После соединения с Пензенской группой перед С. Н. Войцеховским была поставлена задача наступать в северном направлении, на стратегически важный Екатеринбург. "Для чехов он был важен, как находящийся на их фланге и угрожавший их сообщениям при наступлении к Волге, - писал военный историк в 1928 г., - для советской России он представлял значение как крупный промышленный и рабочий центр, соединенный, к тому же, кратчайшей железнодорожной линией через Вятку, Волгу и Пермь с Петроградом"¹. На Тюмень и Екатеринбург наступала со стороны Омска Северозападная группа Я. Сыровы, но она восточнее Тюмени натолкнулась на ожесточенное противодействие 1-й Сибирской армии красных под командованием Р. П. Эйдемана. Армия, состоявшая в основном из отрядов пермских, тюменских и омских рабочих, несмотря на свою малочисленность (не более 4000 человек), оказывала чехам упорное сопротивление.

8 июля Западная группа Войцеховского, называвшаяся теперь Екатеринбургской, начала наступление. Сопротивление красных возрастало. Правый фланг чехов по мере приближения к Екатеринбургу попадал под удары отрядов Эйдемана. Борьба с ними замедляла продвижение. Екатеринбург имел также важное политическое значение потому, что в городе, в Ипатьевском доме, находилась в заключении царская семья, а в Алапаевске (120 км северо-западнее Екатеринбурга) - великие князья Сергей Михайлович, Иван Константинович, Игорь Константинович и сестра императрицы великая княгиня Елизавета Федоровна. 17 июля по приказу из Москвы вся царская семья была убита в Екатеринбурге, а 18 июля в Алпатьевске - великие князья и великая княгиня Елизавета Федоровна.

Эти события дали повод для одного из самых чудовищных и несправедливых обвинений по адресу чехов со стороны монархически настроенных русских, которых после гражданской войны, видимо, мучило то, что чехи за два месяца освободили от большевиков колоссальную территорию от Пензы до Владивостока и помогли русским создать свои вооруженные силы, а белые вновь отдали большевикам все, освобожденное чехами. Эмигрантский историк А. А. Зайцов обвинял командование Чехословацкого корпуса: "От

Окончание. Начало см.: Вопросы истории, 2012, N5.

Челябинска до Екатеринбурга 230 километров. Взят был Екатеринбург лишь 25 июля. От Уфы до Симбирска по железной дороге ровно 584 км, то есть с лишком в два раза больше. Однако Симбирск был занят 21 июля, то есть на четыре дня раньше Екатеринбурга". Напомнив, что как раз район Екатеринбурга был центром рабочих восстаний против красных во второй половине июня, Зайцов поражался "медленности продвижения к Екатеринбургу"; по его словам, "жутко звучат при этом объяснения чехов в устах Т. Масарика: "Наши бои в Сибири ни в коем случае не были интервенцией против большевиков. Поэтому-то и совершенно несправедливо обвинять нас в том, что мы причастны, хоть бы и невольно, к убийству большевиками царя и его семьи..." Многое еще не ясно в Екатеринбургском злодеянии... Пролить полный свет на это пока еще невозможно, но невольно приходит в голову мысль - почему при захвате того города, в котором были государь и его семья, наступление развивалось методически, медленно, в то время как Самара, Симбирск и вскоре Казань захватывались прямо с налета"².

Это одно из самых невероятных обвинений, с которыми сталкивается изучающий гражданскую войну: хотя за два месяца чехи с боями захватили колоссальную территорию - их обвиняют в умышленно медленных темпах наступления. При отчаянном сопротивлении красных, находясь под ударами с правого фланга группы Эйдемана, они продвигались с боями по 9 км в день. О том, что со стороны белогвардейских организаций не было предпринято ни одной серьезной попытки освободить царскую семью, Зайцов предпочитал умалчивать. Интересно, что и сам Зайцов в своей следующей фразе объясняет, почему на Екатеринбург чехи наступали не так быстро, как на другие города: "Захватив Екатеринбург, чехи дальше продвинуться не смогли"³. Это произошло из-за возросшего сопротивления красных. Но сопротивление под Екатеринбургом он предпочитает не замечать!

Последней выступила против большевиков самая мощная чешская Владивостокская группа (13411 человек) под командованием М. К. Дитерихса - 29 июня. Задержка более чем на месяц была связана с оторванностью группы от других частей корпуса и отсутствием достоверных сведений о том, что происходило в Поволжье, на Урале и в Сибири. Только 26 июля во Владивосток прибыл курьер от Р. Гайды с сообщениями и документами, среди которых был и приказ Л. Д. Троцкого о разоружении чехословацкого корпуса. Вечером 28 июля Дитерихс составил диспозицию захвата Владивостока. В известность были поставлены союзники, корабли и воинские подразделения которых находились во Владивостоке. Красноармейский гарнизон Владивостока насчитывал 1200 человек, наиболее боеспособными в его составе были венгры, немцы и австрийцы. Они были прекрасно вооружены, к их услугам были колоссальные запасы оружия во Владивостокской крепости. Чехи же испытывали большие трудности с оружием - на пути во Владивосток они сдали почти все. Одна винтовка приходилась на пятерых. 29 июня в 10 часов утра совету был предъявлен ультиматум: в течение получаса сложить оружие. Поскольку ответа на ультиматум не последовало, в 10.30 чехи выступили. Большинство красноармейцев сложило оружие без сопротивления. Только группа немцев и венгров под командованием немецкого офицера заперлась в здании штаба крепости и оказала вооруженное сопротивление, которое было быстро подавлено. Чехи потеряли одного убитым и 14 раненых.

Захватив оружие на складах, части группы выступили по направлению к Иркутску на соединение с Гайдой, преодолевая все большее сопротивление Красной армии. Вместе с чехами действовали русские белогвардейские части, в том числе отряд войскового атамана Уссурийского казачьего войска И. П. Калмыкова, французские и английские батальоны, японская дивизия.

Приморье было освобождено от большевиков. 31 августа эшелоны 8-го Силезского полка, продвигаясь на запад по КВЖД, встретились на реке Онон с частями Гайды. Чехословацкий корпус воссоединился. Первоначальные цели выступления были достигнуты: объединение чехословацких войск и установление контроля на Транссибирской железной дороге.

Та кажущаяся легкость, с которой была свергнута власть большевиков на колоссальных просторах, вызвала изумление и восхищение действиями Чехословацкого корпуса как в России, так и заграницей. Многие участники белого движения, которые потом проклинали чехов за то, что они поддержали в России не тех, кого хотели белогвардейцы, испытывали летом 1918 г. по отношению к освободителям только благодарственные чувства. Один из самых ожесточенных хулителей чехов, журналист и поэт А. Е. Котомкин вспоминал, что он испытывал при виде чехов на улицах освобожденной ими Казани: "...сам, как и все русские люди, находился под властью большевиков и, конечно, вместе с родной Казанью и всем Поволжьем радовался успехам чехословацких легионеров, идущих на помощь своей старшей сестре - России, еще так недавно освободившей одних славян от тысячелетнего иностранного гнета, других от угрозы порабощения. С каким восторгом все население города Казани, от мала до велика, встречало своих избавителей - братьев чехословаков, сербов и отряд русской Народной армии..."⁴. Г. К. Гинс, член правительства Колчака, крайне неприязненно относившийся к чехам, писал о переживаниях лета 1918 г.: "Выступление чехов произошло неожиданно и для них, и для всех врагов большевизма. Как думали тогда, это была счастливая звезда Сибири, и чехов встретили, как Богом посланных избавителей"⁵. Далекое от политики население городов встречало чехов восторженно, как непонятно каким чудесным ветром занесенных спасителей. С. А. Елачич описывал, как встречали чехов в Самаре: они "с песнями входили в город. Население высыпало на улицы и с восторгом приветствовало избавителей... Стройными рядами, легкой поступью шли они с песнями, мне не знакомыми, но по мелодиям, ритму и всему тону казавшимися такими родственными, близкими. У всех солдат на концах ружей висели ветки цветущей сирени, руки также были полны цветов. А с обеих сторон непрерывно бросали все новые и новые цветы. Это был доподлинно редкий по своей искренности общий энтузиазм. Всем в тот радостный миг казалось, что большевизм пал и исчез навсегда, что наступила новая пора свободы и порядка, когда некого и нечего больше бояться, что можно спокойно и мирно жить"⁶.

Президент Франции Р. Пуанкаре сравнивал легионеров со знаменитыми античными героями, описанными Ксенофонтом в книге "Анабасис" о походе 10 тыс. греческих наемников из Малой Азии в Месопотамию. Восторженно писали о чешском "Анабасисе" в США. По словам Масарика, "наша армия в России и Сибири стала предметом всеобщего интереса, "Анабасис" наших русских легионов действовал не только на широкие круги, но и на круги политические... все это представлялось в виде чуда или сказки"⁷.

Многие русские офицеры, отрицательно относившиеся к чехам из-за оказанной ими поддержки эсерам, вынуждены были признавать их высокие боевые качества. Представитель Добровольческой армии в Сибири и Поволжье полковник А. Н. Моллер писал: "Чешские войска производят очень хорошее впечатление, хотя нет той внешней выправки, которая была у нашей армии, но зато каждый солдат выдается своей воспитанностью и культурностью, работают они очень дружно. Дерутся, по отзывам, которые я слышал от красноармейцев, отлично"⁸. Эсеровские руководители были в восторге от этих солдат и, создавая Народную армию, явно имели перед своими глазами чешский образец. Один из руководителей военного ведомства Ко-

муча В. И. Лебедев описывал легионеров: "Чисто одетые, подтянутые, веселые и дружные, они выгодно отличались от солдат старого строя и преторианцев нового... В них чувствовалось сознание собственного достоинства, дисциплинированность и огромный энтузиазм. Это были настоящие солдаты демократической армии, демократического государства"⁹.

Казалось, чехи достигли цели. Они рвутся на поля сражений во Франции, и их ждут там. Почему же корпус остался в России и принял участие в гражданской войне? Что произошло на Востоке России и в мире, изменившее первоначальные планы солдат и офицеров Чехословацкого корпуса?

Видимо, основная причина изменения планов чехов заключается в том, что неожиданное для союзников восстание Чехословацкого корпуса закончилось еще более неожиданным успехом. Перед союзниками стал вопрос, где могут принести больше пользы две чехословацкие дивизии: на полях сражений во Франции, где они мало что прибавят к сотням французских, английских, американских, канадских, австралийских дивизий, или в России, где можно открыть новый антигерманский фронт. К тому же в мае 1918 г. английские и французские руководители поняли, что нет никаких надежд открыть Восточный фронт с помощью Красной армии. Когда союзники задумывались о восстановлении Восточного фронта, их взоры притягивал Чехословацкий корпус - единственная хорошо организованная военная сила в России, к тому же являвшаяся частью французской армии. Неудивительно, что возобладала идея использовать чехословацкие войска против большевиков и немецкой угрозы в Архангельске¹⁰.

Еще 14 мая Э. Бенеш согласился на применение чехословацких подразделений для восстановления Восточного фронта против Германии, но при условии невмешательства во внутренние дела России и отправки не менее половины легионеров на поля сражений во Францию.

Восстание чехов, впечатляющие успехи корпуса и небольших отрядов русских белогвардейцев сделали идею Восточного фронта вновь актуальной. Политические деятели различной ориентации, влиятельные газеты стали требовать открытия Восточного фронта против Германии и ее советского союзника. 1 июня "Manchester Guardian", выступавшая раньше против интервенции, в редакционной статье писала: "Военная сторона интервенции резко изменилась, речь идет о том, чтобы прийти в соприкосновение с чехословаками и сделать их ядром для новой армии, могущей сражаться против Германии и воссоздать Россию". 2 июля "Daily Chronicle" утверждала: "Нет никакого другого пути, кроме посылки в Россию союзных войск в достаточном количестве, чтобы они могли служить ядром для всех тех сил России, которые стремятся к восстановлению независимости"¹¹. 20 июня премьер-министр и военный министр Франции Ж. Клемансо приказал генералу Ж. Лаверню, главе французской военной миссии в России, предупредить командование корпуса о возможной интервенции и потребовать от него удерживать позиции вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали "сделав, таким образом, интервенцию возможной, если об этом будет принято решение"¹². 2 июля 1918 г. Верховный союзный военный совет в Версале принял решение об интервенции¹³. Руководители союзных держав объясняли чешским политическим деятелям, что самый быстрый и надежный путь для создания независимой Чехословакии, пролегает через поля сражений в России. Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж писал Масарику о "блестящих успехах" чехословацких войск в действиях против "немецких и австрийских армий в Сибири" и об их "неоценимых услугах России, союзникам в их борьбе за освобождение от деспотизма"¹⁴. Британский министр иностранных дел А. Дж. Бальфур в декларации о признании права Чехословакии на

государственную независимость, утверждал, что "чехословаки задерживают немецкое вторжение в Россию и Сибирь"¹⁵.

Вашингтонская декларация ЧНС от 28 июля, напомнив, что Масарик "дал инструкцию чехословакам, находившимся в Сибири, пока остаться там", ставила вопрос: "Должны ли мы отправляться во Францию или сражаться в России?" Ответ на него, говорилось в декларации, "зависит не от одних чехословаков. Это должно быть решено союзниками, ибо чехословацкая армия является одной из союзных армий и находится под командованием Версальского военного совета. Безусловно, чехословаки желают избегнуть участия в гражданской войне в России", но здесь от них гораздо больше пользы, и поэтому "они предоставляют себя в распоряжение верховного союзного Совета"¹⁶. Бенеш также подчеркивал в обращении к легионерам, что на российских просторах они сражаются за независимость своей родины. В обращении к легиону от имени ЧНС он выразил ему "от имени всего народа глубокую благодарность за ваши героические дела... Спасибо вам, герои, своей кровью записавшие одну из самых блестящих страниц нашей истории. Спасибо вам, герои, гордо несущие знамя дальнейших побед в борьбе за нашу независимость"¹⁷.

Помимо интересов Антанты и желаний чешского руководства, сказывалось чувство симпатии, которую испытывали чехи и словаки к России. Влияло и то, что пришедшее к власти на Волге, в результате чешского восстания, правительство Комуча состояло из эсеров. Я. Папоушек писал: "Во главе местных правительств оказались вначале главным образом социалисты-революционеры, чрезвычайно близкие к Чехословацкому корпусу как своим мировоззрением, так и своей союзнической ориентацией"¹⁸. Несмотря на все разочарования в борьбе против большевиков, практически все чехословацкие руководители разделяли мнение Масарика, выраженное в мае 1917 г., что без России "чешская независимость лишается необходимой опоры". Первый премьер-министр Чехословакии К. Крамарж на Парижской мирной конференции заявил: "Что бы ни происходило, без сильной, национальной и славянской России в мире не будет мира и спокойствия. Никакие гарантийные пакты, сколь хороши бы они ни были и сколь красиво они ни были написаны, не обеспечат безопасности народам, находящимся под угрозой"¹⁹.

Летом 1918 г. напряженные бои шли на Волге, где вместе с чехами действовали части формировавшейся Народной армии. 12 июля Сызрань была освобождена частями Народной армии под командованием подполковника В. О. Каппеля и батальоном 4-го Чехословацкого полка под командованием капитана Пилоша. 16 июля капитан А. П. Степанов выступил с двумя батальонами 1-го чехословацкого полка из Уфы к Симбирску. Отряд продвигался стремительно и через пять дней был на левом берегу Волги у Симбирска. Лебедев описывал движение чехословацких частей: "Батальоны капитана Степанова двинулись с необычной быстротой, разбивая многочисленные советские войска, расположенные по Волго-Бугульминской железной дороге. У большевиков на этой дороге было два прекрасно бронированных поезда... "Товарищ Ленин", "Воля или смерть". У Степанова был самодельный броневой поезд, то есть платформа, на которую было поставлено трехдюймовое орудие под командованием поручика русской службы Холявина. Этот последний из 13 пушечных снарядов 12-ю угодил в "Товарища Ленина". Большевистские войска понеслись с бешеной скоростью к Симбирску и все... в панике разбегались"²⁰. 21 июля Добровольческая дружина Каппеля начала штурм города; рано утром 22-го с другой стороны город был атакован чехами и в этот же день взят.

1 августа в наступление на Казань перешли части Каппеля, пополнившиеся в Сызрани и развернувшиеся в Самарскую бригаду особого назначе-

ния, и четыре роты 1-го чехословацкого полка. 8 августа бригада Каппеля ворвалась в город с восточной стороны. Чехи и словаки штурмовали большевистские укрепления в лоб. Участник штурма писал: "Чехословацкие части с упорным боем продвигались к пристаням и городу, казалось абсолютно невозможным, чтобы эта небольшая горстка людей могла взять огромный город... защищенный многочисленными большевиками, обладающими массой артиллерии, пулеметов, броневыми машинами и блиндированным поездом". Неожиданную помощь чехи получили от Сербского интернационального батальона майора Благотича, занимавшего Казанский кремль. Сербы неожиданно с фланга атаковали обороняющиеся красноармейские части, двинулись "на орудия, пулеметы и броневые автомобили на пристани. С одними ружьями в руках сербы атаковали сильные боевые позиции противника, в упор стрелявшего в них из орудий с боевых автомобилей, и немедленно повернули взятые ими орудия в бегущего врага"²¹. А. П. Еленевский, служивший во 2-й Самарской батарее, описывал бой под Хвалынском в начале сентября 1918 г.: "Шли полроты чехов (человек 60), присланное из Самары подкрепление. Но не тех чехов, которых потом можно было встретить по всей Сибири. Это полурота готова была драться одна против батальона красных"²².

После непрерывных боев на протяжении нескольких месяцев чехи начали уставать. Русский офицер артиллерист В. О. Вырыпаев отмечал: "Под Казанью, несмотря на то, что чехи находились под командованием одного из лучших чешских полковников - Швеца, и несмотря на то, что стоявший там чешский отряд был одним из лучших, настроение среди войск быстро падало. Усталость от постоянных боев начала сказываться. Чехи требовали смены и отвода в резерв. Начали действовать на их настроение и газетные сведения о том, что формирование новых частей из мобилизованных идет плохо, что мобилизованные бегут из частей и что правительство не принимает энергичных мер"²³. Развал Народной армии, массовое бегство мобилизованных, их тотальное нежелание воевать - все это действовало на чешские части даже сильнее, чем усталость от боев. Чехи прекрасно видели, что происходит на фронте. Кроме чехов, сербов и немногочисленных русских добровольцев, никто воевать не хотел. Чешские офицеры с ужасом писали о том, что происходило в сентябре на фронте: "Две роты уфимцев... численностью в 400 человек ехали на фронт. До Самары доехала лишь половина из них и до фронта лишь 120 человек. При отходе у Батраков солдаты Волжского полка бросили оружие, переоделись в гражданское платье и смешались с беженцами... У Безенчука разбежался русский батальон"²⁴. Чехи не могли, да и не хотели воевать одни за всю огромную Россию.

Полковник С. А. Щепихин, назначенный 15 августа начальником Полевого штаба Поволжского фронта, описывал свою встречу с командующим Поволжским фронтом полковником С. Чечеком, который поставил перед начальником штаба основную цель: "Главная ваша обязанность - выдвинуть на фронт формируемые Галкиным части Народной армии. Чехи устали, ждут смены, вправе на нее рассчитывать". Щепихин описывал, как проходили его беседы с военным министром Комуча генерал-майором Н. А. Галкиным: "На мои запросы по поводу формирований Галкин неизменно отвечал мне по ежедневной ведомости движения формирований - и все, казалось, обстояло благополучно.., а солдат все нет как нет"²⁵. Военные и политические руководители корпуса понимали, что в условиях развала Народной армии чешские части могут не выдержать. На подкрепления в виде русских частей надежд оставалось все меньше. Руководство корпуса начало привлекать в войска чехословацких военнопленных в России, и до конца 1918 г. в корпус вступили 15 207 военнопленных²⁶.

Естественно, в боевом отношении эти солдаты представляли собой значительно менее доброкачественный боевой материал, чем добровольцы корпуса. Они не очень рвались на фронт, тем более в условиях приближавшегося конца мировой войны, а особенно после ее окончания. Чешские руководители в России настаивали перед Масариком, Бенешем, перед командованием Антанты на отправке в Россию чешских частей из Франции и Италии, на формировании чехословацких частей в США для отправки на Восточный фронт. 8 августа чехословацкий политический представитель в Самаре писал представителям союзных держав в Вологду: "Наше желание состоит в том, чтобы на территорию России были направлены все чешские части из всех союзных армий. В военном отношении союзники ничего не потеряют, мы же здесь только выиграем. В других местах чешские части имеют значение лишь как воинские соединения, в России же, помимо военного, чешское войско имеет также и политическое значение. Не говоря уж о том, что, если мы будем все вместе, возрастет сила и сознательность наших солдат, что послужит гарантией дальнейших успехов". 21 октября один из руководителей отделения ЧНС для России писал Масарику: "Считаю своей обязанностью просить вас рассмотреть следующий вопрос: нельзя ли направить в Сибирь чехословаков из Соединенных Штатов Америки (американское правительство не будет чинить этому препятствий)"²⁷.

Чехи стремились добиться объединения многочисленных русских правительств на Востоке страны, надеясь, что тогда удастся, наконец, создать регулярную русскую армию. ЧНС заявлял: "Настоящее политическое положение властно требует немедленного создания центрального Всероссийского правительства". В сентябре, во многом под нажимом чехов, удалось созвать в Уфе Государственное совещание. На нем чехи потребовали создания единой всероссийской власти. Глава чехословацкой делегации на совещании Б. Павлу говорил о необходимости найти "тот общий язык, который объединит всех в общем стремлении послужить Родине. Мы верим и надеемся, что русский народ, который 300 лет тому назад в Нижнем сумел встать на защиту своей свободы и единства, найдет и в настоящее смутное время на Уфимском Государственном совещании своих Мининых и Пожарских". Павлу предостерегал: "Все мы, как и вы, чувствуем тяжесть момента, когда нам всем были даны два предостережения. Первое - прорывом севернее Уфы, в действительности еще не ликвидированным, и второе - падением Казани. Господа, мы все должны объединиться для того, чтобы не ожидать третьего предостережения"²⁸. Участник совещания М. Кроль писал в воспоминаниях: "Бывали моменты, когда казалось, что разрыв между двумя группами [эсеры, сибирские политики] неминуем"²⁹, и только одно смогло заставить противоборствующие стороны прийти к соглашению: главнокомандующий Я. Сыровы "потребовал в ультимативной форме скорейшего создания всероссийской власти, угрожая в случае дальнейшей затяжки переговоров в Уфе тем, что чехи совсем оставят фронт, и эта угроза возымела свое действие"³⁰. 24 сентября было образовано Всероссийское правительство - Директория. Павлу под восторженные аплодисменты зрительного зала приветствовал новую власть: "От имени Чехословацкого национального совета, чехословацкого народа, чехословацких войск и союзных с ними войск Польши, Румынии и юго-славян приветствую новое Всероссийское временное правительство, залог единой великой, свободной демократической России - той великой России, которая будет опорой свободы, и нашей и вашей. Мы ясно сознаем, что наша и ваша судьба общая, мы и вы боролись за свободу. Мы боремся теперь за единую и свободную Россию, ибо без единой, свободной России не будет свободной Чехии, Румынии, Польши и Югославии"³¹.

Но, несмотря на образование новой власти, Народная армия продолжала разваливаться. На фронте чехословацкие части и немногочисленные отряды добровольцев выбивались из сил, отражая все усиливавшиеся удары красных. Помимо тяжелых боев на фронте, развала Народной армии, был еще ряд причин, вызывавших упадок духа у вчера еще непобедимых легионеров. И чехи и русские были уверены, что скоро на фронте появятся части союзников, как обещали представители Франции и Великобритании. Отсутствие обещанной помощи действовало на русских и особенно на чехов, которые были частью французской армии. Щепихин, в целом относившийся к чехам довольно объективно, писал: "Хорошо задуманный рейд Каппеля к Свияжскому мосту провалился по целому ряду несчастных случайностей... Впервые пришлось считаться с откровенным нежеланием чехов продолжать нести жертвы на алтарь чуждого им дела. За первым чешским полком заволновались полки Чечека, и наш командующий спешно отбыл к полку для уговаривания... Чечек имел неосторожность пообещать честным словом своим "братьям" союзническую помощь. Так как ни один солдат Антанты на берегу Волги не появился, то, естественно, легионеры заволновались. Ни союзников, ни русской Народной армии!"³²

После оставления Самары легионеры заволновались по-настоящему. 11 октября на станции Кинель в вагоне Чечека, где в это время находились, помимо него, командующий 1-й чехословацкой дивизии полковник Й. Швец и несколько русских офицеров, явилась делегация от ряда чехословацких полков. Щепихин, находившийся в вагоне, наблюдал сцену: "Все чехи были прекрасно одеты, сыты и здоровы по виду. Чего же им недостает? - думал я. - Затем на перроне послышался шум, он усиливался, а Швец уже грозно кричал... Чечек не выдержал и без шапки выскочил на выручку. Швец вернулся в вагон красный от волнения и со слезой в глазах: "Сволочи! Не хотят драться... Я им покажу... Хлеб чужой жрать умеют! Мерзавцы...!" - все это на чистейшем русском языке. Оказывается, комитет дивизии делегировал своих представителей объявить Чечеку, что легионеры дальше воевать не желают. Им надоела вся эта кутерьма и русская неразбериха! Они ждали союзников - союзников нет. Они ждали русской армии - русских нет! Их сознательно надувают, втягивают в междоусобную войну. Довольно! Они так же имеют право на отдых. Они требуют, чтоб их сейчас везли в Челябинск, на соединение с другими полками в Сибири. Положение было чрезвычайно острое. Момент ответственный! Нам было совестно смотреть в глаза чехам. Они стыдились нас за прошедшее представление. И Чечек и Швец хорошо знали наш русский армейский устав. Оба прошли нашу русскую школу. Они знали, чем это грозило в русской армии, если бы солдаты заявили своим начальникам о нежелании драться. Они догадывались о наших думах и взглядах на этот счет... Между тем на перроне стало тише: теперь говорил один Чечек. "Расстрелять двух-трех негодяев, и конец!" - горячо говорил Швец, но Чечек был другого характера и, очевидно, мнения. Он сам устно и в приказах не раз обнадеживал своих "чешей", что вот-вот заблестят на Волге штыки союзников. Он сам, будучи уверен в правоте своих обещаний, поддерживал упования легионеров на скорую смену... Он сам указывал сроки, когда появится грозная Народная армия. Теперь приходилось платить по векселям".

На легионеров влияло и то, что летом они вели в основном так наз. эшелонную войну. Завладев большим количеством вагонов, в которых они очень хорошо, по-хозяйски устроились, и только на время, для ведения боев выходя из них, чехи не хотели осенью воевать в неподготовленных окопах и землянках, к чему их вынуждала усиливавшаяся с каждым днем Красная армия. Дитерихс говорил об этом с Щепихиным: "Ну, это я предвидел дав-

но... Ведь легионеры привыкли до сих пор вести так называемую вагонную войну. Подъехали, высадились, постреляли, противника разбили, и марш в вагоны пить кофе и спать... Это я знал и раньше. Эту привычку едва ли удастся изменить. А теперь они почувствовали, что с вагонами придется расстаться надолго, если не навсегда"³³.

Чехи и словаки настолько привыкли к своим теплым, уютным вагонам, настолько недооценили противника, что во второй половине октября их арьергард был врасплох застигнут в вагонах красными и понес большие потери. Эта неудача усилила желание легионеров уйти с фронта. Действовала на них и хорошо поставленная красная пропаганда о том, что мировая война кончается, родина вскоре будет свободна. Чехам все более становилось непонятно, что они делают в чужой стране, при откровенном нежелании большинства русских сражаться за свою свободу. 24 октября командир 1-й чехословацкой дивизии Йозеф Швец написал тревожное письмо командующему Самарской группы войск Войцеховскому и начальнику штаба группы Щепихину, что ему вряд ли удастся удержать своих подчиненных на фронте. На следующий день, 25 октября, Швец безуспешно пытался уговорить своих солдат не покидать фронт: "Его прощальная речь была потрясающа: он говорил о позоре, павшем на голову славных чешских легионов; о презрении, которым заклеймят русские братья чешское имя; он напоминал об измене общему славянскому делу, России и, наконец, тем русским патриотам, что дерутся рука об руку с ними. Ничего не помогало". В ответ он услышал: "Нет! Мы устали! Нас обманули! Союзников нет, а русские малочисленны. Родина свободна и нас ждет. Немец просит пардону и война практически кончилась... Наше место в Праге, а не здесь, в снегах и степях Сибири".

Ничего не добившись, Швец поднялся в свой вагон и застрелился. Щепихин писал: "Швец не мог по своему характеру спокойно выносить трагически складывающуюся обстановку. Он исчерпал все средства. Ему оставалось два выхода: или силой заставить выполнять свой приказ, или погибнуть самому. Но и его добровольная смерть не является жестом отчаяния, она - искупительная жертва": по его мысли, "моя смерть охладит эти обезумевшие головы и, может быть, даст толчок к резкому повороту в настроении масс"³⁴.

Легионеров эта смерть потрясла, и они согласились остаться на фронте еще на один месяц. Русские мемуаристы, даже более или менее объективно относившиеся к чехам, отзывались об этом с иронией. Например, Щепихин, описывая реакцию чешских солдат на самоубийство любимого командира, писал: "С обнаженными головами они окружили вагон - могилу своего неподкупного вождя и... поклялись не оставлять фронт... до 1 декабря!.. Большей уступки, им казалось, жизнь Швеца не стоила - один месяц за жизнь героя"³⁵. Но нужно иметь в виду, что они оставались до 1 декабря, несмотря на то, что произошли события всемирно-исторического значения, создавшие для всего мира, и в первую очередь для Чехословакии, совершенно новую историческую реальность. Армии четверного союза были разгромлены, Австро-венгерская монархия разваливалась.

28 октября в Праге было провозглашено образование Чехословацкого государства. 30 октября легионеры узнали об этом из передачи московского радио. 3 ноября капитулировала Австро-Венгрия, 11 ноября - Германия. Война закончилась, Чехословацкое государство образовано, а они продолжают воевать в далекой России, храня верность данному слову, и как воевать!

Воспользовавшись желанием частей 1-й дивизии остаться на фронте, Войцеховский задумал наступательную операцию. Он перебросил семь батальонов к Бугульме и пустил их в обход правого фланга красных в районе Верхне-Троицкого завода. Как это было и всегда во время боев на Волге,

чешские части разбили красных, которых должны были перехватить части Каппеля. Но, как это часто бывало, русские части не справились с поставленной задачей, красные смогли отступить до Самары.

Большую роль в успехе наступления у Бугульмы сыграло то, что чехи верили Войцеховскому, служившему в чехословацких частях с 7 августа 1917 года. Щепихин писал: "Согласие чехов было получено самим Войцеховским - не было сомнения, что они проведут маневр с должными добросовестностью и порывом... Психологически важно было и то, что Войцеховский обещал взять руководство маневром в свои руки: надо признать, что чехи в массе не доверяли русским офицерам, им незнакомым. Бог его знает, что он думает: сегодня он с белыми, завтра с красными; он, ведь, дома: "Свои люди - сочтутся", а шишки все на чехов полетят. Ведь легионеры отлично знали из газет, что Троцкий истерически грозил подавить кровью и штыками восстание чехов, а о русском Комуче ни слова!"³⁶

Через девять дней после подписания Компьенского перемирия между Антантой и Германией, в ночь на 18 ноября в Омске произошел военный переворот. Военные свергли власть Директории, ее членов выслали за границу, всероссийским правителем с диктаторскими полномочиями был провозглашен адмирал Колчак. Для большинства солдат и офицеров Чехословацкого корпуса, тесно связанных с российскими демократическими кругами, военная диктатура в России была неприемлема, и воевать за нее у них не было ни малейшего желания. Один из вождей социалистов-революционеров В. М. Чернов, который пытался в Уфе организовать сопротивление перевороту, был арестован белыми офицерами и освобожден чехами, описывал ту ненависть, с которой легионеры и колчаковцы относились друг к другу: "Привели в здание казармы, но здесь нас нагнал новый приказ [чешского коменданта], и в сопровождении чешского офицера сумрачные колчаковцы повели нас обратно в нашу гостиницу... Надо было видеть, как скрещивались взгляды революционеров из чешских легионеров со взглядами колчаковцев, щелкавших зубами, словно волки, отогнанные от добычи"³⁷. Многие в чехословацких легионах разделяли позицию бывшего легионера, публициста и историка Б. Пришкрыла, писавшего в 1929 г.: "Возможна ли она (помощь русским белогвардейцам), когда наши русские союзники находились в колчаковских тюрьмах. Ими организовывались восстания против Колчака, иные переходили к большевикам, давая предпочтение "красной диктатуре против белой". Одно уже присутствие легионеров в Сибири поддерживало режим, который все русские друзья наши ненавидели". Так рассуждали, естественно, далеко не все легионеры. Многие офицеры, особенно в высшем командном составе, сочувствовали Колчаку, считая, что при помощи диктатуры можно создать боеспособную армию. Один из чешских авторов писал: "В некоторых кругах преобладало сочувствие к Колчаку, но оно не разделялось большинством войска"³⁸. Таких сочувствующих тогда в Сибири называли "белыми чехами". При подобном настроении в легионе удивительно не то, что легионеры ушли с фронта, а то, что они остались в Сибири и продолжали борьбу с большевиками.

Массовый уход в конце ноября - начале декабря с фронта наблюдался только в 1-й дивизии, воевавшей в составе Поволжского фронта, но не затронул солдат и офицеров 2-й чехословацкой дивизии, которой с 26 сентября командовал бывший командующий Восточной группы корпуса, освободившей всю Сибирь, Радола Гайда. 26-летний генерал, фармацевт по образованию, начавший первую мировую войну младшим офицером в австрийской армии, в сентябре 1915 г. он перешел на сторону противника и вступил черногорскую армию в качестве военного медика, а после отступления черно-

горских войск в Албанию в феврале 1916 г. перебрался в Россию и вступил в чешскую бригаду. 12 декабря Гайда был назначен командующим Северо-Уральским фронтом.

29 ноября Екатеринбургская группа фронта нанесла удар по левому флангу советской 3-й армии. Большую роль в наступлении белых сыграла 2-я чехословацкая дивизия. 24 декабря войска под командованием Гайды были названы Сибирской армией. 29 декабря она взяла Пермь, захватив колоссальную военную добычу. Но с начала января 1919 г. легионеры 2-й дивизии стали уходить в тыл, а часть войск пришлось перебросить на Уфимское направление. 6 января 1919 г. Сибирская армия перешла к обороне.

Уход чехов с фронта, на котором они героически воевали с конца мая 1918 до начала 1919 г., то есть более семи месяцев, практически без отдыха и без смены, а последние недели - уже после образования независимой Чехословацкой республики и окончания мировой войны, был абсолютно понятен и естественен. Бои с Красной армией стоили чехам больших потерь. 9-й чехословацкий им. Карла Гавличка полк численностью 1800 человек потерял в боях 350 убитыми; 1-й чехословацкий ударный батальон численностью около 600 человек - потерял около 150. По словам В. С. Драгомирского, "многие роты с 220 человек уменьшились до 40". При этом красные в плен чехов, как правило, не брали (в лучшем случае просто расстреливали, а не предавали страшным мучениям).

Многие легионеры четыре года не были дома, и вполне понятно их стремление вернуться. Положение на их родине было очень сложным. Во вновь созданном Чехословацком государстве первоначально не были определены даже границы. Не было собственной армии, в то время как возникли разногласия с другими вновь образованными странами (Венгрия претендовала на Словакию, Польша пыталась захватить ряд районов на северо-западе страны). При таком положении многие легионеры не понимали, почему они должны воевать в России, а не защищать свою родину.

Некоторые из русских офицеров, воевавшие с чехами бок о бок в гражданскую войну, старались объективно оценить их роль. Генерал-майор П. П. Петров писал: "Чехов обвиняют как бы в вовлечении в невыгодное дело русских. Но почему везде так единодушно приветствовали появление чехов и изгнание большевиков? Ведь в первый момент даже неизвестно было, на сколько времени они останутся... Не будь этого выступления [чехословацкого корпуса], многие бы еще долго решали, как лучше, то есть открыто задраться или же стараться быть зрителями происходящего... Чехов обвиняют в плохой работе на фронте в последнее время, а затем и в уходе совсем? Но мы знаем, что чешское командование на Волжском фронте жило всецело интересами фронта, болело неудачами и вкладывало в работу всю свою энергию и умение. Имена Чечека, Швеца, Воженилека всегда будут произноситься с уважением теми, кто вместе работал с ними на Волге... А сколько легло неизвестных нам чехов у Самары, Сызрани, Казани, Симбирска"³⁹. Щепихин писал: "Итак, вот главная важная заслуга чехов - они стержень белых восстаний, а местами и возбудитель... Организация, формирование армии из ничего - задача по плечу недюжинной личности, и то уже при наличии соответствующей обстановки. Главное же - необходимо время. Кто дал обеспечить это время, чтобы хотя бы по районам создались из русских силы сопротивления, - чехи! Без них всякое начинание в этой области не пошло бы далее партизанской Вандеи... Терпеливо чехи в течение четырех-пяти месяцев прикрывают своей грудью те районы, где идет горячее спешное сколачивание противобольшевистских сил. Успешно или нет идет формирование, но оно прикрыто чехами, так было на Волге у Комуча, так было в Сиби-

ри: все эти "каппелевцы", волжане, казанцы, а в Сибири уральские и сибирские корпуса начали жить, получали эту возможность - лишь благодаря выступлению и поддержке чехов. Вот тот, поистине героический, путь борьбы чехов, за который мы, русские... должны быть им признательны настолько, чтобы простить им все дальнейшее... Чехов могли при их стадном, почти животном стремлении домой, остановить лишь одним лозунгом - "Родина". Вы хотите получить свободную родину - тогда выполните то и то. И чехи геройски, именно геройски, так как героическое было побуждение, двигавшее всей массой чехов, выполнили приказ. И нечего сомневаться, что если бы в октябре немцы не запросили пардону, то союзники не охладели бы к вопросу восточного фронта, а отсюда ясно, что они сумели бы задержать и чехов, для которых главная цена их крови еще не была выполнена. Родины, как таковой, в политическом смысле не существовало? Союзники выполнили свои обещания в отношении чехов, то есть их Родина стала свободна и самостоятельна. Дальше, естественно, ни одной лишней капли крови. Никто не виноват, что мы, русские, не с полной энергией использовали то время, что нам было даровано судьбой"⁴⁰.

Но раздражение и растущее непонимание было взаимным. После проведенных в России четырех лет, в том числе последних полутора - в обстановке революции, оптимизм чехов в отношении великой славянской державы, старшего брата и его народа, несколько изменился. Принимая близко к сердцу интересы России и проливая за свободную Россию свою кровь, многие чехи тем не менее отмечали, что "сейчас Россия больна и беспомощна. Если предоставить ее самой себе, то немцы ее захватят"; восстановление России возможно, но "это всецело зависит от союзников. России необходима дружеская помощь, действенная и эффективная, так как на сегодняшний день Россия совершенно не способна возродиться самостоятельно. Русские измучены, потеряли веру в себя, им нужен отдых, чтобы восстановить силы. Большинство из них - это люди в крайне нервном состоянии, не способные к самоорганизации"⁴¹.

Глава чехословацкого национального движения профессор Масарик, при всех своих славянских чувствах и уверениях в любви к России, никогда не был сторонником того, что он называл "некритическим русофильством": "Я люблю Россию, то есть русский народ, не Менее чем наши русофилы, - писал он, - но любовь не может, не должна одурманивать разум". Еще до 1917 г. Масарику во многом не нравилась официальная Россия, в которой он, по его словам, был записан "на черной доске", но Масарик невысокого мнения был и о русской дореволюционной эмиграции. Он писал о ней: "Было страшно смотреть, как они неорганизованны, как их нельзя организовать"⁴². Он критически относился еще задолго до 1917 г. к русской армии: "То, что я знал о русском войске и его командном составе, внушало мне всякие опасения"⁴³.

Письмо Масарика Национальному совету, написанное 27 сентября 1918 г., накануне решающих событий в Чехословакии и завершения мировой войны, содержит поразительные откровения о России и о том, как должны были себя вести чехи и союзники в отношении братского славянского народа. "Я категорически не согласен с ними и с их политикой, - писал он о большевиках, - но, говоря словами президента Вильсона о Мексике, я бы вел переговоры даже с дьяволом; я убежден, что политика Антанты по отношению к большевикам была ошибочна с самого начала; нельзя было и тогда, нельзя и теперь отступать из России и оставлять ее и большевиков немцам и австрийцам"⁴⁴.

Как же произошло то, что чехов, которых в 1918 г. величали "героями", которых все русское население "от мала до велика" встречало как своих изба-

вителей, - то же население через полтора года поносило: "сытые, откормленные, без дела в тылу торчащие войска", которые "захватывали большие склады продовольствия и фуража, питаясь лучше любой русской части"? На улицах сибирских городов вывешивались листовки, писанные языком ненависти: "Бей жида и чеха! Спасай Россию! Чехи убирайтесь в..."

Получается, раздражал уже сам внешний вид хорошо одетых, обутых, сытых, по-хозяйски устроившихся в теплушках, цивилизованных европейцев. Это вызывало злобу у жителей России любой сословной, классовой или партийной принадлежности. Даже те русские, которые в целом объективно относились к чехам, восторженно писали об их боевых действиях на фронте, были раздражены, как Щепихин, их внешним видом, хозяйственностью. "Уходят с фронта, бывает, сменяемые [русские] части, утомленные, истерзанные противником морально и физически, - писал он. - На чехов, двигающихся с фронта, совестно взглянуть - так они блестяще выглядят. Одним словом охарактеризовали их наши русские кухарки и горничные - "женихи". Вот этой нечуткости, непонимания этики, вам, чехи, не простят русские, ваши вчерашние соратники, а вместе с ними русский народ. Вам, чехи, тот же русский народ не простит жениховского вида в стране нищих, голодных... Бывают моменты в жизни, когда совестно до неприличия иметь счастливый вид... Надо уметь быть скромными"⁴⁷.

Совершенно непонятно, почему чехи, разгромив большевиков от Пензы до Владивостока, только что узнав о победоносном окончании мировой войны и о воплощении своих надежд на создание свободного чехословацкого государства, должны были уходить с фронта не с видом победителей. Когда чешские эшелоны в апреле 1919 г. увидел генерал А. Д. Будберг, его охватила ненависть: "Проезжаем ряд станций, переполненных чехословаками, распухшими от безделья и жирной кормежки". Нет таких оскорблений, которые лифляндский барон Будберг не бросил бы в лицо легионерам, только благодаря героической борьбе которых он мог в апреле 1919 г. вернуться в Сибирь, чтобы занять пост главного начальника снабжения и инспекции при верховном главнокомандующем: "Эти практичные немецкие метисы отлично учли свое теперешнее значение и его выгоды; они понимают, что немедленно им уехать домой нельзя, и не теряют времени, чтобы с наибольшей пользой использовать это временное здесь сидение, отъесться, отдохнуть и возможно больше обогатиться; они самым эгоистическим образом преследуют только свои чешские интересы"⁴⁸. Наверное, эти мемуаристы считали, что не только русские, но и все вокруг обязаны думать и воевать только за русские государственные интересы. Щепихин: "Страшная, но безотрадная картина - эти десятки поездов с бездельниками, которые едят и пьют, значит, требуют каких-то запасов. Правда, вопросы снабжения чехи решали самостоятельно, но ошибочно думать, что это не отражалось на наших органах снабжения. Обладая большими средствами, и финансовыми и организационными, чехи не стеснялись расстояниями, производили свои закупки в самых широких масштабах и районах... Чехи имели целые поезда запасов, но это был их рацион на всякий случай, и главным образом на период переезда морем домой. Для текущего довольствия чехи энергично производили обильные закупки, непрерывно ослабляя рынок, повышая цены... Но кроме текущего продовольствия, заготовок впрок предметов первой необходимости (бочки масла, вагоны пшена, муки и прочее, и прочее) чехи не оставляли без внимания и другие отрасли промышленности: и шерсть, и цветные металлы (медь и сталь), и хлопок - все это не ускользало от пытливого, склонного к коммерции чеха. Они имели значительный запасной фонд в открытом собственном банке и покупали за наличный расчет на валюту, что удешевляло покупки"⁴⁹.

Эмигрантский историк Драгомирский писал: чехи "особенно большую тщательность проявили в устройстве и развитии фронтового и тылового интендантства. Этому последнему они придавали весьма серьезное значение. Для того чтобы понять, как блестяще была поставлена эта часть, достаточно привести перечень тех предметов, которые получал у них каждый солдат. На 60 000 добровольцев отпускалось ежемесячно: 100 500 пудов муки, 75 000 пудов мяса, 22 500 пудов картофеля, 11500 пудов масла, 11250 пудов сахару, 8125 пудов капусты и разной зелени, 6500 пудов крупы... В расстоянии 30 - 40 верст от магистрали они снимали большие дворы, в которых держали по 1000 и более голов скота... Для закупки скота была послана в Монголию специальная экспедиция, для перевозки зерна содержались верблюды... В разных местностях скопления войск были устроены фабрики и заводы, в которых выделывали необходимейшие для войска предметы. В г. Омске были фабрики: текстильная, сапожная, макаронная". Чехи не забывали ни о чем и старались во всем обходиться своими силами. Они открыли мыловаренный завод, который выделывал 200 пудов мыла ежедневно; "в разных городах Сибири существовали устроенные чехословаками колбасные заведения, приготовлявшие ежемесячно 12 000 пудов разных колбасных изделий. Их сыроварни выделывали ежемесячно до 3500 пудов сыра, а мельницы перемалывали ежедневно до 5000 пудов муки и крупы". Мелочей не существовало, солдаты должны были воевать с полным комфортом. "В г. Кургане был устроен пивоваренный завод, выпускавший 3600 ведер пива в неделю. В том же городе существовала фабрика чайников, котлов и горшков, а также хорошо оборудованный конский завод. В г. Новониколаевске устроили химическую лабораторию для выделки зубного порошка, сапожной ваксы, одеколона и т.п... Заботясь о духовной пище для солдат, они издавали более десятка разных газет и журналов, а также массу книжек по разным отраслям знания. Газета "Csl. Denik" печаталась в количестве 11000 экз., а в одном, например, августе 1919 г. выпущено 160 000 экз. разных брошюр. Они же положили основание историческому архиву чехословацкого войска, устроили для войска мастерские: фотографическую, кинофильмовую и графических искусств, сорганизовали полковые оркестры, школу для солдат, спортивные клубы и даже большой симфонический оркестр"⁵⁰.

Чешское командование думало и о будущем своих солдат. Речь идет не о мифической краже золотого запаса России, в чем чехов обвиняли многочисленные недоброжелатели. Они никогда не простят чехам в особенности того простого факта, что в колоссальной стране не нашлось нескольких десятков тысяч людей, готовых воевать с большевиками так же доблестно, как чехи. Драгомирский писал о том, как чехи распорядились теми небольшими средствами, которые у них были: "В этом отношении они проявили огромную энергию, которую весьма умело и радикально использовал их выдающийся финансовый и общественный деятель полковник Шип, нынешний главный директор пражского Легио-Банка... Убеждая каждого легионера сберегать получаемое жалование, он собрал крупные суммы, которые затем употребил на устройство целого ряда небольших заводов, мастерских, разных предприятий, а также для закупки для Чехословакии разного сырья, которое тогда из Сибири никто не вывозил. Почти все деньги, скопленные легионерами во время их пребывания в Сибири, оставлены там же, в обмен на разное сырье. Это сырье, иначе сказать, их собственные деньги, чехословаки имели полное право вывезти с собою. Необходимость такой меры диктовалась еще и тем, что чехословаки получали свое жалование большей частью в русской валюте, которая сильно падала и настоятельно требовала превращения в более устойчивые предметы"⁵¹.

Все это чешское изобилие противопоставлялось нищенскому виду русских войск. Никому из российских мемуаристов не приходил в голову один простой вопрос: почему, находясь в одних и тех же районах России, чехи смогли организовать свое снабжение, а русские нет? В том, что многие части русских войск были снабжены очень плохо, нет никакого сомнения, есть множество свидетельств современников. Генерал В. М. Молчанов, назначенный в конце января 1919 г. командовать Ижевской бригадой, описывал внешний вид вверенных его попечению солдат: "Команда конных разведчиков - 40 лошадей (ни сабель, как таковых, ни седел почти не было), сидели на подушках... подходя к полку, я прежде всего обратил внимание на оркестр. Одеты они были грязно и пестро, один тип был в цилиндре, иные в кацавейках, в лаптях"⁵². Генерал Петров описывал, в каком виде оправляли на фронт в конце лета 1919 г.: "Во всех (бригадах) нет совершенно шинелей, даже для обученных и отправляемых на фронт... несмотря на все наши старания, так и не удалось получить и подготовить для всех маршевых рот шинели, и люди приезжали на фронт с одеялами вместо шинелей"⁵³.

Положение в Народной армии было еще хуже. При неналаженной системе снабжения, многие командующие крупными воинскими частями в то же время превращались в каких-то феодальных владык, рассматривая захваченное имущество, включая суконные фабрики, военные заводы, как имущество своей части, и ни какие приказы не могли заставить их отдать часть запасов Центральному управлению или своим соседям.

Чехи видели, что творится в русских частях, как они "блистательно" снабжаются и, естественно, создали собственную систему снабжения. Понимая, что голодные и раздетые солдаты не будут надежными соратниками, чехословаки кормили и снабжали всем необходимым целые части Народной армии. Вид голодных и раздетых солдат, многие из которых были 17-ти и 18-летними подростками, показывал чехам, что с такими союзниками, как всевозможные русские власти, трудно иметь дело. И победы над красными должны быть добыты только чехословацкой кровью. Стрелок 1-го чехословацкого полка писал в дневнике: "Бои под Казанью, на Симбирском и Николаевском фронтах принесли много разочарований. Помощь союзников не пришла, а на русские части нельзя было положиться. Посылали нам в помощь 18-летних, 19-летних ребят, необученных, плохо одетых и голодных. Никто о них не заботился. Их положение ухудшилось с приближением зимы. Бывали случаи, когда наши кухни кормили целые русские части... В Народной армии было видно, что дезорганизация достигла предела, их интендантство уехало, оставив их голодными без продовольствия!.. Во время эвакуации Самары... осталось множество обмундирования и обуви, что было невозможно вывезти, в то время как Народная армия была так плохо обеспечена"⁵⁴.

Чехов обвиненяли во многом, и многие из обвинений были справедливы. Это и выдача адмирала Колчака в начале января 1920 г. Иркутскому политцентру. Это и страшные картины Ледяного сибирского похода, замерзших в пути людей, состояние оставленных без паровозов эшелонов с большим количеством женщин, стариков и детей, превратившихся в кладбища на колесах, так как чехи забрали все паровозы себе и их эшелоны двигались на восток первыми. Однако на фоне чудовищной организации интендантских служб во всех без исключения антибольшевистских армиях; коррупции, достигшей невероятных масштабов, которая выдержит сравнение только с разгулом коррупции в России настоящее время, - организация снабжения в Чехословацком корпусе, забота обо всех нуждах солдат и даже об их будущем после возвращения на родину может вызвать только восхищение.

Вообще, в вопросе о роли чехов в гражданской войне перемешалось столько взаимных обид, обвинений, эмоций, что разобраться в этом объективно довольно трудно. О том, что в 1918 г. их роль в антибольшевистском движении на востоке страны была решающей, уже много сказано. Почему же они не сыграли такую же роль в 1919 году? Кто виноват в том, что для антибольшевистского дела в 1919 г. от чехов было больше вреда, чем пользы, хотя их героическая роль в 1918 г. перевешивает все обвинения?

Нужно признать, что чехи, занявшие, по приблизительным оценкам, 7000 вагонов, создавали острый дефицит подвижного состава и затрудняли движение по Транссибирской магистрали, доставку на фронт всего необходимого. Русских мемуаристов раздражало то, что в 1919 г. легионеры, утратив боевые качества, "жирные и надутые", только "важно разгуливают по станционным платформам, окруженные русскими девицами", и не расположены воевать, так как "им нет никакой охоты идти в грязные деревни, терпеть разные неудобства и еще чем-то рисковать"⁵⁵. Один из самых злобных ненавистников, генерал К. В. Сахаров, не брезговавший в отношении их кровавыми наветами, так описывал чехословацкую армию: "Как испуганное стадо, при первых известиях о неудачах на фронте бросились они на восток, чтобы удрать туда под прикрытием Русской армии. Разнузданные солдаты их, доведенные чешским комитетом и представителями Антанты почти до степени большевизма, силой отбирали паровозы почти у всех нечешских эшелонов, не останавливались ни перед чем"⁵⁶.

В то же самое время различные участники гражданской войны на Востоке полагали, что если бы удалось вновь вернуть Чешский корпус на фронт, то большевики были бы разбиты. Генерал-лейтенант Д. В. Филатьев после того как он раскритиковал чехов, все же признал: "Несмотря на все только что высказанное, нельзя утверждать, что не было никакой возможности использовать чехов с боевыми целями. Чтобы попасть скорее домой, они готовы были принять участие в наступлениях, но лишь в направлении на Царицын, с тем чтобы по соединению с Деникиным они были отправлены Черным морем на Запад, чтобы им гарантировали вывоз их имущества, "интендатуры", как они называли жалование золотом. Так как это направление, самое выгодное для нас, не отвечало плану полковника Лебедева, оно и не было принято, содействие 50 000 войск чехов было потеряно, а Россия впоследствии расплатилась за безграмотную стратегию "вундеркиндов" и попустительства им адмирала Колчака"⁵⁷. Щепихин также был убежден, что, вернись чехи на фронт, армия Верховного правителя, совместно с Чехословацким корпусом, одержала бы победу: "И чехи, снова бы отдохнув, вернулись бы на фронт, судьба которого была бы иная... но старая, закостенелая беспочвенная враждебность к чехам со стороны сибирских кругов испортила все дело... Колчаку была известна обстановка переворота в слишком неблагоприятных для чехов красках, чтобы диктатор мог бы оставаться на платформе объективности... Доказательства никчемности, якобы, чехов, также, к сожалению, были налицо перед всеми. Это сотни чешских эшелонов, обременяющих своими стоянками железнодорожную магистраль и отнимающих подвижной состав"⁵⁸. Современный историк также считает, что отношения между Колчаком и чехами были омрачены с самого начала, с переворота 18 ноября. Он отмечает, что Колчаку было очень многое противно в Чехословацком корпусе. Верховный правитель "считал, что чешские генералы "только поручики" (каковыми они были в регулярной армии до революции)". "Коробило его и то, что большинство солдат Чехословацкого корпуса было из военнопленных, то есть из людей, нарушивших присягу. Колчак был прежде всего военным, и даже в гражданскую войну отстаивал мнение, что "армия вне

политики". Измена присяге ради политических идеалов - а, видимо, к ним он относил чешский патриотизм (но не русский) - ему казалась преступлением. Иметь дело с военнопленными, повернувшими оружие против "своего" государя, по существу, ему претило"⁵⁹.

Как бы ни раздражал русских военных благополучный вид чешских легионов и щегольски одетых легионеров, командование слишком хорошо понимало, что перелома в войне, особенно когда после первых успехов в апреле 1919 г. начались неудачи на фронте, можно добиться только с помощью Чехословацкого корпуса. В июле 1919 г. Ставка верховного главнокомандующего начала с командующим союзными войсками генералом П. Жаненом переговоры о возвращении легионеров на фронт. Высший орган Антанты - Совет пяти в Париже - решил использовать чехов для наступления на Уральском фронте. Премьер-министр Ж. Клемансо отправил телеграмму Жанену с детальным планом операции. 25 июня Бенеш телеграфировал чешским руководителям в Омск: "Союзники обязуются до нового года перевести в Чехию наши войска: 20 000 через Владивосток и остальных через порт Архангельск... Союзники обязуются оказывать чехам всяческую помощь при установлении связи с англичанами. В настоящее время там находятся 30 000 английских солдат. Выступление чехов должно произойти не под лозунгом антибольшевистского похода, а под лозунгом возвращения в Чехию. Английский министр заявил, что если это предложение не будет принято, наши солдаты попадут домой не раньше, чем через полтора-два года"⁶¹.

Многие русские военные и политические руководители понимали, что собственными силами победить большевиков не удастся. Свои надежды они возлагали на формирование чехословацких и сербских корпусов, которые, с образованными в этих странах частями русских военнопленных, начнут наступление с запада на Москву. 27 марта 1919 г. русский посол в Париже В. А. Маклаков сообщил в Омск мнение военного представителя Добровольческой армии Д. Г. Щербачева. Необходимо: "Первое - формирование сорокатысячного корпуса в Сербии, на что имеется согласие регента Сербии... и второе - отдельного корпуса в Праге из чехословаков и русских пленных"⁶². В Чехословакии главным сторонником идеи создания большой армии на чешской территории был К. Крамарж, премьер-министр, глава чехословацкой делегации на Парижской мирной конференции, лидер Национально-демократической партии. Убежденный сторонник идеи союза славянских стран, в первую очередь Чехословакии и России, он считал, что только в случае победы белого движения этот союз может стать реальностью и сдержать реваншистские намерения немцев. Крамарж хотел сформировать из русских военнопленных в Германии и Чехословакии стотысячную армию и 150-тысячную чехословацкую армию, которые вторгнутся в Россию под лозунгом освобождения Чехословацкого корпуса в Сибири.

Но другие чехословацкие руководители: президент Масарик, министр иностранных дел Бенеш считали этот план нереальным. Бенеш говорил Б. В. Савинкову, что чехи согласны поддержать формирование русских частей на своей территории, "но с весьма ограниченными целями, то есть формирование войск без больших политических планов и грандиозных походов на Россию... Я бы желал, чтобы у меня была реальная база, прежде чем я начал строить какие-либо планы и взял бы на себя какие либо обязательства по проведению широкомасштабной акции в России, то есть интервенции"⁶³. В конце концов из этих планов ничего не вышло. Из русских добровольцев была образована офицерская рота, насчитывавшая 100 офицеров и 28 солдат, но больше никаких частей создано не было. К формированию чехословацких частей даже не приступали. Офицерская рота была осенью 1919 г. отправлена в Вооруженные силы юга России.

Чехословацкое правительство отказалось от формирования нового Чехословацкого корпуса, получив категорический отказ командующего вооруженными силами союзников в Сибири Жанена отправить чехословацких солдат из Сибири на фронт: "Я был бы очень счастлив, если бы этот проект можно было осуществить. К несчастью, это невозможно, ввиду морального состояния солдат чешской армии... В этих условиях... приказ отправиться на фронт будет встречен с недоверием, чехословаки его не выполнят и не будут нам больше верить, они не могут понять, почему они должны возвращаться домой через Мурманск и Архангельск, как раз перед наступлением зимы"⁶⁴.

Трудно ответить на вопрос, насколько ответ Жанена был искренним - можно ли было, при соблюдении определенных мер в отношении чехословаков, добиться их возвращения на фронт, или французский генерал, взбешенный на Колчака за то, что тот не согласился войти в подчинение главнокомандующему русско-союзными войсками, не захотел отправить ему чехословацких солдат. К лету 1919 г. отношение к чехословакам в Сибири стало резко отрицательным. Иначе, как чехо-собаки, их звали редко⁶⁵. В сибирских городах была очень популярна в 1919 г. частушка: "Русский с русскими воюют - чехи сахаром торгуют"⁶⁶. Чехов обвиняли в разграблении российских национальных богатств и даже начали выдвигать обвинения, будто чехи похитили и даже вывезли в Чехословакию какую-то часть русского золотого запаса, захваченного у большевиков в Казани в начале августа 1918 года.

Чехи чувствовали себя все более и более неуютно в России, где, с одной стороны, монархическое офицерство считало их социалистами и пособниками большевиков, а с другой, усиливающиеся с каждым днем большевистские партизанские отряды считали их иностранными наемниками Колчака. В одной из газет Чехословацкого корпуса была напечатана карикатура: чешский часовой стоит у костра; из леса смотрит партизан и говорит - он белый, у железнодорожного пути стоит русский офицер и говорит - он красный. Пожалуй, самым неожиданным обвинением, которое невозможно комментировать, но встречающимся у многих современников, было следующее: "Не будь их, чехов, мы бы смирились с положением и не начинали борьбу, не будучи уверенными в успехе"⁶⁷.

В мае-июне 1919 г. Верховный правитель мог бы вернуть чехов на фронт при условии наступления на южном направлении, выплаты легионерам повышенного жалования и наделения их землей и т.д. Правительство Колчака было готово сделать эти шаги в октябре 1919 г., но тогда судьба белой Сибири была уже решена и никакой Чехословацкий корпус уже ничего не мог изменить. Неправильно было выбрано и направление движения корпуса. Попытка отправить легионеров во Францию через Архангельск в 1918 г. стала одной из причин восстания Чехословацкого корпуса. Выбор союзниками северного направления был связан с решением военного министра Великобритании У. Черчилля о проведении летом 1919 г. крупной наступательной операции союзных войск, усиленных двумя бригадами британских добровольцев, прибывших из Великобритании в конце мая - начале июня, и русских белогвардейских формирований, которые должны были соединиться с Сибирской армией Колчака.

Предполагалось, что чешское войско станет ударной силой союзной армии. После соединения союзные войска должны были быть выведены из Северной области и их заменили бы легионеры. Но после того как 22 июня 5-й Северный стрелковый полк белых взбунтовался, союзное командование приняло решение немедленно начать эвакуацию экспедиционного корпуса, войска стали сниматься с фронта. 27 сентября корабли с союзниками покинули Архангельск, 12 октября - Мурманск. Но если бы корпус был отправ-

лен на фронт в состав Западной армии, которая шла навстречу стремительно наступающим Вооруженным силам юга России (30 июля Кавказская армия П. Н. Врангеля взяла Царицын), после соединения двух армий можно было через черноморские порты отправить чехов домой, и надежд на успех было значительно больше.

К идее использования корпуса (с 1 февраля 1919 г. - Чехословацкое войско в России) вернулись лишь в октябре 1919 г., когда начались русско-чехословацкие переговоры об условиях возвращения чехов на фронт. Инициатива была проявлена русской стороной. Несмотря на то, что отношение Колчака к этой идее оставалось прохладным, председатель совета министров П. В. Вологодский поручил советнику Министерства иностранных дел В. Г. Язвицкому переговоры с чешскими лидерами об условиях возвращения на фронт. 26 октября уполномоченный чехословацкого правительства майор И. Гайны посетил Вологодского и сообщил, на каких условиях "чехи могли бы направиться на фронт против большевиков не добровольными только отрядами, но всеми силами своих регулярных войск". Чехи просили: выплачивать им жалование серебром, обеспечить их сбережения (до 15 млн. руб.) в сберегательных кассах в Сибири, удовлетворить их более надежными денежными знаками (кредитными билетами американского изготовления); предоставить некоторые льготы в наделении их в Сибири землей и ряд преимуществ в торгово-промышленной сфере⁶⁸.

Правительство Вологодского уже 28 октября заслушало доклад управляющего Министерством иностранных дел И. И. Сукина "О соглашении с представителями Чехословацкой республики по поводу выступления чехословацких войск на нашем фронте" и постановило принять все требования чехов.

Но было слишком поздно. Масарик и Бенеш были настроены крайне скептически в отношении идеи возвращения с оружием в руках через захваченную большевиками русскую территорию. Наиболее активный сторонник идеи возвращения чехословацких войск на фронт Крамарж подал в отставку с поста премьер-министра после того, как возглавляемая им Национально-демократическая партия потерпела сокрушительное поражение на парламентских выборах летом 1919 года. Решительно против был Жанен, который считал, что "число желающих сражаться не превысит несколько сот человек"⁶⁹. В конце октября - начале ноября 1919 г. фронт стремительно приближался к Омску, который был захвачен Красной армией без боя 14 ноября. В условиях большевистского наступления в органе корпуса "Чехословацкий дневник" был опубликован меморандум, подписанный официальными предстателями чехословацкого правительства в России, д-рами Б. Павлу и В. Гирса. Меморандум выглядел обвинительным приговором режиму Колчака: "В настоящий момент пребывание нашего войска на магистрали и охрана ее становятся невозможными просто по причине бесцельности, равно как и вследствие самых элементарных требований справедливости и гуманности. Охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войско наше вынуждено сохранять то здание полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось. Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрел без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление, и ответственность за все перед лицом народов всего мира ложится на нас: почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию". В меморандуме говорилось о "немедленном возвращении домой", а до этого момента чехи требовали, чтобы им "была предоставлена свобода к воспре-

пятствованию [проявлениям] бесправия и преступлениям, с какой бы стороны они ни исходили"⁷⁰.

Меморандум произвел сильное впечатление. Различные круги, поддерживавшие Колчака, были возмущены тем, что чехи, которые несли свою долю ответственности за жестокие наказания местного населения, поддерживающего партизан на линии железной дороги, теперь предпочитали во всем обвинять русские власти. Верховный правитель, который чувствовал, что дни его власти сочтены, ответил чехам в крайне резкой форме: "Я не считаю нужным давать какой-либо ответ по существу этого меморандума, который расцениваю, как поступок политического интриганства и шантажа со стороны лиц, его подписавших. Я не могу только не обратить внимание на связь этого меморандума с попыткой большевистского восстания во Владивостоке и на характер его, как на стремление получить санкцию великих держав на вмешательство вооруженной силой в русские внутренние дела. Допуская возможность такого вмешательства, я заявляю, что малейшие шаги в этом смысле будут мною рассматриваться как враждебный акт, фактически оказывающий помощь большевикам, и я отвечу на него вооруженной силой и борьбой, не останавливаясь ни перед чем"⁷¹.

Отношения между Колчаком и чехословацким руководством были окончательно испорчены. Именно в такой обстановке могла появиться история о телеграмме, текст которой до сих пор не найден и существование которой отрицают все русские мемуаристы, кроме генерала Сахарова, автора крайне недостоверных воспоминаний. Речь идет о якобы отданном адмиралом Колчаком приказе атаману Г. М. Семенову воспрепятствовать продвижению чехословацких эшелонов в Забайкалье и для этого взорвать туннели. Это должно было быть сделано в порядке мести чехам за то, что по их вине сотни русских эшелонов с детьми, женщинами, раненными офицерами и солдатами замерзали на Транссибирской магистрали, так как чехи забрали все поезда себе.

Но страстно рвались домой, в родную Чехословакию, далеко не все легионеры. Многие смогли хорошо устроиться в Сибири, обзавелись женами, семьями, хозяйством и не спешили менять устроенную жизнь на неизвестность в далекой Чехословацкой республике. Материалы Цензурно-контрольного бюро, через которое проходило большинство писем, отправленных легионерами домой, показывают, что часть из них хотела остаться⁷². Но ожидать предоставления "некоторых прав и преимуществ" им пришлось до 28 октября 1919 г., когда уже обрисовался исход гражданской войны.

Возможность выступления корпуса на фронт в первой половине 1919 г. учитывалась и по другую линию фронта. В конце января - начале февраля в Москве большевики вели тайные переговоры с представителем Чехословацкой республики проф. П. Макса об условиях возвращения Чехословацкого корпуса домой через советскую территорию; основным сторонником этой идеи среди большевиков был В. И. Ленин. 11 февраля Макса отправил телеграмму в Прагу: "После долгих совещаний и колебаний, по настоянию Ленина... я получил разрешение на возвращение чехов. Причем меня просили, чтобы я сразу объяснил в Праге, что советское правительство согласно пропустить чешское войско через свою территорию с тем условием, что его вооружение будет отправлено отдельным поездом". Трезвый практик, Ленин видел, что, несмотря на все усилия по созданию Красной армии, насчитывавшей в конце февраля 1919 г. около 500 тыс. человек, 40 000 чехов может оказаться вполне достаточно, чтобы покончить с детищем Троцкого⁷³.

Против этого плана выступили руководители Чехословацкой республики. Масарик, предвидя возражения союзников, считал, что "учитывая

международную обстановку, с этим необходимо подождать". Крамарж направил Масарику телеграмму из Парижа, угрожая своей отставкой в случае продолжения переговоров с большевиками: "Очень прошу вас воспрепятствовать этому, так как это запятнало бы чешское имя и нанесло бы большой вред нашему будущему, которое может быть только славянским. Если бы правительство начало какие бы то ни было переговоры с большевиками, я не мог бы оставаться во главе этого правительства. Для нашего будущего в славянском мире грехом является уже то, что наши войска в Сибири не участвуют в боях против большевиков, которые вместе с немцами и венграми представляют наибольшую опасность для нашей независимости. Переговоры с ними являются самым тягчайшим грехом против интересов народа"⁷⁴.

Чехословацкий корпус сыграл в 1918 г. выдающуюся роль в свержении советской власти на колоссальной территории и дал русским противникам большевизма уникальную возможность создать армию. В том, что они ее использовали не самым лучшим образом; в том, что, несмотря на все попытки чехов и словаков выступать в качестве посредников в создании всероссийского правительства, Директория была свергнута и заменена военной диктатурой, нет вины чехословаков. Когда же они убедились, что режим Верховного правителя терпит поражение и его не поддерживает большинство населения России, они решили любой ценой спасти себя и пропустить прежде всего свои эшелоны (в том числе с многочисленными грузами), ради этого выдав и Колчака, и золотой запас России; многочисленные русские беженцы были этим обречены на смерть от голода и холода, хотя тысячи российских граждан все же уехали в чехословацких эшелонах.

Заканчивая, стоит вспомнить о том, о чем не принято писать в серьезных работах по истории. Я думаю о судьбе Яна Сыровы - человека, сделавшего удивительную карьеру. Он попал в Россию совсем молодым человеком, задолго до начала первой мировой войны. Когда началась война, добровольцем вступил в состав Чехословацкой дружины. В 1915 г. был произведен в чин подпоручика, стал кавалером ордена Георгия 4-й степени. В 1916 г. командовал ротой. Под Зборовом был тяжело ранен и потерял глаз. В 1917 г. его карьера развивалась с феерической быстротой: в феврале 1917 г. он заместитель командира 1-го полка, в мае 1918 г. - командир 2-го полка, с июня 1918 г. - командир Северо-западной группы, с 28 августа 1918 г. - командующий Чехословацким корпусом; в декабре 1918 - феврале 1919 г. - командующий Западным фронтом; с февраля 1919 г. - командующий Чехословацкого войска в России. Блестяще начатая карьера продолжалась в Чехословакии. В 1920 - 1924 гг. Сыровы являлся начальником Военного командования Центральной Чехии; в 1926 - 1933 - министром обороны; в 1933 - 1938 - генеральным инспектором обороны. Осенью 1938 г. Сыровы был назначен премьер-министром и министром обороны. Он отдал приказ о капитуляции после Мюнхенской конференции. В 1947 г. он был арестован и 20 лет отсидел в советской тюрьме. Уже освобожденный, за несколько дней перед смертью, видя в августе 1968 г. советские танки на улицах Праги, не увидел ли он перед мысленным взором картину далекой Сибири, замерзшие эшелоны с русским беженцами, Колчака, смело встречающего свою смерть?

Не думал ли он о том, что испытания, постигшие его и родную страну в 1939 - 1968 гг., несли определенное историческое возмездие; не сожалел ли о том, что не отдал летом 1919 г. Чехословацкому корпусу приказ выступить на фронт?

Примечания

1. Восточный фронт. В кн.: Гражданская война в России. Борьба за Поволжье. СПб. 2005, с. 20.

2. ЗАЙЦОВ А. А. 1918. Очерки истории русской гражданской войны. М. 2006, с. 259 - 261.

3. Там же, с. 261.

4. КОТОМКИН А. О чехословацких легионерах. В кн.: 1918 год на востоке России. М. 2003, с. 203.

5. ГИНС Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. М. 2007, с. 65. .

6. Hoover Institution Archives (HIA). Boris Nicolaevsky Collection, b. 1, 1. 27.

7. МАСАРИК Т. Мировая революция. Воспоминания. Т. 2. Прага. 1926, с. 78.

8. HIA. Petr Vrangel Collection, b. 43. Доклад гвардии полковника Моллера, л. 19.

9. Из архива В. И. Лебедева. - Воля народа (Прага), 1928, N 8 - 9, с. 94.

10. МЕЛЬГУНОВ С. П. Трагедия адмирала Колчака. Кн. 1. М. 2004, с. 155 - 156.

11. Там же, с 154.

12. BUNYAN J. Intervention, Civil war and communism in Russia, April-December 1918. Baltimor. 1936, p. 104 - 105.

13. CHURCHILL W. The world crisis. Lnd. 1931, p. 95.

14. МАСАРИК Т. Ук. соч., с. 79.

15. Цит. по: МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., с. 156.

16. Там же, с. 155.

17. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с 83.

18. ПАПОУШЕК Я. Чехословаки и Советы. Прага. 1928, с. 348.

19. Цит. по: САВИЦКИЙ И. Прага и зарубежная Россия. Прага. 2002, с. 101.

20. ЛЕБЕДЕВ В. И. Борьба русской демократии против большевиков. В кн.: 1918 год на востоке России, с. 185 - 186.

21. Там же, с. 192.

22. ЕЛЕНЕВСКИЙ А. Лето на Волге. В кн.: 1918 год на Востоке России, с. 161.

23. Там же, с. 94 - 95.

24. Цит. по: КЛЕВАНСКИЙ А. К. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. М. 1965, с. 94 - 95.

25. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 11, 12.

26. КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 85.

27. Там же, с. 86.

28. Цит. по: МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., с. 296 - 297, 309.

29. HIA. Boris Nicolaevsky Collection, b. 1. КРОЛЬ М. А. Страницы моей жизни, л. 241.

30. Там же, л. 242.

31. Цит. по: ГИНС Г. К. Ук. соч., с. 195.

32. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 13об. -14.

33. Там же, л. 11, 35, 36.

34. Там же.

35. Там же.

36. Там же, л. 29.

37. ЧЕРНОВ В. М. Перед бурей. Нью-Йорк. 1953, с. 393.

38. Цит. по: МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., т. 2, с. 79 - 80.

39. ПЕТРОВ П. Перед выступлением чехов. В кн.: 1918 год на востоке России, с. 42 - 43; ДРАГОМИРСКИЙ В. С. Чехословаки в России. 1914 - 20. Прага. 1928, с. 78.

40. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 32об. -33.

41. Ibid.; BAR. Boris Bakhmeteff collection, b. 1, p. 1123.

42. Чешский патриот о войне и русской революции (по поводу воспоминаний Т. Масарика). - Голос минувшего на чужой строне (Прага), 1926, N 1, с. 129, 264, 265.

43. Там же, с. 265, 266.

44. BAR. Boris Bakhmeteff collection, b. 1. p. 1129.

45. КОТОМКИН А. Ук. соч., с. 581.

46. САХАРОВ К. В. Белая Сибирь. В кн.: Восточный фронт адмирала Колчака. М. 2004, с. 133.

47. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 64.

48. Барон А. Д. Будберг. Дневник. - Архив русской революции, 1924, т. 13, с. 312.

49. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 48 - 48об.

50. ДРАГОМИРСКИЙ В. С. Ук. соч., с. 92 - 93.

51. Там же, с. 119.

52. МОЛЧАНОВ В. М. Борьба на востоке России и в Сибири. - Белая гвардия, 1999/2000, N 3, с. 64.

53. ПЕТРОВ П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых. В кн.: Восточный фронт адмирала Колчака, с. 45.

54. Цит. по: ТАТАРОВ Б. К истории чешско-словацких частей в 1918 - 1919 гг. В кн.: Белое дело в гражданской войне в России в 1917 - 1922 гг. М. 2005, с. 55.

55. Барон А. Будберг, с. 311.

56. САХАРОВ К. В. Ледяной сибирский поход. В кн.: Великий Сибирский ледяной поход. М. 2004, с. 8.

57. ФИЛАТЬЕВ Д. В. Катастрофа Белого движения в Сибири. В кн.: Окрест Колчака. М. 2007, с. 221.

58. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 41.

59. САВИЦКИЙ И. Ук. соч., с. 95.

60. МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., т. 2, с. 90.

61. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 98.

62. HIA. Petr Vrangel Collection, b. 60.

63. Цит. по: САВИЦКИЙ И. Ук. соч., с. 99.

64. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 99.

65. САВИЦКИЙ И. Ук. соч., с. 98.

66. ГАРФ, ф. 6605, оп. 1, д. 8, л. 32.

67. САВИЦКИЙ И. Ук. соч., с. 96, 97.

68. ВОЛОГОДСКИЙ П. В. Дневник. В кн.: За спиной Колчака. М. 2005, с. 249 - 250.

69. Цит по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 99.

70. Цит. по: МЕЛЬГУНОВ С. П. Ук. соч., т. 2, с. 361 - 362.

71. Там же, с. 364 - 365.

72. БАЛМАСОВ С. С. Функционирование органов военной цензуры Российского правительства 1918 - 1919 гг. В кн.: Гражданская война на востоке России. М. 2003, с. 56.

73. Цит. по: КРАЛЬ В. Ук. соч., с. 97.

74. Там же.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Л. Г. Прайсман:

Комментарии: