В работе представлены новые материалы эпохи развитой бронзы из Ачинско-Мариинской лесостепи - контактной зоны окуневской и самусъской культур. Из погребения, обнаруженного местными жителями близ. оз. Утинкинского на северо-востоке Кемеровской обл., до нас дойти уникальные подвески (фигурки медведя и птицы) и бусы из стеатита. В ходе проводившихся здесь позднее полевых исследований удалось выявить некоторые конструктивные компоненты комплекса и фрагменты керамических сосудов. По орнаменту на последних погребение следует отнести к самусъской культуре. Вместе с тем технология изготовления керамической посуды и наличие поделок из стеатита сближают комплекс с кругом окуневских памятников. На основании этого высказано предположение о синтезе самусъской и окуневской традиций на территории Ачинско-Мариинской лесостепи.

Ключевые слова: погребение, самусъская культура, окуневская культура, Ачинско-Мариинская лесостепь, контактная зона.

Введение

Озеро Утинка расположено в 1,5 км на юго-восток от пгт. Тисуль районного центра Тисульского р-на Кемеровской обл. Еще в середине 1960 - начале 1970-х гг. здесь были выявлены и частично исследованы четыре археологических местонахождения: могильник раннего железного века (татарская культура) Утинка I и неолитическая стоянка Утинка III на западном берегу озера, а также поселения таштыкского времени Утинка I и II на восточном и южном берегах соответственно. Данная территория является переходной от северных отрогов Кузнецкого Алатау к южной части Западно-Сибирской равнины. Погребение обнаружено на самом высоком участке сопки на западном берегу оз. Утинка, в 270 м на север от устья ручья Душной ключ и 240 м на восток от озера. Высокий холм, на котором находилось погребение, представляет собой останец размыва горных цепей, протянувшихся от центральной части Кузнецкого Алатау. В настоящее время сопка нарушена тремя силосными траншеями, в самой северной из которых было погребение.

Летом 2004 г. при заборе глины в силосной траншее местными жителями были обнаружены кости скелета человека. При дальнейшей разборке ими найдены два костяка: один взрослого человека, второй - ребенка. Судя по положению скелетов, умершие были погребены на левом боку с подогнутыми в коленях ногами, головой на восток-юго-восток. Рядом с человеческими останками находился скелет небольшого животного (собака?). В районе черепа и туловища обнаружено несколько керамических сосудов, один из которых в полной сохранности (утерян). Обломки других сосудов располагались компактно и, надо полагать, они были археологически целыми. По информации участников "раскопок", сосуды представляли собой плоскодонные банки, поверхность которых почти полностью (кроме дна) была украшена орнаментом. Вблизи костяков обнаружены каменные изделия - пять бусин и две фигурные подвески [Бобров, Герман, 2007].

Все перечисленные сведения об этом захоронении документально не зафиксированы. Некоторые данные участников "раскопок" (о расположении сосудов и

стр. 76

Рис. 1. Подвеска в виде медведя из стеатита (агальматолита). Утинкинское погребение, материалы 2004 г.

орнаменте, наличии полного костяка животного, особенностях трупоположения) противоречивы. Все это снижает достоверность полученной в ходе опроса информации. Вещественными свидетельствами существования погребения являются семь изделий из камня - две подвески и пять бусин.

Каменные украшения с западного берега озера Утинка

Подвеска в виде стоящего на четырех лапах медведя вырезана из камня темно-коричневого цвета* (рис. 1). Размеры: 28x15x8 мм. Левая сторона фигурки в районе головы и передней части туловища повреждена. В сечении фигурка овальная. Форма заготовки не установлена. Формообразование производилось шлифовкой на мелкозернистой абразивной поверхности. Выявлены следы использования строгального ножа [Волков, 1999, с. 20] при сглаживании граней изделия, особенно в зоне "брюха" медведя. Следы шлифовки на всей поверхности, кроме относительно небольших участков у основания, перекрыты в ходе полировки поверхности артефакта мягким, эластичным материалом. Показаны передние и задние лапы. На полированной поверхности прослеживаются линейные следы в виде каналов подтреугольного в сечении профиля. Вероятно, при формировании такого рода рисок в качестве резчика использовался металлический нож [Там же, с. 19 - 20]. Кинематика движения обрабатывающего инструмента односторонняя. В некоторых местах (преимущественно в зоне головы и хвоста) рабочий ход резчика неоднократный. Глубина каналов относительно невелика. Хвост выделен при помощи резной линии над отверстием для подвешивания. На морде зверя тремя резными линиями выделены нос, лоб, оба уха (глаза?); они переданы выступающим рельефом. Вся поверхность фигурки орнаментирована. Резные линии по бокам фигурки представляют собой орнаментальную композицию в виде продольного зигзага из двух-трех параллельных линий. Гравировка на спине зверя нанесена бессистемно.

После полировки в передних и задних лапах просверлены отверстия (диаметр 2 - 3 мм) для подвешивания. Следы работы свидетельствуют об использовании высокоскоростного станкового инструмента с относительно длинным, вероятно, металлическим сверлом. Следов подвески в каналах сверления не выявлено.

Подвеска в виде птицы вырезана из камня темно-коричневого цвета (рис. 2, 1). У фигурки обломаны передняя и задняя части. Размеры: 20x11x9 мм. Подвеска представляет собой слегка изогнутую прямоугольную площадку (спинка?) на постаменте (лапки?), в котором просверлено отверстие для подвешивания. Форма заготовки не установлена. На поверхности артефакта хорошо прослеживаются следы его формообразования на плоской мелкозернистой абразивной поверхности. Выявлены следы использования строгального ножа, применявшегося при сглаживании граней изделия. Полировка производилась с помощью мягкого органического материала. Сверление, как и при изготовлении фигурки медведя, осуществлялось после полировки поверхности высокоскоростным станковым (без заметных прецессионных колебаний) инструментом.

Широкая, слегка вогнутая плоскость изделия покрыта орнаментом, выполненным резчиком, в качестве которого мог использоваться металлический нож. Глубина рисок относительно невелика. С помощью трех изогнутых продольных резных линий поверхность поделена на четыре сектора. Два крайних заполнены короткими прямыми линиями, нанесенными по диагонали. В одном из центральных секторов продольно нанесены две короткие линии. Вероятно,

* По определению старшего научного сотрудника ИАЭТ СО РАН Н. А. Кулик, все предметы изготовлены из талька-стеатита или близкородственной ему породы - агальматолита.

стр. 77

Рис. 2. Подвеска в виде птицы (1) и бусины (2 - 6) из стеатита (агальматолита). Утинкинское погребение, материалы 2004 г.

орнамент передает оперение птицы; два крайних сектора следует отождествлять с крыльями. При бинокулярном изучении на одной из боковых граней изделия также обнаружены гравировки - девять резных линий разной степени проработки, образующих зигзаг. Очевидно, что композиция в этом месте не была закончена.

Поверхность рассматриваемого изделия, как и фигурки медведя, имеет следы контакта с мягким органическим материалом, появившиеся, может быть, во время долгого ношения в качестве подвески. Отсутствие следов вязки внутри отверстия, как и у фигурки медведя, - возможно, результат повторного, "оживляющего" сверления.

Пять бусин темно-коричневого, светло-коричневого и светло-серого цвета (рис. 2, 2 - 6). Их диаметр 6 - 16 мм. Сохранность изделий удовлетворительная. В ходе технологического анализа установлено, что три более крупные бусины (рис. 2, 2 - 4) и две относительно небольшие (рис. 2, 5, 6) сделаны различными способами.

Крупные бусины изготовлены посредством шлифовки на относительно плоской мелкозернистой абразивной поверхности. Работа выполнялась довольно небрежно: округлость изделий в плане весьма относительная. Линейные следы на поверхности бусин не являются следствием абразивной обработки; они оставлены резчиком и могут быть интерпретированы как элементы орнаментации. После полировки на относительно плоской органической поверхности изделия подвергались двустороннему сверлению с последующей незначительной развальцовкой краев образовавшихся каналов. Следы подвески артефактов не прослеживаются.

Мелкие бусины изготовлены с помощью шлифовки на относительно мелкозернистой плоской абразивной поверхности. Обработка поверхности и формообразование произведены тщательно. Сверление отверстий скоростное, станковое, вероятно, одностороннее. Орнаментация резчиком отсутствует. На завершающем этапе изготовления бусины полировались на относительно мягком органическом материале. Следы подвески артефактов не прослеживаются.

В целом каменные изделия из утинкинского погребения свидетельствуют о существовании в исследуемое время сравнительно развитой технологии обработки камня и использовании людьми разнообразных, относительно совершенных инструментов.

Исследования на месте разрушенного погребения

В 2007 г. при обследовании осыпи силосной траншеи в районе могилы были найдены 16 орнаментированных фрагментов стенок керамических сосудов (рис. 3, 1, 2, 5, 6), два бараньих астрагала и мелкие фрагменты костей животных. Для дообследования погребения и поиска продолжения могильника была заложена траншея размерами 3x10 м, ориентированная по сторонам света (рис. 4, 1).

В ходе исследования зафиксирована следующая стратиграфическая ситуация (рис. 4, 2 - 4): 1) дерновый слой с мелким щебнем - 0,04 м; 2) гумусированный суглинок темно-серого цвета с мелким щебнем - до 0,25 м (в восточной стенке до 0,4 м); 3) слой желтого суглинка с песчаниковыми выходами - до 0,3 м; 4) естественная "платформа" из плит песчаника в западной части раскопа; 5) слой темно-желтого суглинка (материк).

При вскрытии слоя желтого суглинка выявлено три пятна заполнения. Вдоль южного края раскопа располагалась линза черного цвета шириной до 0,15 м и длиной 1,3 м, уходящая в обрыв силосной траншеи. Линза находилась на месте разрушенного погребения. К северо-востоку и северо-западу от могильной линзы отмечено два черных пятна округлой формы. Кроме трех пятен заполнения, на этом же уровне в 0,8 м к востоку от могильной линзы было расчищено ком-

стр. 78

Рис. 3. Фрагменты керамических сосудов. Утинкинское погребение, материалы 2007 г. 1, 2 - сосуд I; 3 - сосуд из ямы N 1; 4 - сосуд II; 5 - сосуд III; 6 - сосуд IV.

пактное скопление плит песчаника. Сначала оно было принято за преднамеренную кладку, но после снятия камней и прокопки проявился естественный характер данного образования - одного из пластов геологического строения сопки. Ни один из выделенных слоев за пределами расчищенных объектов не содержал артефактов. Это дает основание отнести весь собранный подъемный материал к разрушенному погребению.

Погребение (рис. 5, 1). При выборке могильной линзы на глубине 0,54 м от уровня современной дневной поверхности обнаружен фрагмент тазовой кости барана (?). На глубине 0,97 м расчищены бедренная, берцовая кости, фрагмент тазовой кости и два эпифиза ребенка 6 лет*. Кости были потревожены. На том же уровне на площадке размерами 1,35x0,95 м, вытянутой с запада на восток, найдены пять орнаментированных фрагментов керамических сосудов (см. рис. 3, 4), пять астрагалов барана и маленький, диаметром 8 мм, отщеп из окремненной породы.

Большая часть обозначенной площадки с материалом была зачищена на ступеньке в обрыве силосной траншеи. После расчистки заполнения проявились темно-желтая суглинистая северная стенка и дно могилы (?). В ходе контрольной прокопки никакой материал не выявлен.

К северо-востоку от погребения находилась яма N 1 округлой формы, размерами 0,39x0,34 м, глубиной 0,05 м (см. рис. 5, 2). В ее северной части найден фрагмент стенки керамического сосуда с орнаментом в виде резного желобка (см. рис. 3, 3). В южной части ямы отмечена еще одна круглая яма диаметром 0,15 м и глубиной 0,25 м.

Яма N 2 овальной формы, размерами 0,3x0,37 м, глубиной 0,08 м находилась к северо-западу от погребения (см. рис. 5, 3). В яме ничего не обнаружено.

Керамика утинкинского погребения и его хронологическая атрибуция

При определении места материалов утинкинского захоронения среди западно-сибирских древностей главными элементами являются фрагменты керамической посуды. Достоверно они принадлежали двум сосудам, но не исключено, что три фрагмента относились еще к двум другим керамическим емкостям. Все черепки рыхлые, с эрозированной поверхностью и слоистым (сосуд IV) или комковато-обломочным (сосуды I-III) изломом. Черепки серовато-коричневые разных оттенков, излом темно-серый (сосуды I-III) или с четкой черной прослойкой (сосуд IV).

В ходе петрографического изучения** трех фрагментов (см. рис. 3, 1, 5, 6) был установлен один рецепт формовочных масс: глина + песок + шамот. Сырьем служили суглинки монтмориллонит-гидрослюдистого состава с примесью пылеватого обломочного материала (0,002 - 0,005 мм) полевошпатово-кварцевого состава (10 - 20 %). Песок представлен обломками биотит-роговообманковых гранитов и составляющих их минералов: кварца, калиевого полевого шпата (ортоклаз?), плагиоклаза (олигоклаз?), бурого биотита, зеленой роговой обманки и др. Размер обломков колеблется от 0,05 до 2 мм, преобладает 0,1 - 0,5 мм.

* Определение костных остатков произведено научным сотрудником ИАЭТ СО РАН Д. В. Поздняковым.

** Лабораторные исследования проведены в ООО "Новосибирская геологическая экспедиция" петрографами И. Ю. Вильковской, Л. И. Зубаревой.

стр. 79

Рис. 4. План раскопа (1) и профили стенок (2 - 4). Утинкинское погребение. 2 - восточная; 3 - западная; 4 - северная.

стр. 80

Рис. 5. План разрушенного погребения (1) и ям (2, 3). Утинкинское погребение.

Концентрация обломков до 60 %. Шамот представлен обломками черного, темно-бурого и красновато-бурого цвета, неправильной, овальной и угловатой формы, содержащими примесь песка. Состав их близок составу черепка. Размер обломков шамота колеблется от 0,1 до 1,5 мм. Концентрация шамота 5 - 10 %.

Форма сосудов моделирована неширокими (ок. 35 - 40 мм) лентами или жгутами, соединявшимися друг с другом внахлест. Толстые (7 - 9 мм) стенки горшков уплотнены выбивкой гладкой колотушкой, замыты (сосуды I-III) или покрыты тонким слоем глиняной суспензии (сосуд IV) и тщательно затерты гладким шпателем.

Условно реконструируется форма только сосуда I: близкая к закрытой, слабо профилированная, баночная, намечена вертикальная шейка, плоское дно (рис. 6, 1). Венчик с внешне асимметричным скошенным профилем. Сосуд IV, судя по профилю единственного найденного обломка, имел более раздутое тулово (рис. 6, 2).

Орнамент образуют узкие прочерченные линии, выполненные приостренным концом тонкой палочки. Орнаментальная схема на всех сосудах одинакова: узкий фриз из нескольких горизонтальных линий под венчиком продублирован таким же фризом в придонной части. Тулово сосудов украшают разреженные

Рис. 6. Условные реконструкции керамических сосудов I (1) и IV (2). Утинкинское погребение, материалы исследований 2007 г.

стр. 81
вертикальные рады таких же линий, которые тянутся от приустьевой части к днищу. Внешний край венчика, судя по сосуду I, не декорировался. На сосуде IV непосредственно под верхним фризом прямых прочерченных линий в той же технике нанесена "волна".

По технологическим особенностям (формовочная масса с примесью дробленого гранита, ленточно-жгутовой способ изготовления и выбивка стенок гладкой колотушкой) рассматриваемые сосуды близки к посуде самусьской культуры [Глушков, 1996, с. 104 - 105] и окуневского типа [Леонтьев С. Н., 2006, с. 261 - 265]. По форме и особенно орнаменту (композиция и отчасти техника исполнения) утинкинские емкости напоминают некоторые образцы самусьской посуды. Так, декор первых создает впечатление упрощенной стилизации орнамента самусьских "ритуальных" сосудов (четвертая группа по В. И. Матющенко [1973, с. 32], вторая группа по М. Ф. Косареву [1981, с. 97], группа В по В. И. Молодину, И. Г. Глушкову [1989, с. 92]), у которых вертикальные полосы из многих прочерченных линий являются обрамлением полей с антропо- или орнитоморфными изображениями. Таким образом, утинкинская керамика является либо собственно самусьской, либо ее подражанием и принадлежит группе древнего населения, находившегося в непосредственном контакте и под культурным влиянием самусьских племен. Так или иначе, квалификация утинкинского захоронения по фрагментам керамических сосудов позволяет определить территориально-хронологические рамки аналогов.

Как отмечено выше, о позе и ориентировке погребенных известно лишь со слов местных жителей. Обряд трупоположения на боку с подогнутыми ногами хорошо известен по материалам погребальных комплексов доандроновской бронзы - елунинской культуры [Кирюшин, 2002, с. 67 - 73], его элементы преобладают в пока единственном известном специалистам могильнике самусьской культуры Крохалевка-7А [Титова, Сумин, 2002]. В меньшей степени "скорченики" характерны для погребений окуневской культуры [Вадецкая, 1986], в единичных случаях встречаются в захоронениях кротовской [Молодин, 1985, с. 77]. На некрополях степановской культуры Васюганья пока зафиксирован только обряд трупосожжения [Кирюшин, 2004, с. 69 - 70].

Единственными дошедшими до нас конструктивными элементами утинкинского погребения являются ямы у северного борта могилы. Яма N 1, судя по конфигурации, предназначалась для установки, вероятно, деревянного столба. Важно, что найденный в яме фрагмент керамического сосуда по своим орнаментально-технологическим характеристикам аналогичен керамике из погребения. Подобные ямы для столбов или просто ямы, расположенные вблизи захоронений, наиболее широко представлены в окуневских курганах в Хакасско-Минусинской котловине. Например, в ограде кург. 2 могильника Уйбат V в одной из ям, заполненной камнями, обнаружен древесный тлен, вероятно, столбика [Лазаретов, 1997, с. 26]. В ограде кургана "94-й километр" обнаружены четыре небольшие ямы, заполненные плитами, крупными камнями и землей. По мнению исследователей, в них когда-то были установлены стелы [Гультов, Подольский, Цыганков, 2006, с. 120]. В Кузнецкой котловине в комплексе 15 могильника Танай-12 одним из авторов статьи было исследовано погребение, относящееся к самусьско-сейминской эпохе. Внутри ограды севернее погребения находилась ямка, забитая плитками; в ней изначально был установлен каменный столб или что-то иное [Бобров, 2006, с. 324]. СП. Грушин на могильнике Телеутский взвоз I выделяет ряд объектов ритуального назначения, среди которых значатся и ямы. По наличию в них диагностируемых фрагментов керамики и планиграфическому сходству с елунинскими погребениями исследователь датирует ямы тем же временем и отмечает, что некоторые из них, возможно, использовались для установки деревянных столбов [2007, с. 79]. Вблизи некоторых кротовских погребений Сопки-2 В. И. Молодин отмечает ямы разного размера. Одни ямы пустые, в других обнаружены фрагменты кротовской керамики, сосуд, бронзовая бляха, останки животных и птиц [1985, с. 76]. Подобные ямы, которые исследователи относят к ритуальным, встречены на грунтовых могильниках Тартас-1 и Преображенка-6 [Молодин и др., 2005; Молодин, Чемякина, Позднякова, Гаркуша, 2005; Молодин, Чемякина, Позднякова, 2007, с. 341]. Из приведенных примеров следует, что конструкции подобного рода часто встречаются в контексте погребальных комплексов сейминско-турбинского времени. Это дает основание отнести "просто" ямы и ямы для установки вертикальных конструкций к характерным элементам погребальной практики рассматриваемого периода на территории Северо-Западной Азии.

Другой компонент утинкинского захоронения - астрагалы барана - широко распространен в погребальной практике кротовской, елунинской и окуневской культур. В последней наиболее часто встречаются бусы из стеатита, аналогичные найденным в утинкинском погребении.

Подвески в виде фигурок медведя и птицы по-своему уникальны и стилистически не соотносятся ни с одним из известных скульптурных воплощений данных образов. В приведенной И. В. Ковтуном сводке медвежьих изображений в мелкой пластике западносибирских культур начала II тыс. до н.э. утинкинскому медведю отведено место в группе Б среди кротовских, самусьских и окуневских подвесок [2008, с. 101, рис. 2, 2]. По мнению исследователя, подвешивание фигурки "представляется стадиально-общим способом обращения с подобными фигурными миниатюрами"

стр. 82
[Там же]. Условным композиционным аналогом подвеске в виде птицы можно считать бронзовую фигурку из 2-го погребения могильника Ростовка; она являлась частью сложносоставного ожерелья, включавшего также каменные бусины [Матющенко, Синицына, 1988]. Особого внимания заслуживает материал, из которого сделаны утинкинские подвески и ожерелье. Поделки из стеатита самусьско-сейминского времени обнаружены только на памятниках окуневской культуры.

В целом все перечисленные особенности погребальной практики и инвентаря дают основание отнести утинкинское захоронение к памятникам первого этапа развитой бронзы Западной Сибири.

К проблеме самусьско-окуневских контактов в Ачинско-Мариинской лесостепи

Как отмечалось, обнаруженные в утинкинском погребении фрагменты керамической посуды имеют большое сходство с самусьским керамическим комплексом, а изделия из стеатита известны по окуневским захоронениям. Активное использование окуневцами стеатита в качестве поделочного камня, возможно, объясняется их контактами с горно-таежными племенами Восточного Саяна, богатого залежами талька-стеатита (Онотское месторождение, р. Онот). Материалы, полученные Н. В. и С. Н. Леонтьевыми в ходе работ в Казыро-Кизирском междуречье, позволяют предположить, что "окуневцы проникали в горно-таежные области с прилегающих степных и лесостепных территорий, видимо, лишь с целью промысловой охоты и, возможно, добычи металла" [Леонтьев Н. В., Леонтьев С. Н., 2006, с. 230]. Вероятно, в то же время на данной территории обитали "носители своеобразной керамической традиции, близкородственной "окуневской" Тоора-Даша и Тоджи" [Там же]. Через них к окуневцам мог попасть поделочный материал - стеатит (агальматолит) и нефрит. Не исключено, что из Восточного Саяна был получен материал для утинкинского ожерелья.

Культурно-историческое своеобразие Ачинско-Мариинского района заключается в том, что это была зона контактов двух значительных центров древней истории Сибири - верхнеприобского и среднеенисейского. Проявления самусьско-окуневских контактов на данной территории неоднократно обсуждались в литературе [Бобров, 1992, 1994, 2003; Молодин, Глушков, 1989, с. 113; Красниенко, Субботин, 2006, с. 237]. В. И. Матющенко, рассматривая происхождение самусьской культуры, отмечал, что в междуречье Томи и Чулыма "скорее всего проживали окуневцы" [1973, с. 124]. Он видел сходство между неолитическим населением минусинских котловин, на базе которого формируется окуневская культура, и Ачинско-Мариинской лесостепи [Там же]. В настоящее время в западной части Ачинско-Мариинской лесостепи известно несколько поселенческих комплексов с керамикой окуневского облика - Тамбарское Водохранилище, Большой Берчикуль I и др. Самусьская керамика встречается также в восточной части Ачинско-Мариинского района на поселениях Ашпыл и Инголь в Назаровской котловине, где доминируют окуневские комплексы. Таким образом, очевидно совпадение ареалов двух синхронных керамических традиций (рис. 7). По мнению СВ. Красниенко и А. В. Субботина, окуневцы появились в Ачинско-Мариинской лесостепи на поздней стадии существования афанасьевской культуры, о чем свидетельствует наличие керамики, выполненной в смешанной окуневско-афанасьевской технике. Однако позднее сюда проникали как собственно окуневцы, т.е. население периферии минусинских котловин, так и, вероятно, родственные им западно-сибирские самусьцы [2006, с. 237].

Найденная на Утинке керамика с самусьскими-окуневскими чертами не единична. В 12 км на северо-восток от озера на поселении эпохи бронзы Третьяково-2 одним из авторов настоящей статьи было исследовано погребение сейминско-турбинского времени. Обнаруженный в погребении сосуд по характеру орнаментации аналогичен образцам из окуневских комплексов, а по технологии изготовления - керами-

Рис. 7. Местонахождение Утинкинского погребения и ареалы памятников самусьской и окуневской культур (сост. по: [Бобров, 1992; Вадецкая, 1986; Красниенко, Субботин, 2006; Молодин, Глушков, 1989]).

стр. 83
ке групп Б и В (по В. И. Молодину и И. Г. Глушкову) с поселения Самусь IV [Бобров, 2003, с. 92].

Имеющиеся на сегодняшний день немногочисленные материалы позволяют сделать вывод о том, что на территории Ачинско-Мариинской лесостепи в самусьско-сейминское время проживали племена, материальная культура которых демонстрирует синтез самусьской и окуневской традиций. Говорить о доминировании какой-то культуры на данной территории в период доандроновской бронзы преждевременно. Что же касается утинкинского погребения, то на основании керамического материала его следует предварительно отнести к самусьской культуре и, соответственно, датировать XV-XIII вв. до н.э.

Список литературы

Бобров В. В. Кузнецко-Салаирская горная область в эпоху бронзы: дне. ... д-ра ист. наук в форме науч. докл. - Новосибирск, 1992. - 45 с.

Бобров В. В. К проблеме миграции европеоидного населения на территорию Южной Сибири в сейминскую эпоху // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. - Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 1994. - С. 53 - 56.

Бобров В. В. Погребение эпохи ранней бронзы в Мариинской лесостепи // Археолого-этнографический сборник. - Кемерово: Радуга, 2003. - С. 82 - 97.

Бобров В. В. Окуневские реминисценции в культуре поздней бронзы Кузнецкой котловины // Окуневский сборник 2: Культура и ее окружение. - СПб.: Элексис Принт, 2006. - С. 322 - 324.

Бобров В. В., Герман П. В. Погребение сейминско-турбинского времени в Ачинско-Мариинской лесостепи // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: мат-лы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН, 2007 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2007. - Т. XIII. - С. 178 - 183.

Вадецкая Э. Б. Археологические памятники в степях Среднего Енисея. - Л.: Наука, 1986. - 180 с.

Волков П. В. Трасологические исследования в археологии Северной Азии. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1999. - 192 с.

Гультов С. Б., Подольский М. Л., Цыганков И. Н. Окуневский курган "94-й километр" // Окуневский сборник 2: Культура и ее окружение. - СПб.: Элексис Принт, 2006. - С. 120 - 124.

Глушков И. Г. Керамика как археологический источник. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1996. - 328 с.

Грушин С. П. Ритуальные комплексы на памятнике Телеутский взвоз I // Проблемы археологии: Урал и Западная Сибирь. - Курган: Изд-во Курган, гос. ун-та, 2007. - С. 76 - 84.

Кирюшин Ю. Ф. Энеолит и ранняя бронза юга Западной Сибири. - Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2002. - 294 с.

Кирюшин Ю. Ф. Энеолит и бронзовый век южно-таежной зоны Западной Сибири. - Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2004. - 295 с.

Ковтун И. В. Восточная периферия самусьской культуры и изображения медведей в западно-сибирской скульптурной миниатюре и металлопластике II тыс. до н.э. // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2008. - N 3. - С. 97 - 104.

Косарев М. Ф. Бронзовый век Западной Сибири. - М.: Наука, 1981. - 280 с.

Красниенко С. В., Субботин А. В. Окуневские памятники на территории Назаровской котловины // Окуневский сборник 2: Культура и ее окружение. - СПб.: Элексис Принт, 2006. - С. 235 - 241.

Лазаретов И. П. Окуневские могильники в долине р. Уйбат // Окуневский сборник: Культура. Искусство. Антропология. - СПб.: Петро-РИФ, 1997. - С. 19 - 64.

Леонтьев Н. В., Леонтьев С. Н. Материалы эпохи бронзы Казыро-Кизирского междуречья // Окуневский сборник 2: Культура и ее окружение. - СПб.: Элексис Принт, 2006. - С. 228 - 234.

Леонтьев С. Н. К вопросу о керамической традиции окуневской культуры Среднего Енисея // Окуневский сборник 2: Культура и ее окружение. - СПб.: Элексис Принт, 2006. - С. 261 - 264.

Матющенко В. И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). - Томск: Изд-во Том. гос. ун-та, 1973. - Ч. 2: Самусьская культура. - 211 с. - (Сер. "Из истории Сибири"; вып. 10).

Матющенко В. И., Синицына Г. В. Могильнику д. Ростовка вблизи Омска. - Томск: Изд-во Том. гос. ун-та, 1988. - 136 с.

Молодин В. И. Бараба в эпоху бронзы. - Новосибирск: Наука, 1985. - 200 с.

Молодин В. И., Глушков И. Г. Самусьская культура в ВерхнемПриобье. - Новосибирск: Наука, 1989. - 168 с.

Молодин В. И., Парцингер Г., Гришин А. Е., Пиецонка Х., Марченко Ж. В., Новикова О. И., Гаркуша Ю. Н., Мыльникова Л. Н., Рыбина Е. В., Чемякина М. А., Шагов А. Г. Полевые исследования на могильнике Тартас-1 в 2005 году (Барабинская лесостепь) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: мат-лы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН, 2005 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2005. - Т. XI. - С. 412 - 417.

Молодин В. И., Чемякина М. А., Позднякова О. А. Археолого-геофизические исследования памятника Преображенка-6 в Барабинской лесостепи // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: мат-лы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН, 2007 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2007. - Т. XIII. - С. 339 - 344.

Молодин В. И., Чемякина М. А., Позднякова О. А., Гаркуша Ю. Н. Результаты археологических исследований памятника Преображенка-6 // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: мат-лы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН, 2005 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2005. - Т. XI. - С. 418 - 423.

Титова М. В., Сумин В. А. Открытие могильника самусьской культуры в крохалевском археологическом микрорайоне // Вести, археологии, антропологии и этнографии. - Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2002. - Вып. 4. - С. 77 - 83.

Материал поступил в редколлегию 14.05.10 г.

стр. 84

Permanent link to this publication: