История древней и средневековой Индии знает немало попыток объединить этот субконтинент или хотя бы большую его часть в единое государство. Среди таких политических образований наиболее могущественной была империя Великих Моголов, созданная в 20-е годы XVI в. и фактически распавшаяся к середине XVIII века. Могольское государство, его история, административная система, политика и культура оставили заметный след в самых разных сферах жизни индийцев, включая живущих ныне. Историческая судьба Могольской империи издавна привлекает внимание исследователей, что естественно, ибо крушение этой державы оказалось непосредственно связанным с самым драматическим и переломным периодом в истории Индии - английским колониальным завоеванием. Кроме того, многие сложные, неоднозначные процессы и противоречия в сфере межконфессиональных и межэтнических отношений, которые привели к распаду империи, весьма чувствительны и для современной Индии. Поэтому научная проблема нередко приобретает актуальность, которая в одних случаях способствует объективному исследованию, а в других - препятствует. Что касается Запада, то все столетия существования империи совпали с такими этапами европейской истории, как эпоха Великих географических открытий и так называемого первоначального накопления, первые буржуазные революции и начало промышленного переворота. Ни с одной из существовавших до того в Индии империй европейцы не были связаны столь тесно. Ни одна так не запечатлелась в западной культуре, начиная с полуфантастических рассказов о пышном дворе и роскошном быте "Великого Могола" и кончая разыскивавшихся Шерлоком Холмсом сокровищ Агры - могольской столицы.

Об империи Великих Моголов, ее становлении, внутреннем устройстве, социально- экономических, религиозных и культурных процессах, а также о причинах и следствиях распада в отечественной индологии написано довольно много; еще больше - на Западе и, конечно, в самой Индии.

Основателем империи явился правитель Ферганы Бабур: потомок Тимура, он возводил свой род к Чингисхану. Поэтому искаженное на индийский лад слово "могол", иначе "мугхал", "мугул" (то есть монгол) стало в Индии названием части мусульманской военно-феодальной элиты, а за пределами Индии - названием утвердившейся на делийском престоле ди-

Ванина Евгения Юрьевна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.

стр. 20

настии потомков Бабура. Сами эти государи себя моголами не называли. Направляя делийскому государю свое послание, царь Петр I приказал выяснить, как надлежит этого монарха правильно титуловать - "Маголом" или Шахом - и остановился на последнем варианте. Вообще же термин "могол" сохранился и за пределами Индии: в XIV - XVI вв. существовало в Восточном Туркестане основанное чингисидами государство Моголистан; в Северном Афганистане доныне проживает народность моголов; на правобережье р. Сырдарьи тянутся горы Моголтау. Все это - свидетельства былого.

Бабур, удачливый полководец, талантливый поэт и писатель-мемуарист, представлял собой яркий пример искателя приключений. Таким людям в XVI в., который и для Востока, и для Запада был эпохой "плаща и шпаги", нередко везло. Изгнанный узбекским правителем Шейбани-ханом из Ферганы, преданный собственными придворными и родными братьями, Бабур бежал в Афганистан к другому тимуриду, правителю Герата, захватил власть в Кабуле и с 1519г. начал набеги на Индию, переживавшую период раздробленности и смуты. Ибрахим Лоди, правивший обломками некогда могущественного Делийского султаната, вызывал своей политикой недовольство и индусских, и мусульманских феодалов. И они, дабы избавиться от султана, решили пригласить в Индию Бабура, надеясь, что тот удовлетворится награбленной добычей и не будет претендовать на престол.

Однако, разгромив в битве при Панипате 21 апреля 1526 г. огромную, но неповоротливую армию Ибрахима, Бабур начал наступление на Дели и Агру. Завоевание Индии, как он признавался в мемуарах, было его давней и заветной мечтой. Осознав свою ошибку, индийские князья сколотили коалицию против Бабура и попытались изгнать его, но были разбиты удачливым завоевателем. Это позволило Бабуру захватить ряд территорий в Индо-Гангской низменности и на Декане.

Умер Бабур в 1530 г., едва успев заложить основы будущей империи. Завоеванное он оставил в удел сыну Хумаюну, который, хотя и был назван в честь Хумы - сказочной птицы счастья, ни удачливостью, ни талантами отца не обладал. Он потерпел поражение в борьбе с собственными братьями и с афганскими феодалами, восставшими против могольской власти. Время с 1540 по 1555 г. Хумаюн провел изгнанником, затем он вернул себе делийский трон, но вскоре умер, оставив 13-летнему сыну Акбару разоренные войной и смутой области между Дели и Агрой, полунезависимые Пенджаб и Кабул.

Акбар (1556 - 1605) вошел в историю как подлинный строитель Могольской империи, яркий и талантливый государь-реформатор. Он сумел, действуя где силой, а где - хитростью, расширить империю во много раз, включив в ее состав богатейшие области Гуджарата, Бенгалии, Центральной Индии, а также "земной рай" - Кашмир. Он осуществил ряд реформ, направленных на расширение социальной базы державы и трансформацию ее в сильное централизованное государство. Поощряя развитие ремесел и торговли, он упразднил наиболее разорительные налоги ¹ . В народной памяти Акбар поныне является популярнейшим из могольских владык, мудрым правителем, отважным полководцем, покровителем искусств и наук.

Хотя унаследовавшие затем престол Джахангир (1605 - 1627) и Шах Джахан (1627 - 1658) не обладали талантами своего великого предшественника и не разделяли во многом его взгляды, первая половина XVII в. запечатлелась в истории как период стабильности и процветания империи. Именно тогда европейцы, восхищенные небывалой пышностью делийского двора и великолепием архитектурных сооружений той эпохи, среди которых - всемирно знаменитый мавзолей Тадж Махал, стали называть правившую там династию Великими Моголами. Держава медленно, но неукоснительно расширялась на юг, включая в себя все новые и новые территории на Декане. Особенно активным этот процесс стал при Аурангзебе (1658- 1707). Ценой неимоверных людских и материальных потерь он захватил ряд

стр. 21

богатейших районов, включая знаменитую своими сокровищами Голконду, и распространил власть Моголов почти на весь Индостан.

Но именно при Аурангзебе мощнейшая империя средневекового Востока впала в глубокий кризис и начала распадаться. Ни мусульманский фанатизм Аурангзеба, ни суровые репрессии, которые он обрушил на "неверных индусов" и неортодоксально мысливших единоверцев-мусульман, ни потоки крови, пролитые в завоевательных войнах на Декане и карательных экспедициях против мятежников, ничто не могло спасти империю. Массовые антимогольские движения в различных ее районах наносили центральной власти удар за ударом. После Аурангзеба распад державы стал необратимым. Хотя власть могольских падишахов номинально сохранялась до 1858 г., во всех политических катаклизмах XVIII - первой половины XIX в. они участвовали только как марионетки в руках тех, кто в данный момент был сильнее. Великая империя сохранилась лишь в ностальгических воспоминаниях старой могольской знати. Это чувство великолепно отразила, в частности, индийская литература XVIII столетия ² .

Обратимся теперь к обозначенным выше проблемам. К началу могольского нашествия Индия переживала феодальную раздробленность. Даже вторжение Бабура и реальная угроза чужеземного порабощения не подтолкнули правителей отдельных областей страны к осознанию общих интересов, чем удачливый завоеватель не преминул воспользоваться. Между существовавшими в го время в Индии независимыми княжествами, как возникшими на обломках Делийского султаната, так и не входившими в него, наличествовали тесные торговые связи и не прекращался духовный обмен. Лингвистическая пестрота не мешала бурной переводческой деятельности. Литературные произведения, научные и религиозные сочинения спустя короткое время после их создания переводились на различные местные языки. Важную роль в процессе духовной консолидации играли религиозные святыни и центры образования. Значительный вклад в культурную интеграцию вносили проповедники религиозно-реформаторских учений, которые либо создавали свои произведения и обращались к пастве на нескольких языках, либо, проповедуя равную истинность всех религий, служили связующим звеном между индусской и мусульманской общинами. Тем не менее к началу могольского завоевания индийское общество было далеко от осознания необходимости интеграции. Так что централизация, ставшая результатом завоевания, явилась вовсе не следствием объективного процесса объединения, сходного с тем, который имел место во многих других феодальных обществах на определенном этапе их развития.

Создание централизованного феодального государства в различных странах проходило неодинаково. В одни оно было обусловлено социально-экономическими и этнокультурными причинами (яркий пример - Франция); в других, помимо этих причин, важную роль сыграла необходимость противостояния чужеземным захватчикам (как на Руси). Но всегда обществу было необходимо время, порой долгое, для того, чтобы естественным образом была изжита феодальная раздробленность, когда пределы мелких и средних владений оказывались узкими для развивающейся торговли, растущей этнической и культурной интеграции, и именно в сильной королевской и царской власти, а не в рыцарской вольнице и не в местном обычае, увидели залог стабильности и процветания как горожане и крестьяне, так и феодалы с церковью.

Если говорившим на близких диалектах одного языка и исповедовавшим одну религию пикардийцу, нормандцу и бургундцу понадобилось все же много времени и усилий, чтобы осознать себя французами, то для Индии, представлявшей собою особый континент, настоящий Вавилон языков, культур, этносов и религий, этот процесс изначально должен был оказаться еще более сложным и длительным. Можно даже задуматься о том, было ли такое единство вообще достижимо естественным путем на уровне средневековой цивилизации. И действительно, создание Могольской империи отнюдь не стало итогом объективного интеграционного процесса. Тут еще раз осуществился часто повторявшийся до того и на общеиндий-

стр. 22

ском, и на внутрииндийском уровне исторический сценарий: более отсталая, родоплеменная или кочевая периферия нападает на богатых, но ослабленных усобицей соседей; удачливый завоеватель огнем и мечом создает империю, объединяя под своей властью тех, кто не был готов к объединению. Не случайно Тимур остался для могольских правителей не только предком, но и образцом для подражания.

Успех могольского завоевания и утверждение новой династии имели в своей основе еще один фактор. Представление о государстве, утвердившееся в Могольской империи, во многих аспектах было схоже с основными принципами, на которых и ранее строились в Индии средневековые государства, как мусульманские, так и индусские. В каждом из них имелись две основные части общества: правящая, вхождение в которую обусловливалось, помимо сословных и кастовых характеристик, принадлежностью к "истинной" вере; и подчиненная - кафиры (немусульмане) или, наоборот, млеччха (варвары, неиндусы). Государь являлся защитником и выразителем интересов единоверцев, и именно по закону "истинной" веры существовало такое государство. Что касается кафиров и млеччха (в индусских княжествах раннего средневековья это были джайны, буддисты, представители разных племен, а позднее - мусульмане), то их надлежало привести к покорности, заставить платить налоги и служить государству. За это они могли рассчитывать на терпимое отношение к их религии и возможность жить по собственным обычаям.

И индусская, и мусульманская политические традиции полагали главной задачей государя защиту освященного религией общественного порядка. Это во многом сближает государей средневековой Индии с их европейскими коллегами: как в западном, так и в индийском вариантах монарх не имел права что-либо менять в таком законе и был обязан первым подчиняться ему.

Мусульманские правители могли в течение веков править Индией, оставаясь представителями численного меньшинства населения, ибо утверждавшаяся ими модель государства имела много сходных черт с традиционно индусской. "Государь ислама" мог легко занять место индусского раджи, поскольку делал то же, что и последний: охранял закон и стабильность, взимал налоги, позволял "неверным" в обмен на лояльность жить по собственным обычаям. Если такой мусульманский правитель не был фанатиком и проявлял терпимость к индусам (таких государей было большинство и в Делийском султанате, и в княжествах, возникших на его обломках, и в Могольской империи), то индусские феодалы охотно служили ему, за что получали собственные же земли в лен, уплачивая завоевателю дань и поддерживая его своими дружинами. Конечно, всегда находились недовольные. Правление любого мусульманского владыки в Индии было отмечено мятежами, причем в стремлении добиться независимости от центральной власти мусульманские феодалы не уступали индусам.

Еще древние и раннесредневековые политические трактаты представляли государство в виде мандалы - системы концентрических кругов. Чем дальше от центра, тем слабее власть государя ³ . Такую же мандалу представляли собой мусульманские государства индийского средневековья. Восседавшие на делийском престоле правители ограничивались взиманием дани с вассальных территорий и налогов с податного населения. Верхушка сельской общины, главы деревенских и городских каст, местная феодальная элита влияли на жизнь человека и определяли ее в значительно большей степени, чем государство. "Дели далеко, далеко" - этот индийский афоризм, популярный в позднее средневековье, отражал (подобную русскому аналогу "до Бога высоко, до царя далеко") реальные взаимоотношения народа и власти.

Могольская империя была аморфным образованием, внутри которого оставались крупные феодальные владения, чья зависимость от центра была номинальной. Да и ленники, получавшие право сбора ренты-налога с территории на условиях военной службы, мало считались с интересами государства и стремились к максимальной независимости от центральной

стр. 23

власти ⁴ . Существовали вместе с тем центростремительные тенденции: развитие рыночных связей между регионами, территориальное разделение труда, разнообразные культурные контакты. Растущая популярность религиозно-реформаторских течений, проповедовавших равную истинность всех религий и осуждавших фанатизм, тоже способствовала преодолению отчужденности между различными конфессиями. Объективная необходимость консолидации, преодоления традиционной для индусских и мусульманских государств модели как раз и была осознана Акбаром и его окружением.

Реформы, которые попытался осуществить Акбар, имели целью создание сильного централизованного государства. На это были направлены изменения в налоговой системе (перевод поземельного налога из натуральной формы в денежную, введение единой для всей страны системы налогообложения), административная реформа, разделившая страну на 12 провинций с унифицированной системой управления, а также неудачная попытка ликвидировать военно- ленную систему, превратив служилую знать империи в офицеров и чиновников, получающих жалованье из казны. Той же цели служило утверждение для государственных служащих единой системы мансабов - рангов и введение для всех провинций единого календаря (солнечного, основанного на последних данных астрономической науки) и унифицированной системы мер и весов.

Укрепление государства было невозможно без изменения традиционных основ религиозной политики, отказа делить людей на истинно верующих и неверных. Ближайшее окружение Акбара - последователи реформаторских учений, проповедовавших унитаризм, и мыслители-рационалисты, критически переосмысливавшие догмы ислама и индуизма, - помогло падишаху выработать политику, основной принцип которой Акбар определял как "мир для всех". Она предусматривала признание всех религий равно истинными, отказ от любой дискриминации иноверцев, полную свободу вероисповедания. Согласно теории, разработанной другом и министром падишаха Абу-л Фазлом Аллами, светский владыка является высшим авторитетом в вопросах веры и руководствуется не догмами какой-либо религии (вероисповедание же монарха объявлялось его личным делом), а требованиями разума и всеобщего блага. При этом государь имеет право вмешиваться и вносить изменения в любой древний, освященный религией закон, если того требуют интересы народа ⁵ .

Последнее положение сближает Абу-л Фазла с теми мыслителями западноевропейского позднего средневековья, особенно итальянскими от Макиавелли до Лоттини, которые в сильной государственной власти, стоящей выше церковных установлений и "доброго старого права", видели залог преодоления феодальной раздробленности и процветания общества на основе принципов всеобщего блага. Акбаровский "мир для всех" во многих исследовательских работах ошибочно называется политикой религиозной терпимости ⁶ . Ведь терпимыми поневоле были почти все мусульманские правители Индии и до, и после Акбара: они мирились с правом индусского большинства исповедовать свою религию и жить по обычаям предков. Но они строили государство и политику по канонам ислама, исходя из нужд мусульманской элиты. Религиозная же реформа Акбара явилась значительным шагом вперед: государство должно было стать если не чисто светским, то хотя бы надконфессиональным, выступающим от имени всех подданных, какую бы религию они ни исповедовали. Современник кровавых религиозных войн во Франции и испанского короля-инквизитора Филиппа II, Акбар своей религиозной политикой заслужил почетное место в мировой истории.

Его реформы, пусть не во всем удавшиеся и последовательные, укрепили Могольское государство и дали ему столь сильный импульс, что не разделявший воззрений отца Джахангир, а также Шах Джахан были вынуждены продолжать политику своего предшественника. В индийской историографии сложилась традиция считать, что последовавший за отстранением от власти Шах Джахана кризис империи, перешедший потом в ее крушение,

стр. 24

был обусловлен именно мусульманским фанатизмом падишаха Аурангзеба, который снова ввел джизью - отмененный Акбаром унизительный и разорительный налог с немусульман, заставил индусов платить торговые и ремесленные пошлины в двойном размере по сравнению с мусульманами, запрещал индусские праздники и приказывал разрушать храмы ⁷ . Это, конечно, не единственное объяснение причин кризиса и распада империи. Принадлежащие к алигархской научной школе индийские ученые (глава этого направления - медиевист Ирфан Хабиб) справедливо полагают, что крах империи явился следствием не одного субъективного фактора, а комплекса объективных причин, среди которых - экономический упадок, массовое обнищание населения, кризис военно-ленной системы. Близкой позиции придерживаются и наши отечественные исследователи ⁸ .

Действительно, считать мусульманский фанатизм Аурангзеба виновным в распаде империи - значит менять местами причину и следствие. Его политика была реакцией на обозначившиеся уже ранее кризисные явления. Мощные народные движения, вспыхивавшие одновременно в разных концах империи, оскудение казны, сепаратизм феодалов, военные неудачи и порою пирровы победы воспринимались Аурангзебом и другими представителями мусульманской элиты как кара Аллаха за отступничество и утверждение "обычаев неверных", особенно при Акбаре. Аурангзеб полагал, что кризис и распад империи были предсказаны еще при его отце неким провидцем, заявившим, что в государстве Моголов воцарятся смута и разорение: "наместники и градоправители будут открыто грабить народ, жены будут храбры, а мужчины наденут женское платье... Достойные люди отойдут от кормила власти, и управлять государством станут глупцы" ⁹ .

Антииндусской политикой Аурангзеб словно замаливал грехи предшественников. Но даже он понимал, что построить чисто мусульманское государство в стране, где приверженцы ислама составляли меньшинство, невозможно. Поэтому он одновременно разрушал индусские храмы и назначал некоторых феодалов-индусов на высокие государственные должности; запрещал праздники "неверных" и тут же жаловал земли и деньги отдельным религиозным общинам индусов. Судорожные усилия по спасению гибнущей империи делают Аурангзеба фигурой и зловещей, и трагической. Сам он в предсмертных письмах сыновьям и внукам признавал бесплодность своих усилий: "Жизнь, столь драгоценная, ушла ни на что" ¹⁰ .

Итак, мусульманский фанатизм Аурангзеба явился важным, но вторичным фактором, обусловливавшим распад империи. Что касается экономического упадка в XVII в. и кризиса военно-ленной системы, то новейшие источники заставляют усомниться в представлениях, которые долго считались бесспорными. Оказывается, несмотря на тяжелые последствия войн и мятежей, сотрясавших империю при Аурангзебе, экономический потенциал государства был еще основательным, да и военно-ленная система обладала изрядной живучестью ¹¹ . Распад империи был вызван иными причинами. Реформа Акбара имели целью создание сильного централизованного государства. Несмотря на неполное осуществление замысла, развитие общества в этом направлении было инициировано. Однако впоследствии проявились тенденции, сделавшие дальнейшую централизацию невозможной.

Среди задач, которые предстояло решить, одной из важнейших была сословная консолидация - преодоление кастовой, конфессиональной и этнической разобщенности различных социальных групп. И индусская, и мусульманская части общества были расколоты на многочисленные общины, варны, касты, кланы, этнические образования. Ни среди индусов, ни среди мусульман не было единого критерия знатности, благородства происхождения и соответствующей им иерархии. Реформы Акбара объективно были направлены на сословную консолидацию. Разрабатывая свою модель государственного устройства, Абу-л Фазл мыслил категориями не каст и кланов, но сословий, приравнивая их к традиционным

стр. 25

четырем первоэлементам природы (огонь, вода, земля, воздух). Подобно им, сословия воинов, ученых, земледельцев и "людей базара" (торговцев и ремесленников) равно необходимы государству, процветание которого требует баланса сословных интересов ¹² .

Реформы Акбара и связанный с ними процесс индо-мусульманского культурного взаимовлияния играли важную роль в преодолении конфессиональной разобщенности сословий. Литература позднего средневековья четко фиксирует складывание единых для каждой социальной группы и не зависящих от религиозной принадлежности ценностей и устремлений. Большой интерес представляют в этой связи исследования американского индолога С. Гордона, который на базе огромного источникового материала проследил пути формирования на региональных уровнях военно-служилых сословий (раджпуты, маратха, моголы, наяки), каждое из которых характеризовалось особой культурой, ценностными ориентирами, этикой и нормами воинской чести. Такой подход может показаться неприемлемым для многих специалистов, привыкших исследовать индийское общество только через призму кастовой организации. Однако последняя может вполне совмещаться с иной организацией, в том числе сословной ¹³ . Тем не менее, формирование сословий в Могольской империи не завершилось и продолжалось после ее распада, причем на региональном уровне.

Различные народы, входившие в империю, находились на неодинаковых стадиях социально- экономического, политического и этнокультурного развития. Несмотря на усилия Акбара и его наследников, эта неравномерность углублялась. Региональное разделение труда, формирование рыночных связей между различными территориями, постепенное, но так и не завершившееся складывание рынка в масштабах империи ¹⁴ были важными факторами интеграции. Но этот процесс и в XVII в. не закончился, почему и не смог стать решающим в развитии империи к более высоким формам государственности. Вместе с тем внутренняя нестабильность, непрекращавшиеся войны, мятежи, карательные походы разрушали уже сложившиеся торговые связи, усиливали стремление к замыканию рынка в границах княжества или региона, стимулируя сепаратизм.

Одним из решающих факторов консолидации Могольской империи и превращения ее в действительно централизованное государство могла бы явиться стабилизация границ с отказом Моголов от дальнейших завоеваний. На сравнительно компактной территории, которую можно очертить примерно в рамках современного "пояса хинди" с прилегающими районами Гуджарата, Кашмира и частично Бенгалии (практически - в границах империи Акбара без его позднейших завоеваний на Декане), все реформы Акбара и процессы, на стимулирование которых эти реформы были направлены, развивались бы быстрее и успешнее. В таких условиях скорее оказалась бы возможной сословная консолидация. Да и религиозные реформы могли оказаться эффективнее в государстве, населенном лингвистически и этнически близкими народами, стоявшими примерно на одном уровне развития. Чувство этнической общности и принадлежности к единому государству в условиях политики "мира для всех" могло бы, при иных благоприятных условиях, стать противовесом кастовой и конфессиональной разобщенности социальных групп.

Но в Могольской империи стабилизации границ не произошло. Напротив, шел захват все новых и новых территорий. Причины этого далеко не исчерпывались жадностью и авантюризмом правящих кругов. Чтобы обеспечить лояльность всегда готовых к мятежу феодалов, среди которых значительную часть составляли чужеземцы - выходцы из Средней Азии, Ирана, Турции, Арабистана и пр., падишахи были вынуждены постоянно жаловать им земли в военный лен. Лишь это связывало мусульманскую знать с падишахом, который, по сути дела, был не венцом единой общественной иерархии (по-европейски: первым из дворян), а лишь удачливым представителем одного из кланов, ничуть не более благородного, чем

стр. 26

прочие. Что касается индусских феодалов, то они и подавно не стремились служить мусульманскому владыке "за идею". Попытка Акбара ликвидировать военно-ленную систему и превратить ленников-джагирдаров в офицеров и чиновников на жаловании оказалась самой неудачной из всех его реформ и была отменена, ибо вызвала массовое возмущение местных феодалов, этих столпов империи.

Джагирдары, получавшие от падишаха не столько землю, сколько право сбора налога с нее, стремились выколотить из населения как можно больше. Это приводило к оскудению территорий и обнищанию крестьян ¹⁵ . Налоговые поступления в казну, немалая часть которых и без того прилипала к рукам феодалов и чиновников, сокращались. Для их пополнения неизбежно приходилось расширять земельный фонд путем новых завоеваний. Побежденные не мирились с включением в состав империи и постоянно брались за оружие. Джагирдары, владения которых все более приобретали наследственный характер, присваивали себе права и почести, являвшиеся прерогативой государей, и при каждом удобном случае пытались стать независимыми от центральной власти.

Во всей истории Могольской империи не было, пожалуй, даже года, не отмеченного либо завоевательными войнами, либо мятежами и карательными экспедициями против них. Это создавало обстановку нестабильности. В условиях, когда та или иная территория в течение жизни одного поколения неоднократно переходила из рук в руки, единственной стабильной общностью, с которой человек мог ассоциировать себя, была не принадлежность данному государству и его правящей династии (средневековый человек - не гражданин, а подданный), но принадлежность к касте и общине. А одной из закономерностей создания централизованных государств средневековья было вмешательство центральной власти в те сферы жизни, которыми раньше безраздельно распоряжались местный обычай, община, цех, воля феодального властителя и церковь. Так, с развитием централизованных государств в средневековой Европе все меньше и меньше вольностей оставалось у городов, цехов, общин, рыцарских семей; все меньше действовал местный, унаследованный от предков обычай. Не случайно многие народные движения той эпохи требовали возвращения "доброго старого права" ¹⁶ .

В Индии же государство имело ограниченную сферу воздействия на человека, общину и касту. Стремясь к созданию централизованного государства, Акбар сделал несколько попыток вмешаться в те отношения, которые прежде регулировались исключительно кастой, общиной и религиозными законами: попытка запретить детские браки, браки между кузенами, самосожжение вдов. Сюда же относились установления, регламентировавшие обучение в школах: они предусматривали, что доминирующую роль в учебных программах должны играть математика, астрономия, медицина, естественные науки, история, местные языки; затем введение единого календаря, мер и весов. В отличие от его предшественников, мусульманских владык, которые вмешивались в жизнь подданных-индусов и запрещали не дозволенные шариатом виды искусства, одежду, посуду и праздники, Акбар исходил не из догматов "истинной веры", а из соображений общественного блага и здравого смысла. Подчеркивались жестокость обычая сати (самосожжения вдов), вредность мусульманской традиции брака между кузенами и индусской практики детских браков; новый календарь был не индусским и не мусульманским, а основанным на новейших достижениях астрономии. Абу-л Фазл выступал за вмешательство государства в те области экономики, которыми ранее безраздельно распоряжались община или каста. Он рекомендовал сборщикам налогов не доверять, как того требовал обычай, оценку урожая деревенским старостам, иметь дело с каждым крестьянином отдельно и предлагал, чтобы глав ремесленных каст назначало государство ¹⁷ . Однако в реальной жизни осуществить эти замыслы было трудно.

Акбар и его окружение понимали, что слишком активное вторжение

стр. 27

государства в жизнь каст и общин будет чревато взрывом недовольства, почему и не слишком усердствовали в этом направлении. Но если бы удалось сохранить принципы акбаровской религиозной политики, а укрепление государства за счет общинных, кастовых и конфессиональных привилегий имело бы те же мотивы, что при Акбаре, такая политика могла бы, пусть в ограниченной степени, принести положительный результат. О том свидетельствует и опыт социальных реформ и государственного строительства в современной Индии, отцы-основатели которой недаром высоко ценили наследие Акбара ¹⁸ . Преемники же реформатора постепенно отказались от его религиозной политики. Стремясь укрепить империю, они все больше мотивировали свои действия законами шариата, что вызывало сопротивление.

Расширение границ империи неминуемо вело к возврату доакбаровской модели государства. Могольская держава расползалась, как огромное масляное пятно. Чем большую территорию оно охватывало, тем слабее становился слой в центре. Включив в себя целый континент, империя могла существовать лишь как традиционная мандала, Золотая Орда или держава Тимура. Сепаратизм стал в ней таким же естественным явлением, как сезон дождей. Попытка Аурангзеба централизовать государство на мусульманской основе была обречена: она столкнулась и с протестом индусов, и с сепаратизмом самих мусульманских феодалов.

История Могольской империи дает, по крайней мере, два примера реформ, попыток консолидировать и укрепить государство. И все эти начинания потерпели неудачу. Чтобы осуществить задуманное Акбаром и окружавшими его просвещенными философами, нужно было прекратить завоевания и раздачу земельных пожалований феодалам. Но без ленных пожалований феодалы не стали бы служить могольскому престолу, а землю для новых пожалований негде было взять. Кроме феодалов никакая другая социальная сила стать тогда опорой трона не могла. Купечество было влиятельным, и его расположения Акбар добивался, но ни купцы, ни "люди пера" не могли составить основу армии и государственного аппарата.

Процесс создания централизованных государств во многих странах Европы, преодолевавших феодальную раздробленность, протекал при активной поддержке городов, крестьян и "интеллигенции", становым же его хребтом было этнически и конфессионально единое дворянство, обычно мелкое и среднее. Реформы Акбара предполагали одновременно и консолидацию основного правящего сословия, разделенного по конфессиональным, этническим и кастовым признакам, и централизацию государства. А логика исторического процесса требовала, чтобы первое предшествовало второму. Любое государственно-политическое переустройство требует адекватной социальной базы. Впоследствии в индийских феодальных государствах тоже предпринимались попытки реформ, аналогичных по направлению акбаровским. Но в большинстве случаев одной из главных причин их неудач был вакуум между реформаторской верхушкой и народом, отсутствие сплоченного сословия, которое могло бы стать опорой государства.

Для удачного завершения реформ Акбара требовалось, чтобы Могольское государство перестало быть самим собой. Государственная система, созданная по образцу держав Чингисхана и Тимура, была изначально не реформируемой. Это не умаляет заслуг того, кто все-таки решился на смелые шаги. Произошло столкновение двух мощных, полярно противоположных тенденций. Одна была направлена на консолидацию и централизацию. Ее олицетворяли растущие рыночные связи между регионами, элементы культурной общности населявших империю народов, процесс сословной консолидации, индо-мусульманский культурный диалог и синтез. Другая тенденция отражала языковую, этнокультурную, социальную неоднородность населения империи, рыхлость и незавершенность социальной и сословной структуры, неравномерность исторического развития разных

стр. 28

регионов и этносов, наличие раннефеодальных и племенных анклавов рядом с более развитыми областями. Последнее заслуживает особого внимания: известно, что централизованное государство в Англии возникло намного раньше, чем в других странах Европы, но Англию и Шотландию удалось объединить лишь к середине XVII в., при этом объединению долго и активно сопротивлялись, причем особенно яростно, шотландские горные кланы.

Конфликт между двумя отмеченными тенденциями явился главным детонатором взрыва, разрушавшего империю Моголов. Чтобы избежать этого при Акбаре, следовало прекратить завоевания, ликвидировать военно-ленную систему, усилить государственное вмешательство в сферы, контролировавшиеся общиной и кастой. Чтобы привести к успеху при Аурангзебе, нужно было ликвидировать этнокультурную и конфессиональную пестроту населения. В обоих случаях система должна была перестать быть сама собой, лишиться важнейших структурообразующих элементов. Это было непреодолимо.

Распад империи сопровождался мощными антимогольскими движениями в Пенджабе, Махараштре, Раджпутане, Центральной Индии, столичной области Агра-Дели. Об этих движениях написано много, а в отечественной индологии им посвящен, в частности, вышеназванный классический труд И. М. Рейснера. Ряд положений и выводов в этой книге не устарел по сей день, хотя новые материалы, ставшие ныне доступными исследователям, прежде всего богатейшая литература самих антимогольских движений, позволяют составить более ясное представление о народных выступлениях и определить их характер. Если восстания в Махараштре и Раджпутане имели четко выраженный освободительный характер, хотя местные феодальные элиты использовали народное сопротивление Моголам в своих целях, то движение сикхов сочеталось с религиозной Реформацией, имевшей общие черты с такими ранними проявлениями Реформации в Европе, как гуситские войны.

Нет оснований считать, что крушение империи Моголов предвещало революционные сдвиги, переход к иному общественному устройству. Но это вовсе не значит, что дезинтеграция Могольского государства была, как полагала К. А. Антонова, "одним из таких же циклических событий, каких было столь много в истории Индии", и отнюдь не явилась "показателем каких-то социально-экономических сдвигов в стране" ¹⁹ .

В отличие от других средневековых империй на территории Индии, а прежде всего непосредственного предшественника - Делийского султаната, Могольская империя пала под ударами не только и не столько обычного феодального сепаратизма, сколько мощных народных движений, имевших четко выраженную идеологию, антиимперский характер которой нередко сочетался с социальным протестом. Борьба против могольской власти практически нигде не выливалась в бунт индусов против мусульман и не велась под антиисламскими лозунгами. Империя Аурангзеба оказалась чуждой и многим мусульманам Махараштры, Пенджаба и Центральной Индии. Они чувствовали свою общность с индусским населением региона и боролись плечом к плечу вместе с ним против Моголов. Напротив, немало феодалов-индусов воевало под могольскими знаменами против своих единоверцев.

Процесс этнической консолидации, зарождение у отдельных народов империи элементов национальной общности, формирование сословий с их специфическими интересами - все это характеризует Могольскую империю эпохи распада как общество, гораздо более развитое и стадиально зрелое, нежели Делийский султанат. Это общество было хорошо знакомо с огнестрельным оружием и теми последствиями, которые были внесены в тактику и стратегию войн с его применением. Там наметились и важные экономические перемены: росли товарно- денежные отношения, формировался рынок, развернулась специализация ремесел. Уже была выдвинута идея "мира для всех" в межконфессиональных отношениях. Общество

стр. 29

достигло высот оригинальной культуры, отразившихся в неповторимом могольском стиле архитектуры, миниатюрной живописи, музыки, литературы, прикладного искусства и даже кулинарии, одежды и манер поведения.

В отличие от рассыпавшегося на мелкие и средние княжества Делийского султаната, Могольская империя разделилась на крупные государства, население каждого из которых состояло из близких по языку и культуре народов. После дезинтеграции Делийского султаната и значительных государств индийского Юга общество не успело пережить феодальную раздробленность и исчерпать ее исторические возможности, чтобы в перспективе отвергнуть расчленение колосса, создавая взамен предпосылки к объединению этнически и культурно близких земель. Этот процесс был насильственно прерван могольским завоеванием, а затем, несмотря на усилия правителей превратить империю в централизованное государство, проявился вновь, уже на более высоком уровне развития.

Распад империи Моголов явился результатом объективного процесса. Он был необходим для дальнейшего развития индийского общества в рамках феодализма, еще не исчерпавшего там своих потенций. Трудно судить, как могло бы вообще осуществляться это развитие на девственной почве, ибо реально оно пришлось на XVIII столетие - резко поворотный и трагический век в истории Индии, когда наложила на нее свой отпечаток европейская колониальная экспансия, увенчавшаяся превращением страны в британскую колонию.

На протяжении многих десятилетий, если не столетия, в индийской историографии сохраняется традиция считать послемогольское время эпохой всеобщего упадка, экономического и морального кризиса Индии, деградации и распада. По мнению ряда историков, в тот период на субконтинент опустился мрак невежества, кровавых распрей, всеобщего обнищания и крушения идеалов ²⁰ . Действительно, в пользу такой теории свидетельствуют многие источники, особенно относящиеся к концу XVIII в., а местная беллетристика того времени блестяще отразила чувства горечи, растерянности и ностальгии по былому величию. Возник даже специфический жанр поэзии - плач по разоренным и обнищавшим городам. Однако ныне и индийские, и западные исследователи опубликовали ряд работ, основанных на недавно открытых источниках, и рисуют иную картину послемогольского общества.

Выясняется, что упадок имперского центра сопровождался развитием бывших провинций, возвышением других городов, ростом сельскохозяйственного и ремесленного производства и торгового обмена. Государства, возникшие на обломках империи, были достаточно жизнеспособными. Они творчески использовали могольское наследие в хозяйственной, административной, военной и культурной сферах. Это относится к Хайдарабаду, который традиционно рассматривался ранее как самое отсталое и консервативное политическое образование; к Ауду вместе с его столицей Лакхнау, не только шокировавшему европейцев роскошью и распутством своих правителей, но и создавшему неповторимый стиль поэзии, искусства, общественной жизни - лакхнавият, интереснейший феномен местной культуры. Маратхи, традиционно описываемые как разбойничья вольница, терроризировавшая Индию бандитскими набегами, оказались неплохими хозяевами, сумевшими на подвластных территориях и в самой Махараштре, и в Центральной Индии наладить эффективную административную систему. С представлением о духовном регрессе и торжестве невежества не соотносятся ни богатство и разнообразие литературы XVIII в., которую в самой Индии реабилитировали и переоценили сравнительно недавно, ни активная деятельность религиозно-реформаторских сообществ, ни достижения науки и культуры того периода ²¹ .

Вопреки сложившимся ранее представлениям, Индия отнюдь не проспала колониальную экспансию и не бросилась в объятия спасителей-англичан. Хорошо известно, как, преследуя свои цели, европейцы активно

стр. 30

использовали и провоцировали в Индии конфликты и между ее государствами, и внутри них. Но явное заблуждение полагать, что коварным и ловким колонизаторам противостояли наивные и простодушные туземцы. Источники наглядно свидетельствуют о том, что индийские политики того времени, в свою очередь, не менее искусно пользовались соперничеством европейских держав и нередко извлекали из колониальной экспансии выгоду для себя, хотя бы и в ущерб общеиндийским интересам и будущему страны. Там имелись и политические круги, понимавшие, какую опасность несет с собой усиление "этих людей в шляпах" (так называли европейцев). В некоторых индийских государствах угроза колониального порабощения вызвала к жизни серьезные реформы в армии, административно-политической и социально-экономической сферах. Было немало и таких, кто, разочаровавшись в историческом опыте собственной страны, посчитал англичан носителями более справедливой и прогрессивной идеи или просто меньшим злом, чем тирания собственных навабов и раджей. Так мыслившие люди вовсе не были плохими патриотами. Они усматривали в британском господстве горькое лекарство для страны, переживавшей непростые времена, но затем поняли иллюзорность своих надежд.

В целом ситуация в Индии после распада империи Моголов была сложной и противоречивой, порой трагической. Но ее общество, с которым столкнулись колонизаторы в XVIII в., обладало жизненной силой и потенциалом развития. Самой мощной и передовой капиталистической державе той эпохи - Англии потребовалось более века для того, чтобы утвердиться в раздираемом смутами Индостане. И едва там успели отгреметь финальные аккорды последней колониальной войны, как победителям был брошен новый вызов - великое народное восстание 1857 - 1859 гг., которое, между прочим, имело в качестве одного из лозунгов реставрацию власти могольских императоров. Трудно было ожидать от последнего могола Бахадур-шаха II, неплохого поэта, но абсолютно бездарного политика, равно как от всей его деградировавшей семьи сколько-нибудь позитивного вклада в антиколониальную борьбу. Но тот факт, что англичане, подавив восстание, убили сыновей последнего императора и юридически ликвидировали его к тому времени уже номинальную власть, доказывает, что могольское наследие даже спустя полтора века после распада империи воспринималось индийцами вовсе не как архаика или простая декорация.

Еще в XVIII в. общественная мысль Индии интенсивно анализировала причины и уроки распада империи и творчески перерабатывала могольское наследие. Интерес к этой проблематике в колониальные времена не только не угас, но усилился. С собственных позиций его поддерживали сами англичане; претендуя на роль преемников Моголов, они изучали опыт их империи, публиковали в переводе на английский могольские хроники и использовали в своих интересах многое из могольской традиции: административное деление, сохранение в составе колонии формально независимых княжеств, элементы налоговой системы, стиль взаимоотношений с местными феодальными элитами.

Гораздо важнее могольское наследие оказалось для общественной мысли и культуры Индии XIX- XX веков. Его анализировали с разных позиций национальные школы литературоведения и историографии. При этом одни идеализировали империю и ее культуру, заявляя, что при Моголах народ жил не в пример лучше, чем под властью белых сахибов. Другие обличали развратных и жестоких деспотов-падишахов и подчеркивали деградацию общества на закате империи. Это позволяло обозначить благодетельность британского правления для Индии. Даже в историко- приключенческих романах и поэтических произведениях, описывавших события могольской эпохи, явственно ощущается кипение политических страстей нового и новейшего времени.

С развитием национально-освободительного движения резко возрос интерес и к истории антимогольских восстаний. Не случайно лозунг "сварадж" (свое правление) впервые возник не в ходе антибританских

стр. 31

выступлений конца XIX в., а в литературе, созданной еще в период борьбы маратхов против могольской власти. Стремясь к мобилизации народных масс, один из крупнейших руководителей национально-освободительного движения Б. Г. Тилак устраивал с 1896 г. грандиозные праздники в честь Шиваджи - лидера антимогольского движения маратхов. Руководители антиколониального движения в Пенджабе 1870-х годов объявляли себя продолжателями дела гуру Гобинда (1675 - 1708) - сикхского вождя, который мужественно сражался против Аурангзеба ²² .

В современной Индии о Могольской империи напоминают не только грандиозные памятники той эпохи. Улицы городов, отели, парки, общественные центры и учебные заведения носят имена как могольских падишахов, так и тех, кто боролся против них. История примирила былых противников. Языки и литература, искусство и архитектура, стиль одежды и кулинария, традиции и мировосприятие, индо-мусульманский культурный синтез носят яркий и неповторимый отпечаток могольского наследия. Без малого уже четыре столетия индийцы рассказывают легенды и анекдоты о падишахе Акбаре и его придворном острослове и хитреце Бирбале. Элита во многих крупных городах нередко отодвигает видео, телевидение и прочие современные развлечения ради музыкальных, танцевальных и поэтических вечеров, которые устраиваются по правилам, принятым некогда при дворах могольских падишахов и эмиров. Из могольских времен пришла и доныне популярна традиция мушаир-поэтических состязаний.

Память об империи Моголов дает о себе знать и в политической жизни. В ходе трагических событий 1993 г., когда индусские фанатики разрушили построенную Бабуром на месте индусского храма мечеть в г. Айодхья, обострились чувства, связанные с могольским наследием. В Индии никого не удивляет, что газетной статье о какой-либо местной вспышке религиозно-общинной вражды может быть предпослан заголовок типа "При Акбаре такое было бы невозможно". Различные политические силы, используя историческую память народа, избирают символами своих движений имена вождей антимогольской борьбы. Империя Великих Моголов - это и зенит, и закат индийского средневековья. Интерес к ней в современном обществе никак не исчерпывается академическими дискуссиями. Та эпоха оставила во многих сферах жизни современной Индии, а не только в ее истории, чрезвычайно важный след.

Примечания

1. Об Акбаре см. подробнее: АНТОНОВА К. А. Очерки общественной жизни и политического строя Могольской Индии времен Акбара (1556 - 1605). М. 1952, с. 226 - 265.

2. ГЛЕБОВ Н. В., СУХОЧЕВ A.C. Литература урду. М. 1967, с. 63 - 80; RUSSELL R., ISLAM К. Three Mughal Poets: Mir, Sauda, Mir Hasan. Lnd. 1968, p. 62 - 68.

3. ВИГАСИН А. А., САМОЗВАНЦЕВ А. М. "Артхашастра": проблема социальной структуры и права. М. 1984, с. 145 - 154.

4. АШРАФЯН К. 3. Феодализм в Индии. М. 1977, с. 68, 168.

5. ABU-L FAZL ALLAMI. Ain-i Akbari. Vol. I. Delhi. 1978, p. 1 - 3, 287; NIZAMI Kh. A. Akbar and Religion. Delhi. 1989. p. 373 - 380.

6. ЧИКОЛИНИ Л. С. Государственно-правовая концепция Джанфранческо Лоттини. - Средние века. Т. 48. 1985; ТЕМНОВ Е. И. Макиавелли. М. 1979, с. 43 - 47; АНТОНОВА К. А., БОНГАРД- ЛЕВИН Г. М., КОТОВСКИЙ Г. Г. История Индии. М. 1973, с. 215; БЭШЕМ А. Чудо, которым была Индия. М. 1977, с. 505.

7. SINHA Н. N. The Development of Indian Policy. N. Y. 1963, p. 514 - 515; SRIVASTAVA M. P. Policies of the Great Mughals. Allahabad. 1978, p. 91.

8. HABIB I. The Agrarian System of Mughal India. Bombay. 1963, p. 269 - 270; АШРАФЯН К. З. Средневековый город Индии XIII середины XVIII века. М. 1983, с. 173 - 184; РЕЙСНЕР И. М. Народные движения в Индии в XVII XVIII вв. М. 1961, с. 253 - 261.

9. Ruqaat-i Alamgiri or Letters of Aurangzib. Delhi. 1972, p. 5 - 6.

10. SARKAR J. History of Aurangzib. Vol. V. Calcutta. 1924. p. 259 - 260.

стр. 32

11. RICHARDS J. F. The Seventeenth-Century Crisis in South Asia. - Modern Asian Studies, vol. 24, 1990, N 4, p. 626 - 638.

12. ЖУКОВ Е. М., БАРГ М. А., ЧЕРНЯК Е. Б., ПАВЛОВ В. И. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М. 1979, с. 247 - 255; АШРАФЯН К. 3. Феодализм, с. 158 - 174; ABU-L FAZL ALLAMI. Ain-i Akbari. Vol. I, p. 4.

13. AMBASTHA B. Non-Persian Sources on Indian Medieval History. Delhi. 1983, p. 22; The Mirza Namah. Mirza Kamran-Journal of the Asiatic Society of Bengal, 1913, p. 3 - 7; STEWART G. Marathas, Marauders and State Formation in Eighteenth Century India. Delhi. 1994, p. 183 - 195.

14. ЧИЧЕРОВ А. И. Экономическое развитие Индии перед английским завоеванием (ремесло и торговля в XVI - XVIII вв.). М. 1965, с. 106 - 120.

15. SARKAR J. English Translation of Tarikh-i Dilkasha. Bombay. 1972, p. 231.

16. ЛИФШИЦ Г. М. Реформационное движение в Чехии и в Германии. Минск. 1978, с. 135; Complaint and Reform in England, 1436 - 1714. N. Y. 1968, p. 32- 39.

17. ABU-L FAZL ALLAMI. Op. cit. Vol. I, p. 287 - 289; vol. II, p. 29, 43, 51.

18. НЕРУ ДЖ. Открытие Индии. М. 1955, с. 284.

19. АНТОНОВА К. А. Советские индологи о причинах падения Могольской империи. В кн.: Очерки экономической и социальной истории Индии. М. 1973, с. 174 - 176.

20. SARKAR J. History... Vol. V, p. 455 - 469; CHAND T. History of Freedom Movement in India. Vol. 1. Delhi. 1965, p. 5; RAGHUVANSHI V. P. Indian Society in the Eighteenth Century. Delhi. 1969, p. 24.

21. СУВОРОВА А. А. Ностальгия по Лакхнау. M. 1995, с. 13 - 63, 105 - 144; STEWART G. Op. cit., p. 42 - 47; GOPAL M. H. Tipu Sultan's Mysore - an Economic Study. Bombay. 1971, p. 16 - 24; NAYEEM M. A. Mughal Administration of Deccan under Nizamul Mulk Asaf Jah. Bombay. 1985, p. 229 - 232.

22. Национально-освободительное движение в Индии и деятельность Б. Г. Тилака. М. 1958, с. 65, 80 - 85; Новая история Индии. М. 1961, с. 382.

Постоянный адрес данной публикации: