Одним из мероприятий, проведенных Институтом славяноведения и балканистики АН СССР в середине 80-х годов минувшего столетия в рамках двустороннего советско-болгарского сотрудничества в области истории и филологии, была состоявшаяся в сентябре 1985 г. в Софии встреча советских и болгарских ученых, на которой обсуждались некоторые важные вопросы палеославистической терминологии, этноязыковой принадлежности языка кирилло-мефодиевских переводов и древнейших памятников славянской письменности. Об этой встрече (в официальных документах она называлась также и рабочим совещанием), насколько нам известно, не было какой-либо информации в советской и болгарской славистической литературе, и она до недавнего времени оставалась только в памяти ограниченного круга непосредственных участников ее подготовки и проведения, число которых за прошедшие с тех пор годы значительно сократилось. Лишь несколько лет назад краткие сведения о ней были сообщены автором этих строк в тезисах доклада "К истории дискуссий о некоторых важнейших терминах палеославистики" на состоявшейся в ноябре 2002 г. в Москве научной конференции, посвященной памяти Р. М. Цейтлин [1. С. 12 - 13]. Между тем, встреча эта, как нам представляется, заслуживает более широкого внимания как любопытный пример сотрудничества Академий наук СССР и Болгарии по обсуждению спорных, в данном случае главным образом некоторых терминологических, вопросов палеославистики.

Инициатива проведения встречи исходила от тогдашнего руководства Болгарской Академии наук, которое в начале 1985 г. предложило в числе других обсудить на ней вопросы о содержании терминов "праславянский язык", "древнеславянский язык", "древнеболгарский язык", "церковнославянский язык" и об Изборнике Святослава 1073 г. К сожалению, автор настоящей публикации не располагает письмом руководства Болгарской Академии наук, в котором, вероятно, были изложены мотивы, побудившие его обратиться с указанным предложением к АН СССР. Есть, однако, веские основания утверждать, что, как нам кажется, причиной этого (или одной из причин) были особенно обострившиеся в начале 1980-х годов в славистических кругах дискуссии по некоторым аспек-

Венедиктов Григорий Куприянович - д-р филол. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 58

там начальной истории славянской письменности и литературы, современной языковой ситуации у славян на Балканах, новейшей истории их литературы и др. Дискуссии по данным проблемам были связаны с так называемым македонским вопросом, которому проблемы эти как раз и придавали особую научную остроту и который, как хорошо известно, был объектом острых споров также и в рамках политики балканских стран, Болгарии и Югославии.

Предложение руководства БАН в АН СССР было поддержано. Секция общественных наук Президиума АН СССР, возглавляемая акад. П. Н. Федосеевым, поручила Институту славяноведения и балканистики АН СССР провести необходимую предварительную подготовку к намечавшейся встрече и участию в ней советских ученых. Во исполнение данного вице-президентом АН СССР Институту предписания директор Института акад. Д. Ф. Марков поручил д-ру филол. наук Р. М. Цейтлин и автору настоящей публикации подготовить справку о содержании предложенных для обсуждения болгарской стороной терминов (к которым было решено добавить и термин "старославянский язык") и о протографе Изборника Святослава 1073 г. Авторам справки было поручено дать обзор существовавших в отечественной литературе мнений по этим вопросам. В мае-июне 1985 г. ими и была составлена предлагаемая вниманию читателей справка "О содержании некоторых терминов современной палеославистики и определении протографа Святославова Изборника 1073 г." (далее просто "Справка"). В ней они старались дать краткий объективный обзор мнений советских ученых по указанным вопросам. В "Справке" учтена не только специальная научная литература по палеославистике, но также и справочники энциклопедического характера и университетские учебные пособия, в которых по тем или иным вопросам обычно, как известно, представляется если не общепринятая, то по крайней мере распространенная точка зрения. Поскольку предстояло обсуждение понимания указанных палеославистических терминов и протографа Изборника Святослава 1073 г. с болгарскими учеными, в "Справке" кратко изложена и их точка зрения по данным вопросам. Позиции многих ученых других стран по этим вопросам, плодотворно занимавшихся разработкой проблем палеославистики, в ней не рассматривались.

Подготовленная "Справка" для ознакомления и суждения о ней была направлена многим советским ученым-славистам, филологам и историкам, работавшим в разных институтах АН СССР, в Московском университете, в других научных и учебных заведениях (Институт славяноведения и балканистики АН СССР - д-р филол. наук проф. С. Б. Бернштейн, д-р филол. наук Е. И. Демина, д-р филол. наук А. А. Зализняк, д-р филол. наук В. И. Злыднев, д-р филол. наук Вяч.Вс. Иванов, канд. филол. наук О. А. Князевская, д-р ист. наук Литаврин, д-р филол. наук Т. В. Попова, канд. ист. наук А. И. Рогов, д-р филол. наук Л. Н. Смирнов, член-корр. АН СССР Н. И. Толстой, д-р ист. наук Б. Н. Флоря, д-р филол. наук Е. В. Чешко; Институт русского языка АН СССР - д-р филол. наук Е. М. Верещагин, д-р филол. наук проф. А. И. Горшков, д-р филол. наук Л. П. Жуковская, член-корр. АН СССР Ю. Н. Караулов, член-корр. АН СССР О. Н. Трубачев; Институт языкознания АН СССР - д-р филол. наук проф. В. К. Журавлев; Институт этнографии АН СССР - канд. ист. наук Л. В. Маркова; Институт археологии АН СССР - акад. Б. А. Рыбаков; Институт мировой литературы АН СССР - д-р филол. наук А. Н. Робинсон; Институт русской литературы АН СССР - акад. Д. С. Лихачев; Институт истории СССР АН СССР - д-р ист. наук Я. М. Щапов; Отделение литературы и языка АН СССР - акад. М. Б. Храп-

стр. 59

ченко, акад. Г. В. Степанов, д-р филол. наук В. П. Нерознак; Московский университет - канд. ист. наук Л. В. Горина, д-р филол. наук проф. Б. А. Успенский, д-р филол. наук проф. Г. А. Хабургаев; Государственный исторический музей - канд. ист. наук И. В. Левочкин; и др.) (ученые степени и звания названных ученых и место их работы указаны здесь по состоянию на лето 1985 г.). "Справка" была, естественно, направлена также вице-президенту АН СССР акад. П. Н. Федосееву и в Отдел науки ЦК КПСС. В письмах директора Института славяноведения и балканистики АН СССР акад. Д. Ф. Маркова, адресованных перечисленным ученым, было сказано: "Дирекция Института просит Вас ознакомиться с направляемым материалом и письменно изложить свое мнение о наиболее обоснованном понимании названных терминов и протографа Изборника Святослава 1073 г. с целью выработки объективно научной точки зрения, которая могла бы послужить основой при обсуждении названных вопросов на намечаемой встрече". На просьбу акад. Д. Ф. Маркова откликнулись почти все ученые, кому была направлена "Справка", исключая тех, которые занимали высокие посты в научно-административном руководстве АН СССР.

Все полученные отзывы, как и некоторые другие материалы, касающиеся подготовки, проведения и итогов рассматриваемой здесь советско-болгарской научной встречи в сентябре 1985 г, находятся сейчас в личном архиве автора этих слов. Отзывы эти, на наш взгляд, представляют несомненный интерес как отражение существовавшего более двух десятилетий назад довольно широкого спектра мнений советских ученых не только по освещаемым в "Справке", но и по ряду других важных вопросов палеославистики, с ними сопряженных. Подробный обзор отзывов, а тем более публикация всех их в журнале не представляется возможным (здесь приводятся только несколько, на наш взгляд, наиболее интересных отзывов).

Присланные отзывы весьма различны как по объему - от полутора-двух до 32 страниц машинописного текста, так и по рассматриваемым в них вопросам и тональности их обсуждения.

Отметим прежде всего, что авторы некоторых отзывов полагают, что дирекция Института славяноведения и балканистики АН СССР прибегла к негодному в науке административному способу обсуждения и решения дискуссионных вопросов. У них, в частности, вызывает удивление тот факт, что сложные вопросы палеославистической терминологии дирекция Института намеревалась обсуждать на двусторонней советско-болгарской встрече, а не на широком международном форуме, каким мог бы быть, например, международный съезд славистов. Некоторые авторы отзывов, кажется, всерьез опасались, что на намечавшейся встрече в Софии могли быть приняты неправомерные в науке решения, обязывающие к однозначному пониманию содержания тех или иных терминов учеными, придерживающимися на этот счет разных точек зрения. Проф. Б. А. Успенский, например, свой отзыв начинает словами: "Кажется странным, что вопросы палеославянской научной терминологии предполагается обсудить в рамках сотрудничества ученых только двух славянских стран и притом в узком кругу. Представляется, что решение проблем в этой области предполагает встречу на более широком и открытом форуме". Более жестко эту же мысль высказал проф. С. Б. Бернштейн: "Вопросы терминологии относятся к важнейшим и весьма ответственным разделам научных исследований. Они тесно связаны с осмыслением самой сущности явлений и процессов. Поэтому они должны рассматриваться и обсуждаться учеными Института в секторах

стр. 60

и на Ученом совете, а не в дирекции. Это вопросы науки, а не администрации". Отметив, что поднятые в "Справке" проблемы широко обсуждаются во всех славянских странах (особенно в Чехословакии), Бернштейн указывает, что "всесторонне все спорные вопросы терминологии нужно обсудить на всеславянской встрече. Организатором этой встречи должен быть Международный комитет славистов". Авторы других отзывов, наоборот, поддержали идею обсуждения палеославистической терминологии на встрече советских и болгарских ученых. Так, проф. Г. А. Хабургаев в сопроводительной записке к своему отзыву пишет: "Хочу... поддержать идею намечаемой дискуссии: обсуждение затронутых в справке вопросов с болгарскими коллегами было бы в настоящее время желательно".

Что касается отношения к содержанию самой "Справки", то следует прежде всего отметить расхождения авторов отзывов в оценке степени ее объективности и полноты. Так, проф. Г. А. Хабургаев считает, что "в целом этот документ вполне объективно отражает мнение советских языковедов по затрагиваемым здесь вопросам". Член-корр. АН СССР Н. И. Толстой отмечает, что "справка построена по принципу "объективного" изложения различных мнений. Такой подход возможен, но, к сожалению, он оказался далеко не объективным".

Наиболее критически оценила "Справку" д-р филол. наук Л. П. Жуковская, усмотревшая в ней научную некомпетентность и недобросовестность ее авторов. Она, впрочем, отмечает, что "Справка", "на первый взгляд, кажется объективной", но тут же утверждает, что она "не является такой ни по существу, ни по многочисленным приводимым цитатам и их интерпретации". "Нетрудно заметить, - пишет она, - что авторы "Справки" стремятся склонить читателя на точку зрения болгарских ученых. Слабо представлена научная аргументация, приводятся преимущественно мнения, а не аргументы. Интерпретация нередко субъективна". Л. П. Жуковская, в частности, подчеркивает: пытаясь "внедрить в сознание читателя "Справки", что старославянский язык - это и есть древнеболгарский", что "старославянский - это в своей основе древнеболгарский язык", ее авторы "смешали (сознательно подменили - ?) два значения слова основа". В таком же духе звучат и другие ее замечания. "После этого, - пишет она, - встает вопрос: написана ли "Справка" просто невнимательно, в качестве отписки, или же она сознательно создавалась тенденциозно?". Особенно много возражений вызвало у Жуковской изложенное в "Справке" мнение об Изборнике Святослава 1073 г. "Здесь, - пишет она, - почти к каждому словосочетанию возникает возражение или вопрос." Она полагает, что филологи, не работавшие непосредственно с древними славянскими рукописями, не могут судить об их происхождении на основании изучения существующей литературы. Жуковская утверждает, что авторы "Справки", никогда не изучавшие древнее славянское письменное наследие по рукописным подлинникам, тем не менее решительно заключают: "Таким образом, в отечественной научной литературе считается бесспорным, что русская рукопись "Изборник Святослава 1073 г." восходит к болгарскому протографу "Изборник Симеона" (начало X в.). Сомнения в болгарском происхождении протографа данной рукописи, высказанные в самое последнее время, не подтверждаются убедительными аргументами" (курсив Жуковской. - Г. В.). Но, пожалуй, самым впечатляющим критическим замечанием Л. П. Жуковской является следующее ее утверждение: "В "Справке" неверно и политически ошибочно употреблено словосочетание "русская рукопись" в применении к "Изборнику 1073 года." Эту рукопись необходимо

стр. 61

называть только древнерусской," поскольку Древнерусское государство и его народ, также как и язык этого народа, в советской науке квалифицируются только как общие предшественники трех будущих восточнославянских народов и их языков: русского, украинского и белорусского. Термин "русский" в применении к явлениям этноса, культуры, письменности и самого языка свидетельствует о некомпетентности авторов "Справки" в истории и языке восточных славян".

Не комментируя преподанный авторам "Справки" "урок необходимой компетенции" в рассматриваемом здесь вопросе, отметим только, что им пришлось по этому поводу представить директору Института Д. Ф. Маркову пространную пояснительную записку. В ней было показано, что русской рукописью Изборник Святослава 1073 г. в трудах советских ученых называется нередко; русскими, а не только древнерусскими, называются в них также народ и язык древних восточных славян, их письменность, культура и др. Весьма показательны в этом отношении статьи, опубликованные в изданном в 1977 г. академическом труде "Изборник Святослава 1073 г." Ответственный редактор этого сборника - акад. Б. А. Рыбаков, а Л. П. Жуковская - член редколлегии. Здесь, например, в статье авторитетного палеографа М. В. Щепкиной "К изучению Изборника 1073 г." сказано, что этот Изборник - "одна из двух древнейших точно датированных русских рукописей" (здесь и далее курсив в цитатах наш. - Г. В.) [2. С. 224]. О. И. Подобедова пишет, что вслед за болгарскими "и русские книгописцы усвоили все достижения книжного искусства Византии IX-XI вв." [2. С. 35]. Характеризуя художественное оформление рукописи Изборника 1073 г., В. Д. Лихачева указывает, что она "живо отражает ту замечательную эпоху в истории русской культуры, в которую он создавался" [2. С. 68]. Сравни также и в статье Е. М. Верещагина: "Для историка русской культуры и литературы Изборник 1073 г. интересен своим содержанием, для языковедов - тем, что в нем представлены особенности, характеризующие влияние русского языка" [2. С. 138]. Подобного рода примеры употребления термина "русский" в цитируемом сборнике статей можно легко умножить. В свете сказанного здесь у авторов "Справки" не могло не сложиться убеждение в явной предвзятости и очевидной необъективности Л. П. Жуковской в ее оценке изложенного в "Справке" мнения об Изборнике Святослава 1073 г. В конце упомянутой выше объяснительной записки, представленной директору Института акад. Д. Ф. Маркову, авторы "Справки" написали: "О причинах, побудивших Л. П. Жуковскую дать столь предвзятую и необоснованную квалификацию данного в нашей справке определения Изборника Святослава 1073 г, как русской рукописи, мы, естественно, можем только догадываться".

28 июня 1985 г. в Институте в порядке подготовки к советско-болгарской встрече в Софии состоялось рабочее совещание членов делегации советских ученых, которым предстояла поездка в Софию: Д. Ф. Марков (руководитель делегации), В. И. Злыднев и Г. Г. Литаврин (заместители руководителя), А. И. Горшков, Е. И. Демина, Л. П. Жуковская, В. К. Журавлев, И. В. Левочкин, Р. М. Цейтлин и Г. К. Венедиктов (ученый секретарь делегации). В состав делегации были включены также А. Н. Робинсон и Г. А. Хабургаев, которые, по разным причинам, в этом совещании и во встрече в Софии участия не принимали. На совещании члены делегации обсудили "Справку" и полученные отзывы о ней, совпадения и расхождения их точек зрения по вопросам, стоявшим в повестке дня софийской встречи. Отмечалось, что члены делегации, как и все со-

стр. 62

ветские ученые, считают, что Болгария внесла значительный вклад в распространение христианства на Руси и в развитие древнерусской культуры, но что, вместе с тем, позиция советских ученых по ряду вопросов отличается от позиции болгарских историков и филологов. Было признано, что на встрече в Софии члены делегации будут стремиться уточнить освещение данных вопросов, исходя из принципов последовательного историзма. О результатах рабочего совещания членов делегации было доложено вице-президенту АН СССР акад. П. Н. Федосееву. В адресованном ему письме от 17 июля 1985 г. акад. Д. Ф. Марков, в частности, писал: "Мы столкнулись, вполне естественно, с рядом сложных и недостаточно изученных проблем, которые, как мы полагаем, могут остаться открытыми для дальнейших исследований. Анализируя наши разногласия с болгарскими коллегами, мы еще более аргументированно укрепили свои позиции по поводу безусловного приоритетного значения старославянского языка, его широко признанной в мировой славистике международной функции; в этой связи выражаем свое несогласие с теми болгарскими учеными, которые отождествляют понятия "старославянский язык" и "древнеболгарский язык"; делегация считает также, что ряд болгарских лингвистов без реальных на то оснований преувеличивает значение древнеболгарского языка для древнерусского. Вместе с тем в процессе анализа дополнительного материала мы шли к уточнению и некоторых собственных позиций. Не стремясь к абсолютному тождеству взглядов советских ученых, мы видим, однако, и ясно определившиеся линии сближения научных выводов ученых обеих стран, притом не только по вопросам языкознания, но и по поводу "Изборника Святослава 1073 г." Все это, на наш взгляд, создает основу для делового обсуждения вопросов сотрудничества советских и болгарских ученых, включая, разумеется, и спорные вопросы".

11 сентября 1985 г. в Институте состоялось второе рабочее совещание членов делегации, на котором еще раз были обсуждены задачи делегации на предстоявшей советско-болгарской встрече ученых в Софии. Было констатировано, что по весьма существенным вопросам советские ученые имеют единые или близкие точки зрения. По ряду из этих вопросов их взгляды близки ко взглядам болгарских исследователей, что является основой для сближения позиций советских и болгарских ученых, в том числе и по спорным вопросам. Отмечалось также, что некоторые вопросы еще недостаточно изучены и остаются открытыми, поэтому представляется полезным объединение усилий советских и болгарских ученых для дальнейшей совместной разработки проблем истории, литературы и литературных языков славян в эпоху раннего Средневековья. Был также обсужден и согласован вопрос о тематике выступлений на встрече членов делегации. Акад. Д. Ф. Марков отметил, что работа участников софийской встречи должна быть встречей специалистов и носить деловой, научный характер, без каких-либо митинговых черт. Он подчеркнул, что на предстоящей встрече обязывающие резолюции или постановления не должны приниматься, поскольку встреча эта - не собрание, а научный форум ученых двух стран.

Нужно отметить, что вся работа Института по подготовке софийской встречи шла в постоянном контакте с руководством Секции общественных наук АН СССР и Отделом науки ЦК КПСС.

Рабочее совещание болгарских и советских ученых по проблемам научного сотрудничества в области гуманитарных наук и некоторым спорным вопросам в изучении памятников славянской письменности IX-XI вв. (так стала официально называться в Софии готовившаяся встреча ученых двух стран) состоялась в

стр. 63

болгарской столице с 24 по 26 сентября 1985 г. Было проведено шесть заседаний, на которых заслушано 73 выступления. В совещании приняли участие советская делегация в составе 10 человек во главе с акад. Д. Ф. Марковым и болгарская делегация в составе 21 человека: вице-президент Болгарской академии наук акад. П. Зарев (руководитель делегации), акад. В. Георгиев, акад. П. Динеков, акад. Д. Ангелов, член-корр. Д. Мирчева, член-корр. И. Дуриданов, проф. К. Куев, проф. Р. Павлова, проф. А. Минчева, доц. И. Добрев, ст.н.с. И. Кочев, ст.н.с. Е. Дограмаджиева, ст.н.с. Л. Мавродиева, ст.н.с. Б. Пейчев, ст.н.с. Л. Минкова, ст.н.с. И. Божилов, ст.н.с. С. Николова, ст.н.с. Л. Грошева, н.с. Е. Коцева, н.с. К. Иванова, н.с. С. Кожухаров. Как видим, болгарская делегация, включавшая крупнейших филологов и историков страны, имела очень представительный характер, и уже одно это свидетельствовало о большом значении, которое руководство Болгарской Академии наук придавало совещанию болгарских и советских ученых. Заседания носили открытый характер. На каждом из них присутствовали и лица, не входившие в состав официальной болгарской делегации (не только ученые), так что о совещании в Софии, в отличие от Москвы, было известно несравненно более широкому кругу ученых Академии наук, преподавателей Софийского университета, представителей других сфер культуры болгарской столицы. Само их участие в работе совещания стало показателем живого интереса болгарской общественности к обсуждавшимся на нем вопросам. Среди наших архивных материалов, относящихся к совещанию, никаких откликов средств массовой информации СССР и Болгарии о нем нет, и мы, к сожалению, не можем сказать, были ли такие отклики вообще.

Обсуждение поднятых на совещании вопросов проходило в деловой и дружеской обстановке, которая иногда, впрочем, принимала и весьма напряженный характер. Одним из наиболее остро обсуждавшихся был вопрос о соотношении древнеболгарского и старославянского языков и употреблении соответствующих терминов. По вопросу о церковнославянском языке серьезного обсуждения, по существу, не состоялось. На заключительном заседании был принят "Итоговый доклад", где, в частности, указывалось, что "в результате обстоятельного и откровенного обмена мнениями, проходившего в дружеской обстановке, были выяснены некоторые спорные, еще не решенные вопросы, которые в одинаковой степени стоят перед болгарскими и советскими учеными. Сам ход обсуждения сложных вопросов раннего этапа славянской письменности явился важным шагом вперед по пути сближения позиций по спорным вопросам".

Весь ход рабочего совещания был записан на магнитофонную ленту, копию которой Болгарская Академия наук вскоре предоставила Институту славяноведения и балканистики АН СССР. Изучение магнитофонной записи данного совещания и других относящихся к нему материалов, очевидно, могло бы составить предмет обширного самостоятельного исследования.

По возвращении советской делегации в Москву были подготовлены сначала краткая справка, а спустя некоторое время и более подробный отчет о рабочем совещании болгарских и советских ученых по проблемам научного сотрудничества в области гуманитарных наук и некоторым спорным вопросам изучения памятников славянской письменности IX-XI вв. Оба документа были направлены в Президиум АН СССР и в Отдел науки ЦК КПСС. На этом, собственно говоря, и закончилась продолжительная работа, проведенная Институтом по подготовке указанного совещания (встречи) и участию в нем делегации советских

стр. 64

ученых. Имело ли оно своим результатом какие-либо реальные, осязаемые изменения в отношении советских ученых к обсуждавшимся на нем некоторым спорным вопросам (главным образом терминологическим) современной палеославистики? Вряд ли. По той простой причине, что непосредственно участники совещания остались при своем мнении, а другим советским славистам о работе совещания по существу ничего не было известно. Что касается болгарских ученых, то, насколько можно судить по изданным после совещания трудам, их точка зрения по обсуждавшимся на нем спорным вопросам тоже не претерпела ощутимых изменений.

Независимо от этого есть, на наш взгляд, основания утверждать, что софийское совещание советских и болгарских филологов и историков - любопытный факт, представляющий особую попытку преодоления разногласий по терминологическим и другим вопросам в данной области науки о славянских древностях.

Ниже следует полный текст "Справки" без каких-либо изменений. Исправлены только опечатки и случайные описки.

О содержании некоторых терминов современной палеославистики и определении протографа Святославова Изборника 1073 г.

(Справка)

I.

О терминах: праславянский, старославянский, древнеславянский, церковнославянский, древнеболгарский язык

В современном славяноведении данные термины многозначны. Некоторые из них, особенно старославянский, древнеславянский, церковнославянский, часто употребляются как синонимы (нередко одним и тем же автором и даже в одном и том же труде). Такая многозначность этих основополагающих терминов, как и терминов литературный язык и национальный язык, лишает исследования необходимой научной точности в толковании кардинальных проблем истории славянских языков, прежде всего литературных.

1. Термин "праславянский язык"

Праславянский язык (общеславянский, по устаревшей терминологии) - язык-предок всех славянских языков. Праславянский язык (вместе с прагерманским, пракельтским и др.) восходит к праиндоевропейскому языку. Праиндоевропейский язык, по мнению большинства современных ученых, стал распадаться на отдельные праязыки (в их числе праславянский) в третьем тысячелетии до н.э. В течение длительного периода существования праславянского языка его диалектная структура неоднократно перестраивалась под влиянием различных как лингвистических, так и экстралингвистических факторов. Распад праславянского языка в ходе усиленной миграции славянского населения начинается в середине первого тысячелетия н.э., когда постепенно (и неодновременно) формируются праславянские диалекты - предшественники современных славянских языков.

2. Термин "старославянский язык"

Термин "старославянский язык" особенно многозначен. "Практически спор о содержании основных терминов, связанных с понятием старославянский язык, оборачивается прежде всего обсуждением состава письменных источников для изучения этого языка. Одни исследователи считают старославянскими только рукописи с чертами древнеболгарского языка, а потому, например, от-

стр. 65

носят Киевские листки к моравским памятникам, Фрейзингейнские отрывки к словенским, а Остромирово евангелие к восточнославянским источникам. Другие понимают термин старославянский язык расширительно и включают в число его памятников не только перечисленные, но и многие другие, в том числе и более поздние рукописи" (Р. М. Цейтлин. Лексика старославянского языка. Опыт анализа мотивированных слов по данным древнеболгарских рукописей X-XI вв. М., 1977, с. 9). Наиболее часто встречаются следующие его толкования.

1) Старославянский язык - это первый письменно-литературный язык славян IX-XI вв., созданный Кириллом и Мефодием во второй половине IX в. на основе солунского (южномакедонского) диалекта болгарского языка и развитый их учениками и последователями. От IX в. памятников письменности на этом языке не сохранилось. Известные старославянские памятники, написанные глаголицей и кириллицей, датируются X-XI вв. Старославянский язык был языком общеславянского значения и распространения, оказал большое влияние на формирование многих славянских литературных языков. Это - наиболее распространенное понимание термина "старославянский язык". Ср. и мнение проф. Г. А. Хабургаева: "...Если обратиться к филологической практике, то нетрудно заметить, что понятие "старославянский язык" обычно связывается с языком несохранившихся кирилло-мефодиевских переводов и сохранившихся старейших текстов (X-XI вв.), для большинства славистов - только балканского (этнически - древнеболгарского) происхождения; тексты более поздние (XII-XIV вв.), а зачастую и тексты XI в. небалканского происхождения (западнославянские, как Киевский миссал, и восточнославянские, начиная с Остромирова евангелия) квалифицируются как церковнославянские, отражающие языковые особенности региона их создания" (Г. А. Хабургаев. Старославянский - церковнославянский - русский литературный. - В кн.: История русского языка в древнейший период. М., 1984, с. 6). Ср. дефиницию старославянского языка в энциклопедии "Русский язык" (М., 1979): "Старославянский язык - древнейший литературно-письменный язык славян, зафиксированный в памятниках 10 - 11 вв., продолжавших литературную традицию переведенных Константином (Кириллом) и Мефодием ... и их учениками с греческого языка христианских церковных книг... В основу его был положен южномакедонский (солунский) диалект древнеболгарского языка" (с. 331). Ср. также: "... старославянским называется письменно-литературный язык, которым владели книжники культурных центров Юго-Западной (Македонской) и Восточной Болгарии конца X-XI вв. и на котором написаны древнеболгарские рукописи этого времени... Подчеркивая древнеболгарскую основу старославянских памятников, их непосредственную связь с живыми болгарскими говорами того времени, мы ни в коей мере не нивелируем особенности старославянского языка как общеславянского культурного языка, не только понятного всем славянским народам, но и вобравшего в себя, прежде всего на лексическом уровне, различные элементы других славянских языков, особенно так называемые паннонизмы и моравизмы" (Р. М. Цейтлин. Лексика старославянского языка, с. 12 - 13).

2) Старославянский язык - литературно-письменный язык славян X-XI вв., сложившийся на основе переводов Кирилла и Мефодия с греческого языка богослужебных книг на южномакедонский (солунский) славянский диалект.

Ср. следующую дефиницию в "Большой советской энциклопедии" (Т. 24, кн. 1. М., 1976): "Старославянский язык - это язык древнейших дошедших до

стр. 66

нас славянских памятников X-XI вв., продолжавших традицию переведенных с греческого языка Кириллом и Мефодием в IX в. богослужебных и канонических книг. В основу старославянского языка, древнейшего славянского литературного языка, лег славянский южномакедонский (солунский) диалект. С самого возникновения старославянский язык носил характер славянского международного языка, употреблявшегося в среде западных славян (чешские, моравские, словацкие и отчасти польские земли), затем славян южных и несколько позже (с X в.) славян восточных" (с. 431).

Одно из отличий данного толкования термина "старославянский язык" от первого заключается в отсутствии указания на то, к какому именно южнославянскому языку относится солунский (южномакедонский) диалект.

3) Старославянский язык - язык переводов Кирилла и Мефодия и их непосредственных учеников, выполненных во второй половине IX в. в Византии, Моравии, Паннонии и Болгарии. Рукописи этих переводов не сохранились, и их язык изучается по поздним сохранившимся спискам, различным по месту и времени написания.

Данное толкование термина "старославянский язык" отличается от первых ограничением хронологических рамок этого языка только IX в. Ср. понимание термина "старославянский язык" в значении "язык первых славянских переводов, выполненных Кириллом и Мефодием" в недавно опубликованной статье проф. Г. А. Хабургаева: "Для меня остается принципиальным определение старославянского языка как языка первых славянских переводов (выделено автором статьи. - Р. Ц., Г. В.), выполненных в середине IX столетия, ибо языковая система первых переводов, какой она восстанавливается и описывается на протяжении уже более полутораста лет... не тождественна тому, что обнаруживается в старейших сохранившихся текстах, включая и древнеболгарские" (Г. А. Хабургаев. Старославянский - церковнославянский - русский литературный, с. 6).

4) Старославянский язык - общеславянский литературно-письменный язык раннего Средневековья, широко представленный древнеболгарскими рукописями X-XI вв., древнерусскими рукописями с XI в. и позднее, древнесербскими рукописями с конца XII в. и позднее, а также двумя сохранившимися чехо-моравскими рукописями от X и XI вв. Поскольку в этих рукописях отражены особенности отдельных славянских языков, то язык данных рукописей обычно называется соответствующим локальным изводом старославянского языка (например древнерусский извод старославянского языка). Чаще в этом значении употребляется термин "церковнославянский язык (и его изводы)". (Подробнее о нем см. ниже).

Все современные специалисты подчеркивают международное значение старославянского языка как общеславянского письменно-литературного языка эпохи раннего Средневековья и его большую роль в формировании и развитии славянских литературных языков, особенно восточнославянских и южнославянских.

Существенное различие в толковании термина "старославянский язык" касается определения диалектной основы старославянского языка.

Исследованиями многих крупнейших ученых-славистов XX в. различных стран установлено, что в основе старославянского языка лежит солунский (южномакедонский) диалект древнеболгарского языка. Так, член-корр. АН СССР В. Н. Щепкин писал: "В настоящее время преобладает взгляд, что язык первоучителей был одним из наречий древнеболгароского языка, именно - древним

стр. 67

солунским наречием... Еще в начале XIX в. Востоков указывал на ближайшее родство старославянского языка с болгарским.., а Шафарик [установил, что]... в основу славянской письменности положен язык, который ранее был известен Кириллу, т.е. всего вероятнее - солунское наречие... Иные взгляды на родину старославянского языка могли держаться, пока оставались недостаточными наши сведения о наречиях болгарского языка... На востоке от Солуня, в недалеком от него расстоянии, открыто поднаречие, по происхождению принадлежащее к наречию восточноболгарскому" (В. Н. Щепкин. Русская палеография. М., 1967, с. 22). Член-корр. АН СССР А. М. Селищев констатировал: "... Старославянский язык - это язык славянских переводов, выполненных Константином (Кириллом) и Мефодием и их учениками. В основе этого языка лежали элементы языка славянского населения Солуня и его пригорода. Кроме некоторых особенностей в лексике и в звуках, - особенностей, принадлежащих населению города, в своей основе это был язык славянского населения востока Балканского полуострова - язык славян болгарских" (А. М. Селищев. Старославянский язык. Ч. I. M., 1951, с. 28). В другом месте А. М. Селищев писал: "Историческое же изучение болгарского языка обнаруживает все главные черты звукового и морфологического состава кирилло-мефодиевских переводов" (с. 22). И далее: "... Теперь не подлежит сомнению, что элементы языка кирилло-мефодиевских переводов принадлежали языку славян, находившихся на юго-востоке Македонии и в других областях востока и юга полуострова - славян болгарских" (с. 23). Тридцать лет назад проф. С. Б. Бернштейн, характеризуя достигнутые к началу XX в. результаты исследования диалектной основы старославянского языка, отмечал: "Труды Щепкина вместе с работами В. Облака и некоторых других славистов окончательно утвердили в науке положение о том, что старославянский язык в своей основе восходит к одному из говоров древнеболгарского языка" (С. Б. Бернштейн. В. Н. Щепкин. М., 1955, с. 24 - 25).

В последние годы в отечественной литературе получает распространение точка зрения, согласно которой народной первоосновой старославянского языка был солунский (южномакедонский) диалект или язык солунских славян. Ср. в "Советском энциклопедическом словаре": "Старославянский язык (древнецерковнославянский), письменно-литературный язык славян в средние века ... Сложился на основе перевода с греческого языка богослужебных книг на южномакедонский (солунский) диалект" (М., 1980, с. 1277; 2-е изд., 1983, с. 1262). Ср. и в "Энциклопедическом словаре юного филолога" (М., 1984): "В IX в. трудами братьев Кирилла и Мефодия был создан первый славянский литературный язык - старославянский язык. В его основе лежал диалект солунских славян" (с. 283). Ср. и в опубликованной в 1969 г. статье акад. В. В. Виноградова "Основные вопросы и задачи изучения истории русского языка до XVIII в.": "Вместе с тем очевидно, что старославянский язык, даже если принять его диалектной основой говор македонских, солунских славян, в процессе своего письменного воплощения подвергся филологической, обобщенной обработке и включил в себя элементы других южнославянских говоров" (В. В. Виноградов. Избранные труды. История русского литературного языка. М., 1978, с. 254).

Высказывается и своего рода компромиссная точка зрения о болгаро-македонской основе старославянского языка. Так, проф. А. Е. Супрун пишет: "Хотя теперь и установлена болгарская, или, если учитывать, что родина Константина и Мефодия Солунь - Салоники находится в Эгейской Македонии, болгаро-македонская народная основа старославянского языка, в советской науке традици-

стр. 68

онно закрепилось название "старославянский язык"" (А. Е. Супрун, А. М. Калита. Введение в славянскую филологию. Минск, 1981, с. 29), под которым понимается "язык древнейших славянских письменных памятников, появившихся на свет в X и частично XI в." (с. 28).

Такое понимание диалектной основы старославянского языка, при котором принадлежность солунского (южномакедонского) диалекта какому-либо языку середины IX в. не определяется, предполагает, что ко времени, когда Кириллом и Мефодием были сделаны первые славянские переводы, южнославянские языки как отдельные языки на Балканах якобы еще не сложились и что поэтому относить этот диалект к древнеболгарскому языку нет оснований. Поскольку в настоящее время существует самостоятельный македонский язык, то простое указание на солунский (южномакедонский) диалект как на основу кирилло-мефодиевских переводов без указания на принадлежность этого диалекта (или языка солунских славян) в IX в. языку древнеболгарскому наводит на мысль о том, что исторически солунский (южномакедонский) диалект - это диалект именно македонского, а не болгарского языка. Мнение о том, что в эпоху Кирилла и Мефодия македонский язык уже существовал, в нашей литературе высказывается. Так, в учебном пособии "Введение в славянскую филологию" (Воронеж, 1979) проф. В. И. Собинникова пишет: "Константин и Мефодий составили азбуку на знакомом им македонском языке" (так! с. 51). В другом месте этого пособия (с. 55), правда, говорится, что "исторической основой" старославянского языка "явились македонские диалекты болгарского языка середины IX в." (последние слова в кавычках - цитата из кн.: А. И. Горшков. Старославянский язык. М., 1963, с. 34).

В связи со сказанным нужно иметь в виду, что мнение об отсутствии в IX в. дифференциации славянских языков на Балканах нельзя считать доказанным. "Современное славянское сравнительно-историческое языкознание, - констатирует член-корр. АН СССР Ф. П. Филин, - ясно показывает, что расхождения между славянскими языками в IX-XI вв., не говоря уже о более позднем времени, были, причем на всех уровнях, не диалектными, а языковыми" (Ф. П. Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981, с. 239).

В болгарской научной литературе в последние примерно полтора десятилетия было высказано много возражений и недовольства по поводу употребляемого у нас и в некоторых других странах термина "старославянский язык" вместо, как считают болгарские ученые, более правильного или даже единственно правильного термина "древнеболгарский язык". Такое отношение к термину "старославянский язык" в Болгарии объясняется тем, что, по мнению болгарских ученых, он не указывает на этническую (болгарскую) принадлежность этого языка и что выбор его мотивируется главным образом международной функцией обозначаемого им языка. "Международная функция кирилло-мефодиевского языка, - пишет член-корр. БАН Д. Иванова-Мирчева, - факт действительно огромного значения. Но случилось так, что в современной науке эта функция все больше и больше воспринимается как единственная. Не ставится вопрос: где, на какой почве, на базе какого разговорного языка развивался этот язык, чтобы превратиться в настоящий, полноценный литературный язык, способный удовлетворить самые сложные и разнообразные требования средневековой науки, литературы и теологии. В результате такой переоценки международной функции кирилло-мефодиевского языка все реже встречается название древнеболгарский язык" (Д. Иванова-Мирчева. Задачи изучения болгарского

стр. 69

литературного языка XII-XIV вв. - В кн.: Язык и письменность среднеболгарского периода. М., 1982, с. 6). Нельзя согласиться с утверждением Д. Ивановой-Мирчевой, что вопрос о том, "где, на какой почве, на базе какого разговорного языка" развивался кирилло-мефодиевский язык, сейчас не ставится. Вопрос этот и в настоящее время ставится и изучается. Вместе с тем ее замечание о сужении употребления термина "древнеболгарский язык" не лишено оснований, особенно если учесть, что в последнее время, как сказано выше, отдельными учеными древнеболгарская основа первых славянских переводов, выполненных Кириллом и Мефодием, по крайней мере ставится под сомнение.

Что же касается встречающихся на страницах болгарских изданий настойчивых указаний на неприемлемость широко употребляемого термина "старославянский язык" (нередко звучащих едва ли не как прямое требование) вместо принятого у болгар термина "древнеболгарский язык", то такие указания игнорируют сложившуюся у нас, как и в других странах, традицию употребления в научной и учебной литературе термина "старославянский язык". Наряду с таким отношением в трудах болгарских лингвистов последнего времени встречаются и высказывания о допустимости употребления термина "старославянский язык" как синонима термина "древнеболгарский язык". Ср. в цитируемой выше статье члена-корр. БАН Д. Ивановой-Мирчевой: "... Болгарское языкознание прочно стоит на позиции, поддерживаемой многими иностранными славистами в прошлом и в настоящее время, что первый славянский литературный язык по своей национальной основе - язык болгарский, по функции - литературный язык болгарской народности, но ввиду своей международной функции он может называться и старославянским" (Д. Иванова-Мирчева. Указ. соч., с. 6 - 7).

3. Термин "древнеславянский (литературный) язык"

Термин "древнеславянский (литературный) язык" получил распространение после опубликования в 1961 г. статьи члена-корр. АН СССР Н. И. Толстого "К вопросу о древнеславянском языке как общем литературном языке южных и восточных славян" (Вопросы языкознания, 1961, N 1, с. 52 - 66). В этой статье доказывается следующее положение: "...Данные письменных памятников различных славянских народов позволяют поставить вопрос о существовании единого славянского литературного языка, функционировавшего с IX в. почти до конца XVIII в. и распространенного среди восточных и части южных славян, а в ранний период и среди славян западных" (с. 52). Термином "древнеславянский (литературный) язык", следовательно, обозначается единый общеславянский литературный язык, функционировавший с IX в., т.е. со времени переводов Кирилла и Мефодия, до конца XVIII в. у восточных и южных (отчасти и западных) славян. Ср. и в другом месте названной статьи Н. И. Толстого: "...Нам будет удобнее признать язык сербской, болгарской, русской, сербско-болгарской, русско-болгарской и др. редакций единым древнеславянским (или "церковнославянским", или "книжнославянским") литературным языком, независимо от того факта, что в разные эпохи он мог находиться под влиянием определенного народно-разговорного субстрата, служившего источником его обогащения..." (с. 57).

Термин "древнеславянский (литературный) язык" в указанном значении был принят рядом ученых. В отечественной литературе он употребляется, например, в трудах профессоров М. М. Копыленко, Е. М. Верещагина, Н. А. Мещерского и др. Другие ученые употребляют его как синоним более употребительного термина "церковнославянский язык". Ср., например, у акад. В. В. Виногра-

стр. 70

дова: "Истоки этого церковнославянского (функционировавшего на Руси. - Р. Ц., Г. В.) или древнеславянского языка восходят к "классическому" старославянскому языку, который в IX-XI вв. был общим литературно-письменным языком всего славянства, т.е. всех славянских народов - южных, восточных и западных" (В. В. Виноградов. Избранные труды. История русского литературного языка, с. 237).

По мнению некоторых ученых, термин "древнеславянский язык" является неудачным. Так, член-корр. АН СССР Ф. П. Филин пишет: "Самым неудачным названием нужно считать термин "древнеславянский язык". Слова "древний" и "старый" по значению отличаются друг от друга. "Древний" - ведущий свое начало из отдаленного прошлого, очень давний. "Старый" - давно созданный, существующий долгое время (в противоположность новому). "Древнеславянский" по отношению к славянам и их языкам применимо к отдаленному прошлому славянства и даже к протославянской эпохе. А нам предлагают так называть язык IX-XVIII вв. (с XVII-XVIII вв. начинается новая история славянства!), причем внушается мысль, что это один и тот же межславянский литературный язык, с единой системой, только с разными локальными вариантами (редакциями). Генетически старославянский действительно восходит к солунско-македонскому диалекту древнеболгарского языка, но в своей более чем тысячелетней истории, употребляясь в разных странах с разными языковыми ситуациями, он претерпел столько изменений, что ни о какой единой его межславянской и вневременной системе не может быть и речи" (Ф. П. Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка, с. 209).

4. Термин "церковнославянский язык"

Термин "церковнославянский язык" чаще всего употребляется в следующих значениях:

1) Церковнославянский язык - это старославянский в своей основе язык, функционирующий у восточных и южных славян с XII в. и позднее и отличающийся локальными особенностями языков этих народов. Ср., например, следующее понимание церковнославянского языка русского извода в книге проф. А. И. Горшкова "Теоретические основы истории русского литературного языка" (М., 1983): "Язык богослужебных, культовых памятников, созданных вне Руси, но на Руси переписывавшихся, язык изначально старославянский, но под пером русских переписчиков утративший чисто старославянский облик и приобретший русские черты, может быть признан - согласно установившейся традиции - церковнославянским языком русского извода. Его история - продолжение истории старославянского языка в русском регионе" (с. 101).

Обычно этот термин в таком значении употребляется в составе более сложных наименований типа "русский церковнославянский литературный язык" или "церковнославянский язык русской редакции (извода)". Эти наименования синонимичны наименованиям типа "русский извод старославянского языка" или "старославянский язык русской редакции". Ср. у акад. В. В. Виноградова: "Таким образом, древнерусская народность обладала тремя типами письменного языка, один из которых - восточнославянский в своей основе - обслуживал деловую переписку, другой, собственно литературный церковнославянский, т.е. русифицированный старославянский, - потребности культа и церковно-религиозной литературы..." (В. В. Виноградов. Избранные труды. История русского литературного языка, с. 185). Или у члена-корр. АН СССР Ф. П. Филина: "Будучи перенесен в древнюю Русь, старославянский язык оказывался в хотя и

стр. 71

близкой, но иноязычной среде. Старославянские книги (в основном богослужебные) при переписке подвергались в языковом отношении изменениям, прежде всего невольным: в них стали проникать восточнославянские элементы. Образовался старославянский (церковнославянский) язык русской редакции, в исходной основе книжный древнеболгарский" (Ф. П. Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка, с. 222). Ср. и у проф. СБ. Бернштейна: "Сам старославянский (церковнославянский) язык в разных странах испытал влияние местных языков. В связи с этим в средние века существовали различные варианты старославянского языка" (см. "Введение" в кн.: Славянские языки. М, 1977, с. 15 - 16).

2) Церковнославянский язык - это книжный, письменно-литературный язык первоначально богослужебных книг, общий для народов греко-славянского мира. Его синоним - "древнеславянский язык". Ср. приводимую выше цитату из статьи члена-корр. АН СССР Н. И. Толстого: "Нам будет удобнее признать язык сербской, болгарской, русской, сербско-хорватской, русско-болгарской и др. редакций единым древнеславянским (или "церковнославянским", или "книжнославянским") литературным языком, независимо от того факта, что в разные эпохи он мог находиться под влиянием определенного народно-разговорного субстрата, служившего источником его обогащения..." (Вопросы языкознания, 1961, N 1, с. 57). Н. И. Толстой предпочитает термин "древнеславянский язык" термину "церковнославянский язык" потому, что "церковнославянский язык функционирует не только в церковной сфере, а значительно шире и в древности чаще имел название просто "словенский"" (Там же, с. 52, сноска 1).

В болгарской лингвистической литературе термин "церковнославянский язык" (болг. "църковнославянски език", "церковнославянски език") также широко употребляется. Им обычно обозначается тот язык, который в нашей литературе чаще всего обозначается термином "церковнославянский язык русской редакции." В отличие от принятого у нас понимания последнего как старославянского языка русской редакции или русифицированного старославянского языка, болгарские ученые рассматривают церковнославянский язык русской редакции как русскую редакцию древнеболгарского языка. Ср. формулировку в книге А. Бончева "Църковнославянска граматика" (София, 1952): "Богослужебный язык православных славянских церквей - это русская редакция древне-болгарского языка" (с. 8 - 9; цит. по статье: Д. Иванова-Мирчева. Задачи на изучаването на църковнославянски език. - Български език, 1977, N 6, с. 448). Ср. и заглавие доклада члена-корр. БАН Д. Ивановой-Мирчевой на съезде славистов в Киеве: "Задачи изучения русской редакции древнеболгарского языка" (Славянска филология, София, 1983, с. 77).

По существу точка зрения болгарских ученых на истоки церковнославянского языка, функционировавшего на Руси в течение нескольких веков, не отличается от утвердившегося в русской и советской науке мнения по этому вопросу, согласно которому, как сказано выше, старославянский - это в своей основе древнеболгарский язык. Вместе с тем следует подчеркнуть, что болгарские ученые полагают, что русификация древнеболгарского языка на Руси имела якобы ограниченный характер и что церковнославянский язык на Руси - это лишь слегка русифицированный древнеболгарский язык. Обычно болгарские ученые русификацию последнего ограничивают лишь отдельными элементами звуковой структуры. Ср., например, типичное в этом отношении мнение, сформулированное в изданной в 1982 г. в Софии книге "Строители и ревнители родного

стр. 72

языка": "Начиная с XVII в. в связи с развитием книгопечатания в России вместе с поступавшими оттуда печатными богослужебными книгами в православном мире утверждается в качестве официальной и авторитетной русская редакция этого средневекового письменного языка с очень точно установленными фонетическими и грамматическими нормами и орфографическими правилами и с безупречно фиксированными текстами, основанными на древнеболгарских образцах. Это церковнославянский язык в обычном смысле слова. В сущности этот язык есть язык древнеболгарских богослужебных текстов, при этом очень хорошо сохранившийся, в который были введены лишь некоторые отдельные черты русской фонетики" (Строители и ревнители на родния език. София, 1982, с. 16). Ср. и такую формулировку: "По происхождению он (церковнославянский язык. - Р. Ц., Г. В.) является древнеболгарским - древнеболгарским языком IX-X вв., начавшим свою жизнь на русской земле и получившим некоторые русские особенности" (Д. Иванова-Мирчева. Задачи на изучаването на църковно-славянски език. - Български език, 1977, N 6, с. 449). Иногда структура церковнославянского языка едва ли не отождествляется полностью со структурой языка древнеболгарского. Ср.: "... Инварианты нормативного комплекса "общего славянского литературного языка" представлены реально существовавшей литературной формацией, имевшей свою конкретную субстанцию и структуру, соответствующим образом нормированную и кодифицированную и характеризующуюся определенной стилистической дифференциацией", которые (указанные инварианты) представляют собой "древнеболгарский литературный язык"" (Н. Иванова. Етнолингвистични аспекти в развитието на славянските книжовни езици през Възраждането. - Език и литература, 1984, N 1, с. 69). При таком понимании русской редакции церковнославянского языка (соотв. в болгарской терминологии - русской редакции древнеболгарского языка) место элементов собственно русского языка в церковнославянском языке, функционировавшем на Руси, в значительной мере нивелируется и, как следствие этого, преувеличивается роль древнеболгарского языка в формировании русского литературного языка, а влияние последнего на формирование современного болгарского литературного языка преуменьшается.

5. Термин "древнеболгарский язык"

Термин "древнеболгарский язык" имеет разные значения в зависимости от того, употребляется ли он применительно к истории болгарского языка или в общеславянском плане - при определении роли древнеболгарского языка в истории возникновения славянской письменности, формирования отдельных славянских литературных языков.

1) Термин "древнеболгарский язык" обозначает начальный период истории болгарского народного и письменно-литературного языка. Ср. аналогичные термины "древнерусский язык", "древнечешский язык" и др. Ср.: "Болгарский литературный язык имеет более чем тысячелетнюю историю. Уже во второй половине IX в. в средневековой Болгарии во время правления Бориса I в связи с официальным принятием христианства создается литература на болгарском языке... Язык болгарских книг, созданных до конца XI в., принято называть древнеболгарским" (Славянские языки. М., 1977, с. 216).

2) Термин "древнеболгарский язык" обозначает первый письменно-литературный язык славян IX-XI вв., созданный Кириллом и Мефодием во второй половине IX в. на основе солунского (южномакедонского) диалекта болгарского языка и развитый их учениками и последователями. В этом значении данный

стр. 73

термин синонимичен термину "старославянский язык" в его первом из указанных выше значений. Ср.: "Подспудно еще существует мнение, унаследованное от младограмматиков, что древнеболгарский письменно-литературный язык (именно как письменный и литературный) - язык искусственный. В результате до последнего времени явно недостаточно уделялось внимания народной живой основе древнеболгарского письменного языка и явно преувеличивалось значение греческих протографов... В дальнейшем я употребляю термин "древнеболгарский язык" только применительно к тому периоду, от которого сохранились рукописи... Таким образом, древнеболгарским я называю письменно-литературный язык, которым владели книжники культурных центров Юго-Западной и Восточной Болгарии конца X и XI вв. и на котором написаны 17 рукописей (11 глаголических и 6 кириллических)". (Р. М. Цейтлин. О современных проблемах древнеболгарской лексикологии. - Старобългаристика. 1980, кн. 2, с. 44 - 45).

В нашей литературе термин "древнеболгарский язык" в первом значении употребляется преимущественно только по отношению к древнейшему периоду народного болгарского языка, его народных говоров. В значении "древнеболгарский письменно-литературный язык" вместо термина "древнеболгарский язык" ("старобългарски език"), употребляемого в болгарской литературе, у нас обычно используется термин "старославянский язык". Такое употребление этого термина применительно к внутренней истории болгарского языка приводит к распространившемуся в нашей научной и учебной литературе мнению, что история собственно болгарского литературного языка начинается не с переводов Кирилла и Мефодия, а с XII в. Это происходит оттого, что у нас установилась практика древнейшие болгарские рукописи X-XI вв. (Зографское евангелие, Саввину книгу, Супрасльскую рукопись и др., болгарская народная основа которых очевидна из анализа их языка) называть не древнеболгарскими, а старославянскими, а собственно болгарскими называть рукописи, датируемые XII в. и позднее (Добромирово евангелие XII в. и др.; ср. Остромирово евангелие XI в., называемое древнерусской рукописью, или Вуканово евангелие XII-XIII вв., называемое древнесербской рукописью). Отсюда может возникнуть впечатление, что древнеболгарские рукописи (X-XI вв. - самые близкие по времени создания и языку к кирилло-мефодиевским текстам) возникли позднее древнерусских.

Термин "древнеболгарский язык" как синоним термина "старославянский язык" в нашей литературе не получил широкого распространения. Обычно он, как и в последнее время термин "древнецерковнославянский", указывается в качестве параллельного к термину "старославянский язык." Ср.: "Старославянский язык (древнецерковнославянский или древнеболгарский) - древнейший литературный язык славян" (Большая советская энциклопедия, т. 40, 1957, с. 511); "В течение длительного времени старославянский язык (древнеболгарский) был на Руси литературным языком" (С. Б. Бернштейн. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961, с. 81); "На другом, противоположном фланге в древней Руси находился перенесенный из Болгарии старославянский (древнеболгарский) литературный язык, основное ядро которого составляла обширнейшая богослужебная и нравоучительная (с элементами существовавших тогда в религиозной оболочке наук) литература" (Ф. П. Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981, с. 255).

Термин "древнеболгарский язык" в последние годы в нашей литературе отвергается не только на том основании, что язык кирилло-мефодиевских переводов стал общеславянским, международным литературным языком славянства,

стр. 74

для обозначения которого более пригодным считается термин "старославянский язык", но и потому, что в IX в. этнонимом "болгары" назывались пришедшие на Балканы тюркские племена, а не славяне, называвшиеся в то время там словенами. Так, проф. Г. А. Хабургаев пишет: "Термин "древнеболгарский" следует признать неудовлетворительным, так как он искажает лингвистическую сущность языка древнейших славянских переводов. Дело в том, что в IX в. "болгарами" назывался народ тюркского (а не славянского!) происхождения, пришедший в VII в. на Балканский полуостров из Азии и покоривший местное население, называвшее себя славянами (точнее словенами). Позднее болгары-тюрки были ассимилированы славянами, которые стали называть себя "болгарами". Но если даже, учитывая это последнее обстоятельство, считать древне-болгарским язык славян - предков нынешних болгар, то и в этом случае термин "древнеболгарский язык" следует признать неудачным для названия языка славянских переводов IX в., который, отражая многие фонетические и морфологические особенности одного из диалектов балканских славян, существенно отличался от этого диалекта в области лексики, синтаксиса, а отчасти и словообразования" (Г. Л. Хабургаев. Старославянский язык. М., 1974, с. 6 - 7). В опубликованной в 1984 г. статье Г. А. Хабургаев допускает употребление термина "древнеболгарский язык" для обозначения языка древнейших славянских рукописей болгарского происхождения. Делая "замечание терминологического характера относительно языка старейших сохранившихся (выделено автором статьи. - Р. Ц., Г. В.) текстов балканского происхождения", он заключает, что язык этих текстов (Мариинского евангелия, Зографского евангелия, Енинского апостола и др.) можно называть и древнеболгарским в том смысле, что он представляет собой местный извод церковнославянского языка, продолжающего традиции языка первых (кирилло-мефодиевских) переводов. Ср.: "В полном соответствии с принятой в современной Болгарии терминологией он может быть назван литературным древнеболгарским - в том смысле, в каком язык Остромирова евангелия может (и должен...) быть назван литературным древнерусским: будучи созданными в тогдашней Болгарии, старейшие балканские памятники более (особенно глаголические) или менее строго следуют традициям первых переводов; но следуют им как идеальной норме, "корректируемой" местным народно-разговорным "субстратом". Иными словами, такие тексты представляют разные образцы древнеболгарского извода церковнославянского (древнеславянского) языка, эволюционно продолжающего традиции старославянского (кирилло-мефодиевского) языка в местных условиях" (Г. Л. Хабургаев. Старославянский-церковнославянский-русский литературный - В кн.: История русского языка в древнейший период. М., 1984, с. 10). Ср. с этим мнение члена-корр. АН СССР А. М. Селищева, который следующим образом аргументирует предпочтительность термина "старославянский язык" термину "древнеболгарский язык". Для обозначения языка кирилло-мефодиевских переводов, писал А. М. Селищев, "некоторые пользуются термином "древнеболгарский". Этот термин ближе определяет элементы языка кирилло-мефодиевских переводов, указывая на их связь с языком славян, которые стали известны под именем "болгары". Но этим термином надлежит пользоваться в том случае, если дело касается одного из периодов истории языка славян болгарских по сравнению с периодами последующими: язык кирилло-мефодиевских переводов в своем звуковом составе, в своих формах представляет данные для суждения о языке этих славян во второй половине IX в. Но сам по себе термин "древнеболгарский" не-

стр. 75

достаточно удовлетворителен по отношению к языку этих славян IX в. и к его отражению в кирилло-мефодиевских переводах: в то время на востоке полуострова болгары представляли собою не славян, а тюрков. Только несколько позднее утвердилось за славянами болгарского государства имя "болгары". Но и позднее, как и в IX в., это население все еще называлось "словенами"... Более удовлетворительным считаем термин "старославянский" ("старословенский"), хотя и он не вполне удачен: термин не определяет, к какой именно славянской группе относился этот язык в своей основе. Но этот термин указывает на лингвистическое значение этого языка для исторического изучения славянских языков" (А. М. Селищев. Старославянский язык. Ч. I. M., 1951, с. 34).

Анализ рассмотренных выше толкований терминов "старославянский язык", "церковнославянский язык", "древнеславянский язык", "древнеболгарский язык" показывает, что они недостаточно четко разграничиваются между собой или же употребляются как синонимы.

Наиболее аргументированными и отвечающими конкретным исследованиям языка древних славянских рукописей представляется следующее:

1) Старославянский язык - это первый письменно-литературный язык славян IX-XI вв., созданный Кириллом и Мефодием во второй половине IX в. на основе солунского (южномакедонского) диалекта болгарского языка и развитый их учениками и последователями. Сохранившиеся старославянские памятники, написанные глаголицей и кириллицей, датируются X-XI вв. Старославянский язык был языком общеславянского значения и распространения, оказал большое влияние на формирование многих славянских литературных языков.

2) Церковнославянский язык - это старославянский в своей основе язык, функционировавший у восточных и южных славян с XII в. и позднее и отличавшийся локальными особенностями языков этих народов.

3) Термин "древнеболгарский язык" целесообразно употреблять применительно к истории болгарского языка (письменно-литературного и народного).

II.

Об "Изборнике Святослава 1073 г."

Изборник Святослава 1073 г. - бесценная русская рукопись (266 листов), написанная русским уставом, высокохудожественно иллюминированная.

Изборник Святослава 1073 г. - русский список с несохранившегося протографа болгарской книги времени царя Симеона (сборника переводов из сочинений византийских авторов IV-IX вв.). Установлено несколько греческих рукописей, близких по содержанию к тексту Изборника Святослава 1073 г.

Включая Изборник Святослава 1073 г., в настоящее время известно 22 рукописи: 19 русских и 3 сербских списка этой болгарской книги. Среди них сербская рукопись XIII в. (древнейшая после Изборника Святослава 1073 г.) и русская рукопись Кирилло-Белозерского монастыря 1445 г., в тексте Похвалы которой упоминается царь Симеон (как полагают ученые - болгарский царь Симеон).

900-летний юбилей Изборника 1073 г. усилил интерес к его изучению. В СССР и в Болгарии прошли научные конференции. Их материалы были опубликованы в сб. "Изборник Святослава 1073 г." (М., "Наука", 1977) и в болгарском периодическом издании "Старобългарска литература" (София, 1979, кн. 5). В связи с юбилеем были опубликованы и другие материалы в ряде сборников и журналов СССР, Болгарии и других стран.

стр. 76

В 1983 г. вышло факсимильное издание "Изборника Святослава 1073 г." (научный редактор издания - д. ф. наук Л. П. Жуковская). К изданию приложен "Научный аппарат факсимильного издания" из ряда статей, посвященных содержанию, палеографическому описанию и анализу художественного оформления рукописи Изборника Святослава 1973 г.

В русской и мировой славистике сложилось мнение, что Изборник Святослава 1073 г. - не оригинальное произведение древнерусской литературы, а копия с болгарского протографа. Об этом писал уже К. Калайдович, открывший рукопись Изборника 1073 г. в 1817 г. Данное мнение подтверждается современными советскими и зарубежными учеными. Ср.: "Изборник 1073 г. не является оригинальным произведением древнерусских писателей. В настоящее время известно о существовании нескольких греческих рукописей X в., с составом которых в основном совпадает Изборник Святослава, из чего можно сделать вывод, что протопротографом Изборника является греческий сборник, созданный в Византии в IX или в начале X в. Непосредственным протографом Изборника 1073 г. явилась болгарская рукопись аналогичного или близкого состава. Об этом свидетельствуют некоторые данные; во-первых, в одном из списков кодекса ... имеется обращение к Симеону - по мнению большинства ученых - болгарскому царю (893 - 927)" (И. В. Левочкин. Изборник Святослава 1073 года - памятник древнерусской культуры. - В кн.: Изборник Святослава 1073 г. Научный аппарат факсимильного издания. М., 1983, с. 10). Ср. также в "Истории русской литературы", изданной под редакцией акад. Д. С. Лихачева: "Изборник Святослава 1073 г. является копией с болгарского сборника, составленного еще в начале X в. для болгарского царя Симеона. На Руси "Изборник" был переписан для киевского князя Изяслава, но затем имя князя было выскоблено и заменено именем Святослава, захватившего великокняжеский престол в 1073 г." (с. 42). Ср. и в "Большой советской энциклопедии" (1972 г.): "Изборник 1073 г. переписан для князя Святослава Ярославича" (т. 10, с. 52). Так же и в вузовских учебных пособиях. Ср.: "Памятники XI в. представляют собой в большей своей части церковные произведения, переписанные со старославянского оригинала. К ним относятся: Остромирово евангелие 1056 - 1057 гг. ... Архангельское евангелие 1092 г. ... Новгородские служебные четьи-минеи... Святославовы изборники 1073 и 1076 гг. ..." (В. В. Иванов. Историческая грамматика русского языка. М, 1983, с. 21 - 23). Аналогично в "Исторической грамматике русского языка" К. В. Горшковой и Г. А. Хабургаева (М., 1981, с. 14). Известная чешская палеославистка (теперь главный редактор Словаря старославянского языка ЧСАН) 3. Гауптова в 1981 г. писала: "Сегодня никто из исследователей ... не сомневается ... в болгарском происхождении всего сборника" (Старобългарска литература. 1981, кн. 10, с. 88).

Сомнение в болгарском протографе рукописи Изборника Святослава 1073 г. в неявной форме высказывается в статье "От редколлегии" к "Научному аппарату факсимильного издания". Ср.: "Изборник Святослава восходит к славянскому протографу, переведенному с греческого оригинала на славянском юге (возможно, для болгарского царя Симеона - 893 - 927). Сама же дошедшая до нас и ныне изданная факсимильно рукопись была написана двумя древнерусскими писцами, вероятнее всего в Киеве" (с. 7). На сомнение авторов цитируемой статьи в болгарском протографе Изборника 1073 г. указывает неопределенное указание на "славянский юг", откуда происходил "славянский протограф" русской рукописи, а также высказываемое допущение, что этот протограф, воз-

стр. 77

можно, был переведен для болгарского царя Симеона. Ср. с этим и следующее положение: "Изборник Святослава 1073 г. является памятником культуры трех восточнославянских народов: русского, украинского и белорусского, так как он написан на древнерусском литературном языке и с некоторыми южнославянизмами" (с. 8). О том, что Изборник Святослава, восходящий к болгарскому протографу, является и памятником болгарской культуры, здесь не упоминается. Не отмечается в статье "От редколлегии" связь Изборника Святослава 1073 г. с болгарским источником и в той части, где идет речь о письме Изборника 1073 г. Ср.: "Письмо, которым написан Изборник, напоминает греческие буквы, применявшиеся в аналогичных книгах и эпиграфических памятниках. Оно называется кириллицей по имени Константина Философа (в монашестве - Кирилла, брата Мефодия). По господствующему в славистике мнению, Кирилл изобрел специальную славянскую азбуку - глаголицу. Но у славян и особенно в древней Руси преимущественное распространение получила кириллица, письмо, подобное письму самой передовой страны того времени - Византии, от которой Русь в 988 г. получила христианство византийского толка. На Руси кириллицу использовали не только для написания книг, но и в повседневном письме. Ею написаны на бересте бытовые грамоты и деловые документы XI-XV вв." (с. 7 - 8). Здесь не сказано, что кириллица была изобретена в Болгарии (в Преславе) и именно оттуда пришла на Русь. Это мнение никем не оспорено. Ср., например, мнение двух крупнейших русских палеографов XX в. Е. Ф. Карский писал: "Древнейшие русские уставные рукописи (Остромирово евангелие, сборник Святослава 1073 г.) подражают письму восточноболгарских оригиналов, появившихся в области Преслава" (Е. Ф. Карский. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928, с. 170). В. Н. Щепкин указывал: "Еще в середине XIX в. постепенное накопление материала позволило славному чешскому слависту выступить с научно обоснованной гипотезой, которая с тех пор признана большинством славистов. Шафарик пришел к выводу, что Кириллом изобретена глаголица, а наша кириллица возникла полувеком позднее, в школе царя Симеона" (В. Н. Щепкин. Русская палеография. М., 1967, с. 23. - Выражение "признана большинством славистов" относится к хронологическому соотношению глаголицы и кириллицы, а не к месту их создания). Таково же мнение и современных ученых. См., например, у проф. С. Б. Бернштейна: "Кириллица родилась в Восточной Болгарии" (С. Б. Бернштейн. Константин-философ и Мефодий. М., 1984, с. 134).

Болгарские ученые различают "Изборник Симеона" как литературное произведение (перевод с греческого, сделанный в Преславе во время правления царя Симеона, памятник болгарской культуры начала X в.) и его сохранившийся до нашего времени древнейший список - русскую рукопись 1073 г. При этом эта рукопись называется: "Изборник 1073 г.", или "Изборник Святослава (Симеона) 1073 г.", или "Изборник Симеона (Святослава) 1073 г.". Ср.: "Симеонов сборник, называемый Святославов по списку, сделанному для киевского князя Святослава Ярославича в 1073 г., неслучайно связан с именем Симеона; болгарский властитель (владетел) был инициатором перевода сборника, поручил эту работу отдельным книжникам, вероятно, непосредственно следил за ее исполнением. Симеон владел богатой библиотекой, в которой находился и греческий оригинал сборника" (П. Динеков. Историческата мисия на старобългарската литература. - В кн.: П. Динеков. Похвала на старата българска литература. София, 1979, с. 159). Ср. и у проф. К. Куева: "Симеонов сборник появился в Преславе около 915 - 920 гг... Попал на русскую землю, спустя некоторое время оригинал

стр. 78

исчез, но перед этим он стал родоначальником ряда списков... В науке известен 21 список с этого сборника, в той или иной мере восходящий к болгарскому оригиналу: ... Святославов список 1073 г., русская редакция; Хилендарский список XIII в., сербская редакция... из числа всех 21 списков только 3 являются списками сербской редакции, остальные 18 - русской редакции" (К. Куев. Съдбата на старобългарските ръкописи през вековете. София, 1979, с. 16 - 17).

Следует заметить, что в опубликованный в 1976 г. в Софии каталог "Българска ръкописна книга X-XVIII в." рукопись 1073 г. не включена, как и другие неболгарские списки с болгарских оригиналов.

Таким образом, в отечественной научной литературе считается бесспорным, что русская рукопись "Изборник Святослава 1073 г." восходит к болгарскому протографу "Изборник Симеона" (начала X в.). Сомнения в болгарском происхождении протографа данной рукописи, высказанные в последнее время, не подтверждаются убедительными аргументами.

Доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения и балканистики АН СССР

Р. М. Цейтлин

Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения и балканистики АН СССР

Г. К. Венедиктов

В качестве иллюстрации отзывов советских ученых о приведенной выше "Справке", полученных директором Института славяноведения и балканистики АН СССР акад. Д. Ф. Марковым, приводим отзывы д-ра филол. наук проф. СБ. Бернштейна, академика АН СССР Д. С. Лихачева, члена-корреспондента. АН СССР Н. И. Толстого, д-ра филол. наук проф. Г. А. Хабургаева, д-ра филол. наук проф. А. Н. Робинсона.

О справке, посвященной некоторым терминам палеославистики и Изборнику Святослава

1. Вопросы терминологии относятся к важнейшим и весьма ответственным разделам научных исследований. Они тесно связаны с осмыслением самой сущности явлений и процессов. Поэтому они должны рассматриваться учеными Института в секторах и на Ученом Совете, а не в дирекции. Это вопросы науки, а не администрации.

2. Почему на международном уровне обсуждение ограничивается только встречей советских и болгарских ученых? Поднятые в "Справке" проблемы широко обсуждаются во всех славянских странах (особенно интенсивно в Чехословакии). Полагаю, что всесторонне все спорные вопросы терминологии нужно обсудить на всеславянской встрече. Организатором этой встречи должен быть Международный Комитет Славистов.

3. Составители "Справки" поставили перед собою задачу показать, что в вопросах терминологии царит хаос. Однако это не так. Покажу это на примере употребления терминов "древнеболгарский язык" и "старославянский язык". Оба термина имеют полное право на существование, так как каждый из них имеет свою среду употребления. "Древнеболгарский язык" - термин, которым

стр. 79

пользуются историки болгарского языка. Без него обойтись нельзя. В данном случае речь идет о народном болгарском языке до XI в. включительно. Источником для его изучения являются древняя славянская топонимика Балканского полуострова, древнейшие славянские элементы в румынском языке (в меньшей степени в венгерском), следы диалектных особенностей в старославянских памятниках письменности и в эпиграфических памятниках X-XI веков, данные сравнительной грамматики славянских языков. Язык памятников XII-XV веков принято называть среднеболгарским. Источников для его изучения уже значительно больше.

"Старославянский язык" - это книжный церковный славянский язык, который формировался в сложной обстановке. Основы его были заложены в Византии в монастыре Полихрон Солунскими братьями и их учениками. Здесь была создана глаголица и в короткий срок был осуществлен перевод краткого апракоса (недельного евангелия). В основе языка перевода лежал тот славянский диалект, который хорошо знал Мефодий еще со времен его администрации в одной македонской славянской области. Конечно, не обошлось без многочисленных заимствований из книжного и разговорного греческого языка. А. М. Селищев справедливо пишет: "Язык старославянских переводов нельзя отождествлять во всех отношениях с живой народной речью славянской массы Солунского района". В Византии был сделан лишь первый шаг. Подлинное формирование старославянского языка произошло в Великой Моравии. До прибытия сюда византийской миссии в 863 г. здесь языком религии был латинский язык. Однако на местном славянском диалекте читались проповеди, молитвы основного вероучения (Отче наш и др.), исповедовали. Этот славянский диалект Великой Моравии сыграл большую роль в судьбах славянского церковного языка. Через этот язык в старославянский язык проникло много местных особенностей не только славянских, но также латинских и германских. Деятельность Солунских братьев в Великой Моравии не ограничивалась сферой церковной. Здесь развитие получили памятники юридического содержания. В этом случае особенно велика была роль моравского диалекта. Это убедительно на многих примерах было показано чешскими и словацкими учеными. О сложности процессов в Великой Моравии, между прочим, свидетельствуют Киевские листки. Позже возник новый центр славянской письменности в княжестве Коцела, который имел свои особенности. После 886 г. начался процесс болгаризации старославянского языка. Н. Ван-Вейк удачно называет этот период "болгарским периодом истории старославянского языка". Изучение этого процесса представляет большие трудности, так как дошедшие до нас древнейшие тексты моложе кирилло-мефодиевских текстов больше чем на сто лет. За этот период могли произойти существенные изменения.

Итак, в формировании и развитии древнейшего славянского книжного языка играли роль различные славянские диалекты. Вот почему любая этническая атрибуция старославянского языка является недопустимой.

15 июня 1985 г.

Проф. С. Б. Бернштейн

Уважаемый Дмитрий Федорович! По поводу присланных мне материалов, касающихся содержания терминов "праславянский", "древнеславянский", "церковнославянский", "древнеболгар-

стр. 80

ский" и т.д., я могу высказать следующие соображения. Все эти термины требуют от исследователей предварительных объяснений - в каком смысле они употребляются, и, второе, необходимо считаться с тем, что часть терминов является просто словами обыденной речи, которые ученые отменить не в силах.

Термин "церковнославянский" употребляется с XVIII в. в обиходной речи. В семинариях, церковноприходских, городских школах, реальных училищах и гимназиях преподавался церковнославянский язык по определенным программам, и отменить это название предмета преподавания XVIII-XIX вв. и употребления этого языка в русских церквах мы не в силах. Кроме того и в науке нужно считаться с традиционностью этого термина. Мы можем сказать "церковнославянизмы у Пушкина", но нелепо изучать "древнеболгаризмы у Пушкина" или "старославянизмы" у него же.

Термин "древнеболгарский" не только касается языка (с этим тоже необходимо считаться): он касается и литературы, искусства и т.д. Недавно вышла в НРБ книга Станчева "Поэтика древнеболгарской литературы". Она касается полутысячелетия болгарской литературы. Будем ли мы требовать, чтобы этот термин употреблялся лингвистами в отношении языка только в пределах одного или двух веков начала болгарской письменности? То же касается термина "староболгарский". Ясно, что исследователи всякий раз должны сами уславливаться о терминах, которые они употребляют. Например: "старославянский - в основе своей болгарский, употреблявшийся в Солуни в IX - начале X в." Почему нельзя говорить "солунский (македонский) диалект болгарского языка"? Потому что мы не знаем, был ли такой диалект и как широко (в каких границах) он употреблялся, и неясно, что такое "македонский" для IX-X вв. Предпочтительнее всего мне представляются два термина - "старославянский" и "староболгарский", но исследователям должна быть предоставлена свобода самим выбирать термины, которые они предпочитают. Опровергать следует не термины, а концепции.

Желательно иметь термин для обозначения письменного языка кирилло-мефодиевских переводов и сочинений (собственно письменных произведений Кирилла и Мефодия и их учеников). Выделить терминологически именно этот период языка необходимо, так как в дальнейшем были не только отходы от этого языка и создания национальных вариантов литературного языка, но и возвращения (разумеется, частичные) к старым формам, к старой орфографии, попытки сближения литературных вариантов языков (ср. в России в конце XIV -начале XV в., затем в начале XVI в. различные "исправления книг" и т.п.). То же в Болгарии и Сербии (для последней русский "церковнославянский язык" играл особую роль даже в XVIII в.).

* * *

Разумеется, в основе Изборника Святослава 1073 г. лежал болгарский сборник царя Симеона. Тут нет места сколько-нибудь обоснованным сомнениям, и издательство "Книга", выпуская факсимильное издание по розничной цене 200 рублей, должно было бы подумать о том, чтобы текст сопроводительных материалов был тщательно проверен всеми специалистами первого ряда. Но совсем не так обстоит дело с "Изборником 1076 г.". Называть его "вторым" "Изборником Самуила" [так у автора] нет никаких оснований. Он известен только в одном экземпляре и, по-видимому, представляет собой компиляцию, составленную на Руси. Впрочем последнее окончательно еще не доказано, как не доказа-

стр. 81

но и болгарское происхождение этого сборника. В определении места происхождения рукописей или их текста следует всем проявлять максимальную осторожность и тщательность в доказательствах.

7.VI.85

Д. Лихачев

По поводу справки о некоторых терминах палеославистики и Изборнике Святослава

1. Состояние советской и мировой палеославистики таково, что она до сих пор не нуждалась и не нуждается сейчас в пересмотре своих основных терминов праславянский, старославянский, церковнославянский, терминов, установившихся более чем век тому назад. Этими терминами пользовались и пользуются все слависты, за исключением ряда болгарских и немецких славистов, которые употребляли термин староболгарский наряду со старославянский. Теперь в Болгарии наблюдается тенденция заменять, даже в чужих работах, термин старославянский на староболгарский, что необоснованно, так как эти термины не синонимичны и относятся к разным языковым идиомам (феноменам).

2. Рассуждения, идущие по пути от терминов к проблемам, а не рассмотрение основных проблем, дающих возможность обосновать, сохранить или видоизменить терминологию, являются своего рода "подходом навыворот". Такой подход особенно неудачен, если принимать положение авторов Справки о том, что "в современном славяноведении эти термины (праславянский, старославянский, церковнославянский, древнеславянский) многозначны". К счастью, такой многозначности не существует. Она лишь создается, и притом довольно искусственно, по отношению к одному термину - древнеболгарский (о чем будет сказано кратко ниже).

3. Справка построена по принципу "объективного" изложения различных мнений. Такой подход возможен, но, к сожалению, он оказался на деле далеко не объективным. Достаточно указать на употребление авторами справки таких модальных слов, как якобы (с. [69] и др.)*, при помощи которых отводятся некоторые весьма принципиальные положения, касающиеся праславянского языка и древнеславянской диалектологии, или отметить тенденциозный подбор цитат, которые создают определенный фон. Должен сказать, однако, что избежать пристрастности не так легко, и с общими выводами авторов справки (с. [76]) можно согласиться, кроме одного положения, что славянский солунский диалект был диалектом болгарского языка. Но об этом подробнее ниже.

4. Чрезвычайно кратко, в полстраницы, изложено понимание термина праславянский язык. Может быть, это сделано потому, что в отношении применения этого термина все слависты единодушны? Да, термин этот не оспаривается никем, и никто не сомневается в наличии диалектов в этом языке в поздний период его развития. Нет как будто и разногласий в датировке конца этого языка, его окончательного расслоения и исчезновения. Таким моментом считается падение редуцированных. Так думали Мейе, Трубецкой, Дурново, Виноградов и болгарский ученый В. Георгиев. Падение редуцированных относится к X-XI вв. До этого существовало славянское языковое единство, и все различия были на уровне диалектов, а не языков. Это можно сказать и в отношении южнославянских и исчезнувших паннонских диалектов и тем более в отношении восточнославянских диалектов, расчленение которых и в то же время объединение в

стр. 82

пределах разных языковых групп - языков (великорусского, украинского и белорусского) относится лишь к началу XV в.

Напрасно авторы справки в этом случае опираются на цитату из последней работы Ф. П. Филина, гласящую: "Современное славянское сравнительно-историческое языкознание ясно показывает, что расхождения между славянскими языками IX-XI вв., не говоря уже о более позднем времени, были, причем на всех уровнях, не диалектными, а языковыми" (Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1984, с. 259). Ф. П. Филин неоднократно и по этому, и по другим вопросам менял свои взгляды и, наконец, высказал мнение, которое как раз сравнительно-историческое славянское языкознание не принимает. Если расхождения уже тогда были на уровне языков, то как быть с украинским и белорусским языками, чешским и словацким, с кайкавским, чакавским и штокавским диалектами и какие критерии принимать для различия языка и диалекта?

В период создания старославянского языка Кириллом и Мефодием и его учениками на южнославянской территории еще не было ситуации языковой расчлененности, а была ситуация диалектной дробности. Это подтверждается и языковыми показателями, и самоназванием славянского этноса, осевшего на Балканах. Но об этом позже.

5. Если обратить внимание на характер диалектной дробности славянского континуума на Балканах в IX-X вв., то нельзя не заметить глубоких для того времени и той ситуации расхождений славянского населения, ставшего впоследствии болгарским (т.е. населявшим Фракию, Мизию, район Старой Планины и Родоп и т.д.), и населения, называемого сейчас македонским. Сравни болгарские рефлексы ж - ъ (мъж), ъ - ъ (сън) и македонские рефлексы ж - а (маж), ъ - о (сон), разницу в системе ударений, в лексике и т.п. Эти различия глубже и древнее, чем среди восточнославянских языков (русского, украинского, белорусского) и ряда западнославянских языков (чешского, словацкого и др.). Скорее позднее, начиная с XII в., можно говорить о сближении македонских и болгарских языковых особенностей на основе общего переживания процесса перехода от синтетизма к аналитизму.

Все это вопросы исторической диалектологии языка, истории языка, а не истории литературного языка. История языка (и историческая диалектология) и история литературного языка - различные дисциплины, с различными методами исследования, Это следует учитывать и в данном случае, так как историческая диалектология нас интересует только в связи с вопросом первичной диалектной базы старославянского литературного языка.

6. Определяя диалектную базу литературного языка, мы ищем всегда конкретный, небольшой по территории диалектный регион - очаг, черты которого отражаются в литературном языке. Для сербскохорватского это восточногерцеговинский диалект, для русского - московский (а не орловско-курский), для украинского - киевско-полтавский, для словацкого - среднесловацкий и т.д. Для старославянского - это солунский диалект, притом, вероятно, даже солунское славянское койне (как и московское койне, а не крестьянский диалект). Солунское славянское койне того времени не следует причислять к болгарскому язы-

¹ Ф. П. Филин писал также, что термин "древнеславянский" неудачен потому, что древний значит "очень давний", а старый - "давно созданный" и т.п., но в таком случае надо возражать и против термина древнерусский (до XVIII в.). и древнепольский и т.д. Авторы справки, видимо, солидарны с мнением Ф. П. Филина.

стр. 83

ку, сформировавшемуся позже (Солунь всегда входил в состав Византийской империи, и солуняне платили подать византийскому императору), вероятно, и к македонскому языку тоже, на что было бы больше оснований. Замечу, что современные македонские лингвисты не называют старославянский язык старомакедонским языком, как не называют итальянцы латынь языком староитальянским и чехи тот же старославянский язык старочешским.

Нужно учитывать, что старославянский язык был языком, сменившим свою диалектную базу. Солунская база была вскоре заменена моравской. Старославянские памятники носят следы обеих баз. Значительное число кирилло-мефодиевских переводов было сделано в Моравии. Это общеизвестно. Известно также, что прямым продолжением старославянского языка - языком церковнославянским (этот единый язык, имеющий разные названия, лишь на основе хронологии и ряда диалектных черт может быть назван древнеславянским) была еще раз сменена диалектная база. Начиная с XV-XVI вв., а в ряде случаев (памятников) и раньше, диалектная база церковнославянского языка перемещается на Русь, и "русский церковнославянский язык" (термин В. В. Виноградова) становится общим культурным (и культовым) языком славянства мира Slavia Orthodoxa. Его роль в культурной жизни славян и истории славянских литературных языков огромна, и его никак нельзя назвать "русской редакцией староболгарского языка"², как это делают некоторые экстремистски настроенные болгарские лингвисты. Вероятно, на том же основании и древнесербский язык нельзя считать "сербской редакцией староболгарского языка" и т.д. и т.п.

7. Ничем, кроме как стремлением пренебречь моравским периодом в истории старославянского языка, нельзя объяснить исключение "Киевских листков" из корпуса старославянских памятников, как это в принципе сделала Р. М. Цейтлин в своей книге по лексике старославянского языка (1977). "Киевские листки" - единственный памятник X в., в то время как все остальные старославянские памятники (числом 16) принадлежат к XI в., т.е. отстоят от кирилло-мефодиевской эпохи на два века. "Киевские листки" отстоят лишь на один век, это старший памятник с ярко выраженными моравскими чертами, по фонетическим и грамматическим свойствам ближе всего примыкающий к кирилло-мефодиевским текстам раннего моравского периода. "Киевские листки" включаются в корпус старославянских текстов всеми, в том числе и болгарскими учеными. Судя по статье 1980 г. и по цитате из нее в справке (на с. [74]), включить "Киевские листки" в корпус старославянских рукописей готова и Р. М. Цейтлин, но для чего же тогда с самого начала справки на с. [65] делается странное заявление (цитата) о том, что "одни исследователи считают старославянскими только рукописи с чертами древнеболгарского языка, а потому, например, относят Киевские листки к моравским памятникам ... другие понимают старославянский язык расширительно..." (с. [65 - 66]). Могу с полной ответственностью сказать, что в наше время в отношении корпуса старославянских памятников разногласий нет. В корпус принято 17 памятников. Неясна лишь позиция Р. М. Цейтлин. Не потому ли, что Киевские листки никак нельзя назвать старо-

² Только курьезом можно считать заявление авторов справки, данное после цитаты из кн. А. Бончева о "русской редакции староболгарского языка", о том, что "по существу точка зрения болгарских ученых на истоки церковнославянского языка, функционировавшего на Руси в течение нескольких веков, не отличается от утвердившегося в русской и советской науке мнения по этому вопросу, согласно которому, как сказано выше, старославянский язык - это в своей основе древнеболгарский язык" (с. [72]).

стр. 84

болгарскими памятниками? Не по той ли причине моравская струя и основа в развитии старославянского языка, как и русская струя и основа в более поздний период (это уже относится к Изборнику Святослава 1073 г.) вообще выносятся за скобки?

8. В справке на с. [75 - 76] приводится мнение А. М. Селищева о том, что "сам по себе термин "древнеболгарский" недостаточно удовлетворителен по отношению к языку этих (солунских. - Н. Т.) славян IX в. и к его отражению в кирилло-мефодиевских переводах: в то время на востоке полуострова болгары представляли собой не славян, а тюрков. Только несколько позднее утвердилось за славянами болгарского государства имя "болгары". Но и позднее, как и в IX в., его население все еще называлось "словенами"". Эти наблюдения совершенно справедливы. Славян и болгар (болгар-тюрков) четко противопоставлял и в XII в. Нестор-Летописец. Автор Жития Мефодия влагает в уста императора Михаила III слова, адресованные солунским братьям: "Вы жители Солуня (солуняне), а они (солуняне) все чисто словенски говорят (беседуют)".

Аналогичного мнения придерживался крупнейший историк болгарского языка профессор Софийского университета Беню Цонев. Он писал: "Нельзя забывать, что прежде чем получить свое государственное имя блъгаре, наши прадеды были известны по их племенному имени словъне. Этим именем назывались и все наши соплеменники (единородцы), которые жили вне болгарского государства, а их язык назывался тоже словенский. Имя болгары было тогда только политическим названием того же самого народа, который потом принял всеобъемлющее (целокупно) название българе" (Б. Цонев. История на българский език. Т. 1. София, 1919, с. 110; см. также: Д. Иванова-Мирчева. Професор Беньо Цонев и българският книжовен език от донационална епоха // Български език. 1983, кн. 6, с. 487).

К подобным выводам независимо от Б. Цонева пришел недавно Г. Г. Литаврин, указавший на то, что "понятие "славяне" и "славянский" имеют здесь по преимуществу этнический и вероисповедный смысл, тогда как термины "болгары" и "болгарский" - государственно-политический (титул князя, территория государства, его название, подданные князя). Именно поэтому в "Житии Наума Охридского" сказано, что ученики Мефодия "прошли" в "болгарскую землю", а затем один из воспитанников Климента (Марк) стал четвертым епископом "славянского языка" в Девале (И. Иванов. Български старини из Македония. София, 1970, с. 306 - 307). Жители Болгарии принадлежали к "славянскому роду", пишет Черноризец Храбр, когда они обрели "славянские книги" в правление "болгарского" князя Бориса. В приписке к переводу "Слов" Афанасия Александрийского отмечено, что после того, как Борис крестил "болгар", при ныне правящем "нашем князе болгарском Симеоне", много книг переведено "с греческого на славянский"" (см. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего Средневековья. М., 1982, с. 73). Из этого ясно, что сами древние болгары, или жители болгарского царства, называли свой род и язык, наконец, свой книжный язык - славянским.

Авторы справки, к сожалению, проходят мимо изложенных фактов и потому их рассуждения основываются во многом на переносе современных языковых и этнических отношений и представлений в прошлое, на некоторой "модернизации" прошлого состояния. В еще большей мере к этой модернизации склонны некоторые болгарские ученые.

9. Наибольшее возражение вызывает позиция авторов справки в отношении "Изборника Святослава 1073 г." Она выражена кратко и ясно: "Таким образом,

стр. 85

в отечественной научной литературе считается бесспорным, что русская рукопись "Изборника Святослава 1073 г." восходит к болгарскому протографу "Изборник Симеона" (начала X в.)". Что касается сомнений ряда советских ученых в том, что протограф связан с именем болгарского царя Симеона, то они, по мнению авторов справки, "не подтверждаются убедительными аргументами". Но нет никаких убедительных аргументов и в пользу того, что протограф сборника принадлежал болгарскому царю Симеону. Состав сборника - византийские (греческие) тексты, подобранные по определенному принципу, тексты -все переводные. Так что какие-то "права" могли бы предъявлять исключительно греки. Язык Изборника - древнеславянский русского типа, т.е. древнерусский язык того времени с чертами обобщенных южнославянизмов. Авторы справки сами справедливо пишут, что в настоящее время известно 22 рукописи типа Изборника 1073 г. - 19 русских и 3 сербские (при этом ни одной болгарской!). Лишь в одном позднем русском списке 1445 г. в тексте Похвалы упоминается имя Симеона (а не царь Симеон, как пишут авторы справки); это имя могло относится к Симеону Гордому и другим лицам. Отсутствие какого бы то ни было болгарского списка делает вопрос о болгарском происхождении переводов от царя Симеона крайне спорным и сложным. Наконец, само появление имени Симеона в указанном списке 1445 г. (возможно, на месте другого имени) вызывает сомнения и вопросы. Единственная бесспорная реальность - это русские списки, русские лицевые изображения, принадлежность древнейшего славянского (не греческого) текста князю Святославу. Принадлежность протографа болгарскому царю Симеону - не более чем гипотеза. Допустимая гипотеза, но гипотеза. Об этом и сказано в московском факсимильном издании Изборника 1073 г.

10. Цитаты из статьи Г. А. Хабургаева 1984 г. неудачны: в них Издательством МГУ по причинам экстралингвистическим (действие неофициально-подпольной цензуры) слово македонский заменено на балканский. Возникла явная несуразица, так как понятие "балканский" значительно шире, чем "южнославянский" и для определения диалектной базы непригодно. Г. А. Хабургаев может подтвердить этот факт.

11. В справке не выделено в качестве отдельной точки зрения мнение о македонской языковой основе старославянского языка, высказанное рядом ученых (Г. Лант, В. В. Виноградов и др.).

Заключение

Несмотря на спорные вопросы, на ряд неточностей и на местами осложненное или тенденциозное изложение материала (с. [70, 71, 74), нужно признать, что авторами проделана большая работа и что выводы ее (не всегда согласующиеся с предшествующим текстом) относительно старославянского языка могут быть приняты, за исключением положения о принадлежности в IX в. "солунского (южномакедонского) диалекта" болгарскому языку. Это положение, во-первых, вызывает очень серьезные научные возражения, во-вторых, открывает путь группе экстремистски настроенных болгарских филологов называть старославянский язык и старославянскую литературу, а также древнеславянский язык и древнеславянскую литературу - староболгарской, а затем уже и древнерусский язык и древнерусскую литературу, или хотя бы ее часть, изводом древнеболгарского языка и русскими списками древнеболгарской литературы (как в случае с Изборником 1073 г. и с многими другими случаями).

стр. 86

Следует учитывать, что подобные экстремистские позиции занимает лишь сравнительно небольшая группа болгарских ученых, имеющая некоторый административный вес в системе Болгарской Академии наук, и что большинство серьезных болгарских филологов в Академии и вне ее не придерживаются таких взглядов (акад. П. Динеков, Б. Ст. Ангелов, С. Кожухаров и др.), более того, эти ученые сами оказываются в весьма затруднительном положении из-за действий своих максималистски настроенных коллег.

Сотрудничество, обсуждение научных проблем и стремление к сближению взглядов советских и болгарских ученых, установление взаимопонимания и поиски общих позиций должны продолжаться - но не за счет отказа от принципиальных позиций, которые занимают советские ученые и не в ущерб научным принципам и фактам. При этом обсуждение научных проблем и поиски общих позиций должны вестись путем открытых научных дискуссий, а не административных решений. Административные решения спорных вопросов и выработка общих точек зрения закрывает возможности научного обсуждения и препятствует развитию науки. Советские ученые не отрицают и не умаляют очень большого вклада, который внес болгарский язык, болгарская литература и культура в развитие общеславянского языка, литературы и культуры, как и литературы и культуры европейской, но они не забывают и роли других славянских народов в этом процессе (чехов, словаков, поляков, сербов и др.) и роли своего народа.

К сожалению, многие положения, а главное - дух справки, написанной Р. М. Цейтлин и Г. К. Венедиктовым, принципиально отличается, а в некоторых случаях и противоположен справке, направленной летом 1984 г. в Президиум Болгарской АН от имени двух отделений АН СССР - Отделения литературы и языка и Отделения исторических наук. Впрочем, это дело поправимое, так как представленная для обсуждения справка имеет предварительный характер.

Н. И. Толстой

P.S. Употреблению термина "староболгарский язык" вместо "старославянский " или "древнеславянский" можно было бы не придавать большого значения и принять его как локальный (для болгарской научной литературы) вариант и синоним термина "старославянский язык" (как это и делали многие болгарские ученые, в том числе и Б. Цонев), если бы в последнее время некоторые болгарские ученые не стремились придать этому термину расширенное и по сути иное содержание.

* В документе указаны страницы по "Справке", в публикации, здесь и далее, в квадратных скобках даются страницы в данном номере журнала.

Сектору славянских языков Института славяноведения и балканистики АН СССР

Уважаемые коллеги! Я получил справку, подготовленную Р. М. Цейтлин и Г. К. Венедиктовым, с просьбой вернуть ее вместе со своими замечаниями не позднее 15 июня 1985 г. Выполняя эту просьбу, хочу вместе с тем поддержать идею намечаемой дискус-

стр. 87

сии: обсуждение затронутых в справке вопросов с болгарскими коллегами было бы в настоящее время желательно. Мои замечания связаны со стремлением сделать такое обсуждение по возможности конструктивным, не поступаясь при этом принципиальными достижениями отечественной (да и мировой!) палеославистики. Надеюсь, мои замечания окажутся полезными именно в этом плане.

С пожеланием всем вам успеха Г. А. Хабургаев.

14 июня 1985 г.

Замечания к справке прилагаются.

Ознакомившись со справкой "О содержании некоторых терминов современной палеославистики и определении протографа Изборника 1073 г.", считаю, что в целом документ вполне объективно отражает мнение советских языковедов по затрагиваемым здесь вопросам (см. резюме на с. [76]). Поскольку, однако, он предназначается в качестве основы для дискуссии с болгарскими коллегами, мне представляется целесообразным сконцентрировать в нем внимание именно на терминологической стороне каждого из предлагаемых к обсуждению понятий, не отвлекаясь на обсуждение вопросов, которые связаны с дальнейшим изучением соответствующего явления действительности.

Поясню на примере п. I.1 - термин "праславянский язык". Обсуждение этого термина имеет смысл лишь в связи с термином "общеславянский язык", который авторы справки справедливо характеризуют как устаревший (см. с. [65]). Если будет достигнуто единство в том, что термин "праславянский" должен использоваться только со значением "язык-предок всех славянских языков" (см. там же), то этого вполне достаточно. Как и в каких условиях сложился праславянский язык и какова его история (см. с. [65]), - это вопросы, которые могут обсуждаться в рамках единого (указанного выше) понимания термина "праславянский", что, однако, не следует включать в повестку дня предполагаемой дискуссии, ибо это отвлекло бы от обсуждения других проблем, которые связаны со "своеобразной" позицией болгарских коллег (см. далее).

Не могу согласиться с авторами справки, будто "существенное различие в толковании термина "старославянский язык" касается определения его диалектной основы" (см. с. [67]): различия в понимании термина "старославянский язык" носят, по существу, "хронологический характер", что и отмечено авторами справки на с. [66 - 67]. Вопрос же "диалектной основы", особенно болезненно воспринимаемый в последние годы болгарскими коллегами, включать в дискуссию вообще не стоит; достаточно разъяснить, что первоучители при создании первых переводов ориентировались на славянский диалект Солуня (см. с. [68] справки); а поименование этого диалекта в некоторых работах "македонским" связано только с историческим наименованием соответствующего района Балканского полуострова и не имеет отношения к современному содержанию этого термина (упоминаемые на с. [69] формулировки относительно "македонского" языка в IX в. (?!) следует решительно признать неудачными).

В историко-лингвистическом плане при обсуждении термина "старославянский язык" в связи с термином "древнеболгарский - староболгарский" существенно лишь настаивать на несовпадении языковой системы кирилло-мефодиевских переводов, реконструируемой палеославистами без существенных разногласий, с системой языка сохранившихся славянских текстов, в том числе и древнеболгарских X-XI вв., что в ряде научных контекстов требует тер-

стр. 88

минологического разграничения. Отсюда и необходимость в термине "старославянский" (можно: "древнецерковнославянский"), не совпадающем по своему содержанию с термином "древнеболгарский", - независимо от решения вопроса о его диалектной основе. Относительно же упоминаемого в справке замечания болгарских коллег, будто термин "старославянский" не указывает на этническую принадлежность языка первых переводов, можно разъяснить, что здесь обнаруживается проецирование в прошлое современных этнических наименований: во времена Кирилла и Мефодия носители славянских диалектов юго-востока Балканского полуострова именовались как раз "словенами" (вспомним в "Житии Мефодия": .., а все солуняне словенски беседуют!), а не "болгарами". Кстати сказать, филологическая традиция всех славянских народов (в том числе и болгар! - см. хотя бы "Историю" Паисия Хиландарского) сохранила именно этот термин (разумеется, без добавления "старо-") за языком Кирилла и Мефодия ...

В отличие от терминов "старославянский" и "церковнославянский" (о котором в справке сказано достаточно точно, если иметь в виду общепринятое мнение, - см. с. [71 - 72]), термин "древнеславянский" не является принципиальным. Необходимость в нем возникает лишь в отдельных научных контекстах, не требующих противопоставления языка первых переводов позднейшим местным разновидностям общеславянского книжно-литературного (церковнославянского) языка. Впрочем, непринципиальность этого термина отмечена и составителями справки (см. с. [76]).

Что касается Изборника 1073 г., то, как справедливо замечено в справке, разногласий в связи этого памятника с болгарским сборником Симеона в советской филологии нет. Цитируемое замечание (Л. П. Жуковской) в последнем факсимильном издании памятника следует признать авторским и явно неудачным по формулировке, что и констатируется в справке на с. [79].

Профессор кафедры русского языка Филологического факультета МГУ доктор филологических наук Г. А. Хабургаев

Заметки в связи с совещанием (г. София, сентябрь 1985 г.) по некоторым вопросам древней славянской письменности

Первый из двух "Изборников" великого князя киевского Святослава II Ярославича, а именно "Изборник 1073 г.", как я уже писал недавно, следуя установившейся традиции, "был повторением болгарского оригинала, который в свою очередь был переведен с греческого по приказанию царя Симеона" (см.: История всемирной литературы, т. 2. М., 1984, с. 410). Задачи данного издания были таковы, что они не позволяли характеризовать этот памятник более подробно.

В дополнение к сказанному теперь я добавлю, что выражение "по приказанию царя Симеона" является более или менее убедительным предположением, давно уже высказанным С. П. Шевыревым (1850 г.), которое и вошло в научную традицию.

"Изборник 1073 г." неоднократно изучался выдающимися русскими учеными, начиная с К. Ф. Клайдовича, А. Х. Востокова и ряда других. Крупным научным начинанием стал сборник статей, вышедший в Москве в 1977 г. "Изборник Святослава 1073 г." под редакцией Б. А. Рыбакова. В этой книге, в частности,

стр. 89

помещена статья известного болгарского исследователя К. Куева "Археографические наблюдения над сборником Симеона в старославянских литературах" (с. 50 - 56). Характеризуя древнейший список этого памятника, а именно "Изборник 1073 г." (ГИМ, Москва), К. Куев справедливо пишет, что эта пергаменная рукопись, - "редакция русская, со следами болгаризмов" (с. 51). Следовательно, К. Куев, как и все русские ученые, признает, что эта рукопись не болгарская. Напротив, она была изготовлена на Руси, как правильно отмечает К. Куев, "в 1073 г. дьяком Иоанном для киевского князя Святослава Ярославича..." (с. 51).

В академической "История на България" (т. 2, София, 1981) эти факты уже нарушены, так как они излагаются противоречиво. В тексте этой книги, во-первых, указывается произвольная дата перевода памятника с греческого языка "около 915 г.". Во-вторых, как и у К. Куева, сообщается: "По-късно обаче (969 - 971) сборникът бил отнесен от руските войски в Русия и там бил преписан от дякон Иоан през 1073 г. за княз Светослав Ярославич (1027 - 1076), поради което понякога се нарича и Светославов сборник" (с. 321). Отсюда видно, что первооригинал, принадлежавший лично царю Симеону, был похищен великим князем Святославом I Игоревичем и привезен на Русь. Но в этой же книге под миниатюрой из "Изборника 1073 г." стоит совершенно другое определение: "Миниатюра от Симеоновия (Светославовия) сборник. Старобългарски книжовен паметник, съставен около 915 - 920 г. Държавен исторически музей - Москва" (с. 310).

В этом солидном труде получается весьма странное противоречие. С одной стороны признается, что рукопись "Изборник 1073 г." была написана на Руси дьяком Иоанном для Святослава II Ярославича, что правильно. С другой стороны, утверждается, что это болгарский книжный памятник, составленный около 915 - 920 гг., и что именно он хранится в Москве, что неправильно. Это неверно, так как здесь смешивается памятник (как литературное произведение) с рукописью, то есть со списком его. Такая ошибка не случайна, напротив, она характерна для современного состояния болгарской филологии. Поскольку признано, что рукопись "Изборник Святослава 1073 г.", как в ней самой сказано, изготовлена дьяком Иоанном (возможно с каким-то вторым писцом) для князя Святослава Ярославича, то она является памятником русской книжной культуры, но не является произведением русской литературы. Нет никаких оснований называть эту рукопись "Симеоновым" сборником, так как в ней имени царя Симеона нет, а имя великого князя Святослава есть.

Бесспорно, эта рукопись "Изборника 1073 г." была переписана на Руси, очевидно, в Киеве с какой-то несохранившейся болгарской рукописи. Но с какой рукописи?

Поддержанное К. Куевым предположение, что оригиналом для "Изборника 1073 г." послужила подлинная рукопись, принадлежавшая царю Симеону (ум. 927 г.), представляет собой занимательную романтическую историю, которая с научной точки зрения вызывает немало недоуменных вопросов. Итак, великий князь киевский Святослав I Игоревич захватил столицу Болгарии, что совершенно верно, и следовательно, там из царской библиотеки похитил эту книгу (она там пролежала от смерти Симеона до нашествия Святослава I около полувека) и привез ее на Русь. Но этого быть не могло, так как Святослав I на Русь не вернулся. "И послаша переяславцы (то есть болгары. - А. Р.) к печенегом, глаголюще: "Се идеть вы Святослав в Русь ... с малом дружины"" (Повесть временных лет). Печенеги убили Святослава I у днепровских порогов в 972 г.

стр. 90

В Киев вернулся воевода великого князя Игоря Рюриковича и его сына Святослава знаменитый варяг Свенельд. Следовательно, это он привез так называемый Симеонов сборник в Киев. Но Святослав и Свенельд были язычниками, Святослав даже демонстративно отказался от крещения, заявив своей матери Ольге, что в таком случае его дружина - "смеятися начнуть". Зачем же эта христианская книга понадобилась язычникам Святославу, Свенельду и другим? Почему же они именно эту книгу выкрали и донесли до Киева, несмотря на холодную зиму, голод, нападение печенегов, большие потери в людях? Ведь книга эта по одному своему иноверному виду должна была вызвать их отрицательное отношение, и лучше всего ее было бросить в костер.

Что же далее? Эта рукопись, якобы доставленная Свенельдом в Киев, где-то там лежала еще сто лет. На нее не обратили внимание ни Владимир Святой, который устроил первую школу, ни Ярослав Мудрый, известный своей любовью к христианским книгам, которые он читал "во дни и в нощи". И только позже, в 1073 г., почему-то эта рукопись появилась и была переписана.

Возникает вопрос: зачем же ее было переписывать? Гораздо лучше такое древнее сокровище хранить в великокняжеской библиотеке и читать в оригинале, так как в эту эпоху великокняжеские писцы, а возможно, и сами князья (вслед за их отцом Ярославом Мудрым) могли читать тексты такого рода.

Миниатюры рукописи "Изборник 1073 г.", как показала В. Л. Лихачева, были близки по своему типу к византийскому искусству (не ранее второй половины XI в.). Лингвистические особенности ее, как показала Л. П. Жуковская, относятся к этой же эпохе.

Я держусь того мнения, что оригиналом для рукописи "Изборник 1073 г." послужила вовсе не книга из библиотеки царя Симеона, а более поздний ее болгарский список. Видимо, этот список не удовлетворял по своему оформлению вкусам великих князей киевских (Ярославичей), и они заказали для себя изготовить более роскошную рукопись, что и было сделано Иоанном.

Известно, что то место в рукописи "Изборник 1073 г.", где записано имя Святослава II Ярославича, содержало какую-то другую запись, которая была стерта, и на этом стертом месте было написано имя Святослава.

Замечу, что современная экспертиза, с использованием новой техники, указала на то, что прочитать стертый текст в этом месте невозможно.

Возможны предположения. Может быть, в болгарской рукописи, которая была переписана в виде "Изборника 1073 г.", в этом месте содержалось имя первого владельца перевода с греческого - царя Симеона? Но это противоречит процессу создания русской рукописи. На эту работу нужно было затратить длительное время (не менее года). "Остромирово евангелие", втрое меньшее по объему, чем "Изборник 1073 г.", создавалось в течение семи месяцев (как это сообщила Л. П. Жуковская).

Таким образом, писец (или два писца) тщательно и неторопливо работая, дописали "Изборник 1073 г." почти до конца. Они якобы переписали из болгарской рукописи титул и имя царя Симеона. И только потом сообразили, что заказал им эту рукопись не царь Симеон, а великий князь киевский. Тогда они стали тщательно стирать имя Симеона и поставили вместо него имя их господина великого князя Святослава. Такое предположение по отношению к этим замечательным мастерам книжного дела было бы совершенно невероятным.

стр. 91

Гораздо вернее предположение о том, что в данном месте (в "Похвале") "Изборника 1073 г." стояло первоначально имя великого князя киевского Изяслава Ярославича.

Специалистам известно, что в начале 1073 г., 22 марта в Киеве произошел политический переворот (он описан в "Повести временных лет"). Святослав вместе со своим братом Всеволодом изгнал из Киева их старшего брата Изяслава Ярославича. Киевский престол занял Святослав II. В этой ситуации писцу Иоанну, если он уже записал в рукописи имя своего заказчика Изяслава, нужно было стереть эту надпись и написать имя Святослава, которому он и преподнес свой труд. Так появилась запись: "великоумоу кназю Стославоу.

Сделать это было нетрудно, так как титул Изяслава и Святослава был один и тот же, а имена их весьма похожи (общее окончание - "слав") и содержат одинаковое количество букв: "Изаславоу" и "Стославоу". Имя "Симеоноу" не похоже на эти имена и содержит восемь букв, а не девять. Титул Симеона другой.

Следует добавить, что типично русское происхождение рукописи "Изборник 1073 г." подтверждается, кроме указания имени заказчика - господина, и запись имени писца дьяка Иоанна. По такому же типу несколько ранее (1056 - 1057 гг.) было обозначено знаменитое "Остромирово евангелие", которое потому так и называется, что оно было переписано с болгарского списка дьяконом Григорием для Новгородского посадника Остромира.

В своем весьма ценном исследовании Л. П. Жуковская, тщательно изучая "Изборник 1073 г." по рукописи в аспектах палеографическом и лингвистическом, убедительно показала, что эту рукопись не следует отождествлять с другой рукописью того же памятника, которая послужила оригиналом для его Кирилло-Белозерского списка, тот список принято датировать 1445 г. (небольшие расхождения в этой датировке не меняют существа вопроса). В последней части позднего Кирилло-Белозерского списка (в той же "Похвале") есть запись "Великыи въ црьхъ Симеонь". Эта "Похвала" имеется только в "Изборнике 1073 г." и в этом позднем списке. В других русских и сербских списках данного памятника "Похвалы" нет, а потому нет и никакого владетельного имени. Болгарских списков памятника не существует.

Таким образом, вся традиционная гипотеза о том, что этот памятник был изготовлен первоначально (путем перевода с греческого) для болгарского царя Симеона, создана на основании только этого единственного упоминания в очень далеком от Болгарии и по месту и по историческому времени Кирилло-Белозерском списке.

Здесь возможно два предположения. Либо у северного писца середины XV в. был какой-то древний болгарский список с именем царя Симеона, либо эта запись не относилась к болгарскому царю Симеону. В последнем случае и весь этот памятник не может быть отнесен к этому монарху. Он мог быть создан в Болгарии в более позднее время.

Наличие такого болгарского списка в северо-восточной Руси XV в. (к тому же после более чем двухвекового монголо-татарского ига, к 1445 г. еще не свергнутого) вызывает большие сомнения. Можно предположить, конечно, что это был не болгарский, а русский список памятника (сохранивший имя царя Симеона). Но тогда придется допустить, что этот русский список каким-то образом миновал киевскую книжную традицию и не был связан с "Изборником 1073 г.". Но и такое допущение вызывает сомнения, требующие специальных разысканий. Кроме того, вызывает сомнение и тот титул, который имеется в

стр. 92

Кирилло-Белозерском списке "Великыи въ цръхъ Симеонъ". Дело в том, что болгарский царь Симеон не имел в своем титуле определения "великий".

В связи с этими фактами и соображениями мне представляется интересной гипотеза Л. П. Жуковской о том, что эта запись Кирилло-Белозерского списка относилась не к болгарскому царю Симеону, а к великому князю московскому Симеону Ивановичу Гордому (1340 - 1353). Как бы ни решался этот вопрос, положительно или отрицательно, он, по моему мнению, не имеет прямого отношения к рукописи "Изборника 1073 г." (ГИМ).

Рассматривая гипотезу о Симеоне Гордом, как мне кажется, следовало бы снова вернуться к изучению формы титула. Симеон Иванович не был "царем". Как напоминает сама Л. П. Жуковская, первым российским царем стал Иван IV Васильевич Грозный (1547 г.). Все же московский князь Симеон (XIV в.), в отличие от болгарского царя Симеона (X в.) имел при своем титуле давнее определение "великий", чего нельзя не учитывать. Титул "великий князь" существовал в России с 912 г. (начиная с Олега Вещего) до 1917 г., то есть тысячелетие.

В связи с гипотезой Л. П. Жуковской я могу указать один существенный факт, относящийся к племяннику Симеона Гордого - великому князю московскому Дмитрию Ивановичу Донскому (ум. в 1389 г.). Об этом прославленном полководце и государственном деятеле существует повествование, вошедшее в Новгородский летописный свод 1448 г. Заглавие его таково: "Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго". Здесь определение "великий" правильно относится к слову "князь" (это титул), а не к слову "царь" так как такого титула еще не было. Тем не менее вымышленное именование "царь" все же было сделано. Возможно, что такой же вымысел имел место и относительно Симеона Гордого. Полагаю, что гипотеза Л. П. Жуковской может быть несколько уточнена. В целом же она заслуживает серьезного внимания.

Добавлю, что в своем исследовании Л. П. Жуковская относится к предмету с должной научной объективностью. Выдвигая гипотезу о Симеоне Гордом, исследовательница не отвергает старую гипотезу о царе Симеоне. Она приводит предположение С. П. Шевырева (1850 г.) о том, что рукопись "Изборник 1073 г." (ГИМ) в конечном итоге восходила к несохранившемуся сборнику, изготовленному для царя Симеона. Кроме того, Л. П. Жуковская тщательно рассматривает все возможные исторические пути и обстоятельства перенесения болгарского списка с этой рукописью, принадлежавшего царю Симеону, из Болгарии в Киев.

В итоге можно сказать, что я, во-первых, из уважения к традиции, присоединяюсь к предположению, что перевод памятника с греческого был сделан для болгарского царя Симеона. Во-вторых, я отрицаю предположение о перенесении Святославом I Игоревичем (или в более позднее время) на Русь именно этой рукописи. Скорее всего это могло быть сделано после уничтожения Первого Болгарского царства Византийской империей (1018 г.), то есть в эпоху правления Ярослава Мудрого, когда некоторые болгарские книжники эмигрировали из Византийской империи и работали в Киеве вместе с русскими книжниками. В-третьих, я отрицаю возможность наличия имени царя Симеона в том месте рукописи "Изборник 1073 г.", где стоит имя великого князя Святослава (Ярославича). В-четвертых, я настаиваю на том, что данная древнейшая рукопись должна называться "Изборник Святослава 1073 г." и это название не должно подменяться названием "Симеонов сборник" или "Изборник Симеона-Святослава" и т.п. В-пятых, я придерживаюсь утверждения, что рукопись "Изборника 1073 г."

стр. 93

является высоким образцом именно русской книжной культуры XI в. Я вовсе не стремился в данном случае открывать что-либо новое по поводу "Изборника 1073 г.". Я попытался только внести в эту проблему твердую определенность и избежать все более распространяющихся аморфных и бездоказательных рассуждений, рассчитанных не столько на науку, сколько на публицистику.

Относительно терминов "старославянский язык" - "древнеболгарский язык" я недавно писал так: "... Кирилл и Мефодий и их последователи называли его "словеньским" (в современном переводе - "славянским"). Так, Климент Охридский восхищался достоинствами "многоплодного языка словеньскаго". Этот общий "славянский" язык в русской научной традиции называется старославянским, в болгарской - староболгарским" (История всемирной литературы, т. 2, с. 373). Термин "старославянский язык" правильно воспроизводит название, которое было дано этому книжному языку самими его создателями. Кроме того этот термин по своему значению указывает на общность данного книжного языка для ряда средневековых народов и не содержит никаких национально ограниченных претензий.

Если говорить о славянских древностях, то я мог бы развить тему "старославянского языка" в плане его исторического и этнического происхождения и функционирования. Но теперь я считаю это нецелесообразным, так как споры о терминах "старославянский" - "древнеболгарский", по моим наблюдениям, приобрели схоластический характер. Кроме того, в этом отношении советская делегация не имеет единого мнения, к тому же в состав делегации не вошли некоторые выдающиеся специалисты по данному предмету.

А. Н. Робинсон "8" сентября 1985 г.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Венедиктов Г. К. К истории дискуссий о некоторых важнейших терминах палеославистики // Палеославистика. Лексикология. Лексикография. Тезисы докладов международной научной конференции, посвященной памяти Р. М. Цейтлин, 27 - 29 ноября 2002 г. М., 2002.

2. Изборник Святослава 1073 г. Сб. статей. М., 1977.

Постоянный адрес данной публикации: