника краевого комиссара по гражданским делам был предоставлен графу Дорреру³³ , человеку больших способностей, который в начале революции находился во главе управления Закаспийской областью и сделал очень много для сохранения порядка в этой области. Командир 17-го Оренбургского казачьего полка полковник Бурлин³⁴ стал помощником краевого комиссара по военным делам.

Несмотря на большие полномочия, генерал Коровиченко благодаря своему слабому и колеблющемуся характеру стал вскоре зависеть от случайных настроений той или другой военной части, поддержки коей он искал. Гусары, которые прибыли с Коровиченко в Ташкент для морального и физического воздействия на большевиков, были расквартированы вблизи бараков Сибирских полков. Они вскоре же подпали под влияние большевиков и через два дня после прибытия в Ташкент потребовали возвращения в Европейскую Россию, угрожая в случае несогласия на это "повесить Коровиченко на первом фонарном столбе на улице", как выразился председатель эскадронного комитета. Военные власти имели множество беспокойств и затруднений в избавлении от этих гусарских эскадронов. Наконец гусарам выдали деньги, и они были отправлены из Ташкента. Через несколько дней после этого пулеметная рота 17-го Оренбургского полка отказалась подчиняться приказам Коровиченко. 87 солдат этой роты были судимы специальным военным судом, но благодаря небрежности или любезности прокурора суд, состоявший из солдат Сибирского полка, оправдал обвиняемых.

Эти инциденты, также как и общее неустойчивое настроение Оренбургского полка, подбодрили и поощрили ташкентских большевиков и германских агентов, которые снова принялись за свою мятежную работу. Их газеты заполнялись бесконечными клеветами против краевого комиссара и членов Туркестанского комитета. Коровиченко пытался воздействовать на эти подлые газеты, но его воздействие, приходя большей частью постфактум, не уничтожало вреда, уже принесенного ими. Незадолго до большевистского переворота в Петрограде демагоги предложили краевому комиссару и членам Туркестанского комитета отказаться от власти и добровольно передать таковую совдепу, угрожая гневом народа. Призывы к восстанию стали обычной темой речей на солдатских и рабочих митингах в Ташкенте.

(Окончание следует)

Примечания

1. Мюррей (P. Murray Jr.) - видимо, сотрудник американского посольства в Пекине.

2. Хувер (Гувер) Герберт Кларк (1874 - 1964) - руководитель Американской администрации помощи (American Relief Administration) в 1919 - 1923 гг., министр торговли в 1921 - 1928 гг., президент США в 1929 - 1933 годах.

3. Крейн Чарльз Ричард (1859 - 1939) - американский предприниматель и дипломат, направленный в 1917 г. с миссией в Россию; в 1920 - 1921 гг. находился в Пекине в качестве советника китайского правительства.

4. Терещенко Михаил Иванович (1886 - 1956) - министр иностранных дел Временного правительства в мае-октябре 1917 года.

5. Чарыков Николай Валерианович (1855 - 1930) - политический агент в Бухарском ханстве в 1886 - 1890 гг. Выпускник Александровского лицея; с 1896 г. - политический агент в Болгарии, с 1897 г. - министр-резидент при Св. Престоле, с 1900 г. - посланник в Сербии, затем - член совета Министерства иностранных дел. В 1905 - 1907 гг. - чрезвычайный посланник и полномочный министр в Нидерландах, в 1908 - 1909 гг. - товарищ министра

стр. 20

иностранных дел, в 1909 - 1912 гг. - чрезвычайный посланник и полномочный министр в Турции, позже - сенатор. С 1920 г. - в эмиграции в Турции.

6. Сеид Абдул Ахад-хан (1859 - 1910) - эмир Бухарский в 1885 - 1910 годах.

7. Сеид Мир Алим-хан (1880 - 1944) - эмир Бухарский в 1910 - 1920 гг.; с сентября 1920 г. скрывался в Восточной Бухаре, с марта 1920 г. жил в Афганистане.

8. Джунейд-хан (Мухаммед-Курбан Сердар) (1857 - 1938) - один из вождей туркменского племени иомудов, воевавший в 1915 - 1916 гг. с хивинским Сеид Асфендиар-ханом и поддерживавшими его русскими войсками. Потерпев поражение, бежал в Афганистан, но в сентябре 1917 г. вернулся в Хиву. Вслед за эвакуацией русских войск в январе 1918 г. фактически захватил власть в ханстве и, зарезав в октябре Асфендиар-хана, посадил на престол его младшего брата Сеид Абдуллу-хана. Осенью 1918 г. осадил Петро-Александровск и Нукус, по, не сумев овладеть ими, в апреле 1919 г. заключил мирный договор с Туркестанской республикой. Безуспешно старался предотвратить насильственную советизацию Хивинского ханства. Разгромленный в боях с красноармейскими частями, поддержанными отрядами оппозиционных ему туркменских племен, в январе 1920 г. бежал в пески. Не прекращая вооруженную борьбу с новой властью, неоднократно вступал в мирные переговоры с правительством Хорезмской республики. В январе 1924 г. осадил Хиву, но потерпел очередное поражение. В феврале 1925 г. амнистирован 1 Всетуркменским съездом советов, но в 1927 г. вновь поднял восстание, после подавления которого ушел в Каракумы, а затем прорвался в Персию; продолжал руководить басмаческим движением в Туркмении. С 1931 г. - в эмиграции в Афганистане.

9. Повеление Николая 11 о наборе в "реквизиционном порядке" освобожденных от воинской повинности "инородцев" для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии последовало 25 июня 1916 г. (см.: БАХТУРИНА А. Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы первой мировой войны. М. 2004, с. 303 - 315).

10. Куропаткин Алексей Николаевич (1848 - 1925), генерал от инфантерии. Туркестанский генерал-губернатор с июля 1916 г.; занимал должности начальника и командующего войсками Закаспийской области в 1890 - 1897 гг., военного министра в 1898 - 1904 гг., командующего Маньчжурской армией и главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии, в 1904 - 1905 гг., командира гренадерского корпуса и командующего 5-й армией Северного фронта в 1915 - 1916 годах. Отстраненный 30 марта 1917 г. от должности Туркестанского генерал-губернатора, поселился в своем имении в Псковской губернии, где преподавал в организованной им сельской школе. Убит бандитами.

11. Бройдо Григорий Исаакович (1883 - 1956) - социал-демократ, председатель Ташкентского совета солдатских депутатов с марта 1917 года. Уроженец Вилыю, из семьи бухгалтера; окончив в 1909 г. юридический факультет Петербургского университета, работал помощником присяжного поверенного в Ташкенте и Пишпеке. С 1901 г. - в Бунде, в 1903 - 1906 гг. - в РСДРП; в 1916 г. за участие в киргизском восстании определен солдатом в расквартированную под Казалинском штрафную роту 1-го Сибирского запасного стрелкового полка, откуда дезертировал после свержения монархии. В 1917 г. занимал должности председателя исполкома Ташкентского совета, редактора "Нашей газеты", комиссара охраны города и, с мая, товарища председателя Туркестанского краевого совета. В результате "ужасного переутомления, - вспоминал Бройдо, - (июнь я проработал при помощи морфия)... в конце июля меня уже на носилках отвезли в Ессентуки, где я прохворал два месяца". Позже служил в отделе земельных улучшений в Петрограде и после большевистского переворота участвовал в забастовке чиновничества. С февраля 1918 г. - в ВСНХ, затем в Иртурс (Управлении ирригационными работами в Туркестане). После вступления в ноябре в РКП(б) заведовал губернской партшколой в Самаре и являлся уполномоченным Реввоенсовета Южной группы войск Восточного фронта. Вернувшись в Ташкент в ноябре 1919 г., заведовал отделом внешних сношений Комиссии ВЦИК по делам Туркестана, но ввиду разногласий с большинством ее членов в мае 1920 г. откомандирован в Москву как "политический авантюрист". Реабилитированный в феврале 1921 г. комиссией ЦК РКП(б), служил в 1922- 1925 гг. ректором Коммунистического университета трудящихся Востока и замнаркома по делам национальностей РСФСР, позже руководил Госиздатом, Саратовским комуниверситетом, Партиздатом ЦК ВКП(б). В 1933 - 1934 гг. состоял первым секретарем ЦК КП(б) Таджикистана и кандидатом в члены ЦК ВКП(б), потом - замнаркома просвещения РСФСР, в 1936 - 1938 гг. - директором Партиздата, затем - Медиздата. Арестованный в августе 1941 г., в течение десяти лет находился в тюрьмах и лагерях в Саратове, Воркуте и Казахстане. С октября 1954 г. - в Москве, пенсионер.

12. Туркестанский комитет был учрежден Временным правительством 7 апреля 1917 г. "в целях установления прочного порядка и устроения Туркестанского края" в составе "члена Государственной думы Николая Николаевича Щепкина, члена Государственной думы I созыва Букейханова, члена Государственной думы II созыва Мухамеджана Тыпышпасва, члена Государственной думы III созыва Садри Нязамовича Максудова, Владимира Сергеевича Елпатьевского, Александра Лаврентьевича Липовского, Павла Ивановича Преображспско-

стр. 21

го, Ореста Авенировича Шкапского и генерал-майора Абдель Азиса Азисовича Давлетшина" (Победа Октябрьской революции в Узбекистане. Сб. док-тов. Т. 1. Ташкент. 1963, с. 57 - 58).

13. Щепкин Николай Николаевич (1854 - 1919) - член ЦК кадетской партии, председатель Туркестанского комитета Временного правительства в апреле-мае 1917 года. После Октябрьского переворота - один из руководителей подпольных антибольшевистских организаций в Москве; арестованный 29 августа 1919 г. по делу "Тактического центра", расстрелян.

14. Наливкин Владимир Петрович (1852 - 1918) - социал-демократ, председатель Туркестанского комитета Временного правительства в июле-сентябре 1917 года. Уроженец Калуги; окончив Павловское военное училище, участвовал в Хивинском и Кокандском походах 1873 - 1875 гг., после чего служил помощником воинского начальника Наманганского уезда Ферганской области, преподавателем в русско-туземной школе и Туркестанской учительской семинарии, инспектором народных училищ Сырдарьинской, Ферганской и Самаркандской областей, с 1901 г. - помощником военного губернатора Ферганской области. Автор ряда историко-этнографических работ, в частности "Краткой истории Кокандского ханства" (Казань. 1886), грамматики узбекского языка, русско-узбекских и русско-персидских словарей и т.д. В 1907 г. был избран во II Государственную думу, в которой примкнул к меньшевикам. Назначенный 19 июля 1917 г. председателем Туркестанского комитета, после сентябрьских событий в Ташкенте отправлен в отставку. Покончил жизнь самоубийством на могиле своей жены 20 января 1918 г., объясняя в предсмертной записке: "Я не могу согласиться с тем, что делается, но быть врагом народа тоже не хочу и ухожу из жизни".

15. Шендриков Илья Никифорович (1878 - после 1945) - член Туркестанского комитета Временного правительства с июня 1917 г. (фактически с августа), присяжный поверенный. Уроженец Верного, из казаков Семиреченского казачьего войска; окончил гимназию в Омске и юридический факультет Петербургского университета. Участвуя в социал-демократическом движении с 1899 г., вел революционную работу в Асхабаде, Петербурге, Баку, Астрахани и Вятке, где находился в ссылке. В 1904 г. вместе с братьями и женой создал в Баку "Организацию Балаханских и Биби-Эйбатских рабочих", насчитывавшую до 4 тыс. человек, и руководил декабрьской стачкой на нефтепромыслах, которая закончилась подписанием так называемой мазутной конституции - первого в истории России коллективного договора (см. воспоминания его жены: МАЛИНИНА К. В царстве мазута. - Свободный Самарканд, 26, 28 - 30.XI. 1917). В 1907 г. издавал в Петербурге журнал "Правое дело", заклейменный И. В. Сталиным как орган "фарисействующих зубатовцев" (СТАЛИН И. В. Пресса. В кн.: СТАЛИН И. В. Соч. Т. 2. М. 1947, с. 130). Накануне и во время первой мировой войны входил в социал-демократическую группу "Единство". Работая в Бийске (Томская губ.) в качестве присяжного поверенного, после свержения монархии был избран председателем Бийского исполкома общественных организаций. 27 июня 1917 г. был назначен членом Туркестанского комитета, о чем узнал лишь в конце июля, приехав в Петроград (ШЕНДРИКОВ И. Клеветникам. - Туркестанские ведомости, 28.Х./10.Х1.1917). Находясь с 17 августа в Ташкенте, в сентябре исполнял также обязанности председателя краевой продовольственной управы. Бежал из Ташкента после Октябрьского переворота; в 1918 г. - член Уфимского государственного совещания. Впоследствии - в эмиграции в Китае. В 1925 - 1929 гг. - председатель правления "Казачьего союза в Шанхае". После второй мировой войны - один из руководителей антисоветской "Китайско-русской газеты".

16. Липовский Александр Лаврентьевич (1867 - 1942) - член Туркестанского комитета Временного правительства с апреля 1917 года. Уроженец Ташкента, окончив гимназию с золотой медалью и историко-филологический факультет Петербургского университета, преподавал в столичной гимназии К. И. Мая и с 1906 г. состоял ее директором. Автор работ по истории и литературе славянских народов. До отъезда в Петроград 22 июля 1917 г. исполнял обязанности председателя Туркестанского комитета и редактировал газету "Туркестанские ведомости".

17. Елпатьевский Владимир Сергеевич (1877 - 1937) - член Туркестанского комитета Временного правительства, исполнявший обязанности его председателя в июле 1917 года. Уроженец Москвы, сын врача и писателя С. Я. Елпатьевского, присяжный поверенный. 31 августа назначен помощником генерального комиссара Временного правительства по управлению Туркестанским краем по гражданской части, 14 сентября - резидентом в Бухарском ханстве, откуда уехал 5 декабря. Позже являлся городским головой в Ялте, но при эвакуации врангелевцев из Крыма остался в России. Последняя должность - юрисконсульт "Москоопдревсоюза". Расстрелян 26 октября 1937 года.

18. Шкапский Орест Авенирович (1865 - 1918) - член Туркестанского комитета Временного правительства в Семиреченской области в апреле-октябре 1917 года. Уроженец Ташкента, из дворян Уфимской губернии; за принадлежность к "Народной воле" в 1887 - 1895 гг. находился в заключении и ссылке, с 1906 г. - член Трудовой народно-социалистической партии; служил в областных и переселенческих управлениях в Верном, Ташкенте и Петрограде. В 1917 г. по поручению Временного правительства занимался "вопросами устроения Семиречья". После сентябрьских событий в Ташкенте объявил себя единственным представителем Временного правительства в Туркестане; в октябре ввел в Верном и Пишпеке военное положение и призывал не подчиняться большевистским "узурпаторам". В приказе

стр. 22

Совнаркома Туркестанского края от 7 декабря объявлялось: "Член бывшего Туркестанского комитета по Семиреченской области Шкапский ввиду явной контрреволюционной деятельности от должности отстраняется. Совету солдатских и рабочих депутатов предлагается немедленно арестовать Шкапского и доставить в город. В случае неподчинения Шкапского сему приказу народной власти он объявляется вне закона" (Наша газета, 9.XII.1917). Сложив полномочия в феврале 1918 г., пытался бежать в Кульджу (Китай), но был арестован, заключен в областную тюрьму в Верном и в апреле расстрелян.

19. Тынышпаев Мухамеджан (1879 - 1937) - член Туркестанского комитета Временного правительства в Семиреченской области в апреле-августе 1917 года. Уроженец Лепсинского уезда Семиреченской области, из семьи скотовода; студентом Института инженеров путей сообщения вступил в партию эсеров. В ноябре 1917 г. на IV Чрезвычайном краевом мусульманском съезде в Коканде избран премьер-министром Временного правительства автономного Туркестана (позже - комиссар внутренних дел), в декабре - членом Всекиргизского народного совета "Алаш Орда". В 1919 г. перешел на сторону большевиков, служил на административно-хозяйственных должностях; автор ряда работ по истории и этнографии казахского народа. В 1930 г. был арестован, с 1932 г. находился в ссылке. 21 ноября 1937 г. приговорен к расстрелу.

20. Перфильев Евгений Леонидович (1890 - 1938) - эсер-максималист, поручик, председатель полкового комитета 1-го Сибирского полка и Временного революционного комитета, избранного на митинге в Александровском саду 12 сентября 1917 года. Назначенный самочинным ревкомом командующим войсками Туркестанского военного округа, арестован в ночь на 17 октября по приказу генерального комиссара Временного правительства П. А. Коровиченко. После Октябрьского переворота в Ташкенте - комиссар по военным делам в первом краевом Совнаркоме. Руководил карательной экспедицией в Коканд, где, разрушив город и разогнав "автономистское" правительство, "подверг сидящих в тюрьме истязаниям, приказав раздеть их донага и отдав приказание гнать их сквозь строй, подкалывая штыками" (РГАСПИ, ф. 122, оп. 1, д. 2, л. 163). 21 марта 1918 г. оставил службу "по причинам личного характера". Вступил в августе 1918 г. в большевистскую партию, служил комиссаром бригады, председателем армейского трибунала. Впоследствии - военный прокурор Ленинградского военного округа. Репрессирован.

21. Речь идет о состоявшемся 21 августа солдатском митинге в помещении театра "Колизей", на котором И. Н. Шендриков говорил: "На вокзале комиссией было вскрыто 16 - 17 ящиков, среди которых оказался 1 ящик с сахарным песком и 3 ящика с чаем. Больше ничего существенного не найдено, если не считать ящиков с туземными ичигами и халатами. Думали в одном из ящиков, очень подозрительном, убить, что называется, "бобра", но в нем оказались сушеные лепешки" (ДОХМАН Б. Военный митинг в Колизее. - Туркестанские ведомости, 23.VIII./5.IX.1917). На следующий день Наливкин подписал приказ по Туркестанскому краю, в котором указывалось, что "некоторые безответственные и злонамеренные лица сознательно или несознательно ведут агитацию против продовольственных органов, стараясь подорвать к ним доверие, самочинно задерживают, захватывают грузы в Ташкенте на улицах, базарах, станциях и дорогах, ведущих в город, взимают незаконные поборы за пропуск грузов и таким образом своими дезорганизаторскими действиями мешают планомерной работе и вносят еще большую разруху". В обязательном постановлении Туркестанского комитета, воспрещая жителям Ташкента подобные самочинные действия и "пребывание без необходимости на предвокзальной площади, в здании вокзала, на перроне и прилегающих к вокзалу железнодорожных путях", Наливкин предупреждал, что виновные в неисполнении указанного будут привлекаться к судебной ответственности "с заключением в тюрьме до 6 месяцев".

22. Колесов Федор Иванович (1891 - 1940) - большевик с 1917 г., член исполкома Ташкентского совета, назначенный 13 сентября "комиссаром к коменданту ст. Ташкент". Уроженец Нижне-Уральска Уральской области, из крестьян, с 1911 г. служил конторщиком на железной дороге. Участник Октябрьского переворота 1917 г. в Ташкенте. На III краевом съезде советов был избран комиссаром путей сообщения, почт и телеграфов и председателем туркестанского Совнаркома, оставаясь в последней должности до октября 1918 года. Руководил неудачной попыткой насильственной советизации Бухарского ханства, вызвавшей резню в русских поселениях. Впоследствии на хозяйственной работе, с 1935 г. - районный архитектор в Москве.

23. Вайнштейн Ефим Львович - социал-демократ, кандидат экономических наук, рядовой 2-го Сибирского запасного стрелкового полка, секретарь Временного революционного комитета, избранного в Ташкенте на митинге 12 сентября 1917 г., и комиссар при командующем войсками Туркестанского военного округа Перфильеве. С 28 ноября - товарищ председателя исполкома Ташкентского совета, в котором возглавлял фракцию социал-демократов интернационалистов; критиковал политику Совнаркома и в частности поход Колесова на Бухару. Спасаясь от преследования властей, весной 1918 г. бежал из Ташкента.

24. Шмидт Виллис Янович (1888 - 1919?) - анархист, товарищ председателя Временного революционного комитета, избранного в Ташкенте на митинге 12 сентября 1917 года. Уроженец Либавы, из семьи составителя поездов, окончил железнодорожное училище. Уличенный в

стр. 23

"поранении" в 1906 г. жандармского унтер-офицера, бежал заграницу, но при возвращении в Россию арестован и в июле 1909 г. приговорен к 20-летней каторге, которую отбывал в Шлиссельбурге и Орловском централе. Участник революционных событий в Ташкенте осенью 1917 года. Арестованный в ночь на 17 октября, после свержения Временного правительства кооптирован в состав продовольственной секции Ташкентского совета, а в марте 1918 г. - в Совнарком в качестве "комиссара по хлопку". Являясь комиссаром отрядов, выступивших в поход в Бухару на выручку Колесова, требовал предания его суду за пролитую "невинную кровь". Участвовал в мирных переговорах с делегацией эмира в Кизил-Тепе; 12 апреля назначен комиссаром, 1 июня - чрезвычайным комиссаром Туркестанской республики при Бухарском правительстве, но 19 июля отстранен от должности "за дискредитирующее власть поведение". Боясь мести Колесова, уехал в Закавказье, где играл, по свидетельству В. А. Чайкина, "видную, хотя и полуконспиративную, роль в рабочем профессиональном движении"; "был схвачен на одной из бакинских пристаней английским патрулем, препровожден оттуда в британскую миссию и затем, при молчаливом бездействии азербайджанского правительства, передан в Петровск на расправу деникинцам, где и расстрелян".

25. Цвилинг Григорий Моисеевич (1881 - 1941) - большевик с 1917 г., журналист, депутат Ташкентского совета, с 13 сентября - временный редактор "Нашей газеты", с 15 сентября - член исполкома совета. Окончил механико-техническое училище в Омске, работал в типографиях. Член РСДРП с 1903 г.; после ареста за печатание листовок был сослан в Иркутскую губернию, а оттуда - в Якутск. Участвовал в 1905 г. в организации боевой дружины в Иркутске, в 1906 - 1908 гг. - снова в ссылке. Позже служил в газетах "Туркестанские ведомости" и "Туркестанский курьер" секретарем редакции. "Господина Цвилинга, - писала газета "Свободный Самарканд", - его, по крайней мере, ташкентское прошлое, знают в Ташкенте решительно все... Голова и хозяин старого "Курьера" в самую паскудную пору его существования, но человек, не выходивший одно время из следовательских камер, где он вел бесконечные тяжбы то с читателями, то - и чуть ли не главным образом - со своими товарищами из пишущей братии по клевете, диффамации и прочим прелестям уложения о наказаниях. Человек, который не только никогда не думал о рабочей массе, но должен быть ответственным за все литературные паскудства, которые тогда расточал по адресу именно этой рабочей массы "Курьер"; человек, не принятый в начале революции в ташкентскую социал-демократическую организацию... вдруг оказался в качестве "большевика" в этой самой организации" (НИКИФОРОВ С. П. Цвилинги. - Свободный Самарканд, 29.Х.1917). В сентябре 1917 г. был избран товарищем председателя большевистской фракции Ташкентского совета; в дни Октябрьского переворота находился под арестом в крепости; после освобождения - комиссар по делам печати, организовавший закрытие независимых изданий. С марта 1918 г. - редактор губернской газеты в Самаре, с июля - заведующий бюро печати ВЦИК в Москве. Вернувшись в декабре в Самару, возглавил местное отделение РОСТА, являясь также председателем партийно-следственной комиссии и членом совета. С ноября 1919 г. по 1921 г. - ответственный руководитель РОСТА в Ташкенте, редактор газеты "Иштракиун", член ТуркЦИК. С 1922 г. - консул в Турции, затем - на хозяйственных должностях (зам. председателя правления акционерного общества "Книги - деревне" и т.д.), с 1931 г. - на партийной работе.

26. Черкес Леонтий Николаевич (1865 - 1945) - полковник, ташкентский воинский начальник, избранный 30 марта 1917 г. временно командующим войсками Туркестанского военного округа. 8 июня назначен командующим округом и наказным атаманом Семиреченского казачьего войска "с производством, за отличие по службе, в генерал-майоры". Во время сентябрьских событий в Ташкенте смещен с должности, избит и посажен под домашний арест. Позже служил в Казанском военном округе, в 1918 г. - в войсках Азербайджанской республики, в 1919 г. - в резерве чинов при штабе Вооруженных сил Юга России, с августа - в войсках Закаспийского правительства, затем - Новороссийской области, уездный воинский начальник в Одессе. Умер в Праге 14 марта 1945 года.

27. Дом Свободы - быв. Общественное собрание на углу Гоголевской и Садовой улиц в Ташкенте.

28. Черневский Николай Иванович (1865 - после 1920 г.) - левый эсер, председательствовавший на митинге в Александровском саду 12 сентября 1917 г. и избранный временным председателем, 17 сентября - вторым товарищем председателя исполкома Ташкентского совета. Из потомственных дворян Черниговской губернии; окончил реальное училище в Киеве и петербургское Морское училище, в котором вступил в военно-революционный кружок гардемаринов. Арестован в декабре 1886 г. в Севастополе, содержался в Петропавловской крепости и был приговорен к шести годам каторги, замененной разжалованием в рядовые с назначением в войска Туркестанского военного округа. Выйдя в отставку в чине подполковника, служил в различных учреждениях края, состоял в партии социалистов-революционеров и председательствовал в Кокандском отделении националистического "Общества 1914 года". После Февральской революции возглавил эсеровскую организацию в Коканде и приезжал в Бухару "делать революцию". Участвовал в сентябрьских событиях в Ташкенте; с декабря 1917 г. - комиссар по городским делам, с мая 1918 г. - комиссар

стр. 24

промышленности Туркестанской республики. Отказавшись "слиться" с большевиками после роспуска местной левоэсеровской партии, бессменным членом ЦК которой состоял, безуспешно пытался воссоздать ее под названием "партии левых социалистов-революционеров (борьбистов-максималистов)". 27 ноября 1919 г. арестован вместе с тремя сыновьями и в январе 1920 г. выслан в Оренбург под надзор милиции.

29. Атаев Петр Петрович - подполковник, комендант г. Ташкента, отстраненный от должности 13 сентября 1917 года. С июня - председатель Туркестанского краевого комитета армянской революционной партии Дашнакцутюн; в октябре записался в армянский батальон и выехал на Кавказский фронт (Туркестанские ведомости, 14.Х.1917).

30. Гриневич Леонид Иоакимович - левый эсер, прапорщик, член туркестанского "Союза офицеров-республиканцев", назначенный Временным революционным комитетом 13 сентября 1917 г. комендантом города Ташкента и избранный 15 сентября членом исполкома Ташкентского совета. На следующий день был арестован окружным интендантом генералом В. А. Смирнитским, пытавшимся организовать вооруженное сопротивление самочинному ревкому, но освобожден Наливкиным под "честное слово офицера", что не будет выступать против Временного правительства. Вторично арестован 23 сентября прибывшим в Ташкент с двумя казачьими сотнями полковником К. В. Бобровым. Выпущенный на поруки генеральным комиссаром П. А. Коровиченко, дал слово, что никуда из Ташкента не отлучится, но через два дня выехал в Петроград. Делегат II Всероссийского съезда советов, на котором избран во В ЦИК от левых эсеров. С января 1918 г. - старший товарищ председателя исполкома Ташкентского совета, с мая 1919 г. - заведующий оперативным отделом и исполняющий обязанности помощника начальника Главного штаба при Реввоенсовете Туркреспублики. Вступив в большевистскую партию, состоял членом ее Аулие-Атинского уездного комитета.

31. Коровиченко Павел Александрович (1874 - 1917) - генеральный комиссар по управлению Туркестанским краем в сентябре-октябре 1917 года. Присяжный поверенный, участник первой мировой войны, подполковник, товарищ главного военно-морского прокурора, член масонской ложи и друг Керенского. В марте-мае 1917 г. состоял комендантом Александровского дворца в Царском Селе и принимал участие в работе Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, с июня командовал войсками Казанского военного округа. В сентябре был произведен в генерал-майоры и командирован для восстановления порядка в Ташкент, но не справился со своей задачей. После ареста содержался на гауптвахте в крепости, где 30 ноября застрелен солдатами.

32. Бобров Константин Васильевич - полковник, начальник 1-й Туркестанской казачьей дивизии.

33. Доррер Георгий Иосифович (? - 1917) - помощник генерального комиссара по управлению Туркестанским краем по гражданской части в сентябре-октябре 1917 года. Граф, присяжный поверенный, служил помощником юрисконсульта управления Средне-Азиатской железной дороги. После Февральской революции избран комиссаром Закаспийской области, но в июле обратился к Туркестанскому комитету с ходатайством об отставке, так как не разделяет программу нового правительства. Отозванный 17 сентября в Ташкент в связи с требованием о его смещении, выдвинутым областным съездом советов в Асхабаде, 27 сентября назначен помощником Коровиченко. Безуспешно пытаясь остановить кровопролитие во время октябрьского переворота в Ташкенте, 31 октября арестован и заключен в крепость. После убийства солдатами Коровиченко объявил голодовку, в связи с чем 1 декабря переведен с гауптвахты в областную тюрьму. Выступая перед временным революционным судом, говорил, что большевизму "надо дать пройти, как паводку", но "сделать мусульманский народ сразу социалистами нельзя", "нельзя управлять краем вопреки воле всего народа, среди которого вы живете". 5 декабря приговорен к лишению свободы на 3 года 4 месяца с лишением политических прав, но 13 декабря освобожден из тюрьмы участниками манифестации, устроенной по случаю провозглашения автономии Туркестана. Вновь арестованный, был возвращен на гауптвахту в крепости и там зверски убит (Дело Доррера. - Наша газета, 5 - 6, 9.XII.1917; Приговор по делу Доррера. - Туркестанские ведомости, 6.XII. 1917).

34. Бурлин Петр Гаврилович (1879 - 1954) - полковник, командир 17-го Оренбургского казачьего полка, помощник командующего войсками Туркестанского военного округа, избранный офицерами командующим после ареста Коровиченко. Позже служил начальником штаба белогвардейских войск Приморской области, помощником начальника штаба главнокомандующего Восточным фронтом, начальником канцелярии управляющего военным ведомством; в августе 1919 г. произведен в генерал-майоры. В эмиграции - в Китае (советник при генеральном штабе китайской армии, профессор военной академии), с 1948 г. - на Тайване, затем - в Австралии (ВОЛКОВ С. В. Белое движение. СПб.-М. 2002, с. 64 - 65).

Permanent link to this publication: