Публикуемая статья была написана Н. И. Толстым для готовившегося к печати в конце 70-х начале 80-х годов прошлого века тома переписки И. В. Ягича с русскими учеными, который так и не увидел свет. Этот том должен был стать продолжением изданного в 1963 г. под редакцией акад. В. В. Виноградова и Г. П. Блока тома "Письма И. В. Ягича к русским ученым. 1865 - 1886" (М.; Л., 1963). Текст публикуется по беловой рукописи, хранящейся в домашнем архиве автора. К рукописи приложено 17 страниц замечаний к комментариям составителей тома.

The article was written by Nikita Tolstoy for the volume containing the correspondence of Ignati Jagic with Russian scholars, which was never published. This volume was designed as a continuation of the work "Letter of Ignati Jagic to Russian scholars, 1865 1886" (Moscow-Leningrad, 1963) edited by acad. Viktor Vinogradov and Gcorgy Blok. The article is published after the clean copy kept in the home archive of the author.

Ключевые слова: научная переписка, славистика, славянские древности, И. В. Ягич, история славянских литератур.

Эпистолярное наследие Игнатия Викентьевича Ягича велико и многогранно. Это вполне объяснимо. Великий хорватский ученый был не только филологом, разрабатывавшим и применявшим передовые для своего времени методы исследования, филологом необычайной работоспособности, умевшим разыскать, охватить, систематизировать и изложить огромный материал, педагогом с широкой и разносторонней программой своих курсов, лекционных и внелекционных занятий, но и выдающимся и во многом неповторимым, как неповторима и его эпоха, организатором славистической науки. Последняя черта И. В. требовала от него широкого круга знакомств, деятельного участия во многих научных предприятиях, постоянного общения и частых путешествий, наконец или прежде всего -обширной переписки.

Отсутствие или ограниченное применение современных нам средств связи, и прежде всего телефона, делали в относительно недалеком прошлом письма основной и почти единственной формой общения на расстоянии. К этому следует добавить, что по традиции, идущей еще от XVIII в. и даже более ранних времен, письма во второй половине XIX в. были часто определенным жанром литературного, литературно-философского и научного творчества, поэтому их в то время

берегли и охотно публиковали¹. Постепенно в переписке многих ученых стала преобладать бытовая сторона, которая находит свое отражение и в публикуемой корреспонденции Ягича. Но и эта сторона писем представляет для историка славистики несомненный интерес, ибо она лучше, чем другие источники, знакомит нас с формами и сутью "научного этикета" того времени, с повседневным поведением, ярко отражавшим социально-этические, социально-политические, национальные и иные взгляды и черты определенного круга людей, сыгравших значительную роль в истории славянской культуры и науки, в развитии славянской и русской филологии в нашей стране в первую очередь.

Эпистолярное наследие И. В. издано лишь частично, притом большая, очень значительная часть ягичевой корреспонденции еще не опубликована, не упорядочена или даже не выявлена. Приятно отметить, что полнее других (не считая семейной переписки) обработана и издана корреспонденция И. В. Ягича с русскими учеными, хотя его письменные связи с южными и западными славянами были не менее прочными².

Интерес именно к этой стороне переписки Ягича резко возрос в послевоенный период и, надо полагать, будет усиливаться.

Сам Ягич придавал своей переписке немалое значение. Работая в последние годы жизни (84-х лет) над двухтомными воспоминаниями [8], он часто обращался к своей корреспонденции, использовал материал писем, включал в текст выдержки из писем либо просто письма целиком. В ряде случаев, как и при описании петербургского университетского и академического периода жизни и ближайших последующих годов, сохранившаяся корреспонденция служила ему канвой для изложения событий. Жизнь Ягича была долгой (он умер 85-и лет), а научная и педагогическая деятельность И. В. началась рано (22-х лет). Перед его глазами и с его активным участием шло развитие славянской филологии во второй половине XIX в. и в первой четверти XX в. Ягич был свидетелем и творцом многих событий, изложенных им в фундаментальной и до сих пор никем не превзойденной "Истории славянской филологии" [9; 10]. Ценность этой книги никогда не будет поколеблена хотя бы потому, что уже никто не сможет привнести в подобный труд элементы очевидности и причастности к описываемым событиям. Некоторые свои письма Ягич публиковал сам³, некоторые, наиболее злободневные, публиковались сразу после его смерти [13], но основной фонд ягичевской корреспонденции начал издаваться во второй половине нашего века, в послевоенный период.

Настоящий том "Писем И. В. Ягича к русским филологам (1886 - 1889" оказывается прямым продолжением предшествующего тома, охватывающего предыдущий, более чем двадцатилетний период [3]. Относительная краткость хронологических границ этого тома объясняется двумя причинами. Во-первых, сильно возросшей после отъезда из Петербурга летом 1886 г. перепиской с русскими учеными и, во-вторых, меньшим объемом этого тома.

¹ См., например, изданные в XIX в. письма М. П. Погодину из славянских земель, а также письма М. П. Погодина, О. М. Бодянского, И. И. Срезневского, П. И. Прейса, П. И. Шафарика, В. Ганки и др. Библиографические данные об этих письмах см. [1. N 63 66, 83, 84, 87, 88, 402, 467, 471, 472].

² См. основные издания: [2 - 7]. Об отдельных небольших публикациях писем Ягича к русским ученым и к Ягичу см. [1. N 587, 604 - 606, 609, 611]. Частичную публикацию писем, иногда в выдержках, среди которых и письма И. А. Бодуэна де Куртенэ, см. [5].

Прим. ред. В 1983 г. в Загребе был издан под редакцией акад. И. Хамма второй том писем русских ученых к И. В. Ягичу: Korespondencija Vatroslava Jagica. Knj. 3. Pisma iz Rusije. 1865 - 1886. II. Zagreb, 1983. Этот том продолжает публикацию [4].

³ В загребской ежедневной газете "Obzor" (выходила с 1860 по 1941 г.) И. В. печатал фрагменты своих писем из Петербурга ("Obzor". 17 II и 23 II 1872 г., N 38 и N 43). Свой первый приезд в Петербург в 1872 г. И. В. позже описал в очерке "Moj први долазак у Русиjу године 1872" [11], который был перепечатан в [12].

Научная и педагогическая деятельность И. В. разделяется его биографами на несколько периодов, согласно месту (и времени), где (и когда) она протекала: загребский (1860 - 1871) [14], одесский (1871 - 1874) [15], берлинский (1974 - 1880) [16], петербургский (1880 - 1886) и последний - венский (1886 - 1908, вернее 1923) [17]. Загребский период, как известно, был связан с преподаванием И. В. в гимназии в качестве гимназического "профессора", с изданием журнала "Knjizevnik", с основанием Югославянской академии, с формированием И. В, как слависта, а относительно краткий одесский период, в течение которого он почти год был в научной командировке в Берлине и Петербурге, явился началом университетской профессорской деятельности И. В. по сравнительному языкознанию (и санскриту) и славянской филологии. Для берлинского периода жизни И. В. уже характерен широкий научный размах и установление прочных международных связей, выразившиеся в создании первого международного славистического журнала "Archiv fur slavische Philologie", издававшегося более полувека (с 1876 по 1929 г.) и прекратившего свое существование вслед за кончиной своего основателя. Последующий шестилетний период - петербургский - был ознаменован глубоким проникновением Ягича в восточнославянский, преимущественно русский (великорусский) материал, активным участием в работе Петербургского университета и Академии, широкими личными контактами со славистами России и многих зарубежных стран, множеством талантливых учеников, что позволило ему занять руководящую роль в сфере международного славистического сотрудничества и славистических исследований.

Петербургский период жизни И. В. хорошо отражен в предшествующем томе "Писем И. В. Ягича к русским ученым" (М.; Л., 1963). Остановимся, однако, кратко на этом значительном этапе деятельности И. В., так как письма последующих лет тесно с ним связаны. В Петербурге, который был дорог сердцу Ягича еще с поездки 1872 г. и который он называл вслед за русскими поэтами "северной Пальмирой", И. В. заместил скончавшегося незадолго до его приезда И. И. Срезневского, заняв в Университете кафедру славянской филологии, живо содействуя развитию славистики в Отделении русского языка и словесности в Академии наук⁴, читая, помимо университетских лекций, лекции на Бестужевских высших женских курсах и в Археологическом институте. Большую роль в дальнейшем развитии славяноведения сыграл кружок молодых славистов, сгруппировавшихся в Университете вокруг Ягича (старостой кружка был Б. М. Ляпунов; в кружке занимались Н. В. Шляков, П. К. Симони, А. А. Григорьев, Н. А. Смирнов, Е. В. Петухов, Д. И. Шаховской, А. Тихвинский и др.) [18].

В петербургский период жизни И. В. выпустил в свет ряд очень солидных работ, часть которых непосредственно относилась к истории русского языка и русской культуры. Так, вслед за берлинским изданием (1879 г.) Зографского евангелия появляется петербургское академическое издание (1883 г.) Мариинского евангелия - оба они считаются образцовыми. Тем же Отделением русского языка и словесности издаются самый объемистый древнерусский памятник XI в. - служебные минеи за сентябрь, октябрь и ноябрь (1886 г.) и подготовленные Ягичем "Источники для истории славянской филологии" (1885 г.), содержащие переписку между Добровским и Копитарем (1808 - 1828 гг.)⁵. В "Отчетах" и "Записках" Второго Отделения печатаются "Четыре критико-палеографические статьи" (1884 г.) и "Вопрос о Кирилле и Мефодии в славянской филологии" (1885 г.), наконец, Общество любителей древней письменности в своей серии памятников издает с

⁴ И. В. Ягич был избран в члены-корреспонденты русской Имп. Академии наук в 1868 г., еще в бытность его в Загребе (ему было тогда 30 лет), в экстраординарные академики 2 мая 1880 г., а в ординарные - 4 декабря 1881 г., уже в Петербурге.

⁵ В виде продолжения этого издания И. В. опубликовал двадцать лет спустя "Новые письма Добровского, Копитара и других югозападных славян" (СПб., 1897).

предисловиями Ягича "Закон Винодольский" (1880 г.) и "Статут острова Крка" (1888 г.)⁶. Последнее издание относится уже к венскому периоду, синхронному публикуемой в этой книге корреспонденции. В это четырехлетие (1886 - 1889) Ягич издал не так много: помимо Кркского статута, он опубликовал свои известные "Критические заметки по истории русского языка" (1889 г.), возникшие из разбора "Лекций по истории русского языка" А. И. Соболевского, конечно, если не считать множества критических откликов, статей и мелких заметок в его "Архиве" (за период 1880 - 1886 их было более семидесяти, за период 1886 - 1889 -не менее восьмидесяти).

Однако каждый период жизни И. В. показателен не только вышедшими в свет научными трудами, но и теми исследованиями, которые в этот период готовились. И надо сказать, что публикуемая переписка ярче отражает именно эту сторону деятельности И. В., что в общем вполне понятно.

В петербургскую, а затем и венскую пору своих научных штудий И. В. готовил один фундаментальный труд, вышедший в академическом издании - "Corpus grammaticorum slaveno-rossicorum. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке" (СПб., 1895). При его создании потребовалась длительная и кропотливая работа во многих древлехранилищах, разыскивание старинных рукописей и их тщательное комментирование.

Для Ягича всегда был характерен очень широкий диапазон исследования. Прекрасный знаток старославянских текстов и непревзойденный эдитор, И. В. не замыкался в рамках древнейшего, "классического" юсового периода развития древнеславянской письменности, а шел в своих разысканиях дальше, прослеживая развитие традиции в разных ареалах, в том числе и в восточнославянском. В речи на торжественном публичном собрании Второго Отделения Имп. Академии наук 5 апреля 1885 г., посвященном тысячелетию со дня кончины св. Мефодия Моравского, первоучителя славянского, И. В. говорил: "Успехи славистики и вопрос о деятельности Кирилла и Мефодия находятся в неразрывной связи. Этот вопрос образует краеугольный камень славянской филологии как исторической науки. Чем более она крепнет, тем сильнее привлекает к себе пытливость исследователя великий момент в исторической жизни славян, связанный с деятельностью Кирилла и Мефодия" [19. С. 3]. "Великое дело славянских первоучителей церковнославянский язык занял теперь уже подобающее место в науке, он признан беспрекословно всеми как превосходное средство для уразумения всех живых славянских наречий" [19. С. 34].

"Рассуждения южнославянской и русской старины", готовившиеся в конце 80-х и в начале 90-х годов, были посвящены вопросу кирилло-мефодиевской традиции в Древней Руси и у южных славян. В 90-е годы XIX в. в Вене он издал апокриф об Адаме из сборника Венской придворной библиотеки (1893 г.), апокрифическое евангелие Иакова и послание Пилата по рукописи с Синая (1892 г.), сборник переводных изречений Менандра по белградской рукописи (1892 г.), исследование о первопечатном цетинском октоихе 1494 г. (1894 г.), Добромирово евангелие (1898 г.) и среднеболгарский Златоустник XIII-XIV вв. Перечислив эти издания И. В., известный русский филолог, большой знаток древнеславянской письменности акад. М. Н. Сперанский в заключение писал: "Взятое в отдельности каждое из этих изданий представляет интерес новизны в истории памятников славянской старой письменности (как Менандр или Спанея), или новое в освещении ранее известных памятников (таковы: апокрифы, цетинский Октоих). Все же при всей пестроте тем и памятников, заинтересовавших Ягича в это время, присмотревшись к ним, мы можем, кажется, уловить в отношении к большинству

⁶ В 1882 г. вышли также "Specimina linguae palaeoslovenicae. Образцы языка церковнославянского по древнейшим памятникам глаголической и кирилловской письменности" (СПб., 1882).

из них общую связующую нить, особенно в сопоставлении с его трудами не узко историко-литературного характера: их связывает вместе, кажется, мысль, которая занимала Ягича уже давно и продолжала занимать и в это время: это "македонизм" старославянского языка и старославянской литературы древнейшего периода. Эта мысль проходит заметной чертой в его работах по Кирилло-Мефодиевскому вопросу и начальным судьбам славянской письменности; ему представляется возможным в этом начальном периоде славянской письменности выделить эпоху, притом старейшую, когда письменность эта развивалась на основах македонского говора и преимущественно на территории Македонии; во главе этой эпохи стоит деятельность Кирилла и Мефодия и Климента, вслед за которой возникает эпоха Симеоновская, восточноболгарская, староболгарская в узком значении этого термина; этой мыслью заканчивает он свой последний труд по Кирилло-Мефодиевскому вопросу ("Браство". XVI. 1922. С. 36)" [20. С. 362 - 363].

М. Н. Сперанский справедливо отмечает далее, что у Ягича применительно к более поздним памятникам не всегда достаточно полно или точно аргументируется террриториальная привязка рукописи. С этим для ряда случаев следует согласиться, однако при более широком взгляде на вещи можно принять стремление Ягича, пусть даже не всегда с полным основанием, выявлять и различать локальные типы церковнославянского (древнеславянского) языка на разных временных этапах его развития. Без раскрытия определенных традиций в отдельных локальных ареалах церковнославянского языка трудно воспроизвести общую картину его истории. А история церковнославянского языка как общего языка восточных и большей части южных славян (а в древнейший период и славян западных), предусматривает и определяет историю церковнославянской литературы. В пределах этой единой общеславянской литературы отдельные произведения, отдельные виды памятников должны исследоваться, по представлению И. В., по группам. В этом, на наш взгляд, существенное различие в построении истории церковнославянского литературного языка, когда изучение памятников следует проводить прежде всего по локальным, местным традициям, и истории церковнославянской литературы, когда изучение памятников должно строиться по жанрам (группам).

Работы И. В., связанные с рассматриваемым периодом, не потеряли своего значения и актуальности и в наши дни: им своейственен тот комплексный в нашем современном понимании подход, без которого литературовед не может разрешать ряд насущных литературоведческих проблем, а лингвист ряд проблем лингвистических. Для Ягича, когда он занимался древними славянскими памятниками, не было разграничения, обособления лингвистического взгляда на вещи и лингвистического метода исследования от взгляда литературоведческого - для него существовал единый филологический подход и сама проблема "комплексности" отпадала.

Интерес Ягича к древностям не ослаблял его внимания к современному славянскому материалу, более того, Ягич видел в современности верное и разностороннее свидетельство о прошлом. Еще в 1864 г. двадцатишестилетний И. В., развивая Якова Гримма, писал, что языковед "от известной ему современности с большой вероятностью определяет и существо (kakvocu) прошлого" [21; 22. S. 24]. На этот момент в свое время обратил внимание П. Скок [23. S. 74].

Широта подхода И. В. к проблемам славянской филологии объединяла его с такими современниками, как А. Н. Веселовский, А. А. Потебня, А. Н. Пыпин и другие, и, конечно, Ф. Миклошич, которого Ягич заместил на венской кафедре и который, как известно, был учителем Ягича (его письма к И. В. опубликованы в ягичевом "Архиве") [24].

В этом томе публикуются письма И. В. к А. Н. Веселовскому, В. И. Ламанскому, Я. К. Гроту, А. А. Шахматову, А. Н. Пыпину, И. А. Бодуэну де Куртенэ, Н. С. Тихо-

нравову, В. В. Стасову, В. Ф. Миллеру, А. А. Потебне, Б. М. Ляпунову, Т. Д. Флоринскому, П. К. Симони, В. Н. Щепкину, Э. В. Барсову, И. А. Бычкову и др. С большинством своих русских корреспондентов Ягич был знаком лично, с многими был в очень дружеских и тесных отношениях. Помимо личных симпатий и деловых связей, возникших и сохранявшихся на базе Академии наук, а в петербургский период и в стенах Университета, И. В. связывала с представителями русской филологической науки общность научных интересов и устремлений. С А. Н. Веселовским, игравшим значительную и самостоятельную роль в Академии, Ягича помимо прочего связывали занятия древними славянскими апокрифами и славянской, в том числе русской, народной поэзией. Эти же проблемы волновали и А. Н. Пыпина и Н. С. Тихонравова, а пристрастие к народному творчеству было присуще и В. Ф. Миллеру, Э. В. Барсову, А. А. Потебне. С тем же А. А. Потебней Ягич был близок по своим лингвистическим взглядам, прежде всего синтаксическим, а интерес к древнейшему славянскому рукописному наследству, наследству церковнославянскому, объединял И. В. с младшим для того времени поколением русских филологов - с В. Н. Щепкиным, Б. М. Ляпуновым, П. К. Симони и, конечно, с А. А. Шахматовым. Шахматов пользовался большой любовью и вниманием И. В. с первых лет его научной деятельности и был предметом особой заботы и беспокойства Ягича почти до последних дней его жизни⁷. С В. И. Ламанским И. В. объединял широкий подход к проблемам славянства, и хотя они, естественно, не были единомышленниками и славянофильский тон общей концепции Ламанского не всегда импонировал довольно умеренному и во многом лояльному к традиционным венским кругам Ягичу⁸, их общее стремление к научному сотрудничеству всех славянских академий брало верх над всеми другими моментами. Умел найти И. В. общий язык и с Я. К. Гротом, главой "русской" группы в Академии, противостоящей "немецкой" группе, которую представлял не во всем и не всегда беспристрастный А. Н. Веселовский. Чтение ягичевских писем хорошо показывает читателю, сколь тактичен, отчасти сдержан и в общем мудр был Ягич в тех случаях, когда ему приходилось быть причастным к спорам и противоречиям двух названных "партий", а точнее лиц, в пределах старой русской Академии. Здесь, как и во многих других случаях, применительно к другим странам и к другому периоду, Ягичу приходилось занимать позицию арбитра, и он часто удачно решал вопрос, исходя из общих научных интересов и задач⁹.

Множество бытовых, иногда даже финансовых или просто случайных моментов как бы заслоняют в письмах более важные научные и научно-этические проблемы, но они же придают переписке драгоценный оттенок повседневности, достоверности и близости к читателю автора корреспонденции и всех спутников его научного пути, напоминая нам, что "все мы человеки" и таким же был и Ягич,

⁷ Как известно, Ягич пережил Шахматова и очень болезненно воспринял известие о его кончине [8. Д. II. С. 315 - 316]. Переписку с Ягичем Шахматов начал, когда ему было 17 лет и он учился в VI классе гимназии.

⁸ Исторические условия, в которых складывались общественно-политические взгляды Ягича рассматриваются в работе [25].

⁹ В ряду других имен здесь не упоминается имя И. И. Срезневского только потому, что в рассматриваемый нами период его уже не было в живых. Между тем нельзя не вспомнить об отеческой заботе И. И. Срезневского о молодом Ягиче. Младший современник И. В., известный словенский филолог Матия Мурко в своих "Воспоминаниях" писал, что главная заслуга в стремительном восхождении Ягича "принадлежит русскому академику И. И. Срезневскому, который знал Ягича по его научным трудам, встречался с ним во время путешествий и позаботился о том, чтобы Ягичу было присвоено звание почетного доктора Петербургского университета. Это, как известно, не был обычный среднеевропейский докторат, а высшая академическая степень, обладая которой, кандидат мог стать ординарным профессором кафедры любого русского университета" [26. S. 233]. М. Мурко писал о конце загребского и начале одесского периода (1876 г.), когда Ягич был уволен со службы преподавателя гимназии без права на пенсию, как "сторонник сербофильской федералистической славянской "народной партии"" (26. S. 232).

от дня смерти которого нас уже отделяет более половины века, а от событий, о которых сообщается в публикуемых письмах, - почти столетие.

Читатель сам обратится к письмам и комментариям и оценит их содержание, поэтому нет нужды их пересказывать во вступительной статье. Обращаясь к ним, нужно лишь помнить, что они написаны в первые годы самого длительного и последнего периода жизни И. В. Уехав из Петербурга, Ягич не порвал с ним связей, а, наоборот, всеми средствами пытался их сохранять, поддерживать и упрочнять. Что же касается филологов-петербуржцев, то они надеялись на возвращение И. В. в северную Пальмиру, но надежды эти пропали втуне. Оставаясь в Вене, Ягич продолжал работу в русской Академии, публиковал в ее изданиях свои фундаментальные труды и осуществлял свой грандиозный, к сожалению незаконченный, замысел - выпуск в свет "Энциклопедии славянской филологии". Вместе с тем в условиях тогдашней Австро-Венгрии, в пределах которой находилась преобладающая часть западнославянских, большая часть южнославянских и небольшая часть восточнославянских земель, Венская славистическая кафедра, основанная в 1849 г. Миклошичем, была средоточием славистических исследований, национально-освободительных устремлений славянской студенческой молодежи, школой, где получило высокопрофессиональную подготовку не одно поколение славистов, укреплявших или создававших после распада Габсбургской империи свои национальные славянские славистические центры.

Соплеменник Ягича и его четвертый преемник по Венской кафедре акад. Иосип Хамм так писал о своем великом предшественнике: "Если бы он (Ягич. - Н. Т.) остался в Петрограде, это было бы счастьем для русской славистики и мы бы теперь гораздо больше знали об огромных богатствах, хранившихся и хранящихся в архивах этой большой, величайшей славянской страны. Он был прирожденным организатором, изобретательным и оперативным, с феноменальной способностью помнить о каждой мелочи, относящейся к огромной области, которую он считал своей, - а это все славянские языки, вся славянская литература и фольклор. Он не был грамматистом, как Миклошич, и потому не создал ни одной грамматики, которая бы и сегодня нашла своего читателя или издателя. В истории литератур, особенно древних, средневековых, он искал направления, источники и объекты влияний, а в толковании народных песен с некоторой общей, структурной точки зрения, хотя он, может быть, и уступал А. А. Потебне или Ф. Е. Коршу, но его суждения, взятые в целом, были надежными и многие его краткие заметки и сообщения имели большую ценность, чем целые книги разнообразных борзописцев, каких в те времена, особенно среди духовных лиц, было в России более чем достаточно" [27. S. 14].

Переписка Ягича с русскими учеными еще не исчерпана, как не исчерпаны и архивные данные о его корреспондентах, современниках, об истоках и зрелых годах русской академической науки, академической филологии, к трезвой и справедливой оценке которой мы еще только приступаем [28].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Можаева И. Е. Южнославянские языки. Аннотированный библиографический указатель литературы ... с 1835 по 1965 г. М., 1969.

2. Korespondencija Vatroslava Jagica. Knj. 1 / Urednik akad. P. Skok. Zagreb, 1953.

3. Письма И. В. Ягича к русским ученым. 1865 - 1886. М.; Л., 1963.

4. Korespondencija Vatroslava Jagica. Knj. 2. Pisma iz Rusije / Urednik akad. J. Hamm. Zagreb, 1970.

5. Hamm J. Vatroslav Jagic i Poljaci // Rad JAZU. Zagreb, 1951. Knj. 282. S. 75 - 222.

6. Hajnec L. Arnost Muka a Vatroslav Jagic. Njewozjewjene listowanje mjez Muku a Jagicom w letach 1891 - 1919 // Letopis Institute za serbski ludospyt. Budysin, 1958. Rjad A. Cislo 5. S. 24 - 86.

7. Переписка А. А. Шахматова с акад. И. В. Ягичем (1881 - 1894) / Подг. к печати и коммент. С. А. Шахматовой-Коплан и В. Р. Лейкиной-Свирской // А. А. Шахматов. 1864 - 1920. М; Л., 1947. С. 13 - 104.

8. Jazuh В. Спомени моjега живота. I део (1838 - 1880), II део (1880 - 1923). Београд, 1930 - 1934.

9. Ягич И. В. История славянской филологии. СПб., 1910 (Серия "Энциклопедия славянской филологии". Вып. I).

10. Kudelka M. Uber die Auffassung der Geschichte der Slawistik bei V. Jagic in dem Werk "История славянской филологии" // Beitrage zur Geschichte der Slawistik / Herausgeber H.H. Bielfeldt und K. Horalek. Berlin, 1964. S. 34 - 57.

11. Српски Юньижевни Гласник. Београд, 1912. Т. XXVIII. С. 32 38.

12. Jagic V. Izabrani kraci spisi. Zagreb, 1948. S. 374 - 379.

13. Милетич Л. Професор В. Ягич за Македония (по неиздадени негови писма) // Македонски Преглед. София, 1926. Год. II. Кн. 3. С. 1 - 64.

14. Skok P. Jagic u Hrvatskoj // Rad JAZU. Zagreb, 1949. Knj. 278. S. 5 - 76.

15. Бернштейн С. Б. К истории языковедения в Одессе. Материалы для биографии В. Ягича // Труды Одеського університету. Збірник філологічного факультету. Одеса, 1940. Т. I. С. 41 - 56.

16. Murko M. Hlasy o Jagicove cinnosti v Berline // Slavia. Praha, 1939. Roc. XVII. S. 310 - 312.

17. Jagoditsch R. Die Lehrkanzel fur slavische Philologie an der Universitat Wien 1849 - 1949 (раздел Vatroslav von Jagie, der Begriinder des Wiener Seminars) // Wiener Slavistisches Jahrbuch. Wien, 1950. B. I. S. 25 - 40.

18. Ляпунов Б. М. Краткий очерк ученой деятельности акад. И. В. Ягича // Летопись Историко-филологического общества при Новороссийском университете. Одесса, 1901. Т. IX. С. 399 - 440.

19. Ягич И. В. Вопрос о Кирилле и Мефодии в славянской филологии // Записки Имп. Академии наук. СПб., 1885. Т. LI. Приложение N 1.

20. Сперанский М. Н. Жизненный труд и историко-литературная деятельность И. В. Ягича // ИОРЯС. Л., 1924. Т. XXVIII.

21. Jagic V. Izproslosti hrvatskoga jezika // Knjizevnik. Zagreb, 1864. Sv. 1.

22. Jagic V. Izabrani kraci spisi. Zagreb, 1948.

23. Skok P. Jagic u Hrvatskoj // Rad JAZU. Zagreb, 1949. Knj. 278.

24. Jagic V. Materialen zur Geschichte der slavischen Philologie: Miklosich's Briefe an V. Jagic // Archiv. 1892. Bd. XIV. S. 300 - 320, 452 - 462.

25. Angyal Andreas. Vatroslav Jagic und seine Zeit. Ein Beitrag zur Geschichte der Slawistik und der deutsch-slawischen Wechselseitigkeit im 19. Jahrhundert // Deutsch-slawische Wechselseitigkeit in sieben Jahrhunderten. Berlin, 1956. S. 579 - 636.

26. Murko M. Spomini. Ljubljana, 1951.

27. H(amm) J. Vatroslav Jagic i Rusija // Korespondencija Vatroslava Jagica. Knj. 2. Pisma iz Rusije / Urednik akad. J. Hamm. Zagreb, 1970.

28. Академические школы в русском литературоведении. М., 1975.

2013 г. Публикация С. М. Толстой*

* Публикация подготовлена в рамках проекта РФФИ 12 - 06 - 00048 "Мир и человек в этнолингвистическом словаре "Славянские древности" (К 90-летию со дня рождения академика Н. И. Толстого)".

Постоянный адрес данной публикации: