Террор Французской революции обрел своего провозвестника 12 сентября 1789 г., когда вышел первый номер газеты Марата 1 . С самого начала был задан определенный тон. 12-го, освещая дебаты о двухпалатном парламенте и королевском вето, Марат заявил о существовании коалиции "трусливых депутатов" и "честолюбивого монарха", стремящихся поработить народ. 16-го он осудил "ярость врагов общества, алчность монополистов, бесчестность чиновников". Тема следующего дня - "могущественная клика в стенах Генеральных штатов", которая, мол, плетет повсюду интриги, опираясь на сонм своих агентов и приспешников, "рассеянных среди народа" 2 . С этого времени Марат не переставал день за днем довольно монотонно клеймить предателей и изобличать "отвратительные козни" всяких "ужасных лиг". Заговор, считал он, вездесущ: его руководители есть и при дворе, и в армии, и в коммуне Парижа, и даже в том самом Учредительном собрании, о котором Марат однажды напишет, что оно похоже на "шлюху, начинавшую как порядочная женщина, но превратившуюся в проститутку". Никто и ничто не могло заслужить его пощады. И даже уважение общества к тем или иным людям, казалось ему, в лучшем случае, следствием доверчивости или слепоты народа, которые, полагал он, столь же распространены, как и зловещие умыслы заговорщиков. Он находил лишь одно средство справиться с повсеместным заговором, рука которого виделась ему за каждым событием и за каждым решением, а именно - непрестанно проводить чистку и прополку, ведь вырываемые сорняки не перестают прорастать вновь и вновь: "Нельзя починить политическую машину без крепких ударов, - писал он в одном из первых номеров своей газеты, - так же и воздух не может очиститься без бурь". Как хорошо понял Мишле, Марат выдвинулся так рано потому, что занял позицию на высочайшем пике революционного радикализма и никогда ее не уступал, обладая верховным авторитетом в густонаселенном "королевстве" изобличителей. Ведь Марат был не единственным, кто взял на себя миссию выявлять и разоблача ... Читать далее