Современность бросает яркий свет на события прошлого, высвечивает их значение. Речь не о том, что история - "это политика, обращенная в прошлое", а всего-навсего о том, что историк лучше понимает изучаемый им период, если он знает, чем дело кончилось. Заметки эти будут касаться и современной ситуации, но основная их направленность другая: переоценка прошлого. Необходимость такой постановки проблемы связана, в частности, с тем, что в Институте востоковедения готовятся к изданию пятый и шестой тома "Истории Востока", охватывающие XX век, и мне кажется, что многие привлекаемые к их написанию авторы недостаточно учитывают новые реалии и остаются на позициях "борьбы двух систем", "холодной войны" и т.п.

Два события последних лет заставляют пересмотреть взгляды на историю этого века, господствовавшие ранее и до сих пор бытующие в нашей среде. Это распад Советского Союза и террористический акт 11 сентября 2001 г.

Исчезновение СССР - это не просто распад сверхдержавы, это крушение идеалов, это исчезновение прежней шкалы ценностей, по которой оценивался ход мировой ис-

стр. 51

тории, определялась прогрессивность-реакционность деятелей, движений, концепций.

Иногда распад СССР рассматривается как крушение марксизма. Связь этих двух явлений не очевидна. Эрозия марксистской теории в советском обществоведении началась задолго до крушения советской власти. Наибольший вклад в опошление и вульгаризацию этой теории внесли лица, стоявшие у руководства наукой. Вопрос о ценности тех или иных марксистских идей требует отдельного рассмотрения. Это не предмет настоящих заметок. Однако чтобы быть правильно понятым (в частности, защититься от обвинения в огульном отрицании всего, что было сделано марксистской исторической наукой), мне придется кратко обозначить свою позицию по данному вопросу.

Существо марксистской теории можно, как представляется, свести к следующим постулатам: 1) единство исторического процесса и неизбежность прогресса; 2) объективность процесса, его независимости от воли и сознания людей; 3) стадиальность этого процесса, прохождение человечеством в целом ряда "научно" установленных стадий (формаций); 4) экономоцентризм, представление о производительных силах и производственных отношениях как о движущих силах прогресса и факторах, определяющих все остальные проявления социальной жизни; 5) классовый подход к анализу всех послепервобытных обществ, преимущественное внимание к проблемам эксплуатации и любым формам протеста; 6) насилие как основной метод решения социальных проблем и основной механизм прогрессивного развития.

В настоящее время желание преодолеть наследие прошлого и освободиться от засилья марксистской идеологии нередко выражается в стремлении отбросить все эти постулаты как единый комплекс. Между тем они требуют дифференцированного подхода.

Два первых постулата прямого отношения к марксизму не имеют. Они заимствованы марксизмом из иудео-христианской традиции, исходящей из представлений о единстве происхождения человечества, о линейности времени (от сотворения мира до его конца) и из телеологического понимания истории (идущей к Страшному суду и установлению царства Божия на земле). От них нельзя отказаться, не порывая со всем европейским мировоззрением, т.е. практически это неосуществимо.

Третий постулат - о стадиальности истории, о том, что человечество переживает в своем развитии ряд стадий - тоже гораздо древнее марксизма. Он переосмыслен Марксом в духе экономоцентризма; стадии в его понимании стали отличаться "способами производства" и превратились в "формации" (и это понимание вполне может быть поставлено под сомнение), но стадиальный подход к истории не может быть заменен никаким другим, пока мы хотим оставаться историками.

Цивилизационный подход, ставший сейчас знаменем сторонников полного переосмысления истории и своего рода паролем, которым обмениваются посвященные, не стал (пока?) теорией, которой можно было бы пользоваться при изучении и преподавании истории. Он не предлагает системы цивилизаций и потому не организует исторический материал. Более того, он выдвигает в качестве аналитического инструмента неопределимый фактор вроде "цивилизационной специфики", или "духа цивилизации", который, возможно, реально и существует, но не может быть познан научными методами.

Три следующих постулата составляют существо марксизма как нового (для XIX века) учения. Они морально и историографически устарели и требуют пересмотра. Дело не в том, что экономоцентрический подход ущербен как таковой. Он не хуже, хотя и не лучше, любого другого монистического подхода, скажем, придания структурообразующей роли культуре или религии. Но этапы истории должны определяться с учетом всех проявлений социальности. Каждое из этих проявлений - экономика

стр. 52

("способ производства"), уровень религиозного сознания, политическая организация и т.д. - имеет свою логику развития, но на больших временных отрезках они взаимосвязаны.

Что касается этих, собственно марксистских, постулатов, их коррекция происходила и происходит. Скажем, уже вполне признано, что классовая борьба зачастую может играть второстепенную роль в жизни общества по сравнению с межнациональной и межконфессиональной. Некоторые другие пути этого пересмотра также уже намечены. В данном же случае необходимо специально остановиться лишь на вопросе о роли насилия в истории. Известное выражение Маркса "насилие - повивальная бабка истории" в принципе неверно. Акушерка не убивает мать, чтобы освободить ребенка. Миссию "повивальной бабки" надо бы передать реформе. Только медленные изменения оказываются прочными.

Как уже говорилось, наши основные историографические проблемы лежат не в этой плоскости. Нам мешает не марксизм, а "советский марксизм", отличительной чертой которого было представление о том, что Советский Союз шел в авангарде человечества, рассмотрение всех событий с точки зрения интересов СССР и мирового коммунистического движения. Отсюда вытекали антизападничество, тенденция моральной поддержки всего, что мешало развитым странам совершенствовать свою экономику и политическую систему (демократию) и преобразовывать мир, идеология "холодной войны". В отношении изучения колониальных и зависимых стран, а затем стран "третьего мира", это выражалось в откровенном антиимпериализме, пафосном разоблачении колониальной эксплуатации, безусловной моральной поддержке национально-освободительного движения.

Мне кажется, не до конца осмыслено, что Советский Союз не являлся авангардом человечества, что борьба за социализм и коммунизм в XX в. не являлась столбовой дорогой истории. Следствия этого, как мне представляется, бесспорного тезиса рассматриваются ниже.

Теперь о главном выводе из трагедии в Нью-Йорке и Вашингтоне. Выяснилось, что не только Советский Союз отстаивал ложные ценности, но и Запад (США, "империалисты") проглядел своего истинного врага.

Довольно часто в печати звучит тезис, что после 11 сентября "мир изменился". Это выражение не точно, более того, если его понимать буквально, оно вводит в заблуждение. События 11 сентября важны тем, что они показали: мир уже давно не тот, каким он представлялся многим аналитикам и историкам. Вся "холодная война" была результатом неадекватного восприятия действительности обеими противоборствующими сторонами. Мировое общественное движение должно найти в себе силы, чтобы преодолеть прежнее зашоренное восприятие действительности, если мы хотим, чтобы этот мир выжил. Однако прежние стереотипы живучи. Многие видят в этих событиях лишь трагедию, постигшую Америку, причем нередко намекают на то, что она сама на себя ее накликала. Я уж не говорю о тех, кто откровенно радуется по этому поводу. В этом смысле, к сожалению, мир не изменился.

Между тем ситуация такова: два гиганта боролись-боролись и вдруг обнаружили, что оба больны чем-то вроде СПИДа, т.е. болезнью, от которой в данный момент нет противоядия.

Смущает недостаточная рефлексия по этому поводу. Многие мои коллеги похожи на Бурбонов: они ничего не забыли и ничему не научились. Им кажется, что просто ослабла Россия, просто конкретный опыт построения социализма оказался неудачным, но в принципе все осталось, как было. Продолжается игра с нулевой суммой, все так же актуальна борьба с империализмом, хотя сейчас бороться стало труднее. Убедить кого-то, кто не видит перемен, конечно, невозможно. Мне бы хотелось лишь од-

стр. 53

ного - чтобы в ходе дискуссии разные мнения были четче сформулированы и в упоминавшейся коллективной работе были явственно противопоставлены.

Как бы ни относиться к прогрессивному развитию человечества, следует признать, что оно происходит и в конечном счете пробивает себе дорогу, принося почти всегда материальные страдания народным массам и душевные переживания консервативно настроенной элите. И на всех его этапах эти две силы, каждая отдельно или соединившись, против него борются, применяя часто варварские методы. Достаточно вспомнить луддитов, громивших фабрики; русских крестьян, жегших усадьбы и нанесших тем самым невосполнимый ущерб русской культуре; сипаев в Индии, ихэ- туаней в Китае, ваххабитов в Индии и Нидерландской Индии (Индонезии) и т.п. К этим же силам реакции следует отнести боевиков "красных бригад" в Германии и ОАСовцев во Франции, рабовладельцев и куклусклановцев в Америке, современных террористов - басков и ирландцев, а также "антиглобалистов". Этот список можно оспорить, сократить или дополнить. Не в этом проблема. Само постоянное наличие антисистемных, потенциально разрушительных сил в любом обществе вряд ли кто-либо поставит под сомнение.

Историю можно описывать и понимать только при наличии системы координат, теории исторического процесса, представления о том, каково в целом направление процесса. Теория может быть выражена эксплицитно, может существовать и где-то в подсознании, она может быть более или менее основательно обоснована, может быть новой или устаревшей, но она обязательно имеется. Говорю об этом потому, что есть такие историки и у нас, и за рубежом, которые считают, что никакой теорией не руководствуются, а просто описывают события, "как они были". Подобная позиция свидетельствует только о том, что эти ученые по-детски наивны и не анализируют особенности своего мышления.

Предлагаю исходить из того, что мир движется к единому постиндустриальному (или посткапиталистическому) обществу. Это может дать критерий оценки "прогрессивности" или "реакционности" тех или иных событий, шагов, мер и т.п., к чему мы так привыкли.

Возглавляют этот процесс западные общества. О том, что они клонятся к упадку, "запутались в противоречиях", испытывают "кризис материалистической культуры" и т.п., говорят на всех континентах, в том числе и на Западе, вот уже двести лет. Однако "кризис" все затягивается. Вполне допускаю, что настанет время, когда западная цивилизация действительно исчерпает свой ресурс и ведущая роль в мировом процессе перейдет к Востоку (предположим, к Дальнему Востоку). Однако пока, нравится это кому-то или нет, западные страны сохраняют лидерство во всех областях: в экономике, культуре и, как следствие, в военной области. Те, кто продолжают считать, что будущее человечества - это социализм, обязаны признать, что западные страны находятся ближе к нему, чем некогда общество СССР. И по уровню развития производительных сил, и по уровню жизни людей, и - главное с точки зрения теории социализма - по уровню социального обеспечения. Ладно бы еще дело обстояло так в Швеции, где официально строится "демократический социализм", но даже в США, где слово "социализм" одиозно, употребляется в качестве ругательства, тем не менее, противоречия, свойственные капитализму, реально преодолеваются.

Это не значит, что США как государство или их руководители - это и есть во всех случаях носители прогресса. Это не значит, что они не совершают ошибок и преступлений. Это не значит, что все они преисполнены только одним желанием - нести прогресс человечеству. Их вмешательства в разнообразные конфликты по всему миру, большей частью оправданные, бывают и деструктивны. Например, мне кажется, что их политика в отношении Косово, по известному изречению, - это больше, чем пре-

стр. 54

ступление, это ошибка. Это значит только то, что надежды человечества, в том числе и надежды России, связаны с успехами Западного мира.

Каково же было основное содержание эпохи после Октябрьской революции? Это наиболее кардинальный и наиболее спорный вопрос. Раньше мы понимали это так: борьба между капитализмом (империализмом) и социализмом и постепенное возобладание последнего. Мне кажется, теперь выяснилось, что эта борьба выражала лишь одно сравнительно незначительное противоречие эпохи, или же эта борьба являлась одним из проявлений более широкого, глобального противостояния прогрессивных и несистемных, разрушительных сил. Несмотря на то, что она заставляла развитые страны тратить громадные средства на вооружение и на поддержку антикоммунистических движений, это не помешало им идти своим путем: от индустриального общества к постиндустриальному, информационному.

Те же, кому стало "за державу обидно", выдвигают тезис, что гуманизация капиталистических отношений, улучшение положения трудящихся в странах развитого капитализма произошли под влиянием Октябрьской революции. Будто бы капиталисты испугались притягательности идей социализма и стали поднимать уровень жизни рабочих. Это утешительная детская песенка. Мне кажется, что гуманизация капитализма - объективный процесс, вытекающий с необходимостью из законов его развития. Если же искать решающий толчок к этому процессу, то это, наверное, обострение классовой борьбы в Америке в конце XIX в., а затем кризис 1929-1933 гг.

Уже из отказа от тезиса об "общем кризисе капитализма", который произошел еще в советские времена, логически вытекало, что Октябрь не открыл новую эпоху в мировой истории. Страны Запада продолжали развиваться по законам капитализма (или, если хотите, в марксистской терминологии - по законам перехода от одной формации к другой), и они развивались бы точно так же, если бы "лагеря социализма" вообще не было! Они бы точно так же, как это случилось, исчерпали бы потенции развития индустриального общества и перешли бы к постиндустриальному. Наличие "социалистического лагеря" и опасность ядерной войны, возможно, замедлили этот процесс, а возможно, и убыстрили его, потому что необходимость совершенствовать военную промышленность отвлекала ресурсы, но подстегивала техническую мысль.

Деятельность Коминтерна, а затем Международного отдела ЦК КПСС следует в такой перспективе рассматривать как подрывную, как проявление деструктивных, несистемных сил, некоторые из которых были перечислены выше. Роль компартий в различных странах оценить сложнее. Выполняя инструкции из Москвы, они выступали как деструктивная сила. Отражая и защищая интересы рабочего класса и других трудящихся, они играли роль оппозиции, необходимую для развития демократического общества, способствовали гуманизации капитализма. Соответственно, следует внимательно рассмотреть деятельность движений и их лидеров, выступавших с антисоветских и антикоммунистических позиций. Если пафос их выступлений заключался в отстаивании демократии и свободы личности, то не следует относиться к ним отрицательно.

Профессиональной задачей востоковедов является пересмотр концепций колониализма и национально- освободительного движения. Эта проблематика была приоритетной в советском востоковедении. Однако использовались весьма однобокие подходы. Делался упор на колониальную эксплуатацию и не уделялось должного внимания модернизаторским импульсам, которые давали колониальные режимы, и вообще сам факт тесной связи колоний с метрополиями. Сочувственно освещались любые антиевропейские движения, даже те, которые являлись выражением традиционалистской реакции и сопровождались варварскими зверствами и разрушениями.

стр. 55

Впрочем, в соответствии со сформулированным выше постулатом "советского марксизма", критика колониализма была обращена только на Запад, а национальные движения вызывали сочувствие только в том случае, если разрушали колониальные империи западных стран. Россия же по определению была всегда права и выступления на ее окраинах были проявлениями феодальной реакции, а также следствием происков все тех же западных стран. Всерьез доказывалось, что Российская империя, а тем более СССР, вообще не были империями и уж конечно не колониальными империями. Непреложным было то, что "их" империи раздираются национальными противоречиями, "у нас" же национальный вопрос окончательно решен. Надеюсь, сейчас комментарий к этому тезису не требуется.

Наиболее "весомым" аргументом в пользу того, что российского колониализма не существовало, служило соображение о более быстром развитии окраин по сравнению с центром империи и о перекачке средств из русских областей в "инородческие". Однако все это надо считать - по периодам и по странам. Во всяком случае, представление о том, что европейские страны развили современную промышленность за счет выкачки средств из колоний, является не более чем пропагандистским клише. Оно живуче, потому что до сих пор, через 40-50 лет после получения независимости, ссылками на "тяжелое наследие колониализма" местные элиты объясняют отсталость бывших колоний и оправдывают свои ошибки и преступления в руководстве странами.

Экономические взаимоотношения метрополий и колоний изучены достаточно хорошо. То, что результаты этих исследований не стали достоянием широких кругов историков, в частности востоковедов - это вина этих самых "широких кругов". Известно, что в первый период колониализма (XVI- XVIII вв.) происходил отток драгоценных металлов из Европы в Азию, так что говорить о "колониальной дани", будто бы оплодотворившей Западную Европу, в этот период не приходится. Купцы-монополисты, акционеры Ост-Индских компаний, обогащались, но за счет европейского потребителя. В течение XIX в. ситуация изменилась: промышленное превосходство Европы дало ей возможность действительно выкачивать из колоний и зависимых стран Азии значительные суммы - примерно 2% их ВВП ¹ . Что же касается третьего периода колониализма, так называемого периода империализма, то в это время выгодность владения колониями снова уменьшается и эгоистичные и расчетливые колонизаторы освобождаются от них. "Новые элиты (в развитых странах. -Л.А.) экономически не были заинтересованы в поддержании колониальной эксплуатации", национально-освободительное движение же "в большинстве случаев играло лишь роль катализатора в процессе развала колониальной системы" ² .

Экономически неоправданное стремление к захвату территорий - довольно частое явление в политике. Известно, насколько отбросила назад развитие Испании и Португалии их колониальная политика в XVI-XVII вв. Германия и Италия, лишившись колоний, только выиграли от этого. Прочие метрополии, избавившись от колоний, сделали впечатляющий рывок в экономике. Так что утверждение о развитии окраин России за счет ее центра (если оно справедливо - надо еще посчитать) не может служить доказательством того, что ее политика не была колониальной ³ .

Распад СССР и процессы, происходящие в странах СНГ, дают дополнительный материал для размышлений о прогрессивности колониализма. Наметилась тенденция замалчивать или отрицать все то позитивное, что совершено Россией на ее окраинах, - точно так же, как ведется "антиимпериалистическая" пропаганда в бывших колониях западных стран.

Кстати, об "империализме". Как теоретическая конструкция, ленинская концепция "высшей" и "последней" стадии капитализма оказалась просто неверной. Она возникла на базе действительно новых экономических и политических феноменов,

стр. 56

наблюдавшихся в начале XX в. "Пять признаков империализма" оказались временными явлениями, связанными со второй технологической революцией на Западе и возникшим в связи с нею системным кризисом. Кризис был преодолен, и развитие пошло по иному пути ⁴ .

"Империализм" употребляется также как бранное слово для обозначения западных держав. Это чисто пропагандистское клише, которое лучше бы не употреблять в научных трудах, оставить его незадачливым лидерам азиатских и африканских стран и журналистам.

"Империализмом" называют также любую захватническую политику. Это вполне закономерное словоупотребление. В таком случае надо говорить и о советском империализме, что впрочем, и делается многими как на Западе, так и на Востоке.

Неологизм "неоколониализм" был изобретен советскими марксистами в период распада колониальной системы для того, чтобы объяснить противоречие между догмами и действительностью. По догмам выходило, что колонии не могут освободиться от зависимости иначе как под руководством пролетариата (читай: под руководством коммунистических партий). Когда начал происходить процесс передачи власти колонизаторами местной элите ("буржуазии"), то первоначально это просто не признавалось. Затем, когда отрицать политическую независимость бывших колоний стало уже невозможно, было измыслено понятие "неоколониализм". Смысл был в том же: хотя политическая независимость появилась, но экономически колонии продолжают эксплуатироваться. Догма не пострадала. (В одном из учебников по новой и новейшей истории стран Азии и Африки так прямо и говорится, что "неоколониализм" - это четвертый этап колониализма) ⁵ .

Этот термин хорошо прижился еще потому, что его подхватили руководители освободившихся государств. Часто, будучи не в состоянии справиться с задачами по управлению, они списывают на происки "империализма" и "неоколониализма" отсутствие прогресса и улучшения положения народных масс, которые на самом деле объясняется некомпетентностью и коррумпированностью правящей верхушки. Впрочем, сейчас более моден другой козел отпущения - глобализация.

Надо оговориться. Экономический диспаритет развитых и развивающихся стран приводит к перекачке средств. При желании можно назвать это эксплуатацией. Впрочем, не лишен основания и другой взгляд: средства текут и в обратную сторону - в виде займов и помощи, а также в виде новых производительных сил (хотя бы компьютеризации), которые в самих этих странах созданы быть не могут. В любом случае, колониализм, а также неоколониализм здесь не при чем. Развитие многих стран бывшего "третьего мира" - нескольких поколений НИС - убеждает: "неоколониализм" весьма полезен для "неоколонизуемых" стран.

Среди догм, имеющих научный статус, а в реальности - идеологическое содержание, распространена следующая: разрыв между развитыми и развивающимися странами продолжает расширяться. Видимо, этот тезис можно доказать, если взять суммарные показатели всех развивающихся стран, в том числе "развивающихся" в кавычках, с которыми не знают что делать ни их правительства, ни мировое сообщество. Однако среди "развивающихся" произошла резкая дифференциация. Большинство из них медленно, но догоняют страны Запада ⁶ .

Одна из научных задач востоковедов - написание новой истории колониализма, в которой преступления европейских стран не следует замалчивать, но должна быть показана их (в том числе и России) роль в модернизации восточных обществ, в выведении этих обществ из исторического тупика, отражен их вклад в развитие образования, права и судебной системы, отдано должное попыткам (во многих случаях оказавшимся неудачными) приобщения восточных обществ к демократической системе.

стр. 57

Требует более трезвого подхода изучение истории национально-освободительного движения. Видимо, надо четко различать два типа движений. Одни движения против колониального режима возглавляли буржуазные социальные группы и идеологи, выдвигавшие лозунги демократии, создания современного государства и свободы экономического развития. Другие шли и до сих пор идут под флагом возвращения к традиционным ценностям. В них ксенофобия и "антифоринизм" составляют ядро и основной смысл. Это направление борьбы можно назвать реакционным антиимпериализмом.

Особенно опасно видеть черты прогрессивности в тех движениях, лидеры которых используют для мобилизации масс фактор конфессиональной общности и религиозные лозунги. Такие движения не только реанимируют пласты средневековой реакции и противопоставляют Восток Западу, но разобщают и сами восточные народы, т.е. наносят вред даже с точки зрения "борьбы с империализмом". Приведу пример из близкой мне тематики. Движение под руководством Б.Г. Тилака, "революционера" и "демократа", нанесло удар по национально-освободительному движению в Индии, так как противопоставило индусов мусульманам. И противоположный пример: Мухаммад Али Джинна меньше всего думал об исламе как религии, хотел придать мусульманскому движению светский характер, был уверен в том, что создает светское государство мусульманской "нации" - и получилась в конце концов Мусульманская республика Пакистан.

Еще один спорный вопрос - отношение к "умеренности" и "радикальности" в освободительных движениях. Умеренные лидеры, не ставившие вопрос о немедленной независимости, призывавшие к духовному развитию, распространению образования и шедшие на компромиссы с колониальными властями, получают в наших монографиях и учебниках презрительные наименование "соглашателей" или даже "предателей". Горячие же головы, призывавшие к немедленной вооруженной борьбе, пользуются стойким сочувствием. Вообще, чем больше крови пролито в борьбе с "империализмом", тем эта борьба выглядит "прогрессивнее" и "успешнее". Следовало бы более внимательно изучать вопрос о том, не были ли эти радикалы просто авантюристами, наносившими ущерб своему народу, призывавшему его к ненужным жертвам. Не всякая иноземная власть хуже собственной. Научно вполне законно ставить вопрос о том, созрело ли данное общество к тому, чтобы стать независимым. Ситуация в современных африканских государствах (почти без исключения) заставляет задуматься о том, способны ли они быть самостоятельными даже сейчас, не говоря уже о том, созрели ли они для самостоятельности к 1960 г.

Еще со времен Ленина любой антиимпериализм считался полезным для интересов Страны советов и в этом смысле "прогрессивным". Мне кажется, что полезность таких движений (наиболее яркий пример - Иранская революция 1978-1979 гг.) с точки зрения геополитических интересов той или иной державы (например, СССР, или России) не может рассматриваться как показатель прогрессивности.

Понятно, что абсолютно устарел подход к национально- освободительным движениям как к "резерву мировой пролетарской революции" хотя бы потому, что мировой пролетарской революции не было и не будет. Менее осознано то, что Россия теперь не конкурент "империализму" на мировой арене и потому не заинтересована в том, чтобы некое движение подрывало позиции западных держав в тех или иных азиатских или африканских странах.

В политическом, публицистическом и научном обиходе не только у нас, но и за рубежом, утвердилось чисто ситуативное отношение к движениям за независимость. Если движение соответствует в чем-то государственным интересам (большей частью, конечно, превратно понятым), оно называется "национально-освободительным" и ему выдается тем самым диплом "прогрессивности". Если же оно кого-то не устраивает, его называют "сепаратистским" и отказывают ему в моральной поддержке.

стр. 58

Поддержка общественностью национально-освободительного движения нередко приводит к облагораживанию его методов и лидеров. Зверства со стороны колонизаторов называются "зверствами". А зверства со стороны борцов за свободу - "эскцессами", или же они прямо оправдываются. Но низость одних не делает благороднее других.

Между тем никаких объективных разграничительных линий между сепаратизмом и национально-освободительным движением нет. Критерием не может служить, например, массовость. Никогда нельзя установить, сколько участников примкнуло к движению только потому, что иначе их объявили бы "изменниками", "предателями" и уничтожили бы "свои". Скажем, сикхские террористы в Панджабе или тамильские на Шри-Ланке больше убивают "предателей", чем карателей.

В свое время выдвижение лозунга самоопределения народов было перенесением на этнос права личности на свободу и на распоряжение собой. Но права личности всегда понимались - они просто иначе не могут восприниматься - как ограниченные правами других личностей. Человек, в соответствии с либеральными взглядами, свободен в пределах, не затрагивающих интересы других людей. Принцип самоопределения народов был понят (видимо, не по недомыслию, а по злому умыслу политических элит) иначе - как исключительное право одного народа на некоторую территорию и ущемление прав иных национальностей, проживающих на той же территории. Сейчас в мире почти нет территорий, населенных одним этносом, а если такие территории есть, то это наверняка результат геноцида или этнической чистки, т.е. результат преступления.

Право наций на самоопределение в нынешнем понимании - недемократично, потому что оно нарушает права меньшинств. Этим "правом" реально пользуется лишь политическая элита титульной нации. Принцип самоопределения давно уже превратился в орудие амбициозных лидеров, которым нечего больше предложить ведомым народам для идеологического обоснования зверств. Нельзя идеализировать даже наиболее благородных и просвещенных лидеров национально-освободительных движений. Ведь и в деятельности Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру явственно прослеживаются личные интересы и неразборчивость в средствах для достижения власти. В деятельности же многих других лидеров эти мотивы преобладают.

Нужно сделать оговорку. Объективный анализ ситуации не может предопределять политику. Надо помнить о том, что политику делает именно элита народа, выражающая на данный момент если и не глубинные чаяния и реальные интересы, то, по крайней мере, сиюминутные настроения части народа. Целью данных заметок является не формулирование принципов внешней политики, а выяснение концептуальных вопросов. Научный и политический подходы могут противоречить друг другу, более того, они в принципе не совпадают, потому что у научного работника и политика разные цели. Следовало бы только отказаться от советского синдрома - стремления подчинить "научные" выводы сиюминутным желаниям властей и тем самым создавать иллюзию "научно обоснованной" внешней политики. Последний постулат не должен вызвать возражений у моих оппонентов, поскольку значительная часть российской научной элиты в настоящее время настроена резко отрицательно к внешней политике сближения с Западом, проводимой российским правительством.

Принцип территориальной целостности государства, в отличие от принципа самоопределения, не имеет под собой ни демократической идейной подоплеки, ни моральных обоснований. В этом смысле он вообще не принцип, а метод подхода к этническим конфликтам, к сепаратизму как явлению. Человечество убедилось, что его нарушение приводит к большей крови, чем его соблюдение. Если политическим элитам не жалко своего народа, то принцип нерушимости границ отступает на второй план по

стр. 59

сравнению с "высокой целью". Если же эта элита не только политическая, но и духовная, она будет искать менее кровавое разрешение конфликта, чем перекройка границ.

С другой стороны, довольно нелогично бороться за территориальную целостность своей страны, убивая своих граждан.

Мы как научные работники не обязаны оглядываться на лидеров стран Востока и их политическую и духовную элиту, формируя наши оценки тех или иных движений и событий. Они не являются нашими союзниками. У них свои интересы, меньше всего совпадающие с интересами России (если уж оставить в стороне интересы объективного научного анализа). Попутно заметим, что востоковеды могут внести свой вклад и в понимание наших российских проблем, если в своих исследованиях будут обращать пристальное внимание именно на ошибки и преступления властной элиты освободившихся государств. Их изучение имеет практическое значение, которого мы традиционно добиваемся. В бывшем СССР повторяется многое из того, что происходило в освободившихся странах. Авторитаризм при видимой демократии, присвоение национального богатства, коррупция, бегство капиталов и утечка мозгов - обо всем этом можно рассказать на материале изучаемых нами стран и дать богатый материал как властным структурам (если они захотят его изучить), так и оппозиции (если последняя достаточно умна, чтобы его использовать). Надо четко поставить проблему ответственности элиты перед народами, которыми она взялась самостоятельно руководить.

С. Хантингтон считает, что с окончанием "холодной войны" мы стоим на пороге нового мирового конфликта между "большими цивилизациями". Он подметил, что внутриевропейские противоречия резко ослабли. Если на протяжении нового времени войны и противоречия между так называемыми державами составляли главный стержень мировой политики (включая период двух мировых войн и период "холодной войны") и европейские конфликты решались в глобальном масштабе, то теперь снятие этих конфликтов создало новую ситуацию.

Но противоречия в других регионах еще не разрешены и обостряются. Межафриканские войны еще только начинаются. Индо-пакистанские противоречия могут обостриться до широкомасштабной войны. Противоречия внутри мусульманского мира, и даже среди арабских стран - это тоже очень взрывоопасная проблема.

Не повторится ли история в перевернутом виде? Другими словами, не станут ли внутримусульманские противоречия или внутриюжноазиатские конфликты мировыми по своим последствиям?

Кстати, продолжение "холодной войны" вполне могло привести к подобному варианту. Уже создавались такие ситуации, когда "хвост вертел собакой", когда США (или другие западные державы) и СССР, преследуя, как им казалось, свои геополитические цели, находились на грани войны в интересах некоторых стран "третьего мира": насеровского Египта, Ирака, Индии, Северного и Южного Вьетнама, Северной и Южной Кореи, Израиля. Иран тоже мог бы воспользоваться ситуацией, если бы руководители антишахской революции не были излишне откровенны. Уже события в Иране 1978-1979 гг. могли бы подсказать мировому сообществу, что антиимпериализм и антикоммунизм - по существу одно и то же явление. Но политологи продолжали подсчитывать соотношение антиамериканских и антисоветских высказываний имама Хомейни, мечтая повернуть Иран против своего "главного" врага.

Советские руководители думали, будто они манипулируют национально-освободительными движениями и освободившимися странами, направляя их против "империализма". А американские власти видели основную угрозу в "коммунизме" и всячески поддерживали все антисоветские силы, вне зависимости от их идеологии и степени оголтелости. Лидеры же "неприсоединившихся" стран и командиры "партизанских" движений искусно пользовались ситуацией противостояния великих держав, чтобы доить их обеих (и Китай тоже).

стр. 60

Все эти силы не были реальными союзниками ни Советского Союза, ни Америки. Великие державы вскармливали антисистемные силы, по существу враждебные им обеим.

Антизападническая риторика лидеров развивающихся стран не должна восприниматься с восторгом и приниматься за чистую монету нашими российскими "антиимпериалистами". Эта риторика не искренна. Защита "самобытности" означает на деле лишь использование консервативных настроений, укоренившихся в народных массах, для легитимизации режима. Когда восточные деятели заявляют, что западная демократия не подходит для их народов, - это всего лишь свидетельство того, что укрепившаяся у власти элита не хочет изменений и подлинной демократизации. Когда Махатхир Мухаммад говорит, что "западные ценности - это лишь западные ценности, а восточные ценности - это общечеловеческие ценности" ⁷ , то это не свидетельство того, что он глубоко воспринял цивилизационный подход, а всего лишь проявление комплекса неполноценности, который естественно переходит в комплекс заносчивости.

Кстати, вернемся к цивилизационному подходу. Возможно, что в нем заложен некий позитивный смысл, и он может быть полезен при изучении истории. Но пока что его практическое применение к истории России направлено на "подмораживание" ее развития по общечеловеческому пути, на ее изоляцию, и, по существу, служит обоснованием возврата к самодержавию и ксенофобии.

Выяснился еще один вопрос - об основном противоречии внутри развивающихся стран. Оказалось, что он заключен не в дихотомии капитализм-социализм, и не государственный- частный сектор, и не "левые"-"правые" силы, а в противостоянии модернизаторских и традиционалистских сил. Это можно сформулировать и по-другому: западничество- почвенничество, секуляризм-религиозность (коммунализм). Мощная волна традиционализма захлестнула Пакистан, Иран, затронула Турцию, некоторые арабские страны, в последние годы - Индию. Это не просто откат, реакция, это конвульсии традиционного общества, подвергающегося модернизации. Все свои фундаментальные идеи традиционалисты берут с Запада, используют импортированные институты (например, приходят к власти через выборы), но при этом провозглашают борьбу со всем западным, самостийность, "опору на собственные силы", чучхэ, свадеши и т.п.

История после второй мировой войны выглядит как борьба слепых гигантов, за которой снисходительно наблюдает "неприсоединившийся" недруг и ждет своего часа ударить. Советские и американские руководители взращивают по всему миру реакционные силы, враждебные цивилизации и прогрессу, и оказываются в конце концов перед лицом смертельной угрозы. Ответственность несут, как сказано, обе стороны. Но я бы в большей мере предъявил обвинения американской стороне. Советские руководители все же были пленниками определенной идеологии, "идейными" борцами с капитализмом и "империализмом". Они были нападающей стороной. "Враг" был силен, и казалось логичным использовать любые методы борьбы, в том числе аморальные и незаконные. Видя по всему миру проявления антикоммунизма, советские руководители вполне логично со своей точки зрения расценивали их как проявления косности, "несознательности" масс или результаты "происков" коварных "империалистических" сил. Лидеры же западных стран лишь защищались. Они защищали свой устоявшийся благополучный мир, идеалы демократии и прав человека. По определению они могли бы иметь более широкий взгляд на мир и происходящие в нем процессы. Им было известно о широко распространенных антизападных и антиамериканских настроениях по всему миру, включая сами западные страны. Однако они тоже уповали на неотразимую притягательность своих идей и на экономический прогресс, который должен разрешить все проблемы. До 11 сентября ничто не заставило их открыть глаза на серьезнейшую опасность. Можно не приводить длинный список антисоветских и антикоммунистических движений, в том числе откровенно бандитских, которые они поддерживали деньгами и оружием, не понимая,

стр. 61

к чему это приведет для них самих. Достаточно упомянуть Афганистан, где американские солдаты гибнут, чтобы исправить ошибки прежних американских администраций. Пересмотр взглядов на новейшую историю под этим углом зрения важен с научной точки зрения, если история это наука и стремится к адекватному отражению прошлой действительности. Еще более он важен для будущего, если мы хотим понимать, что происходит.

Врагом цивилизации является не весь незападный мир. Если бы это было не так, уже сейчас Запад был бы обречен на поражение. Все же экономическое развитие последних десятилетий, в том числе глобализация, оторвало от косного мира многие общества, страны и большие пласты населения во всех странах, которые хотят не противопоставлять себя развитию, а встроиться в него. Но существует серьезная опасность вновь неправильно определить врага: видеть его в исламе, в мусульманской общине в целом, или в других столь же широких и разнородных общностях, скажем, в народах Тропической Африки. Выделить во всех странах антисистемные силы, которые должны быть подавлены (лучше бы, конечно, не военными методами, а экономически и идеологически), и изолировать их от масс, которые хотят спокойно жить, - задача не из легких, но другого пути нет. Пока что "борьба с терроризмом" ведется методами, которые приводят к умножению сил террористов.

Особенность нынешнего этапа противостояния несистемным силам состоит в том, что они не сосредоточены в одном месте, которое можно было бы окружить, изолировать и так или иначе уничтожить. Цивилизованным странам на данный момент "повезло" с выбором цели - одиозный режим талибов вызывал негодование сам по себе, да к тому же еще Афганистан стал прибежищем международного террориста, на которого было заведено солидное досье. "Мировое зло" оказалось персонифицировано. Стало ясно, куда бросать бомбы. Но продолжение подобного сценария - назначение других "центров зла" и акции против стран, а не против реакционных сил в этих и других странах, в том числе западных, - было бы еще одной ошибкой, большей, чем преступление.

Необходима дискуссия по широкому кругу вопросов, часть из которых затронута в настоящих заметках. Плюрализм мнений, реально существующий в научной среде, необходимо четко артикулировать.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См. главы A.M. Петрова (III и IV) в коллективной монографии "Эволюция восточных обществ. Синтез традиционного и современного". М., 1984.

² Широков Г.К. Социально-экономическая эволюция: Запад-Восток. М., 1999. С. 15.

³ Недавно И.Г. Яковенко ("Российское государство: национальные интересы, границы, перспективы". Новосибирск, 1999) предложил различать два типа империй: 1) традиционные, средневековые, теократические, смыслом существования которых является иррациональное стремление к овладению всем миром и 2) колониальные империи нового времени, построенные на рациональном принципе эксплуатации колонизуемых территорий. С такой точки зрения, Россия/СССР не была колониальным государством. Но утешения мало. Она оказывается в этом случае доколониальным, средневековым образованием.

⁴ Нет смысла излагать подробно этот сюжет. Ему посвящена монография: Широков Г.К. Парадоксы эволюции капитализма (Запад и Восток). М., 1998.

⁵ Не хочу ссылаться, чтобы не делать рекламу этому учебнику.

⁶ Мельянцев В.А. Информационная революция, глобализация и парадоксы современного экономического роста в развитых и развивающихся странах. М., 2000; он же. Экономический рост в развивающихся странах: достижения, контрасты и парадоксы // Восток (Oriens). 2001. N 1. С. 69-83; N 2. С. 67-75; N 3. С. 68-80; Белокреницкий В.Я. Восток на рубеже веков - некоторые итоги и перспективы развития // Восток (Oriens). 2001. N 5. С. 66-88.

⁷ Цит. по: Хантингтон С.П. Запад уникален, но не универсален // Мировая экономика и международные отношения. 1997. N 8. С. 91.

Постоянный адрес данной публикации: