М.: ИРИ РАН, 2003, 364 с.

Авторы¹ рассматриваемой книги предлагают коллективный портрет военно-политической элиты России в лице ее восьми видных представителей: военных министров Д. А. Милютина (очерк Л. Г. Захаровой), А. Н. Куропаткина (очерк Ю. Ф. Субботина) и В. А. Сухомлинова (очерк В. А. Авдеева), морского министра И. К. Григоровича (очерк Б. И. Гаврилова), начальника Главного штаба Н. Н. Обручева (очерк И. С. Рыбаченок), генерала от кавалерии А. А. Брусилова (очерк А. Г. Голикова), участника белого движения генерала Д. Г. Щербачева (очерк А. В. Шмелева), председателя совета министров и министра внутренних дел П. А. Столыпина (очерк А. В. Игнатьева).

¹ Авторский коллектив: доктора исторических наук А. Г. Голиков, Л. Г. Захарова, А. В. Игнатьев, И. С. Рыбаченок (отв. редактор), кандидаты исторических наук В. А. Авдеев, Ю. И. Гаврилов, Ю. Ф. Субботин, А. В. Шмелев.

стр. 215

Геополитические представления этих деятелей и их реальные действия оказывали в разное время влияние на международное положение России.

В сборнике также предложен авторский анализ объективных факторов, которые реально воздействовали на принятие внешнеполитических, решений названных лиц и главой российского государства, учитывалась мотивация, тем более любопытная в том случае, когда от императора требовался выбор, а ему предлагались несовместимые точки зрения. Кроме того, обращается внимание на значение внешнего фактора (особенно в случае коренного изменения международного положения в результате войны), а также учитываются ситуации, когда воздействие общественного мнения становилось столь сильным, что власть не могла не считаться с ним.

Проблемный подход к биографиям названных деятелей позволил авторам показать действующих на военно-политической сцене России лиц во всей присущей им неоднозначности. Трагические события первой мировой войны и революции, политизация истории в советские годы наложили отпечаток на репутацию Сухомлинова² . Меньше всего его имя в советской историографии ассоциировалось с реформаторской деятельностью, а сравнительный анализ двух военных министров-реформаторов, принадлежавших к разным поколениям, Милютина и Сухомлинова, не мог и возникнуть. Как показали авторы соответствующих очерков, возможности для сопоставления есть. Оба военных министра провели образцово мобилизацию в стране, не проиграли ни одного сражения. Однако главное заключалось в ограниченности военных реформ 1860 - 1870-х годов, проведенных Милютиным. Условия их проведения и допущенные пределы не могли предотвратить процесс измельчания прежде всего командного, главным образом высшего, состава. Русско-японская война 1904 - 1905 гг. выявила данную тенденцию в полной мере.

Основная стратегическая ошибка, ставшая ловушкой для Сухомлинова, была принципиальная ориентация Николая II и Столыпина на опережающее развитие и финансирование флота. Очерки А. В. Игнатьева и В. А. Авдеева совпадают в оценке стратегии власти и дополняют друг друга, дают возможность проследить преемственность в действиях и решениях.

Анализируя деятельность руководителей военно-морской и политической областей, авторы показывают природу ошибочных решений власти. Император испытывал давление информации, поступавшей от министров. Влиятельным фактором политики в условиях концентрации власти был характер министров, особенно при наличии у отдельных министров таких черт, как напористость и умение провести решение, учитывая при этом особенности восприятия монарха, его симпатии и антипатии, геополитические ориентации. Делая выбор и формулируя позицию, император руководствовался личными предпочтениями мировоззренческого, стратегического и тактического характера (вектор взаимодействия которых в каждом отдельном случае был конкретным). Другим фактором, мешавшим принятию правильного решения, была сила инерции. То, что было оправданным в 1880-е годы, в начале XX в. в новых условиях становилось ошибочным.

Ошибки царя и элиты при назначении конкретных людей на высшие посты в министерствах военном, морском и иностранных дел, ранее уже создавших себе имя и доблестно послуживших России на других постах и в других должностях, но в силу характера и личных особенностей оказавшихся совершенно неспособными к принятию решений, имели трагические последствия для военно-политического положения страны и самих назначенцев.

Рассматривая воззрения Куропаткина, с одной стороны, и Милютина и Обручева - с другой, авторы сборника отмечают, что их многое объединяло в понимании задач России в ее политике на Балканах и Ближнем Востоке. Однако именно Куропаткину выпала судьба разделить груз ответственности за поражение в русско-японской войне 1904 - 1905 гг., который обесценивал в известной степени в глазах потомков высказывавшиеся им положения в отношении геополитики России.

Морской министр И. К. Григорович, о котором в настоящем сборнике с глубоким знанием дела написал Б. И. Гаврилов, действовал в 1904 г. в Порт-Артуре достойно и умело, но и его имя осталось в тени общего военного поражения, поскольку в подобных ситуациях общество больше волнует вопрос "кто виноват?", и именно "виновники" вызывают наибольший интерес.

Причиной ошибочных решений власти в решающий момент становилась переоценка союзнического рвения партнеров, недооценка противников и преувеличение собственной силы, при свойственном характеру отдельных военачальников политическом идеализме.

Негативными последствиями, в частности, обернулись сами по себе добродетельные, но в качестве средств и принципов внешней политики неприемлемые, национальные и сословные дворянские особенности: великодушие и чувство чести. Два эти качества стали в 1917 г. западней для Брусилова, строившего свои расчеты на уверенности, что активные наступательные действия русских войск будут поддержаны союзниками. В развитии союзнических от-

² В исследовании "Финансовое положение России в годы первой мировой войны" (М.₍ 1960) А. Л. Сидоров при общей негативной оценке Сухомлинова считал специальной задачей историков выяснить вопрос о его шпионской деятельности или поощрения им шпионов (с. 53). Мемуарный рассказ Сухомлинова о его деятельности по улучшению боеспособности армии рассматривался как апологетический.

стр. 216

ношений Россию отличала жертвенность и готовность помощи в критических для союзников обстоятельствах. Однако ее усилия в этом отношении были односторонними, а примат этических соображений обернулся для страны ослаблением ее военного потенциала.

Переломным стал рубеж XIX-XX вв. Время, когда политическое достоинство обеспечивалось исключительно военным могуществом, прошло. По мнению Обручева влиятельным фактором становится умение или неумение правительства распределять силы и средства, развивать внутренние средства народа. Основой могущества страны помимо военного потенциала становился промышленный, торговый, финансовый и интеллектуальный потенциал (с. 73). Экономические факторы, менявшие положение России, бросали вызов ее государственности. Обручев не случайно считал, что без развитой сети железных

дорог Россия утратит свое значение в Европе, уже преуспевшей в этом деле. Коренным образом изменилось политическое положение России - она стала несравнимо более уязвима. "Победить в борьбе с Европой, по мнению Обручева, - пишет И. С. Рыбаченок, - Россия могла бы, объединив частные интересы с государственными" (с. 78).

Следует отметить взаимодополняемость очерков Л. Г. Захаровой и И. С. Рыбаченок, посвященных Милютину и его младшему соратнику Обручеву, пересечение сюжетных линий в характеристике кризиса, вылившегося в русско-турецкую войну 1877 - 1878 гг.

Обручев "последовательно, на протяжении всего Восточного кризиса, стремился добиться действенной гарантии безопасности юга страны, получив укрепленные позиции на Босфоре. Его взгляды выражали национально-государственные интересы России в вопросе о проливах. Совпадая по сути с мнениями Нелидова, Игнатьева, Мартенса, они отличались по форме, поскольку Обручев предлагал не дипломатическое, но силовое решение вопроса" (с. 95). С возникновением единой Германии в 1871 г. Обручев видел в ней и в Австро-Венгрии главную опасность России. В начале 1890-х годов считал, что война с Германией и ее союзниками надолго определит соотношение сил европейских держав, особенно Германии и России. Обручев предсказывал масштабное столкновение из-за Восточного вопроса. Он опасался враждебных России политических коалиций и предостерегал: "Ни под каким видом не впутываться в войну на Дальнем Востоке", на которую будут подталкивать Россию европейские державы.

В литературе неоднократно упоминалась "Записка" статс-секретаря а. М. Безобразова Николаю II о борьбе России и Японии за влияние в Корее и Китае. Последний возглавлял группу агрессивно настроенных крупных помещиков и предпринимателей, нацеленных на экспансию на Дальнем Востоке, получившую название "безобразовская клика". Речь в "Записке" шла о концессии, как о форме выражения государственного интереса в противовес японскому влиянию. России требовалось получить крупные частные коммерческие интересы в Корее, защита которых давала бы право вмешиваться в корейские дела. Так власть сформулировала одну из стоявших перед внешней политикой на Дальнем Востоке задач. Предметом внимания стала лесная концессия, приобретенная в 1898 г. в двух северных провинциях Кореи сроком на пять лет. В 1903 г. истекал срок корейской концессии в том случае, если концессионеры не приступят к ее эксплуатации. Левый берег р. Ялу, где находилась часть концессионных земель, заняли японцы, для которых стратегическое положение реки не являлось секретом. В декабре 1902 г. Безобразов был командирован для проверки и скорейшего закрепления концессионных прав. Поскольку наверстать потерянное время не удалось, то ничего, кроме воинственной риторики, которая сгустила предгрозовую атмосферу кануна русско-японской войны, не оставалось. Но укрепившееся в историографии противопоставление миролюбия Витте (и вместе с ним Куропаткина) и агрессивности "безобразовцев" упрощает ход реальной борьбы. Внимание исследователей не обращалось на то, что в источниках улавливается и общее в тех средствах, которые пытались использовать обе соперничавшие между собой группировки, чьими лидерами были Витте и Безобразов.

Амбициозность великодержавной власти находилась в неразрешимом противоречии с изношенностью важнейших частей государственного корабля, обеспечивавших военный потенциал, а следовательно и возможность самой власти проявлять активность во внешней политике. Время было упущено.

Стратегические ошибки во внешней политике дорого стоили российской государственности. Под вопросом оказывалось само существование страны. Крупнейшие военные поражения в начале XX в. сопровождали революционные потрясения. И если под ударом обрушившейся первой революционной волны в 1904 - 1905 гг. Россия не развалилась, то разрушительная сила повторного военного и революционного шторма 1914 - 1918 гг. привела Российскую империю к краху.

Из всех представленных в сборнике исторических лиц наименее известен генерал Д. Г. Щербачев. А. В. Шмелев в очерке, посвященном этому деятелю, показал вектор геополитических интересов Великобритании и Франции по отношению к России, который не изменился в годы интервенции и гражданской войны. Он пришел к выводу о наличии прямой связи между фактом ослабления русского правительства и падением международного престижа страны, с одной стороны, и усилением давления союзников по общим проблемам (отношению к Германии), а также конкретным вопросам (заказам, ввозу и вывозу грузов из Архангельска и Владивостока и др.) - с другой.

Представители белых армий не рассматривались союзниками как равноправные партнеры (ни одно из

стр. 217

правительств не было признано официально), они обладали совещательным голосом. Чувство бессилия было основным эмоциональным состоянием у лиц, которые вели переговоры с союзниками о предоставлении помощи белому движению. Сложная геополитическая игра Великобритании и Франции, боязнь огласки и предпочтение, отдававшееся тайным действиям, обрекали Россию в случае поражения большевиков на тяжелейшие последствия, вплоть до потери национального суверенитета, когда бывшие союзники в полной мере могли бы почувствовать себя "в положении опекунов России". Альтернативы советской власти в обретении Россией влиятельного международного положения в 1918 - 1920 гг. не было.

Как показано в очерке А. В. Шмелева, панславистские убеждения Щербачева вылились в идею об организации славянского добровольческого корпуса для борьбы с большевиками, которую он настойчиво считал насущной задачей, хотя ни Деникин, ни Колчак не считали целесообразной интервенцию вне зависимости от ее этнического происхождения, рассчитывая на техническую (вооружением и обмундированием) и финансовую помощь союзников. Личность Щербачева отразила характерные для элиты белого движения черты: амбициозность и властолюбие, не позволявшие им подчиниться другим, торжествовали над объективной необходимостью единства действий (конфликт Д. Г. Щербачева с А. А. Игнатьевым). Они разъедали декларируемую Деникиным, Колчаком и Юденичем идею "общего дела возрождения России".

Истоки ошибок руководства белым движением коренились в прошлом. Так, переоценка желания союзников помочь России - иллюзия, за которую дорого заплатили белые, была следствием довоенной ориентации конкретных лиц либеральной и либерально-консервативной ориентации на союзнические отношения с Антантой. Контакты А. И. Гучкова с У. Черчиллем, о которых пишет автор, стали логическим продолжением данной линии. Последствия, как показал А. В. Шмелев, на примере ставшего заложником политических обстоятельств Юденича, были самыми тяжелыми. Между тем в принятии союзниками финансовых решений помощи белому движению определяющими были два фактора: геополитический (обязательность германофобской позиции и согласие на независимость Финляндии, а также Прибалтийских государств) и соответственно политические и концептуальные представления лидеров белого движения. А их взгляды были разными. Если Юденич, Щербачев, Головин, Миллер были согласны признать независимость Финляндии, то иначе смотрели на этот вопрос Колчак, Деникин и Сазонов, царский министр иностранных дел, выполнявший эти же функции у Колчака.

Разным, как отмечает А. В. Шмелев, было отношение к белому движению и среди союзников. Не было единства даже среди консерваторов. Если Черчилль не ставил щекотливый вопрос о независимости Финляндии в прямую зависимость с предоставлением помощи, то другой консерватор полковник Стиль, возглавлявший британскую разведывательную миссию в России, не сочувствовал белому движению.

Сборник отличает свежесть и богатство архивных материалов, использованных авторами. Поднятые в сборнике проблемы, их глубокий и содержательный анализ привлекут внимание не только специалистов, но и всех, кто интересуется историей.

М. Ю. Лачаева, доктор исторических наук, профессор МПГУ

Permanent link to this publication: